Текст книги "Комната снов. Автобиография Дэвида Линча"

Будучи на площадке, Дженнифер Линч видела, что «папа столкнулся с безумными и талантливыми людьми, который считали, что они опытнее и умнее. Я знаю, что Хопкинс, который не очень хорошо к нему относился, позже принес извинения, но у меня никогда не возникало ощущения, что у папы стресс. Сейчас, когда я вспоминаю об этом, я впечатлена тем, как хорошо он со всем справлялся, он никогда не выглядел расстроенным. У него все замечательно получалось».

«По мере того, как шла работа над фильмом, рос и Дэвид, – вспоминал Джон Херт. – Этот молодой человек приехал в Англию, где его никто не знал. Люди поначалу относились к нему настороженно и несколько пренебрежительно, но, я думаю, к концу совместной работы они изменили свое мнение. Когда Дэвид загорается идеей, он становится очень целеустремленным. И переубедить его не так-то просто»[36]36
  Джон Херт интервью для David Lynch: The Lime Green Set, 25.11.2008.


[Закрыть].

По привычке Линч во время съемок жил довольно скромно. Каждый день он обедал сэндвичем с сыром и скопил достаточно, чтобы купить машину по возвращении в Лос-Анджелес. Его съемочная площадка была закрытой, и туда мало кого пропускали. «Дэвид ясно дал понять, что не хочет видеть меня на съемках и решил отделить свою творческую жизнь от личной, – рассказала Мэри Фиск. – Меня это устраивало, но он каждый день возвращался домой и рассказывал мне о прошедшем дне, а я просто была хорошим слушателем, который временами был ему нужен».

Вскоре после приезда в Лондон Фиск и Линч завели собаку. «Дэвиду нравилась порода джек-рассел-терьер, и я взяла щенка у заводчика, – вспоминала Мэри. – Мы назвали его Спарки, и он был сумасшедшим, но они с Дэвидом нашли друг друга. Это единственный пес, к которому Дэвид был привязан, он играл с ним в игры, которые тот понимал. Он хотел снять Спарки в “Синем бархате”, и пес появляется в начале фильма».

Фиск была по большей части предоставлена сама себе в чужой стране, пока Линч был занят работой, и когда фильм находился на стадии предпроизводства, она забеременела близнецами. «Дэвид был в восторге. Мы собирались назвать их Пит и Репит», – рассказала она. Однако это была сложная беременность, и на первом триместре Фиск положили в больницу на три недели. «Дэвид приходил каждую ночь и сидел со мной в больнице после того, как весь день работал на съемках. Он не мог приходить раньше десяти вечера, а в это время больница закрывалась. Но он так понравился медсестрам, что они впускали его. Затем вмешался Мел и оплатил все больничные счета – он потрясающий человек». После выписки Мэри мать Линча приехала, чтобы ухаживать за ней дома, но через две недели у Фиск случился выкидыш.

Ближе к завершению съемок Линч обнаружил место в часе езды от Лондона, которое, по его мнению, прекрасно подходило для сцены в Бельгии. Снимать там было непростительно дорого, и Стюарт Крейг придумал, как воссоздать это место в павильоне. Однако требовался павильон таких размеров, которых в Уэмбли просто не было. Братья Ли только-только приобрели «Шеппертон Студиос» – самую большую студию на противоположном конце Лондона, в которой были все необходимые условия для постпроизводства фильма, – и Фиск и Линч перебрались в квартиру в Туикенеме, а все производство перенеслось в Шеппертон, где и завершились съемки.

Тогда на студии «Шеппертон» насчитывалось семь павильонов (сейчас их пятнадцать), и когда Линч приехал, все они были заняты. Съемки фильма «Абсолютные новички» Джульена Темпла только набирали обороты и занимали много места – там были внушительные натурные декорации. «Нам с Дэвидом приходилось парковаться вдалеке от офиса, потому что теперь мы были лишь теми, кто снимает маленький фильм на задворках», – вспоминал Сэнгер.

Во время последней фазы съемок Алан Сплет прибыл в Шеппертон, и они с Линчем работали вместе в отдельной комнате, не привлекая других специалистов по звуку. «Звуковики не понимали, зачем приехал Алан, потому что тогда люди в целом не понимали, что такое звуковой дизайн. В киноиндустрии тогда было не слишком много саунд-дизайнеров, и Алан был одним из первопроходцев в этой области», – рассказал Сэнгер о Сплете, который получил «Оскар» в 1979 году за лучший звук к фильму «Черный скакун» Кэррола Бэлларда.

Фиск вспоминала: «Чем меньше оставалось до конца съемок, тем больше Дэвиду казалось, что фильм скатывается, и он решил показать мне черновой вариант. Несколько членов съемочной группы услышали о показе и тоже пришли. После один из них позвонил Дэвиду и сказал, что фильм ужасен, попросил вырезать из него свое имя и добавил, что никто поверить не мог, что получится такой шлак. Я чуть ли не отскребала Дэвида от пола».

«Пока Дэвид все еще монтировал фильм, на студии EMI сделали свою версию без его участия, затем позвонили Мелу и сказали, что у них есть своя версия фильма, которую они могут ему показать, – продолжила Фиск. – Мел сказал: “Я даже смотреть не буду на то, что вы сделали. Мы будем работать с версией Дэвида”. Студия намеревалась раздавить Дэвида, но Мел защищал его как мог».

Первая версия фильма длилась почти три часа и в конце концов была обрезана до двух часов шести минут. «Было очень много кадров, где люди просто идут по длинным коридорам, и прочих вставок для атмосферности, но их в итоге убрали, – рассказал Корнфелд. – Но большая часть того, что было снято, попала на экран. У Мела была финальная версия, но он уступил Дэвиду, а также попросил не упоминать его в титрах, чтобы не создавать этим никаких ложных ожиданий от фильма».

Отдых для Линча – это что-либо создать, и когда Фиск вернулась в Америку за дополнительной медицинской помощью после выкидыша, он занял себя новым проектом. В день, когда она уехала из Лондона, он отправился на рыбный рынок, купил скумбрию, принес ее домой, разрезал на три части, пометил их, чтобы собрать обратно, а затем сфотографировал композицию. «То, что обычный человек считает гротескным, для меня таковым не является, – комментировал Линч. – Я одержим текстурами. Нас повсюду окружает винил, и я понимаю, что везде ищу текстуры». Он назвал свой проект «Собери рыбу». К нему прилагалась инструкция, которая предписывала «поместить готовую рыбу в воду и покормить». Это была первая работа из серии наборов, которая позже пополнилась экземплярами «Собери цыпленка» и «Собери утку». Для мышиного набора он нашел шесть мертвых мышей, но так его и не сделал и оставил их в холодильнике дома в Уилмингтоне, Северная Калифорния, где жил, пока работал над «Синим бархатом». Он хотел делать наборы и более крупных животных, но такой возможности у него не было.

Кинематографисты должны быть и фотографами тоже – это важный аспект подбора локаций, – и Линч активно занялся фотографией во время работы над «Человеком-слоном». Снимки, которые он сделал за последние тридцать восемь лет, можно разделить на две категории: женщины и заброшенные фабрики. Линч часто говорил, как его притягивают мощь и величие механизмов, и за месяцы, проведенные в Англии, он начал увлекаться промышленными руинами. «Я слышал, что на севере Англии находятся самые грандиозные фабрики, и мы с Фредди Фрэнсисом поехали туда, но, вероятно, опоздали на несколько лет, – вспоминал Линч. – Повсюду, куда бы мы ни направлялись, заводы были уже снесены. Угнетающее вышло путешествие»[37]37
  Дэвид Линч, из Lynch on Lynch, p. 110.


[Закрыть].

Постпроизводство все еще шло, когда Фиск вернулась в Лондон в начале лета 1980 года. «К тому времени у него уже не было такого напряженного графика, и мы вместе рисовали акварелью дома, – вспоминала она. – Еще мы взяли неделю отпуска и поехали в Париж, фантастический город. Но первая ночь была кошмарной, потому что Дэвид считает каждый пенни, и я всегда переживала, когда тратила деньги, а тут я забронировала отель, который привел его в ужас. Район не показался мне плохим, но Дэвид заявил, что не покинет номер».

В сентябре 1980 года Линч вернулся в Лос-Анджелес с готовым фильмом, и продвижение картины началось немедленно. Линч и Фиск жили все в том же бунгало на Роузвуд, когда билборд с афишей «Человека-слона» появился на бульваре Сансет. Фиск вспоминала: «Ничего сильно не изменилось, когда мы вернулись домой. На Дэвида не обращали особого внимания, пока фильм не вышел в октябре, так что мы просто жили как жили».

Линч обладал потрясающей способностью делать несколько дел одновременно, и по возвращении в Лос-Анджелес он появился в киноадаптации автобиографии Кэролин Кэссиди «Стук сердца», которую снимал режиссер Джон Байрам, главную роль играла его подруга Сисси Спейсек. Линч сыграл художника, а также написал картины, которые появляются в фильме.

Его интерес к фотографии стал глубже и подтолкнул к созданию серии снимков неработающего нефтяного колодца, расположенного в сердце Лос-Анджелеса. Это был примечательный отголосок безвозвратно ушедшего прошлого, и снимки, которые Линч сделал там, стали образцом для всех его последующих фоторабот. Индустриальные фотографии Линча выстроены по классическим правилам композиции, в этих изображениях заключена невыразимая мягкость, словно их напечатали на бархате. На них нет ослепительного белого цвета, все в приглушенных серых тонах. На ранних снимках из Лос-Анджелеса изображены скрученные шланги, трубы, головки вентилей и огромные резервуары, скрепленные аккуратными рядами заклепок, изящными, словно ряд пуговиц на рубашке. Спустя двадцать лет Линч обнаружит заводы из своих снов в польском городке Лодзь, но корни снимков, которые он сделает там, уходят глубоко в 80-е, в то, что он фотографировал в Лос-Анджелесе.

Линч был занят вплоть до выхода «Человека-слона» на экраны, но занимался он совсем другими вещами. «Дэвид не ходил на показы для съемочной группы и актеров – он был настоящим комком нервов, но я ходила и сидела рядом с хорошим другом Джона Херта Джереми Айронсом», – вспоминала Фиск.

Линч пропустил и премьеру фильма. «Дэвид слишком нервничал и остался дома, чтобы посидеть с моим шестимесячным сыном Эндрю, пока мы с родителями и двумя тетями, Маргарет и Нони, сестрами нашего отца, пошли на премьеру, – рассказала Марта Леваси. – Дэвид не очень много рассказывал об этом фильме, и мы понятия не имели, чего ждать. Когда эта потрясающая картина начала разворачиваться перед нашими глазами, нас просто унесло. Мы потеряли дар речи, и весь зал был просто зачарован».

Фильм вышел на экраны 3 октября 1980 года и заработал восемь номинаций на «Оскар», в том числе за лучший фильм, режиссуру, мужскую роль, адаптированный сценарий, монтаж, музыку, работу художника-постановщика и дизайн костюмов. «Я помню, как Чарли Лутес говорил: “Сейчас Дэвид вступает в новый мир”, – вспоминала Леваси. – Его жизнь сильно изменилась после “Человека-слона”».

Перемены наступили быстро. «Мы с Джеком всегда знали, насколько Дэвид хорош, но после “Человека-слона” мы были обязаны поделиться этим знанием со всем миром, – рассказала Сисси Спейсек. – Поработав с ним раз, люди хотят снова оказаться рядом с этим пламенем, ведь он отдает творчеству всего себя. Иногда работа с ним похожа на вспахивание поля, иногда – на полет на ракетном корабле, но это всегда восхитительно – Дэвид берет людей с собой в это путешествие».

Мэри Фиск вспоминала, в какой восторг пришел Линч, когда картина получила номинации. «Когда мы жили на Роузвуд, у меня была тележка для овощей, с которой я ходила на рынок через дорогу от роскошного ресторана Gheysens. Я могла тратить лишь тридцать долларов в неделю, а с покупками возвращалась пешком. Однажды ночью я шла мимо Gheysens и увидела, как ко входу подъехал огромный лимузин, и из него вышли Дайан Кэрролл и Кэри Грант – такая роскошная картина! А год спустя уже мы с Дэвидом точно так же выходили из лимузина у Gheysens и шли на вечеринку в честь “Человека-слона”, где собрались все актеры, сценаристы и продюсеры. Дэвид всегда мечтал по-крупному, но я никогда не видела, чтобы у кого-либо мечты сбывались так же, как у него. Мы в буквальном смысле выбились из грязи в князи».

«Дэвид всегда знал, что станет знаменитым. Такое у него было видение себя самого», – добавила Фиск.

К концу года карьера Линча стремительно взлетела, а Фиск забеременела снова. «Когда Дэвид делал мне предложение, я сказала, что хочу семью. Он ответил: “Когда я буду зарабатывать семьдесят пять тысяч в год, то мы заведем детей”. У него тогда даже не было работы, и это казалось весьма отдаленной перспективой, но именно столько он получил за “Человека-слона”. Спустя несколько месяцев я снова подняла этот вопрос, и он ответил: “Давай заведем ребенка, когда Сисси забеременеет”, зная, что она слишком сфокусирована на своей работе для этого. В октябре 1981 года Сисси все же забеременела, но Дэвид все еще был против этой идеи. В конце концов я решилась на перевязку труб и назначила операцию, но Дэвиду это не понравилось, и 28 декабря он сказал: “Сегодня мы займемся любовью, и если ты забеременеешь, значит, так было предназначено”. И я забеременела».

Настало время съезжать из крошечного бунгало на Роузвуд. Линч и Фиск начали искать жилье и в начале 1982 года купили небольшой домик в Гранада Хиллс за 105 тысяч долларов. «Дэвиду не нравилось в Долине, но в Лос-Анджелесе мы не могли ничего себе позволить, – рассказала Фиск. – Мы подружились с Джонатаном Сэнгером и его женой. Они жили в Нортридже, а Чарли и Хелен Лутес, а также еще несколько наших друзей из сообщества медитации – в Долине, так что мы обосновались здесь».

Леваси описывала их дом так: «Мило, но предсказуемо и совсем не похоже на то, что выбрал бы Дэвид. Но он знал, что это важно для Мэри, и я ни разу не слышала, чтобы он жаловался. Они ждали ребенка, и с его стороны покупка дома была значительным проявлением заботы – он сделал это ради Мэри. Но этот дом не был похож на дом Дэвида».

Линч и Фиск не задержались в Гранада Хиллс; элита Голливуда обратила наконец внимание на Линча, и Дэвида закружило в этом вихре внимания и унесло из долины Сан-Фернандо, немного сбив с курса. Большинство студий и продюсеров не знали, что с ним делать, но все сходились во мнении, что он чрезвычайно талантлив.

«Дэвид – воистину гений, насчет этого двух мнений быть не может, – подытожил Мел Брукс. – Он понимает человеческую психологию, эмоции, человеческое сердце. Внутри него самого тоже нет покоя, и он проецирует собственные эмоциональные и сексуальные переживания на свои работы и бьет по нам теми самыми чувствами, которые бьют по нему. И он блестяще это делает в каждом своем фильме. Я люблю этого парня и благодарен ему за его творения – лучшее, что производила студия “Бруксфилмс”».

Мэри Фиск в Лувре, Париж, 1979. Фотограф: Дэвид Линч.

На съемках фильма «Человек-слон» на студии Lee International Studios в Лондоне, 1979. От задних рядов к передним, слева направо: Стюарт Крэйг, Теренс Клегг, Роберт Картрайт, Эрик Бергрен и Джонатан Сэнгер; первый ряд, слева направо: Линч, Мел Брукс и Крис Де Вор. Предоставлено Brooksfilms. Фотограф: Фрэнк Коннор.

Мэри Фиск и Спарки в Лондоне, 1979. «Ветеринар сказал, что Спарки была сложной собакой, и она могла быть гермафродитом». Фотограф: Дэвид Линч.

Знаете, как получилось, что Бушнелл Килер стал таким важным человеком в моей жизни? Как вообще те или иные люди становятся для нас важными? Стюарт Корнфелд – еще один важный для меня человек. Как-то раз я пришел домой, и Мэри сказала: «Звонил мужчина по имени Стюарт Корнфелд». Что-то было такое в его имени, что я принялся ходить по дому и бормотать: «Стюарт Корнфелд звонил, Стюарт Корнфелд звонил». Позже он перезвонил, и когда я взял трубку, он воскликнул: «Ты чертов гений!», и я почувствовал себя хорошо. Он хотел позвать меня на обед, и мы встретились в «Нибблерс». Он хотел помочь мне с «Ронни Рокет». У Стюарта великолепное чувство юмора, он всегда полон энергии – он тот, кто просто толкал меня вперед, и мне это нравилось.

До встречи со Стюартом мне пытался помочь парень, которого звали Марти Микельсон. Ему понравился «Голова-ластик», и, полагаю, он некоторое время даже был моим агентом, но из этого ничего не вышло. Также у меня была встреча на студии по поводу «Ронни Рокет» с продюсером фильма «Автомойка». Он сказал: «Ну давай, герой, что там у тебя?» Я сказал: «У меня фильм, называется “Ронни Рокет”». Он в ответ: «О чем?», а я: «О рыжем пареньке ростом около метра с прической “помпадур”, который питается переменным током». Он велел мне убираться из офиса.

Затея с «Ронни Рокет» не удалась, и я задумался о том, чтобы снять фильм по чужому сценарию. Я был женат, не работал, строил сарай, выполнял мелкие поручения и, если были деньги, немного рисовал. Деньги меня не слишком волновали, и Мэри меня поддерживала. Она была прекрасным исполнительным секретарем и могла получить работу в мгновение ока. Она была настоящим боссом и отлично справлялась. Каждое утро, отправляясь в свой административный мир, она выглядела на миллион долларов, а я оставался дома, как нищий. Не помню, чем я занимался целыми днями, наверное, просто размышлял о «Ронни Рокет». В конце концов моя теща сказала Мэри: «С “Ронни Рокет” так ничего и не получается, попробуй переключить его внимание. Может, у него получится снять что-нибудь по сценарию, который написал кто-то другой».

Я подумал, может быть, и правда, и позвонил Стюарту. «Стюарт, знаешь какие-нибудь фильмы, которые я бы мог снять?» – спросил я. Он ответил: «Дэвид, я знаю четыре таких фильма – увидимся в “Нибблерс”». Я отправился в «Нибблерс» и, как только Стюарт сел за столик, сказал: «Ну давай, Стюарт, говори». Он ответил: «Первый называется “Человек-слон”», – и словно водородная бомба взорвалась в моем мозгу. Я сказал: «Вот оно». Это было словно что-то знакомое, нечто из далекого прошлого. Вне сомнения, это был тот самый фильм, и я даже не спросил, какие были остальные три, да и знать этого не хотел. Стюарт сказал: «Вот сценарий», а я ответил: «Хочу его прочитать».

Джонатан Сэнгер купил сценарий, и они со Стюартом познакомились, когда оба стали работать на Мела Брукса. Мел был занят – он развивал свою компанию «Бруксфилмс», и каким-то образом Стюарт устроил так, что жена Мела Энн Бэнкрофт прочитала сценарий. К счастью, он ей понравился, и она попросила Мела на него взглянуть. Мел смотрит, ему нравится, и он говорит: «Это будет первый фильм студии “Бруксфилмс”». Он собрал всех вместе, показал на каждого и сказал: «Ты в игре». Затем он спросил: «Кто такой этот Дэвид Линч?», и ему ответили: «Это тот, кто снял “Голову-ластик”», а он заявил, что хочет посмотреть этот фильм. Мне позвонили и сказали: «Мел хочет увидеть “Голову-ластик” перед тем, как ты примешься за работу», на что я ответил: «Ну, был рад знакомству, ребята». Я просто чувствовал, что на этом все и кончится. Они сказали: «Он смотрит фильм сегодня днем, а потом тебе надо с ним встретиться». И вот я стою в вестибюле перед залом, где проходил показ, и тут распахивается дверь, и Мел летит ко мне, обнимает меня и восклицает: «Ты псих, я тебя обожаю!» Это было невероятно.

Крис и Эрик написали хороший сценарий, который уловил суть человека-слона, однако в нем не был отражен кризис, и Мел, будучи понимающим человеком, сказал: «Перепишем». И я стал сценаристом и работал вместе с Крисом и Эриком. Я развозил газеты и все такое и зарабатывал на этом пятьдесят долларов в неделю, а тут выходило двести долларов в неделю за что-то, настолько же интересное, как писательство! Моя теща была счастлива, это были легкие деньги – и я наконец чего-то добился. Мы работали на студии «Фокс», обедали в общей столовой, и я ощущал себя причастным к миру кинобизнеса.

Мел активно участвовал в переработке сценария. Мне больше по душе нечто абстрактное, но в сценарий нужно было добавить напряжения; уж не знаю, кто придумывал все это, но в итоге появились ночной портье, бар, проститутки – силы, противостоящие Человеку-слону. Никто из нас не умел печатать, так что Крис или Эрик писали от руки, а тот, кто не писал, жонглировал. У них были маленькие мешочки с бобами для этого, и вскоре я тоже научился жонглировать.

В тот период жизни я не слишком много путешествовал, но в итоге оказался вместе с Джонатаном в Лондоне. Перед этим нам надо было остановиться в Нью-Йорке, чтобы встретиться с оператором-постановщиком, который тогда снимал фильм Билли Фридкина «Разыскивающий», потому что он мог бы взяться за «Человека-слона». И вот мы добрались и пошли навестить этого зажиточного приятеля Джонатана, который был женат на телеведущей и жил неподалеку от Центрального парка. Мы приехали к его дому, и нас встретил швейцар. Внутри мы зашли в большой красивый деревянный лифт, который остановился не на этаже. Дверь открылась, и мы сразу оказались в роскошной квартире супругов. Нас встретил дворецкий, провел через все комнаты со стенами, обитыми зеленой, коричневой и фиолетовой замшей. Мы вышли в гостиную с огромным окном с видом на Центральный парк, дворецкий приносил нам вино и изысканные закуски. Мы пили и беседовали. Я впервые в жизни увидел такое богатство. Тем временем внизу, в Центральном парке, Билли Фридкин снимал «Разыскивающего» вместе с оператором, на встречу с которым мы приехали. Предполагалось, что мы спустимся вниз. Я не хотел идти – мне никогда не хочется ходить на съемочные площадки к другим режиссерам. Пошел Джонатан, а я остался ждать в Центральном парке, где ужасно разило мочой. Непроницаемо черные тропы, моча, темные вибрации повсюду – мне здесь совершенно не понравилось. Нью-Йорк пугает меня до одури, помните? Так вот, я был напуган до одури. Я представлял, что мы встретимся с оператором, и он окажется хорошим парнем, однако он не согласился. На следующий день мы были на борту «Конкорда».

Три часа двадцать минут – и мы в Лондоне. Было лето, и на улицах еще не стемнело. Мы немного побродили, а когда вернулись в отель, там нас ждал Стюарт. Мы сидели и разговаривали со Стюартом, и тот сказал: «Мел может передумать, потому что он не уверен, что у Дэвида получится раскрыть эмоциональную составляющую фильма». Я сказал: «Что?», потом встал и добавил: «Я ухожу». Я поднялся наверх и никак не мог заснуть. У меня поднялась температура, и всю ночь я потел, как сумасшедший. Это была пытка. Утром я принял душ, оделся, помедитировал и спустился вниз, думая о том, что если кое-кто не извинится и не загладит свою вину, то я уеду домой. Двери лифта открылись. За ними стоял Стюарт. Он сказал: «Мне так жаль, Дэвид. Мел на сто процентов тебе доверяет». Не знаю, почему Стюарт сказал то, что он сказал, но вот так вот родился тот фильм. Это была проверка.

Я бы с радостью отдал роль Человека-слона Джеку Нэнсу, но я с самого начала знал, что этого не будет. Деннис Хоппер получил роль Фрэнка Бута, а Джон Херт стал Человеком-слоном. Ему было предназначено его сыграть, и я даже не помню, чтобы мы рассматривали кого-то еще.

Я собирался работать над гримом Человека-слона, но вскоре после моего прибытия в Лондон стали происходить странные вещи. В доме в Уэмбли, где мы жили, был гараж. Там я работал над гримом, используя глицерин, детскую присыпку, латексный каучук и прочие материалы. Мы жили в настоящем британском домике, заставленном безделушками, и однажды я шел через столовую и внезапно ощутил дежавю. Обычно дежавю носит характер «ого, это уже случалось раньше», но в этот раз меня перенесло в будущее! Я увидел его и сказал себе: «Грим для Человека-слона не получится». Потому что я так увидел. Я увидел будущее. В него действительно можно попасть. Это непросто и случается не по желанию, но тем не менее происходит. Было проделано много работы, но, когда я примерил кусок готового грима на Джона Херта, он не смог пошевелиться и только сказал: «Отличная попытка, Дэвид».

Когда убили Кеннеди, страна на четыре дня погрузилась во тьму – вот примерно такие же темные дни наступили тогда для меня. Когда я бодрствовал, то не мог выносить реальности, а когда спал, мне снились одни кошмары. Я подумывал, что лучше уж убить себя, потому что с трудом мог находиться в собственном теле. Как можно спокойно находиться в нем, когда испытываешь такие муки? Они нашли Криса Такера, и он веселился, обзывая меня и выставляя на посмешище, делая вид, что сейчас он придет и всех нас спасет. Я стал чертовым слабым звеном. Мел сказал: «Я буду проездом и хочу увидеться с Дэвидом». Через четыре дня он приехал. Я вошел к нему, он улыбнулся и сказал: «Дэвид, твоя работа – режиссура, тебе вообще не стоило за это браться. Это слишком много для тебя одного! Слава Богу, у нас есть Крис Такер», и вот так пытка закончилась.

В те времена в Лондоне все еще были улочки, сохранившие тот же вид, что и в 1800-х годах. Люди на улицах, их лица, атмосфера – как будто вот-вот дверь откроется и выйдет Шерлок Холмс, или из-за угла повернет карета, запряженная лошадьми, или Джек-потрошитель выскочит. Невероятно. Через два года после окончания работы над фильмом позвонил великий оператор Фрэдди Фрэнсис и рассказал, что практически всех локаций, где мы снимали, больше нет. Вскоре после того, как мы закончили, в Лондоне началось обновление.

Мы подобрали прекрасный актерский состав. Алан Бейтс изначально должен был играть Фредерика Тривза, но по какой-то причине не срослось, и Мел выбрал Энтони Хопкинса. А Джон Гилгуд был самым утонченным человеком, которого я когда-либо встречал. Он курил сигареты, но на его одежде никогда не было ни кусочка пепла. Дым словно отлетал от него! Он курил особые сигареты овальной формы, которые изготавливали специально для него в одной лондонской лавке.

«Сыновья и любовники» – фильм, который пришелся мне по душе и который был близок духу «Человека-слона». Он черно-белый, и мне очень понравился Дин Стоквелл в нем, а также Уэнди Хиллер. Она должна была сыграть главную медсестру. И вот захожу я в комнату, а там она. Уэнди посмотрела на меня, обняла за плечи и принялась ходить со мной по комнате, приговаривая: «Я вас не знаю. Я буду за вами наблюдать». Она ушла из жизни, благослови ее Господь. Я любил ее, и Фредди Джонса тоже. Он как раз мой тип человека. Есть люди, от общения с которыми возникает такое замечательное чувство, и Фредди как раз из них. Он очень веселый, и мне нравится находиться в его обществе. Фредди Джонс должен был сыграть во «Внутренней империи», но в итоге роль досталась Гарри Дину. Фредди вышел из дома, и по пути в аэропорт (он собирался в Лос-Анджелес) ему стало плохо. Мне позвонили и сказали, что Фредди не сможет приехать, потому что находится под наблюдением врачей. Я не знал, что случилось, но ему необходимо было восстанавливать силы, и он остался дома.

Мэри забеременела, когда мы были в Лондоне, и мы узнали, что у нас будут близнецы. В «Ронни Рокет» есть два персонажа: близнецы Боб и Дэн. Я хотел близнецов-мальчиков и хотел назвать их Боб и Дэн. У них были бы отполированные черные туфли с круглыми носами и зачесанные волосы. Славные малыши. Меня грела эта мысль, но однажды я пришел домой, а Мэри была вся в крови, неизвестно почему. Мы поехали из Уэмбли в Уимблдон, в какую-то католическую больницу, очень далеко. Не помню, сколько времени заняла дорога, но я не спал до рассвета, а рано утром мне надо было бежать на работу. Я пришел, и мне сказали, что Энтони Хопкинс хотел со мной поговорить. Я вошел в комнату в конце длинного коридора, бледный, после бессонной ночи, и тут он налетел, вцепился в меня и сказал, помимо всего прочего, что я не имею права снимать этот фильм. На что я ответил: «Тони, мне жаль, что ты так считаешь, но я режиссер этой картины, и я им останусь», – и ушел. В каком-то странном смысле Тони был прав – я не имел права снимать «Человека-слона». Я родом из Мизулы, из штата Монтана, а это викторианская драма, в которой снимаются величайшие звезды. И все мои достижения – это маленький фильм, который видел десяток человек. Безумие. Но я был режиссером. А этот фильм был моим боевым крещением. Невозможно было поверить, что это все происходит.

В начале фильма есть сцена, в которой доктор Тривз посылает за Человеком-слоном, и он приезжает в больницу на такси. В вестибюле сидят люди, две женщины дерутся, хватая друг друга за одежду, жизнь идет своим чередом, а за столом сидит старшая медсестра. Она никогда не видела Человека-слона, и вот она смотрит на него, прячущегося под накидкой и капюшоном, и все в вестибюле тоже смотрят, потому что от него пахнет. Но медсестру не волнует запах. А затем выходит доктор Тривз. Так вот, на репетиции выходит Энтони Хопкинс, стремительно сбегает вниз и хватает Человека-слона. Я сказал: «Подожди минуту». Отвел Тони в сторону и сказал: «Ты спускаешься слишком быстро». А он ответил, очень громко, так, чтобы все слышали: «Просто скажи мне, что делать!» Во мне поднялась ярость, и то, что случилось потом, происходило лишь пару раз в моей жизни. Ярость во мне поднялась так чертовски высоко, что вы просто не поверите. Я даже не могу изобразить, как я на него орал – в тот день я сорвал горло. Я наорал на него, а затем на повышенных тонах объяснил, что от него хотел. Уэнди Хиллер повернулась к Тони и тихо сказала: «Я бы лучше сделала, что он говорит». И он сделал. А во время обеда он позвонил Мелу и сказал: «Я хочу, чтобы этого ненормального уволили», и Мел попросил его замолчать. Тони великолепен в фильме, он просто прекрасен, но большую часть съемок он пребывал в мрачном настроении. Совсем как я в те четыре темных дня. Когда это скапливается внутри тебя, в какой-то момент оно выходит наружу, и ты ничего не можешь с этим поделать. Тони просто все достало.

В поисках больницы для съемок мы отправились в Восточный госпиталь – почти заброшенный, где все оставили в первозданном виде. Лучше места и придумать было нельзя. Повсюду голубиный помет, разбитые окна, но все это можно было просто убрать и почистить. Кровати все еще стояли в палатах, сохранились миниатюрные печки и газовые лампы – больница перешла на электричество, но они остались на всякий случай. Я стоял в этом коридоре, смотрел в палату, и на меня дул ветер. В тот момент я осознал, каково это – жить в викторианской Англии. Я понял это. Просто так. Этого знания у меня уже никто не мог отнять – я абсолютно точно это понимал, черт возьми. Любой может настроиться на волну чего угодно и понять это – и неважно, откуда ты родом.

После выкидыша Мэри очень хотела завести собаку, и вот тогда у нас появился Спарки. Я всегда буду повторять, что Спарки был любовью всей моей жизни – не поверите, какая это была чудесная собака. Мы узнали, что ему нравилось кусать воду – он просто ее кусал, – и когда мы что-то поливали из шланга, он всегда был тут как тут. Спарки появляется в начале «Синего бархата».