Текст книги "Путешествия на другую сторону света"

На вершине холма, в паре километров от своего магазина, Боб показал нам девятиметровую бамбуковую вышку. К ее верхушке был привязан крест, а вокруг был установлен забор. У ее подножия из банок из-под варенья торчали ветки апельсинового дерева. Свежесть цветков указывала на то, что их поставили туда совсем недавно и что вышке все еще поклоняются. Построив ее, местные сказали, что это радиовышка Джона Фрума, которую они установили по его приказу, чтобы он мог говорить с ними и посылать им сообщения, подобные тем, которые приходят по радио белого человека.

Радиовышка Джона Фрума

Когда мы ехали по скользким грунтовым дорогам, пролегавшим вдоль побережья и в центре острова, мы часто видели плетущихся вдоль них таннцев: женщины несли тяжелые тюки сладкого картофеля или маниока, мужчины шли с ножами для деревьев к плантациям копры или обратно. Они смотрели на нас с подозрением и без улыбки. Несколько раз мы останавливались и спрашивали у кого-нибудь о значении близлежащего креста или ворот. Ответ всегда был один: «Я не знать». Пока люди не привыкли к нашему присутствию и не поняли, почему мы приехали на остров, было мало надежды на то, что мы получим четкие ответы на вопросы. Поэтому Боб рассказал всем, кто работал в его магазине, что мы не миссионеры, не торговцы и не представители власти, а просто два человека, которые слышали о Джоне Фруме и хотят узнать о нем правду.

Через несколько дней мы почувствовали, что эта новость разошлась уже достаточно широко, так что мы смогли с пользой для себя посещать деревни. Рядом с каждым населенным пунктом есть церемониальная площадка для собраний, которую называют намакаль. Она всегда расположена в тени гигантского дерева баньяна. Огромные ветви, покрытые густой листвой, свисающие с них коричневые пушистые воздушные корни и переплетение опор, окружающих ствол, придают зловещую мрачную атмосферу таким местам. Здесь после работы собираются жители села, чтобы пить каву.

Каву делают из раздробленного корня перечного растения, Piper methysticum. Это не алкогольный напиток, но в нем содержится вещество, которое при употреблении его в избыточных количествах или в концентрированном виде вызывает головокружение и шатание. Ее пьют на большей части восточных тихоокеанских островов, и повсеместно считается, что она обладает священными свойствами. На Танне ее пьют в чрезвычайно крепком виде и готовят примитивным способом, от которого давно отказались на большинстве других островов Тихого океана. Несколько молодых мужчин сидят и жуют корни, выплевывая комки разжеванных волокон. Массу размером с кулак затем помещают в фильтр из волокнистой ткани пальмового листа и пропускают через него воду в кокосовую скорлупу. Полученную мутную жидкость грязно-коричневого цвета, зернистую по текстуре, проглатывают одним глотком. Через несколько минут тот, кто ее выпил, как считается, становится угрюмым и раздражительным. Мужчины сидят в тишине. Женщинам строго запрещено в это время приходить на намакаль. Потом, когда опускается ночь, мужчины один за другим расходятся по своим хижинам.

Питье кавы было запрещено миссией как из-за негигиеничного способа ее приготовления, так и из-за ее тесной связи со многими древними языческими ритуалами. Последователи Джона Фрума вернулись к этой практике не только потому, что наслаждались вкусом и последствиями употребления кавы, но и потому, что, выпивая ее, они сознательно бросали вызов миссии.

Несколько раз мы поднимались на намакаль и сидели как можно незаметнее, наблюдая за приготовлением и употреблением кавы. Постепенно мы познакомились с некоторыми из этих людей и говорили с ними на пиджине о пустяках. Во время нашего третьего визита я впервые затронул тему Джона Фрума. Я разговаривал с грустным пожилым мужчиной по имени Сэм. Пятнадцать лет назад миссионеры выбрали его для подготовки в качестве учителя, и несколько лет он преподавал в миссионерской школе. Поэтому он говорил на понятном английском языке. Пока мы сидели на корточках под баньяном, куря сигареты, Сэм говорил о Джоне Фруме, тихо и без лишних эмоций: «Однажды ночью, 19 лет назад, встретились много больших людей, пили каву, когда пришел Джон. Он говорил с ними и сказал, что скоро принесет много карго. Люди будут счастливы и получат все, что хотят, и будет хорошая жизнь».

«Как он выглядел, Сэм?»

«Он белый, высокий мужчина, в ботинках, в одежде, но не говорит по-английски, он говорит как мужчина с Танны».

«Ты видел его?»

«Я не видел его, но мой брат видел».

Медленно, неохотно и с достоинством Сэм поведал мне еще о Джоне Фруме. Джон велел людям уйти из школы: «Пресвитерианская церковь – нехорошо; миссионеры вложили много лишнего в Слово Божье». Джон велел людям выбросить деньги и убить скот, который привез белый человек. Иногда Джон жил в Америке, иногда он жил на Танне. Но всегда, снова и снова, «Джон обещал правду. Вскоре белый человек уйдет, придет много карго, и все будут очень счастливы».

«Почему он не пришел, Сэм?»

«Я не знаю. Может быть, человек правительства остановил его, но когда-нибудь он придет. Он обещал прийти».

«Но, Сэм, прошло девятнадцать лет с тех пор, как Джон сказал, что появится карго. Он обещает, и обещает, и обещает, но карго все равно не приходит. Разве девятнадцать лет – не слишком долгий срок?»

Сэм оторвал глаза от земли, посмотрел на меня и произнес: «Если вы можете ждать две тысячи лет, пока придет Иисус Христос, а он все не приходит, то и я могу ждать Джона больше девятнадцати лет».

Я говорил с Сэмом еще несколько раз, но каждый раз, когда я спрашивал его о деталях личности Джона, о том, как он двигался и как отдавал приказы, Сэм хмурил брови и говорил: «Я не знать». Когда я надавил на него еще, он сказал: «Намбас, большой человек из залива Сульфур, он знать».

Было ясно, что Сэм, ярый последователь культа, был учеником, а не новатором. Приказы и предписания, которым он подчинялся, исходили из залива Сульфур. Боб Пол подтвердил, что эта деревня, вне сомнений, была центром движения. Он сказал, что Намбас был одним из главных организаторов Армии Танны и был заключен в тюрьму в Виле в наказание за свое участие. Очевидно, нам следовало поехать туда, но я старался не показывать излишнего рвения, чтобы новости о нашей деятельности добрались туда до нас. Если мы внезапно приедем туда, где о нас не слышали, то Намбас может защищаться и отрицать, что знает что-то о нынешнем состоянии культа. Однако если бы он знал, что мы интересуемся менее важными членами движения, он мог бы пожелать, в силу естественного тщеславия, обратить на себя внимание.

Еще нескольких дней мы продолжали путешествовать по острову. Мы посетили миссионеров и узнали о попытке отлучить таннцев от их культа с помощью кооперативного движения, которое подробно объясняло все детали процесса торговли. Люди видели, как продается их копра, сколько она приносит денег, и сами могли решить, какой груз заказывать из заморских земель. «Смотрите, – говорили миссионеры последователям культа карго, – наш груз прибывает. А Джон Фрум говорит неправду, потому что его груз не придет».

Эта идея была реализована лишь недавно, и было еще слишком рано говорить о том, насколько она успешна.

Я также поговорил с римско-католическим священником, у которого была небольшая миссия неподалеку от Ленакеля. По сравнению с пресвитерианцами его влияние на острове было настолько незначительным, что его можно было не принимать в расчет. Два года назад тайфун и цунами полностью разрушили его церковь и дом. Он смиренно отстроил их и продолжил свою работу. Но его учение имело небольшой отклик у таннцев. Только сейчас, спустя шесть лет, он собирался крестить своих первых обращенных в католическую веру, и только пятерых из них он считал достаточно подготовленными.

По его мнению, образовательная часть была самой важной в движении. «За последние девятнадцать лет, – сказал он мне, – практически ни один местный ребенок не ходил в школу, а если они не умеют читать или складывать числа, как вы можете объяснить им, как устроен современный мир? Чем дольше будет жить движение, тем труднее будет его излечить».

Позже он сказал, что недавно в мифологию культа вошел Яхувэй – маленький, но постоянно активный вулкан, возвышающийся над восточной частью Танны. Даже в Ленакеле, в 19 километрах от него, можно было услышать отдаленный гром его извержений, и в те дни, когда он был особенно активен, все в доме Боба покрывалось тонким налетом мелкого серого вулканического пепла. Чтобы увидеть вулкан, мы с Джеффом проехали весь остров от Ленакеля по грязной дороге сквозь густой влажный буш. Шум извержений становился все громче и громче, пока наконец не заглушил даже двигатель нашего автомобиля. Потом я заметил, что за древовидными папоротниками, растущими вдоль дороги, буш был погребен под огромной серой дюной, похожей на верхушку шахты. Дорога повернула, и внезапно мы оказались в пустой Сахаре вулканического пепла. За исключением окраины, где пытались укорениться несколько панданов, эта огромная долина была совершенно бесплодна и безжизненна. Сразу перед нами лежало мелководное голубое озеро. В полутора километрах отсюда, за озером, возвышался округленный холм самого вулкана, высотой в 300 метров. Он был слишком приземистым, чтобы выглядеть изящно, и недостаточно высоким, чтобы впечатлить зрителя, но в его грозной силе сомневаться не приходилось. Над ним висел мрачный желто-коричневый гриб дыма, и каждые несколько минут по равнине разносились звуки приглушенных извержений глубоко в его кратере.

Ворота и палки на поле лавы

Здесь мы нашли много свидетельств того особого значения, которое придавали этому месту последователи Джона Фрума. На краю равнины рядом с панданом стояли несколько тщательно и искусно построенных ворот и крестов. Все они были выкрашены в алый цвет. На равнине мы увидели, что в пепел воткнуты палки на расстоянии около метра друг от друга. Они тянулись извилистой линией серпантина на километр к воротам, которые были сооружены на одном из холмов старого потока лавы. На вершине вулкана можно было различить еще один крест.

Полчаса мы с трудом поднимались по крутым склонам вулкана, прокладывая себе дорогу сквозь мусор из валунов лавы, выброшенных из кратера. Некоторые из них имели стекловидную глянцевую текстуру, напоминающую черную замороженную ириску. Другие напоминали куски пудинга, зернистые и с белыми кристаллами полевого шпата. На этом огненном терриконе росла лишь одна орхидея, тонкие стебли которой венчали нежные розовые цветы. Мы достигли края кратера в момент относительного спокойствия, и я заглянул в жерло. Его стенки были покрыты пеплом, как дымовая труба сажей, но я не мог посмотреть вглубь, так как кратер был забит движущимися клубами едкого белого дыма. Внезапно произошел сокрушительный взрыв большой магнитуды, и град черных валунов взлетел высоко в воздух сквозь дым над нами. К счастью, вулкан выбросил их вертикально, так что они упали прямо вниз, обратно в кратер, и мы могли не бояться, что они нас заденут. Репертуар шумов вулкана был чрезвычайно разнообразен. Иногда он производил разносившиеся эхом вздохи, когда происходила утечка газа под высоким давлением; иногда – наэлектризованные взрывы, отражавшиеся в кратере. Страшнее всего было, когда он неожиданно извергался с долгим, неослабевающим ревом, похожим на звук гигантского реактивного двигателя. Это продолжалось несколько минут, пока не начинало казаться, что наши барабанные перепонки расколются.

Джефф Маллиган снимает кратер

Через четверть часа ветер сменился, дым завихрился, и весь кратер очистился. В 160 метрах под нами я разглядел по меньшей мере семь отверстий, излучающих красный жар. Это были не просто дыры, а неровные щели в куче лавовых валунов. Когда одна из них совершенно независимо от других извергалась, алые искры расплавленной лавы выстреливали в воздух. Некоторые из них были размером с маленькую машину. Они скручивались, вытягивались в комки, похожие на гаечные ключи, и распадались в воздухе, а затем, достигнув предела, падали назад, с глухим стуком приземляясь по бокам отверстия.

На самой высокой точке воронки кратера мы увидели крест. Он был почти два метра в высоту. Когда-то он был красным, но вулканические испарения разъедали краску, и она осталась лишь в некоторых местах. Дерево, служившее материалом, было прочным и тяжелым, и перевозка его по крутым склонам вулкана была явно трудоемким делом. Я надеялся, что, если нам наконец удастся встретиться с Намбасом в заливе Сульфур, я сумею добиться от него ответа, почему лидеры культа посчитали столь важным разместить здесь свой символ.

Крест на краю кратера

Однако, пожалуй, самым впечатляющим из всех памятников Джону Фруму был не этот крест, а три грубые деревянные фигуры, которые мы видели в маленькой деревне, расположенной на пути в Ленакель.

Они стояли под соломенным навесом, защищенным забором. Слева сидело странное существо, похожее на крысу с крыльями, растущими из плеч. Оно было заключено в символическую квадратную клетку. Справа находилась модель самолета с четырьмя винтами, большими колесами и белой американской звездой, нарисованной на крыльях и хвосте. Это, безусловно, был образ самолета, который должен доставить карго на остров. В центре, за черным неокрашенным крестом, стояло чучело, которое не могло быть ничем иным, как самим Джоном. На нем был белый пояс, алое пальто и брюки. Его лицо и руки были белыми, он стоял раскинув руки, а его левая нога была откинута назад – пародия на христианское распятие. Фигуры были трогательно детскими, но казались очень зловещими.

Алтарь карго-культа

Наконец-то мы почувствовали, что пришло время искать Намбаса. Мы поехали из Ленакеля, пересекли покрытую пеплом равнину вокруг Яхувэя, а затем вниз по травянистой дороге. В заливе Сульфур хижины деревни были сгруппированы вокруг большой открытой площади, в центре которой стояли две высокие бамбуковые мачты. Именно здесь когда-то проходили парады и учения Армии Танны под руководством Намбаса. Мы медленно проехали по одной стороне этой площади и припарковались под гигантским баньяном. Когда мы вышли из машины, вокруг нас столпились деревенские жители. Большинство из них были одеты в алые фуфайки или рубашки. Один старик с гордостью лихо носил обветшалый стальной шлем – несомненно, высокоценимую реликвию времен американской оккупации Санто. Атмосфера была недружелюбной и негостеприимной, впрочем, не была она и открыто враждебной. Из толпы вышел и направился к нам высокий пожилой мужчина с седыми волосами, морщинистым носом и глубоко посаженными глазами.

«Я Намбас», – сказал он.

Я представился, представил Джеффа и объяснил, что мы приехали из-за морей, чтобы узнать о Джоне Фруме, кто он такой и что он проповедовал. Намбас мог бы рассказать нам о нем? Намбас внимательно посмотрел на меня, его черные глаза сузились.

«Хорошо, – сказал он наконец. – Мы говорить».

Он привел меня к подножию баньяна. Джефф, стоя рядом с машиной, незаметно настроил камеру. Я сел, положил рядом магнитофон, а микрофон на землю. Остальные жители деревни столпились вокруг нас, с нетерпением ожидая услышать, что скажет их предводитель. Намбас надменно огляделся. Он явно считал, что нужно устроить представление, чтобы подтвердить свое положение и авторитет в глазах сторонников.

«Я знать, что ты придешь, – сказал он мне громко. – Джон Фрум говорил со мной две недели назад. Сказал, два белых человека приходить спросить все о красном кресте и Джоне».

Он триумфально огляделся по сторонам. Поскольку мы старались сделать так, чтобы он узнал о нашем прибытии и наших планах, эта новость не удивила меня, но его слушатели были под впечатлением.

«Когда Джон говорит с тобой, ты видишь его?» – спросил я.

Намбас

«Нет. – Намбас покачал головой, а затем добавил, тщательно проговаривая слова: – Он говорит со мной по радио. У меня есть специальное радио Джона». Католический миссионер рассказал мне об этом радио. По словам одного из новообращенных, по назначенным вечерам пожилая женщина оборачивает вокруг своей талии электрический провод, погружает себя в транс за ширмой в хижине Намбаса и начинает нести чушь. Намбас переводит ее слова для своих последователей, которые слушают в темной комнате, как если бы это были послания Джона Фрума.

«Как часто он говорит по радио?»

«Каждую ночь, каждый день, утром, ночью. Он много говорит со мной».

«Это радио, оно такое же, как радио белого человека?»

«Оно не как радио белого человека, – загадочно сказал Намбас. – У него нет провода. Это радио Джона. Джон дал мне его, потому что я долго был в тюрьме в Виле из-за Джона. Он дал мне радио в подарок».

«Могу я взглянуть на это радио?»

Возникла пауза.

«Нет», – хитро сказал Намбас.

«Почему нет?»

«Потому что Джон сказал, чтобы ни один белый человек не видел его».

Я слишком сильно давил на него. Я сменил тему: «Ты видел Джона Фрума?»

Намбас энергично кивнул. «Я видел его много раз».

«Как он выглядит?»

Намбас ткнул в меня пальцем: «Он похож на тебя. У него белое лицо. Он высокий мужчина. Он живет в Южная Америка».

«Ты говорил с ним?»

«Он говорил со мной много раз. Он говорит со многими людьми – больше сотни».

«Что он говорит?»

«Он говорит, скоро мир меняться. Все будет по-другому. Он приехать из Южной Америки и привозить много карго. И каждый получит все, что захочет».

«Белый тоже получит груз от Джона?»

«Нет, – категорично сказал Намбас. – Карго придет к местным ребятам. Джон сказал, что не может дать белому человеку карго, потому что у белого человека уже есть».

«Говорит ли Джон, когда придет?»

«Он не говорить когда, но он придет», – ответил Намбас спокойно и уверенно. Его слушатели забурчали в знак согласия.

«Намбас, зачем ты поставил красные кресты?»

«Джон сказал, сделай много крестов. Я сделал их для Джона».

«Зачем ты поставил крест на вершину вулкана?»

Намбас наклонился ко мне, его глаза яростно сверкали. Он произнес: «Потому что человек внутри вулкана. Много людей Джона Фрума. Красный человек, коричневый человек, белый человек; человек из Танна, человек из Южная Америка, все в вулкане. Когда придет время, человек придет из вулкана и принесет карго».

«Я гулял возле вулкана, – сказал я. – Я смотрел, но не видел человека».

«Ты не видеть его, – презрительно проговорил Намбас. – Твои глаза темные. Ты ничего не видеть внутри вулкана. Но человек там. Я видел много раз».

Верил ли Намбас в то, что он говорил? Был ли он мистиком, у которого случаются видения? Или же шарлатаном, который утверждал, что у него есть особые силы, чтобы влиять на свой народ и заставлять его делать то, что он хотел? Я не знаю. Если он был сумасшедшим, то он заразил весь остров своим безумием. Конечно, от него было невозможно добиться, существовал ли когда-то реальный человек по имени Джон Фрум, центральная фигура всех этих историй. В тот момент я понял, что это и не важно. Намбас был первосвященником этого движения, исторические факты и материальный мир не имели никакого отношения к его мыслям и высказываниям.

Я вспомнил объяснения культов, которые дал мне лютеранский миссионер в Новой Гвинее. Конечно, это было упрощением – никто из нас, ни европейцы, ни меланезийцы, не вырабатывает свои убеждения таким логичным способом – но тем не менее оно полностью соответствовало тому, что можно было наблюдать на Танне. Очевидно, человеку не под силу за два-три поколения перейти из каменного века в самую развитую материальную цивилизацию, которую когда-либо знал мир, не подвергая себя риску полной моральной дезориентации и психического расстройства.

Мы были в заливе Сульфур в пятницу. Намбас сказал мне, что Джон Фрум постановил, чтобы в этот день каждую неделю люди танцевали в его честь. Вечером группа музыкантов с гитарами, мандолинами и барабанами из жестяных банок медленно двигалась по поляне под баньяном, играя на ходу. Группа женщин, одетых в длинные юбки-хулы, окружила их и начала пронзительно петь. Это был не старый традиционный мотив, а простой и повторяющийся, явно восходящий к популярным американским песням, которые постоянно проигрывали на дребезжащих граммофонах в торговых точках для привлечения покупателей. Люди поднялись на ноги, и вскоре вся поляна была заполнена жителями деревни, приплясывающими в механической неестественной манере. Странности сцене добавили один или двое из них, которые собрали со ствола баньяна похожую на грибы плесень, которая испускала яркий фосфоресцирующий свет. Они прилепили ее ко лбу и к щекам, так что их лица освещал зловещий зеленый свет. Монотонный танец продолжался, песня повторялась снова и снова, и люди танцевали в постоянном наркотическом ритме. Скоро кто-нибудь достанет контрабандный алкогольный напиток, и эти люди, полагая, что чтят своего бога потребления, будут пьянствовать всю ночь.