Текст книги "Рыцари темного леса"

21

Через двое суток королевская армия перешла наконец в наступление. Пехотные фаланги четырьмя большими квадратами, сомкнув щиты, двинулись вперед по долине.

Мананнан, Элодан и другие рыцари ждали, сидя на конях к северу от наступающего противника. Настроение у них было сумрачным. Лло послал разведчиков на восток и запад, чтобы прикинуть численность вражеской кавалерии, и уже получил первое донесение. С запада наступали две тысячи всадников, с востока вестей пока не было.

– Придется отступать, – сказал Мананнан. – У нас не хватит людей, чтобы расстроить эти фаланги.

Лло неохотно согласился с ним, и в этот миг из лесу выбежал человек, весь красный, с блестящими глазами.

– Лло! Лло! Кавалерия разбита!

– Как разбита? Что ты говоришь?

– К нам подошло пять тысяч повстанцев. Командует ими человек по имени Рамат. Они разгромили конницу и теперь движутся сюда.

– Рамат? Никогда о таком не слышал.

– Весь лес к северу от нас поднялся. Там случилось чудо – они все толкуют что-то о Нуаде и древе жизни. Я мало что понял, однако они здесь!

– Где? – спросил Мананнан, и разведчик показал на восточный склон. Вооруженные люди толпами выходили из-за деревьев и бежали вниз, на врага.

– Проклятие! – вскричал Элодан. – Их изрубят на куски!

– Труби наступление! – скомандовал Лло. – Ударим на них со всех сторон.

– Если они удержат строй, мы отскочим от них, как волна от скалы, – заметил Мананнан.

– Тогда молись, чтобы они его не удержали. Вперед! – Лло пришпорил коня. Рыцари и еще около восьмидесяти всадников в трофейных доспехах устремились за ним.

Океса в середине первого квадрата увидел атакующих повстанцев и побелел: их были тысячи.

– Назад! Назад! – завопил он, и фаланга заколебалась. Паника в голосе герцога вкупе с дикими криками атакующих орд сделала свое дело, и солдаты, сломав строй, побежали назад по долине. Две другие фаланги тоже рассыпались, но четвертая, под командованием Кар-ашена, продолжала маршировать.

Океса направил коня на равнину, обгоняя бегущих солдат. Он был уже почти вне опасности, но навстречу ему с холма сбежал стройный воин с натянутым луком. Стрела попала коню в грудь, и он споткнулся, сбросив седока. Океса перелетел ему через голову, ударился оземь, привстал на колени и увидел, что в него стреляла женщина.

– У меня есть деньги, – сказал он, шаря за поясом. – Возьми все.

– Ты убил мою сестру, – ответила Шира, доставая другую стрелу. Океса встал и побежал назад к полю битвы. Стрела вошла ему под лопатку и пробила сердце.

Шира стала бегом подниматься в гору, но солдатам было не до погони – они спасали себя. Кар-ашен сохранил остатки пехоты, сомкнутым строем отступив на исходные позиции. Многие из бегущих солдат, оглядываясь и видя мужественные действия генерала, стали присоединяться к нему. Пехота понесла огромные потери, но к вечеру вновь стала единым целым.

Самильданах с красными рыцарями прибыл около полуночи, и Кар-ашен доложил ему о событиях дня.

– Я мало что мог сделать, – говорил пожилой, крепко сбитый генерал. – Герцог поддался панике, и его люди обратились в бегство вслед за ним. Но армия по-прежнему существует, и две тысячи кавалерии по-прежнему при нас. Думаю, что завтра мы разобьем врага наголову.

– Не думаю, что это необходимо, – сказал Самильданах. – Ваши действия выше всяких похвал Кар-ашен. Я позабочусь, чтобы король наградил вас.

– Все ли благополучно у его величества?

– Да. Он теперь в Макте.

На рассвете Самильданах въехал в долину и воткнул в землю древко с белым флагом. Он ждал больше часа, и наконец к нему подъехал рыцарь в серебряных доспехах.

– Здравствуй, Мананнан. Как поживаешь?

– Я не желаю с тобой разговаривать, демон. Говори, чего ты хочешь.

– Когда-то мы были друзьями.

– Я дружил с другим человеком, не с тобой. Говори, иначе я уеду.

– Хорошо. У меня к вам предложение. Завтра мы снова собираемся наступать. Когда мы войдем в эту долину, погибнут сотни людей, если не тысячи. Почему бы нам не решить дело, как подобает рыцарям – на поединке?

– Какие условия ты предлагаешь?

– Если победите вы, королевская армия вернется в Фурболг. Если я, вы распустите свое войско и выдадите нам Лло Гифса.

– Нет. Если уж речь о выдаче, вы должны выдать нам Ахака.

– Хорошо. Обойдемся без выдачи – просто распустите своих людей.

– Как я могу быть уверен, что ты выполнишь свою часть договора?

– Я даю тебе свое рыцарское слово, – сдерживая гнев, сказал Самильданах.

– Прежде я по твоему слову готов был отправиться в ад, но теперь – нет. Теперь твое слово стоит меньше свиного навоза. Пожалуй, мы все-таки примем бой.

– Значит, магистр у них ты, Мананнан? Или ты Оружейник? Странно. Я слышал, что магистр – калека Элодан, а Оружейник – юный Лемфада. Твое дело – передать им мое предложение и выслушать, что скажут они.

Теперь уже Мананнан, глубоко вздохнув, поборол холодный прилив гнева.

– Ты прав, так я и сделаю. Если твой вызов будет принят, я встречусь здесь с тобой на рассвете завтрашнего дня, и поверь мне, Самильданах, – я тебя одолею.

– Довольно пустых угроз. Передай мои слова своим хозяевам. Я буду ждать их ответа здесь.

Мананнан вернулся к костру, у которого сидели другие рыцари вместе с Лемфадой. Рамат, Буклар и другие вожди повстанцев стояли тут же. Мананнан изложил вызов Самильданаха и сразу заявил, что он против.

– Нельзя так легко отказываться, – встав, сказал Лемфада. – Самильданах верно говорит: это может спасти сотни жизней. Сможешь ты побить его, Мананнан?

– Думаю, что могу, но уверенности у меня нет.

– Тут есть и другая сторона, – вставил Элодан. – Если он проиграет и нарушит свое слово, это лишь привлечет к нам новых бойцов. Если он победит, мы можем разойтись, а немного погодя собраться снова.

– Мне кажется, вы упускаете нечто важное, – произнес Эррин. – Мы рыцари Габалы. Отказавшись от подобного вызова, мы утратим право на это звание, и Самильданах это понимает. Если мы откажемся, нас ославят самозванцами, а смерть Нуады и других окажется напрасной. Каким бы ни был риск, мы должны принять вызов и положиться на мастерство Мананнана.

– Спасибо, Эррин, – кивнул Элодан. – Ты, безусловно, прав. Правду говорит Самильданах или нет – а я сомневаюсь, что он сдержит слово – сразиться с ним необходимо. Ты согласен со мной, Лемфада?

– Да. Ступай к нему, Мананнан, и скажи, что поединок состоится завтра утром.

Мананнан со вздохом покачал головой.

– Как скажете. – Он сел на коня и вернулся к Самильданаху. – Завтра, через два часа после рассвета, – объявил он красному рыцарю.

– Итак, мой вызов принят?

– Да, я буду здесь в указанное время.

– Ты, Мананнан? – широко улыбнулся Самильданах. – Нет, так дело не пойдет. Я придерживаюсь правил Габалы. Я, как магистр красных рыцарей, должен сразиться с вашим магистром.

– Ты что, смеешься? – вспылил Мананнан. – Элодан калека, и ты это прекрасно знаешь.

– Не мне упрекать вас за выбор вождя. Правило тебе известно: на мой вызов должен ответить равный мне рыцарь. Впрочем, если вы хотите, чтобы я отменил вызов, я рассмотрю вашу просьбу.

– И ответишь отказом?

– Естественно. Я бросил вызов, и он был принят. Если вы теперь пойдете на попятный, это будет низостью с вашей стороны.

– Как может человек, подобный тебе, произносить слово «низость»? Ты служишь демонам тьмы. Ты повернулся спиной ко всему, что свято и чисто.

– Не читай мне проповедей, Мананнан. Возвращайся в свою… землянку и скажи Элодану, что я встречусь с ним здесь, через два часа после рассвета.

Лемфада сидел в стороне от рыцарей, вдыхая свежесть ночного ветра, и смотрел на звезды. Внизу на поляне Элодан, тоже в одиночестве, молился, стоя на коленях, перед утренней битвой. На сердце у Лемфады было тяжело, и его одолевали недобрые предчувствия. Их провели, и этот обман не сулит ничего хорошего. Элодан достойно встретил дурную весть; подняв руку, он остановил гневные речи Мананнана.

– Полно, друг мой. Рыцарь не должен публично проявлять свой гнев. Самильданах совершенно прав, и я готов с ним встретиться.

Над головой у Лемфады бесшумно кружили летучие мыши. Он вздрогнул и запахнулся в плащ. Осенью он был рабом и мечтал, чтобы сделанная им птица поднялась в небо. Теперь он Оружейник и Дагда, Хранитель Цветов. Не слишком ли много? Этой ночью он особенно остро чувствовал свою молодость.

Внезапно перед ним возникло сияние и появилась мерцающая фигура. Лемфада смотрел, как она обретает твердость, и не знал, как ему быть: заговорить с видением или убежать. Фигура обрела лицо, и Лемфада отпрянул назад, но могучая рука удержала его.

– Не убегай от меня, дитя. Я хочу поговорить с тобой. Ничего более.

– Что тебе нужно?

– Когда я почти уже поймал тебя, мне открылись удивительные вещи. Я увидел мертвого оленя, который вновь ожил – и помолодел. Это великая сила. Умеешь ли ты пользоваться ею в полной мере?

– На тебя, создание тьмы, я не стану ее тратить.

– Речь не обо мне, глупец, а о нем! – Самильданах указал на коленопреклоненного Элодана. – Подумай об этом.

Он отступил назад и исчез.

Лемфада долго сидел, раздумывая над загадочными словами красного рыцаря. Зачем он хочет помочь Элодану? Чего он думает этим добиться? Лемфада закрыл глаза, вошел в Цвета и быстро поднялся к Золотому. Пролетев по воздуху, он повис над молящимся рыцарем, приказал своим рукам вобрать в себя всю мощь Золотого и уперся ими в спину Элодана. Рыцарь застыл, словно каменный, и застонал. Лемфада чувствовал, как жар от его рук струится в тело Элодана. Внезапно рыцарь выгнул спину. Поднял правую руку и стал срывать с культи кожаную обвязку. Розовая зарубцевавшаяся ткань на конце обрубка шевелилась и зыбилась. Элодан закричал и упал на землю, лишившись сознания. Лемфада продолжал вливать в него свою силу. Вздутие на культе сплющилось и превратилось в ладонь, из которой начали прорастать пальцы. Завершив свой труд, Лемфада отплыл назад, а Элодан зашевелился, встал на колени и уставился на свою новую руку, осторожно трогая ее пальцами левой.

– Это сон, – прошептал он. – О, милостивые боги, ведь это только сон, да?

Лемфада вернулся в свое тело и устало поднялся на ноги. Над горами уже брезжил рассвет. Оружейник спустился с холма к Элодану. Рыцарь, все так же стоя на коленях, плакал навзрыд.

Лемфада нашел Гвидиона в месте, отведенном для лечения раненых. Старый лекарь сидел на холме под звездами. Лемфада сел рядом и рассказал ему о появлении Самильданаха и обо всем, что случилось после.

– Его приход удивил тебя? – спросил целитель, ласково положив руку юноше на плечо.

– Конечно. Ведь он наш враг.

– Да, он враг. И что же ты выводишь из всего этого?

– Не знаю, Гвидион, потому я и пришел к тебе. Быть может, за этим кроется какой-то коварный умысел? И я поступил неправильно, послушавшись его и вернув Элодану руку?

Старик, устремив взор на далекую звезду, помолчал, огладил белую бороду. Потом указал на волка, чей силуэт виднелся на отдаленном холме, и спросил:

– Как по-твоему, это злое существо?

– Волк? Нет. Он зверь и убивает, чтобы выжить.

– А как быть с человеком? Как узнать, зол он или добр?

– По его делам. Жестокость, похоть, алчность – это признаки зла, таящегося в сердце человека. Самильданах – убийца и пожиратель душ. Его дела обличают его как злодея.

– Да, верно. А ты, выходит, не злой человек?

– Думаю, что нет. Я только защищаюсь от их зла, больше ничего.

– Но ведь ты способен на дурные поступки? Не ты ли сказал, когда убили Руада, что хотел бы владеть мечом и убивать людей короля, всех подряд?

– Каждый человек способен совершить что-то дурное, Гвидион. Нас всех посещают желания, с которыми мы должны бороться.

– В том-то и суть, мой мальчик. Я говорил с Мананнаном о его путешествии в Вир. Ему там давали напиток, который у них зовется амбрией. За то немногое время, что он там пробыл, этот напиток успел уже подействовать на него. Человек, пьющий амбрию, перестает понимать, что хорошо, а что плохо. Его «я», насколько я мог понять, заслоняет ему все остальное. Все, что доставляет удовольствие, становится хорошим, все желанное – необходимым. Понимаешь? С Мананнаном едва не случилось того же самого, но он этого не видел, пока Морриган не открыла ему глаза. Можешь быть уверен, Лемфада: если бы не Морриган, он сейчас сражался бы на стороне Самильданаха.

– Ты хочешь сказать, что Самильданах – не злой человек?

– Нет, этого я сказать не хочу. По нашим меркам и по меркам всех просвещенных людей он настоящий демон. Но по своим собственным меркам он остается Самильданахом, магистром рыцарей Габалы, и полагает, что все его действия служат интересам государства. В нем еще немало сохранилось от того человека, каким он был в прошлом.

– По-твоему, в нем еще осталось что-то хорошее?

– Вспомни Решето. В этом убийце, насильнике и воре тоже оставалось что-то хорошее, и Нуада сумел это хорошее найти. Человек не может быть полностью хорош или полностью плох. Люди в основном руководствуются собственной выгодой. А это благодатная почва для всяческого зла. Но большинство из нас, к счастью, способно здраво судить о себе и своих поступках. Наша совесть не дремлет и отгораживает нас от всего дурного. Чтобы совершить зло, мы должны сознательно преодолеть эту преграду. У Самильданаха и других красных рыцарей амбрия разрушила эту стену и стерла даже память о ней. Они такие же жертвы зла, как и мы.

Лемфада помолчал, ежась от утреннего бриза, и наконец сказал:

– Но если Самильданах думает, что делает все для блага государства, зачем ему помогать Элодану, которого он должен считать изменником?

– На это я ответить не могу, Лемфада, но есть у меня одна надежда. Самильданах был лучшим из людей – справедливым, благородным и сострадательным. Такие люди во все времена составляют цвет рыцарства. Я не верю, чтобы амбрия при всей своей темной силе могла загубить такую душу. Помощь, оказанная им Элодану, внушает мне надежду, что некая сокровенная его часть пытается выстроить стену заново.

– Быть может, он тогда не станет драться с Элоданом?

– Нет, драться он будет – и вложит в это всю свою силу и мастерство.

– И Элодан умрет.

– Ты говорил мне, что видел будущее, Лемфада. Ты должен знать, чем закончится их бой.

– Если бы это было так просто, Гвидион. Бывая в Золотом, я вижу множество будущих – они мелькают, как рябь на быстрой реке, но которое из них сбудется?

– Есть ли среди них такие, где Элодан побеждает?

– Нет – но с новой рукой я его тоже ни разу не видел. И не видел, как возвращаю ему руку.

– А не хотел бы ты подняться в Золотой сейчас?

– Нет. Я не могу… не стану. Подожду до утра.

– Утро уже наступило, – сказал Гвидион, показывая на красные блики зари над горами.

Красные рыцари – Эдрин, Кантарей, Жоанин, Кериста и Бодарх – вошли в шатер Самильданаха и расселись вокруг него.

– Тебе привели девушку, Самильданах, – сказал Кериста. – Юную и полную жизни.

– Пусть она такой и останется. Я не нуждаюсь в пище.

– Хорошо ли ты подумал, магистр? – почтительно спросил Эдрин.

– По-твоему, мне нужна помощь, чтобы убить калеку?

– Дело не в этом, Самильданах, но ты ведешь себя… странно. Это напоминает нам поведение нашего брата Карбри. И мы боимся за тебя.

– В этом бою мне будет сопутствовать сила ваших душ.

– Здоров ли ты? – с беспокойством вмешался Жоанин. – Ты стал сам не свой с тех пор, как вернулся от короля.

– Не свой? Да, Жоанин, ты прав. Мне кажется, нам всем следует вернуться в Вир. Как только Элодан умрет и с мятежниками будет покончено, мы отправимся домой. А теперь мне нужна ваша сила.

Рыцари склонили головы, и Самильданах ощутил, как входят в его тело их души. Когда-то это слияние вызывало в нем множество чувств, но теперь он чувствовал только голую силу. Выйдя из шатра, он взглянул на восходящее солнце и оглянулся на тихие, неподвижные фигуры. Их жизнь теперь зависела от его мастерства.

На той стороне долины Лемфада присоединился к Лло, Эррину, Убадаю и Мананнану.

– Благодарю тебя за свершенное чудо, – сказал Элодан. – Если я и умру сегодня, то целым, а не калекой.

– Я рад за тебя, – смущенно ответил Лемфада. – И надеюсь, что поступил правильно.

– Почему ты в этом сомневаешься? – спросил Мананнан. – Теперь у нас появилась надежда победить демона.

Лемфада хотел сказать что-то, но не нашел слов.

– Скажи, Мананнан, что Самильданах сейчас делает? – спросил Лло.

– Он готовится, чтобы выйти на поле от лица всего ордена. Это мистический обряд, – пояснил Мананнан, видя непонимающие взгляды. – Каждый из рыцарей отдает ему свою душу, свою силу, свою веру – самую суть себя. Если он погибнет, они умрут вместе с ним.

– И это сделает его сильнее? – продолжал спрашивать Лло.

– Разумеется.

– Почему бы и нам тогда не сделать то же самое? – предложил Эррин.

– Вы этого не умеете, и у меня нет времени учить вас – на это нужны годы, – ответил Мананнан.

– Я могу помочь вам в этом, – тихо сказал Лемфада, – но риск очень велик.

– Ничего. Сделай это, – произнес Мананнан.

– Нет! – воскликнул Элодан. – Я не могу взять на себя такое бремя. Подвергать опасности свою жизнь – одно дело, но знать, что неудача будет стоить жизни вам всем? Нет, я не согласен.

– Я не герой, – сказал Эррин, – но тут речь идет о чем-то большем, чем жизни пяти человек. Если мы способны прибавить тебе сил, нужно это сделать.

Элодан обвел глазами своих рыцарей.

– Только если все согласятся, – сказал он, задержав взгляд на Убадае. – Что скажешь ты, друг? Ты всегда молчишь, когда мы собираемся вместе. Но когда Эррин повел свой отряд во вражеский лагерь, ты заявил, что поедешь вместе с ним, и настоял на своем. Ты никогда не избегал опасности, и я хотел бы услышать твое мнение.

– Если я скажу нет, значит нет? – ухмыльнулся Убадай.

– Так и будет, – подтвердил Элодан.

– Ты хочешь этого? – спросил номад, повернувшись к Эррину.

– Да.

– И ты тоже? – спросил Убадай у Лло.

– Не знаю, могу ли я дать кому-то силу, – пожал плечами тот, – но я согласен.

– Вы все безумные, – сказал номад, – но я такой же, безумный и очень злой. Убьем этого сукина сына сообща.

Лемфада вошел в их круг и сел на землю.

– Возьмитесь все за руки, – сказал он, – закройте глаза и представляйте себе Элодана. – Дух Лемфады вылетел из тела и замкнул круг золотой сферой. Остановившись на Мананнане, он перешел затем к Лло, к Эррину и наконец к Убадаю.

Элодан стал чувствовать приток их сил. От Мананнана шла уверенность, граничащая с высокомерием, гордость воина, никем еще непобежденного; и Элодан, сам испытавший горечь поражения и преодолевший ее, принял его силу в свою душу. Лло подарил ему бесконечное терпение простого человека, не имеющего от рождения никаких богатств и привилегий, но стойко встречающего все опасности нынешних тяжких времен. Лло был точно, крепкий дуб с глубокими корнями. Эррин излучал силу духа и благородство, способные побеждать любые страхи. Убадай олицетворял собой нерушимую преданность дорогому ему человеку и готовность умереть за него.

Элодан открыл глаза и сказал Лемфаде:

– Спасибо тебе, Оружейник. – Рыцари лежали на земле. Едва дыша. – Думаю, мне пора.

– Исток Всего Сущего да будет с тобой, Элодан.

Элодан сел на коня. Самильданах уже ждал его, и за красным рыцарем выстроилась в долине королевская армия.

Магистр рыцарей Габалы тронул коня, пришпорил и стал спускаться с холма.

Самильданах смотрел, как приближается его противник. Он приготовился к битве, но казался не готов к потрясению, которое испытал, увидев свои доспехи на другом человеке. Хуже того: ему померещилось, что он смотрит на себя самого. Он помнил гордость, которую испытал, впервые облачившись в эту серебряную броню.

В уме у него теснились многочисленные образы. Морриган в саду и Морриган, умирающая на полу в королевской опочивальне; Карбри, наставляющий его в правилах рыцарской чести, и Карбри в гробу; Мананнан, ведущий с ним дружеский спор, и Мананнан, называющий его демоном.

В нем будто порвалась некая цепь, и он потряс головой, отгоняя непрошеные воспоминания.

Вот Оллатаир, добрый Оллатаир; он улыбается, глядя на парящую в небе золотую птицу, и он же оседает на землю с ножом Самильданаха в животе.

Довольно! Прочь! Оставьте меня!

Элодан спешился, прошел несколько шагов и воткнул свой меч в землю. Из леса позади него вышли мятежники и стали тихо рассаживаться лицом к королевским солдатам. Самильданах перекинул ногу через седло и соскочил с коня.

«Убей его, – сказал он себе. – Ты вернешься в Вир, и там сумеют успокоить твой неугомонный дух».

Ему отозвался голосок девочки, которую привели к нему в комнаты, когда ему впервые понадобилась пища: «Не делай мне больно! Пожалуйста!»

– Ты готов? – спросил Элодан.

– Да. – Теперь ему слышался голос Морриган: «Разве ты не видишь, какими мы стали? О, Самильданах… мы портим все, к чему прикасаемся. Я любила тебя больше жизни… а теперь не понимаю даже, что это означает». – «Не говори ничего. Сейчас я перевяжу тебе руки. Твою жизнь еще можно спасти». – «Нечего спасать. Я умерла там, в Вире, когда стала одной из них… такой же, как ты, любимый».

– Что с тобой такое? Доставай меч, – сказал Элодан.

Темный клинок взвился в воздух, Элодан отразил первый удар, и бой начался. Ни разу еще Элодану не приходилось сражаться с таким сильным противником, и он понимал, что бьется за свою жизнь. Карбри тоже был великолепен, но мастерство Самильданаха поражало. Скорость, безупречное равновесие и молниеносный отклик сводили на нет все попытки Элодана перейти в атаку. Темный меч бил по серебряным доспехам, круша петли и кожаные завязки. Элодан, пригнувшись под очередным ударом, тоже рубанул по плечу, сбив набок красный щиток, и Самильданах отступил назад.

«Что стало с тем отважным молодым рыцарем?» – прошептала Морриган у него в голове.

Темный клинок снова ринулся в бой, но Элодан с легкостью отразил его и ответным ударом сорвал с Самильданаха набедренный щиток. Самильданах тут же перешел в атаку и треснул Элодана по шлему. У серебряного рыцаря из глаз посыпались искры и зрение помутилось. Он попятился и лишь благодаря удаче сумел отразить удар, едва не стоивший ему головы. Самильданах приблизился, чтобы добить его – и остановился.

«Не делай мне больно! Пожалуйста!» – сказал ему детский голосок.

– Уйди! Оставь меня! – завопил Самильданах.

Элодан перевел дух, и в глазах у него прояснилось. Его противник, глядя в небо, кричал:

– Оставь меня!

– Самильданах!

– Я убью тебя! – выкрикнул красный рыцарь, и битва опять закипела.

Элодан выдержал свирепую атаку, сам молотя вовсю по красным доспехам. На панцире Самильданаха появилась трещина, забрало отлетело прочь, но он не уступал. Шлем Элодана от повторного удара перекрутился, частично заслонив ему зрение. Самильданах тут же подскочил к нему, держа меч обеими руками, но Элодан нырнул вниз, и клинок просвистел у него над головой. Самильданах, впервые потеряв равновесие, споткнулся и упал, а Элодан, бросив меч, быстро сорвал с себя поврежденный шлем и подхватил клинок в тот самый миг, когда Самильданах вскочил на ноги.

– Ты – не я! – заорал красный рыцарь. – Ты никогда не будешь мною!

– Да я и не хочу быть тобой, – ответил Элодан, глядя в обезумевшие глаза Самильданаха.

– Никто из нас не становится тем, кем хочет. А теперь тебе пора умирать. – Его клинок обрушился вниз с невероятной силой, и Элодан упал на колени, заслонившись собственным мечом. Клинки с лязгом столкнулись, и меч Элодана переломился на фут выше рукояти.

Самильданах вскинул меч с горящими торжеством глазами.

«Что стало с тем отважным молодым рыцарем?» Самильданах замер, и Элодан вогнал свой сломанный меч в трещину на его панцире. Кровь хлынула наружу, обагрив руку Элодана, и Самильданах пошатнулся, но его темный клинок вновь взвился над непокрытой головой Элодана.

Он устремился вниз – и остановился в дюйме от шеи рыцаря, слегка ударил Элодана по правому плечу и коснулся левого. Самильданах рухнул на колени. В нем царило смятение, и он чувствовал, как души его рыцарей пытаются вырваться из его гибнущего тела, но не мог освободить их.

– Почему ты оставил мне жизнь? – спросил, подойдя к нему, Элодан. – Почему?

«Что стало с тем отважным молодым рыцарем?»

– Потому что я умер… умер давным-давно, – прошептал Самильданах, падая на руки Элодану. Тот опустил мертвое тело на траву и встал под торжествующие крики мятежников.

Крепкий человек средних лет вышел из рядов королевской армии и поклонился Элодану.

– Мое имя Кар-ашен. Война окончена, рыцарь. Я отдаю себя и своих людей в ваше распоряжение.

– Ваша армия мне не нужна. Я магистр рыцарей Габалы.

– Добро пожаловать назад, – сказал Кар-ашен.