Текст книги "Быть лидером. Правила выдающихся СЕО, политиков и общественных деятелей XXI века"

Кен Гриффин

Основатель и СЕО инвестиционного фонда Citadel, основатель Citadel Services

Рынок редко ошибается. В учебниках истории полно потерявших все свои деньги людей, которые считали себя «умнее рынка». Когда ваши инвестиции не работают, вам действительно нужно сделать шаг назад: «Чего я не понимаю в этой ситуации?» Если вы в самом деле думаете, что сумели вычислить все неизвестные, от количества которых голова идет кругом, то останетесь при своем мнении. Но в истории финансов неудачники – это люди, не уважающие рынок.

Кен Гриффин очень рано проявил интерес к фондовому рынку и начал торговать опционами из своей комнаты в общежитии в Гарварде еще тогда, когда его однокурсники решали более традиционные студенческие проблемы. Если бы Кен не добился успеха, то, возможно, сменил бы профессию.

Но он справился неплохо – по любым стандартам. И в результате сразу же по окончании Гарварда основал собственную инвестиционную компанию и в итоге превратил Citadel из рядовой компании в Чикаго в один из самых успешных хедж-фондов в мире, а Citadel Services – в одну из крупнейших фирм по торговле ценными бумагами.

Успех компании сделал его легендой мира инвестиций и торговли ценными бумагами, а также позволил стать одним из самых щедрых филантропов США, уделяющих особое внимание образованию, и одним из ведущих коллекционеров и меценатов изобразительного искусства в стране.

Я знаю Кена на протяжении многих лет (мы оба работаем в попечительском совете Чикагского университета), но совместного бизнеса с ним или его компанией пока не вел.

Кен не из любителей давать длинные интервью, поэтому меня обрадовало его согласие побеседовать со мной в шоу Peer to Peer Conversations перед живой аудиторией в студии Bloomberg в Нью-Йорке в марте 2019 года. В интервью его блестящий и острый как бритва интеллект особенно ярко проявился при обсуждении людей, искренне увлеченных своим делом. Он ими от души восхищается и стремится нанимать их на работу. По его мнению, скорее всего, именно они станут лидерами в своей сфере деятельности.

Это неудивительно, поскольку Кен страстно любит свою компанию. Не менее страстно он увлечен и такими важными вещами, как образование и свобода человека. Со временем его лидерство в этих областях может стать куда более значимым, чем в мире инвестиций и ценных бумаг, – а там оно уже обрело статус легендарного, возможно, потому, что он сумел восстановить позиции после экзистенциальной угрозы своему бизнесу во время Великой рецессии.

Мне жаль, что я не познакомился с Кеном гораздо раньше и не имел возможности инвестировать в его фонд. Те, кому посчастливилось это сделать, могут себе позволить коллекционирование произведений искусства и благотворительность.

Дэвид Рубенштейн (ДР). По легенде, вы начали торговать конвертируемыми облигациями еще в своей комнате в общежитии. Это действительно так?

Кен Гриффин (КГ). Да, это правда. Когда я учился на первом курсе Гарварда, в Forbes вышла статья о том, насколько переоценена компания Home Shopping Network. Прочитав ее, я пошел и купил два пут-опциона на акции компании. Каково же было мое удивление, когда вскоре после этого курс акций Home Shopping Network упал на 30–40 процентов. Когда, будучи новичком, вы зарабатываете несколько тысяч долларов на первой же сделке – это момент, о котором вы мечтали! Именно это и пробудило во мне интерес к трейдингу.

ДР. Вы никогда раньше этим не занимались?

КГ. До этого я никогда не торговал финансовыми активами.

ДР. Ваши однокурсники в Гарварде, вероятно, занимались другими делами, не беспокоясь об арбитраже по конвертируемым облигациям. Что они о вас думали?

КГ. Я был своего рода аномалией. Мы с однокурсниками безудержно болтали о политике; получали массу удовольствия, играя на закате в футбол во дворе и стараясь не врезаться в дерево; веселились на пятничных вечеринках. Все это прекрасные воспоминания об университете, но, кроме того, я провел много времени в Библиотеке Бейкера, пытаясь узнать как можно больше о финансах.

ДР. Рассказывают, что вы установили спутниковую антенну в своей комнате, чтобы получать данные о фондовых рынках. Это правда или выдумка?

КГ. Правда. В те дни Гарвард придерживался политики запрета на ведение любого бизнеса в университетском городке. Управляющий зданием разрешил мне установить спутниковую антенну на крыше, чтобы получать биржевые котировки в режиме реального времени, потому что, как вы помните, интернета тогда не было, а значит, не было и никакого другого способа получить котировки, кроме, например, спутниковой тарелки. Я установил ее на крыше, сбросил кабель по стене здания и провел его через окно по коридору в свою комнату, обеспечив себе доступ к котировкам в режиме реального времени, что существенно облегчало мои операции.

ДР. А ваш сосед по комнате не говорил нечто вроде: «Так делать нехорошо»?

КГ. Я нарочно выбрал одноместный номер, чтобы никого не раздражать.

ДР. По-видимому, вы неплохо справлялись. По окончании учебы вы решили, что теперь будете заниматься этим постоянно?

КГ. Вам это точно понравится. Очень важно строить карьеру вовремя. Начиная заниматься арбитражем по конвертируемым облигациям в 1987 году – а точнее, в сентябре 1987 года, – я четко представлял себе, как этот портфель будет себя вести на бычьем рынке, но не очень понимал, как он себя поведет на медвежьем. Прогнозировать ситуацию при падении рынка гораздо сложнее, чем в случае его подъема. У меня было больше коротких позиций, чем следовало бы иметь по расчетам. А что случилось через месяц? Наступила катастрофа 1987 года[13]13
  Имеется в виду Черный понедельник – падение Промышленного индекса Доу – Джонса на 22,6 процента, произошедшее в понедельник 19 октября 1987 года. Прим. ред.


[Закрыть].

Так что в тот момент я стал «мальчиком-гением». Я знал, что мне «повезло», поскольку намеренно открывал короткие позиции, но инвесторы сказали: «Послушайте, этот человек – гений. Он заработал деньги на катастрофе». Крах 1987 года стал определяющим в моей карьере, а чистая короткая позиция на его начальном этапе обеспечила привлекательный для инвесторов послужной список.

ДР. Итак, вы сделали деньги для этой группы инвесторов. Иными словами, учась в колледже, вы уже привлекли инвесторов. Кто же дал вам деньги?

КГ. У меня был друг, работавший розничным брокером, и один джентльмен, Сол Галкин, зашел поболтать с ним и со мной. Мой друг сказал: «Расскажи Солу, что ты собираешься делать на рынке конвертируемых облигаций». Я изложил свою идею, и Сол сообщил: «Мне нужно бежать на обед, но я в деле на пятьдесят». Я ничего не понял, но мой друг пояснил: «Ты только что получил в управление свои первые 50 тысяч долларов». Это действительно послужило началом моей карьеры в трейдинге.

ДР. Короче говоря, после окончания университета вы заявляете, что собираетесь основать собственную компанию. Как отреагировала ваша семья? «Ты еще молод для этого», – сказали они или одобрили идею?

КГ. Мне невероятно повезло. Мой отец был первым человеком в семье, поступившим в институт, – единственным из семерых детей. Дедушка работал на железных дорогах. Мои родители всегда придавали большое значение образованию. По материнской линии дедушка был предпринимателем. Он, по сути дела, занял деньги у прабабушки, чтобы начать небольшой бизнес, и в конце концов в 1950–1960-х годах стал торговать мазутом. Так что эта предпринимательская жилка повлияла на всю жизнь моей мамы. Она выросла в семье, где правила устанавливал мой дед, а он был своего рода бунтарем. Услыхав, что я пытаюсь самостоятельно осуществить свою мечту, мои родители просто напутствовали меня: «Дерзай».

ДР. Вы решили не ехать в Нью-Йорк, где многие совершают подобные торговые операции, а предпочли Чикаго. Почему именно этот город?

КГ. Это был трудный выбор. Естественно, окончив школу на Восточном побережье, большинство моих друзей собирались в Нью-Йорк. В фирме Glenwood Partners, которая поддержала меня после колледжа, было два партнера: Фрэнк Мейер из Чикаго и один джентльмен из Нью-Йорка. Джентльмен из Нью-Йорка был типичным представителем Уолл-стрит. Необычайно элегантный. Прекрасно разбиравшийся в финансовых рынках.

Но Фрэнк… Фрэнк напоминал моего школьного учителя физики. Я просто испытывал к нему чувство доверия. Как человек, только что окончивший колледж с одной мыслью «Вот как я сделаю свою карьеру», я хотел работать с Фрэнком. Это и привело меня в Чикаго, где он жил. Так через два года после окончания учебы я оказался в Чикаго.

ДР. Сколько сотрудников у вас было вначале? А в каком году вы начали?

КГ. Официальное открытие нашего первого хедж-фонда состоялось в 1990 году. В то время, вероятно, это были я и четыре или пять сотрудников.

ДР. Сразу же после создания фонда вам приходилось привлекать средства, постоянно встречаясь с потенциальными инвесторами, или деньги полились рекой и вам лишь оставалось беспокоиться о трейдинге?

КГ. Мы с вами сталкивались в аэропорту Пекина, верно? Удовольствие от владения собственной компанией состоит в работе для сотен людей по всему миру, поэтому мы должны постоянно думать о привлечении капитала. В первые дни Фрэнк Мейер меня очень поддержал, он был фантастическим партнером, помогавшим мне привлекать капитал. Его поручительство как человека с безупречной репутацией было невероятно важным для моего успеха. И я двигался вперед.

ДР. Кто на самом деле принимал решения об операциях с ценными бумагами?

КГ. Вначале у нас был ряд моделей и аналитических материалов, которые помогали принимать торговые решения. Мне очень повезло, что я нанял нескольких коллег, которые разбирались в ценных бумагах и руководствовались здравым смыслом.

Во многих отношениях самым важным в моей профессиональной карьере стало то, что почти с первого дня мы торговали двадцать четыре часа в сутки: конвертируемыми облигациями в США, японскими варрантами на акции в Токио, конвертируемыми ценными бумагами в Европе. Почему это имело такое большое значение? Потому что я могу работать только тринадцать-пятнадцать часов в день. Пришлось научиться искусству делегирования. Когда я думаю о наших достижениях за последние тридцать лет, то прихожу к выводу, что в основном они обусловлены именно умением доверять людям, их суждениям и делегировать полномочия опытным специалистам.

ДР. Иногда трейдер, коим я не являюсь, видя, что рынок движется против его ожиданий, говорит: «Рынок недостаточно умен, чтобы понимать, что я принял лучшее решение, так что со временем он наверняка вернется». Иногда приходится ждать долго, а он все равно не возвращается, а иногда люди говорят: «Послушайте, я сделал ошибку и быстро исправлюсь». Какая точка зрения вам ближе? Первого трейдера, надеявшегося, что рынок оценит глубину его знаний и мудрость, или второго, предпочитавшего выйти из игры, если она пошла не по его сценарию?

КГ. Рынок редко ошибается. В учебниках по истории полно потерявших все свои деньги людей, которые считали себя «умнее рынка». Когда ваши инвестиции не работают, вам действительно нужно сделать шаг назад: «Чего я не понимаю в этой ситуации?» Если вы в самом деле думаете, что сумели вычислить все неизвестные, от количества которых голова идет кругом, то останетесь при своем мнении. Но в истории финансов неудачники – это люди, не уважающие рынок.

ДР. Сколькими сотрудниками и каким объемом управляемых активов располагала ваша компания накануне Великой рецессии?

КГ. С 1990 по 2008 год численность сотрудников выросла с 3 до примерно 1400 человек. Активы под управлением составили около 25 миллиардов долларов.

ДР. Как вам удалось выжить в Великую рецессию и насколько близки вы были к банкротству?

КГ. Выживание – очень правильное слово. Это был единственный момент в истории Citadel, когда само существование компании оказалось под угрозой. Я не предвидел масштабов катастрофы, которая разразилась в банковской системе. Управляя инвестициями, мы оказались в очень шатком положении, поскольку доступ к финансированию исчез, а портфель активов подешевел, потому что никто не мог заниматься арбитражными операциями для поддержания цены в равновесии. Мы никогда не теряли даже 10 процентов капитала, а тут за шестнадцать недель потеряли половину.

ДР. Были ли опасения, что вы можете не выжить?

КГ. Я объясню предельно четко. Я ушел домой в пятницу. Если бы Morgan Stanley не открылся в понедельник, со мной все было бы кончено к среде. Если вы помните, в случае с Morgan Stanley вопрос заключался в том, выполнят ли японцы свои финансовые обязательства. Под угрозой было само его существование.

Таким образом, вы быстро осознаёте тот факт, что можете не выжить, причем потерпеть неудачу под влиянием внешних факторов. Я должен был принять эту реальность. Как только я это сделал, сразу же переключился на поиск решения, которое позволит нам выжить. Над этим сценарием мы работали каждый день: бороться за выживание, зная, что можем потерпеть неудачу. Но мы не собирались сдаваться.

ДР. Каковы масштабы деятельности вашего хедж-фонда в настоящее время?

КГ. Сегодня мы управляем примерно 30 миллиардами долларов. Таков объем наших активов в последние три-четыре года.

ДР. Вы самостоятельно принимаете инвестиционные решения или делегируете их различным специалистам по инвестициям?

КГ. Мы беседуем с вами уже около тридцати или сорока минут, а в нашем хедж-фонде сегодня будут проведены операции на сумму около 3–4 процентов всего оборота акций США. Без BlackBerry. И без iPhone.

Практически 99,99 процента всех решений принимают мои коллеги. Мне нужен человек, обладающий всей полнотой информации и здравым смыслом, чтобы сделать правильный вывод. В общем, я сам не смогу принять лучшее решение, чем мой аналитик, который пять лет работал с Xerox или десять – с Amgen. Я не сделаю более удачный звонок, чем мои люди.

ДР. Говорят, что вы тратите изрядное количество времени на привлечение высококлассных специалистов по инвестициям. Это большая часть вашей работы – набирать персонал для Citadel?

КГ. За свою карьеру я провел примерно 10 тысяч собеседований. Сегодня мне предстоят еще два. И завтра тоже два. Я постоянно ищу таланты.

ДР. Если кто-то, глядя на это, говорит: «Я собираюсь на собеседование с Кеном Гриффином», как им следует себя вести, чтобы вам понравиться?

КГ. «Сделай так, чтобы они тебе нравились» – это когнитивное искажение, которое овладевает нами при отборе кандидатов. В действительности мы хотим избежать этой ловушки. Я ищу в претендентах два ключевых качества. Во-первых, я ищу их страсть. Они на самом деле любят то, что делают?

Пятнадцать лет назад у нас работала молодая женщина – выпускница одного из университетов Лиги плюща, не помню, какого именно. Ее босс как-то раз зашел ко мне в офис и сообщил: «Она собирается уйти. Она невероятно талантлива. Она хочет поступить в медицинский институт. Тебе нужно убедить ее остаться». Но я ответил: «При всем уважении, как только она войдет в мой кабинет, я предложу написать ей рекомендательное письмо». Если она хочет стать врачом, то мир обретет еще одного великого врача, и я собираюсь ей в этом помочь. Я действительно стараюсь понять, чем человек страстно увлечен в своей области, потому что страсть – это движущая сила нашего успеха. Во-вторых, я ищу людей, уже имеющих явные достижения, то есть людей с успешным опытом принятия правильных решений, уже многого добившихся в жизни.

ДР. Вы ищете людей, которые посещали очень хорошие школы и хорошо там учились, или вам все равно, в какую школу они ходили?

КГ. На этой неделе я подписал контракт с человеком, который никогда не учился в колледже. Он необычайно талантливый инженер-программист. Перед многими выдающимися инженерами-программистами открывается столько возможностей в юности, что они так и не поступают в колледж. Конечно, устраиваясь на работу, полезно иметь запись об окончании хорошей бизнес-школы в резюме. Но есть исключительные люди, которые никогда не учились в колледжах. Билл Гейтс. Марк Цукерберг. Если вы выдающийся специалист, то мне все равно, какое у вас прошлое. Для меня главное, что вы – выдающийся специалист.

ДР. Каждый, кто прочитает это интервью, поймет, что вы, очевидно, умный человек, и наверняка скажет: «Я хотел бы инвестировать с этим человеком». Можно ли инвестировать с Citadel и как это сделать? Существует ли минимальный размер вклада, а также норма доходности, на которую можно рассчитывать? Как долго нужно держать у вас свои средства?

КГ. У меня для вас плохие новости. Мы давно прекратили прием новых вкладов и сейчас не занимаемся привлечением инвестиций.

ДР. Ваше состояние дает вам массу новых возможностей, включая благотворительность. Как вы решаете, в каких благотворительных проектах участвовать?

КГ. Видите ли, для американского прогресса нет ничего важнее образования. Ничего важнее. Все начинается еще в дошкольных учреждениях и заканчивается в наших лучших университетах. Я много сделал в сфере школьного образования. Цифры ошеломляют. К примеру, возьмем Чикаго: мы потратили около 5 миллиардов долларов на городскую систему школьного образования. Самое прискорбное, что мы знаем, как обучать молодежь в Америке, но просто решили этого не делать.

Это разрывает мне сердце. Этот бой я в основном веду на политической арене, потому что именно правящая элита губит наших детей. Это непростительно. В результате возникает множество проблем, с которыми мы сталкиваемся сегодня.

Что касается высшего образования, то тут Америка – мировой лидер. Однако это вовсе не данность. Не факт, что у нас лучшие университеты в мире. Тем не менее я хочу поддержать отдельные достижения в американском образовании. Когда Гарвардский или Чикагский университет находятся на переднем крае разработки новых идей, новых концепций, будь то поведенческие финансы в Чикаго или другие проекты в Гарварде, это влияет на всю сферу высшего образования в США.

Гарвард близок и дорог моему сердцу по причине того, что он олицетворяет. Это действительно величайший банк идей, генерируемых в академических кругах нашей страны. Чикагский университет также занимает очень важное место в моем сердце по двум причинам. Некоторые мои коллеги в Citadel – его выпускники. Они помогли мне создать одну из крупнейших в мире компаний по оказанию финансовых услуг. А кроме того, в этом университете работает Боб Циммер.

ДР. Он президент.

КГ. Он президент. Да. Он каждый день борется за свободу слова. Свобода слова – вот что делает нашу страну свободной. Невероятно, но нам приходится бороться в университетских городках за свободу слова. Однако мы должны это делать. Я страстно верю в принципы Чикагского университета, о которых мы оба знаем и которые включают в себя право на свободу слова в кампусах.

ДР. Вы, безусловно, успешный бизнесмен, филантроп, коллекционер произведений искусства. Должно быть, ваши родители очень вами гордятся. Они звонят вам, чтобы выразить свой восторг? Они все еще дают вам советы?

КГ. Я уверен, что мама гордится мной так же, как я горжусь своими детьми. Мы все гордимся своими детьми. Мы нечасто об этом говорим. Я виделся с мамой вчера. Я был на конференции в Бока-Ратоне. Моя мама обычно уезжает туда на зиму. Мы пошли вместе выпить, и я получил родительский совет из серии, как стать лучшим родителем. Мы говорили о воспитании детей, потому что это очень близко моему сердцу. У меня трое маленьких детей, и мама, знаете ли, переживает: «Когда вы учились в старшей школе, я пыталась всячески поддерживать ваши интересы» и так далее и тому подобное. Вот такие они, родительские советы.

ДР. Она когда-нибудь спрашивала: «Как думаешь, какова динамика рынков? Во что лучше инвестировать?» Вкладывает ли она деньги в Citadel или у нее собственные интересы?

КГ. У мамы все под контролем. Она в порядке.

ДР. Вы были в некоторой степени вовлечены в политическую деятельность как спонсор республиканских и консервативных проектов. Что вы думаете о политике?

КГ. На протяжении многих лет я поддерживал кандидатов из обеих партий. Я живу в Иллинойсе, а это означает, что, например, в нашей гонке за пост мэра я поддержу того, кто, будучи демократом, станет наиболее дружественным из всех по отношению к бизнесу и образованию.

Вам, вероятно, известно, что я одним из первых поддержал президента Обаму, потому что он пришел ко мне как сторонник реформ в образовании. Вы хотите мой голос? Вам нужна моя поддержка? Тогда вы приходите ко мне и говорите: «Я буду бороться за образование в Америке». И я поддержу вас. Это вопрос номер один.

Вопрос номер два – это свобода. В нашей стране правительство, которое может позаботиться обо всех наших нуждах, также «заботится» о том, чтобы лишить нас свободы. Очень важно, чтобы мы как страна ратовали за свободу слова, свободу возможностей. Свободу, ради которой отцы-основатели рисковали жизнью. Для меня это важно. Кандидаты, которые действительно поддерживают личные права и личную свободу в любой ситуации, мне интересны.

ДР. Безусловно, у вас впереди еще очень долгая жизнь, но задумывались ли вы хотя бы о том, каким хотели бы видеть свое наследие, когда станете старше?

КГ. Дэвид, ради бога, мне всего пятьдесят!

ДР. Я знаю. Это совсем молодой возраст. Но Билл Гейтс в пятьдесят практически отошел от управления компанией. Джон Рокфеллер вышел на пенсию, когда ему было под сорок. Значит, вы не думали об уходе на пенсию в пятьдесят?

КГ. Рокфеллер вырос в другую эпоху. Постучите по дереву, и мы будем жить намного дольше и здоровее. Я действительно надеюсь внести вклад в развитие общества на десятилетия вперед, будь то в сфере бизнеса или благотворительности. Я хочу идти в ногу со временем.

Мне очень повезло, что я умею создавать команды и знаю, как добиваться результатов. Это не свалилось мне на голову как подарок. Я пришел к этому методом проб и ошибок. Много учился.

Своим успехом Citadel обязана тому, что мы гораздо больше, чем просто сумма частей. Если вы можете собрать правильную команду с правильной миссией, то сможете добиться великих результатов.

Особенно я горжусь тем, как Citadel Securities изменила финансовые рынки по всему миру. Если вы посмотрите, например, на процентные свопы, то увидите, что мы помогли создать конкурентную среду, благодаря которой за последние десять лет спреды между ценами спроса и предложения снизились примерно на 80 процентов. Эти деньги идут прямо в чистую прибыль пенсионных фондов, корпоративных казначейств и других структур в обществе, а не в цепочку создания стоимости на Уолл-стрит. Привнося конкуренцию на рынки ценных бумаг, мы создали огромную ценность для конечных пользователей этих продуктов.