Текст книги "Жесткий лидер. Правила менеджмента от генерала Афганской войны"

В 1930 г. Франция начала создавать свою известную линию Мажино, которая была названа в честь военного министра и ветерана Первой мировой войны Анри Мажино. Как и миллионы его соотечественников, Мажино не понаслышке знал, что такое смерть, болезни и страдания в статичной позиционной войне. Как это сделала несколько десятков лет спустя Холлоуэйская комиссия, он применил тип мышления «никогда снова», чтобы ужасы прошлого ни в коем случае не повторились.

Построенная за десять лет линия Мажино была современной версией Великой Китайской стены: непроходимая система туннелей, пути подвозов, а также связанные друг с другом сектора обстрела как для отдельных солдат, так и для крупной артиллерии. Различные подземные этажи в этой линии включали в себя не только казармы, но и госпитали, телефонные бюро и даже метро. Учитывая то, что эта линия шла вдоль французско-немецкой границы и в глубину была от 10 до 12 миль, она являлась чудом военной инженерии и устрашающим средством сдерживания любых нарушителей, которые могли прийти с Востока.

В 1940 г. немцы двинулись к линии и остановились: их маневр был ложным. В то же время танковые дивизии нанесли удар по Бельгии, Нидерландам и Люксембургу – нейтральным странам, которые практически ничем не могли защититься. С помощью улучшений в технологии танкостроения немецкие войска теперь смогли передвигаться гораздо быстрее, чем в Первую мировую войну. Они прошли по Нижним землям и нанесли удар по Франции с севера, проведя обходной маневр вокруг непроницаемой (но и недвижимой) линии Мажино. Войска «Люфтваффе» же ее просто перелетели. Ошарашенная после удара с фланга Франция сдалась менее чем через две недели.

Сегодня термин «линия Мажино» часто используется в качестве метафоры для глупости, однако реальность куда сложнее. По сути дела, линия работала так, как задумано: больше не было грязных окопов и побоищ, как это было в Первой мировой, а Германия не могла организовать вторжение через границу по земле. Аргументом может выступить то, что если бы эту линию не выстроили, то немцам удалось бы спланировать более прямой маршрут во Францию и достичь победы еще быстрее. Однако, несмотря на грозный вид этого творения Анри Мажино, его было недостаточно для новой среды, в которой были танки, самолеты и вражеское командование, которое решило не играть по правилам. Создание этой линии, вместо того чтобы сдержать атаку немцев, способствовало возникновению нового типа войны.

В 2004 г., когда мы планировали системы, которые должны были работать как часы и выжимать максимум из каждой капли горючего, мы строили ту же самую линию Мажино, только в области управления: наши необыкновенно эффективные протоколы и планы были очень хорошо разработаны, однако их было недостаточно.

Как тот генерал из пословицы, который всегда воюет в последний раз, французы разработали решение, с помощью которого они смогли бы избежать той боли, которую принесла Первая мировая война, а мы создали организацию, которая не могла бы допустить повторения позора операции «Орлиный коготь». И точно так же, как и танки, которые изменили реалии военной защиты, подъем информационных технологий нового поколения сделал эффективность, о которой говорил Тейлор, отжившей свое управленческой парадигмой.

За последнее столетие вид организационных мер, обеспечивающих успех в десантных высадках, разошелся по армии, промышленности и бизнесу. Так или иначе в сегодняшней среде эти решения являются эквивалентными провинциальным моделям ремесленничества, с которыми столкнулся Тейлор в 1874 г. В Ираке, например, непонятный, распространенный по всей сети успех нашего врага, не имеющего достаточного количества ресурсов, показывал, что АКИ догадалась об этом чуть раньше нас. Эта организация обходила нас в области управления.

МЫ ВСЕГДА ХОТИМ ОБВИНИТЬ В НАШИХ НЕУДАЧАХ ЯКОБЫ НЕ ЗАВИСЯЩИЕ ОТ НАС ОБСТОЯТЕЛЬСТВА: «ПРОТИВНИК БЫЛ РОСТОМ В ДЕСЯТЬ ФУТОВ», «МЫ БЫЛИ НЕДОСТАТОЧНО ПОДГОТОВЛЕНЫ». ЭТО ТАКЖЕ КОМФОРТ, ЗАКЛЮЧАЮЩИЙСЯ В «УДВОЕНИИ СТАВОК» НА ДЕЙСТВИТЕЛЬНО РАБОТАЮЩИЕ ПРОЦЕССЫ, БЕЗ ОГЛЯДКИ НА ИХ ЭФФЕКТИВНОСТЬ.

• Культура и структура нашего Оперативного подразделения, которая была основана на дисциплинированном, разделенном редукционизме, уходила своими корнями глубоко в историю организации армии.

• Данная организационная культура не была уникальной для армии: после промышленной революции большинство производств взяли на вооружение доктрины управления, которые были навеяны «научным подходом к управлению» Фредерика Тейлора – системой, которая отлично подходила для достижения максимальной эффективности в выполнении известных повторяемых процессов в масштабе.

• В 2004 г. мы поняли, что у данного подхода, несмотря на успешность в ХХ в., тоже есть предел. Как и линии Мажино, этого подхода было недостаточно, чтобы справляться с угрозами нового поколения. Эффективности теперь стало недостаточно.

Глава 3
От осложненного к сложному

Год 1882. На другом конце света от Тейлора и его фабрик османский губернатор Дамаска решил провести существенные реформы в сфере образования. Тарек – бедный, набожный мусульманин, который не хотел никаких реформ, пошел на площадь, залез на импровизированную трибуну и начал агитировать против правительства. Необходимо ли властям волноваться по поводу этого? Возможно. По всей вероятности, османский режим практически ничего не знает о нем, поскольку он никак не связан ни с кем из врагов режима. Однако, даже не зная Тарека как личность, режим может ожидать, что число людей, которые окажутся поблизости и послушают его, будет небольшим: о его протесте узнают только люди, маршруты которых проходят неподалеку от места, где он агитирует. Более того, городская площадь находится под контролем правительства. Если что-то пойдет не так, то оно сможет прекратить его действия практически мгновенно. Возможно, правительству придется его арестовать либо ему дадут закончить свою проповедь и уйти. Также можно с какой-то долей вероятности предположить, что он не представляет угрозы для безопасности страны.

А теперь перенесемся в 2010 г. Тарек стоит на улице в Сиди-Бузид, Тунис, и во весь голос кричит о коррупции в местной полиции. С возможностью доступа к его данным власти Туниса образца XXI в., скорее всего, будут знать о Тареке достаточно много: в какие магазины он ходит, что любит покупать, какие сайты посещает в интернет-кафе, кто его друзья в Facebook, каких религиозных и политических убеждений он придерживается. Имея нехитрые навыки и простой компьютер, они могут прийти к гораздо более точному заключению, нежели это мог сделать османский губернатор в 1882 г. Однако в 2010 г. охват выводов, которые могут быть сделаны по поводу Тарека, гораздо больше, чем может сделать правительство, поскольку он живет в куда более сложном мире.

Первый Тарек является вымышленным персонажем. Второй же – это торговец фруктами из Туниса Тарек аль-Тайиб Мохаммед Буазизи. Когда он облил себя бензином, принес в жертву, происходящее стало выходить из-под контроля с ошеломляющей скоростью: толпа устроила протест по поводу его смерти, а его двоюродный брат записал видео на свой iPhone. Видео появились на YouTube через два дня вместе с фотографией Тарека, умирающего в огне. Пошли новые протесты. Видео об этих протестах появились на Facebook. Арабы везде видели своих собратьев из Туниса на улицах. В небольшой городок Сиди-Бузид приехали не только журналисты Аль-Джазиры, но и The New York Times, а также The Guardian. Через три месяца 13-летнему правлению Хосни Мубарака, за 1400 миль, в Каире (Египет), пришел конец. Муаммар Каддафи стал терять контроль на Ливией после 40 лет правления, а в Сирии началась неуправляемая гражданская война.

Несмотря на большее, чем когда бы то ни было, количество информации об обществе в арабских странах (и об отдельных гражданах, таких как Тарек), ни одно правительство, ни один поисковик и ни одна социальная сеть не смогли спрогнозировать, что Тарек принесет себя в жертву, равно как они не смогли спрогнозировать последствия, которые за этим последуют.

Два Тарека проиллюстрировали нам несоответствие технологического прогресса, который был огромным за последние сто лет, нашей заметно ослабшей способности прогнозировать, что случится дальше. Несмотря на то, что мы знаем обо всем, что происходит в этом мире, гораздо больше, он во многих отношениях стал менее предсказуемым.

Такая непредсказуемость стала возможной не вопреки технологическому прогрессу, а именно из-за него. Технологическое развитие последних десятилетий фундаментально отличается от технологического развития эпохи Тейлора. Пока мы, возможно, думаем, что имеем возможность отследить таких людей, как Тарек, принять меры и поговорить с ними и что это улучшит наш точный «часовой механизм» управления, реальность, к сожалению, иная: эти изменения создают кардинально противоположную среду (непредсказуемо сложную), которая ставит в тупик организации, основанные на тейлоровской эффективности. Именно из-за этих изменений «удивительная машина» Оперативного подразделения, которая отлично работала на протяжении всего ХХ в., проигрывала.

Понимание того, что именно изменилось, почему сократилась способность предсказывать и как это все повлияло на руководство, было критичным для решения нашей проблемы. И мы не были в этом одиноки. В ходе анализа, который был сделан позже, стало ясно, что феномен, который мы наблюдали в Ираке, происходил в огромном количестве сфер – от агрономии до экономики.

Чтобы разобраться в проблеме двух Тареков, необходимо начать с эклектического математика и метеоролога, который работал в МТИ в 1961 г. Эдвард Лоренц использовал передовые на тот момент компьютеры, чтобы предсказать погоду на год вперед. Погода была сложной задачей. В то время как оборот кометы Галлея можно было рассчитать достаточно точно на десятки лет вперед, а приливы с отливами и затмения уже давно капитулировали перед технологиями, предсказывать погоду все еще было очень трудно. Лоренц надеялся, что новые разработки позволят ему достичь похожего уровня точного детерминизма в определении климата Земли. Он запускал компьютерные симуляции, создавал элементарные графики с целью лучшей визуализации тенденций в своих данных и надеялся распознать какую-то последовательность.

В какой-то из дней Лоренц решил избрать кратчайший путь, чтобы перепроверить одну конкретную симуляцию. Вместо того чтобы запустить всю последовательность с самого начала (компьютеры в то время были гораздо медленнее, чем сейчас), он начал с середины. Лоренц самостоятельно ввел числовые данные с более ранних выкладок, чтобы убедиться в том, что начальные условия ничем не отличались от того, что было ранее, после чего ушел за чашечкой кофе, предоставив машине время для выдачи нового прогноза. Новый круг должен был в точности повторить предыдущий, поскольку Лоренц не внес никаких изменений и дважды все перепроверил. Однако, когда он увидел новую выкладку, то был ошарашен: она настолько сильно отличалась от предыдущей, что создавалось впечатление, будто это «два разных прогноза погоды, которые фокусник достал из шляпы».

Лоренц корпел над этими результатами, пытаясь найти ошибки в компьютерном коде. После нескольких недель анализа он понял, в чем причина проблемы. И она была не в коде машины, а в данных. Две «идентичные» симуляции, которые он запустил, на самом деле практически ничем не отличались друг друга. Оригинальная последовательность, на которую обратил внимание Лоренц, была произведена алгоритмом. В памяти компьютера сохранились шесть десятичных знаков каждого из значений, однако Лоренц ввел последовательность с распечатки, которая отображала лишь три знака. Он не увидел проблемы во вводе округленных чисел с распечатки, поскольку считал, что разница между 506,127 и 506 не будет иметь никакого значения.

И она должна была быть незначительной в «часовом механизме». Расчеты, успешно предсказывающие затмения, приливы-отливы и поведение комет, просты: небольшая ошибка во вводе данных приводит к небольшой неточности прогноза (например, что затмение произойдет на пару минут раньше или позже).

Однако с погодой все иначе. Эта небольшая ошибка Лоренца, связанная с округлением, произошла в более взаимосвязанной и изменчивой среде, нежели пустота, через которую проходили орбиты кометы Галлея. На небольшие вихри воздуха могут повлиять такие незначительные и практически неизмеримые вещи, как взмах крыльев бабочки, и эти колебания могут оказать воздействие на большие вихри, а те, в свою очередь, способны изменить схему построения холодных и теплых фронтов. Цепь событий, которая может привести к экспоненциальному увеличению изначального возмущения, приводит к невозможности существования любых попыток более-менее точно предсказать погоду. Программа Лоренца работала корректно.

Когда несколько лет спустя Лоренц представил документ о своих изысканиях, он назвал его «Может ли взмах крыльев бабочки в Бразилии вызвать торнадо в Техасе?» После этого фраза «эффект бабочки» закрепилась в мировом лексиконе[6]6
  Вопреки известному мнению, корни этой концепции лежат не в рассказе Рэя Брэдбери «И грянул гром», 1952 г. Однако история описывает одну из версий того же феномена. В этом рассказе, действие которого происходит в недалеком будущем, люди используют машину времени, чтобы вернуться на тысячи лет назад и поохотиться на динозавров. Охотники не могут перенести свою добычу обратно в ХХ в., они не могут даже ступить на доисторическую землю, пока они на охоте (у них есть парящая тропа), из-за опасности, что взаимодействие с прошлым может негативно отразиться на настоящем. Но охота идет не по плану, и один из охотников случайно соскользнул с тропы и убил бабочку, запрыгивая обратно. Когда он и его проводники возвращаются в настоящее, «с воздухом что-то произошло, какое-то химическое изменение, настолько незначительное, неуловимое, что лишь слабый голос подсознания говорил […] о перемене». Язык использовался иначе, и президентом стал другой человек. Смерть бабочки, передавшаяся и усиленная миллиардами лет изменения экосистемы, привела к возникновению другого общества.


[Закрыть].

Эффект бабочки Лоренца является физическим отображением феномена сложности: не «сложности» в том смысле, который мы используем в нашей повседневной жизни, всеобъемлющее понятие для чего-то, что не является простым или интуитивно понятным, но сложности в более трудном, ограниченном, техническом смысле. Этот вид сложности трудно поддается описанию. Те, кто изучает его, часто опираются на комментарий судьи Верховного суда Поттера Стюарта по поводу оскорблений: «Я знаю, когда я вижу». Сложные вещи (живые организмы, экосистемы, национальные экономики) обладают различным типом построения взаимосвязанных элементов, часто взаимодействуют. Из-за плотности этих связей сложные системы содержат в себе слишком много переменных, и поэтому непредсказуемы. В случае с погодой небольшое возмущение в одном месте может вызвать серию ответных колебаний, которые влекут за собой непредсказуемые и порой серьезные последствия в другом месте из-за миллиардов крошечных взаимодействий, которые связаны как с причиной, так и со следствием. В экосистеме один вирус, который немного изменил свою структуру, может распространиться, как пожар, что приведет к огромному сокращению популяции, что, в свою очередь, приведет к определенным последствиям для всей остальной пищевой цепочки, вследствие чего изменится биологический порядок в этой экосистеме. В случае с экономикой крах одного банка может и не привести к негативным последствиям, однако способен также вызвать каскадное обрушение всей системы.

Сложный и осложненный – разные вещи. Осложненные вещи состоят из нескольких частей, но эти части относительно просто связаны: одна шестеренка поворачивается, за ней поворачивается другая и т. д. Работа осложненного устройства, такого как двигатель внутреннего сгорания, может быть сложной для понимания, но этот процесс можно разбить на серию аккуратных и точных взаимосвязей. В конце вам удастся довольно точно спрогнозировать, что произойдет, если активировать или изменить одну из составных частей устройства.

Сложность же возникает, когда число взаимодействий между компонентами значительно повышается: взаимосвязи, которые дают вирусам и массовым снятиям вкладов распространяться. Это именно тот случай, когда вещи быстро становятся непредсказуемыми. Подумайте о разбитии в бильярде: первый сильный удар белым шаром по цветным. Несмотря на то, что на столе всего 16 шаров и вся физика заключается в простой механике, практически невозможно предсказать, где они остановятся. В идеальном мире на невероятно ровном столе с шарами, которые идентичны до микрона, и игроком, который может ударить по шару с точностью в миллионную долю градуса, компьютер мог бы спрогнозировать, где шары замедлятся и остановятся. Однако если ввести самое незначительное отклонение в траектории конкретного шара, то тут же все шары, которых он коснется, и все шары, которых коснутся эти шары, будут также иметь отклонение. Плотность взаимосвязей означает, что даже относительно небольшое количество элементов может вызвать отклонение.

Осложненное

Сложное

Именно из-за плотности этих взаимосвязей сложные системы обладают возможностью нелинейного изменения. Линейными являются те события, результат которых пропорционален входным данным: вы можете вложить 100 или 200 долларов в облигации, которые принесут вам 5 % прибыли через пять лет. Увеличение входных данных увеличит вашу возможную прибыль с 5 до 10 долларов. Изменение результата пропорционально изменению входных данных. Такая функция может быть математически представлена в виде следующей формулы: Y = 1,05x. Человеческому мозгу комфортно с линейными функциями. Нелинейные же функции, напротив, создают нам дискомфорт. Они могут выглядеть по-разному, включая экспоненциальные функции, такие как Y = 5x, и быстро определять наши интуитивные представления о величине и масштабе. Начальные различия в основании или небольшие отклонения x приводят к значительным последствиям. Когда мы вкладываем деньги в рискованные акции, то обрекаем себя на нелинейную прихотливость сложной системы (фондовый рынок), где каждая новость или неконтролируемый биржевой маклер могут заставить акции рухнуть, подняться или оставить их цену без изменений.

Чтобы понять, насколько быстро нелинейные системы могут потерять способность быть предсказуемыми или понятными, рассмотрите игру в шахматы. Шахматы завязаны на определенных правилах, и число возможных передвижений ограничено, однако там все взаимосвязано: то, что случается с одной фигурой, меняет взаимоотношения других и их дальнейшее поведение. Джонатан Шеффер подсчитал, что в шахматах существуют 197 492 различных способа для игрока раскрыть игру в первые два хода. На третий ход число возможностей возрастает до 121 млн. Через 20 ходов становится более чем реально играть в игру, в которую вы раньше никогда не играли. Никто точно не знает, сколько вариантов игры в шахматы потенциально существует, поскольку, судя по тому, что говорит Шеффер, это число «настолько велико, что никто не станет тратить свои силы, чтобы попытаться подсчитать точное количество». Небольшое отклонение в игре в шахматы (например, если поставить пешку не на А4, а на А3) может привести к абсолютно иному результату. Также и взмах крыльев бабочки Лоренца может обусловить огромные нелинейные разрушения в будущем. Редукционистские инструкции были бы бесполезны при игре в шахматы – взаимосвязи создают слишком много возможностей.

Значимость эффекта бабочки Лоренца заключается, однако, не только в нелинейном превращении небольшого количества входных данных в большой конечный результат. Здесь также играет роль неопределенность. Увеличение возмущения не является лишь продуктом одного постоянно усиливающего фактора, который можно определить, любое количество кажущихся незначительными данных может привести (или не привести) к нелинейному усилению. Если бы каждый взмах крыльев бабочки всегда через два дня вел к урагану за полмира от того места, где она ими взмахнула, то погоду можно было бы предсказывать (но это безумие). Взмах крыльев бабочки ведет к буре, только если соблюдены тысячи других незначительных условий. Более того, эти условия настолько точны, что их практически нельзя измерить, что делает результат непредсказуемым.

Согласно идеям Тейлора об эффективности, понимание изначальных условий системы и сил, которые участвуют в ее работе, обеспечивает руководителям возможность посчитать конечный результат. Однако в сложной системе с плотными взаимосвязями (даже в такой, казалось бы, отлаженной, как игра в шахматы) необходимо огромное количество данных, чтобы делать более-менее точные прогнозы на не очень далекое или далекое будущее. В сложной системе существуют причины возникновения тех или иных событий, однако там настолько много событий, связанных таким огромным количеством прямых и непрямых путей, что результат становится практически непредсказуемым, даже если изначально он казался теоретически определенным.

Как заявлял Лоренц, «если небольшой взмах крыльев бабочки может привести к торнадо, которое может и не произойти, то он с такой же долей вероятности может предотвратить торнадо, которое может образоваться». Погода в нашем примере зависит от мириад других независимых переменных, с которыми прямо или косвенно будет взаимодействовать крыло. Как результат, при сравнении с чем-то вроде траектории кометы, развитие погодных условий имеет гораздо больший диапазон потенциальных результатов.

В популярной культуре термин «эффект бабочки», как правило, употребляется неверно. Он стал синонимичным термину «воздействие», идее чего-то небольшого, что оказывает огромное влияние, с таким же значением, как рычаг, которым можно управлять до достижения желаемого результата. Это не совпадает со смыслом представлений Лоренца. В реальности же небольшие вещи в сложной системе могут не иметь вообще никакого эффекта либо иметь значительный эффект, и узнать, какое воздействие будет оказано, практически невозможно.

Широкий спектр возможных результатов бросает вызов концепции часового механизма. В Оперативном подразделении, как и в большинстве крупных организаций, наши действия являлись продуктом нашего же планирования, а наши планы были продиктованы самой возможностью прогнозирования. (Либо, если быть более точным, наше видение возможности прогнозировать – это наша вера в то, что мы понимаем, как работают механизмы наших так называемых часов.) Однако к 2004 г. наше поле боя было больше похоже на непредсказуемые передвижения холодного фронта, нежели на стабильную траекторию кометы Галлея. Новые информационные технологии соединили отдельных личностей, таких как Тарек, с миллионами других в тесном переплетении взаимосвязей. Эти события и те, кто в них участвовал, были не только более взаимозависимыми, чем во времена предыдущих войн, но еще и очень быстрыми. Среда была не просто осложненной, она была сложной.