Текст книги "Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными"

8. Мистер Кинг и русалка

В гараже, где Тим Вайнелл обустроил зверинец, нас поджидали сюрпризы: пока мы плавали по Бариме, друзья, жившие в разных частях Гайаны, переправили в Джорджтаун еще животных. Из Камаранга недавно на амфибии прибыла компания длиннохвостых попугаев и ручной красноголовый дятел – подарок от Билла и Дафны Сеггар. Тайни Мак-Турк прислал майконга и мешок со змеями. Все время, пока мы путешествовали, Тим не только с утра до ночи заботился о своих подопечных, но выпрашивал животных у местных жителей. Кое-кого нам подарил Ботанический сад. Один из его смотрителей передал пару собственноручно пойманных мангустов, стаи которых носились по окрестным лугам. Тим очень обрадовался этим зверькам, хотя, строго говоря, южноамериканскими их назвать нельзя: много лет назад плантаторы завезли мангустов в эти края из Индии, надеясь, что они остановят нашествие крыс, пожиравших сахарный тростник. Мелкие хищники быстро расплодились и вскоре заселили все побережье. Их ближайшими соседями были опоссумы, которые, как и кенгуру, носят детенышей в сумке. Мне очень хотелось посмотреть на этих зверей, едва ли не единственных сумчатых, обитающих за пределами Австралии, но при встрече меня постигло разочарование. Те двое, которых подарил Тиму зоопарк, напоминали скорее двух огромных остромордых, почти лысых крыс с длинными острыми зубами и омерзительными облезлыми хвостами. В нашей коллекции они занимали первое место по уродству. Тим, глумливо улыбаясь, сообщил, что без малейшего сомнения назвал их Дэвид и Чарльз.

Однако самым примечательным в этой компании было стервозное, хнычущее и ворчащее существо по имени Перси, цепкохвостый дикобраз, обладавший, как и вся его дикобразья родня, на редкость дурным нравом. Когда его пытались погладить, он гневно морщился, ощетинивался короткими иглами, угрожающе топал и злобно шипел, всем своим видом показывая, что с наслаждением цапнет каждого, кто посмеет к нему прикоснуться. Хваткий, покрытый мелкими щетинками хвост, которым Перси цеплялся за ветки, был изогнут крючком вверх; это, как ни странно, роднило нашего дикобраза с некоторыми мышами, что обитают в Папуа, а не с другими живущими на деревьях животными вроде мартышек, панголинов, опоссумов и четырехпалых муравьедов, у которых хвост загибается книзу.

Цепкохвостый дикобраз Перси

За счет подарков от друзей и приобретений, какие мы привезли из Баримы, наша коллекция заметно разрослась, однако в ней по-прежнему недоставало двух самых колоритных обитателей здешних мест. Во-первых, мы так и не встретили гоацинов, известных тем, что на каждом крыле у них расположены два пальца с когтями. У взрослых особей они, за ненадобностью, зарастают перьями, а вот неоперившимся птенцам помогают лазать по веткам вокруг гнезда. Если верить окаменелостям, птицы – прямые потомки древнейших рептилий. Живущие только по берегам южноамериканских рек гоацины с когтистыми крыльями своим строением это подтверждают.

Во-вторых, нам так и не удалось поймать ламантина – огромное, похожее на тюленя, добродушное млекопитающее, которое проводит жизнь, курсируя между морскими бухтами и устьями рек, в поисках водорослей. Чтобы покормить детеныша, самка ламантина вертикально приподнимается над водой и держит его у груди, нежно прижимая ластами. Если верить легендам, это зрелище настолько поразило первых мореплавателей, путешествовавших вдоль южноамериканского побережья, что они приняли невиданных зверей за русалок.

Нам рассказали, что оба существа встречаются в бассейне реки Каньо, которая протекает в сотне километров от Джорджтауна. На поиски у нас оставалась всего неделя, поэтому через два дня после возвращения мы, на сей раз поездом, отправились к устью Каньо, в городок с гордым названием Нью-Амстердам.

Гайана стала британской колонией только в начале XIX века. До этого несколько столетий здесь правили голландцы, и вдоль побережья сохранились отчетливые следы их пребывания. Железнодорожные станции именовались по названиям обширных сахарных плантаций, которые они обслуживали – Бетервервагтинг, Велдаад, Онвервагт. Сами плантации были обязаны существованием видневшейся слева плотине, которую голландские колонисты построили, чтобы превратить безжизненные солончаки в плодородные земли, а в разомлевшем от жары Нью-Амстердаме, что лежал на самом краю широкого устья реки Бербис, современные бетонные постройки и деревянные бунгало соседствовали с аккуратными белеными домиками – гордостью голландской колониальной архитектуры.

Мы решили, что разумней всего просить помощи у рыбаков, и отправились в гавань. У причала в легких деревянных лодках сидели компании африканцев и выходцев из Ост-Индии; они плели сети и о чем-то болтали. Желающих помочь в ловле «водной мамки», как называют ламантина местные жители, не нашлось, но все наперебой уверяли нас, что с таким делом справится только «мистер Кинг».

Он оказался личностью многогранной – не только рыбак, но известный всему Нью-Амстердаму силач, которого звали всякий раз, когда требовалось, например, забить сваи; никто другой справиться с этим делом не мог. Его отдыхом, рассказали нам, был «рестлинг» с коровами, а кроме того, мистер Кинг слывет превосходным звероловом и знает о местной живности почти все. Словом, лучшего охотника на ламантина днем с огнем не сыщешь. Нам ничего не оставалось, как согласиться и отправиться на его поиски.

Мистера Кинга мы застали на рыбном рынке, где он торговался с перекупщиком за улов. Его впечатляющая внешность вполне соответствовала легендарным рассказам о нем: перед нами сидел на корточках человек-гора в ослепительно-алой атласной рубахе, черных полосатых штанах и несообразно маленькой черной шляпе, едва державшейся на макушке. Мы спросили, не мог бы он поймать для нас ламантина.

«Что вам сказать… – задумчиво произнес он, поглаживая роскошные бакенбарды, – их здесь немерено, но поймать трудно, водная мамка – существо нервное. Как попадется, тут же начинает трепыхаться как бешеная. Она зверюга сильная, враз любую, самую прочную сеть прорвет».

«А как вы с ней справляетесь?» – полюбопытствовал Джек.

«Есть только один способ, – с мрачной торжественностью изрек мистер Кинг. – Когда она в сети запутается, надо веревки посильней натянуть, чтобы сверху донизу аж задрожали. Если сделать это как следует, водная мамка будет лежать совсем без движения, так ей это понравится, а мы ее – у-у-ух! – Мистер Кинг, лучезарно улыбаясь, издал громкий, восторженный звук. – Мне известен только один человек, способный с ней справиться. Это я».

Говорил он очень убедительно, и мы не колеблясь предложили мистеру Кингу к нам присоединиться. Договорились, что завтра нанимаем катер и мистер Кинг с двумя помощниками, а главное, со своей проверенной сетью вместе с нами с утра отправится на поиски ламантина.

На следующий день, к нашему удивлению, обнаружилось, что команда катера – капитан-африканец Фрейзер и механик-индиец Рангур – относится к мистеру Кингу без должного уважения. Примерно через час пути по реке мы заметили высоко в ветвях игуану.

«Мистер Кинг, – спросил механик Рангур, – вы не хотите ее поймать?»

Мистер Кинг царственным жестом велел остановить катер, перевалил увесистые телеса в легкую шлюпку-динги и вместе с помощником, рассекая тростник, поплыл к дереву. Высоко над землей вдоль тонкой ветки безмятежно вытянулась очаровательная рептилия чуть больше метра длиной. Ее зеленые чешуйки искрились и переливались на солнце. Мистер Кинг срубил длинный бамбук, привязал к его концу петлю, поднял палку и принялся размахивать ею перед носом игуаны.

«Что вы замыслили, мистер Кинг? – издевательски-почтительно спросил капитан Фрейзер. – Вы, наверное, думаете, что она сама сползет к вам в руки?»

Невозмутимая рептилия равнодушно и без движения наблюдала за происходящим.

«Мистер Кинг, признайтесь, – поддержал капитана Рангур, – это ручная игуана, вы ее с вечера привязали к дереву, чтобы сейчас перед нами покрасоваться».

Мистер Кинг не снизошел до пошлых шуточек, но приказал помощнику залезть на дерево и накинуть петлю на шею игуаны. В ответ рептилия лениво перебралась на ветку чуть повыше.

«Эту гадину явно тянет прыгнуть», – прокомментировал Фрейзер.

Мистер Кинг велел помощнику забраться повыше. Последующие 10 минут игуана безропотно соглашалась с тем, что перед ее носом болтается странный предмет. Она даже добродушно полизала веревку, но, как ни уговаривал ее мистер Кинг, лезть в петлю категорически отказывалась. В конце концов терпение рептилии истощилось, она с вызывающим равнодушием отвернулась и одним легким прыжком исчезла в реке.

«Именно туда ее и тянуло», – сообщил миру Фрейзер.

Мистер Кинг вернулся на катер.

«Подумаешь, – буркнул он. – Да их здесь – завались. Целый мешок вам наловим».

Тростник, которым густо поросли оба берега, местные жители называли «мука-мука». Голые прямые стебли толщиной с мою руку, такие губчатые и мягкие, что я легко перерубал их одним ударом мачете, торчали из воды метра на четыре. На самом верху они заканчивались несколькими стреловидными листочками; кое-где виднелись зеленые плоды, формой и размером напоминавшие ананас. Мы знали, что «мука-мука» – излюбленное лакомство гоацинов, и напряженно всматривались в бинокли: не появится ли где птица.

Был полдень. Солнце жгло нещадно. Металлические поверхности катера раскалились, и к ним невозможно было прикоснуться. Верхушки тростника уныло клонились к реке. Над водой неподвижно висело душное марево. Казалось, мир вокруг замер.

Первый гоацин появился около часа пополудни. Джек услышал доносящийся приглушенный, похожий на кудахтанье звук, Фрейзер немедленно остановил катер, и в бинокль Джека наша компания разглядела большую птицу, которая, нахохлившись, сидела в зарослях. Мы подплыли ближе, заметили вторую, третью и вскоре убедились, что в тростнике прячется от палящего солнца большая колония гоацинов.

Около четырех нам наконец удалось рассмотреть их вблизи. Солнце клонилось к закату, жара немного спала. Мы обогнули излучину и тут заметили шесть птиц, которые с аппетитом поедали тростник. Они были очень забавные – орехово-коричневые, с крупными телами и непропорционально тонкими шеями. Вблизи гоацины напоминали откормленных хохлатых цыплят-переростков с миндалевидными глазами, обведенными голубой поволокой нежной кожи. Заметив, что мы приближаемся, птицы перестали есть и уставились на нас, оглушительно вереща и нервно подергивая хвостами. Несколько минут спустя они отвернулись, тяжело пошлепали по воде и скрылись в зарослях, но Чарльз успел их заснять.

Диковинные птицы нас очаровали, однако больше всего нам хотелось увидеть, как лазают по веткам их птенцы, поэтому Джек по-прежнему внимательно разглядывал в бинокль заросли в надежде увидеть гнездо. Ближе к вечеру метрах в двух над водой, на колючем кусте, что рос среди тростника, показалось нагромождение ветвей и прутьев. Затаив дыхание, мы перебрались в динги и подплыли поближе. Из гнезда с любопытством выглядывали два тощих и лысых птенца. Завидев нас, тщедушные создания перепугались и принялись неуклюже карабкаться по веткам, лихорадочно цепляясь ногами и когтистыми крыльями. Вели они себя совсем не по-птичьи. Когда птенцы добрались до тонких ветвей, что свисали над нами, я привстал и осторожно протянул к ним руку. В ответ они продемонстрировали трюк, на который способны только юные гоацины: резко взлетели, бесшумно нырнули метра на три вглубь, пронеслись под водой и скрылись в колючих зарослях.

Мы, конечно, огорчились, что нам не удалось их сфотографировать, но были уверены: если птенцы встретились нам в первый день, значит, их здесь много. Все оставшееся время наша компания напряженно всматривалась в заросли. В конце концов мы обнаружили несколько гнезд, в которых были отложены яйца, и выбрали наиболее подходящее для фотографии. Когда мы подплыли к нему совсем близко, родительница, оберегавшая будущий выводок, шумно взлетела, но через несколько минут, отодвинув тонкую ветку вывернутым наружу пальцем, показалась снова и не уселась на яйца, а неуклюже примостилась на них.

В последующие несколько дней мы навещали гнездо в надежде, что кто-нибудь вылупится, но наши ожидания не оправдались, и мы вернулись в Джорджтаун, так и не увидев ни одного птенца, кроме тех, что встретились нам в самом начале путешествия по Каньо.

Вечером первого дня мы добрались к излучине, которая впадает в небольшой залив. «Лучшего места для водной мамки не сыскать», – сообщил нам мистер Кинг. Через полчаса, пообещал он, река повернет и вынесет прямо к нам ленивого ламантина, который обычно приплывает в эти места пожевать сочных водорослей. Нам остается только поставить сеть поперек устья и ждать. Он воткнул в тину, по обе стороны узкого залива, два шеста, натянул на них сеть, после чего, как был, в черной фетровой шляпе, уселся в лодку и, попыхивая трубочкой, стал ждать своего звездного часа.

Ближе к ночи мистер Кинг сдался.

«Не дело, – сообщил он. – Прилив слабый, вода вниз не идет. Вот что, я знаю место получше, там ее сразу поймаем».

Мы свернули сети, привязали лодку к хвосту катера и поплыли вверх по реке. В сумерках пришвартовались у причала сахарной плантации. Она угадывалась издалека, по густому, тяжелому, приторно-сладкому запаху, что стоял в воздухе. Рангур принес из кухни дымящееся блюдо риса с креветками. После ужина мистер Кинг страдальчески вздохнул и сообщил, что сейчас время спать, а ночью он поймает ламантина и предъявит его утром.

Однако нам не терпелось посмотреть, как он будет ловить огромного зверя, и мы попросили нас разбудить.

«Нет, – возразил он. – Не встанете. Я-то часа в два-три собираюсь».

Мы принялись пылко заверять его, что непременно проснемся, и в конце концов он с явной неохотой поддался на наши уговоры.

Над озером черными тучами вились насекомые – москиты, мухи кабура, комары и огромные шершни, каких мы не видели нигде больше. Самые смелые проникали сквозь заслонки и роились вокруг ламп. Другие, не найдя щелей, так плотно облепляли иллюминаторы, что казалось, будто окна забрызганы грязной пеной. Чарльз, отвечавший за нашу аптечку, предусмотрительно приготовил к ночному походу большую банку мази от насекомых. Мы натянули москитные сетки и улеглись.

В два часа ночи нас разбудил Джек. Мы надели рубашки с длинными рукавами, заправили брюки в носки, щедро смазали руки и лица мазью, отпугивающей летучих гадов, и поднялись на корму, чтобы посмотреть, проснулся ли мистер Кинг. Он крепко спал в своем гамаке и оглушительно, с присвистом, храпел.

Джек осторожно тронул его за плечо. Мистер Кинг открыл глаза.

«Ты чего, парень? – обиженно спросил он. – Ночь на дворе. Я спать».

«А кто водную мамку ловить будет?»

«Ты что, не видишь? Сейчас темно, хоть глаз выколи. Луны нет, как я тебе водную мамку в темноте поймаю?»

И он провалился в сон.

Коль уж мы проснулись и экипировались, возвращаться в каюту нам не хотелось, поэтому было решено отправиться на ночную охоту без провожатого. В реке обитало множество кайманов; в свете фонарей их глаза вспыхивали на чернильной поверхности воды, словно сигнальные огни. Мы забрались в шлюпку, отвязали ее и бесшумно поплыли вниз по реке. Чарльз и я, сидя на корме, старались грести как можно тише. Джек, пригнувшись, сидел на носу и освещал фонарем воду. Мы неспешно скользили вдоль тростников, окаймлявших берег. В полной тишине было слышно только, как вдали переговариваются лягушки и над головой жужжат комары. Джек медленно водил лучом по водной глади. Вдруг он поднял фонарь, направил его на темное пятно тростника и знаком велел нам остановиться.

Мы подняли весла, и лодка бесшумно двинулась к зарослям. Через несколько секунд в свете фонаря блеснула чешуйчатая голова каймана; он лежал на мелководье и нагло таращился на нас. Джек, держа фонарь так, чтобы луч бил в глаза рептилии, свесился через борт, но при этом задел ногой жестянку, что валялась на дне лодки. Она с шумом вылетела, по воде пошли круги. Джек сел на свое прежнее место и повернулся к нам.

«Эта тварь, кажется, нас раскусила», – пробормотал он.

Мы снова принялись грести. Минут через пять Джек углядел еще одного каймана, но, когда между ним и лодкой оставалось чуть меньше 10 метров, он резко выключил фонарь: «А вот об этом приятеле надо забыть. Судя по расстоянию между его глазами, он больше двух метров в длину. Голыми руками я его не поймаю».

Вскоре, однако, появился третий. Мы подплыли к нему, бесшумно скользя по черной глади и не отрывая взгляд от светлого круга, из которого глядели на нас два немигающих ярких глаза.

«Подержите меня за ноги», – шепнул Джек.

Чарльз осторожно прошел к носу, наклонился и крепко обхватил лодыжки Джека. Когда лодка подошла к ослепленному кайману совсем близко, Джек свесился в воду, глаза рептилии вдруг исчезли под носом лодки, раздался всплеск, и Джек торжествующе завопил: «Есть!» Он швырнул фонарь на дно, снова перегнулся через борт и схватил каймана обеими руками.

«Ради бога, держи покрепче», – проорал он Чарльзу, который, наклонившись вперед, сидел на лодыжках Джека. Снова раздался громкий всплеск и Джек, тяжело дыша, откинулся назад в лодку. Он сиял от счастья: у него в руках, щелкая зубами, трепыхался кайман примерно в полтора метра длиной. Правой рукой держа рептилию за шкирку, левой Джек заправил длинный чешуйчатый хвост под ее лапу. Кайман свирепо зашипел и разинул огромную желтоватую пасть.

«Я на всякий случай взял твой вещмешок, – торопливо сообщил мне Джек. – Ты его не подержишь?»

Времени на споры не было, я открыл мешок, Джек запихнул туда каймана и туго стянул веревку.

«Нам в любом случае есть что показать мистеру Кингу», – пробормотал он.

Следующие три дня прошли в круизе по реке Каньо с мистером Кингом и его командой в поисках ламантина. Мы ставили сети днем и ночью, то в дождь, то в зной, то в прилив, то в отлив, но все было тщетно, хотя мистер Кинг каждый раз заверял, что теперь-то ламантин от нас не уйдет. В конце концов у нас закончилась провизия, и нам ничего не оставалось, как вернуться в Нью-Амстердам.

«Что поделаешь, ребята, – философски заметил мистер Кинг, получая положенное вознаграждение. – Значит, по мне, не судьба».

Мы вышли на пристань, и тут к нам подошел незнакомый рыбак. Его внешность выдавала выходца из Ост-Индии.

«Вы те, которые водную мамку хотят? – спросил он. – Я тут три дня назад поймал одну».

«Что вы с ней сделали?» – хором воскликнули мы.

«Бросил в озеро, маленькое, недалеко, за городом. Могу выловить, если надо».

«Конечно надо, – сказал Джек. – Пойдем скорее».

Рыбак побежал к своей тележке, погрузил в нее сеть и позвал на помощь троих приятелей.

Слух о том, что наша маленькая процессия идет «водную мамку брать», мигом разнесся по городку, и, когда мы вышли к водоему, больше похожему на заросшее болото, за нами следовала шумная толпа зевак.

Они уселись на корточках вокруг большого, грязного, но, к счастью, мелкого озера и уставились на воду, пытаясь разглядеть ламантина. Вдруг кто-то заметил, как лист лотоса, до сих пор неподвижно лежавший на водной глади, странным образом съежился и ушел на дно. Через несколько секунд над озером показалась серо-коричневая морда, зверь выразительно фыркнул, выбросив из округлых ноздрей струи воздуха, и тут же исчез.

«Вот, вот она!» – загудела толпа.

Нариан (так звали рыбака) призвал свою «рать». Вчетвером они прыгнули в воду, рассредоточились вдоль небольшой запруды, где только что показалась голова ламантина, стоя по грудь в воде, растянули сеть и медленно пошли к берегу. Ламантин снова на миг высунул морду – и тем окончательно выдал себя. Нариан приказал двоим помощникам, державшим сеть по краям, подняться на берег, чтобы снасть изогнулась дугой. Перепуганный ламантин на миг всплыл и перевернулся, показав серовато-коричневый бок.

«Ух ты! – восхищенно ахнула толпа. – Ну и здоровенный! Ты только глянь, чудища какая!»

Всеобщий азарт передался помощникам Нариана, и они, вместе с несколькими добровольцами, принялись, лихорадочно перебирая руками, вытаскивать сеть.

«Не тяните! – пытаясь перекричать шум толпы, вопил из озера разъяренный Нариан. – Вы, чуть-чуть послабей!»

Но никто не обращал на него ни малейшего внимания.

«За сеть сто долларов плачено! – отчаянно взывал он. – Стойте! Порвете!»

На поверхности воды снова показался блестящий серокоричневый бок. Толпа, одержимая желанием поскорей вытащить ламантина, изо всех сил тянула сеть, пока наконец не подтащила своего пленника к берегу. Он действительно был огромный, но полюбоваться мы не успели: ламантин неожиданно изогнулся, мощным ударом массивного хвоста обдал нас грязной водой и выскользнул из разорванной сети. Взбешенный Нариан выскочил на берег и, остервенело ругаясь, стал требовать, чтобы ему немедленно оплатили починку драгоценной сети. Все галдели разом, и предлагать услуги мистера Кинга, способного усмирять нервических «водных мамок», было по меньшей мере нелепо. Перепалка затянулась; о том, ради чего собрались, казалось, забыли все, кроме Джека, который угрюмо бродил вдоль берега, пытаясь по кругам на воде следить за передвижениями ламантина.

Наконец шум стих. Джек подозвал Нариана, чтобы показать, где в последний раз видел «водную мамку».

Тот, громко бранясь, подошел, волоча за собой длинный канат.

«Идиоты! – презрительно ворчал он. – Они порвали мою сеть, я за нее сотню долларов отдал. Ладно, делать нечего: пойду намотаю веревку ей на хвост. Теперь она точно никуда не денется».

Нариан прыгнул в озеро и зашагал по дну, пытаясь ногами нащупать ламантина. Наконец он наткнулся на лежащую на дне тушу, низко наклонился, несколько минут возился под водой, после чего выпрямился, что-то воскликнул, но тут веревка забилась в его руках, и он, потеряв равновесие, упал ничком в воду. Через несколько секунд ему удалось подняться на ноги и, сплевывая грязную воду, наш благодетель гордо замахал над головой концом веревки.

«Поймал все-таки!» – воскликнул он.

Ламантин, послушно позволивший обвить веревкой хвост, наконец осознал грозящую ему опасность и, яростно брызгаясь, отчаянно вырываясь, всплыл на поверхность. На сей раз Нариан не растерялся и умелыми движениями потащил его из воды. Его присмиревшие помощники снова окружили «водную мамку» сетью и подталкивали ее, Нариан, стоя на берегу, подтягивал за веревку, и в конце концов они медленно вытащили нашу русалку хвостом вперед на берег.

Нариан с ламантином

На суше ламантин выглядел гораздо уродливей – похожая на обрубок голова, украшенная щетинками редких колючих усов, растущих на верхней, безобразно толстой губе, маленькие, гноящиеся, глубоко посаженные, почти неразличимые глазки. Выражение его сонной морде придавали только великолепные ноздри. Однако размеры впечатляли – почти три метра от кончика носа до конца огромного лопатообразного хвоста. По бокам красовались массивные, похожие на лопасти плавники, но задних конечностей у него не было, а главное, оставалось загадкой, на чем держатся его кости, ибо, оказавшись без воды, этот увалень превратился в огромный мешок мокрого песка.

Ламантин почти не сопротивлялся, когда его переворачивали, и, казалось, совсем не замечал нашего бесцеремонного любопытства. Он, не шелохнувшись, лежал на спине, плавники вывернулись наружу, и вид у него был такой отрешенный, что я забеспокоился: все ли с ним в порядке? Может, его случайно ранили, когда тянули из воды? Нариан в ответ рассмеялся: «Эта тварь живучая».

Он плеснул на ламантина водой, наш пленник на миг изогнулся, шлепнул хвостом по песку и снова застыл.

Чтобы перевезти его в Джорджтаун, мэрия Нью-Амстердама любезно выделила нам автоцистерну. Мы прочно обвязали веревкой хвост, протянули веревочные петли под плавниками, Нариан вместе с помощниками вчетвером подняли ламантина и потащили его через луг к машине.

Свисающий с петель огромный, слюнявый ламантин с бессильно обвисшими плавниками выглядел вполне безобидно и даже трогательно, но назвать эту тушу привлекательной было трудно.

«Тот, кто принял его за русалку, видимо, очень давно не был на суше», – заключил Чарльз.