Текст книги "Лига «Ночь и туман»"

5

Мехико. Апрель. Мартин Розенберг, семидесяти двух лет, вышел из синагоги, запихнул ермолку в карман пиджака и оглядел мощенную булыжником улицу. Его спокойствие нарушало гудение транспорта, доносившееся с Пасио-де-ля-Реформа в двух кварталах от синагоги. Справа от него на холме Чапултепек на фоне темнеющего неба сияли огни древнего храма.

Он обменялся приветствиями с группой молодых людей, выходивших из синагоги, и пошел налево. Дом его сына – один из исторических особняков в богатых районах Мехико – был в пяти кварталах от этого места. Как и всегда, сын предложил подвезти его в синагогу и обратно, но Розенберг утверждал, что прогулки полезны для здоровья, к тому же прогулка в этом районе всегда доставляла ему удовольствие.

Он завернул за угол и направился к хорошо освещенной широкой улице, которая соединяла холм Чапултепек с правительственными зданиями.

6

– Меня не волнует, какой он старый! – сказал Арон Розенберг. – Чтобы добраться до дома, ему никогда не требовалось больше часа! – Он ходил взад-вперед вдоль больших окон, занимающих всю стену в его гостиной. – Но сейчас прошло уже больше двух часов!

Розенберг больше походил на испанца, чем на еврея, у него были тоненькие, будто нарисованные карандашом усы, орлиный нос и черные горящие глаза. Он редко посещал синагогу, однако щедро жертвовал и был знаком с раввином, которому и позвонил сорок пять минут назад, узнав, что его отец вышел из синагоги в сумерки.

– Может, он зашел к кому-нибудь в гости, – предположила жена Арона.

У нее было очень загорелое лицо. В тридцать восемь лет она была гибкой благодаря ежедневным занятиям теннисом. На ней были солидные золотые часы, бирюзовое ожерелье и ярко-красная версия модельера крестьянской блузки и юбки.

– К кому? И, конечно, не на два часа.

Арон увидел фары “мерседеса”, остановившегося на обочине.

– Эстэбан вернулся. Может, он нашел отца.

Но Эстэбан доложил, что он проехал по всем маршрутам, которыми пользовался старый Розенберг, возвращаясь из синагоги. Потом расширил район поисков до двадцати кварталов. Другие слуги, искавшие отца пешком, также не сообщили ничего утешительного.

– Возвращайтесь и начинайте все снова! Ищите! Розенберг обзвонил все больницы Мехико. Ничего. К полу ночи он нарушил основное правило своего бизнеса – никогда не имей дел с полицией, можешь только подкупать ее – и позвонил капитану, чей дом, недавно обновленный, спасибо Розенбергу, стоял у озера Чалко в восьми милях к югу от города.

7

Торонто. Май. В иллюминатор у места первого класса в “Айр-Кана-да-727” Джозеф Кесслер смотрел на сверкающую панораму озера Онтарио. Даже с высоты двадцать тысяч футов он различал грузовые суда, очертания барж и блеск наполненных ветром парусов. Кесслер знал, что, несмотря на солнечный день, в воде можно окоченеть от холода. Владельцы парусных лодок там, внизу, должно быть, фанатики своего спорта.

Он одобрительно кивнул. Именно благодаря своей одержимости он превратил маленькую электронную фирму в процветающую корпорацию, что к сорока годам сделало его миллионером. Но сейчас то, что его волновало, к бизнесу не относилось. Это было личное дело, и одержимость Кесслера подогревалась гневом.

Он не позволял себе показывать это. В течение всего полета Кесслер сохранял спокойствие, изучал деловые бумаги, а внутри просто кипел. Терпение, говорил он себе. Успех зависит от терпения. Сохраняй контроль над собой.

Пока.

Внизу простирался Торонто. Фешенебельные районы тянулись вдоль берега озера, в сердце города высились небоскребы. Кесслер ощутил перемену давления, реактивный самолет пошел на снижение. Через шесть минут он приземлился в международном аэропорту в Торонто.

Он прошел через таможню.

– Нечего декламировать. Я здесь по делу.

“Дипломат” и дорожную сумку Кесслера не проверяли. Он прошел через скользящие стеклянные двери в заполненный народом главный зал, изучил толпу и подошел к мускулистому мужчине, на шее у которого был такой же, как у него, галстук в красно-синюю полоску.

– Сколько вы заплатили за этот галстук? – спросил Кесслер.

– А сколько вы заплатили?

– Мне его подарили.

– А я свой нашел, – закончил пароль мускулистый и добавил: – У вас есть багаж?

– Только то, что со мной.

– Тогда пошли отсюда. – У мускулистого был канадский акцент. Выйдя из терминала, они прошли на автостоянку, сели в большую

машину с откидным верхом и вскоре, достигнув разделенного на четыре

части шоссе, направились на запад по шоссе 401.

Кесслер посмотрел назад на исчезающий на горизонте Торонто.

– Сколько нам ехать?

– Час.

– Все собрались?

– Вы последний.

– Хорошо, – Кесслер почувствовал, как в нем закипает злость. Чтобы отвлечься, он показал на фермы и склады строевого леса вдоль Дороги. – Чего-то не хватает.

– Чего?

– Нет рекламных щитов.

– Правильно. Они запрещены законом.

– Трижды браво Канаде.

Кесслер надел черные очки и посмотрел прямо перед собой. Короткая беседа закончилась.

8

Через семьдесят километров они доехали до поворота на Китченер, но водитель не стал въезжать в город: он повел машину по объездной трассе, свернул на зигзагообразную, усыпанную гравием дорогу, ведущую к особняку на обрыве реки.

Кесслер вышел из машины и огляделся. Вокруг – поросшие лесом холмы, площадка для гольфа с девятью лунками, спутниковая телевизионная антенна, плавательный бассейн. Он повернулся к гаражу на пять машин, потом к особняку. Слуховые окна, башенки, крыши – он больше напоминал особняки Новой Англии, чем Онтарио.

– Мистер Хэлловэй умеет жить, – сказал водитель. – Конечно, все это благодаря…

Двойные двери в особняк открылись, появился стройный мужчина среднего веса в отлично сидящем спортивном костюме и дорогих кроссовках. Ему было чуть больше сорока, у него были вьющиеся, густые, блестящие волосы.

– Спасибо, Джон. До конца дня ты нам не нужен. Можешь позаниматься в тренажерном зале. Прими ванну. Выпей. Расслабься.

– С удовольствием, мистер Хэлловэй. – Водитель сел обратно в машину. Хэлловэй спустился по гранитным ступенькам и протянул вперед руку.

– Джо? Или это?..

– Джозеф, – ответил Кесслер, и они обменялись рукопожатиями.

– Мы так давно не виделись. У нас так много общего, жаль, что только несчастье собрало нас вместе.

– Я бы не стал называть это несчастьем.

– Как же тогда?

– Чертовым безумием.

– Таков мир. Вот почему я предпочитаю жить здесь. Вдали от сумасшествия. – Скривившись, Хэлловэй указал на дорогу между холмами. – Пошли. Остальные огорчены не меньше нашего. Они ждут.

9

Холл был тускло освещен. По всему помещению раздавалось эхо их шагов. Кесслер все еще не мог успокоиться, он остановился и посмотрел на пейзаж на стене. Картина была подписана: Хэлловэй.

– Мой отец, – сказал Хэлловэй.

Упоминание об отце вновь разбудило в Кесслере злость. В холл откуда-то доносились раздраженные голоса. Кесслер вслед за Хэлловэем вошел в большую, обитую дубовыми панелями комнату. Восемь мужчин прервали бурную дискуссию и посмотрели на вошедших.

Кесслер, в свою очередь, рассматривал их. Они не были похожи друг на друга, все разного роста, веса, но одна физическая характеристика у них была общей – возраст. Им всем было около сорока лет.

– Почти вовремя, – сказал один.

Двое других заговорили, перебивая друг друга.

– Я здесь со вчерашнего дня.

– Предполагалось, что это очень важная встреча.

– Мой рейс отложили, – сказал им Кесслер. – Быстрее прилететь я не мог.

Все трое говорили с акцентом – испанским, шведским и среднезападным американским. Проходя по холлу, Кесслер слышал и другие – французский, британский, итальянский, египетский и южный американский.

– Джентльмены, пожалуйста, – сказал Хэлловэй. – Если мы начнем спорить между собой, мы поможем врагу достичь второй половины его цели.

– Второй половины? – нахмурился француз.

– И что значит “его”? – спросил техасец. – Один человек не смог бы этого сделать!

– Конечно, – сказал Хэлловэй. – Но количество не важно, они хорошо организованы и преследуют одну цель. Вот почему я думаю о них, как об одном человеке, и поэтому и мы должны действовать как один.

– Верно, – сказал итальянец. – Мы не должны отвлекаться и паниковать. Мы не должны разделяться. Не поэтому ли мы столько лет поддерживали друг с другом связь и продолжаем контактировать до сих пор? Вместе мы сильнее, чем поодиночке. Вместе мы сумеем лучше себя защитить.

– Но мы не нуждаемся в защите! – сказал испанец.

– Физически, возможно, нет, – сказал Хэлловэй. – По крайней мере, пока. Но наши души? И потом, предположим, они не удовлетворены. Вдруг они захотят теперь прийти за нами, нашими женами и детьми?

Все присутствующие напряглись.

– Это я имел в виду, когда говорил о второй половине цели. Они будут мучить нас неизвестностью, а мы будем страдать от постоянного страха.

– Боже мой, – побледнел египтянин.

– Вы понимаете?

– Это опять “Ночь и Туман”.

– Да что с вами со всеми происходит? – не сдержался Кесслер. Все посмотрели на него.

– Вместо того чтобы хвалиться, какие вы умные, что поддерживаете друг с другом связь, почему бы вам не признать, что вы сами были самым серьезным своим врагом?

– О чем это вы?

– Как, вы думаете, они нашли нас? Все, что им нужно было сделать, – это выследить одного, а через него уже всех остальных.

– Мы соблюдали меры предосторожности.

– По-видимому, они были недостаточны. И вот теперь посмотрите на нас.

Американец со среднего запада шагнул вперед, лицо его тряслось от негодования.

– Мой отец никогда бы не сказал.

– Под пытками? Перестаньте, – произнес Кесслер. – Как долго может терпеть боль старый человек? И что, если использовали медицинские препараты? Я опоздал потому, что вообще мог не приехать. Я здесь, чтобы предупредить вас. Вы виноваты не меньше, чем те, кто сделали это. Не контактируйте друг с другом. Я больше не хочу ничего о вас знать, и я не хочу, чтобы вы знали что-нибудь обо мне.

– Это не решит проблему, – сказал Хэлловэй. – Мы все равно будем в опасности, и это не вернет наших отцов.

– Я уже смирился с мыслью о том, что мой отец мертв.

– Я не сдаюсь так легко, – сказал Хэлловэй. – Но что, если вы правы? Что, если ваш отец, мой, отец каждого из вас – мертвы? Вы хотите так это и оставить?

– О, поверьте, я хочу, чтобы эти мерзавцы заплатили за все.

– В таком случае нам есть что обсудить.

– У вас произошло что-то необычное? – шагнув вперед, спросил Кесслер.

– Именно. Может быть, вы не заметили. Не один вы не хотели ехать сюда. Двое из нас действительно не приехали. Во многих отношениях это самые важные члены нашей группы.

Кесслер растерянно оглядел собравшихся и вдруг понял.

– Если учитывать то, что я намереваюсь предложить, их участие имеет решающее значение, – сказал Хэлловэй. Кесслер кивнул. Сет и Сосулька.

10

Сидней, Австралия. Июнь. Собор Святого Андрея, фундамент которого был заложен в 1819 году, впечатлял, как и утверждалось в путеводителе. Кесслер побродил внутри, рассмотрел сводчатые потолки, полюбовался витражами и вышел из собора. Сощурившись от слепящего глаза солнца, он спустился по широким ступенькам на тротуар. Дальше Кесслер по улице Джордж дошел до городского зала, который, как объяснялось в путеводителе, использовался для концертов и собраний. Задержавшись возле него насколько это было возможно, Кесслер завернул за угол, нанял такси и направился в один из восточных ресторанов, которыми так славится Сидней. Здесь он намеревался провести деловую встречу, но намеренно приехал раньше, подошел к телефонной кабине и набрал номер, который ему дал Хэлловэй.

– Пляж Бонди, магазин “Серф энддайв”.

– Мистера Пенделтона, пожалуйста.

– Отца или сына?

– Не имеет значения.

– Я – сын.

– Мистер Пенделтон, есть ли у вас в Австралии сосульки? На какой-то момент наступила абсолютная тишина, и Кесслер даже подумал, что телефон отключился.

– Кто это?

– друг.

– Меня ждет покупатель. Я продаю и сдаю напрокат серфинги. Сосульки мне не нужны, как и люди, которые задают глупые вопросы.

– Подождите. Если я назову имя… Томас Конрад. Почтовый ящик четыреста тридцать восемь.

Снова наступила тишина. Когда Пенделтон наконец заговорил, голос его был приглушен, будто он прикрывал трубку рукой.

– Чего вы хотите?

– Встретиться. Понятно, что, если бы я хотел причинить вам вред, я не стал бы звонить, поскольку вы бы насторожились.

– Вы от них, не так ли?

– Меня зовут Кесслер.

– Господи, я вам объяснил. Я не хочу иметь никаких дел с…

– Так иногда бывает. Обстоятельства вынудили меня приехать сюда.

– Вы в Сиднее? Матерь Божья!

– Я звоню по платному телефону из ресторана. Никогда раньше я здесь не был. Этот звонок нельзя прослушать или проследить.

– Но вы знаете мое имя, знаете, как меня найти! Если за вами…

– Я был осторожен, за мной не следили.

– Осторожен? – презрительно сказал Пенделтон. – Если бы вы были в этом так уверены, вы бы не звонили мне. Вы бы пришли сюда.

– Не хотел рисковать, являясь лично. Если бы вам показалось, что я представляю собой угрозу, у меня могло бы не хватить времени на объяснения.

Пенделтон выругался.

– Я с вами честен, мне можно доверять, – сказал Кесслер. – Пожалуйста, нам надо встретиться. Чем скорее мы переговорим, тем скорее я уеду из этой страны.

– Не здесь.

– Не в магазине? Конечно. Я бы не стал подвергать вас опасности.

– Не записывайте это, – сказал Пенделтон. – Сегодня днем, в четыре…

11

Проинструктировав Кесслера, Пенделтон положил трубку. Он говорил тихо. Его ассистент обслуживал посетителя и не мог слышать разговор. И все равно Пенделтон был неспокоен. То, что с ним связывались так, напрямую, – было нарушением одного из самых священных правил, которые он знал. Господи, спаси его от любителей. Пенделтон вышел из кабинета, прошел вдоль прилавка, делая вид, что он заинтересован клиентом своего ассистента.

– Вон тот подводный костюм в верхнем ряду, – с ним у вас не будет проблем, он прекрасно сохраняет тепло, – говорил Пенделтон покупателю. – Если же они вдруг возникнут, вы всегда можете вернуться, и мы решим их.

Хотя Пенделтон и его отец приехали в Австралию десять лет назад, он все еще разговаривал по-американски. Заядлые пляжники считали Пенделтона чудаковатым, и ему это нравилось. Держась в стороне, человек всегда может незаметно исчезнуть. Он сумел создать иллюзию постоянного присутствия, за исключением случающихся время от времени подводных экспедиций, которыми легко объяснялись его отлучки.

Пенделтон помахал рукой покупателю и похлопал по плечу ассистента.

– Отличная сделка, – сказал он и вернулся к себе в кабинет. Даже в межсезонье на пляже Бонди было удивительно много народу. Туристы. Достаточное количество фанатиков серфинга. Культуристы.

В махровом пуловере, вылинявших джинсах и парусиновых туфлях (н ремня, ни носков, ни шнурков), Пенделтон и сам походил на заядлого пляжника. Он был гораздо старше их, безусловно. Но даже в свои сорок лет благодаря прекрасной мускулатуре, загару и выгоревшим на солнц волосам, при желании, он смог бы составить им конкуренцию. Пенделтон никогда не демонстрировал все свои возможности.

Он оглядел пляж и увидел отца, который вощил серфинг и беседовал с подростками, собравшимися вокруг.

Пенделтон спустился с заднего крыльца магазина, пересек пляж подошел к отцу.

Волны бились о берег, дул холодный, соленый ветер. Пенделтон уважительно ждал, когда его отец расскажет своей аудитории, какие удивительные волны были здесь пять лет назад. Отец – такой же высокий, и такой же мускулистый, как и Пенделтон, – даже в семьдесят два года по-прежнему красив. Увидев сына, он перевел взгляд на него.

– Возникли серьезные проблемы, отец. Мне надо поговорить с тобой.

– Если это действительно необходимо, – изображая недовольство, вздохнул отец.

– Боюсь, что так.

– Я вернусь, ребята.

Пенделтон с отцом пошли к магазину.

– Только что мне позвонил один из твоих бывших друзей. Он здесь, в городе.

Теперь вздох отца был совершенно искренним.

– Я же просил этих дураков держаться подальше от меня. Я никогда не одобрял то, что они поддерживают связь. Если бы не священник… Мне следовало предвидеть возникновение такой проблемы и решить ее еще годы назад.

– Их человек хочет встретиться. Он говорит так, будто случилось нечто чрезвычайное.

– Естественно, раз он проделал весь этот путь. Планета не такая большая, чтобы на ней можно было спрятаться.

– Письмо, которое они прислали месяц назад…

– С требованием встретиться в Канаде, – отец Пенделтона усмехнулся. – Они что, думают – я дурак?

– Кажется, это они дураки. Но теперь у меня нет выбора. Чтобы удержать его подальше от магазина, я должен встретиться с ним где-нибудь в другом месте.

– В первый и последний раз постарайся сделать так, чтобы он это понял.

– Я хотел сказать тебе… Пока меня не будет, будь осторожен.

– Сосулька всегда осторожен.

– Я знаю, – сказал Пенделтон и обнял отца.

12

Согласно инструкции, ровно в четыре часа Кесслер вошел в Ботанический сад Сиднея. Он нервничал. Ему казалось, что, используя как оправдание неожиданную болезнь и оставив под этим предлогом дела во время проведения деликатных переговоров, он вел себя не очень убедительно. Хотя бизнес трудно назвать причиной его поездки в Австралию, с некоторой натяжкой можно было считать его определенным “прикрытием”. Из всех собравшихся на встречу в Канаде он один мог отправиться в Австралию, не возбуждая при этом особого любопытства. Но теперь, прерывая переговоры о слиянии его электронной фирмы и фирмы в Сиднее, он привлекал к себе внимание, которого хотел избежать. Поначалу он планировал назначить встречу с Пенделтоном на более позднее время, но тот с такой неохотой дал согласие на встречу, что Кесслер просто не мог диктовать какие-либо условия.

Проходя по дорожке между экзотических растений, Кесслер беспокоился о том, что, несмотря на все предосторожности, за ним могла вестись слежка. Не по пути к этому саду, а от самой Америки. Я бизнесмен, а не спец в конспирации, думал он. Может, мой отец знает, – он чуть не подумал про себя “знал”, но постарался сохранить надежду, – как вести себя в подобной ситуации, но меня этому никогда не обучали.

И все-таки он решил, что поступит правильно, если будет пользоваться обыкновенным здравым смыслом. Не оглядываться. Недавние исчезновения показали, что враг отлично подготовлен и организован. “Хвост” – Кесслер позволил себе использовать это выражение, – конечно же, не будет настолько беспечен, чтобы выдать себя. Кесслер взял особой путеводитель, и, хотя затылок его болел от напряжения и постоянного сопротивления желанию оглянуться, он заставлял себя смотреть в справочник, а потом на газоны, изобилующие растительностью. Дорожка вела вперед. Кесслер дошел до скамейки, окруженной с двух сторон кустарником, остановился и посмотрел на запад, как бы разглядывая здание, которое, как объяснялось в путеводителе, являлось Домом правительства и в котором жил губернатор Нового Южного Уэльса. На самом же деле его остановка была предусмотрена инструкцией Пенделтона.

Пенделтон был второй причиной, по которой нервничал Кесслер. В свое время отец Пенделтона – Сосулька – был самым опасным человеком в Европе. И хотя сейчас Сосульке уже за семьдесят, не было никаких причин считать его менее опасным. Судя по слухам, источником которых являлся Хэлловэй, к сыну Сосульки следовало относиться с неменьшим уважением, так как он был учеником своего отца. Встреча в публичном месте, по-видимому, назначалась из-за того, что отсюда много путей ускользнуть от преследования. В то же время, выбранное место ставило сына Сосульки в позицию, равную по опасности позиции врага.

Подчиняясь инструкции, Кесслер сел на скамейку. Из-за кустарника, растущего вдоль поворачивающей по кругу дорожки, он услышал голос мужчины, с которым разговаривал по телефону.

– Отлично, вы добились встречи. Сделаем это быстро. Кесслер инстинктивно хотел было повернуться, но голос предупредил его желание.

– Смотрите прямо перед собой, разглядывайте Дом правительства. Если кто-нибудь будет проходить мимо – заткнитесь. Кесслер сглотнул и начал объяснять.

13

На скамейке с противоположной стороны кустарника, вытирая со лба пот, будто устал от пробежки, в спортивном костюме сидел Пенделтон и разглядывал здание Государственной консерватории. Это здание было построено в 1819 году, и Пенделтон сожалел, что не живет в те простые времена. Никакой спутниковой связи. Никаких компьютерных файлов. Никаких реактивных самолетов, которые превратили Австралию в легкодоступное место. “Планета не такая большая, чтобы на ней можно было спрятаться”, – говорил его отец. Конечно, с другой стороны, без всех этих современных удобств они с отцом не могли бы заниматься своим бизнесом.

Невидимый из-за кустарника Кесслер продолжал свои объяснения. Лицо Пенделтона помрачнело.

– Что? Все? Исчезли? Господи, почему нельзя было объяснить это в письме?

– Письмо составлял не я, – сказал Кесслер. – Мне тоже это непонятно, но я понимаю, что надо было соблюдать осторожность. Так как мои отец тоже исчез, я понял, что подразумевалось под выражением “недавние потери”.

– Подразумевалось? – Пенделтон говорил тихо, но по силе это походило на крик. – Мы подумали, что у мер кто-то из старых знакомых отца! Мы подумали, нас приглашают на поминки! Мы не для того проделали весь путь до Австралии, чтобы рисковать, выставляя себя напоказ, отправляясь в Канаду лить слезы и произносить тосты!

– Значит, с вашим отцом все в порядке?

– Да, вашими молитвами! Приехать сюда! Позволить нашим врагам преследовать вас!

– Риск был необходим.

– Почему?

– Минутку. Кто-то идет.

Пенделтон колебался – уйти или остаться.

– Два ребенка и собака. Они идут по дорожке за лягушкой. Все в порядке, – сказал Кесслер.

– Ответьте мне. Зачем вы приехали? Мы ясно дали вам понять, что не хотим иметь с вами ничего общего.

– Хэлловэй предупреждал меня, что вы именно так и скажете. Мне известно, что Сосулька никогда не был общительным. Но группа настаивает.

– Несмотря на наше нежелание? Несмотря на риск?..

– Предположим, – сказал Кесслер, – что, если Сосулька не тоскует по своим бывшим друзьям, не ощущает родства с ними в свалившихся на всех несчастьях, может быть, его или вас заставит действовать другой мотив.

– Не представляю какой.

– Деньги. Группа обладает солидными финансами. Вы и ваш отец – мы знаем, кто вы и чем занимаетесь. Мы бы хотели заплатить вам достойную сумму, если вы узнаете, что случилось с нашими отцами. И если, – голос Кесслера стал хриплым, – они мертвы, мы хотим, чтобы вы стали орудием нашей мести.

– И это все? Вы проделали весь этот длинный путь, чтобы нанять меня?

– Мы не знали, что еще предпринять.

– Нет, это невозможно. Я не могу.

– Оплата…

– Вы не понимаете. Можете предлагать целое состояние, это ничего не изменит. Слишком рискованно.

– Но… старые друзья…

– Могли навести на нас врага, что, возможно, вы уже сделали. Я ухожу, – Пенделтон встал. – Скажите им – нет.

– Я остановился в “Домике капитана Кука”. Подумайте! Может, вы измените решение!

– Не изменю, – сказал Пенделтон и стал уходить.

– Послушайте! – сказал Кесслер. – Есть еще то, что вы должны знать!

Пенделтон колебался.

– Кардинал Павелик!

– Что кардинал?

– Он тоже исчез!