Текст книги "Лига «Ночь и туман»"

В доме священника, в комнате, где они провели ночь, Арлен и Дрю надели на себя костюмы, которые принес священник. Если не считать черного нагрудника и белого воротничка, Дрю выглядел так же естественно, как если бы надел деловой костюм. Но ему казалось, что Арлен, с ее атлетической грациозностью, в костюме монахини будет чувствовать себя неловко. Оказалось, совсем наоборот. Черные одежды подчинялись ритму ее тела. Белый капюшон скрывал каштановые волосы и придавал мирской красоте ее зеленых глаз невинную прелесть.

– Поразительно, – сказал Дрю. – Такое впечатление, будто ты нашла свое призвание.

– А ты, по всей видимости, – мой духовник.

– Ладно. Будем надеяться, что никто не станет спрашивать у нас религиозных советов.

– Лучший совет: “Ступай с миром и больше не греши”.

– А мы? – спросил Дрю. – Что мы собираемся сделать? Во второй раз я надеялся, что мне не надо будет принимать это решение, – мы будем грешить?

Арлен поцеловала его.

– Еще только одно задание. Мы будем присматривать друг за другом и сделаем все, что в наших силах…

– И если наших сил хватит… – продолжил он.

– Мы будем свободны.

Они обнялись.

Книга третья
«КЛЕЩИ»

Череп

Хэлловэй стоял на гранитных ступеньках перед своим особняком и смотрел, как Сосулька и Сет садятся в “кадиллак”. Всю ночь и утро они обсуждали свои дальнейшие действия. Наступил полдень, и они наконец были готовы приступить к осуществлению плана. Сет подвезет Сосульку к тому месту, где он прятал машину, которую взял напрокат вчера вечером. Сосулька поедет вслед за Сетом в международный аэропорт Торонто. Вечером эти два наемных убийцы вылетят из Канады в Европу. Скоро, да, скоро, думал Хэлловэй, все нормализуется.

Но, щурясь от яркого июньского солнца и глядя, как Сосулька и Сет выезжают из его усадьбы, Хэлловэй задумался – сможет ли действительно в его жизни все снова встать на свои места. Его отец исчез семь недель назад, он был похищен, когда писал эскизы недалеко от общины художников под названием “Элора”. Похитители все оставили нетронутым – в ста ярдах от машины отца остался стоять складной столик с блокнотом, углем и мольбертом. С тех пор Хэлловэй ничего не слышал о нем и уже с неохотой склонялся к мысли, что его отец мертв.

Он стоял на ступеньках, пока “кадиллак” не исчез среди деревьев. Хэлловэй повернулся к дверям и снова прокрутил в голове эту мысль. Отец мертв? Он постоял немного, вздохнул и стал подниматься по ступенькам. Ему осталось только надеяться. Во всяком случае, он сделал все возможное, чтобы защитить свою семью и себя самого от этого безумия. Если отец действительно мертв, его могло утешить только то, что Сосулька и Сет – идеальные орудия мести. Врага ждет неминуемая расплата.

Хэлловэй вошел в особняк, проследовал по сумрачному холлу в свой кабинет и встал перед телефоном. Хотя он и не хотел думать об этом, но нужно было принимать другие решения и улаживать другие вопросы. За четыре месяца до того, как реанимировали “Ночь и Туман”, он заключил деловое соглашение, которое, несмотря на все личные проблемы, нельзя было игнорировать. За поставку товара, чью смертоносную при-Роду превосходила лишь склонность его клиентов к убийству, Хэлловэй запросил целое состояние. Нарушение этого соглашения повлекло бы за собой фатальный исход. Не имея другого выхода, Хэлловэй подключил все внутренние ресурсы, которые заложил в него отец, и взялся за телефонную трубку.

Мехико.

В третий раз, пытаясь заняться любовью со своей женой, Арон Розенберг потерпел фиаско. Он хотел было возбудить себя сам, но жена отвела его руку в сторону. Сначала он подумал, что она раздражена его повторяющимися неудачными попытками и хочет вообще прекратить это. Но вместо этого она поцеловала его в грудь, потом в живот…

– Дай я сама тебя заведу, – промурлыкала она и опустила голову ниже.

Сквозь не до конца задернутые шторы в комнату проникал солнечный свет. Слабый ветерок остужал вспотевшее тело. Закрыв глаза, он чувствовал, как волосы жены касаются его паха, и слышал приглушенное гудение транспорта с Пасио-де-ля-Реформа.

Его неудачи в постели имели много причин: озабоченность исчезновением отца, страх за семью и за себя самого. Конечно, у него были телохранители. но каждый раз, когда он выходил из дома, его мучили дурные предчувствия, и, как следствие, он покидал дом не чаще, чем того требовал бизнес. Забавно, но в этот день он остался дома как раз из-за бизнеса. С раннего утра он ждал телефонного звонка такой важности, что просто не мог позволить себе разговаривать из офиса. В связи с этим даже его домашний телефон, как, собственно, и сам дом, ежедневно подвергались проверке на предмет обнаружения подслушивающих устройств, и все равно Розенберг не мог быть абсолютно спокоен.

Жена продолжала, его член начал реагировать. Розенберг пытался забыть еще одну причину его недавней импотенции. Он был уверен, что последние два месяца у его жены роман с телохранителем по имени Эстэбан. Невозможно было не заметить, как они переглядываются, а также нельзя игнорировать и обновление ее сексуальной техники – новое желание самой “заводить” мужа. За одно он мог быть благодарен – роман не афишировался. В противном случае в городе с испанскими нравами Розенберг никогда не смог бы изображать, что не знает об измене жены, и сохранить при этом уважение коллег по бизнесу и полицейских чиновников.

Он признавал, что частично сам виновен в ее поведении. После возникновения недавних трудностей его сексуальная потенция фактически была на нуле, но даже и до этого большую часть времени дела держали его вне дома, и жена чаще бывала с Эстэбаном, чем с ним. И все равно, зло подумал Розенберг, если его бизнес требует от нее одиночества, разве та роскошь, которой он ее окружил, не достаточная компенсация? Ее золотые часы, наряды, привозимые из Франции, спортивная машина за сто тысяч долларов.

Его пенис опять начал падать. Она застонала – кажется, с неподдельным разочарованием. Именно она предложила заниматься днем любовью. Розенберг задумался – есть ли у них еще шанс спасти свой брак.

Телефон. Черт возьми, когда он наконец зазвонит? По правде говоря, если бы не тяга его жены к роскоши, если бы не его желание произвести на нее впечатление, он никогда бы не позволил втянуть себя в такое рискованное дело, о котором и должен был состояться телефонный разговор.

Но какой у него выбор? Устроить скандал жене из-за ее романа? Но если скандал предать огласке, он будет вынужден развестись с ней, а

этого Розенберг совсем не хотел. Его жена была великолепна, она происходила из индейского королевского рода. Он испытывал гордость за этот брак, а кроме того, она помогала ему выглядеть мексиканцем. Его волосы были выкрашены в черный цвет и зачесаны назад, кожа, с помощью косметики, становилась смуглой, глаза, благодаря простым контактным линзам, были темными. Жена помогала ему быть хамелеоном. Что же касается Эстэбана, этот гигант был слишком хорошим телохранителем, чтобы при теперешней опасности Розенберг чувствовал себя без него спокойно.

Его член снова начал подниматься.

Зазвонил телефон. Он резко отодвинулся от жены и потянулся к тумбочке у кровати.

– Алло?

Мужской голос не принадлежал Хэлловэю, но у этого человека был акцент южного Онтарио с характерным шотландским “р”. Хэлловэй позвонил по местному телефону – его нельзя прослушать – связнику, который, в свою очередь, используя безопасный телефон, передал сообщение Розенбергу.

– Клен.

– Карликовый дуб.

– Приготовьтесь говорить через сорок минут, – щелчок завершил разговор.

Розенберг, испытывая смешанное чувство облегчения и нервного возбуждения, закрыл глаза.

– Я должен ехать.

Жена прижалась к нему:

– Прямо сейчас?

– Мне надо быть на месте через сорок минут.

– За сколько ты туда доберешься?

– За двадцать пять минут.

– Десять минут на то, чтобы помыться и одеться. Остается еще… пять минут.

Этого было достаточно.

Розенберг приказал своим трем телохранителям оставаться в машине, вошел в ветхий дом, поднялся по скрипучей лестнице и открыл дверь в комнату на втором этаже.

Комната была чуть больше туалета с окном. Если не считать телефона на полу и пепельницы на подоконнике, она была абсолютно пуста. Он снимал ее и оплачивал телефонные счета под именем Жозе Фернандес. Все это он организовал только для того, чтобы иметь возможность пользоваться безопасным телефоном для секретных международных звонков.

Он знал, в южном Онтарио в подобной комнате у Хэлловэя был подобный телефон. Дав задание связнику предупредить Розенберга о предстоящем разговоре, Хэлловэй сразу направился в свою комнату, как и Розенберг в свою. Розенберг знал об этом, потому что, если бы Хэлловэй был на месте, ему не нужно было бы использовать связника – он бы позвонил напрямую. Следовательно, обстоятельства изменились настолько, что Хэлловэй не мог позволить себе терять время на то, чтобы звонить Розенбергу, а потом ждать, пока тот доберется до безопасного телефона. Используя связника, он давал понять Розенбергу, что даже те сорок минут, которые он потратит на дорогу, имеют решающее значение.

Розенберг открыл дипломат и вытащил оттуда электронное устройство размером с портативный радиоприемник и, подключив его к розетке в стене, обследовал всю комнату. Устройство тихо загудело. Если бы в комнате был установлен микрофон, среагировала бы стрелка на шкале. Стрелка не шелохнулась, – микрофонов, значит, нет.

Не удовлетворившись одной мерой предосторожности, Розенберг вытащил из дипломата еще одно устройство и присоединил его с помощью зажимов к телефонному проводу. Устройство определяло силу тока в телефонной сети. Перехватчик требовал энергии, сила тока, чтобы восполнить утечку, автоматически возрастала. Судя по шкале, на которую смотрел Розенберг, утечки не было, телефон не прослушивали.

Розенберг нервно прикурил сигарету “Голуаз” – он ненавидел мексиканский табак – и посмотрел на часы, такие же как у его жены. Телефон должен зазвонить через две минуты. Если этого не произойдет, согласно предварительной договоренности он должен подождать еще полчаса и, если необходимо, еще полчаса.

Розенберг затянулся и уставился на телефон. Когда он наконец зазвонил, Арон схватил трубку.

– Ацтек.

– Эскимос.

– Я ждал твоего звонка утром. Что тебе помешало связаться со мной?

– Я должен был подождать, пока они уедут, – сказал Хэлловэй. Его приобретенный канадский акцент звучал убедительно. – Начали. Они прибудут на место завтра утром.

– В Европу?

– Рим. Все завязано на кардинале Павелике. Если они выяснят, почему он исчез…

– Сколько времени им для этого потребуется? – перебил Розенберг.

– Сколько? Они лучшие. Их отцы были лучшими. Невозможно что-то предсказать заранее. Могу только сказать, это не займет у них времени больше, чем необходимо.

– А все, что я могу сказать, – если мы не соблюдем наше деловое соглашение…

– Тебе нет нужды говорить мне о том, – сказал Хэлловэй, – что, если “Ночь и Туман” удастся нейтрализовать, мы должны будем помнить о своих клиентах.

– Которые “настаивают” на поставках.

– Наши гарантии остаются в силе, – сказал Хэлловэй. – Я был уверен в Сете, но теперь, когда к нему присоединился Сосулька, их никто не остановит.

– Надеюсь, ты прав.

– Если я не прав, у нас будет два врага. Свяжись со своим человеком в Бразилии. Скажи ему, чтобы он организовал отправку. Наши клиенты – отчаянные ребята, их нельзя задерживать. Думаю, сейчас мы можем уверить их, что прием товара безопасен. Если бы враг был в курсе наших дел, он использовал бы свое знание против нас неделю назад.

– Или агенты “Ночи и Тумана” выжидают, когда мы сами себе расставим ловушки.

– Скоро “Ночь и Туман” прекратит свое существование.

– Хотелось бы верить, – сказал Розенберг.

– Мы должны верить. Если Сосулька и Сет не остановят их, никто не остановит, и тогда, если мы будем отправлять товар, нас ждет тот же конец, как если бы мы его не отправили. Так что приступай. Прикажи отправлять товар.

Рим.

У американца, уставшего от многочасового сидения в жестком кресле, ныла спина; он набил рот хлебом, салями и сыром и только тут понял, что видел на мониторе.

– Бог ты мой!

Он бросил сэндвич в сторону банки с диетической “кокой” на металлическом столике и потянулся вперед остановить видеозапись.

– Идите сюда! Вам стоит на это посмотреть!

Два оператора – мужчина и женщина – повернулись в его сторону. Их лица были измождены от долгого наблюдения за мониторами.

– Посмотреть на что? – спросил мужчина. – Я только и делаю, что смотрю…

– Не на что смотреть, – сказала женщина. – Эти чертовы физиономии сливаются друг с другом, превращаются в пятна, а потом…

– Эй, говорю вам, идите сюда и посмотрите.

Мужчина и женщина прошли через кабинет и встали около монитора.

– Показывай, – сказала женщина.

Первый мужчина отмотал пленку на тридцать секунд назад и нажал на “пуск”.

Пятна на экране превратились в людей.

– Лица, – вздохнула женщина, – бесконечные чертовы физиономии.

– Ты только посмотри, – сказал первый мужчина и указал на прибывших пассажиров, входящих в здание аэропорта Рима. – Вот, – он нажал на “паузу”.

Строчки экрана пересекали лицо и грудь мужчины, замершего перед тем, как войти в главный зал аэропорта. На нем был бесформенный спортивный пиджак и рубашка с открытым воротом, однако его мускулистые плечи и грудь нельзя не заметить. У него было квадратное загорелое лицо, умные глаза и выгоревшие на солнце волосы.

– Я бы не поперла его из своей спальни, – сказала женщина.

– А вот сколько бы ты прожила после того, как он тебя трахнул, это вопрос, – сказал первый мужчина.

– Что?

– Ты смотри, вот что, – он отпустил кнопку “пауза”, нажал на “пуск”. На мониторе проплывали другие лица. Итальянская разведслужба установила свои системы у каждого эскалатора в римском аэропорту – это было сделано в целях безопасности и направлено главным образом против террористов. Просмотрев записи, итальянские специалисты передавали их другим службам разных направлений – военным, гражданским, политическим.

– Хорошо, что я еще должен заметить? – спросил второй оператор.

– Его. Вот здесь, – сказал первый и снова нажал на “паузу”. Еще один пассажир замер на месте. Высокий, худой, бледный, рыжий, с холодными глазами.

– Бог ты мой! – выдохнула женщина.

– Вот так совпадение. Именно так я и выразился, – первый мужчина выпрямился, от волнения у него участился пульс. – Если вы проверите по фотографиям…

– Этот парень!..

– Псевдоним “Сет”, – сказал первый мужчина. Он отмотал пленку назад и снова остановил ее. – Взгляните еще разок… – сказал он и возбужденно нажал на “пуск”.

На экране снова появился мускулистый мужчина.

– Да!.. – протянул второй мужчина.

– Это Сосулька, – сказал первый. – Ребята, это…

– Напоминает нам о том, что мы должны быть настороже, – признал второй мужчина. – Как бы мы ни устали, поджидая их, эти подонки все-таки показались.

– И не только это, – сказала женщина. – Дни за днями мы ждали и ждали. И вот теперь мы получили сразу двоих, они вместе, но пытаются изобразить, что путешествуют раздельно.

– Или, может быть, каждый из них не подозревает о присутствии второго, – произнес второй мужчина.

– Ой, ради Бога, – сказала женщина. – Эти ребята – мастера высшего класса.

– Хорошо, ладно, допускаю.

– В связи с этим возникают вопросы, – сказал первый. – Они знали заранее, что летят вместе, или узнали об этом уже на борту самолета?

– Откуда этот рейс? – спросила женщина.

– Торонто, – ответил первый мужчина. – Что-нибудь произошло в Торонто?

– В последнее время, насколько нам известно, – ничего. Нет даже никаких слухов, – сказала женщина.

– Итак, если они там не работали…

– Значит, они там встретились, их послали оттуда.

– Если только они не случайно оказались на одном самолете, – настаивал второй мужчина.

– С этими ребятами случайно ничего не происходит.

– Может, они работают на разные стороны, – предположил второй. – Нет, это не проходит. Непохоже, чтобы они нервничали.

– Естественно. Они – профессионалы, – сказала женщина. – Не то, что некоторые из нас, – она глянула на второго мужчину и повернулась к первому. – Но у меня такое чувство…

– Если они путешествуют вместе, – сказал первый, – они должны быть осторожны, но они не пытаются маскироваться, их не волнует, заметили мы их или нет. Они подают нам сигнал – происходит что-то очень важное. Это не бизнес.

– Личное? – спросила женщина.

– Я думаю – чрезвычайно личное. Они говорят нам: “Мы здесь, мы играем в открытую, мы спокойны, ивы не дергайтесь, это вас не касается”.

– Может быть, – сказала женщина. – И если ты прав… Господи, помоги тому, за кем они пришли.

Сент-Пол, Миннесота.

Уильям Миллер нажал педаль акселератора “ауди”, которая осталась после исчезновения его отца четыре месяца назад. Несмотря на затемненные стекла, солнце слепило глаза. В голове стучало, но не из-за солнца. Он свернул за угол, проехал вперед и остановился – так резко, что ремень безопасности врезался в грудь.

Миллер выбрался из машины, через лужайку от дома к нему бежала жена.

– Я должен был встретиться с главным инженером, – сказал он. – Когда я связался с секретарем… – голос его задрожал от злости. – Где это, черт возьми?

– В бассейне.

– Что?

– Когда я сегодня утром пила кофе в патио, я этого не видела. Кто бы это ни сделал, он должен был выждать, пока я уйду днем на корт.

Она продолжала говорить, а Миллер быстро шел вдоль цветочных клумб возле дома. Обойдя дом, он остановился около бассейна и посмотрел вниз.

Бассейн был пуст. Они планировали в этот уик-энд вызвать людей с его стройки, чтобы те заменили трубы перед тем, как заполнить на лето бассейн водой.

На стене кто-то черной краской от края до края нарисовал страшный ствол.

У Миллера запершило в горле. Он сглотнул и только тогда смог заговорить.

– Они хотели, чтобы прошло время, и мы решили, что они ушли, удовлетворившись тем, что забрали моего отца, – он посмотрел на огромный, черный, зловещий символ, и у него перехватило дыхание.

Череп. “Мертвая голова”.

– Какого черта им надо? – сказала его жена. Он ответил вопросом на вопрос:

– И что, черт возьми, нам теперь делать?

Шоу теней

Вена.

Снова шел дождь, хотя по сравнению со вчерашним ливнем он был совершенно безобидным. Сол сунул руки в карманы пальто, напомнив себе, что сейчас июнь, а не март, и пошел дальше по тротуару вдоль Дуная.

Привыкнув к жаре израильской пустыни, признал он про себя, очень легко замерзнуть в такую погоду. Он вспомнил оросительную систему, над которой так долго трудился. Эти два дождливых австрийских дня превратили бы его скудную, сухую землю в оазис. Сол представил это чудо, и ему мучительно захотелось домой, но он подумал, есть ли у него шанс вернуться туда.

В тумане дождя по реке тащились баржи. Сол прошел под мокрыми деревьями, вошел в парк и приблизился к унылой эстраде. Он шел по ней, и дощатый пол глухо грохотал у него под ногами.

На перилах сидел рябой мужчина и курил сигарету. На нем был расстегнутый коричневый нейлоновой макинтош, а под ним темно-коричневый костюм. В профиль у него был сильно выступающий вперед подбородок. Курил он так, будто и не слышал шагов приближающегося к нему Сола.

Сол обратил внимание на человека в точно таком же макинтоше, который стоял неподалеку под каштаном и с необычайным интересом наблюдал за птичками, спрятавшимися в кроне дерева.

Сол оставался на безопасной дистанции от человека на перилах. Сквозь щели в крыше над эстрадой капал дождь.

– Итак, Ромул, – сказал рябой и повернулся. – Как поживаешь?

– Очевидно, вход запрещен.

– Без шуток. Тебя засекли еще в аэропорту. С тех пор мы не спускали с тебя глаз.

– Я не пытался просочиться. Первое, что я сделал, – позвонил в булочную. Не забывай, эта встреча – моя идея.

– И это, друг мой, единственная причина, по которой ты еще топчешь эту землю, – рябой отбросил сигарету в сторону. – У тебя дурная привычка нарушать правила.

– Это мой приемный брат нарушал правила.

– Да. Но ты помог ему бежать, вместо того чтобы повернуть его.

– Догадываюсь, у тебя нет брата.

– Три брата.

– На моем месте ты бы помог им или выступил бы против них? Рябой не отвечал.

– Кроме того, мой приемный брат был убит, – глухо сказал Сол. Даже по прошествии трех лет после смерти Криса воспоминания болью отзывались в сердце.

– Мы здесь, чтобы говорить о тебе, а не о нем.

– Признаю, я заключил с Лэнгли сделку. Ссылка. Я должен был оставаться в пустыне. Но случается всякое.

– Что именно?

– Напали на деревню, в которой я живу. Чуть не убили мою жену и сына.

– В Израиле, – мужчина пожал плечами, – такое часто случается.

– Но это другое! Мишенью были мы – мой сын, моя жена и я.

Рябой прищурился.

– А за день до этого исчез отец моей жены! Здесь, в Вене! Поэтому я и уехал из Израиля! Чтобы выяснить…

– Хорошо, я тебя понял. Не волнуйся, – рябой успокаивающе махнул рукой своему партнеру под ближайшим каштаном, который, как только Сол начал кричать, пошел к эстраде.

– Ты хочешь сказать, – рябой изучающе посмотрел на Сола, – что твое возвращение не связано с делом? Ты не связана другой фирмой?

– Дело? Вы думаете, я здесь из-за этого? Дело? Да меня тошнит от него.

– Наглядно, Ромул, но уклончиво. Когда я буду докладывать, мое начальство захочет услышать более четкие формулировки.

– Ты уже докладываешь. Полагаю, передатчик у тебя с собой. В том синем фургоне, у входа в парк, записывают каждое мое слово. Я прав? Рябой не удосужился повернуться в сторону фургона.

– Хорошо, для записи, – сказал Сол, – я ни на кого не работаю. Это дело касается моей семьи. Я прошу освободить меня от обязательств, которые я на себя взял. Временно. Пока я не решу свои проблемы. Как только я все улажу, я тут же сяду в самолет и вернусь в Израиль.

Рябой что-то мысленно прикидывал в уме.

– Мое начальство захочет знать, почему оно должно освобождать тебя от обязательств.

– В порядке одолжения.

– О?

– Я, со своей стороны, тоже сделаю им одолжение.

Мужчина медленно встал с перил.

– Давай внесем ясность. Одолжение? Ты хочешь свести все к формальности? Взываешь к профессиональной вежливости.

– Одолжение за одолжение. У меня нет другого выбора.

– Ты сделаешь все, о чем тебя попросят?

– С некоторыми ограничениями.

– Тогда к твоему предложению нельзя относиться серьезно.

– Нет. Это очень серьезно. Я должен знать, что это будет за задание. Фактор риска меня не волнует, но это не может быть самоубийством и не должно противоречить человеческой морали.

– Ты что, стал моралистом, Ромул?

– Пустыня может сделать это с человеком. На случаи, если твоему начальству вдруг не придет это в голову, я хочу напомнить, что оперативник, официально порвавший со своим агентством, но тайно работающий на него, имеет большую ценность.

Рябой задумался еще больше.

– Ты так решительно настроен выяснить, что случилось с твоим тестем?

– И защитить свою семью от других возможных нападений. Я говорил тебе, это личное дело! Рябой пожал плечами.

– Мое начальство должно прослушать запись нашей беседы.

– Конечно.

– Мы свяжемся с тобой. – Рябой прошел через эстраду, его шаги эхом отдавались под крышей.

– Я остановился в квартире тестя. Я мог бы дать вам адрес и ее телефон, но, как я понимаю, они вам уже известны.

Мужчина обернулся, внимательно посмотрел на Сола и кивнул в ответ.