Текст книги "Быть лидером. Правила выдающихся СЕО, политиков и общественных деятелей XXI века"

Уоррен Баффетт

Основатель и СЕО Berkshire Hathaway

Ищите работу, которую хотели бы сохранить, если бы у вас не было необходимости работать. Жизнь дается только один раз. Не хотите же вы брести по ней в полусне. Ищите работу, которая вас заводит. Найдите свою страсть.

Уоррен Баффетт признан крупнейшим в мире инвестором практически повсеместно. За свою почти семидесятилетнюю карьеру он сделал для инвесторов (включая самого себя) больше, чем любой другой финансовый менеджер в истории. Сейчас, в свои девяносто, он по-прежнему процветает, а рыночная стоимость его основной инвестиционной компании Berkshire Hathaway превышает полтриллиона долларов.

Уже в юности Уоррен живо интересовался бизнесом и инвестициями. В течение нескольких лет после окончания Колумбийской школы бизнеса (в Гарвардскую школу бизнеса его не приняли) он работал в Нью-Йорке на своего финансового кумира Бенджамина Грэма (соавтора книги, ставшей библией для Уоррена, «Анализ ценных бумаг»[9]9
  Грэхем Б., Додд Д. Анализ ценных бумаг. Киев: Диалектика, 2020. Прим. пер.


[Закрыть]). Затем он вернулся в свой родной город Омаху и не только составил вызывающий восхищение в мире инвестиционный послужной список, но и сделал это уникальным способом – с небольшим штатом, без офисного компьютера, без консультантов по инвестиционным банкам; за счет оперативного принятия решений по сделкам, без конкурентных торгов или переговоров о цене, без недружественных сделок; с упором на ценные бумаги компаний из традиционных отраслей экономики, продающиеся по обоснованным (то есть по низким) ценам. Уоррен предпочитает собственные афоризмы, не интересуется атрибутами богатства (инвестор все еще живет в доме, купленном в 1958 году) и отличается неизменной самоиронией и отсутствием всяческого самомнения. Его кулинарные пристрастия могут показаться нездоровыми, но это никак не влияет на его острый как бритва ум на десятом десятке лет. Совсем недавно он стал одним из крупнейших благотворителей, согласившись передать большую часть своего 75-миллиардного состояния Фонду Билла и Мелинды Гейтс.

Ни один инвестор из тех, у кого есть поклонники, стремящиеся узнать их секреты, не имел столько последователей, сколько Уоррен Баффетт. Десятки тысяч людей стекаются на ежегодное собрание акционеров Berkshire Hathaway, чтобы в течение шести и более часов слушать его умозаключения. (В 2020 году собрание проводилось онлайн.) О его инвестиционной деятельности написано множество книг и аналитических статей; их с жадностью читает невероятное количество его последователей по всему миру.

Я познакомился с Уорреном довольно давно, еще до того, как он стал таким знаменитым, но лучше узнал его на встречах «Клятвы дарения» и различных инвестиционных и благотворительных мероприятиях. Я неоднократно брал у него интервью и всегда получал от нашего общения огромное удовольствие и бесценный опыт. В этом интервью, которое состоялось в 2016 году в его любимом ресторане Омахи Gorat’s, Уоррен рассказывает о своем превращении из скромного финансиста в лидера мировых инвестиций. Он приписывает свой успех и лидерство неизменной страсти к делу всей его жизни – поиску возможностей инвестировать в компании, курс акций которых, вероятно, будет расти и таким образом обеспечит привлекательную прибыль.

Уоррен остался верен своей первоначальной страсти – покупать акции или компании по гораздо более низкой цене, чем их истинная и, вероятно, будущая стоимость, а затем, за редкими исключениями, никогда не продавать их, тем самым избегая транзакционных издержек и налогов на прирост капитала. Уоррену нравится играть в бридж, заниматься благотворительностью и поддерживать благотворительные проекты своей семьи, но ничто не волнует его так, как чтение годовых отчетов, поиск выгодных инвестиций и их последующее добавление в портфель Berkshire Hathaway, представляющий собой крупнейшую в мире коллекцию разрозненных активов, объединенных проницательностью, способностями и целеустремленностью Уоррена. Инвесторы очень довольны тем, что Уоррен, несмотря на возраст, по-прежнему возглавляет Berkshire Hathaway. Инвестор, купивший акции компании в 1965 году, увидит, как их стоимость к 2019 году увеличится в 20 тысяч (!) раз.

Баффетт уникален в своем роде. И вряд ли в ближайшее время появится человек, хоть приблизительно способный делать то, что Уоррен, еще и приговаривая, что «каждый день спешит на работу пританцовывая».

Дэвид Рубенштейн (ДР). Вы выросли в Омахе, затем переехали в Вашингтон, когда ваш отец стал конгрессменом. Вы действительно хотели переезжать или на вас давил отец? Вы были слишком молоды, чтобы сопротивляться.

Уоррен Баффетт (УБ). Я не хотел никуда переезжать, поскольку прекрасно проводил время в Омахе. Я учился в восьмом классе, имел кучу друзей. Мир был прекрасен, и вдруг мне пришлось все это сменить на нечто совершенно иное.

Сначала мы переехали во Фредериксбург в Вирджинии, потому что отец, по-видимому, думал, что Вашингтон – настоящее средоточие порока и лучше держаться от него подальше, чтобы тлетворное влияние не сказалось на нас. Я прожил там шесть недель и впал в глубокую депрессию.

У меня развилась странная болезнь, и я сказал родителям: «Я не могу дышать по ночам, но не беспокойтесь об этом. Мне просто придется стоять всю ночь. Зато вы хорошо выспитесь, так что не переживайте за меня».

Об этом сообщили моему деду, и он сказал: «Возвращайся». В результате я вернулся и какое-то время жил с ним. Затем, когда мы переехали в Вашингтон, моя семья решила, что достаточно наслушалась о моей болезни.

ДР. А потом вы поступили в старшие классы средней школы имени Вудро Вильсона. Обучаясь там, вы подрабатывали. С чего вы начали свою деловую карьеру в Вашингтоне?

УБ. Лучшим нашим бизнесом был бизнес по установке автоматов для игры в пинбол – компания Wilson Coin Operated Machine. Ее назвали в честь средней школы, в которую мы с напарником ходили. Мы устанавливали автоматы в парикмахерских, и их владельцы обычно хотели, чтобы машины были с флипперами, которые недавно появились. Но они стоили 350 долларов, тогда как старый добрый автомат – всего 25 долларов. Мы всегда говорили им, что обсудим это с мистером Вильсоном. Этот мифический мистер Вильсон, должен вам сказать, был крутым парнем!

ДР. Вы окончили среднюю школу примерно шестнадцатым в классе. Вероятно, вы могли бы стать первым, если бы все свое время тратили на учебу. Но тогда она вас особо не интересовала, верно?

УБ. Да, учеба меня действительно не интересовала.

ДР. В вашем школьном выпускном альбоме написано: «Он, скорее всего, будет биржевым маклером». Вы поступили в Уортон. Почему вы уехали в Уортон и проучились там всего два года?

УБ. Я не хотел поступать в колледж, но отец настаивал. Тогда у нас не было SAT, но если бы были, он готов был сдать их за меня. Я всегда старался угодить отцу. Он был для меня героем и остается им до сих пор.

Он продолжал подталкивать меня и как-то раз сказал: «Почему бы нам просто не заполнить заявку, черт возьми?» Он предложил Уортонскую школу бизнеса, я подал туда заявление, и меня приняли.

После первого курса я хотел уйти и заняться бизнесом, но отец сказал: «Попробуй еще год». Я окончил второй курс и сообщил, что мое желание все бросить не изменилось. Он сказал: «Ну, ты сдал достаточно зачетов. Если захочешь поехать в Небраску – а на год я вполне мог бы туда поехать, – то сможешь окончить университет за три года». Я так и поступил.

ДР. Вам когда-нибудь звонили из Уортонской школы бизнеса с вопросом: «Вы почти наполовину наш выпускник, не хотите ли пожертвовать нам немного денег?» Или оттуда вас никогда не беспокоили?

УБ. Пока они такого не практиковали.

ДР. Что вы планировали делать дальше? Вы хотели поступить в бизнес-школу?

УБ. Я выиграл небольшую стипендию в Небраске, чтобы поступить в любую аспирантуру по своему выбору, и тогда мне выплатили бы 500 долларов. Папа посоветовал Гарвард.

ДР. Но вы туда не поступили?

УБ. Нет. Парень из Чикаго, который проводил собеседование, потратил на меня не более десяти минут. А я десять часов ехал в поезде ради этого собеседования. Он посмотрел на меня и сказал: «Забудь об этом».

ДР. Вы когда-нибудь снова сталкивались с ним?

УБ. Нет, но сейчас ему понадобилась бы защита.

ДР. Почему вы пошли в Колумбийскую бизнес-школу?

УБ. Я листал каталоги в библиотеке Университета Омахи и случайно увидел, что в Колумбийском университете преподают Бенджамин Грэм и Дэвид Додд. [В 1934 году Грэм и Додд написали «Анализ ценных бумаг» – основополагающую книгу о стоимостном инвестировании; впоследствии эта концепция стала называться именно так.] Я читал их книгу, но понятия не имел, что они там преподают. Додд был заместителем декана. Грэм читал лекции раз в неделю. Я написал Додду: «Уважаемый Дэвид Додд, я-то думал, что вы с Грэмом давно умерли, но теперь, когда я узнал, что вы живы, я очень хотел бы поступить в Колумбийскую бизнес-школу, если бы вы согласились меня принять».

ДР. И вас приняли. Иногда люди, встретившись со своими кумирами, сильно разочаровываются. Вы познакомились с мистером Грэмом. Он оправдал ваши ожидания?

УБ. На все 100 процентов. А Дэвид Додд стал мне замечательным, великолепным другом на всю оставшуюся жизнь.

ДР. Я полагаю, вы неплохо учились в Колумбийской бизнес-школе. После ее окончания вы хотели работать на мистера Грэма в его инвестиционном партнерстве. Как вам удалось этого добиться?

УБ. Это было потрясающе в том смысле, что я работал на своего кумира. Но Бен собирался через несколько лет выйти на пенсию, так что я проработал там лишь около полутора лет. Но каждый проведенный рядом с ним день доставлял мне радость.

ДР. Вы по-настоящему преуспели в выборе акций в соответствии с его подходом, который заключался в поиске недооцененных компаний. Теперь мы называем это стоимостным инвестированием. Вы понимали, в чем уникальность его принципов инвестирования?

УБ. Ко времени нашей совместной работы я, вероятно, мог бы цитировать его книги лучше, чем он сам, поскольку читал и перечитывал их по нескольку раз. Речь шла о том, что совместная работа скорее вдохновляла меня, чем могла бы научить чему-то новому.

ДР. В конце концов он решил уйти в отставку и ваше партнерство прекратило существование. Вы думали о создании собственной компании в Нью-Йорке – городе, в котором, как я полагаю, вам нравилось жить? Почему вы вернулись в Омаху?

УБ. Я хотел вернуться в Омаху. У меня появилось много друзей в Нью-Йорке, но к тому времени у нас с женой уже было двое детей и мы жили в Уайт-Плейнс. Добираться домой из Нью-Йорка и обратно в Нью-Йорк на работу приходилось на электричке. Это не очень-то впечатляло по сравнению с жизнью в Омахе. В то время были живы бабушки и дедушки, дяди и тети. Омаха была более приятным местом для жизни.

ДР. Итак, вы женаты на Сьюзи, у вас двое детей, Хоуи и Сьюзи, и вы решаете вернуться. Вы купили здесь дом?

УБ. Нет, я снимал дом за 175 долларов в месяц.

ДР. Когда вы купили дом, в котором живете до сих пор?

УБ. В 1958 году, когда ждали третьего ребенка.

ДР. Вы основали здесь партнерство. Как вам удалось привлечь капитал? Люди знали о вас или о вашем отце? Где вы взяли деньги для своего первого партнерства?

УБ. На момент возвращения в Омаху у меня было около 175 тысяч долларов. По моим расчетам, этого должно было хватить до конца жизни. Я все держал под контролем и действительно собирался учиться дальше. Были мысли о поступлении на юридический факультет.

Я прослушал несколько курсов в Университете Омахи и даже не задумывался о создании партнерства. Но через несколько месяцев после моего возвращения кто-то из членов моей семьи сказал: «Подожди-ка! Как нам следует инвестировать деньги? Что мы должны делать?»

Я ответил: «Я не собираюсь возвращаться в брокерский бизнес, но работал в Нью-Йорке в партнерстве под названием Newman and Graham. Если хотите, можно основать такое же здесь». Но изначально по возвращении у меня таких намерений не было. Этот разговор состоялся в мае 1956-го, а я вернулся в конце января.

ДР. Подумайте, насколько успешным юристом вы могли бы стать!

УБ. Это правда. С тех пор я сожалею об этом.

ДР. Сколько денег вы на самом деле привлекли в свое первое партнерство?

УБ. Мы встретились однажды вечером в начале мая 1956 года. Кроме меня, было семь человек, и каждый вложил по 105 тысяч долларов. Я внес 100 долларов. Так что начали мы со 105 100 долларов.

После этого я дал им небольшой листок бумаги под названием «Основные правила» и сказал: «Если вы чувствуете, что мы придерживаемся одинаковых взглядов, понимаем друг друга и находимся на одной волне, прочитали эти правила и соглашаетесь с ними, присоединяйтесь к партнерству. Вам не обязательно читать соглашение о партнерстве, но ваше согласие с основными правилами необходимо».

ДР. Эти 105 тысяч долларов сегодня стоят…

УБ. Очень много.

ДР. Очень много. Итак, вы создали партнерство и приобрели кое-какие акции, но в итоге вышли из него. Почему? Вы не могли найти привлекательных компаний или дешевых акций для покупки?

УБ. Дело в том, что с мая 1956 года по 1 января 1962 года я основал еще десять партнерств. Я совершил ошибку. Один человек, мой друг, прочитав в газете объявление о первом партнерстве, сказал: «Это что-то новенькое!» – и захотел присоединиться. Еще один парень приехал из Вермонта.

Так что я продолжал создавать партнерства. У меня не было ни секретаря, ни бухгалтера – никого. Каждый раз, покупая акции, я разбивал их на одиннадцать пакетов и выписывал одиннадцать чеков. Я вел одиннадцать комплектов учетных книг и подавал одиннадцать налоговых деклараций.

ДР. Ого! Ничего себе!

УБ. И я все делал сам. Сам совершал операции со всеми акциями, поскольку отвечал за чужие деньги. Поэтому приходилось сразу же идти в банк и оформлять документы. Затем я наконец поумнел и 1 января 1962 года объединил все одиннадцать партнерств в нечто под названием Buffett. Я управлял этим образованием до конца 1969 года, а затем распустил.

ДР. Вы распустили это партнерство, а затем в 1969 году учредили новое?

УБ. Нет, к тому времени капитал партнерства составлял около 105 миллионов долларов. Примерно 70 миллионов из них подлежали распределению наличными. Остальные были вложены в акции трех компаний, в основном Berkshire Hathaway, которые я распределил между участниками пропорционально их вкладам.

ДР. Затем вы начали наращивать покупку акций через Berkshire Hathaway?

УБ. Акций и компаний.

ДР. Berkshire Hathaway была текстильной фабрикой в Новой Англии.

УБ. В Нью-Бедфорде.

ДР. Эта компания сегодня широко известна, поскольку она ваша. Но в свое время это было одно из ваших худших вложений, не так ли?

УБ. Да, самое ужасное решение.

ДР. Почему вы дали название разорившегося текстильного предприятия своей компании? Почему не поменяли его через какое-то время?

УБ. Потому что я сделал глупость, поддержав покупку большого пакета акций Berkshire Hathaway. У них был рекорд по закрытию заводов, а они инвестировали деньги в акции. Это было то, что я называю инвестированием в «сигарные окурки», то есть в недооцененные компании, которым еще хватит «на последнюю затяжку». Я купил изрядное количество акций, около 10 процентов. Они продали несколько мельниц. СЕО спросил: «По какой цене вы выставите свои акции?» Я ответил: «Одиннадцать с половиной». Он сказал: «Хорошо». А затем разослал тендерное предложение с ценой в одиннадцать и три восьмых за акцию. Это меня очень разозлило, поэтому я купил контрольный пакет акций компании, что было ужасной ошибкой.

ДР. Это было около пятидесяти лет назад. Если бы кто-то инвестировал средства вместе с вами еще при покупке Berkshire Hathaway, то в течение последних пятидесяти лет или пятидесяти одного года получал бы 19 или 20 процентов в год?

УБ. Да, примерно.

ДР. Никто в истории инвестиций не обеспечивал такой прибыли в течение настолько долгого периода.

УБ. Тем не менее многие люди добивались большего.

ДР. Но не столь длительное время?

УБ. Да, это очень долгий период.

ДР. Как вы считаете, на чем основана ваша способность это делать? Вы изучали компании больше, чем кто-либо другой? Не отступали от своих принципов? Вы умнее других? Вы не действовали по наитию? В чем, по вашему мнению, причина вашего успеха?

УБ. Мы по разумным ценам покупали компании, которые, как нам казалось, представляли интерес и во главе которых стояли умелые руководители. Но мы в Berkshire Hathaway также приобретали рыночные ценные бумаги. Со временем акцент сместился с рыночных ценных бумаг на покупку компаний. Сначала мы приобретали пакет акций. Затем в 1967 году я купил за 8,7 миллиона долларов местную страховую компанию.

ДР. Речь идет о National Indemnity?

УБ. Да, о ней. Среди двух родственных компаний National Indemnity была основной. Сделка была потрясающей, но было очень глупо проводить ее от имени текстильной фабрики. Следовало просто создать отдельную компанию.

ДР. Вы говорите «мы». На самом деле решения принимаете вы, но при этом говорите «мы», потому что у вас есть партнер. Это Чарли Мангер?

УБ. Ну у меня был партнер. По сути, у меня было много партнеров с ограниченной ответственностью, и с некоторыми из них я сотрудничаю до сих пор.

ДР. Как вы начали бизнес с Чарли Мангером? Он из Омахи, не так ли?

УБ. Да, Чарли родом из Омахи. Я люблю его. Он работал в продуктовом магазине моего деда, как и я, жил примерно в половине квартала от дома, в котором я сейчас живу, ходил в ту же начальную школу, что и мои дети, а потом в ту же самую гимназию. Но мы никогда не встречались.

В 1957 году, когда мне было двадцать шесть лет, я создал партнерство с доктором Дэвисом и членами его семьи. Я спросил у доктора Дэвиса: «Почему вы решили дать мне 100 тысяч долларов?» Тогда это были большие деньги. «Ну, – пояснил он, – вы напоминаете мне Чарли Мангера». Я сказал: «Не знаю, кто такой Чарли Мангер, но он мне нравится». А через два года доктор Дэвис нас познакомил.

ДР. За эти годы вы купили несколько предприятий и пакеты акций многих компаний. Одну из них я очень хорошо знаю – это газета Washington Post. Вы купили долю в Post много-много лет назад. Я знаю это потому, что живу в Вашингтоне, а моя жена работала в Washington Post. Почему вы решили инвестировать в эту газету?

УБ. Компания Washington Post стала публичной в 1971 году, как раз во времена скандала с Pentagon Papers. Но в 1973-м администрация Никсона пыталась отозвать лицензии двух телеканалов Флориды, принадлежащих компании. Курс акций упал с 37 до 16 долларов. При цене 16 долларов в обращении находилось около 5 миллионов акций. Вся компания Washington Post продавалась за 80 миллионов долларов. Сюда входили газета, четыре крупных телеканала, новостной журнал Newsweek и некоторые другие активы, и заметьте, никаких заслуживающих упоминания долгов. Таким образом, Washington Post, реально стоившая от 400 до 500 миллионов долларов, продавалась примерно за 80 миллионов. Мы купили большую часть ее акций на рынке – примерно на 100 миллионов долларов. Удивительная нелепость! У вас есть бизнес, который, несомненно, стоит в четыре или пять раз дороже своей продажной цены. И Никсон не собирался выводить их из бизнеса.

ДР. Итак, вы купили в нем долю. Была ли Кей Грэм расстроена изначально?

УБ. Скажем так: она испытывала некоторые опасения. Я написал ей письмо. Впоследствии она называла его письмом «Дорогая миссис Грэм». Я написал: «Я владелец Berkshire Hathaway, а ей принадлежит чуть менее 10 процентов ваших акций. Мы признаём, что компания принадлежит семье Грэм, контролируется Грэмами, и приветствуем это. Я был поклонником Post на протяжении многих лет, и вот я с вами».

ДР. Вы, очевидно, испытываете какую-то слабость к фамилии Грэм.

УБ. Совершенно верно.

ДР. Как вы анализируете компании – тогда и сейчас? Пользуетесь ли вы компьютером или ограничиваетесь печатными материалами? Откуда вы получали информацию о Washington Post в те дни и где берете ее сегодня?

УБ. Источники примерно те же, только сейчас возможностей меньше. Я тогда встретил Боба Вудворда; как раз вышла его книга «Вся президентская рать». И он в одночасье стал довольно богатым, а ведь ему еще не было и тридцати.

Мы завтракали (или обедали, уже не помню точно) в отеле Madison [в Вашингтоне, округ Колумбия], и Боб спросил: «Что мне делать с этими деньгами?» Я ответил: «Инвестировать – это все равно что написать хорошую статью. Представьте, что Бен Брэдли [тогдашний главный редактор Washington Post] сегодня утром поручил вам написать статью на тему “Сколько стоит компания Washington Post?”. Как бы вы поступили? Текст надо сдать через месяц. Вы взяли бы интервью у тех, кто работает на телевидении, в газетах, и у владельцев, пытаясь оценить каждый актив».

Я продолжил: «Я в такой ситуации делаю следующее: пишу добротную статью. И это все». Но есть несколько историй, которые я не могу написать. Например, статью о стоимости какой-нибудь перспективной, но некоммерческой организации. Но вот о стоимости Potomac Electric Power или чего-то в этом роде точно сумею. И это то, что я делаю каждый день. Я сам выбираю тему, а затем пишу статью и публикую ее.

ДР. Итак, вы получаете годовые отчеты, а затем читаете их так же, как другие люди читают романы.

УБ. Совершенно верно.

ДР. А затем подсчитываете в уме, сколько стоит та или иная компания?

УБ. Конечно.

ДР. Вы используете для этого компьютеры?

УБ. Нет. Если вам нужно рассчитать значение до четырех знаков после запятой, забудьте об этом отчете.

ДР. Вы пользуетесь компьютером сегодня?

УБ. Я играю на нем в бридж, а еще использую для поиска. В офисе у меня компьютеров нет, но дома один есть.

ДР. Если кто-то захочет связаться с вами, можно это сделать с помощью смартфона или мобильного телефона?

УБ. Нет, смартфон для меня слишком шустрый. [В 2020 году Уоррен Баффетт объявил, что это уже не так. Теперь у него есть iPhone.]

ДР. А компьютером вы пользуетесь редко?

УБ. Обращаясь к аудитории, мы с Биллом Гейтсом часто задаем каверзный вопрос: «Кто из нас больше сидит за компьютером, если не считать проверки электронной почты?» Ответ: наверное, я, потому что играю на нем в бридж двенадцать часов в неделю и, кроме того, активно пользуюсь им для поиска информации в интернете.

ДР. С кем вы играете в бридж?

УБ. Меня зовут Ти-Боун, и я играю с женщиной из Сан-Франциско по имени Сирлойн. Она двукратная чемпионка мира. Я двукратный болван мира. Так что мы хорошая команда. Мы играем вместе уже несколько десятилетий.

ДР. Можно ли назвать вас игроком мирового уровня после стольких лет?

УБ. Нет, нет. Невозможно найти лучшего учителя, чем она, но потенциал ученика оказался ограниченным.

ДР. Вы упомянули Билла Гейтса. Как вы на самом деле с ним познакомились? Ваша дружба и партнерство не самая очевидная вещь, поскольку он компьютерщик, а вы – нет. Он интересуется технологиями и на двадцать пять лет или около того моложе вас.

УБ. Мэг Гринфилд, редактор редакционной страницы Post, позвонила мне в конце 1980-х и сказала: «Уоррен, я всегда любила Тихоокеанский Северо-Запад, поэтому хочу знать, достаточно ли у меня денег, чтобы позволить себе купить дом для отдыха на острове Бейнбридж недалеко от Сиэтла».

Я ответил: «Мэг, у любого, кто мне звонит и спрашивает, достаточно ли у него денег, денег действительно достаточно. Если человек мне не звонит, значит, денег у него нет». В итоге она купила дом и в июле 1991 года сказала: «Я так хочу, чтобы вы увидели дом, который позволили мне купить, произнеся “да”».

Она пригласила меня, Кей Грэм и еще нескольких человек в гости. Так как она знала старших Гейтсов, то позвонила Мэри Гейтс и сообщила: «Мы в городе». Мэри любезно предложила: «Что ж, давай встретимся в нашем доме на Худ-Канале», а затем переключилась на Билла, пытаясь уговорить его прийти, но он упорно отказывался: «Ради встречи с каким-то биржевым маклером я туда не пойду». Но надо знать Мэри, она настаивала: «Ты придешь». «Нет», – упорствовал он. Потом начались торги относительно времени. Мэри говорила: «Четыре часа». Билл: «Один час». Через некоторое время Билл все же уступил. А встретившись, мы проговорили около одиннадцати часов без перерыва. В общем, поладили.

ДР. Но вы никогда не покупали акции его компании?

УБ. Я купил сотню акций, чтобы следить за тем, чем занимается этот молодой человек.

ДР. У вас было много невероятных удач и несколько явных провалов.

УБ. Верно.

ДР. Возможно, один из провалов – инвестирование в Salomon Brothers.

УБ. Да уж, точно.

ДР. Вы вложили в них деньги, а потом случился кризис и скандал. В результате их операций с казначейскими векселями вам пришлось сменить CEO компании. Почему вы это сделали? Вы ведь не хотели возглавить Salomon?

УБ. Нет. Мне позвонили в пятницу утром, около семи часов. Это была одна из пятниц августа 1991 года. Звонок разбудил меня. На другом конце провода СЕО Salomon Джон Гутфройнд и ее президент Томми Штраус сказали, что накануне вечером Джерри Корриган, президент ФРС в Нью-Йорке, сообщил им, что они не могут больше оставаться на своих постах и должны подать в отставку. Они собирались прекратить торговлю акциями и не планировали погашать обязательства. Что я почувствовал?

Я опешил: «Позвольте мне собраться с мыслями». Они уточнили: «Вы можете прочитать наш некролог на первой странице New York Times». Тогда я пошел в офис и прочитал первую страницу New York Times.

Я осуществил мечту каждого политика. Я победил без конкуренции. Больше некому было взяться за эту работу. К счастью, у меня была такая должность, которую я мог оставить. И я кое-что знал о бизнесе. Их прошлые дела никоим образом не затрагивали мою репутацию. Я действительно прилетел туда в тот же день, а в воскресенье правление официально проголосовало за мое назначение на должность СЕО. [Баффетт управлял компанией девять месяцев.]

ДР. Многие люди сказали бы, что вы тогда спасли Salomon Brothers благодаря своему авторитету и тому подобное. Но это был тяжелый период в вашей деловой карьере, потому что приходилось делать то, чем на самом деле вы не горели желанием заниматься.

УБ. В этом не было ничего забавного, но я справился. Хотя, честно говоря, вряд ли мне это удалось бы без Дерика Могана, который управлял текущей деятельностью Salomon. Я не смог бы это сделать и без помощи многих других людей.

ДР. Что бы вы сказали о самых удачных сделках, которыми больше всего гордитесь? Возьмем недавний пример. Самая крупная сделка, которую вы когда-либо совершали, – это приобретение акций Precision Castparts на сумму около 37 миллиардов долларов?

УБ. Пакет стоил от 32 до 33 миллиардов долларов. К тому же мы обязались выплатить около 4 миллиардов долларов долга.

ДР. Прежде чем инвестировать 37 миллиардов долларов, вы, наверное, потратили не меньше года на изучение компании?

УБ. Нет.

ДР. Сколько времени вы общались с СЕО?

УБ. Я встречался с ним, кажется, 1 июля прошлого года. Случилось так, что он звонил некоторым акционерам, и один из сотрудников нашего офиса какое-то время владел акциями этой компании. Я встретил его случайно. Если бы я играл в гольф или что-то в этом роде, это никогда не произошло бы. Однако я вошел в комнату в тот момент, когда сотрудник разговаривал с ним по телефону. И мне понравилось то, что я услышал. Поэтому я сказал: «Позвони ему завтра и скажи, что если ему нужны деньги, то Berkshire Hathaway сделает ему предложение. Если же нет, пусть забудет о твоем звонке».

ДР. И это все? Нанимали ли вы инвестиционных банкиров, чтобы они помогли вам с анализом?

УБ. Нет.

ДР. Вы когда-нибудь нанимали инвестиционных банкиров для помощи в проведении анализа компании?

УБ. Приглашал, но не для помощи в анализе компании. Иногда они участвуют в сделке. Мы всегда готовы платить солидную комиссию.

ДР. Однажды вы рассказали мне историю о том, как инвестиционный банкир, нанятый компанией, которую вы собирались купить, целую неделю пытался заставить вас повысить цену. В конце концов вы ее повысили, но на очень скромную сумму.

УБ. На самом деле произошло следующее. Я предложил купить акции American Energy по 35 долларов за штуку. Они наняли инвестиционного банкира, который приехал к нам и около недели уговаривал меня поднять цену. Он доказывал: «Надо поднять цену, чтобы компания хорошо выглядела». Я возражал: «Меня не волнует, насколько хорошо она выглядит». Так продолжалось около недели. В конце концов он позвонил и чуть ли не умоляя сказал: «Не могли бы вы немного увеличить цену, чтобы я мог выставить счет и получить соответствующую оплату за свои услуги?» Я ответил: «Хорошо, можете сказать им, что мы заплатим 35,05 доллара и вы выжали из меня последний пятак». Эту цену мы в итоге и заплатили – 35,05 доллара.

ДР. Обычно вы называете цену и не отступаете от нее. Вы когда-нибудь заключали недружественные сделки?

УБ. Нет, нет, нет.

ДР. Почему?

УБ. Ой, не учел: вы же можете сказать, что приобретение Berkshire Hathaway изначально было недружественной сделкой. Но нам такие сделки неинтересны. Я не считаю, что недружественные сделки всегда плохи. Все же иногда команду менеджеров компании приходится менять.

ДР. Вам, должно быть, звонят каждый день и говорят: «Предлагаем вам сделку». Как часто такие сделки оказываются успешными?

УБ. Мне звонят отнюдь не каждый день. Мы довольно четко сформулировали критерии, поэтому таких предложений относительно мало. Когда мне звонят, я обычно в течение двух-трех минут могу сказать, состоится сделка или нет. У меня всего полдюжины критериев, поэтому почти сразу ясно, удовлетворяет им потенциальная сделка или нет.

ДР. Мне рассказывали, что вы получили письмо из Израиля, в котором говорилось: «Я хочу, чтобы вы посмотрели на мою компанию». Какова вероятность того, что кто-то по собственной инициативе пришлет вам проспект компании из Израиля, а вы скажете, что согласны ее купить? А ведь вы ее купили.

УБ. Да, купили. Сначала 80 процентов акций за 4 миллиарда долларов. А затем оставшиеся 20 процентов.

ДР. Перед покупкой вы ездили в Израиль, чтобы оценить компанию?

УБ. Нет, не ездил. Я надеялся, что такая компания там действительно есть.

ДР. Но позже вы видели ее собственными глазами?

УБ. Я пообещал семье, которая мне продала акции, что, если мы купим компанию, я поеду в Израиль.

ДР. Вы были удовлетворены покупкой?

УБ. Полностью.

ДР. Вы также купили одну из крупнейших железных дорог в мире. Это удачная сделка?

УБ. Да, вполне.

ДР. Как вы обосновали необходимость приобретения акций железнодорожной компании? Люди думали, что они своего рода ископаемые в бизнесе.

УБ. В Соединенных Штатах всего четыре крупные железные дороги. Еще есть две канадские железные дороги, проходящие по территории США. Железнодорожный бизнес переживал плохие времена. В этом плане они напоминают Chicago Cubs[10]10
  Бейсбольный клуб из Чикаго, в течение 100 лет не добивавшийся успехов в чемпионате США. Прим. пер.


[Закрыть]. Периодически у всех бывают сложности.