Текст книги "Создатель"

III

Брахур умирал от жажды.

«Холодная вода, прозрачная, как лед, очищающая, кристальная, сверкающая», – он думал о ней, добавляя всевозможные эпитеты, и представлял, как он пьет ее, втягивает ртом, смакует, и тысячи целебных серебристых нитей устремляются в него, неся в себе жизнь.

«Три дня, уже три дня здесь», – врезалась в сознание мысль.

Парень лежал в тени развесистого дуба. Неподалеку, под соседним деревом, хрипели двое мужчин. Брахур видел, как утром, перекидываясь шутками, они пили из океана. Не это ли самое опасное? Теперь же они лежали, придавленные к земле зноем.

Раскаленный воздух дрожал: мерно, студенисто колыхалась гладь океана, а позади вставал лабиринт из зарослей.

Брахур боролся с рвотой, спазмами подступающей к горлу. Перед глазами плыли круги. Он где-то читал, что обезвоживание приходит незаметно, проявляясь лишь несколькими симптомами.

От океана тянулась музыка. Брахур узнал величественный аккорд, исполненный виолончелью, – фа мажор, продлившийся четыре такта.

«Это же Стравинский, – ошарашила его догадка. – Русский балет».

Перед глазами пронеслось старое, забытое воспоминание: он ребенком играет на ненавистной скрипке.

Да, он немного разбирался в классической музыке, но от этого было не легче. Через пару мгновений он перестал думать об этом.

Иссушающий, палящий жар проникал в самую глубину тела.

Парень вдруг закашлял, попытался сплюнуть, но не получилось. Во рту пересохло так, что густые комки слюней пришлось вытягивать изо рта пальцами. Казалось, что с каждым выдохом организм теряет последнюю воду.

В тени деревьев стонали люди. Некоторые в прострации ошеломленно ощупывали свои лица и руки.

Прошлым днем шел дождь, но мало кто успел напиться. Земля жадно впитала лужицы, и вскоре на небе снова полыхало солнце.

– Пить… пить… пить, – бормотал мужчина, скорчившись под соседним деревом.

Рыжая девушка опустилась на колени, запрокинула голову и испустила вопль, похожий на волчий вой. Люди стенали, царапали себя ногтями, хотя еще утром препирались, дрались и ходили искать источник воды, повязав на головы белые майки.

Утром пляж полнился криками, воплями, проклятиями и стонами. К полудню, когда раскалилось солнце, а человеческие тела потеряли еще по пол-литра воды, на берегу слышались лишь стоны.

Измученные люди лежали в тени деревьев, жевали листья и найденные в лесу фрукты, надеясь получить хотя бы несколько капель живительной влаги. Позднее они хватались за животы, страдая коликами, и про себя ругались. Кто-то вел себя тихо и равнодушно, будто уже принял неизбежное.

Те, кто напился соленой океанской воды, замерли без движения. Возможно, умерли. Брахур не знал. Взгляд его, мутный и полный недоумения, скользил по обессиленным телам. Уже третий день он не понимал, где находится.

Он положил голову на дубовый корень, который напоминал сухую руку, протянутую из земли. Другие корни, будто анаконды, расползались от ствола дерева. Уже более часа Брахур обдумывал свой план.

Наконец парень решился. Он вынырнул из тени под огненно-белые лучи солнца и схватил острый, похожий на головку топора, камень. Мужчины неподалеку лежали тихо. Может быть, умерли? Но нет – они смотрели на него сквозь щелки глаз. Их тела были багрово-красными, опаленными поцелуями солнца. На плечах белыми лохмотьями слазила кожа.

С океана потянулась другая мелодия – Брахур различил импровизацию на Лунную сонату. Но тут же вяло шевельнулась мысль, что он ошибся и это было «Рондо Каприччио» Бетховена. Вскоре музыка сменилась на незнакомую ему.

Камень, горячий и шершавый, лежал в ладони.

Вернувшись в спасительную тень, парень с силой ударил по бурому корню, и на нем, поблескивая влагой, вспыхнула свежая царапина. Тяжко вздохнув, Брахур вновь с силой опустил камень. Через пять ударов он примкнул ртом к сочившейся соком древесной ране.

Во рту растеклась прохлада. Он с силой втягивал эту горьковатую жидкость, но разве возможно напиться несколькими каплями? Некоторое время он мучительно высасывал из корня дубовый сок, и ощущение нереальности, преследовавшее его уже три дня, постепенно ослабло.

– Пейте, – прохрипел он, указывая мужчинам на корень.

Один из них мотнул головой и пополз к источнику влаги.

Второй же начал искать камень.

Жажда мучила всех со второго дня. Фрукты не помогали – клейкие, слишком сладкие, они вызывали понос и, как следствие, еще большее обезвоживание. К середине третьего дня жажда стала нестерпимой и сводила людей с ума.

Вокруг творилось безумие. Некоторые становились на колени, воздевая руки к небу, или бросались навзничь, уползая в тень зарослей от безжалостного солнца, катались по песку, скуля, как собаки.

Нужно найти кого-нибудь, кто сможет объяснить, как он очутился в этой глуши. Почему эти люди одеты в точности как и он, – белые майки и черные штаны? Как они все попали сюда? Зачем он здесь?

Слышался редкий стук.

Худой мужчина, с трудом поднимая над головой камень, бил им по корню соседнего дерева.

Лицо вдруг освежил приятный ветерок, прилетевший с океана. Брахур закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

«Кажется, ноктюрн Шопена, опус № 9, – обожгла его мысль. – Да, эта непрерывная последовательность восьмых… это знакомое арпеджио… Но откуда оно звучит? И почему?»

Он поискал в океане судно и ничего не заметил. Но его взгляд остановился на пугающей сцене. У кромки берега рвало согнувшуюся вдвое женщину.

– Не нужно пить эту воду, – еле слышно прошептал парень.

Его чувства были будто заморожены.

Шатаясь, он подошел к женщине.

– Это опасно, – повторил Брахур.

Она повернула к нему голову.

В ее широко раскрытых глазах застыло недоумение младенца. Губы дрожали мелкой дрожью.

– Я дам вам воды, – сказал он.

Она приоткрыла искаженный спазмом рот, но ничего не ответила.

Он помог ей подняться и довел до дуба.

– Отойдите! – выдохнул он. – Дайте ей тоже попить.

Мужчина даже не оглянулся. Он жадно присосался к корню и стонал, как загнанный зверь. Брахур рванул его на себя и с яростью закричал:

– Она еще не пила!

Мужчина злобно на него взглянул, но отступил. Брахур с отвращением заметил на его подбородке засохшую струйку рвоты.

Женщина тяжело осела на землю и заплакала.

– Подождите, – сказал он, схватил камень и начал долбить им другой корень.

Вскоре стала сочиться влага.

– Пейте. – Брахур запыхался и сел рядом.

Пока женщина пила, он рассеянно обводил взглядом океан, пляж, страдающих людей.

«Что это за проклятое место? – продолжал думать он. – И откуда берется музыка?»

Он посмотрел на пустой океан, откинув со лба прядь волос. Постепенно его дыхание успокоилось. Брахур вслушивался в божественные мелодии, приносимые волнами, и напряженно думал.

«Что чувствует человек, когда умирает? Что видит он? Неужели сосны, буки и эти деревья? О, теперь отзвуки «Кольца Нибелунгов»… Нет, стоп. Что за чушь? Я живой. Вне всяких сомнений».

– Благодарю вас, – сказала женщина.

Он очнулся от размышлений и улыбнулся ей.

– Надо сказать другим, что тут… в корне то есть… вода есть, – бормотала она обессиленно.

Брахур кивнул.

– Меня зовут Мирия, – добавила женщина.

Присев на корточки, она странно, механически качала головой. У нее были густые черные волосы, которые свешивались ей на лицо.

– Брахур, – представился он и вновь погрузился в мысли.

Вдруг худой мужчина под соседним деревом захрипел и, схватившись за горло, начал биться в агонии.

Брахур мучительно наблюдал за судорогами.

Через минуту мужчина затих.

Парень скользнул взглядом вверх и понял, что тот лежал под тисовым деревом. Этот бедолага напился сока из корня смертельно ядовитого древа.

Брахур прикрыл глаза.

В груди заскреблась совесть, настаивая, что это он виноват в смерти мужчины – ведь он подал ему пример, как напиться древесного сока.

– Перестань, это не твоя вина. – Женщина будто прочитала его мысли.

Брахур ответил не сразу.

– Надо бы помочь другим, – буркнул он.

Нарастал дикий, непрерывный стон – будто стонало слепящее синевой небо, стонал раскаленный песок или океан. Стон напоминал трескотню кузнечиков на лугу или стрекот цикад в ночном лесу.

Стоны становились громче, резче, повсюду виделись перекошенные рты, из которых лились эти жуткие звуки.

Вдруг по пляжу разнесся громкий, сухой голос.

– Я дам вам воду! – заскрипел он. – Разве я позволю вам умереть?

Среди лежавших людей – будто по живому кладбищу – шел человек.

– Следуйте за мной! – звал он.

Люди следили за ним недоверчивыми взглядами.

Брахур присмотрелся к нему. Это был худой, хилый старик с впалыми щеками и растрепанными волосами.

– Я дам вам воду! – снова и снова повторял старик.

– Ты знал! – заорал кто-то.

К старику плелся юноша с перекошенным от гнева лицом.

– Ты знал, сволочь! – правой рукой он схватил старика за грудки. – Я сломаю тебе челюсть, ублюдок!

Он оглядел остальных, будто ожидая поддержки.

Но до этого не было никому дела. Люди лежали, измученные смертоносной жарой. Им была нужна только вода, пресная вода.

– Не тронь его! – зарычал крупный, коренастый мужчина. Он выступил вперед – красный, обожженный солнцем. – Пусть ведет.

Старик указал на заросли и улыбнулся, сверкнув желтоватыми зубами. Держался он горделиво и снисходительно, разговаривая с остальными будто с неразумными детьми.

– Идемте за мной.

К нему, стеная от изнеможения, подползла рыжая девушка.

– Пиии-ить, – прохрипела она высушенным голосом.

Люди с трудом вставали на ноги и, шатаясь как от сильного опьянения, направились за стариком.

– Нужно пойти за ним, – сказала Мирия.

Брахур помог ей подняться.

Звучали незнакомые, теперь уже электронные мелодии – странные пассажи, музыкальная акробатика. Подчиняясь их ритму, люди еле передвигали одеревеневшие ноги. Колючие ветки рвали им одежду и царапали кожу. Несчастные падали, но вставали и брели за стариком, устремив вперед невидящий взгляд, продираясь сквозь ядовито-зеленые заросли.

Брахур оглянулся. На пляже осталось лежать несколько десятков человек. Не исключено, что солнце уже убило их.

Стон не утихал. Он тянулся вслед за ними, – монотонный, безнадежный, похожий на визг брошенных, умирающих щенят.

Что, если старик обманул их? Что, если он заведет их в непроходимую чащобу, откуда им уже никогда не выбраться? Но они верили ему и упрямо брели вперед.

Брахур слышал, как двигался их караван – тяжелый и неровный топот ног, давящих сухие ветки и сосновые шишки, надорванное дыхание и сухое бормотание запекшихся губ. И если кто-то падал – другие, будто слепые, натыкаясь на тело, тоже падали, с хрипом поднимались и шли дальше за стариком. Точно не живые люди, а армия зомби с программным кодом.

Брахур остановился у колючего кустарника, вытирая кровь с колена, как вдруг сзади кто-то налетел на него, выругавшись сиплым голосом. Из зарослей с криком выпорхнула желтая птица и, громко хлопая крыльями, умчалась прочь.

– Я укажу вам ручей! – слышался впереди голос. – Всем хватит!

«А ведь они… – думал Брахур, – они даже не знают, куда идут, и зачем они здесь, и почему умирают. Им пообещали воду – поэтому они плетутся за стариком, которого видят впервые в жизни».

Рядом шла женщина, которую он спас, а впереди виднелись лиловые, опаленные жарой затылки. Люди плелись в солнечном блеске, омертвевшие от усталости и зноя, не понимая, что происходит… Вот уже три дня они здесь. Как же бессмысленно это! И никакого, черт возьми, объяснения.

Тонкая струйка ручья широко разливалась по песчаному бережку и ныряла под землю. Рядом лежала груда покрытых мхом глыб, поставленных одна на другую чьей-то исполинской рукой.

Едва заслышав журчание воды, обезумевшие люди рванули к ручью. Они падали на колени, толкали друг друга локтями и жадно пили. Некоторые стояли прямо в воде.

– Пейте, друзья мои! – улыбался довольно старик.

Утолив жажду, Брахур умыл лицо. В желудке, натянувшемся барабаном, плескалась вода. Парень облегченно вздохнул и покосился на старика. Кто этот странный спаситель? Откуда он узнал расположение ручья?

Люди медленно приходили в себя. Их взгляды еще оставались туманными, как после глубокого сна, но в них постепенно проглядывала осмысленность.

– Где мы? – раздался несмелый голос.

Старик улыбнулся.

Видимо, он ждал, когда все закончат пить.

Несколько женщин поклонились ему в знак благодарности. Остальные обратили к нему просветлевшие лица и смотрели с радостью, долей страха и неуловимого безумия.

– Это сад неиссякаемых щедрот, – сказал громко старик. – Мой благословенный край.

Его слова навевали жуть.

– О господи, – прошептала Мирия и перекрестилась.

Брахур вздрогнул.

Каждый нерв звенел в нем от напряжения, однако в его глазах блестело лишь спокойствие, смешанное с усталостью.

Он огляделся.

Люди восхищенно смотрели на старика.

В зарослях переговаривались птицы.

Со стороны океана глухо звучала симфония Шостаковича.

IV

Прошло почти две недели. Дни, точно близнецы, походили один на другой: пробуждение в пещере, поход за фруктами, поиски людей, солнечные удары, музыка, замкнутость девочки. Правда, дождь больше не шел.

Нейт копался в памяти, пытаясь отыскать в ней воспоминания последнего дня перед тянущимся кошмаром. Все, что ему удалось вспомнить, – поездка к матери. Но он не доехал к ней. Купил апельсинов и цветов, белых хризантем, оставил все в машине, затем вошел в какое-то здание, поднялся по лестнице и повернул ручку двери. Стоп-кадр. Ручка круглая, металлическая, холодная, с плавным ходом. Кто-то крепко пожал ему руку. Чувство удовлетворения. Дальше темнота, а затем душная поляна посреди зарослей.

Девочка тоже мало что помнила. Когда он спрашивал ее, она неизменно рассказывала ему про уроки в школе, домашнее задание по рисованию и мультфильм о Дональде Даке.

– Клер уложила меня спать, – сказала она. – Поцеловала и закрыла дверь. А потом я проснулась в лесу.

Больше она ничего не говорила.

Его разбудил крик животного. Беспокойное, неприятное пробуждение. Погладив обросший подбородок, он выглянул наружу и вновь увидел, что далеко, у горизонта, движется темное пятно. Оттянув в сторону веко, Нейт пригляделся. Это был человек! Он в одиночестве брел вдоль кромки воды.

– Господи! – прошептал Нейт.

Лицо осветила улыбка, он быстро вернулся в пещеру. Ему хотелось поскорее разбудить девочку, но он не стал. Свернувшись калачиком, она тихонько подрагивала. На него навалилось чувство вины, будто именно он виноват в ее злоключениях.

Он вышел и встал у края ущелья, смотря на пляж – человек был по-прежнему там.

Вернувшись, Нейт поцеловал девочку в лоб.

– Нужно идти, дитя, – сказал он.

Они пошли к берегу, но не привычной дорогой, а в направлении, где он видел незнакомца.

У зарослей он заметил темную лужицу. Однако то, что сначала показалось ему краской или разлитым машинным маслом, было чем-то иным.

– Это кровь, – едва слышно сказала Сифинь.

С сонным гудением вокруг лужицы сновали золотистые мухи. Рядом рубиновой россыпью застыли свернувшиеся брызги. Земля была примята, стебли переломаны.

Нейт остановился. Внутри него все похолодело.

– Это ничего не значит, – сказал он. – Может, это даже и не кровь.

Они сделали еще несколько шагов, когда из глубины леса раздался крик. Так мог кричать только человек, превозмогающий сильную боль. У Нейта перехватило горло от недобрых предчувствий. В нос ударило зловоние. Он почувствовал тошноту и затормозил, удерживая Сифинь.

Но снова стало тихо – лишь в зарослях гудела живность, а вдали звучала проклятая музыка.

Мертвец лежал, привалившись спиной к стволу сосны, и на траве, между его ног, валялся камень с запекшейся кровью. Глаза его были выедены птицами, на их месте зияли провалами черные глазницы. В одной из них сидел крупный овод.

Нейт почувствовал, как напряглась девочка. Сифинь железной хваткой вцепилась ему в локоть, когда он потащил ее за собой.

– Пойдем, дитя. – Другой рукой он старался закрыть ей глаза, но, очевидно, было поздно. – Не нужно смотреть.

– Он мертвый, Нейт.

– Да, – сказал он.

– Его убили?

– Скорее всего.

Они долго шли и успели покрыться паутиной и лесной трухой, когда в деревьях забрезжил просвет. С берега вновь раздались крики.

– Мне страшно, – не переставала шептать девочка. – Страшно… страшно…

Они заметили на пляже человека.

А потом увидели и остальных – более сотни людей. Многие из них стояли на коленях. Все они были в закатанных черных штанах. Грязные, обгоревшие спины. На головах белели тряпки-банданы, защищающие от солнца.

Толпа что-то громко скандировала.

– Аргус! Ларкс! – кричали они, смеялись и радостно вопили. – Маркус!

В центре, на бревне, стоял тощий старик, тянущий руки к небу.

– Боже мой, что они кричат? – прошептал Нейт.

– Умоляю тебя, – заплакала Сифинь. – Давай не пойдем к ним.

– Нет, конечно же нет.

– Мне страшно, Нейт… Я сильная… просто слишком напугана.

Эти робкие слова раскрыли в нем что-то мучительно болезненное. Господи, она казалась такой беззащитной!

Ему захотелось обнять эту девочку и утешить, увезти куда-нибудь далеко-далеко и нянчить, заботиться как о собственном ребенке. Но это было невозможно.

– Я понимаю, дитя.

Нейт внимательно наблюдал за происходящим.

Толпа умолкла.

Старик выпрямился и, чуть закатив глаза, громко сказал:

– Вы, мои дорогие ученики, – лишь осколок моей фантазии.

А потом добавил мягко, будто напевая шепотом:

– Я буду вашим царем, и имя мне Маркус.

Его маленькие черные глазки блестели из-под седых бровей. Из приоткрытого рта тянулась тонкая струйка слюны.

– Где мы? – спросил белокурый парень, обросший щетиной.

– На моем острове, – ответил старик и соединил кончики длинных, сухих пальцев.

Его голос то извивался, то взмывал ввысь, то переходил на вкрадчивый шепот, как и подобает хорошему оратору.

Толпа завороженно следила за ним.

Девочка не выдержала, и у нее началась истерика. С рыданиями и смехом, с нечленораздельными словами. Она вновь просила мыло и воду, звала Клер и умоляла увезти ее домой.

Несколько человек обернулись в их сторону.

Нейт подхватил ее на руки и побежал обратно. Не оглядываясь, он рванул в гущу зарослей. Он не помнил, как долго мчался по лесу, но бежал он так, будто за ним гнались звери.

Судорожно глотая воздух, Нейт рухнул на колени. Никто их не преследовал. Он опустил Сифинь на землю. На ее бледное лицо упал луч солнца.

– Успокойся, дитя… – Он с трудом перевел дыхание. Глаза разъедал пот, и чувство жажды вновь охватило его. – Пожалуйста, успокойся.

Она стонала.

Пылающий диск солнца висел над ними, окрашивая деревья в алый цвет, но в глубине леса, в зарослях, царил зловещий полумрак.

– Мы найдем твою тетю, – говорил Нейт, вытирая свое лицо грязной майкой. – Я обещаю, все будет хорошо, вот увидишь. Мы вернемся домой.

Он сидел, обливаясь пóтом, и усиленно думал.

«Кто этот старик? – давил его вопрос. – Не терять чувства реальности… Не терять… Возвращаться на берег опасно. Значит, нужно идти обратно, к пещере…»

Вдруг послышался треск сучьев, и зашуршали ветки.

Справа шевельнулся куст, покрытый блестящими черно-зелеными листьями, и на поляну выскочил юноша. Увидев их, он остановился как вкопанный, и повисло молчание.

– Кто вы? – спросил он. – Я вас не встречал.

Нейт мгновенно вскочил на ноги и, облизнув пересохшие губы, встал, закрывая девочку. Сифинь всхлипывала и цеплялась за него.

– Я убью тебя, если тронешь дитя, – зашипел он. – Я убью всех, если только посмеете.

– Сколько вас? – снова спросил юноша.

Складки у рта придавали его лицу выражение дерзкой решимости. Руки, необычайно худые, напряглись, очертив пульсирующие вены. Он стоял, вытянув шею; глаза, ясные и правдивые, сверкали в ожидании ответа.

– Что происходит на берегу? – выдохнул Нейт.

Он почувствовал, как дрожит за ним Сифинь.

– Не советую туда идти, – ответил юноша.

– Что это значит?

– Вас могут убить. Вот и все, что я могу сказать.

Только сейчас Нейт заметил, что у парня кровоточат раны на щеке и левом плече.

Сифинь молчала и немигающим взглядом смотрела на незнакомца.

– Как тебя зовут? – спросил Нейт, щурясь от пота.

– Брахур.

Юноша рассматривал мужчину, изредка поглядывая на оцепеневшую девочку.

– Ступайте за мной, – сказал он резко, словно отдавал команду.

Мужчина не двинулся с места.

– Вас здесь убьют, – повторил юноша. – Второй раз звать не буду.

Он быстро нырнул в кусты. Ветки за его спиной со свистом закрыли проход.

– Ты веришь ему? – спросила девочка.

Она с яростью расчесывала себе шею.

– Да, – немного подумав, ответил Нейт. – Скорее верю, чем нет… Прекрати, ты занесешь инфекцию!

Он вдруг поймал себя на мысли, что уже давно поступает так, будто эта девочка – его дочь.

– Мы пойдем за ним? – Она спрятала руки за спину.

– Да.

Раздвинув кусты, они последовали туда, где скрылся парень.

Примерно через километр им встретился ручей, скользящий по дну каменистого оврага.

– Питьевая вода, – сказал Брахур.

Девочка забежала в ручей и стала плескаться.

– Скажи ей, чтобы прекратила, – сказал юноша. – Она может привлечь их внимание.

– Чье? – Нейт вплотную подошел к нему и заглянул в лицо. – Мне уже осточертели твои загадки.

– Что именно ты хочешь узнать? – Брахур не шелохнулся. Он спокойно смотрел ему в глаза. – Как они поклоняются старику?

– Какому старику?

– Значит, ты не в курсе?

– Послушай, парень, я очнулся двенадцать дней назад. Рядом со мной лежала эта девочка…

– Где вы жили? – перебил его Брахур.

Нейт глянул на Сифинь. Она впервые чему-то улыбалась и, поливая себя водой, плескалась в ручье.

Он испытующе посмотрел на юношу.

– В пещере, километрах в десяти отсюда, – мрачно сказал он. – Где мы? Что это за проклятое место?

– Судя по всему, это остров. И он огромен.

Нейт некоторое время молчал.

– Значит, ты знаешь, как мы сюда попали?

– Все люди, которых я здесь встречал, – ответил Брахур, – очнулись двенадцать дней назад. В точности как ты и говорил.

– А ты?

– И я в том числе.

Нейт отрицательно покачал головой:

– Я тебе не верю.

– Твое право, – равнодушно сказал юноша. – Но ты ведь пошел за мной. Еще и девчонку прихватил.

– Тебе известно, откуда играет музыка?

– Это океан.

– Океан? Может, это какое-нибудь судно…

– Здесь нет судов.

– Музыка не может взяться просто так, – возразил Нейт. – Это же… нелепо, что ли.

Он спустился к ручью, сделал пару глотков и ополоснул лицо.

– Сифинь, нам пора.

Брахур шел неторопливым шагом, тщательно обдумывая и взвешивая, стоит ли вести незнакомцев в свое убежище. Хоть с первого взгляда было понятно, что мужчина не лжет ему. До смерти перепуганная девочка, ее расширенные от ужаса глаза, дрожащие губы, и отец (как казалось Брахуру), который агрессивно защищает дочь.

Разве возможно столь естественно сыграть панику? Сомнительно. Наверняка Нейт сказал ему правду о том, что они жили в пещере. Но особенно поразило парня, что они тоже очнулись на острове двенадцать дней назад. И они даже не подозревают, насколько им повезло, что они не обезумели от жажды и не оказались в секте.

Тропка петляла в густом жестком кустарнике, доходящем до пояса. Им попадались привычные дубы и сосны, буки и тисовые деревья, покрытые уродливыми наростами. Они забрались уже глубоко в сердце острова, но и сюда еще долетали мелодии океана.

За дни, проведенные на острове, Брахур научился спокойно относиться к музыке, которая, по его мнению, не имела определенного источника. Сейчас со стороны океана тянулись отзвуки «Трех слепых мышек» в забавной манере Прокофьева. «А ведь это мы – те самые мышки», – подумал он и мысленно усмехнулся.