Текст книги "Красное Зеркало. Легенда сумасшедшего"

Я перестал вдруг рыться в рюкзаке Джованни: меня осенила смутная догадка… бледная, смутная… Я вспомнил круглый холл перед коридором в бытовой сектор, лестницу и покореженную стойку для считывания магнитных карточек… Черт… надо подумать… поговорить… Ирина, неужели она не понимает…

Обыск закончился ничем. Я пропесочил рюкзак Джованни как хорошая соковыжималка, – ничего: обычные вещи, ничего лишнего, только в кармане рюкзака я нашел странную штуку – это был синий восковой мелок. Зачем он понадобился профессору?.. Но все же от пришедшего в голову плана действий немного отпустило… Мозг включился в работу, и я наблюдал, как кучка разбитого разноцветного стекла начинает складываться в какой-то осмысленный узор. Пока еще не ясный, но уже с конкретным орнаментом… Молодец, Странноватый! Соображаешь!

Я заглянул под койку Джованни и ойкнул: в пыли и бетонных крошках давно не убиравшегося пространства под койкой лежал бластер Ирины! Вот где его решил оставить «крот» – мне, мол, не надо!

Я достал из кармана Джованни носовой платок – он ему теперь без надобности, а мой, как всегда, гуляет где-то в рюкзаке, – аккуратно взял бластер за его ребрящееся фреоновыми трубками дуло и глянул на счетчик зарядов: два деления на индикаторе были пустыми. Затем включил на своем КПК режим глубокого химического анализа. Поднеся рукоять бластера к щели анализатора на корпусе моего КПК, я начал водить вдоль рукоятки вверх-вниз с разных сторон. На успех я, конечно, не надеялся, но попробовать стоило… Через десять минут я заставил компьютер проанализировать имеющиеся данные с точки зрения органики. Не прошло и пяти минут, как компьютер выдал искомые мной фрагменты человеческого пота. Я поставил программу на анализ ДНК – это надолго, часа на два-три, потом останется только попросить у Ирины волос или ноготь и сравнить, хоть я был уверен в том, что убийца не оставил своих следов. Уже чисто машинально, хотя и с неприязнью, я взял у покойного на анализ кровь, волос и кусочек ногтя… Потом проверю…

Выйдя в холл, я еще раз осмотрел комнату – все углы и следы на запыленном бетоне. Ничего мне это не дало, но немного успокоило. Йорген с Сибиллой продолжали охранять выход и озадаченно глядели на мой повеселевший вид. А вид мой был призван подергать «кроту» нервишки: мол, не дрейфь, чувак, скоро увидимся, я кой-чего нашел…

– Полковник! – позвал я. – Мне нужна ваша помощь.

– Я здесь. – Полковник с готовностью вышел из своей комнатки. – А почему снова на «вы»?

– Привычка, ты старше по званию, – ответил я, – сбиваюсь…

– Ладно, называй как угодно…

– У вас есть личное оружие?

– Конечно: «Ругер‑65», армейский…

– Очень хорошо. – Я потер ладони. – Смените, пожалуйста, Охотника Йоргена на вахте у входа. Никого не выпускать, впускать только нас с Охотником Йоргеном.

– Есть. – Полковник вернулся в комнату, отстегнул от комбеза кобуру и повесил на пояс.

– Охотник Йорген, поможешь мне с выносом тела профессора.

– Принято!

Я даже вздрогнул – Йорген подчиняется приказам! Это надо где-то записать: такого-то числа такого-то месяца Охотник Йорген без единого пререкания соизволил подчиниться приказу лидера группы Странного. Наверное, чувствует вину за ЧП, что случилось в его смену… Он, конечно, не виноват, но я же его и не отчитывал…

Я нацепил шлем, надел комбез с разгрузкой и повесил на плечо автомат. Затем мы взяли Джованни за ноги и за плечи и бережно переложили на его походное одеяло. Как на носилках, вынесли его за дверь. Покряхтеть пришлось на винтовой лестнице, потом мы вынесли тело в прокатный цех и положили его в железный ящик для инструментов: здесь до него хоть церберы не доберутся. Я захлопнул крышку, взял ржавую трубу и, примотав к ней доску от ящика, нацарапал ножом: «Здесь покоится выдающийся ученый и гуманист, сын итальянского народа, профессор Джованни Мюррей. Прими его, Марс».

Я решил, что излишний пафос – это единственное, что я могу сделать для парня. Выкурили по сигарете.

– Слышь, Странный, – сплюнув, сказал Йорген, – посмотрел я запись с камер наблюдения…

– И?

– С шести сорока вечера до семи ноль-ноль запись потерли…

– Значит, выходил он наружу… – задумчиво произнес я. – Зачем? Может быть, встречался с кем?

– А я тебе про что толкую! – Йорген округлил глаза. – Нас пасут, я чую!

– Йорген, как нас могут пасти на открытой местности, да еще и так, чтобы мы никого не заметили? С вертолетов, что ли?

– Я чую, – упрямо повторил Йорген.

Мне припомнилась потерянная бумажка на замке и след от прищепки для камеры на перилах, но все это как-то дико выглядело даже для хитроумных агентурных комбинаций: марсианская пустыня – это не танцплощадка, где люди встречаются, быстренько переговорят или передадут друг другу что-то, и…

– Йорген, – предложил вдруг я, – а давай прошвырнемся на экскурсию по пескам заводской территории? Посмотрим, кто самый крутой следопыт. Слабо?

И мы пошли. Облазили все, но, кроме следов церберов, крыс и нашего отряда, ничего не нашли…

– Все равно нас пасут. – Йорген помотал головой.

Я не стал спорить, и мы вернулись в бытовой сектор.

Я отпустил часовых на входе и дал туристам час на сборы – было девять вечера, а планировал выступить к десяти.

В мрачной тишине, прерываемой только тихим шепотом и шорохами вещей, группа стала готовиться к переходу… Я чувствовал, что моя репутация подмочена… я был на грани срыва, но держался, автоматически перемалывая в голове все факты, догадки и идеи по сотне раз. Не то чтобы смерть на Марсе такая уж редкость, но в моей группе… Это не самомнение, это просто моя осторожность и внимательность, доведенные до состояния привычки…

– Вы можете нам объяснить, в конце концов, что у нас происходит? – Аурелиано вынул меня из мира идей и абстракций прямо в реальность. – Кто убил итальянца и за что его убили?

– Кто его убил, я не знаю, пока не знаю, но мы это обязательно выясним, не сомневайтесь. – Я посмотрел ему прямо в глаза, чтобы понять, видит он мою неуверенность или нет. – А вот насчет того, за что, могу сказать одно: Джованни был связан со спецслужбами ООН, и скорее всего, это внутренние разборки разведок.

– Скорее всего? – подозрительно прищурился клирик.

– Я боюсь, – жалобно всхлипнула Аюми.

– Вам нечего боятся, – успокаивающе сказал я, – вы ведь не агент земной разведки?

– А что они делают здесь, на Марсе? – не унимался Аурелиано.

– Если бы я знал обо всех операциях, планируемых земными разведками, я бы с удовольствием ответил на ваш вопрос, – не выдержал я. – Но так как они мне ничего не рассказывают, я пока не в курсе…

– Тот, кто забывает об очищении души, своего разума, – умирает…

– Уймитесь вы, вашего бога ради, – перебил я Аурелиано.

– Все готовы? – тихим и каким-то уставшим голосом спросила Ирина.

Послышались разрозненные реплики, туристы толпились в холле в комбезах и шлемах, рюкзаки стояли на полу.

Сибилла и Йорген выдвинулись первыми – я замыкал. Погасил свет в тоннеле и самом блоке и забрался по винтовой лестнице.

Дромадеры в ангаре чувствовали себя превосходно – мне иногда казалось, что словосочетание «абсолютное наплевательство» было придумано о них. Йорген сказал, что возьмет дромадера Джованни, чтоб Сибиллин верблюд мог отдохнуть. Я молча кивнул.

Мы с Йоргеном открыли ворота ангара – и на меня сквозь открытое забрало шлема дохнуло зябким, пыльным и кисловатым марсианским воздухом. Стояли сумерки, бордово-сизое небо низко висело над плоскогорьем. Где-то выли церберы. Налетел легкий порыв ветра, ворота скрипнули. Я включил нашлемный фонарь, но сразу погасил: на севере, километрах, наверное, в пятнадцати от нас, словно гигантский мерцающий дирижабль, проплывал огромный глюк сигарообразной формы. Он был внушительных размеров и как-то очень спокойно и торжественно парил, куда-то направляясь на юго-восток. Он излучал голубоватое сияние, и по его телу пробегали тоненькие багровые и желтые змейки электрических разрядов. Редкие звезды на небе просвечивали сквозь него, а снизу, точно под ним, кружился небольшой смерч из песка, и доносилось ветром тихое ритмичное гудение. Страшновато, но очень впечатляюще. Вот так глюки провожали куда-то в марсианский рай душу профессора Джованни Мюррея, специалиста по глюкам… Ожили датчики радиации, выдав легкое повышение вечернего фона…

– Выходим? – нетерпеливо спросила Сибилла.

– Подожди, дай глюк пройдет… – провожая его взглядом, ответил я медленно.

– Глюк?

И тут большая часть туристов заинтересованно столпилась возле проема ворот, и я пожалел, что сказал это вслух. Они жадно смотрели на него, Крис пытался сфотографировать, сотни эмоций уходили в эфир, я же, напротив, старался ни о чем не думать… Возбужденный шепот нарастал… И вдруг… глюк остановился как вкопанный, словно и не было у него никакой инерции движения и он был легкий, как бумажный змей. Я замер…

– Все назад, в ангар, – театральным шепотом произнес я.

Туристы попятились.

Я не отрываясь смотрел на зависший объект, концентрируя свои эмоции на спокойствие, безразличие и созерцательность. Я представлял себе наш спокойный и размеренный путь, мерное покачивание седла, тихие разговоры, флягу со спиртом – словом, все умиротворяющее и обыденное…

Глюк продолжал висеть в вечернем небе, и мне это не нравилось. Затем на его боку зажглась ярко-желтая точка, и мне это еще сильнее не понравилось, но я и виду не подал, продолжая думать обо всем расслабляющем и абстрактном. Точка стала расти, расти, пока не вздула бок сигары неким крупным в размерах, желтовато-оранжевым апельсином, напоминающим модель солнца из голографического проектора в планетарии. Затем этот шар начал вращаться вокруг своей оси – и вдруг, совершенно неожиданно, подскочил вверх и свечкой скрылся в вечернем небе. В воздухе раздался слабый свист и хлопок… Я слегка стиснул зубы, и… глюк поплыл дальше…

– Разродился. – Я выдохнул, утирая холодный пот со лба…

– Ну что там? – прошептал из‑за спины полковник.

– Все нормально, – я поднял руку вверх, – через пять минут выступаем…

Холодало, изо рта вылетали небольшие облачка пара. Глюк неожиданно стал набирать скорость и уже через минуту исчез за горизонтом.

Меня не покидало чувство, что глюк устроил это представление специально для нас, правда, и его сюжет, и тем более суть мог понять только такой же глюк, как и он сам.

Наконец мы вышли на маршрут и продолжили свой путь на северо-восток, по южной оконечности долины Амазония, вдоль самого плоскогорья. Небо темнело. Туристы сбились в кучу вокруг полковника и о чем-то болтали – наверное, обсуждали ужасное происшествие. Йорген с Сибиллой прикрывали тылы, а я, довольный, что на время меня оставят в покое, опять, как вчера, пристроил своего верблюда рядом с Ириной, оправдывая себя тем, что нам надо поговорить по делу.

Плечи Ирины были поникшими, лицо из-под шлема выглядело печальным и равнодушным ко всему вокруг. Она опять что-то набивала в своем планшете – наверное, описывала глюк, который мы недавно видели.

Я подъехал к ней поближе:

– Не отвлекаю?

– Сейчас, минутку… – Она набила еще несколько строк, затем выключила планшет и убрала в седельную сумку. – Это просто ужасно, – произнесла она наконец, – у меня до сих пор не укладывается в голове этот кошмар… Вы были правы: в нашей группе действует какой-то агент… Зачем ему понадобилось убивать безобидного и жизнерадостного профессора? Вы кого-нибудь подозреваете?

– Пока – нет, – ответил я, – но кто-то хочет, чтобы я подозревал вас.

Я извлек из наколенного кармана бластер и протянул Ирине как можно незаметнее. Она посмотрела на меня с изумлением.

– Берите, берите, – сказал я тихо, – спрячьте в кобуру и накрепко застегните ее.

Ирина послушно взяла оружие и, мельком взглянув на счетчик зарядов, убрала в кобуру.

– Какой подонок, – пробормотала она, – вы правда считаете, что нашим жизням ничто не угрожает сейчас?

– Вам я скажу об истинном положении вещей. – Я тяжело вздохнул: вместо того чтобы говорить с прекрасной девушкой о поэзии или музыке, мне опять нужно было что-то вынюхивать, вытягивать из нее, придираться к словам, втираться в доверие… Обязательно устрою ей какой-нибудь праздник в Городе. Если к тому моменту у нас будут еще поводы для праздников… – Нам, скорее всего, вообще ничто угрожать не будет, если мы поймем логику событий и мотивы убийцы, – продолжил я. – Есть некая опасность, и единственный человек, которому она угрожает, – это вы, Ирина.

– Я? – Она резко повернула ко мне испуганное лицо. – Но почему именно мне должно что-то угрожать? Вы ведь сможете меня защитить?

Я поклялся себе тут же, что ни один волос не упадет с ее головы, пока я рядом.

– Я, конечно, буду всегда вас защищать, Ирина, – сказал я, сделав ударение на слове «всегда», – но, чтобы облегчить эту задачу, расскажите мне все, что вы знаете. Пока вы мне не сказали ни про вашего мужа, ни про то, как вы оказались на Марсе и зачем стали гидом. Важна любая информация, понимаете?

– Да… – произнесла она медленно, – я понимаю.

Повисло молчание – решится она или нет? Довериться мне, почти незнакомому ей человеку? А вдруг она и вправду что-то знает и боится сказать или просто не хочет откровенничать?

– Ирина, поймите же меня, – сказал я мягко, но решительно, – мне вовсе не доставляет удовольствия мучить вас расспросами, но ситуация слишком опасна, чтобы сейчас что-либо скрывать.

– Конечно… – Она тяжело вздохнула. – Но я почти все вам рассказала. Я не сказала только, что наш развод с мужем был фиктивным…

Она вновь вздохнула, глядя куда-то вдаль.

– Фиктивным? – переспросил я. – То есть?

– Поймите, он ведь работал в разведке и рассказывал мне очень мало: сплошные тайны и недомолвки, особенно если речь заходила о работе…

Я резко обернулся, чтобы проверить, не наблюдает ли за нами кто-нибудь из туристов.

– Продолжайте, – приободрил я ее.

– Ну вот… я и говорю – он очень мало делился со мной даже элементарными вещами; иногда это выводило меня из себя, но он говорил: «Потерпи немножко, скоро все у нас будет очень-очень хорошо». А когда я возражала, что у нас и так все отлично, он улыбался так загадочно и отвечал, что так хорошо, что я себе даже представить не могу. И когда я его начинала расспрашивать – отшучивался, что будем жить как в раю, даже лучше. Меня это иногда пугало, а он утешал, что осталось совсем немного и я сама все узнаю. Иногда после таких разговоров он повторял одну странную фразу: «Вышел Пантеон на балкон – а оказался в подвале он». Как-то раз он сказал, что через месяц у него очень важная командировка и мы не увидимся полгода, зато потом-то уже вообще не надо будет расставаться. Он попросил меня уволиться с работы, записал на стрелковые курсы и попросил пойти обучаться на гида экстремального туризма по марсианской программе. Я спросила – зачем? Он сказал, что это простая формальность и ничего страшного, сказал, что мне нужен официальный повод для полета на Марс, куда его скоро переведут работать. Полетим мы в разных кораблях, но на Марсе уже будем неразлучно вместе. А перед этим нам надо развестись, потому что по марсианским законам земные браки там недействительны, а вот когда мы туда прилетим, зарегистрируемся заново.

Я сказала тогда, что ходят слухи, будто Марс очень далек от тех райских условий, про которые он мне говорил. На что он ответил – это кому как. И рассмеялся. Потом он возил меня в какой-то крупный медицинский центр, сказал, что я должна пройти какое-то обследование на совместимость с марсианским климатом. У меня взяли анализ крови из пальца, сделали снимок сетчатки глаза и просветили каким-то прибором. Он взял у доктора диск с результатами и сказал, что со мной все в полном порядке. Он уехал в свою командировку, а через три с половиной месяца мне сообщили, что он погиб при исполнении служебного долга, передали мне его награды и какие-то вещи.

Я сперва не поверила, что он на самом деле… – голос ее слегка дрогнул, – что он действительно погиб. Я была уверена, что все это часть какого-то хитроумного плана, связанного с нашим перелетом. И ровно через полгода, защитив диплом гида с отличием, я была направлена в компанию «Стар Вэй Интернешнл», где меня зачислили в отряд гидов-экстремальщиков. Я просто рвалась на этот Марс. Все, что рассказывали во время подготовки, мне было очень интересно, я полюбила эту планету, когда была еще на Земле. Постоянно сидела в чатах, где общаются «марсиане», которые уже по несколько раз были там. Много, конечно, я всякого наслушалась про Марс и в свой адрес выслушала множество нелестного – мол, молодой женщине не место в таком аду и лучше мне детей воспитывать, чем заниматься сомнительными авантюрами. Но меня это не остановило: при первой же возможности я взяла тур в Новые Афины. Мы приземлились тогда в долине Маринера, и Охотники нас уже встречали.

– А как их звали? – перебил я.

– А это важно? – Ирина нахмурилась.

– Конечно, – ответил я, – раз я спросил, значит, важно. Ценна любая информация.

– У ведущего отряда была кличка Кольт.

– Слышал я про такого, – кивнул я, – кажется, из Уругвая, бывший военный.

– Да. – Ирина кивнула. – Он какой-то грубый был очень, резкий. Еще был некий Трутень и Хоккеист.

– Этих не помню что-то, – пробормотал я.

– Один, кажется, и вправду бывший спортсмен, а другой говорил, что раньше был бандитом. Я ему не верила – больше он болтать умел. Я всю поездку ждала, что муж меня отыщет, с непривычки было тяжело, хоть маршрут был и простой, а в группе было четверо неплохо подготовленных туристов: миллионеры какие-то из одной крупной компании, «Глобал Хард», кажется. В общем, когда уже за нами шаттл приземлился и надо было лететь на корабль, я поняла: он не придет, он погиб, его больше нет…

Она тяжело вздохнула и продолжила:

– Половину пути проплакала – было такое ощущение, что меня обманули, что, пока я спала, у меня отобрали что-то очень важное, невосполнимое… Было очень плохо…

Когда прилетела на Землю, поняла, что вообще ничего видеть не могу из привычных вещей, даже с друзьями не могу общаться, вот и осталась на этой работе: так гораздо легче и интереснее… Вы меня понимаете?

Она выжидающе посмотрела на меня.

– Понимаю, конечно, понимаю… – сказал я, закуривая сигарету. – Вы отважная и сильная девушка. Хотел бы я быть достойным того, чтобы такая, как вы, полетела за мной на другую планету…

– Мне кажется, что вы достойны гораздо большего, – произнесла она тихо.

Я посмотрел на нее и встретил взгляд ее бездонных серых глаз. Что-то во мне встрепенулось, как пойманная в силки птица: одинокая покинутая девушка, продолжающая искать призрак своего счастья, который блуждает по мертвым пустыням и скалам этой треклятой планеты, и она следует за ним уже без особой надежды его отыскать… Ей нужна поддержка, как никому из присутствующих здесь…

– Спасибо, я постараюсь оправдать ваше доверие, – кинул я ей. – Да, негусто, конечно, у нас с фактами.

– Я же сказала вам, что ничего особенного не знаю, – грустно промолвила она и немного виновато улыбнулась.

– Нет, вы мне подтвердили парочку моих предположений. И я могу с уверенностью заявить, что опасность вам не грозит.

– Почему вы так решили? – удивленно спросила она.

– Ну… это долго объяснять…

– Мне интересно: все-таки речь идет о моем спокойствии. – Она посмотрела на меня с некоторым вызовом.

– Ваш муж, как мне кажется, подверг вас некоторому риску там, еще на Земле, но он не ожидал, что этот риск будет большим, он вообще повел себя странно, как мне кажется… – Я задумчиво затянулся сигаретой. – Но то, что он вам мало рассказывал, – это и есть залог некоторой вашей безопасности.

– Выражайтесь яснее, пожалуйста. – Она с интересом наблюдала за выражением моего лица.

– Я пока не могу ничего вам сказать…

– Ну вот! Терпеть не могу всяких тайн и загадок. – Ирина явно начинала злиться.

– Честное слово, Ирина, я ведь строю такие фантастические предположения, что и сам боюсь о них думать, – пытался я сгладить ситуацию по максимуму. – Я все вам расскажу, и довольно скоро. Неужели вы думаете, что я хочу вас обмануть?

– Если бы я так думала, я бы вам ни слова не сказала. – Она сверкнула в темноте яркими звездочками своих зрачков. И вдруг… улыбнулась, глядя на мой растерянный вид. Неприятности, казалось, отступили вместе с исчезнувшим глюком, далеко за плоскогорье. И мне стало так уютно в этой зябкой и опасной ночной пустыне, будто я здесь родился и вырос.

– Я знаю, – продолжила Ирина, – вам надо подумать. Но вы сможете во всем разобраться, я не сомневаюсь, уж если вас слушаются глюки…

– Просто я умею с ними себя вести по их правилам. – Когда она меня хвалила, я ощущал чудовищную неловкость: хоть мне и было приятно, но казалось, это про кого-то другого она говорит.

– Вы просто недооцениваете свои таланты, – она явно хотела меня добить, – я не встречала на Марсе ни одного Охотника, хоть немного похожего на вас. Когда произошло убийство, ваше спокойствие и хладнокровие вызывали у меня зависть.

– Меня чуть не стошнило от запаха, – промямлил я, – а уж от этого обыска…

– Нас, похоже, действительно втравили в какую-то крупную авантюру, – перебила меня Ирина. – И я совершенно искренне хочу сказать вам, что вы единственный человек здесь, которому я могу доверять. Понимаете? От вас зависят наши жизни… Я буду стараться вам помогать во всем…

– Я сделаю все, – сказал я, ласково взяв ее за локоть и поглядев в глаза. – Я все пойму и узнаю, и мы доедем до этого чертова Олимпа, даже если все демоны Марса встанут на нашем пути плотной шеренгой… Этот кукловод задел мою профессиональную репутацию, и…

Я почувствовал на левом предплечье легкую вибрацию: это КПК вошел в режим коммуникатора, и мне пришло сообщение – это редкость на Марсе, дорого и редко необходимо. Извинившись перед Ириной, я отвлекся на экран. Писала, как ни странно, Сибилла: «Странный, вы там уже обнимаетесь? Приотстань-ка незаметно и послушай: тут что-то происходит – полячка нашла в своих бумагах для рисования какой-то лист со стихами, говорит, что не ее, откуда взялся – не знает. Собирается читать вслух, хочешь послушать?»

Я повернулся к Ирине.

– Нам сейчас надо будет слегка замедлиться, – сказал я негромко, – чтобы подвинуться ближе к туристам и послушать, что там происходит. Давайте сначала я, потом вы.

Ирина кивнула. Я слегка придержал поводья своего дромадера, и тот замедлил свой шаг. Вполоборота я заметил, что смена уже потеряла строй и слегка скучковалась.

– …Да, когда собралась рисовать, Аюми, – говорила Дронова, обращаясь к японке. – Сейчас прочту, я про себя уже прочитала пару строк: стихи необычные, но очень красивые… Вот, слушайте, полковник: это легенда, похоже… Говорю же – не знаю чьи, может, кто-то их мне посвятил… Шучу… Ну вот…

 
Все было до времен в покое мирном,
 
 
Покуда сонм богов младых резвился
 
 
На солнечном Олимпе, охраняя
 
 
Покой людей, порядок, Зевсом данный.
 
 
Но времена меняются, и небо,
 
 
Власть над которым Зевс держал законно,
 
 
Мечтою стало брата, Посейдона,
 
 
На трон небес задумал он взобраться…
 
 
И раскололся сонм богов, и смута
 
 
Подкралась к громовержцу, и, спасаясь,
 
 
С вершины он бежал в мир подземелий,
 
 
К тому из братьев, что остался верен
 
 
Его законной власти. Он к Аиду
 
 
Спустился в царство мертвых, чтобы вместе
 
 
Продолжить править бренным миром смертных…
 
 
А Посейдон, воссевший на Олимпе,
 
 
Был в гневе, что не смог забрать у Зевса
 
 
Эгиду грома, власти знак и молний жезл,
 
 
Убежища не мог найти он брата…
 
 
А Зевс из бездны мрачного Аида
 
 
Призвал на помощь сына, Диониса,
 
 
Чтоб тот помог ему восстановить порядок,
 
 
Веками на земле покой хранящий.
 
 
И юный бог с женою Ариадной
 
 
Пустились в путь со свитою своею.
 
 
Врата заоблачные должен он отверзнуть:
 
 
Жена его ключом от них владеет,
 
 
Отнять который Посейдон не в силах.
 
 
И лишь тогда, найдя доспехи Зевса
 
 
И поборов коварного Тифона,
 
 
Пройдя по мрачным древним лабиринтам,
 
 
Ответив на вопросы древних стражей
 
 
И сквозь игольное ушко протекши,
 
 
Проникнуть сможет он в тот мир,
 
 
Где Зевесус Хтоний
 
 
Ждет воцаренья своего на небе…[11]11
  Стихи автора.


[Закрыть]
 

– Это есть про Марс стихи? – первым нарушил молчание Крис Паттерсон, который ехал на полкорпуса за Дроновой.

– Здорово! Правда, я почти ничего не поняла, – в искреннем восхищении сказала Лайла.

– Неплохо выдержан стиль, – напыщенно похвалил Аурелиано, – но, боюсь, это вовсе не легенда, а фантазия современного автора на несколько мифов одновременно, к тому же Дионис и Артемида никогда не освобождали Зевса из царства Аида, хотя Посейдон действительно…

– Галиматья какая-то, – проворчал полковник.

– Пачэму галиматья? – удивился Азиз. – Красыво звучит как, э?

– Кто же это написал, а? – как-то комично развела руками Аюми.

– Пани Дронова, – сказал я, – а можно мне взглянуть на этот листок?

– Не отдам! – Полька прижала листок к груди – совсем как маленькая девочка, у которой хотят отобрать игрушку. – Это мое, это мне прислали!

– Честное слово Охотника, – я поднял правую руку вверх, – я верну вам его через полчаса!

– Точно вернете? – Она недоверчиво наклонила голову.

– Клянусь всеми глюками Марса! – произнес я торжественно.

– Ну смотрите, все свидетели: он обещал. – И она нехотя протянула мне драгоценный для нее лист бумаги.

– Выстраиваемся в цепочку в смене, – подал я команду и тронул поводья.

Мысли мои стали вновь хаотично вращаться в голове, как вариатор настройки приемника. Что это за любовное послание польской пани? Что это за Дионис и Артемида со свитой, идущие к Олимпу спасать папочку Зевса? Что это за грязные намеки, черт возьми? Ключ, которого не отобрать Посейдону? Что это за трубный глас в марсианской пустыне? Какие, на фиг, боги? Кто? Какой умник устроил это представление, сожри меня глюк?!

Я перевел КПК в видеорежим и сфотографировал послание: оно было написано на пористой серой бумаге, синим мелком, скорее всего, восковым… СИНИМ МЕЛКОМ! Я сегодня уже видел синий мелок! В рюкзаке у Джованни! Он написал это стихотворение! Он мелок наверняка украл у Дроновой! Я видел, у нее полно таких, разноцветных! Так… и оставил у себя в рюкзаке… либо не успел положить на место, либо… он боялся… Я обратил внимание вечером, перед вахтой: он был слегка взвинчен… Он догадывался, что с ним может что-то случиться. Может, он оставил мелок у себя как тревожный маяк, на всякий случай, чтобы я мог безошибочно определить авторство письма: ведь обыск – процедура стандартная при ЧП. Так… Может, он даже знал убийцу в лицо… хотя не факт… Спецагент из него – как из Йоргена буддийский монах… Он мог просто бояться: он же чувствовал, что в группе есть чужой, может, бластер Ирины его тоже ввел в заблуждение, и вообще… Так-так… Пока все худо-бедно понятно выходит…

А теперь надо как-то уяснить – на что он хотел мне намекнуть этим эпосом? «Вышел Пантеон на балкон – а оказался в подвале он». Так, кажется, говорил муж Ирины.

Стихи, конечно, да… вроде сюжет простой и понятный, а многое не ясно. А вот убийца эти стихи сейчас наверняка слышал, когда их Дронова читала. Интересно, там было для него что-то интересное? Вряд ли, иначе итальянец постарался бы подкинуть бумажку мне… хотя, может, просто не успел этого сделать?

– Что вы думаете об этом стихотворении? – тихим голосом спросила меня Ирина, поравнявшись со мной и слегка потянув поводья.

– Я думаю об этом, – ответил я с рассеянным видом.

– Я вас отвлекаю?

– Да нет, что вы. – Я закурил. – А вам что кажется?

– Я не знаю… – Ирина поежилась: подул порыв холодного ветра с равнины. – Если это намек на нашу группу и наш маршрут, то все это выглядит нелепо, так как ни к этому засекреченному месту, ни к итальянскому ученому (или разведчику, как я уже думаю) никакого отношения я не имею. И если соотносить двух упомянутых там персонажей, которых Зевс позвал на помощь, – это, конечно, лестно со стороны неизвестного автора, – со мной и вами, – то я никак не хочу понимать свою взаимосвязь с некими ключами, и вообще… я согласна с Аурелиано: это выдумка современного автора. И правильно сказал полковник – галиматья какая-то!

Она опять гневно сверкнула глазами.

– Почему вы так злитесь? – спросил я. – Вы мне все рассказали, и я верю, что это чистая правда.

– Не люблю, когда меня используют или пытаются одурачить, – сказала она уже более спокойно. – Простите, это эмоции – вечер сегодня… не особо обнадеживающе начался… Бедный Джованни… Я всегда говорила мужу после некоторых его историй, которые он иногда рассказывал, что разведка напоминает мне клубок сцепившихся змей, где нормальный человек долго не протянет… Эти интриги, эти бесконечные тайны, это вечное вранье…

– А я думал, вам нравится быть женой крутого разведчика… – Я опять заметил в Ирине перемены – сейчас она была уставшей женщиной, потерявшей любимого мужа и, возможно, часть веры в людей вообще.

– Нравилось, – поправилась она, – а потом я начала выматываться с этими его постоянными отъездами и секретами. Стала его просить как-то с этим развязаться или уйти хотя бы на менее опасную должность. Он мне пообещал, сказал, что на Марсе все будет иначе, по-другому… А сейчас оказывается, что хуже всегда есть куда…

– Не переживайте, Ирина: мы с вами сейчас уже попались на эту игру, – я попытался сделать залихватский вид, – так что теперь нам переживать поздно.

– Спасибо, подбодрили. – Она скептически покачала головой.

– Я хотел сказать, – попытался я объяснить, – что уныние нам только помешает сейчас, а здоровый оптимизм, внимательность и здравый смысл – просто необходимы. Согласитесь? Я тоже увяз в этой истории, а если задуматься, я выкручивался из таких заварушек, что все потом говорили: ты – везучий сукин сын! А я знал, что дело не в везении, а в общем состоянии… Это как в контакте с глюком…

– А что происходит во время контакта? – заинтересовалась вдруг Ирина. – Что вы чувствуете?

– Сперва… – Я задумался. – Сперва слышу или вижу многоголосые шумы, слова, картинки: тысячи мыслей. Потом один из моря образов затмевает все прочие… Потом какое-то легкое покалывание в затылочной области, как будто кто-то смотрит. Тогда я понимаю: вот оно! Вот и мой гость… А потом я начинаю думать о чем-нибудь спокойном, размеренном, неторопливом. О чем-то позитивно отстраненном: главное – не проявлять настороженности и чувствовать себя открыто, как на ладони, но при этом комфортно, понимаете?

– Это, наверное, очень трудно. – Ирина с интересом посмотрела на меня.

– Вовсе нет: возникает такой прилив тихой радости… Первый раз это получилось у меня спонтанно. Большой студенистый глюк, розоватого оттенка, сильно напомнил мне упавшее на пол желе, которое продолжает колыхаться некоторое время по инерции. И во-первых, я перестал его бояться, а потом мне стало поразительно легко, и покалывание в затылке сменилось каким-то теплым ветром. И я сказал про себя: «Привет, я просто прохожу тут мимо, по своим скучным делам». И мне показалось, что у меня в голове что-то зашелестело, похожее на мои слова, но ощущение такое, будто в моей подкорке гаснет эхо собственного голоса. И он проплыл в трех метрах от нашей смены, прямо перед мордой моего Чемберлена[12]12
  Чемберлен Невилл (18.3.1869 – 9.11.1940) – государственный деятель Великобритании, один из лидеров Консервативной партии. Вел миротворческие переговоры с нацистской Германией.


[Закрыть].