Текст книги "Миссия в ад"

Глава 18

– Я должен точно знать вашу позицию.

В переговорной Эван Такер воззрился на мужчину, сидевшего на другом конце стола.

Если Эндрю Вайолу и удивил его вопрос, вида тот не подал.

– Моя позиция совпадает с вашей, сэр, – ответил он ровным голосом.

– Говорить, Вайола, проще всего.

– Я доказал это не только словами, сэр. Я исполнил ваш приказ от первой буквы до последней.

– Но признания не добились.

– Мы провели с ними три цикла, сэр. Еще один, и они бы погибли. Не думаю, что вы этого хотели. И они крепкие – этого у них не отнять.

– Кое-что я все-таки хотел бы отнять, особенно у Рил.

– Я так понимаю, вы побывали в Пекле?

– Да. Переговорил с Рил и Роби.

– Разговор прошел по плану?

– О каком плане речь? – подозрительно спросил Такер.

– Я имею в виду, вы добились своей цели?

– Я сказал им, что должен быть уверен в их полной лояльности на новой миссии. Сказал, что пытка была подготовкой к тому, чему их могут подвергнуть, если поймают.

– Понятно, – невозмутимо сказал Вайола.

– И я говорил правду, если хотите знать.

– Я не предполагал ничего другого, сэр.

– Правда в том, что они лучшие из всех, кто у нас сейчас есть, и для этой миссии они необходимы. Мне это может не нравиться, но я должен отставить личные чувства в сторону ради общего блага.

– Я понимаю.

Такер побарабанил пальцами по столу:

– Маркс меня разочаровала.

– Она первоклассный агент, – заметил Вайола. – Ничего не могу сказать против нее.

Такер взглянул на него с хитрецой:

– Если верно разыграете свои карты, можете сами стать номером вторым.

Вайолу эта перспектива особо не обрадовала.

– При всем уважении, директор, я для этого не создан. Я – тактик, полевой агент и всегда им был. Политика и долгосрочные стратегии – не мой конек.

– Человек, знающий свои слабые стороны, может обратить их себе на пользу.

– Поживем – увидим, сэр.

Такер кивнул.

– Миссия, для которой мы сейчас их проверяем, самая важная за последние пятьдесят лет. А возможно, и за всю историю.

Вайола откинулся на спинку стула, его глаза слегка расширились, но выражение лица так и осталось скептическим.

Такер, очевидно, это заметил, поскольку сказал:

– Я не преувеличиваю, Вайола. Нисколько.

Вайола промолчал.

– Как вы считаете, они справятся? – спросил Такер.

– Все шансы в их пользу. Как вы сказали, они лучшие из тех, кто у нас есть.

– По эффективности, но не по лояльности. А мне нужно и то и другое.

Вайола поерзал на стуле.

– Я так и не знаю, что за черная кошка пробежала между вами и Рил, сэр.

– Вам и не надо знать, – ответил Такер. – Достаточно, если я скажу, что Рил совершила нечто крайне вредоносное.

Лицо Вайолы стало задумчивым.

– Представляю насколько – раз вы желаете ей смерти.

– Я не говорил, что желаю ей смерти! – рявкнул Такер.

– Простите, сэр. Я сделал неудачное предположение.

Такер наклонился над столом и сцепил пальцы.

– Я просто хочу убедиться, Вайола, что они лояльны и готовы к бою. Вы меня понимаете?

– Насчет боеготовности – ее легко проверить. Но лояльность – это по части психологов. Пусть они выясняют.

– Они и выясняют.

– Тогда чего конкретно вы хотите от меня?

– Чтобы вы выполняли свою работу. Только это – и ничего больше. Вы разговаривали с Маркс?

– Очень коротко, только для получения информации.

– Я хочу, чтобы вы присматривали за ней в той же мере, что и за Роби и Рил.

– На что я должен обратить внимание, сэр?

– На лояльность, Вайола. Я требую ее от всех в этом агентстве.

– Так вы хотите, чтобы я следил за номером вторым? – спросил Вайола недоверчиво.

– Просто имейте в виду, что, хоть она и заместитель, директор ЦРУ – я. В последний раз, когда я смотрел на схему организации, было именно так.

Вайола снова повозился на стуле:

– Я в этом не сомневаюсь.

– Тогда делайте, как я сказал. И регулярно отчитывайтесь. Это все.

Вайола поднялся и развернулся к дверям. Но потом развернулся обратно к Такеру.

– Да? – спросил Такер выжидательно, стараясь скрыть напряжение.

– Я поступил в ЦРУ, чтобы служить своей стране, сэр.

– И я тоже. К чему вы клоните?

– Ни к чему, сэр. Я только хотел убедиться, что вы это понимаете.

Вайола вышел. Такер так и остался сидеть в кресле. Он разглядывал свои руки, покрытые пигментными пятнами – последствия долгих часов под парусом в Чесапикском заливе в жаркие летние деньки. Задолго до того, как он стал директором ЦРУ. Теперь у него не было времени ходить на яхте. Время оставалось только на это. Оно поглощало всю его жизнь. Нет, у него больше не было жизни. Он стал директором ЦРУ – вот его жизнь. Вот кто он такой.

И теперь перед ним встала дилемма. Кому он может доверять?

Маркс? Вайоле? Любому из своих людей?

Он спланировал самую важную миссию в своей карьере – возможно, самую важную миссию из всех, что были у агентства за несколько десятилетий. И сказал президенту США, что у него все под контролем. Что исполнителей проверяют, а если они не пройдут проверку, у него наготове другая команда.

Так ли это на самом деле?

Он знал, чего хочет. Чтобы Рил поплатилась за то, что натворила. И Роби тоже – раз он на ее стороне. Но в действительности он нуждался в них для выполнения миссии. Для нее требовались лучшие из лучших. То есть эти двое. Только они.

Он спрятал лицо в ладони. У него в животе застыл ледяной страх. Кожа покрылась потом. К горлу подкатила тошнота. Он почувствовал себя… мертвым.

«Я что, думаю о самоубийстве? Неужели дошло до этого? Я правда на грани?»

Директору надо было вернуть контроль над собой. Незамедлительно.

Он закачался взад-вперед, по-прежнему закрывая лицо руками.

И вдруг как будто лампочка зажглась у него в мозгу и разум прояснился. Он отнял от лица ладони.

У него был ответ. Собственно, он был прямо перед ним все это время.

* * *

Эндрю Вайола ехал в частный аэропорт, чтобы сесть там в самолет агентства и вернуться обратно в Пекло.

Но по пути он сделал остановку. Ему нужно было позвонить. И он не был уверен, что его служебный мобильник обеспечит достаточную степень безопасности.

Он притормозил возле круглосуточного магазинчика и вылез из машины.

Внутрь он не пошел. Вместо этого Вайола направился к единственному телефону-автомату, висевшему на наружной стене. Он даже не был уверен, что телефон работает.

Он бросил в щель монету и услышал сигнал.

Набрал номер, и после трех гудков трубку подняли.

Синий сказал:

– Алло?

Эндрю Вайола произнес негромко:

– Вам надо кое о чем узнать, но вы услышали это не от меня.

– Это насчет Роби и Рил? – спросил Синий.

– Да, – ответил Вайола.

Он сказал, что должен был, а потом ответил на несколько вопросов Синего – его настоящее имя было Роджер Уолтон. Он занимал в агентстве высокую должность, хоть и пониже Аманды Маркс и Эвана Такера.

А еще он был другом и союзником Уилла Роби. И Джессики Рил.

Закончив, Вайола повесил трубку и забрался назад в машину.

Удивительно, что древний телефон-автомат в наше время стал самым безопасным средством связи. Агентство национальной безопасности больше отслеживало мобильный трафик, сообщения и электронную почту. А платных телефонов-автоматов в стране осталось так мало, что никто не давал себе труда следить за ними.

Он завел мотор и тронулся с места. Через несколько часов ему предстояло опять оказаться в Пекле.

Возможно, только сейчас Вайола понял, что мир не черно-белый, каким ему хотелось бы его видеть.

Глава 19

На этот раз Шпицер и Биттермен играли в одной команде.

Напротив них за столом сидели Роби и Рил.

– Давненько не виделись, – начала Рил. – Соскучились по нам?

Психологи переглянулись, ощущая себя неловко.

Шпицер сказала:

– Мы не сами назначаем сеансы.

Роби заметил:

– Понимаю. Вы, как все остальные, подчиняетесь приказам.

– Так почему сегодня мы двое на двое? – поинтересовалась Рил. Она встревоженно покосилась на Роби. – Я думала, к мозгоправам ходят поодиночке.

– Обычно так и есть, – ответил Биттермен. – Но не сегодня. Вас это смущает?

– Нет, – отрезала Рил. – Обожаю выворачивать свое бельишко на публике.

Шпицер улыбнулась:

– Это и не мой любимый способ тоже, агент Рил, но парная работа может оказаться полезна и вам, и агенту Роби.

– Не представляю, каким образом, но я и не мозгоправ. – Рил откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. – С другой стороны, пока мы здесь, никто не пытается нас убить.

Биттермен спросил:

– Вы имеете в виду, не пытается убить вас в поле?

Роби ответил:

– Нет, она имеет в виду, убить нас в Пекле.

– Тут, конечно, не парк развлечений, – вставила Шпицер, черкая ручкой в блокноте.

Рил сказала:

– О, с тренировочной частью мы вполне справляемся. А вот пытка водой посреди ночи вызывает у меня некоторую тревогу. Я предпочитаю спать по шесть часов без перерывов на утопление, как и мой сосед.

Шпицер и Биттермер переглянулись с открытыми ртами.

Биттермен воскликнул:

– Вы хотите сказать, что вас пытали? Здесь?

– Кончайте кривляться, док, – отрезала Рил. – Это не первый раз и точно не последний. Просто обычно пытают чужие, не свои.

Шпицер сказала:

– Но это незаконно.

– Естественно, – ответил Роби. – Только не вздумайте подавать жалобу.

– Почему? – спросил Биттермен.

Роби глянул на него:

– Ну, вы же умный человек. И понимаете, зачем это делается.

Биттермен побледнел и нервозно покосился на Шпицер, которая не сводила глаз с Рил. Биттермен сказал:

– Что же, пожалуй, нам лучше приступить к нашей сессии.

– Пожалуй, лучше, – ответила Рил. – Приступайте.

Двое психологов приготовились записывать в блокнотах.

Шпицер заговорила первой:

– На нашей предыдущей встрече мы обсуждали роли.

– Судья, присяжные, палач, – с готовностью подхватила Рил; Роби с любопытством поглядел на нее.

– Да. Какую роль, по-вашему, вы играете сейчас?

– Жертвы.

– И как вы себя чувствуете? – спросил Биттермен.

– Говенно.

Он перевел взгляд на Роби:

– А вы?

– Не жертвы. Козла отпущения. И меня это бесит – на случай, если вы собираетесь спросить, что чувствую я.

– Значит, по-вашему, с вами поступают несправедливо? – спросил Биттермен.

– Я служу своей стране. Рискую ради нее жизнью уже много лет. Я определенно заслужил больше уважения, чем получаю сейчас. Как и Рил.

– Но вы согласны, что обстоятельства изменились? – спросила Шпицер.

– Потому что двое предателей погибли? – сказал Роби. – Нет, не согласен.

– Она не получала приказа их убить, – указал Биттермен.

– Она опередила события. Приказ поступил бы. Поверьте мне.

– Нет, их судили бы и, возможно, вынесли бы приговор, – возразил Биттермен. – Как всем шпионам и изменникам до них.

Роби покачал головой:

– Вы вообще в курсе, в чем те двое были замешаны? И что замышляли?

– Они не продавали государственные секреты, – вставила Рил, пока оба психолога качали головой.

– Они занимались тем, о чем мир никогда не должен был узнать, – сказал Роби. – Их никто не стал бы судить. Ни в коем случае. И они никогда не оказались бы в тюрьме.

– Их бы казнили и кинули в могилу, – сказала Рил. – Куда я их и отправила.

– Возможно, все так, – ответил Биттермен. – Проблема в том, что вы не исполняли приказ, а действовали самостоятельно.

– Это ведет к хаосу, – вставила Шпицер.

– Скользкая дорожка, – подтвердил Биттермен. – Думаю, вы и сами понимаете.

– Это был особый случай, – возразила Рил.

– Исключения не просто подрывают правило, они уничтожают его, – парировала Шпицер. – Наша работа – дать вам психологическую оценку. Я знаю, что вас здесь подвергают и будут подвергать физическим испытаниям, но мы занимаемся вашим разумом, а не телом. Вы сохранили прежнюю психическую дисциплину и состояние ума, чтобы успешно действовать в поле?

– Или будете снова придумывать себе миссии, вместо того чтобы исполнять приказы? – добавил Биттермен.

– В поле мы постоянно импровизируем, – запротестовал Роби.

– Я говорю не об импровизации, – ответил Биттермен. – Так поступают все хорошие агенты. Я говорю о своеволии, неподчинении и выдумывании новых миссий в борьбе с тем, что вы субъективно считаете злом. Обладаете ли вы по-прежнему необходимыми качествами для исполнения приказов, которые вам дают?

Рил уже собиралась что-то сказать, но вдруг передумала. Роби впервые за все время выглядел неуверенным.

Оба психолога молчали. Они сидели, глядя на агентов напротив и ожидая ответа.

– Я не знаю, – пробормотала Рил наконец.

Роби не сказал ничего.

Биттермен и Шпицер застрочили в блокнотах.

Роби спросил:

– А если мы не можем ответить однозначно, то что? Мы не годимся для задания?

Шпицер оторвалась от своего блокнота:

– Решать не нам. Мы просто даем рекомендации.

– И какие рекомендации вы дали бы прямо сейчас? – поинтересовалась Рил.

Шпицер глянула на Биттермена. Тот сказал:

– Сейчас ответ был бы бессмысленным.

– Почему? – спросила Рил. – Мы провели тут уже немало времени. Никто не даст нам годы на раздумья, тем более если нас проверяют для новой миссии.

– Мой ответ тот же самый, – сказал Биттермен.

Шпицер кивнула, а потом спросила:

– Вы вообще хотите продолжать работать? – Она несколько раз перевела взгляд с Рил на Роби и обратно.

Рил сказала:

– Эта работа – вся моя жизнь.

– Это не ответ, – возразил Биттермен.

– Другого у меня нет, – отрезала Рил.

Роби сказал:

– Сколько времени у нас осталось?

Шпицер пожала плечами:

– Это решаем не мы. Обратитесь к заместителю директора Маркс.

– Вы отчитываетесь перед ней или перед Эваном Такером? – спросила Рил.

– Иерархия агентства вам хорошо известна, – сказала Шпицер. – Естественно, вся информация в конечном итоге попадает к директору ЦРУ. Особенно информация подобного рода.

Роби кивнул.

– На сегодня все?

– А вы хотите скорей закончить? – понимающе спросила Шпицер. Она явно имела в виду не только их встречу.

Ни Роби, ни Рил не ответили.

Глава 20

Полоса препятствий грозила реальной смертью. В Пекле ничего не делали наполовину.

Зато Аманда Маркс была теперь с ними: тоже ползла по проволоке над болотом, про которое поговаривали, что в нем обитают водяные щитомордники – потому что так оно и было.

Никто из них не смотрел вниз, ибо какой в этом смысл?

Они добрались до противоположного берега, нашли закладку с оружием и продолжили движение.

Кивком головы Маркс показала Рил отклониться вправо, а Роби – влево.

Тридцать секунд спустя по ним открыли огонь.

Стреляли боевыми. В мире Роби и Рил обязательно наступал момент, когда по-другому быть не могло.

Пули свистели у них над головой, но они продвигались вперед. У них была миссия и была цель. Как только они доберутся до цели, обстрел прекратится.

Маркс держалась сзади, поскольку испытание предназначалось для двоих. Но она пристально следила за своими подопечными сразу по нескольким причинам.

Она поражалась тому, как слаженно работают вместе Роби и Рил. Казалось, оба знали, о чем думает другой. Меньше чем за двадцать минут они справились с заданием, и Маркс отдала приказ прекратить огонь.

В машине по пути обратно Маркс сказала им, что их ожидает гость.

– Кто еще? – спросил Роби.

– Один ваш хороший знакомый.

* * *

Автомобиль высадил их примерно в миле от комплекса и отъехал. Минуту спустя Синий вышел из-за деревьев и приветствовал их.

– Выглядите оба отлично, – сказал он. Синий, как обычно, был в костюме, при галстуке, в начищенных ботинках. В лесу он выглядел максимально чужеродно. Несмотря на седые волосы и морщины на лице, глаз у него был острый, а рукопожатие – крепкое.

Рил обняла его и шепнула на ухо:

– Спасибо.

Роби выжидающе уставился на Синего.

– Мне позвонил один человек – тот, кто проводил с вами здесь собеседование, – начал он.

Роби и Рил переглянулись.

Рил сказала:

– Мужчина или женщина?

Синий ответил:

– Мужчина. Он извиняется за то, что собеседование затянулось и что вы немного промокли.

– Мило с его стороны, – фыркнула Рил.

– Он также сказал, что существует план Б – на случай, если вы не пройдете проверку.

– И в чем этот план Б состоит? – спросил Роби.

– На самом деле это не план. А другая команда. Команда Б для предстоящей миссии. Хотя предпочтение, конечно, отдается вам.

– Мы польщены, – прокомментировала Рил. – А в чем заключается миссия, мы знаем?

– Это известно только одному человеку в конторе, и этот человек не я.

– Одному? – изумился Роби.

– Значит, это Эван Такер? – предположила Рил.

Синий кивнул.

– Крайне необычно. Я привык к тому, что круг посвященных бывает узким, но узкий круг из одного – это уже проблема.

– Пока что нам удается выживать, – сказала Рил. – Думаете, это вскоре изменится?

– Нет смысла играть словами, это никому не нужно. Директора разрывают противоречия. Факты, которыми я располагаю, подтверждают, что он на самом краю. Директор нуждается в вас и одновременно хочет наказать. И до сих пор неясно, что победит.

– Он хотел под пыткой выбить из нас признание, – сказал Роби. – Из чего я делаю вывод, что побеждает карательная сторона.

Синий кивнул.

– На первый взгляд так может показаться. Но на самом деле все сложнее. Похоже, он меняет мнение не то что каждый день, а каждый час.

– Откуда такая осведомленность? – спросил Роби.

– Мы же разведчики, – ответил Синий с улыбкой. – И нет закона, запрещающего нам использовать свои ресурсы внутри агентства.

Роби глянул на Рил:

– Так вот почему Такер приезжал сюда.

– Он приезжал повидаться с вами? – спросил Синий.

Роби сказал:

– Он хотел «заверить» нас, что нет никакой личной вендетты, а все, чему мы тут подвергаемся, включая пытки, это часть проверки.

– И вы ему поверили? – поинтересовался Синий.

– Черт побери, нет! – рявкнула Рил. – Может, у вас найдутся и ресурсы, чтобы прекратить его вендетту против нас?

– Над этим уже работают, и достаточно успешно. Люди в агентстве начинают верить в виновность бывшего номера второго и аналитика. Они – предатели и погибли за дело. К сожалению, ни один из этих людей не является начальником ЦРУ.

– Мы правильно понимаем, что с президентом была заключена сделка? – спросила Рил.

– В этом-то и загвоздка. Миссию инициировали из Белого дома. Мне известно о совещании в операционном штабе, где участвовали только президент, директор ЦРУ и СПНБ.

Рил удивилась:

– А как же вице-президент?

– Не присутствовал. Кажется, впервые в истории. Буквально только эти трое, и никому не известно, с кем они совещались по спутнику. В нарушение обычного протокола.

– Значит, вице-президента не было, – протянул Роби.

Синий покачал головой:

– Подозрительно, поскольку он всегда участвует в переговорах такого рода.

– Подождите минутку, так вы думаете, что они беспокоятся о переходе власти? – быстро спросила Рил.

– В случае импичмента? – Синий кивнул: – Да, именно так я и думаю.

– Они не задействовали ВП, чтобы власть перешла к нему, если его шефу дадут под зад, – сказал Роби. – Это кое-что объясняет.

– Тяжкие преступления и проступки, – сказала Рил. – Вот что по Конституции карается импичментом. Хотя трактовать эти понятия можно по-разному.

– Но в разведке должны были ходить какие-то слухи, – предположил Роби.

– Убийство главы государства, – заключила Рил и жестко глянула на Синего. – Речь об этом?

– Хотел бы я быть уверен, но не могу.

– Мы убили Ахмади до того, как он пришел к власти в Сирии, по этой самой причине, – сказал Роби. – Он еще не был главой государства. Иначе это было бы противозаконно.

– А Бен Ладен был террористом, а не главой государства, – добавила Рил.

Синий взвесил их слова, глубоко вдыхая бодрящий горный воздух.

– Есть очень немного мишеней, ради которых президент подставит свою шею – в политическом смысле.

– Совсем немного, – поддакнул Роби. – Это не может быть просто диктатор, измывающийся над своей страной. Саддама Хуссейна повесили его соотечественники, не мы. Африка не столь важна для нас геополитически. Она не угрожает национальным интересам.

– Мне в голову приходят только две кандидатуры, – сказала Рил. – И обе – чистое самоубийство для того, кто спустит курок. – Она поглядела на Синего. – Его даже не придется помечать крестиком. Мишень будет повержена, но и команде, выполняющей миссию, не жить. Они попадут в страну, но обратно не выберутся. Иными словами, мы – покойники.

Синий кивнул:

– Следовательно, можно считать, что директор разрешил свой конфликт. Но опять же – на данный момент.

Глава 21

Чун-Ча ни разу не попадался иностранец с Запада, который мог отличить китайца от японца, тем более северокорейца от южнокорейца. Это здорово пригождалось ей в работе. Для всего мира северокорейцы были злом, в то время как южнокорейцы и японцы не вызывали никаких подозрений. Китайцев терпели, потому что в Китае производилось практически все и у него были деньги – по крайней мере, так учили Чун-Ча.

На самолете она прилетела в Стамбул и там села на поезд. Сейчас она была в Румынии и ехала на запад. Ей случалось ездить в корейских трясущихся электричках, но никогда в подобных поездах. Она вообще ни разу не видела такого роскошного средства передвижения.

Пока поезд мчался вперед, она слушала в наушниках музыку. Чун-Ча нравилось слушать музыку, потому что так она могла отвлечься. Ей редко представлялась подобная возможность. Очень скоро ее опять не будет.

Местность вокруг тоже была прекрасна. Чун-Ча любила ездить на поездах в первую очередь потому, что стандарты безопасности в них были гораздо ниже. Поезд направлялся в Венецию. Путешествие туда из Стамбула занимало шесть дней.

Она дождалась, пока тот человек уйдет в вагон-ресторан. Проследила за ним на всем пути.

По ее прикидкам, у нее было не менее получаса. Она обошлась бы и четвертью.

Чун-Ча не только убивала людей – она собирала разведданные. Она выглядела как застенчивая молоденькая азиатка, ни для кого не представляющая угрозы. Никому из пассажиров и в голову не могло прийти, что она способна легко убить любого из них.

Купе мужчины было заперто. Несколько секунд спустя – уже не было. Чун-Ча скользнула внутрь и закрыла дверь за собой. Она не рассчитывала найти много. Мужчина был британским посланником, недавно направленным в посольство в Пхеньяне. Такие люди не разбрасывали секретные документы в пустых купе поездов. Государственные тайны они хранили у себя в голове или на защищенных носителях, для взлома которых требовалась тысяча компьютеров и несколько лет.

Однако у этого правила были исключения. И британец мог оказаться одним из этих редких исключений.

У нее ушло не больше пятнадцати минут, чтобы детально обыскать его купе, не оставив при этом никаких следов. Он оставил, по ее подсчетам, шесть ловушек, которые указали бы ему, что в купе кто-то побывал. Задень она одну, и ее небольшое вторжение будет раскрыто. Чун-Ча либо не прикасалась к ним, либо возвращала в исходное положение – до миллиметра.

Если у него был телефон, он взял его с собой. Компьютера в купе не оказалось. Как и документов. Он путешествовал налегке. Должно быть, держал информацию в голове. Но и к ней Чун-Ча, если потребуется, могла получить доступ.

Она знала техники многих пыток, и объяснялось это просто: в Йодоке она испытала их на себе.

Ее заставляли следить за собственной семьей в обмен на награду – награда состояла в том, что ее будут бить не очень сильно. Она крала еду у своих родных. Била других, включая детей. Родные тоже били ее, следили за ней, отнимали у нее еду. Так была устроена жизнь в лагере. Люди, если их припугнуть, способны на что угодно.

Она всегда хотела быть одной из детей охранников, Бовивон. За чистоту их крови ручался Великий вождь, Ир Сен. У них была еда, было что-то помягче бетонного пола, чтобы спать. В своих мечтах она становилась чистокровной, как они, ела досыта и могла рассчитывать однажды в будущем выйти за забор под током.

И вот это будущее настало.

Величайший день в ее жизни. Ни одного заключенного никогда не освобождали из пожизненной зоны в Йодоке. Она была первой. И до сих пор единственной.

* * *

Она вернулась к себе в купе, но кое-что оставила у мужчины.

Полчаса спустя она услышала, как он возвращается. Дверь открылась, потом закрылась. Она подождала, прислушиваясь к беспроводному устройству у себя в ухе. Она легко могла представить все его движения по звукам. Она не гадала – ее специально учили видеть не только глазами.

Сначала движения были медленными, привычными, размеренными. Вдруг они ускорились. Потом ускорились еще.

Она сразу поняла, что это означает.

Была седьмая ловушка, которую она просмотрела.

Он знал, что его купе обыскали. И, возможно, заметил подслушивающее устройство, которое она там установила.

Первым делом она проверила график следования поезда.

Отсюда – сорок пять минут.

У нее была с собой маленькая сумка – для шестидневной поездки. Чун-Ча никогда не брала с собой много вещей, потому что их вообще было у нее немного. Ровно на эту маленькую сумку. Машина не принадлежала ей. Квартира тоже. Их могли у нее отнять в любой момент. Но то, что лежало в сумке, являлось исключительно ее собственностью.

Сорок пять минут спустя поезд сбросил скорость. Потом сбросил еще раз. По громкой связи объявили следующую остановку. Она прислушалась к устройству – дверь купе, где ехал мужчина, открылась и закрылась, после чего все звуки стихли.

Она была уверена, что он побежит вправо – в противоположную от нее сторону. Там находился ближайший выход. Чун-Ча распахнула дверцу своего купе и бросилась влево. Выскочила через служебный ход на платформу станции еще до того, как поезд остановился. Спряталась за горой ящиков и подождала, выглядывая в щель между ними.

Он вылез и окинул платформу взглядом. Мужчина явно высматривал того, кто выйдет следом за ним, предполагая, что этот человек и обыскал его купе. С поезда никто не сходил. Он подождал, пока поезд начнет отъезжать. Потом повернулся и заспешил с платформы, не заметив ее.

Теперь азиатская внешность становилась проблемой, и Чун-Ча это понимала. Вряд ли в старинном городке, заселенном белыми европейцами, было много азиатов. Однако шляпа и очки помогли ей спрятать лицо. Она последовала за ним, держа дистанцию.

Мужчина звонил по телефону. С поезда он сошел незапланированно, поэтому должен был либо заночевать здесь, либо найти другой способ перемещения.

Если он выберет машину, ей придется нанести удар незамедлительно. Если останется ночевать, у нее будет по крайней мере ночь и утро, чтобы со всем разобраться. Она предпочитала второй вариант.

К счастью для нее, мужчина выбрал ночевку. Она прошла мимо дверей отеля и через окно проследила за ним. Он все еще разговаривал по телефону, одновременно передавая портье паспорт и принимая от него старомодный ключ, к которому было прикреплено нечто похожее на пресс-папье.

Она подумала, что пресс-папье может ей пригодиться.

* * *

Чун-Ча сидела в своей комнате, в том же отеле, что и британец. Пила горячий чай, одобрительно причмокивая губами. В Йодоке десны у нее почернели, а все зубы выпали. Сейчас у нее во рту красовалось произведение ортодонта на службе государства. Самые страшные шрамы удалось сгладить при помощи пластической хирургии, но убрать все врач не смог. Для этого у нее не хватало неповрежденной кожи. Самыми болезненными были ожоги. Когда висишь над костром, пока у тебя выбивают признание, согласишься на что угодно, лишь бы боль закончилась. И цвет лица от этого точно не улучшается.

Она отпила еще чая, потом погладила рукой пышную подушку и одеяло на своей постели. Они были гладкие и мягкие – гораздо лучше тех, на которых она спала в Пхеньяне.

Чун-Ча думала о том, кому мужчина звонил.

Перевалило за полночь; она услышала, как где-то в центре древнего города бьют башенные часы.

Спустя полчаса они пробили еще раз.

Пора было действовать.

Чун-Ча не вышла в коридор. Она вылезла в окно.

Его комната была на три этажа выше, чем ее. Номер 607, четвертая справа. Она заметила это, когда следила за британцем: видела, как портье снял для него ключ с нумерованной доски. Цепляясь руками за крошечные выступы, Чун-Ча стремительно карабкалась вверх.

Она бесшумно открыла окно его комнаты и проскользнула внутрь. Как только ее ноги коснулись пола, ей к затылку приставили пистолет.

Прежде чем мужчина выстрелил, она крутнулась на месте и зажала курок пальцем, чтобы он не мог его спустить. Мужчина попытался бороться, и она использовала его руку как рычаг, обвилась вокруг него и ударила коленом в правую почку. Он вскрикнул и рухнул на колени, ослабив хватку на пистолете, так что она смогла выдернуть у него оружие. Он попытался встать, но она уже была перед ним – со всей силы заехала ногой в пах, согнула руку и локтем двинула мужчине в висок.

Он повалился на пол, и она ударила его в плечо ножом, который держала в левой руке, не выпуская пистолет из правой.

Мужчина извивался на ковре, зажимая ладонью рану и хватая воздух ртом, поджав колени к животу от боли в мошонке. Он пытался кричать, но она заткнула ему рот кляпом, так что крики стихли.

Он был крупный мужчина, а она – крошечная девушка. Пускай и серьезно раненный, он попытался встать. Она ударила его в раненое плечо, и он снова упал, застонав и вцепившись в рану.

Она приставила пистолет к его виску и сказала, что он должен сделать, если не хочет умереть.

Он медленно перекатился на живот. Она крепко его связала, притянув запястья к щиколоткам с помощью пластикового зажима, который был у нее с собой. Перевалила его на бок и встала к нему лицом, сверкая глазами. Снова обратилась к нему на английском. Он закивал.

Она вытащила кляп и вгляделась мужчине в лицо.

Задала ему вопрос. Он ответил. Задала еще четыре вопроса. Он ответил только на три.

Она затолкала кляп обратно ему в рот и воткнула нож глубоко в его рану.

Без кляпа он перебудил бы весь отель криками боли. Она выдернула нож и подождала, пока мужчина успокоится.

Он не отрывал от нее взгляд, у него в глазах стояли слезы.

Она снова вытащила кляп и еще раз задала ему последний вопрос. Он покачал головой. Ударил ее по руке, когда она засовывала кляп обратно.

Закричал.

Точнее, попытался.

Она оглушила его тем самым пресс-папье, прикрепленным к ключу, который заметила на журнальном столике. По его лицу потекла кровь.

Она подскочила к тумбочке у изголовья кровати и схватила с нее мобильный телефон.

Подержала его в руках, глядя на экран. Она знала, что телефон защищен не паролем, а сканером отпечатка пальца. Видела, как он активировал телефон с помощью отпечатка, еще в поезде. А еще Чун-Ча знала, что сканер может быть достаточно продвинут, чтобы отличить отпечаток живого человека от пальца мертвеца.

Поэтому и не убила сразу.

Она прижала пульсирующий большой палец к экрану и разблокировала телефон. Зашла в настройки, отключила автоблокировку и включила режим «в самолете». Теперь телефон не мог сам отключиться и его нельзя было отследить.

Она присела рядом с мужчиной на корточки.

Острое лезвие чисто перерезало шею. Она отклонилась, чтобы струя крови из артерии не ударила в нее. Чун-Ча это умела. В Букчане она не отклонялась намеренно. Ей хотелось ощутить их кровь на своих руках – в буквальном смысле.