Текст книги "Убийство-2"

– Победители великодушны! – воскликнул Бук. – Забудем. Кто-нибудь хочет хот-дог? Я угощаю.

Ни один из его помощников не принял предложения.

– Но нам все равно нужно выяснить, откуда у Аггер это письмо, – напомнил Плоуг. – Кто-то здесь мутит воду.

На столе министра зазвонил телефон. Карина сняла трубку.

– Это премьер-министр, – шепнула она, прикрывая рукой микрофон.

– Да, займитесь этим, – ответил Бук Плоугу.

– Томас! – радостно воскликнул Грю-Эриксен. – Мои поздравления! Как я слышал, все прошло хорошо.

– У меня превосходные сотрудники. – Бук покивал Плоугу и Карине. – Они меня отлично подготовили к заседанию, так что заслуга исключительно их.

– Вы слишком скромны. Теперь сконцентрируйтесь на законопроекте. Подбросьте Краббе несколько крошек. Пора уже ставить точку.

– Я займусь этим немедленно. Премьер-министр?

Однако в трубке уже шли гудки, а Карстен Плоуг открывал бутылку.

– Краббе будет настаивать, чтобы мы включили ту организацию в список запрещенных, – предупредил Плоуг.

– Ха! Я только что победил Биргитту Аггер, злую северную королеву, так неужели испугаюсь каких-то мелких людишек?

Плоуг засмеялся, поднял бокал.

– Карина?

Она выходила на минуту в свой кабинет, а вернувшись, закрыла за собой дверь.

– Отправьте несколько бутылок в Министерство обороны, – распорядился Плоуг. – Теперь Аггер ничего не получит от поднятого ею шума. А затевать что-либо еще она не посмеет.

– Я должна вам кое-что показать, – сказала Карина, кладя на стол Бука записную книжку в кожаной обложке. – Я нашла это, когда разбирала перед заседанием совета личные архивы Монберга. Так странно – раньше я никогда ее не видела.

– Положите все это в коробку и отошлите министру на дом, – сказал Плоуг и налил еще вина в бокалы. – Держите, вы тоже заслужили.

– Я не хочу. Может, все-таки выслушаете меня? Монберг вел дневник. Я ничего об этом не знала. Тут только его размышления.

– Так, и что? – спросил Бук.

Она сделала глубокий вдох, приступая к самому важному:

– Я начала читать. Похоже, он знал Анну Драгсхольм лично. И встречался с ней. Недавно.

Она раскрыла маленькую кожаную книжку. Плоуг отставил бокал, Бук допил свой. Двое мужчин подошли к Карине.

– Вот номер ее мобильника. В последний раз они виделись в гостинице за несколько дней до того, как ее убили.

Бук прислонился к стене и зажмурился. Сладкий вкус победы уже пропал.

Он глянул на Плоуга, коснулся пальцами страницы.

– Проверьте всё, – приказал Бук. – Я выйду прогуляюсь.

Шесть часов, а низкое ноябрьское небо за окном уже потемнело. В гостиной дома Ярнвига Йонас играл со своими игрушками: пластмассовый танк, три солдатика, ружье, самолет-истребитель.

Луиза Рабен наблюдала за сыном из спальни через открытую дверь. Эти первые годы так важны, они определят всю его будущую жизнь. А что есть у ее ребенка? Отец, который неизвестно где. Мать, которая все свое время тратит на хлопоты о его освобождении. Жизнь в казарме, в окружении солдат. Йонас рос в мире, окрашенном в цвет хаки, наполненном рычанием боевой техники, топотом сапог и громкими приказами, где царили чинопочитание и строгая воинская дисциплина.

Мысли о свободе никогда не придут ему в голову. К ней самой такие мысли приходили все реже и реже. Она любила отца, любила Йонаса. И если суждено жить в клетке, то, по крайней мере, пусть эта клетка будет хотя бы удобной.

Но тюрьма все равно остается тюрьмой, без надежды на освобождение. Йенс теперь стал дважды преступником, а не просто бывшим солдатом с расстроенной психикой, опасным для общества. После того как он сбежал из Херстедвестера, их шансы вырваться из тесных рамок казарменной жизни свелись к нулю. Его обязательно найдут и снова упрячут за решетку, но уже на долгие годы. Йонас станет совсем взрослым, прежде чем его отец сможет снова жить с ними.

Хватит ли у него сил ждать? А у нее?

Луизе Рабен было тридцать четыре года. Она скучала по мужу, скучала по его прикосновениям, по его голосу. Ей не хватало физической близости с мужчиной. А в тюрьме он больше никогда не дотронется до нее, только не на этом раскладном диване в комнате, отведенной для супружеских пар. Теперь она знала это наверняка.

Что-то надломилось в нем после их последнего похода, словно в Гильменде навсегда осталась часть его души. Луизе предстояло принять несколько трудных решений, и они касались не только Йонаса, но и ее саму.

– Мамочка?

В руках мальчика был пластмассовый самолет, подаренный Согардом, и он возился с маленькими бомбами, подвешенными под крыльями.

– Мы скоро будем ужинать?

– Через пять минут. Я только закончу стирку.

– А я сражался.

Она похолодела.

– В садике?

– Нет! Здесь. Вместе с моими солдатами.

– И с кем же вы сражались?

– С грязными арабами! – воскликнул он.

Она не засмеялась.

– Это нехорошие слова, не надо так говорить. И ты слишком много играешь в войну.

– Я ведь пойду на войну, когда вырасту. Как папа. Как дедушка. А еще я буду майором, как Кристиан.

– Вот как?

Она опустилась на колени перед сыном, наблюдая, как он играет с самолетом: водит им вверх и вниз на вытянутой руке, увлеченно рычит и время от времени выкрикивает «ба-бах!», изображая бомбардировку в ярком мире детского воображения.

– Послушай, Йонас… Ты бы хотел, чтобы у тебя была своя комната?

Он посмотрел на нее, улыбнулся и кивнул.

– Мы перенесем туда все твои игрушки. Это будет самая уютная комната на земле. И тебе больше не придется слушать мамин храп ночами напролет.

– Ты не храпишь!

– Ну что, согласен?

– Да.

Самолет подлетел прямо к ее голове. Из-за крыльев выглядывало милое лицо сына.

– А еще я нашла тут неподалеку хорошую школу.

– Я скоро пойду в школу?

Она огляделась вокруг. Не такой уж плохой дом, пусть и в казармах. Зато здесь спокойно и безопасно. Все предсказуемо. Зачем искать что-то еще?

И все же, когда она отвечала сыну, ее голос предательски задрожал, а в глазах защипало от набегающих слез.

– Да. Уже очень скоро.

– А у папы тоже будет своя комната?

Входная дверь распахнулась – пришел ее отец. Он стоял в коридоре и смотрел на них обоих.

– Обязательно будет. Когда-нибудь. Ну так что, пойдем ужинать?

Она поднялась с пола.

– Йонас, – сказал Ярнвиг. – Я тебе кое-что принес.

Мальчик бросил самолет и подбежал к дедушке.

– Одна зеленая варежка. – Ярнвиг покачал ее в руке, глядя на внука сверху вниз. – Ты ее, наверное, обронил.

– Когда? – спросила Луиза.

– Не помню, – протянул Йонас.

– Тут написано его имя. – Ярнвиг показал ей подписанную метку. – Один из бойцов нашел ее у главных ворот.

– Сегодня мы не шли через главные ворота, нас подвез на машине Согард.

Он молча протянул ей варежку.

Луиза вздохнула:

– А ты, молодой человек, впредь будь повнимательней и не разбрасывай повсюду свои вещи…

Йонас, потеряв интерес, вернулся к игрушечному бомбардировщику.

– Я пойду переоденусь, – сказал Ярнвиг и пошел вверх по лестнице.

Она дождалась, когда он скроется за дверью, потом пригляделась к варежке.

На варежке Йонаса никогда не было именной метки. Он никак не мог уронить ее у главного входа на территории части.

И это даже не метка – так, кусочек белой ткани, вероятно оторванный от носового платка. На нем шариковой ручкой выведено: «Йонас Рабен». Неровным, почти детским почерком, который она сразу же узнала.

Когда она вернулась в управление, Странге на месте не было. И на звонки он не отвечал. Лунд углубилась в бумаги, стараясь не встречаться с Бриксом и Кёнигом, который бродил по отделу убийств с выражением отчаяния на лице. С острова Слотсхольмен до управления уже донеслись слухи, будто политики недовольны тем, что служба безопасности скрыла от полиции возможную связь дела Драгсхольм с терроризмом. Как следствие, Кёниг мог лишиться поста, и потому он с еще большим усердием искал, на кого бы переложить вину.

Наконец Странге перезвонил ей.

– Когда я ухожу, не предупредив вас, вы всегда ворчите, – заметила она, прежде чем он успел вымолвить хоть слово.

– Не верю своим ушам. Все еще ревнуете?

– А вам бы хотелось?

– Конечно. К вашему сведению, я пытался найти кого-нибудь из команды Рабена. Не так просто, между прочим. Они как будто специально разбежались кто куда после «Эгира».

– И?

– Я бы с удовольствием съел на ужин пиццу. «Четыре сыра» или «Маргариту»?

Пиццу она любила, но не собиралась признаваться ему в этом.

– Так мы можем с кем-нибудь поговорить?

– Я заеду за вами.

Она ждала его перед зданием управления и неожиданно обрадовалась, увидев его черную неприметную машину. Он выскочил, с театральной галантностью распахнул перед ней дверцу.

– Клоун, – пробормотала Лунд, устраиваясь на пассажирском сиденье.

– Сначала вы, – сказал он, когда сел за руль. – Значит, Драгсхольм была адвокатом боевой группы?

– Думаю, да. Это надо будет подтвердить. Куда мы едем?

– Недалеко. К Давиду Грюнеру. Служил по призыву в подразделении Рабена. До армии был многообещающим пианистом. Окончил консерваторию.

Они двигались в сторону гавани.

– Сейчас работает смотрителем на подземной парковке в районе Исландс-Брюгге. Передвигается в инвалидной коляске. Его смена сегодня до десяти вечера.

Они остановились перед офисным зданием возле станции метро. Лунд вышла, осмотрелась, заглянула внутрь через стеклянную дверь.

– Вы уверены, что это правильный адрес? Как-то пусто.

– Его жена сказала, что это здесь. А жены никогда не лгут. Вы проверьте, что внутри, а я поищу другой вход.

Она вошла в здание. Почти сразу ее остановил скучающий охранник. Лунд помахала удостоверением, упомянула имя Грюнера и парковку. Он показал ей дверь у лифта, который не работал, судя по табличке. Ей пришлось идти пешком.

Два этажа вниз. Запах выхлопных газов и пыли.

Указатель на администрацию парковки. Она пошла по коридору туда, куда указывала стрелка.

Здесь почему-то остро пахло бензином, как на заправке.

За столом в крошечной каморке никого не было. На экране компьютера нотное письмо.

Она посмотрела вдоль коридора. В дальнем конце спиной к ней медленно брел человек в джинсах и зимней куртке цвета хаки.

И никакой инвалидной коляски.

– Эй! – крикнула Лунд.

Он обернулся.

Бородатое угловатое лицо, мускулистое тело. Она так удивилась, что на секунду потеряла дар речи.

– Рабен? Рабен!

Он бросился к дальнему выходу и скрылся где-то среди машин на парковке.

Она умела бегать. Но не так, как он. Когда она добежала до распахнутой двери, то увидела лишь черную машину Странге, съезжающую по пандусу. Лунд выбралась на открытое место между колоннами и махнула ему, чтобы он остановился.

– В чем дело? – спросил Странге, опустив стекло.

– Здесь Рабен. А Грюнера нет. Что тут вообще происходит?

Запах бензина становился все сильнее. Лунд посмотрела на ряды автомобилей. В глубине стоял микроавтобус «рено» с распахнутыми дверцами и включенными фарами.

Она двинулась к нему, Странге за ней.

– Звоните Бриксу, – сказала она.

– Зачем?

Она ругнулась, подошла к «рено», заглянула внутрь. С зеркала заднего вида свисал на цепочке новенький армейский жетон, разрезанный пополам.

– Вот зачем.

Странге все еще не звонил. Он смотрел на водительское сиденье, на котором лежал мобильный телефон.

Она обошла микроавтобус, открыла багажник. Он был завален пустыми пластиковыми канистрами. Проверять их не было необходимости. Резкий запах не оставлял сомнений в том, что находилось в них совсем недавно.

– Вы еще не дозвонились до Брикса?

Странге по-прежнему стоял у водительской двери.

– Вам лучше взглянуть на это, – сказал он.

– На что? Где, черт возьми, ваш человек?

Она подошла к нему. Дисплей мобильника на сиденье ярко светился. На нем были цифры, которые отмеряли секунды. Шел обратный отсчет.

Оставалось всего пять. Лунд следила, как они уходят, чувствуя свою тупость и беспомощность.

– Что это? – спросила она, когда вспыхнули четыре нуля.

Странге оглядывался вокруг.

– Не знаю…

Взрыв прозвучал едва слышно, словно где-то зевнул просыпающийся великан.

Лунд обернулась, посмотрела на вентиляционные решетки. И оставалась на месте, пока ее не схватила мощная рука Странге и не пробудили к жизни его яростные окрики.

– Бегите! – орал он, а из-за металлических решеток вырвалось огненное облако и покатилось, полилось по бетонным катакомбам.

И она побежала.

5

Среда, 16 ноября 18:34

Брикс прибыл из управления с целым эскортом служебных машин. К тому времени Лунд и Странге сложили более-менее точную картину того, что случилось. Давид Грюнер должен был заступить на дежурство в четыре часа дня. Микроавтобус и телефон принадлежали ему. Должно быть, кто-то напал на него, когда он выбирался из автомобиля со своей коляской, затолкал в маленькую комнатку в подвале и запер его там.

Брикс слушал их, шагая через парковку. Заходилась визгом сигнализация. Пожарные заканчивали свою работу, повсюду растекалась вода и пена. Из-за горького химического дыма было трудно дышать.

– У нас есть свидетели? – спросил он.

– Система видеонаблюдения отключилась как раз перед приездом Грюнера, – сказал Странге. – Информация о сбое была передана в обслуживающую компанию, их техников ожидали сегодня вечером.

– Мы должны были догадаться, – проговорила Лунд.

– Как? – воскликнул Странге. Он обернулся к Бриксу. – Мы нашли микроавтобус. Убийца соорудил что-то вроде таймера с помощью мобильного телефона. Мы ничего не успели бы сделать до того, как эта штука сработала.

Брикс задрал голову к потолку.

– Разбрызгиватели не сработали?

– Их тоже отключили, – подтвердила Лунд. – Тут действовал кто-то очень толковый. Если вы думаете, что это фанатик выскочил из мечети и…

Она замолчала, увидев выражение лица Брикса. Потом сделала один глубокий вдох, второй, пытаясь избавиться от вони, которая стояла в той маленькой комнатке в подвале и которая проникла в ее ноздри, в ее легкие, в ее тело. От того, что они там увидели, она не сможет избавиться никогда.

– Хотите взглянуть? – спросил Странге. – Это не… – Он переглянулся с Лунд. – Ничего подобного я не видел.

Шеф в сером шерстяном пальто пошел первым.

– Он разлил вокруг Грюнера бензин. Возможно, и на самого Грюнера тоже, как считают криминалисты, – продолжал Странге, пока они спускались по лестнице.

Запах дыма и чего-то еще усиливался с каждым шагом. Лунд подташнивало, она знала, чем так воняло: горелой плотью. По коридору и смежным помещениям ходили оперативники и криминалисты в белых защитных костюмах и масках, проводили осмотр места преступления, светя фонариками.

– Телефон в микроавтобусе был соединен с детонатором зажигательной бомбы, установленной под инвалидную коляску Грюнера, – рассказывал Странге. – Так что преступнику нужно было только позвонить с улицы и запустить устройство.

Лунд покачала головой:

– Почему нельзя было напрямую привести детонатор в действие?

Странге развел руками:

– Да, я тоже спрашивал криминалистов об этом. Они сказали, что второй телефон понадобился, чтобы быть ближе. – Он указал на низкий потолок. – Мы же под землей, помните? Грюнера он связал, засунул ему в рот кляп, а коляску приковал цепью к радиатору отопления. Бедный парень не мог двигаться, не мог кричать, просто сидел и ждал.

Странге вытащил из кармана белые марлевые повязки, передал по одной Бриксу и Лунд, но от запаха они спасти не могли.

– Что мы знаем о жертве? – спросил Брикс.

– Давид Грюнер, – заговорила Лунд. – Двадцать восемь лет. Служил под командованием Рабена в составе датского контингента «Эгир» в Афганистане. На парковку устроился около года назад, после того как его комиссовали по здоровью. Был ранен в бою.

Команда в белых костюмах вынесла в коридор почерневшую коляску вместе с телом, которое так обгорело, что в нем едва угадывались человеческие очертания.

Брикс подошел ближе, осмотрел ужасные останки, спекшиеся с металлическим каркасом коляски в единое целое. В области шеи на трупе висело что-то черное, вроде гипертрофированного ожерелья.

– Ноги он потерял в Афганистане, – добавил Странге.

– Это, кажется, автомобильная покрышка? – спросил Брикс.

Странге нагнулся и присмотрелся.

– Покрышки надевали на шею предателям в Южной Африке, – припомнил он. – Да, в его микроавтобусе мы обнаружили обрезанный армейский жетон. Похоже, одних рук дело.

– Если бы служба безопасности не скрыла от нас, где нужно искать… – пожаловался Брикс.

Лунд многозначительно посмотрела на него.

– Что? – спросил он.

– Преступник отключил систему наблюдения и пожарную сигнализацию. Настроил телефон для детонации бомбы. Кроме того… мы же вроде всех их задержали?

– Достаточно одного человека, – предположил Странге.

– Мне нужно позвонить, – скороговоркой выпалила Лунд и почти бегом бросилась в обратную сторону.

Этажом выше она отыскала подсобку, где была большая оцинкованная раковина. Там ее вырвало. Когда она полоскала рот, в подсобку заглянул Брикс – он искал ее. Она пару раз сплюнула и вытерла рот салфеткой, шеф ждал в стороне.

– Я должна была догадаться, – сказала она, когда отдышалась. – Как только увидела Рабена, надо было сразу что-то сделать.

– Вы сделали все, что можно.

– Если бы мы приехали на полчаса раньше… минут на пятнадцать…

– Лунд…

– Не справилась. Опять.

Она плеснула водой на лицо, достала еще салфетку, вытерлась.

– Не вините себя…

Она обернулась:

– Убиты трое. А мы по-прежнему тычемся как слепые котята…

Лунд решительно направилась к двери.

– Куда вы?

– Осмотрю все еще раз.

Через двадцать минут прибыл Эрик Кёниг. Брикс ввел его в курс дела в конце коридора, ведущего к комнате, где погиб Грюнер. Шеф службы безопасности не выразил желания подойти ближе.

– Точно так же покрышки надевали на жертв в Южной Африке, – сказал Брикс. – Если Странге прав, то так поступали с предателями.

– Не с предателями, а с информаторами, насколько я помню. Но о чем мог информировать бывший солдат-инвалид? И кого?

Лунд вернулась к месту взрыва и тщательно осматривала все вещественные доказательства, собранные криминалистами и разложенные по пакетам.

– Как я слышал, были свидетели, – произнес Кёниг, поглядывая на Лунд.

– Да, здесь видели Рабена.

– Вы подозреваете его?

Брикс нахмурился:

– Если это он, то только в случае с Грюнером. Но мы нашли в автомобиле жертвы обрезанный армейский жетон, как и при первых двух убийствах. Рабен сидел в Херстедвестере в то время и не мог совершить их.

Кёниг все смотрел на Лунд.

– Так это она привела вас сюда?

– Вместе со Странге. Если быть точным, она попросила Странге найти кого-нибудь из подразделения Рабена, так они вышли на Грюнера. Остается только сожалеть, что мне она об этом ничего не сообщила.

– Пока ничто не указывает на то, что Кодмани невиновен.

– Может, и нет, – сказал Брикс, внимательно следя за выражением лица Кёнига. – Солдаты поддерживают друг друга. Возможно, Рабен хотел попросить помощи. Или сам хотел помочь. Я думаю…

Лунд с головой ушла в найденные улики, не видела и не слышала, что происходит вокруг.

– Я думаю, будет лучше, если я отстраню ее от дела.

Кёниг удивленно вскинул брови:

– Почему вы вдруг так решили? Да, я помню, что сказал вчера. Но…

– Ведь это я вызвал ее, инициатива исходила от меня, а не от нее. Она может быть одержимой, когда дело касается расследования. Я бы…

– Вам не нравится думать, что вы достигнете результата за счет ее душевных страданий? – Кёниг усмехнулся. – Не волнуйтесь, Леннарт. У нас у всех случаются приступы совестливости время от времени. Я предложу вам две причины, чтобы оставить Лунд в отделе. Во-первых, я бы хотел знать, что она думает по поводу того Единоверца, о котором говорил Кодмани. Пока не будем ограничиваться одной-единственной версией, согласны?

– А во-вторых?

– Кодмани захотел, чтобы мы снова его допросили. Он утверждает, что может сообщить нечто важное. Но у него есть одно условие. – Кёниг кивнул на женщину в другом конце коридора. – Он будет говорить только с ней и ни с кем другим. – Шеф службы безопасности посмотрел на часы. – У меня назначена встреча в министерстве.

– Догадываюсь, что неприятная.

Кёниг промолчал. Когда они расстались, Брикс подошел к Лунд. Она внимательно разглядывала содержимое одного из пакетов с вещественными доказательствами, одновременно отвечая на телефонный звонок. Странге стоял рядом. Брикс молча ждал.

– У моей матери свадьба в субботу, – объяснила она, кладя мобильник в карман. – Она хочет, чтобы я поближе познакомилась с Бьорном.

– Кто такой Бьорн? – спросил Брикс.

– Ее жених, – ответила она таким тоном, будто это было очевидно. – Мне придется сейчас поехать домой, переодеться. А то запах…

– Конечно.

– Есть новости по Рабену? – спросила она.

Брикс покачал головой. У нее снова зазвонил телефон.

– Торт? – сказала Лунд. – Хорошо, я куплю торт. Что-что?

Потом она убрала телефон и вздохнула.

– В чем дело? – поинтересовался Странге.

– У Бьорна аллергия на орехи. И где я возьму ей торт без орехов?

– В кондитерской, – сказал Странге. – Нужно только сказать волшебную фразу: «Пожалуйста, мне торт без орехов».

– Я знаю, как покупать торты, – очень медленно выговорила Лунд.

– Займетесь этим позже, – остановил их Брикс. – Кодмани просится на допрос. И он хочет говорить только с вами.

Большие внимательные глаза Лунд уставились на него.

– Кондитерские не будут ждать меня всю ночь, Брикс.

Странге, уже доставая ключи от машины, бросил на ходу:

– Заедем по дороге.

Рабен смешался с толпой зевак, собравшихся поглазеть, как спасатели под дождем входят и выходят из офисного здания рядом со станцией Исландс-Брюгге. Капюшон он опустил на самые глаза, а в поношенной грязной куртке его вполне можно было принять за бездомного или пьянчугу, из тех, что живут на окраине города. Люди хоть и замечают их, но близко стараются не подходить.

Поэтому он смог увидеть, как из дверей вывезли каталку, на которой лежало что-то, закрытое черным полиэтиленом.

Через некоторое время вышла она. Та женщина-полицейский. Не красавица, да и на прическу много времени явно не тратила, но лицо ее невозможно было забыть из-за удивительных блестящих глаз, которые с живостью смотрели вокруг, ничего не пропуская.

Она всматривалась в толпу. Конечно, понимала, что он может быть где-то рядом. Рабен согнулся еще ниже и незаметно проскользнул в сторону моста и округа Вестербро.

Через двадцать минут ходьбы под мелким дождиком он снова был в церкви Торпе и рассказывал ему о случившемся. Священник казался испуганным.

– Но… ты же не видел, кого они вывезли, – сказал Торпе, он был в джинсах и рубашке. – Может, это вовсе не Давид.

Рабен сел на жесткую скамью – замерзший, голодный, несчастный. И очень одинокий. Ему хотелось поговорить с Луизой. Хотелось взять сына на руки.

– Это он.

– Может, просто несчастный случай…

– Грюнер мертв. Почему вы не хотите признать этого? Что-то происходит. Что-то ужасное…

Торпе, сильный мужчина, чуть не плакал. Он безвольно опустился на скамью в соседнем ряду и закрыл лицо руками.

– Нельзя раскисать! Соберитесь! – прикрикнул на него Рабен.

– У Давида остались жена и ребенок! – отозвался Торпе, поднимая на него влажные глаза. – И у тебя тоже семья. Подумай о них…

– Вы нашли остальных?

– Каких остальных? Ты что, все забыл? Мюга больше нет. Теперь и Давида тоже. Кроме тебя, остается только один человек – Лисбет Томсен.

– А как же Ведель? Он ведь вернулся целым. Я только слышал, у него немного крыша поехала…

– Ведель погиб в автокатастрофе в прошлом году. Так что остались только вы с Томсен.

Рабен чертыхнулся и поднял глаза к алтарю, посмотрел на фигуру на кресте.

– И где сейчас Томсен?

– Говорят, она недавно уехала из Копенгагена. Помнишь, какая она была: счастлива только в одиночестве…

От входной двери донесся звук – кто-то дергал дверную ручку. Рабен тотчас подскочил, сжал кулаки.

– Нет-нет, – успокоил его Торпе. – Думаю, это Луиза. Она звонила, пока тебя не было. Сказала, что ты подал ей знак. Конечно, я не сказал, что видел тебя, но она и слышать не хотела, пообещала прийти.

– За ней наверняка следят.

К Торпе уже вернулась его обычная рассудительность.

– Неужели ты думаешь, что она не понимает этого? – Он отвел его в боковой придел. – Посиди здесь, я проверю сначала.

Рабен молча смотрел на него.

– Я не выдам тебя, – сказал Торпе. – В Гильменде же не выдал. И здесь не собираюсь.

Спрятав Рабена, Торпе пошел открывать входную дверь.

Там стояла Луиза Рабен и говорила по телефону строгим материнским голосом:

– Йонас, делай так, как велит няня.

Торпе кивнул, приглашая ее войти.

– Ложись спасть. Я скоро вернусь.

Священник высунул голову за дверь, убедился, что рядом никого нет, и снова запер замок, потом ушел в свою комнатку в глубине церкви.

Когда из своего укрытия появился Рабен, она не бросилась к нему.

– Кто знает о том, что ты здесь? – спросил он.

– Никто. Я сказала няне, что встречаюсь с подругой. За мной ехала машина, но я зашла в бар на Вестерброгаде и вышла через заднюю дверь.

Он приблизился к ней, не зная, обнять ее или нет. В бледном свете уличных фонарей за высокими церковными окнами Луиза стояла не двигаясь, не улыбаясь.

– Я всех обзвонила, пытаясь найти тебя. Пастор не смог мне солгать. – Она вела себя натянуто и отстраненно, как будто чужая. – Зачем ты убежал из тюрьмы? Разве не мог подождать?

– Мюга и Грюнера убили.

Она отшатнулась, когда он хотел прикоснуться к ней.

– Как, и Грюнера тоже?

– Сегодня вечером.

– Почему?

– Я не знаю почему! Они все были напуганы, потому что помнили то, что случилось в Гильменде. А я не могу…

– О чем ты говоришь, Йенс?

В ее голосе звучал холод отчуждения, и это больно задело его. Луиза всегда была заодно с ним, и это было основой их отношений.

– Там, в Афганистане, что-то случилось…

– Но ведь когда ты вернулся, уже всё выяснили. А как же расследование, суд? Конечно, ты был тогда нездоров…

– Там что-то случилось. Я никогда не говорил тебе всю правду. Никто из нас об этом не говорил.

– О чем?

Рабен медленно повернул голову из стороны в сторону. Он так хотел ответить на этот вопрос. Но не мог.

– Я не помню. В голове какая-то каша… Мы вроде бы пошли в какой-то дом к местным. Там был один офицер. Потом взорвалась бомба. И после этого – сразу госпиталь в Дании. Но ведь было что-то еще… – Он в отчаянии ударил себя ладонью по лбу. – И оно сидит здесь, в этой голове, но… Мюг знал. Думаю, Грюнер тоже. Я видел это по их лицам…

– Ты встречался с Грюнером?

– Сначала я думал, что все это мои фантазии, что дело только во мне.

Он недоуменно посмотрел на нее. Такое выражение он уже видел у нее прежде, но когда? Ах да. Она же медсестра. С таким выражением она обычно разговаривает с больными людьми.

– Мне ничего не приснилось, – громче заговорил Рабен, беря ее за руки. – Все это было на самом деле. Я не сумасшедший, и они это знали, когда упрятали меня за решетку…

Она вырвалась от него.

– Йенс! Ты напал на человека в Вестербро, взял его в заложники. Утверждал, что он офицер. Ты чуть не убил его.

Рабен не знал, что сказать.

– А он был просто прохожим, – произнесла Луиза, подходя ближе, но не касаясь его. – Ты случайно встретил его на улице. Ты был болен. Может, до сих пор…

– Сейчас я здоров, – возразил он. – Если я не узнаю, что происходит, меня будут гноить в Херстедвестере до самой смерти.

– Нет… – Она вынула телефон, протянула ему. – Все зашло слишком далеко. Я хочу, чтобы ты позвонил в полицию и сдался. Сам. – Она попыталась вложить телефон ему в ладонь. – Или это придется сделать мне.

Он сжал голову руками, но не сдержал горького смеха.

– Мы придумаем, как все объяснить, – продолжала убеждать его Луиза. – Все, что тебе нужно, – это время. Делай так, как говорит Тофт, принимай лекарства.

Он не рассердился, этого он не мог себе позволить.

– Луиза, – сказал он и, прежде чем она успела увернуться, обнял ее за плечи. – Разве ты не понимаешь?

У нее заблестели глаза. Он не мог видеть, как она плачет.

– Я все это делал. Я делал все, что от меня требовали. И все равно меня не выпустили. У них есть причина.

Она все же вырвалась от него.

– Два года я тебя ждала! Одна, с ребенком. Ходила по докторам, обзванивала адвокатов. Я стала вдовой при живом муже…

– Я делал все, что от меня требовали, – повторил он тихо.

– Ты сбежал из тюрьмы. Ты ограбил заправку. И на что мы теперь можем надеяться?

– Кто-то убил Мюга. А потом и Грюнера.

– Ты нужен мне дома.

Ярость все же вырвалась наружу жаркой волной.

– Чего ты от меня хочешь? – взревел Рабен. – Чтобы я еще десять лет сидел за решеткой? Пока сын совсем не забудет меня, а ты не уйдешь к этому хлыщу Согарду?

Она развернулась и пошла к двери.

Они всегда умели говорить друг с другом, иногда говорили даже слишком много. Они стали друзьями прежде, чем стали любовниками. Она была прекрасным спутником жизни, больше, чем просто жена. Он думал, что это навсегда.

– Прости, – сказал он, догоняя ее. – Я во всем разберусь, обещаю. Я знаю, что делаю.

Она остановилась.

– Помоги мне, Луиза, – попросил Рабен. – Что-то нечисто. Кто-то хочет заткнуть нам рот.

– Йенс, мы маленькие люди…

– Для меня ты не маленькая. Для меня ты самый важный человек на свете. Ты и Йонас.

Ее яркие глаза вспыхнули.

– Тогда почему ты…

– Потому что я хочу домой. Хочу быть с вами обоими. Если я просто сяду и буду ждать…

Наконец-то она слушала его.

– То проведешь за решеткой полжизни, – закончила она за него.

– Нет. – Он прижал ее к себе. – Я отправлюсь вслед за Мюгом и Грюнером. В могилу.

Она растерянно обвела взглядом церковь, посмотрела на него.

– Нас осталось двое, – продолжал он. – Кроме меня, только Лисбет Томсен. Но она больше не живет в Копенгагене. В администрации части есть ее личное дело…

– Йенс!

– Я должен найти ее, предупредить. На, возьми. – Он отдал ей старый телефон Торпе. – Я найду себе другой. Позвоню тебе завтра утром. – Он прикоснулся губами к ее лбу. – Мне пора, любимая. Скоро и сюда придут.

– Куда ты пойдешь?

– Там целый город, – сказал он, обнимая ее. – Можно пойти куда угодно.

– Кто ты такой? – прошептала она и уперлась ладонями в его грудь.

– Я – Йенс. Тот же, что и всегда.

Она долго смотрела на него, не говоря ни слова.

– Поцелуй за меня Йонаса.

Только тогда она приникла к нему и на мгновение прижала губы к его щеке.

Вот и все, что осталось от их близости, с горечью думал Рабен. Он проводил жену до церковных дверей, посмотрел, как она уходит в темный город. И для него там найдется подворотня, где можно будет переждать ночь.

– Я не вижу никаких свидетельств того, что Монберг и Драгсхольм были знакомы лично, – сказала Карина, листая ежедневник. – Служба безопасности тоже в это не верит.

– Кёниг скрывал от всех положение дел с убийством, не имея на то серьезных оснований, – пробурчал Бук. – Разве я могу доверять ему в других вопросах?

– Его ведомство… присматривает за министрами. Вы ведь знаете об этом?