Текст книги "Бог. Новые ответы у границ разума"

Поясню: физика еще не пришла к ответу на этот вопрос и никогда не сможет. Все физические события – все физические причины, все физические составляющие реальности – охватываются историей природы, то есть историей того, что уже существует. Однако вопрос о существовании касается самой возможности такой истории, и ожидание того, что науки, возможно, могли бы что-то сказать по этому вопросу, является примером того, что можно назвать «плеонастической ошибкой»: то есть убежденностью, будто абсолютная качественная разница может быть преодолена последовательным накоплением чрезвычайно малых и всецело относительных количественных шагов. В этом, пожалуй, заключается неотвязная ошибка всего натуралистического мышления практически в каждой сфере. В этом контексте рабочая гипотеза такова, что если бы только можно было свести нашу картину первоначальных физических условий реальности к чисто воображаемым элементам – скажем, к «квантовой пене» и к горстке законов, таких как закон гравитации, что выглядело бы (условно говоря) довольно ничтожно (nothing-ish), – то нам все равно не удалось бы приблизиться к ничто. Фактически мы подвинемся к небытию не ближе, чем если бы должны были начать с бесконечно реализованной мультивселенной: отличие от небытия остается бесконечным в любом случае. Все квантовые состояния – это состояния в существующей квантовой системе, и все законы, регулирующие эту систему, просто описывают ее закономерности и ограничения. Любая квантовая флуктуация в ней, которая производит, скажем, вселенную, есть новое состояние в этой системе, а не внезапное появление реальности из небытия. Космология просто не может стать онтологией.

Единственный интеллектуально состоятельный путь для метафизического натуралиста – сказать, что физическая реальность «просто есть» и на этом закончить, согласившись с тем, что «просто есть» остается истиной всецело в избытке всех физических свойств и причин: единственный неискоренимый «сверхприродный» (super-natural) факт, в который навсегда включены все природные факты, но о котором мы не должны позволять себе слишком много думать.

III

Вероятно, лучший способ понять метафизическое содержание слова «Бог» в интеллектуальных традициях великих теистических религий и то, почему это слово занимает логическое пространство, в которое не может вторгнуться никакое другое каузальное объяснение, – рассмотреть основную форму всех классических философских попыток вывести реальность Бога из факта космической контингентности. Все подобные аргументы, если свести их к простейшему виду, начинаются с какой-то формы того, что обычно называют принципом каузальности, или причинности, который может быть правильно сформулирован так: все вещи, которые не обладают причиной своего существования сами по себе, должны быть приведены к существованию чем-то, находящимся вне их. Или, более лаконично, контингентное всегда зависит от чего-то еще. Это не сложное и – в рациональном плане – не проблематичное утверждение. Сложности заключаются в его применении. Однако прежде всего прочего необходимо определить, что такое реальная контингентность. Это, во-первых, просто состояние обусловленности: то есть состояние зависимости от чего-то внешнего, предшествующего или окружающего, позволяющее существовать и сохраняться в бытии. Это также изменчивость, способность меняться с течением времени, постоянно переходить из потенциального состояния в актуальное и отказываться от одного актуального состояния в пользу другого.

Это также состояние расширения как в пространстве, так и во времени и, тем самым, неспособности к совершенному «владению собой» в некоем абсолютном «здесь и сейчас». Это способность и тенденция как входить в бытие, так и выходить из бытия. Это состояние созданности, составленности из логически предшествующих частей и зависимости от них и, поэтому, способности к разделению и растворению. Это также, следовательно, состояние обладания пределами и границами, внешними и внутренними, и, тем самым, достижения идентичности путем исключения, а значит – неизбежной зависимости от других реальностей; короче говоря, это конечность. Последнее относится, кстати, даже к Вселенной в целом, по крайней мере постольку, поскольку она является физической реальностью (может существовать какая-то метафизическая истина Вселенной за пределами ее физического состава, но это другой вопрос): даже Вселенная, физически бесконечная по размеру и длительности, по-прежнему будет метафизически конечной, поскольку она должна быть сложной, допускать процессы и изменения, расширяться и т. д. И самое главное, пожалуй: контингентность – логическое обозначение: это состояние любой сущности, логически отличной от своего собственного существования, то есть неспособность собственного описания вещи дать какое-либо внутреннее обоснование существования этой вещи.

Вывод, с которым в целом согласились религиозные метафизики Востока и Запада, заключается в том, что не может быть так, чтобы существовали только контингентные реальности. Если за мерцающим, меняющимся, смешивающимся, сливающимся и растворяющимся зрелищем конечности нет реальности, которая была бы независимой, неизменной и логически само собой разумеющейся, тогда ничто вообще не могло бы прийти к существованию или пребывать в нем; на логической «другой стороне» всех контингентных вещей находится ничто, а ничто не может возникнуть из ничего. Как пишет Сарвепалли Радхакришнан в своем магистерском изложении метафизики Упанишад: «Либо мы должны постулировать первую причину, и в этом случае причинность перестает быть универсальной максимой, либо мы имеем бесконечный регресс»; это, по его словам, «головоломка», которая разрешается только дальнейшим постулированием «самосущего Брахмана», который «не зависит от времени, пространства и причины».[39]39
  E.L.Mascal, He Who Is: A Study in Traditional Theism (London: Longmans, Green, 1943), p. 9; S.Radhakrishnan, Indian Philosophy, rev. ed. (Oxford: Oxford University Press, 1929), vol. 1, pp. 174–175. [Рус. пер.: С.Радхакришнан, Индийская философия, 2008.]


[Закрыть] Здесь я должен отметить, что Радхакришнан использует слово «причина» в смысле «контингентная причина» или (в западных схоластических терминах) «вторичная причина» (см. далее), но в остальном он просто формулирует логическую интуицию, выраженную в той или иной форме в метафизических традициях всех основных теистических вероучений. Ее можно найти с такой же легкостью в мусульманской мысли, например у Ибн Сины (около 980–1037), или в индийской вишишта-адвайте, например – у Рамануджи (XI–XII века), или в христианской мысли, например – у Фомы Аквинского (1225–1274), или у множества других мыслителей. Это просто интуитивное знание о том, что реальность, основанная исключительно на возможности, а не «поддерживаемая в бытии» творческой силой какого-то самосущего источника действительности, вообще не может существовать. Разум, по-видимому, диктует, что не может быть бесконечного регресса чисто контингентных причин существования; каждая причина в этой цепочке должна быть активирована некоторой логически предшествующей причиной, которая сама должна была бы быть активирована другой предшествующей причиной – и т. д., и если бы этот регресс был бесконечным, он никогда не был бы сводимым к некоему актуальному началу; последовательность, возвращающаяся назад, в бесконечную бездну нереализованных возможностей, никогда не актуализируется. Следовательно, такой бесконечный регресс был бы эквивалентен несуществованию. Вместе с тем ни одна из этих цепочек предшествующих причин не может быть прослежена просто до какой-то первой конечной вещи, поскольку ничто по своей сути контингентное не может возникнуть (прийти к бытию) без предшествующей причины; первая причина не может быть какой-то ограниченной вещью, которая сама волшебным образом уже существует. Поэтому конечный регресс зависимых причин тоже был бы эквивалентен несуществованию. В определенный момент в источнике всех источников контингентное должно основываться на абсолютном.

Однако нам не понять эту линию рассуждений должным образом, если мы не признаем, что она не имеет отношения к вопросу о происхождении Вселенной во времени; для этой аргументации не имело бы никакого значения, если бы оказалось, что Вселенная существует вечно и будет существовать вечно, без начала или конца, или что она принадлежит к какой-то начинающейся и бесконечной последовательности вселенных. Например, вышеупомянутый Рамануджа не имел понятия об абсолютном начале Вселенной, и он совершенно недвусмысленно утверждал, что творение следует рассматривать не как какое-то событие, происходящее во времени, а как логическую зависимость мира (во всех его повторяющихся циклах) от Бога. Ибн Сина (или Авиценна, если называть его латинским именем) считал, что космос вечен, что довольно эксцентрично для мусульманина, но все же утверждал, что все контингентные (обусловленные) реальности должны в конечном итоге зависеть от одной беспричинной причины, имеющей «необходимое бытие в себе» (ваджиб аль-вуджуд би-дхатихи). Вместе с тем Фома, оказывается, считал, что у сотворенного порядка действительно был первый момент, но он прямо заявил, что нет непредубежденного философского обоснования для гипотезы, что космос не всегда существовал, и строго отличал вопрос о космических началах от вопроса о сотворении. Всякий раз, когда он говорил о «первопричине» сущего, он имел в виду онтологический, а не хронологический приоритет; и только такого рода каузальный приоритет его интересовал, например – первые три из его «пяти путей» (даже третий, который часто ошибочно понимается – отчасти из-за его почти телеграфной лаконичности – в пользу аргумента относительно происхождения Вселенной).[40]40
  На самом деле третий путь часто истолковывается неправильно. Фома утверждает, что если бы не существовало ничего, кроме контингентных вещей, которые приходят к существованию и уходят из него, то в одно и то же время ничего не могло бы существовать, а поскольку ничего не возникает из ничего, ничего не может существовать сейчас. Некоторые обвиняют Фому в том, что он делает логически неверное предположение, будто только потому, что все вещи по отдельности (individually) не могли бы существовать в то или иное время, в прошлом должен был быть момент, когда все вещи не существовали вместе (collectively). Однако это не то, о чем он говорит. Условная предпосылка его аргумента очень точна: если бы все вещи были временными по природе и коль скоро (как было показано в первых двух путях) бесконечный регресс онтологических причин невозможен, то все, что существует, могло бы быть прослежено вплоть до первой чисто контингентной причины, что означало бы реальность, которой пришлось бы возникнуть из небытия без всякой предварительной причины, а это явно невозможно. Это означало бы, что все вещи в конечном счете можно было бы свести обратно к исходному состоянию несуществования. Проще говоря, такая вселенная никогда не могла бы появиться, потому что, опять же, конечный регресс контингентных причин эквивалентен несуществованию.


[Закрыть]

Если все это кажется несколько неясным – как, то есть, предполагаемое начало Вселенной отличается логически от сотворения Вселенной из ничего или почему утверждение об одном не имеет никакого логического отношения к утверждению о другом, – то это может быть вызвано старым западным схоластическим различением между теми причинно-следственными связями, которые «акцидентальны» (per accidens), и теми, которые «эссенциальны», или «сущностны» (per se). К первым относятся главным образом физические отношения (в самом широком смысле): переходы энергии, движения массы, акты порождения или разрушения и так далее. В расширенном ряду таких отношений следствия существования отдельной вещи могут продолжаться бесконечно долго после того, как она исчезла, потому что все причины в этом ряду онтологически не связаны со своими следствиями. Классический пример – причинно-следственная связь между мужчиной и его внуком: к тому времени когда второй родился, первый, возможно, был мертв в течение десятилетий; первый акт порождения ребенка не был прямой причиной второго. Это отношение есть отношение предшествующей физической истории, а не непосредственной онтологической зависимости, и поэтому бытие внука не зависит напрямую от бытия его деда. Примером более грандиозного масштаба может быть постулат Роджера Пенроуза о бесконечной последовательности вселенных, которые всегда встречаются на конформных прошлых и будущих границах: даже этот безначальный и бесконечный ксмогонический цикл соответствовал бы только причинной последовательности per accidens. Поэтому, вероятно, логично предположить, что может существовать бесконечная «горизонтальная» цепь акцидентальных причин (я, кстати, считаю, что такая идея влечет за собой непреодолимые логические проблемы, но здесь не место их обсуждать). Но даже если такого рода вечная цепь событий и субстанций действительно существовала бы, то осталась бы та проблема, что, поскольку ни одно из звеньев этой цепи не может быть источником своего собственного существования, весь этот ряд причин и следствий должен быть контингентной реальностью и все-таки поддерживаться в бытии «вертикальной» – per se или онтологической – причинностью; а этот второй вид причинно-следственной цепочки определенно не может иметь бесконечного числа звеньев. Конечным источником существования не может быть какой-то предмет или событие, которое давно прошло или завершилось, будь то чтимый предок или даже сам Большой Взрыв – то и другое есть просто еще одна контингентная физическая реальность, – но должен быть постоянным источником бытия, действующим и сейчас. Метафора для такого рода онтологической зависимости, которую, кажется, принимают все великие религиозные традиции, – это отношение света свечи или лампы к свету, который она бросает в комнату ночью: как только свет погаснет, в комнате станет темно. Более поздние философы иногда использовали образ электрического тока, который, если его отключить от источника, прекращается сразу по всем линиям электропередач. Каким бы удачным ни было это сравнение, причина бытия – это не какой-то механический первый момент физической случайности, который, исполнив свою роль, может покинуть сцену; скорее, это безусловная реальность, лежащая в основе всех обусловленных вещей в каждое мгновение.

Почему это так? Почему вещь должна зависеть от любого постоянно реального источника существования, чтобы сохраняться? Почему она не может, имея причину своего появления в чем-то другом, просто продолжать быть с момента своего физического происхождения с какой-то экзистенциальной инерцией, пока не исчерпает себя, без всякой нужды в каком-либо вечном «Абсолюте», который ручался бы за нее в ее контингентном существовании? Но, опять же, эти вопросы возникают из-за путаницы между двумя разными порядками причин.

Когда мы думаем о причине бытия какой-то отдельной вещи, а не о ее физическом происхождении, мы должны делать это с учетом абсолютно условной природы этой вещи. Например, если человек рассматривает условия своего собственного существования, он видит, что нет никакого смысла в том, чтобы быть самосущим (self-existent); он зависит от неисчислимого числа все больших и все меньших конечных условий, одни из которых – временны, а другие – определенно нет, и все они сами зависят от еще каких-то условий. Мы состоим из частей, а эти части – из более мелких частей, и так далее, вплоть до субатомного уровня, который сам по себе есть сфера контингентно существующих реальностей, которые промелькивают, не имея онтологических оснований в самих себе, и которые все заключены в квантовом поле, не более содержащем сущностное обоснование в пользу своего существования, чем какая-либо другая физическая реальность. Мы также принадлежим более широкому миру, от всех физических систем которого мы также и зависим каждый миг, в то время как этот мир сам зависит от огромного диапазона превосходящих его физических реальностей и от абстрактных математических и логических законов, а также от всей контингентной истории нашей совершенно ненужной Вселенной. А мы в первую очередь зависим от абсолютно случайного и всегда динамически незавершенного союза сущности и существования, которым мы и являемся. Короче говоря, все конечные вещи всегда, в настоящем, поддерживаются в существовании условиями, которые они не могли предоставить себе и которые вместе составляют Вселенную, а она, в свою очередь, как физическая реальность, явно не имеет сверхъестественной силы, необходимой для самостоятельного существования. Ничто из этого не является источником существования как такового. Именно весь этот порядок вездесущей обусловленности – весь этот ансамбль зависимых реальностей – классические аргументы не могут свести ни к бесконечному регрессу контингентных причин, ни к первой контингентной причине. В таком случае должна существовать какая-то действительно необусловленная реальность (которая, по определению, не может быть временной или пространственной, или в каком-либо смысле конечной), от которой зависит все остальное; в противном случае не могло бы существовать вообще ничего. И именно этот безусловный и вечно поддерживающий источник бытия классическая метафизика Востока и Запада отождествляет с Богом.[41]41
  Подробное объяснение этого исходящего из контингентности аргумента в терминах необходимых условий существования можно найти в: Robert J.Spitzer, New Proofs for the Existence of God: Contributions of Contemporary Physics and Philosophy (Grand Rapids: Eerdmans, 2010), pp. 110–143.


[Закрыть]

Здесь могут помочь два других традиционных схоластических различия: между causa in esse и causa in fieri[42]42
  «Причина в бытии» и «причина в становлении» (лат.)


[Закрыть]; а также – между одной causa prima и многими causae secundae[43]43
  «Первая причина» и «вторичные причины» (лат.)


[Закрыть]. Важнейшая причина или причина «в бытии» (in esse), есть то дарование бытия, или непрерывный приток актуальности, которое дает существование тому, что не может существовать само по себе, тогда как причина «в становлении» (in fieri) – это акцидентальная или ограниченная субстанция, сила или событие, которые могут повлиять на другие вещи того же рода, но не имеют источника своего бытия в самом себе. Следовательно, высшая causa in esse – это «первопричина» реальности, изливающая свою бесконечную актуальность в конечные сосуды отдельных сущностей, в то время как «вторичные причины» суть сотворенные и ограниченные реальности, обладающие силой влиять и подвергаться влиянию, но не имеющие силы творить из Ничего. Метафизическая концепция сотворения касается только первого вида причинности. Поэтому, как справедливо указывает Фома Аквинский, сотворение из ничего не может быть каким-то событием, которое происходит в данный момент времени. Оно также не может представлять собой переход из одного состояния реальности в другое, поскольку ничто, или небытие, не является какой-то субстанцией, в которой изменение может иметь место. Это полностью акт первой, или бытийной (essentialis), причинности, вечный дар со стороны esse, или сат, или вуджуд[44]44
  Латинские термины мы приводим латиницей, индийские и арабские термины транскрибируем кириллицей.


[Закрыть] (назовите как хотите) реальности, которая не имеет основания быть сама в себе. И Бог, следовательно, есть творец всего сущего не как первый временной деятель-посредник (agent) в космической истории (что сделало бы его не первопричиной творения, а только начальной вторичной причиной внутри творения), но как вечная реальность, в которой «все вещи живут, и движутся, и существуют[45]45
  Букв.: «имеют свое бытие».


[Закрыть]», присутствующий во всех вещах, как актуальность всех актуальностей, трансцендентная всем вещам как неизменный источник, из которого проистекает всякая актуальность. Только тогда, когда мы верно понимаем это различие, мы может также понять, что контингентность сотворенных вещей могла бы рассказать нам о том, кто такой Бог и что Он такое.

IV

Один из наиболее вызывающе-противоречивых способов выражения различия между Богом и любой контингентной реальностью – это сказать, что Бог, как источник всякого бытия, это, собственно говоря, не само бытие (being) – или, если угодно, не сущее (being) среди остальных сущих (beings). Николай Кузанский (1401–1464), например, говорил о Боге как о non aliud: «не о другом» или «не о чем-то другом». Для неоплатоника Плотина (около 204–270), божественное – это то, что не является конкретной вещью или даже является «не-вещью». То же самое относится и к таким христианам, как Иоанн Скот Эриугена (около 815 – около 877) или Майстер Экхарт (около 1260 – около 1327). Ангелус Силезиус, именно ради утверждения, что Бог – это всемогущий творец всего сущего, описал Бога как «ein lauter Nichts» – «чистое ничто» – и даже (этакое неологистическое щегольство) как «ein Übernichts» («Сверхничто»). Если все это звучит либо опасно богохульно, либо опасно парадоксально, то это потому, что язык такого рода призван приостановить, а то и оскорбить нашу мысль, чтобы, насколько возможно, напомнить нам, что, как утверждал великий мусульманский философ Мулла Садра (около 1572–1640), Бога нельзя найти в сфере сущего, ибо Он есть бытие всего сущего. Или, как выразился англиканин Э.Л.Маскалл, Бог не является «только чем-то одним, хотя и высшим, внутри сущего», а скорее «источником, из которого происходит бытие сущего». Таким образом, Бог не «существует» в том смысле, что существует какой-то конечный объект, такой как дерево, индивидуальный ум или, возможно, бог, но Он сам – непосредственная сила безусловного бытия и в Нем все, что существует, имеет свое зависимое и передаваемое бытие. Однако это не означает, что Бог каким-то образом является совокупностью всего сущего (beings) (которая все равно была бы конечной, ограниченной, составной и контингентной реальностью). Скорее, Он является неделимой и всегда трансцендентной действительностью (actuality), из которой все вещи получают свою имманентную действительность во всех возможных отношениях. Если процитировать Радхакришнана, на этот раз – его комментарий к идее великого адвайта – ведантиста Ади Шанкары (VIII век), думать о Боге в наших понятиях бытия «могло бы свести Бога до уровня конечного, сделав Его просто единицей в неопределенного множества объектов, отличной от них всех, как и они отличаются друг от друга, или погрузить его в тотальность существования в своего рода пантеизме, который практически неотличим от атеизма».[46]46
  Radhakrishnan, Indian Philosophy, vol. 2, p. 542.


[Закрыть]

Конечно, такие слова, как «бытие» и «существование», не являются однозначными терминами, каждый из которых имеет только одно фиксированное значение независимо от контекста. Точный смысл, в каком Бог есть не бытие, или даже смысл, в каком можно было бы даже сказать, что Он не «существует», – имел бы в виду какой-то дискретный объект, по существу отличный от всех других, «выступающий», «исходящий» (что означает этимологически слово «существовать»[47]47
  «To exist» («существовать») восходит к лат. existere, этимологически означающему «выступать», «исходить из».


[Закрыть]) из бытия как такового. Бытие-существо (в английском языке ему должен предшествовать неопределенный артикль: «a being») обладает определенным числом атрибутов, определенным количеством потециальностей, определенной степенью актуальности и т. д. и одновременно является как внутренне составным, так и внешне исчислимым: то есть каждое конкретное бытие-существо состоит из набора частей, а также само по себе является дискретным элементом в общей сумме существующих вещей. Все это именно то, что в классическом метафизическом теизме не называется Богом. Вместо этого Он – бесконечное, к которому ничего не добавить и из которого ничего не вычесть, и сам Он – не какой-то объект в дополнение к другим объектам. Он – источник и полнота всего бытия, действительность, в которой все конечные вещи живут, движутся и существуют или в которой все вещи содержатся вместе; и поэтому Он есть также та реальность, которая присутствует во всех вещах как сам акт их существования. Бог, короче говоря, – это не бытие, а находится сразу «за пределами бытия» (в том смысле, что Он превосходит совокупность существующих вещей), и Он также – абсолютное «бытие» (в том смысле, что Он – источник и основание всех вещей). Как говорит суфийская традиция, Бог – это аль-Хакк, реальность как таковая, лежащая в основе всего. Все конечные вещи суть благодатно даруемые ограниченные выражения той действительности, которой он обладает в бесконечном изобилии. И, проще говоря, такой способ мышления о Боге является – или так утверждают классические традиции – неизбежным результатом любой действительно последовательной попытки абстрактно вывести из условий зависимой конечности рациональное определение божественного.

Еще один освященный веками способ формулировать отличие бытия Бога от нашего – это сказать, что в то время как наше бытие полностью контингентно, Его бытие «необходимо». Это, во всяком случае, традиционный западный термин, хотя та же идея встречается в принципе во всех основных теистических традициях. В самом простом смысле это означает, что природа Бога такова, что Он просто не может не быть; Его бытие не признает возможности небытия, как должно быть у нас, но выходит за пределы того различия между потенциальностью и актуальностью, которое наделяет нас нашими конечными идентичностями. Бог – не просто нечто действительное, но и сама действительность, неисчерпаемый источник и основание, с помощью которого создается и поддерживается конечная актуальность и конечная потенциальность (ибо без Него ничто вообще невозможно). В каком-то смысле разум приходит к этому понятию божественной необходимости как к некоему чисто негативному умозаключению о Боге, в конце постепенного логического устранения всего, что делает конечную реальность контингентной по самой своей сути: обусловленности, составности, изменчивости, границ, контрастов, исключений и так далее. Ничто в сфере физического существования не выходит за рамки возможности несуществования, и никакой самый величественный порядок не изменит этого факта; даже бесконечность вселенных будет составлять только, онтологически говоря, бесконечность не-необходимых контингентностей, бесконечное повторение таинства существования. Однако в другом, более важном, смысле у разговоров об онтологической необходимости Бога также есть позитивное рациональное содержание. Оно служит напоминанием не только обо всем, чем не является природа Божества, но и о том, какова именно реальность природы Божества; иначе это было бы всего лишь утверждением, к которому человек приходит, когда разум не может идти дальше, и оно обладало бы не большей силой, чем вздох благочестивого неведения. По крайней мере, онтологическая необходимость не может быть просто каким-то естественным свойством, которым обладает Бог, наподобие того, как я могу обладать голубыми глазами или вас глубоко привлекают люди с голубыми глазами, или так, как мудрец может обладать мудростью, или танцор – атлетической грациозностью. Необходимость не может быть просто атрибутом, которым обладает некое бытие (a being); она, скорее, – уникальное логическое обозначение того, что такое Бог или даже кто такой Бог; это, так сказать, одно из Его собственных имен: «Я – Тот, Который есть».

Я рассмотрю это утверждение чуть позже. Однако, во-первых, я должен отметить, что есть ряд атеистических мыслителей, которые вполне готовы допустить диалектическую силу общего аргумента, ведущего от контингентности конечных вещей к необходимой первой причине, но которые считают, что можно видеть саму Вселенную в качестве такой первой причины, без какого-либо дальнейшего постулата о Боге. Может быть, Вселенная – это совокупность всех физических реальностей, утверждают они, и все же, возможно, не так, что Вселенная в целом подвержена контингентности, внутренне присущей ее составным частям. Правда, Вселенная не может создать себя из ничего, так как это логически невозможно, и может быть так, что каждая отдельная частица в космосе – это контингентная реальность; но целое может быть намного больше, чем его части, очень отличаться от них по своей природе, и поэтому, возможно, сама вселенная может быть необходимой реальностью, которая обосновывает все зависимые реальности, тем абсолютным, на котором покоится контингентное. На самом деле, не является ли представление о том, что совокупность должна обладать теми же атрибутами, что и ее части, как называют это некоторые философы, «композиционной ошибкой»? Однако проблема с этой линией рассуждений состоит в том, что она тайно нарушает границы натуралистического мышления и поэтому терпит провал. Безусловно, можно признать, что целое зачастую намного больше суммы его частей и, как правило, отличается от них типологически (in kind). Дендрарий, построенный из кирпича и раствора, плитки и древесины, стекла и рам, является дендрарием, а не кирпичом, плиткой или стеклом. Но тем не менее степень различия между любым целым и его частями все еще имеет определенный метафизический предел. Если бы кто-то действовал в контексте философии, допускающей те «высшие причины», о которых я говорил ранее, то, конечно, можно было бы предположить, что, скажем, формальная причина дендрария радикально отличается по своей природе от тех материалов, которые он в себе организовывает. Однако даже тогда материальное сооружение, сформированное (informed) этой высшей причиной, не могло бы отличаться по своей сущностной природе от своих физических частей. Какой бы ни была формальная сложность дендрария в сравнении с кирпичом, сам дендрарий все же выстроен из тленных физических вещей и потому он сам есть тленная физическая вещь; как бы ни был умен архитектор, кирпичи нельзя сложить в неуничтожаемую и нематериальную структуру. Никакая реальность, составленная полностью из контингентных ингредиентов, не может не быть контингентной реальностью, обусловленной тем, что ее составляет. И как я уже упоминал выше, современная научная доктрина в целом согласуется здесь с более широким принципом: в природе нет таких вещей, как «возникающие» целостности, которые нельзя математически свести к свойствам их частей. Таким образом, до тех пор пока Вселенная воспринимается как физическая реальность (а предполагается, что атеист настаивает на том, что она должна быть таковой), она представляет собой совокупность своих частей и, безусловно, не может соответствовать какой-то метафизической реальности, которая обладала бы силой необусловленного самообеспечения, совершенно беспрецедентной по своей сути.

Возможно, однако, – и у этой линии аргументации есть свои победители, – что Вселенная необходимо существует не как составная физическая система, а как физическое выражение некоторых непреложных математических истин. Ее необходимость не обязательно вытекает из ее составляющих; скорее, эти составляющие могут быть созданы и организованы с помощью набора законов и формул, настолько элементарных и мощных, что они могут спонтанно наделять существование физической реальностью. На каком-то более высоком уровне Вселенная в целом вполне может оказаться необходимой, хотя на материальном уровне она включает лишь контингентные вещи. Цена такого аргумента, однако, приверженному натуралисту показалась бы непомерной. Физические законы, в конце концов, обычно рассматриваются как абстракции, которые всего лишь описывают реальность, которая уже существует, а абстрактные математические понятия обычно рассматриваются как в общем-то экзистенциально инертные.

Стоит нам приписать математическим функциям и законам рациональную и онтологическую силу сотворения, как мы уже станем говорить не о природе (в том смысле, в каком ее понимает естествоиспытатель-натуралист), а о метафизической силе, способной генерировать физическое из интеллектуального: идеальную реальность, трансцендентную и все еще способную производить все материальные свойства космоса, царство чистых парадигм, которое тоже есть творческая актуальность, некая вечная реальность, которая есть одновременно и рациональная структура Вселенной, и сила, наделяющая ее существованием. Короче говоря, речь идет о разуме Бога. Я, например, нашел такой отчасти пифагорейский подход к божественной реальности чрезвычайно привлекательным по разным причинам, но искренне сомневаюсь, что по-настоящему сильный и «жилистый» атеист, сжавший челюсти и яростно сверкающий глазами, может действительно получить много радости от идеалистической мистики такого сорта, а то и с удовольствием перенять стратегию, которая избегает слова «Бог», всего лишь перифрастически заменяя его словом «вселенная». В конце концов, онтологическая необходимость – это не то свойство, которое можно вразумительно отнести к любой природе, кроме природы Бога. Если человек хочет рассматривать физическую Вселенную как конечную реальность – независимо от того, представляет ли он ее как не имеющую начала или как имеющую начало без причины, – то он должен также признать, что это все еще полностью контингентная реальность, которая каким-то образом просто существует: «абсолютная контингентность», если использовать неминуемый оксюморон. Может быть, такая картина вещей абсурдна – конечно, вероятно, против нее нет аргумента более мощного, чем ее собственная совершенно самоочевидная алогичность, – но мне кажется абсурдным, что можно как ни в чем ни бывало обхватить крапиву[48]48
  To grasp the nettle (англ.) – «решительно браться за трудное дело», букв.: «схватить крапиву».


[Закрыть] и признать, что эта «просто-таковость» (just-there-ness) логически неотличима от магии. Время от времени всем нужно немного магии в жизни.