Текст книги "Синяя кровь"

Глава 21

Мейс мчалась по шоссе 50, виляя в потоке плотного утреннего движения. В Мидлберге ее поймал светофор, и она поехала медленнее, а потом и вовсе затормозила. На улицах здесь стояли в основном «Рейнджроверы» и седаны-«Ягуары», да еще случайный «Смарт», улучшающий местную экологию. Небольшой городок был претенциозен в своем дорогом сельском стиле. Здесь за миллионы долларов можно было купить действительно шикарное место для жизни. Много лет назад Мейс и Бет навещали мать, видели роскошное поместье, обедали в шикарном ресторане, прошлись по магазинам, а потом вернулись обратно в округ Колумбия, ловить преступников. И одного этого визита было для Мейс вполне достаточно.

Хотя Бет Перри была всего на шесть лет старше, в жизни Мейс она заняла несравненно больше места, чем мать. По правде говоря, в памяти Мейс именно сестра – в свои девять уже высокая и крепкая – была первой, кто держал ее на руках.

Хотя он умер, когда Мейс только исполнилось двенадцать, Бенджамин Перри очень сильно повлиял на младшую дочь. Мейс прекрасно помнила, как сидит в маленьком отцовском логове и делает домашнее задание, пока папа составляет очередное правовое обоснование, временами зачитывая отрывки и выслушивая ее замечания. Она горше всех плакала на его похоронах; гроб закрыли, чтобы скрыть лицо, изуродованное ранами от пуль.

Пролетая мимо роскошных поместий, величественно раскинувшихся на сотнях акров, Мейс думала, что ее мать сознательно двигалась к этому уровню богатства. Она методично охотилась, а потом ухватила парня, который не проработал и дня в своей жизни. Зато он был единственным ребенком человека, заработавшего состояние, достаточное для беззаботной жизни нескольких поколений своих потомков. К тому времени обе дочери выросли и ушли из дома, чему Мейс была исключительно рада. Она предпочитала билеты эконом-класса и одежду с распродаж частным самолетам и «Гуччи».

Бет унаследовала свой рост от матери, которая была на несколько дюймов выше мужа. Мейс всегда считала, что ей достались от отца среднее телосложение и задиристость. Карьера Бенджамина Перри в качестве прокурора округа Колумбия была трагически короткой, но на этой должности он боролся с преступниками в самые жестокие годы Вашингтона, быстро став легендой за свою политику выжженной земли по отношению к бандитам. Однако он был известен как человек, который всегда играет честно, и если в деле появлялись доказательства невиновности, они неизменно доходили до адвоката. Отец не раз говорил Мейс, что больше всего боится не отпустить преступника, а отправить за решетку невиновного. Она никогда не забывала эти слова, и потому ей было еще тяжелее принять назначение на отцовскую должность Моны Данфорт.

Убийство Бенджамина Перри так и не раскрыли. За много лет его дочери не раз пытались расколоть этот орешек, но безуспешно. Вещдоки пропали или сгнили. Свидетели уже не помнили тех событий, а кто-то просто умер. «Холодное» дело раскрыть труднее всего. Но сейчас, выйдя из тюрьмы, Мейс чувствовала, что в какой-то момент она попробует еще раз.

В нескольких милях за самим Мидлбергом Перри сбросила скорость и свернула на гравийную дорогу, которая примерно через полмили стала мощеной. Мейс глубоко вздохнула и остановилась у дома с каким-то шотландским названием, поскольку муженек, шотландец по происхождению, безумно гордился своим родным кланом. В предыдущий приезд Мейс и Бет он даже появился перед ними в килте, с кинжалом в носке и шотландской шапочке на голове. Общее впечатление так себе, но, хуже того, бедолага зацепился своей юбкой за рукоять меча здоровенного воина в доспехах, стоящего у стены. Юбка задралась, и всем стало ясно, что хозяин поместья носит свой килт без нижнего белья. Мейс хватило лишь на то, чтобы не выдуть от смеха все содержимое носа. Ей казалось, что она неплохо справилась. Однако мать строго сообщила, что ее супруг плохо воспринял Мейс, катающуюся по полу от хохота, пока сам он отчаянно пытался вернуть юбку на место.

– Тогда скажи мистеру Гнусняку, пусть надевает трусы, – отрезала Мейс, будучи в пределах слышимости отчима. – Непохоже, чтобы ему было чем хвастаться.

Это заявление тоже приняли не лучшим образом.

Когда она обогнула здание, особняк вырос перед ней во всей красе. Дом был поменьше, чем у Эйба Альтмана, но не намного. Мейс подошла к передней двери, вполне ожидая, что на стук ей откроет дворецкий в ливрее.

Но нет.

Широкая дверь распахнулась. На пороге стояла ее мать в длинной черной юбке, кожаных сапожках и белой накрахмаленной тунике, поверх которой висела золотая цепочка. Платиновые волосы Даны Перри по-прежнему были длинными, сегодня заплетенными во французскую косу. Она выглядела по меньшей мере на десять лет моложе своего возраста. Бет унаследовала материнскую форму лица, вытянутую и привлекательную, с тонким прямым носом и высокими самоуверенными скулами. На тонкой руке матери устроился расчесанный йорк.

Мейс не ожидала объятий и не предлагала их.

Мать оглядела ее сверху донизу.

– Похоже, тюрьма пришлась тебе по вкусу. Ты выглядишь тощей, как струна рояля.

– На самом деле я предпочла бы абонемент в спортзал.

Мать наставила на нее длинный палец.

– Твой отец наверняка перевернулся в могиле. Всегда думаешь о себе, и никогда – о других. Посмотри, чего достигла твоя сестра. Тебе нужно наконец наладить свою жизнь, девочка, или ты сольешь ее прямиком в унитаз. Ты понимаешь, о чем я тебе говорю?

– Ты дашь мне войти или порвешь меня на куски прямо на крыльце, мы засчитаем это за визит и я смогу вернуться в настоящий мир?

– Ты действительно называешь этот помойный город настоящим миром?

– Я смотрю, последние два года ты была так сильно занята, что даже не потрудилась повидать меня.

– Думаешь, видеть тебя в тюрьме было бы полезно для моего душевного здоровья?

– Точно. Прости, я забыла первое правило Даны: ты важнее всего.

– Входи, Мейсон.

Мейс солгала Рою Кингману: отец не называл ее Мейсон. Так ее назвала мать. И сделала это по исключительно гнусной причине. Раздраженная относительно маленькой зарплатой, которую ее муж получал как прокурор, она хотела, чтобы Бенджамин перешел в адвокатуру, где с его мастерством и репутацией можно было заработать в десять раз больше. И потому Мейсон Перри – Перри Мейсон – стало грубым и постоянным напоминанием о том, чего муж не дал ей.

– Меня зовут Мейс. Я думаю, за столько лет уже можно это запомнить.

– Я не собираюсь обращаться к тебе по названию оружия.

«Может, и неплохо, – подумала Мейс, проходя мимо матери, – что я больше не ношу пистолет».

Глава 22

Этим утром Рой Кингман пропустил баскетбол. Он прошел мимо Нэда, который выглядел намного бдительнее обычного и даже умудрился завязать на мясистой шее форменный галстук. Нэд развязно отсалютовал ему двумя пальцами и заговорщицки качнул подбородком, будто хотел дать понять Рою, что уж сегодня ни один убийца не проскользнет мимо охраны.

«Давай-давай, братан».

Рой поднялся на лифте в «Шиллинг и Мердок». Полиция все еще работала в офисе, кабинет Дианы и кухню обтянули лентой, за которой суетились копы и эксперты. Кингман перебросился парой слов с другими юристами. Он пытался изображать хладнокровного парня при Мейс, явно повидавшей намного больше мертвецов, чем он, но тело Дианы, выпавшее из холодильника, что-то закоротило у него в голове. Эта картина возвращалась к нему снова и снова, пока он не почувствовал, что ему нечем дышать.

Рой подошел к кабинету Честера Акермана, но дверь была закрыта, а секретарь, сидевший напротив кабинета босса, сказал, что там полиция, допрашивает управляющего партнера. В конце концов Кингман зашел в свой кабинет и закрыл дверь. Затем уселся за стол, включил компьютер и начал просматривать почту. Взгляд ухватился за пятое письмо. Письмо от Дианы Толливер. Он посмотрел на дату. Прошлая пятница. Время – десять с минутами. Рой не проверял рабочую почту на выходных, поскольку там все равно не было ничего срочного. Он собирался заняться этим в понедельник утром, но труп Дианы, выпавший из холодильника, спутал все планы. Под письмом стояли инициалы Дианы, «ДЛТ».

Письмо было кратким и загадочным, даже для поколения «Твиттера».

Нам необходимо переключить себя на А-

Почему она не закончила письмо? И почему отправила незаконченное?

Вполне возможно, это ничего не значит. Сколько раз он сам допускал ляпы, промахиваясь по клавишам? Если б письмо было важным, Диана отправила бы его заново, уже целиком, или позвонила бы ему. Рой проверил телефон. Ни одного сообщения от Дианы. На всякий случай он просмотрел список звонков – вдруг она не написала, а позвонила.

Ничего.

А-?

Это не зажгло никаких лампочек у него в голове. Если речь шла о клиенте, их немало… Рой вывел список на экран и подсчитал. Имена двадцати восьми клиентов начинались с «А». С одиннадцатью из них Рой и Диана регулярно работали вместе. Они представляли несколько фирм с Ближнего Востока, и там вполне хватало «Аль-что-нибудь». Другой юрист компании? Здесь работало почти пятьдесят человек, еще двадцать два – за границей. Кингман лично знал всех из вашингтонского офиса. Он напряг память и быстро составил список из десяти человек, чье имя или фамилия начинались с «А». Алиса, Адам, Абернати, Айкенс, Честер Акерман…

Рой знал, что полиция уже скопировала все файлы с компьютера в кабинете Дианы, так что это письмо для них не новость. Однако не следует ли ему позвонить и рассказать им, что он сейчас нашел?

«А вдруг они мне не поверят?»

Рой впервые понял, как чувствовали себя его клиенты, когда он работал общественным защитником. Кингман вышел из кабинета и поехал на лифте вниз, надеясь, что прогулка вдоль реки немного прочистит ему голову. На четвертом этаже двери открылись, и в кабину лифта ворвался визг пил и стук молотков. В лифт зашел пожилой мужчина в брюках, белой рубашке с коротким рукавом и каске.

Четвертый этаж был выпотрошен и перестраивался для новых арендаторов. Люди во всем остальном здании считали дни до завершения ремонта, поскольку работы получились очень грязными и шумными.

– Как оно идет? – спросил Рой мужчину, державшего под мышкой рулон чертежей.

– Медленнее, чем хотелось. Слишком много проблем.

– Парни не выходят на работу? Инспектора тормозят с утверждением?

– Всё так. Вдобавок вещи пропадают.

– Пропадают? В смысле?

– Инструменты. Продукты. Я думал, это здание должно охраняться…

– Ну от охранника в вестибюле толку вообще никакого.

– Слышал, здесь убили какую-то даму-юриста. Это правда?

– Боюсь, что да.

Глава 23

Рой прошелся вдоль реки и остановился у одного из причалов, рядом с пришвартованным сорокафутовым катером. Интересно, на что это похоже, подумал он, жить на катере и… просто жить? Наблюдать за закатами и плавать, когда пожелаешь? Повидать мир? Рой видел свой родной город, живя в округе Колумбия, в Шарлоттсвилле. Он побывал во многих городах, но только чтобы постучать баскетбольным мячом о площадку, а потом двигаться дальше. Он смотрел на океаны, Тихий и Атлантический, с высоты сорок тысяч футов. Он видел Биг-Бен и пески Ближнего Востока. Вот примерно и всё.

Рой почувствовал запах прежде, чем заметил человека. Он обернулся, уже засовывая руку в карман.

– Привет, Капитан.

– Рой, – произнес в ответ мужчина и быстрым движением отдал ему честь.

Капитану было под шестьдесят, ростом он был не ниже Кингмана. Однако, в отличие от поджарого Роя, сложен как футбольный форвард и тяжелее фунтов на восемьдесят. Когда-то весь этот вес составляли мышцы, но улицы превратили их в жир. Живот Капитана так раздулся, что три нижние пуговицы на куртке уже давно не застегивались. Мужчина сильно кособочился влево – наверное, и позвоночник его уже искривился. Такое случается, когда питаешься всякой дрянью из мусорных бачков и спишь на голом бетоне.

Рой звал его Капитаном из-за нашивок на куртке. Насколько ему удалось узнать, Капитан некогда служил в армейской разведке и отличился во Вьетнаме. Но после возвращения домой дела пошли не слишком хорошо. Алкоголь, а потом наркотики разрушили то, что должно было стать достойной военной карьерой. Вероятно, Управление по делам ветеранов пыталось помочь ему, но в конце концов Капитан выпал из их поля зрения и провалился в жизнь на улицах столицы той страны, которую когда-то защищал ценой своей крови.

Капитан был бездомным уже больше десяти лет. И с каждым годом его форма становилась все более потертой, а кожа – испятнанной непогодой, совсем как дома, темнеющие со временем. Однако некому было прийти и как следует вымыть его. Впервые Рой встретился с Капитаном, когда работал общественным защитником. Прежде чем тот обосновался в Джи-тауне, район его вылазок за едой был шире, а манеры – агрессивнее. Его пару раз обвиняли в угрозах физического насилия, в основном в связи с преследованием туристов или офисных работников ради денег или еды. Рой защищал его однажды, добился испытательного срока и попытался получить для него помощь, но Управление тонуло в нуждающихся солдатах с нынешних войн, а Капитан всегда плохо справлялся с длительным соблюдением правил.

Печальная история, и сейчас Рой только и мог, что открыть кошелек, посмотреть на потемневшее, сероватое лицо, встретиться с отсутствующим, мутноватым взглядом и сказать:

– Не против, если я добуду тебе какой-нибудь еды?

Капитан, кивнув, взъерошил огромной рукой путаницу грязно-серых волос. Он носил рваные перчатки, когда-то белые, но сейчас чернее его лица. Пока они шли рядом, Рой посмотрел вниз и увидел, что обувь Капитана состоит из кусков картона, перевязанных веревкой. Капитан пережил зиму и проливные весенние дожди, ночные холода тоже ушли в прошлое. Но когда он закашлялся и сплюнул мокроту в Потомак, Кингман задумался, переживет ли старик еще один год на улице. Глядя на куртку Капитана с «Бронзовой звездой» и другими медалями на груди, включая значки от двух «Пурпурных сердец»[24]24
  «Бронзовая звезда» – четвертая по значимости боевая награда в Вооруженных силах США (если награждение было произведено с кластером «V» за героизм на поле боя); «Пурпурное сердце» – военная медаль США, вручаемая всем американским военнослужащим, погибшим или получившим ранения в результате действий противника.


[Закрыть], Рой думал, что солдаты этой страны заслуживают лучшего.

Капитан покорно ждал перед кафе, как послушный пес, пока Рой покупал еду. Он вышел, протянул ему пакет и стал смотреть, как Капитан, усевшись на бровке тротуара, ест все прямо здесь, в последнюю очередь выпив кофе. Потом он вытер рот бумажным пакетом и встал.

– Какой у тебя размер обуви? – спросил Кингман.

Капитан посмотрел на свои ноги.

– Большой. Наверное…

– У меня тоже. Пойдем.

Они направились обратно, к офисному зданию, и зашли в подземный гараж. Рой достал с заднего сиденья своего «Ауди» пару почти новых баскетбольных кроссовок.

– Примерь эти.

Он перебросил кроссовки Капитану. Тот довольно ловко поймал обе, уселся на холодный пол гаража и принялся сдирать с ног картон и веревки. Рой увидел почерневшую, ободранную кожу с шишками и зеленоватыми порезами, и отвернулся.

– Подходят, – спустя минуту сказал Капитан.

Рой думал, что кроссовки налезут, только если тот отрежет себе пальцы.

– Рой, ты уверен? Они небось миллион долларов стоят…

– Меньше. И у меня еще есть.

Он внимательно посмотрел на Капитана. Если дать ему наличные, все уйдет на спиртное или какие-нибудь уличные наркотики, а это старику точно не нужно. Рой трижды приводил Капитана в приюты, но не проходило и дня, как тот возвращался на улицы. Не брать же его в свою квартиру. Соседи вряд ли такое одобрят, да и нет гарантии, что у бывшего солдата не поедет крыша и он не решит разделать Роя на запчасти.

– Загляни через пару дней, я принесу для тебя еще кое-какие вещи, ладно?

– Так точно, сэр, – дружески отозвался Капитан, вновь отдав честь.

Внезапно Кингман сообразил, чего не хватает, и удивился, что не заметил этого раньше.

– А где твоя тележка?

Как и многие бездомные, Капитан держал все свое имущество в ржавой магазинной тележке со сломанными передними колесами.

– Какие-то уроды украли.

– Ты знаешь кто?

– Вьетконговцы проклятые… Я их поймаю. И тогда… Гляди.

Капитан залез в карман и достал большой складной нож, похоже, армейского образца.

– Не стоит, Капитан. Пусть этим полиция занимается.

Капитан просто смотрел на него. Потом махнул своей лапищей.

– Спасибо за тапки.

Глава 24

К несчастью, муж матери, Тимоти, был дома. К счастью, сегодня он не надел килт. На взгляд Мейс, Тимоти выглядел как бездельник, отчаянно желающий, чтобы его считали настоящим сельским помещиком с британским оттенком. Это желание выражалось в твидовом костюме, старомодном охотничьем жилете, симпатичном платке, идеально подобранном в тон рубашке, и коричневых сапогах для верховой езды, хотя ни одной лошади поблизости не наблюдалось. Когда Мейс увидела его, она почувствовала, как ее губы начали подрагивать, и торопливо отвела взгляд, чтобы не фыркнуть.

Они уселись в нарочито английской оранжерее; пожилая женщина в униформе горничной принесла кофе и маленькие сэндвичи. Женщина выглядела так, будто предпочла бы забивать себе в голову гвозди, лишь бы не изображать горничную для Тимоти и Даны. Сэндвичи сильно уступали волшебной выпечке Эйба Альтмана. Тем не менее Мейс набила желудок и заправилась кофеином.

Маленькая собачка-йорк, которую, как сообщили Мейс, зовут Энджелина Фернандина, сидела на пухлой подушке перед личной золотой тарелочкой с первоклассным кормом и увлеченно грызла его зубами, размерами и формой напоминающими занозы. Мейс качнула головой в сторону бесценной Энджелины.

– Ее вы тоже одеваете?

– Только когда путешествуем, – ответила Дана. – Она мерзнет в нашем самолете.

– Бедняжечка, – протянула Мейс.

– А Бет все еще содержит свой зверинец неудачников?

– Только меня и Слепыша, но он крепкий парень. Наверное, будет жив и здоров, когда вам придется зарыть старушку Энджи в землю.

При этих словах Тимоти набрал в грудь воздуха и осторожно потрепал Энджелину тыльной стороной ладони, из чего Мейс сделала вывод, что в действительности ему не нравятся собаки, даже подстриженные.

– Ну и как ваша жизнь сельских аристократов?

Тимоти изящно промокнул губы платком с монограммой и взглянул на Дану, явно ожидая ее ответа.

– Тимоти избрали председателем местной комиссии по планированию. Очень важная должность, потому что ты не поверишь, какие только идеи застройки не приходят людям в головы… Это просто какая-то пародия.

«Вроде поддельного шотландского замка в двадцать тысяч квадратных футов посреди сельскохозяйственных земель? У ваших соседей-фермеров налог на недвижимость разом взлетел в десять раз», – подумала Мейс. Однако вслух она произнесла:

– Поздравляю, Тимоти. Это замечательно.

Тимоти дожевал остатки сэндвича и надул грудь. Когда он заговорил, казалось, что он обращается к невидимой аудитории в тысячи человек:

– Я постараюсь как можно лучше выполнять свои обязанности. Я собираюсь очень серьезно отнестись к врученным мне браздам правления.

«Господи, какой же ты придурок…»

– Ни минуты не сомневаюсь, – любезно заверила его Мейс.

– Так каковы же твои планы, Мейсон? – спросила Дана.

Мейс медленно поставила кофейную чашку.

– Честно говоря, я уже раздумывала, не заняться ли стриптизом перед веб-камерой за еду, но тут мне подвернулась одна работа.

– Какого рода?

– Ассистент профессора из колледжа.

– Зачем профессору колледжа такой ассистент, как ты?

– Он слепой и с ограниченным бюджетом, а я выйду дешевле, чем собака-поводырь.

– Мейсон, ты хоть раз в жизни можешь быть серьезной?

«Ладно, я пыталась поиграть в ладушки, и мне не понравилось».

– Разве для тебя важно, чем я занимаюсь? Мы обе прекрасно знаем, что с играми в мамочку ты опоздала лет на двадцать.

– Да как ты смеешь…

Мейс чувствовала, как у нее загорелись уши. Она не хотела приходить сюда. Действительно не хотела.

– О, я всегда смею. Так что сбавь обороты, мамуля.

– Тогда позволь, я объясню, почему это мое дело. Если ты не можешь содержать себя, угадай, кому придется тебя поддерживать?

Мейс с такой силой сжала кулаки, что костяшки побелели. Она наклонялась к Дане, пока между их носами не остался едва ли дюйм.

– Я скорее отгрызу себе руку, чем приду к тебе или этому Мальчику-в-Килте хоть за одним гребаным даймом[25]25
  Дайм – 10 центов.


[Закрыть].

Побагровевший Тимоти поспешно встал.

– Думаю, мне пора заняться йогой. Мое душевное равновесие нарушено.

Дана немедленно протянула ему руку:

– Конечно, дорогой. Но не забудь, у нас сегодня ужин с мэром и его женой во «Френч Хаунд».

Едва мужчина вышел из комнаты, Дана набросилась на свою младшую дочь:

– Поверить не могу, но, похоже, тюрьма тебя окончательно испортила.

Укол был таким слабым, что Мейс просто проигнорировала его и какое-то время молча смотрела на мать.

– Почему ты до сих пор его так облизываешь? У тебя есть кольцо. Ты законно прикована к Лорду Килту.

– Он шотландский эрл, а не лорд, – чопорно ответила Дана.

И тут до Мейс внезапно дошло.

– Твой Килт выкатил хитрожопый контракт, да?

– Мейсон, заткнись! Немедленно!

– И как оно работает? Ты получаешь пару бриллиантовых браслетов, немного наличных и пачку акций за каждый год супружеского счастья?

– Сама не понимаю, зачем я тебя сюда пригласила, – огрызнулась ее мать.

Мейс встала.

– Это как раз понятно. Ты просто хотела, чтобы я увидела, какая у тебя изумительная жизнь. Ладно, я потрясена, все как положено. Я счастлива, что ты так очевидно счастлива.

– Ты никудышная лгунья. И всегда ею была.

– Наверное, поэтому я и стала копом. Всегда могу вытащить значок и разобраться, кто пытается со мной шутки шутить.

– Но ты больше не можешь быть копом, верно?

Это прозвучало явной издевкой.

– Пока не выясню, кто меня подставил.

Дана закатила накрашенные глаза.

– Ты правда думаешь, что у тебя это выйдет?

– Я не думаю. Я точно знаю.

– Что ж, на твоем месте я бы как следует трудилась на твоего профессора. Потому что «ассистент» – именно то, что тебе подобает.

– Спасибо за поддержку. Провожать не нужно.

Но мать последовала за ней до входной двери. Когда Мейс застегивала шлем, Дана сказала:

– Ты знаешь, сколько неприятностей доставила сестре?

– Ага, отлично знаю.

– И тебя это, разумеется, ничуть не беспокоит?

– Как будто ты поверишь, если я скажу иное…

– Меня тошнит от твоего эгоизма.

– Ну я училась у мастера.

– Я потратила лучшие годы жизни на твоего отца. У нас никогда не было денег. Мы нигде не бывали. Ничего не делали. Ничего.

– Ну да, карать зло и делать мир лучше для всех – ужасное занятие.

– Ты была ребенком. Ты просто не понимаешь.

– Я отлично все понимаю. Говоришь обо мне? Тебе никогда не будет так хорошо, как было, даже близко. И плевать, сколько еще богатых Тимоти ты окрутишь.

– Ты так думаешь?

Мейс подняла щиток.

– Да, потому что папа был единственным мужчиной, которого ты по-настоящему любила.

– Пожалуйста, уезжай отсюда!

Мейс заметила, как правая рука матери вздрогнула.

– Ты понимаешь, какое тебе выпало счастье – иметь рядом хорошего и любящего человека? Бет такого не досталось. И, боюсь, не достанется.

Ей показалось, что взгляд матери стал безжизненным, и дверь захлопнулась.

В приступе внезапной паники Мейс резко переключила скорость, желая как можно скорее убраться подальше. Может, мать права. Может, она больше никогда не будет копом. Может, лучшего она и не заслуживает…