Текст книги "Рассказы Гончара"

Пастух и Свирель

Сидели на берегу реки 3 молодых пастуха. И вздыхали они о будущем.

Старший так говорил:

– Мне бы, братцы, невесту красивую златокудрую, дом большой да поле такое чудное, чтобы на нём само всё росло и зрело.

Средний возразил ему тогда:

– Зачем тебе большой дом, если в нём не будет убранства узорчатого да картин заморских, которые бы в дни холодные своим светом душу радовали и не уставали услаждать очи женские? Вот что прекрасно на Руси-Матушке дОлжно быть.

Младший же смотрел на них, слушал, да кивал. Потом схмурил брови свои и тихо ответил:

– Нет, братцы, не по сердцу мне такое будущее придётся. Мне бы запах моря вдыхать и цветов аромат, по полям на коне вдоль осинок скакать, и искать ту всевышнюю правду на свете, чрез которую все созидается здесь. Мне бы найти, уловить лишь бы взгляд тот подлунный, а потом ухватить снега белого прядь, чтобы в душу внести её взор всех нетленный и с собой пронести на закат. Во встрече той я ищу не земного довольства, не душевных красот и не сказочных дней, я хочу посмотреть в глубину ту колодца, что она пронесет сквозь миры, проходя сквозь долины, что смертью зовётся. Я увидеть хочу её взор хоть на миг, чтобы знать, чтобы быть в её милой улыбке и любви божества на земле.

И как молвил сие младший брат, тут к троим пронеслась птичья трель чрез реку и присела к нему птичка малая словно птенец, не синица она, и не трясогузка, но во взгляде её мудрость лет промелькнула. Спела песню она, да такую тончайшую, что услышал её лишь один из троих. И позвал он тогда своих братьев словами победными:

– Идёмте за мной, она хочет сказать нам о небесных мирах и долине цветов!

Но не поняли речь его братья, не услышали звук его сладкий, и отвергли слова как безумие, посмеялись они дерзновению.

И оставив свой дом, поспешил младший брат пойти за свирелью нездешней, он за птичкой пошёл, она пела ему о мирах и долинах медовых. Вместе с ней научился он слышать язык и зверей и растений, вместе с ней он познал тайны знаков и духов отныне. Но найдя свое счастье, познал и печаль, усмотрел в её сердце тревогу.

– Что тревожится в сердце твоем, о свирель? – он задал вопрос ей однажды.

И сказала она:

– Мне тревога одна, вот годами пою о нездешнем, но увидеть тот сад не могу, не смогу я, ведь изгнали меня и не знаю за что. Жду я часа смертельного, чтобы познать. Но вопрос мой не сладок, он звучит все тревожней, вдруг останусь здесь я навсегда? – проронила, печалясь она.

И тогда младший брат возопил к небесам:

– Что вы боги и ангелы зрите? Почему не возьмете её навсегда и за что вы судьбу так взывая гневите, что она вся печалью объята одна?

Так вопил он не раз, но на третий же день ангел с неба спустился в обитель. Он сказал, не сердясь:

– Держишь речь ты свою, но не знаешь всего, и за что она здесь, а не в небе. Но поскольку ты взял под охрану её, то позволь предложить свою сделку. Лишь тогда вновь узреет она райский сад, как земная кровь на неё хлынет. И тогда мы простим за деяния её и возьмём в дивный сад как сказал я.

Вновь понурил главу младший брат после слов, и пошёл он скитаться с ней вместе. Так прошёл год, второй, под конец уходил третий месяц июля, всё вздыхала она о нездешнем. Полюбил ту свирель младший брат как свою, и в печали он принял решенье. Взял он нож и рассек свой живот в тот же миг, и обагрилась кровью та песня. Но как только взглянул на себя от земли, диву дался он чудному чуду. Нет ни раны, ни крови, цел он духом и телом, предстоя перед небом. Нет здесь смерти, одна лишь награда. Вновь взглянув на свирель, ахнул брат и умолк в тот же день. Снизошёл другой ангел, взял ту птицу с собой и сказал, не прощаясь, смеясь:

– Ты познал всю любовь и не предал себя, ты пошёл на жертву для неё и для жизни, что в истине златом духовным хранима. Я за то награжу, младший брат, и тебя, вы – венчайтесь, идёмте со мною. Вы – отныне друг другу – кровный брат и сестра, ваш удел 3-е небо в долине, где нет слаще олив и над всем воздыхает, любуясь во веки, взор изящный Софии, что в розовых платьях любви с нами ночью и днём пляшет в танце, кружась хороводом.

Так закончился сказ, он был первым из первых. Младший брат в нем познал красоту сего духа, а читатель узрел, что есть чистое сердце в тех троих, что в блуждании ходят.

Сине-красная кровь

Жила-была в одном царстве-государстве златокудрая прекрасная принцесса. Всем она была мила, но один лишь в ней изъян для вельмож и для господ, что несет в себе. Кровью та была принцесса не царевна, не баронесса, а была она, чертовка, полукровка. Красна кровь в ней от царей, от вельмож, господ Тридевятого, синя кровь в ней ворожея, родом из другого племя, дочь она морского князя.

Слово за словом, дело за делом, началась война Тридевятого с царством моря голубоглазого. И проникли враги во дворец, и убили они короля, чтобы взять принцессу его к себе, посадить на трон другого княжества. Но принцесса была хоть слаба, убежать от них без труда смогла.

И идёт к ней навстречу в лесу толпа. Та толпа не проста, вся разбойничья. Захотели они её в плен взять, да за выкуп приличный отдать. Только принялись её связывать, из укрытия, словно молния, прорывается молодец, всей фигурой своей светоносный да мечом в руке для печенегов острым.

Спас сей молодец златокудрую от напасти великой разбойничьей, но как битву закончил великую, он спросил её делом за делом:

– Отчего ты, принцесса, здесь прячешься? Отчего не вернешься к вельможам, воцарив себя на престоле?

Пригорюнила в миг сей принцесса.

– Куда не пойду я, и что не ищу, везде вижу людей с умыслом хватким, умыслом гадким, как бы меня на престол посадить, куклой сделав своею во власти-игре.

Молвил мечник тогда:

– Идём же со мною. Я буду тебя защищать от врагов, ты сердцем моим станешь, душою, я буду с тобою во веки веков.

И так шли они по пустыням, долинам, пока не пришли к царству земли, что строится смело лесными людьми, ушедших от мира, подальше от мира, где царство на царство не идут ради власти, где люди одни не питают напасти.

Прознали про то вельможи зловредные, прознал царь Морской и царь Тридевятого, опережая друг друга оба слепые, послали войска они на захват лесных жителей.

Вторая война всколыхнула те земли, побили лесных приютивших её, но мечник вновь спас, обернувшись волчонком, на север унёс далеко-далеко.

И скорбью наполнилось девичье сердце, друзья все погибли её в той войне, их не вернуть, но кровь неизменна, и из-за неё ловят снова во сне. Она полюбила народ Тридевятого, но сердце одно, не разрубишь его. Она полюбила Морского владыки народ в той же мере как любят своё. И кровь забурлила, запенилась в сердце, и в красных тельцах с синей гладью просвет, и красно и сине – отныне едино, огонь запылал в розовой же крови.

– О мечник, о милый, сожжём же лжецов, тех вельмож на корню!

И в праведном гневе потери любимых она воспылала, война на краю.

Вы слышали, братья, та ода звучала как яростный вихрь, разрывающий плоть. И север восстал против князя Девятого, восстали сыны господинов Морского. И мечник, возглавив великое царство, был с нею все дни, когда жгли те мосты. Великое войско царевны-принцессы повергло всех в плач, в скрежетанье зубов. Пришла ко дворцу она в гневе возмездья, единой главою став всем госпожой.

Так будет урок всем, не надо войною идти против тех, в ком кровь цвета роз. Пламя любви в ней велИко настолько, что смочь всех убить, в ком кривда живёт, чтоб было великое счастье планетное, чтоб вновь могли петь гимн небесной любви.

Вопрос Старшей Души

Говорила Душа, веселясь и играя:

– Я по раю хожу, светит солнце во тьме. Я считаю… считаю, что люди равны все, я считаю… считаю, что нет зла нигде!

И на встречу ему вышел ангел с улыбкой:

– Ты не знаешь всего, нет ни опыта, слез. Воплотиться в земном промежутке столетья ты не хочешь, чтоб выяснить правду всерьез?

– Я хочу, о мой ангел, здесь все повидал я, и рай – замечателен, но не познал, как быть на земле в темный век повеленья, чтоб выяснить снова правду свою!

– Учти, о дитя, там будет ужасно… и холодно, мерзко от многих людей, пройдя свою жизнь, ты узнаешь напрасно ли правду свою предложил нам в суде.

– Готов оказаться в столетье измены привычным укладам, в столетье вины. Хочу я увидеть своими глазами людей переход в другие миры!

– Твоё здесь решенье – закон, о дитя. Идём же со мной, тебя провожу я в земное рождение – сказал Душе ангел, уйдя в пустоту.

Смотрел Демиург на Души той рожденье и плакал, смеялся, читая судьбу:

– Родное дитя, я буду отцом здесь, тебя уведу от счастья и грез, нашлю всех врагов, чтоб прошёл испытанье, но к главному духу – тебя приведу.

РодИлась Душа, начались те скитанья, что старому миру не по плечу, она оказалась в изгнанье, она оказалась в плену. Друзья – приведенья, их не было, что же, иное найти утешенье – не труд. Родителей – то же, их не было рядом, хотя пусть формально в двух метрах живут. Их души, увы, были младше разрядом, от Духа рожденья в мыслях не ждут.

Взмолилась Душа:

– Прости, о мой ангел, не знала, не знала, что люди так злы, они – не равны. Они не равны по знаменам и росту, нет роста в них, нет, одни лишь грибы, пусть общий источник, на всех Он один.

Один в них Источник, дух сердца един, казалось бы, что же так может пригнуть их, земное довольство иль рабство седин? Земные страданья иль сердца лёд душный, какие причины, в чем соль их измен?

Душа-великанша ходила в потемках, вопросы текли из неё как ручей, но свет убирает неведенья сумрак, и свет просвещенья, даруя ответ, пришёл к ней в изящной фигуре Софии, что знанье влечёт в духе жизни билет.

– Я слышу, Душа, как ты плачешь, рыдаешь, тревога – не знает небесных миров, пошлю Я свой плащ, укрою в объятье, пусть сердце твое познАет любовь.

И Мать укрывала любимую Душу – родная Сестра любовалась тобой, она всех миров чистый блеск Абсолюта, она чистый свет лицезренья миров.

– Не плачь, успокойся, ты знаешь как больно тем, кто причинял тебе эту боль, они же едины, их сердце – осколки, твое же кристалл без трещин-купюр. Познай же виденье себя сквозь эфиры, познай радость счастья и трепет огня. Родная Душа, ты мое утешенье, сложи все осколки любовью в одно, тогда ты увидишь, как радуга в людях способна пройти на вершину творенья, достигнув врат Бога, достигнув веселья, покой долгожданный, покой наслажденья.

Так через Неё Мать Мирозданья речь свою вескую в быль обрела, прошла тот урок Душа в момент смерти, и вновь в рай вернулась к любимым своим. Теперь она старше, не знает лишений, с другими детьми в игре день напролет.

Ну что же, пусть каждый из нас есть дитя то, осталось дождаться развязки своей, уйдем в мир небесный по радуге света, расти – еще много веков в перечет.

Ода Командору Аарн

Среди космических существ, путешествуя сквозь время и миры, жил и где-то до сих пор живёт бессмертный Командор. Он раньше был всем Властелин, владыка темный и жестокий, бессмертия вкусив плоды, он хаос жизни усмирил и хаос стал его проклятьем.

Воздвигнута Империя одна, вторая, третья. Но не доволен Властелин, Владыка Хаосом влекомый, он видит в них жестокость сил, он видит слабость и бесчестье. Что толку быть главой всего, когда ты мерзость лишь плодишь, Империи возвОдя на вершину, с престолов убирая смертных господинов?

Раскаялся Владыка в делах своих, он видит их тщету и серость. Империи под ним ломают расы, плодя экспансию во вне, но в чем их смысл, в чем задача помимо власти и захвата? Владыка обратился к Богу, взывая о пощаде сил, желая смерти не кому-то, желая смерти лишь себе. Но Бог ответил, усмехнувшись:

– Плодил ты горе, кровь и гнет. Отныне искупи дела все, построй любви хоть островок.

И вдруг схватило сердце Власти, то был не суд, но жизни свет, к нему коснулся лик Софии, чью женственность когда-то он отверг.

И пал камней острог забитый, смягчилось сердце тьмы Владыки. И стал он собирать из светлых сынов свой Орден, свой оплот.

Оставил власть, богатство, славу. Ушёл от мира Командор, возглавив небольшой кораблик, идущий по Вселенным вод. Назвал он Орден свой любезно, «Аарн» отныне и вовек.

Аарн в космическом полёте живущих правдой призовут:

– Эй, ты, раб здешний, отверзни очи и посмотри наверх, где солнце с небом в танце ночи идут сквозь время и миры. Там дом Аарн, живущих светом, они приходят к вам и тайно зовут всех угнетенных миром, зрячих сердцем, кто крылья духа пробудил, они зовут в свой мир, что раем покажется сперва.

«Так изменил свой путь Владыка, о нём забыла знать Империй, которых он создал. Отныне, ты, о всадник веры, зовёшь с собой в путь крыльев духа, зовёшь к себе в любви обитель, зовешь всех правдой без вины. Оставил ныне осужденье, оставил страх и гнет оружья, ты беглый маг, отшельник лунный, идёшь путем всенощной жертвы, и жертвуя собой, спасаешь многих чистых, светлых, кто был никем, тот стал орденоносцем всех Единого катаны блага.

Возненавидели твой Орден, он конкуренцию людей отверг как демонскую прихоть, он общество созданий света создал из сирых и убогих, творцов миров, созданий Бога, детей души и сердцем крыльев».

Так пели Командору Барды, которых ангелы измены, завидев, корчатся от боли, что в бездне черной любят сумрак.

Но только взяли Аарн славу, построив нам Союз планетный, былая тварь стяжала силу, подмяв земли империй страстно, желая погубить напрасно Союз Аарн, Союз Владыки, что Командором как Отец стал.

– Как быть Отец наш, неужели ты принесёшь себя как жертву, чтобы спасти Аарн от гнета, чтобы спасти Союз планетный?

В печали дети Командора, он тот герой, что спас от боли, взяв боль страданий на себя их. Бессмертным Бездна Командора воздвигла в наказанье судеб, не знал он жертвы большей в жизни как жертва, что в любви возносит к Богу. Оставил он нетленный крейсер, не стал он воевать Аарн, Владыка спрятал их от тёмных, поставив серый знак печали, пошёл на крест в сознанье к тварям, что обрекли всех обезглавить.

Владыка сам себе стал жертвой, растерзанное божество в нем ушло в небесные миры. Святой угодник-страстотерпец оставил Орден светлоликий, ведь сердце знало тьму империй и свет созданий детей Бога от ласки слова милой девы, от дуновения Софии.

Волшебник Сфер

В начале был во мраке Свет, идущий сквозь завесы снов, он был сияньем неземным во сфере неба нот. Он был влеком своей игрой с Собой – как в зеркале звучала речь небесной сферы зов. Родил тот Свет из снов небес Рассвет над Изумленьем. Рассвет в начале был начал, он был рождён двойной душой, Любовью непрестанной. Отец и Мать родили Дочь, и Сын был их Заветом. В Завете утвердили лик душ ипостасно цельных. Играли дети меж собой, и их игрой был назван луч над радугой весенней. В игре начало всех начал божественный младенец с любовью к Матушке искал свой лик в звезде творенья.

Искал Он лик средь детских игр, но был старее духом. Забавы сфер не счел поэт уделом первородным.

– Я знаю, Сын, искал ты дочь – мою земную святость – сказала Мать, ведя его по дивным-дивным садам. – Смотри, она уже ушла по воле духа своего в земную плоть из сада. Желаешь роста для себя – найди себе призванья, спроси у духа от Отца заветный план скитанья, в котором душ по младше – чин твой – позволит изменить изъян сознанья.

Призвал ребёнок божества свой высший дух, свое сверхЯ, создал с ним план изгнанья, в котором на земле идя, страдая и моля сверхЯ, научит он людей Отца развиться по спирали. По лестнице его летя, они увидят тьму себя, развея дно незнаний.

В колодец опустилась ночь, была зима и Рождество. Родился он на третий день от праздника святого. Его Любви в столетье то шёл третий год с явленья. Они росли как близнецы, как пламя вод истока. И был в нём дар, дар волшебства… её же свет не уступал Потоку.

Шли годы… дети подросли среди бесчувственной толпы, ровесников младых кровей тьмы зубы заточеннЫ. Они нашли «друзей», слепых вождей, «учителей», чьи взгляды пустоцветы. Найти себя среди всех бурь – вот в чём призванье духа. И в той слепой бездушной тьме дурных людей и простоте родителей ведомых, душа рыдала о Любви, но в вышине Мать отвечала: живи Мой Сын, терпи Дочь лир, все ангелы воздушных Сил за вашими плечами. На вас лежит огромный долг, цель миссии достичь позволь и души вновь узрят Мой слог за темными веками.

***

В эпоху ту народ беднел под грузом тягот бренных, что воплотили в жизнь скупцы земель союзу верных. Вот предал друг, предал отец, наставники и гуру смыслов ушли в такую же стезю, ища взаймы у глав тел бренных. И в этой были торжества угрюмой низости тщеславной Волшебник-Лис шёл из болот к звезде, искомому пути, что проложил он сам себе небесным двойником однажды.

– Где ты, Волшебница-звезда, моё тепло и боль моя, во тьме ночи безвластной?

Луна укажет на звезду, Волшебница великих вод идёт сквозь снег и лёд сердец, она идёт как смерть одна, она едва-едва жива душой великих странствий.

Нить оборвалась? Нет, она все крепче стали страсти. Из сфер сошла в сознанье Мать и даровала Лису часть своей безмерной света масти. Она была ему сестра, попутчица в пучине зла и негой веры власти.

– Нет никакой твоей Звезды, о глупый бестолковый Лис – твердил обманщик, жрец людского Блага. Забудь её, её не знал ты, и счастье лишь в девицах мглы, они прекрасней сонма звезд и ближе-ближе лика лун на глади озера души – душил он веру рая.

– О, Лисья дочь, колдунья тьмы, – твердил жрец в этот миг с Луны, – ты душу не познала. Она одна, и нет Его, нет и любви небесных сфер, бери мой томик и труды мужей, наука чья земная. Забудь про свет, в нет огнь очей тебя спалит в стезе обид и стянет покрывало, которым ты себя от чуждых душ спасала.

– О нет, земной жрец тьмы, земной жрец лжи, меня ты не обманешь, Луна твоя не свет очей, моя Луна иная, мой Лис живёт в стране огней и огнь его слиянье сфер, не палит, но возводит вверх, и ликованье «смерти нет» твои дела убавит.

Не подчиняясь никому, она шла залпом через дно восстаний-революций. Не подчиняясь никому, он верен был своей Звезде, она указывала путь к надежде мира, свет очей горел внутри, лишая сил иллюзий.

Волшебник Лис смеялся им:

– О, орды мира, орды лжи, вы пали от своих мечей.

Впитав всю горечь на земле, развеял он оковы тьмы, нашёл ее ноябрьским днём по зову сил в самом себе, души сердец орудий.

Отдав свой дух на жертву миру, она нашла его по крови, что из души струей сочилась, питая небо правдой горней. И, умирая, он был поднят её любовью из могилы:

– Я есмь дверь к раю, дух любимый, с тобой мы два веретена. И было должно нам сложиться из двух мелодий, двух снежинок в один узор молитвы мира, в одно нежнейшее объятье, как словно лебедь неба вновь сошёлся со своей лебедкой, как два крыла, что не сломятся под вихрем дней ожесточенья, мы вновь едины, и зов-пламя теперь горит как факел света, всем озаряя путь из перьев, что растеряли мы в пути.

И молвил Лис-Волшебник леса:

– Ты мой очаг, мой звон всевышний, моя мечта, покой великий, став парой новых дней эпохи, я призываю ласку сердца как свой единственный аккорд, в котором песня поднебесья сомнет эпохи злых скитаний, и всех навстречу страсти славой любовь-сиянье вознесет.

Нить завершила круг эпохи, волшебница нашла звезду, Лис повстречал родную душу, и с ней вознесся после смерти триумфом и победой духа, сверкая радостью сфер горних под взором ангельских чинов Отца и Матери единых.