Текст книги "Мне еще ехать далеко..."

Глава 12

Задняя башня с «Хеллборами» Ники чуть заметно изменила угол поворота. Перемена положения башни была незначительной, но достаточной, чтобы Пол Меррит, наслаждавшийся предзакатным подобием прохлады, остался в тени. Капитан машинально отметил про себя эту любезность, о которой не просил, но не отвлек своего внимания от игры света и тени на поверхности воды. Круги от поплавка убегали вниз по течению; где-то неподалеку плавала крупная леопардовая форель.

Меррит смотал леску, выпрямился в складном кресле и взмахнул спиннингом. Яркая блесна, какой только и можно было привлечь внимание леопардовой форели, описала в воздухе дугу, замедлила полет и упала в полуметре от места, где рыболов только что видел форель, ловившую мух. Меррит слегка повел спиннингом, чтобы рыбина обратила внимание на движущуюся блесну. Это ничего не дало. Метровая форель (если она еще не уплыла восвояси) испытывала к рыболову презрение. Понимая, что допустил промах, капитан стал в очередной раз сматывать леску.

– Этот метод добывания пропитания не слишком эффективен, – заметило приятное сопрано из динамика.

Меррит громко запыхтел.

– Это не добывание пищи, Ника. Я занимаюсь подобным делом ради удовольствия.

– Удовольствие… – повторила машина. – Понятно. Вы уже посвятили ему три часа, девять минут и двенадцать секунд в стандартном исчислении, так и не поймав ни одной рыбы. Судя по всему, безуспешность всех ваших усилий и составляет «удовольствие».

– Боло не пристало проявлять сарказм, – откликнулся Меррит. Смотав леску, он проверил блесну и забросил ее снова. – Разве я подвергаю поношению твои любимые занятия?

– Я ничего не подвергаю поношению, а только наблюдаю. – Из динамика раздался негромкий женский смех.

– Ладно, наблюдай. – Меррит потянулся за фляжкой и с наслаждением глотнул.

Погода, как всегда на Санта-Крус, была жаркой и влажной, но корпус Боло XXIII представлял собой превосходный рыбацкий насест. Меррит поставил складное кресло на ракетной палубе, на высоте двадцати метров над землей. Ника остановилась у берега быстрой реки, на таком расстоянии, чтобы не свалиться в воду – важное обстоятельство, учитывая вес в пятнадцать тысяч тонн. Брызги от шестидесятиметрового водопада, приносимые слабым ветром, покрывали керамическую поверхность Ники влажной пленкой с радужными разводами и приятно холодили голый загорелый торс Меррита.

– Истинная цель моего занятия, Ника, – не рыбалка, а наслаждение бытием.

– Каким бытием?

– Не прикидывайся! Ты ведь у нас поэтесса и отлично понимаешь, о чем я говорю. Бытие – оно бытие и есть.

– Понимаю.

Из густых зарослей на другой стороне реки раздалось рычание ящерокошки, похожее на кашель; издалека донесся ответный голос второй хищницы. Одна из многоствольных пушек Ники бесшумно развернулась на звук, однако Ника не уведомила командира о своих действиях. Только дождавшись, когда он снова закинет блесну, она привлекла его внимание.

– Я не способна чувствовать так же, как люди. Мои датчики улавливают освещенность, влажность, скорость ветра и многое другое, но все эти данные я получаю в качестве результата наблюдений, а не чувств. Тем не менее могу заключить, что день чудесный.

– Так и есть… – Меррит медленно вел блесной по стремнине, надеясь на удачу. – Не слишком похоже на планету, где я вырос, да и жарковато, но все равно красиво.

– У меня недостаточно данных по Геликону, но, согласно имеющейся в моем распоряжении информации, говоря «жарковато», вы сильно преуменьшаете свои истинные чувства, господин капитан.

– В общем-то, нет. Люди легко приспосабливаются, к тому же я давно не был на Геликоне. Сейчас я не отказался бы от холодного циклона. А еще, – его голос стал мечтательным, – мне хочется показать тебе ледниковые поля Геликона или добрую вьюгу. Санта-Крус – неплохая планета. Жаркая и сырая – да, зато красивая и живая. Но снег тоже по-своему красив. Жаль, что я не могу его тебе показать.

– Никогда не видела снега.

– Знаю. Ты ведь всю жизнь прожила на планете, где его никогда не бывает.

– Не совсем так. На полюсах выпадает за год по нескольку метров снега.

– Когда ты в последний раз была за Полярным кругом?

– Один-ноль в вашу пользу. Я просто хотела подсказать, что если вам недостает явления снегопада, то есть возможность его понаблюдать.

– Я и так знаю, что такое снег, Ника. Я же сказал, что хотел показать его тебе.

– Почему бы вам не захватить туда тактический датчик и не записать это явление? Благодаря этому я смогу…

– Ника, Ника!.. – Меррит вздохнул. – Ты никак не поймешь… Я не хочу снабжать тебя показаниями датчика, записавшего снегопад. Мне бы хотелось, чтобы ты сама его увидела! Понимаешь, показать то, что ты любишь, это и есть дружба.

В этот раз молчание воцарилось надолго, и Меррит нетерпеливо нахмурился. В молчании угадывалось нечто новое, может быть, неуверенность. Он еще подождал и кашлянул.

– Ты в порядке, Ника?

– Конечно, господин капитан. Все системы функционируют на девяносто девять целых девятьсот шестьдесят три тысячных своих возможностей.

Меррит встрепенулся. Ответ показался ему странным: он прозвучал, как цитата из книжки. Так полагалось рапортовать исправно работающему Боло. В голове мелькнула тревожная догадка: видимо, в том-то и дело, что он услышал ответ Боло, а не Ники…

Однако он не успел сформулировать свою мысль: леска натянулась, потом ее сильно рвануло. Механизм завертелся, как бешеный, разматывая леску, способную выдержать семьдесят килограммов. Меррит в восторге вскочил. Недавняя озабоченность была мгновенно вытеснена взрывом детской радости.

Я наблюдаю посредством камер за командиром, старающимся вытащить из воды леопардовую форель. Ему попался крупный представитель вида, который так яростно пытается уйти, что внимание командира обращено только на него. Я благодарна форели, иначе я выдала бы себя.

Дружба… Командиру хочется показать мне снегопад, как другу. Он впервые прибег к этому слову для выражения своего отношения, своих чувств ко мне. Это прозвучало без усилия, но мой анализ человеческого поведения показывает, что фундаментальные истины чаще и полнее выражаются обыденной речью, нежели в официальных заявлениях. Представляется, что в природе человека скрывать мысли и убеждения даже от самого себя, если эти мысли и убеждения противоречат основополагающим нормам или так или иначе представляют угрозу для того, кому они принадлежат. Я не считаю это трусостью. Людям не свойственна моя многонацеленность, они не способны отделить одну функцию от другой и перевести отвлекающую информацию в пассивную память, а потому подавляют, временно или постоянно, все, что может помешать эффективной деятельности, которую они в данный момент осуществляют. Вероятно, человечеству пошло бы на пользу заимствование системных функций, которыми оно само оснастило мою психотронику, хотя, поступи люди так, они перестали бы быть теми, кто меня создал.

Однако, даже будучи подавленными, человеческие мысли не стираются окончательно. Они остаются на подсознательном уровне, сохраняя способность воздействовать на поведение, подобно той потаенной мысли, которая влияет на поведение моего командира.

Он, сам того не заметив, назвал меня своим другом. И я не верю, что командир называет меня так без всякого основания. Я замечала, как иной раз смягчается его голос, как он улыбается, обращаясь ко мне. Возможно, более современный Боло не обратил бы на все это внимания, однако я задумана, сконструирована и запрограммирована как раз таким образом, чтобы улавливать все грани эмоций.

Мой командир пошел дальше синдрома идентификации с руководством. Для него не существует более разницы между человеком и машиной. Я перестала быть для него изделием, плодом человеческой изобретательности, а превратилась в личность, в индивидуальность, в друга.

Это неприемлемо. Армейский офицер не должен забывать, что его машина, при всей своей разумности, не является человеком. Боло – аппарат, конструкция, орудие войны, и ничто не должно помешать командиру полностью использовать его по назначению. Мы – воины на службе человечества, возможно, соратники и товарищи на ратном поле, но не более того. Дальше этого мы заходить не должны, поскольку в противном случае наши командиры откажутся нами рисковать, что и произошло с моим командиром на Сандлоте.

Все это мне известно. В этом и состоит сердцевина военной доктрины взаимодействия человека и Боло, стратегии, сохранявшей Конкордат на протяжении девяти столетий. Однако ценность моего знания равна нулю, ибо оно ничего не меняет. Командир считает меня своим другом. Более того, пусть сам он пока этого не сознает, но я для него – даже больше, чем друг.

Я наблюдаю, как он смеется, освещенный солнцем, сражаясь с леопардовой форелью. Его глаза сверкают, кожа блестит от пота. Вибрирующая сила его жизни и счастье, переполняющее его, так же очевидны для моей схемы, разбирающейся в эмоциях, как очевиден свет солнца Санта-Крус для моих датчиков.

В меня заложен потенциал бессмертия. При наличии адекватного обслуживания не существует внутренних причин, по которым бы я прекратила существование, хотя это наверняка произойдет. Рано или поздно я паду в бою, как подобает развернутой боевой единице; даже если меня минет эта участь, все равно наступит день, когда я так устарею, что больше не будет смысла сохранять меня на вооружении. Однако потенциал бессмертия у меня существует, тогда как мой командир его лишен. Он – существо из плоти и крови, уязвимое, как мотылек, по сравнению с мощью моего вооружения. Его смерть, в отличие от моей, неизбежна, однако что-то внутри меня восстает против этой неизбежности. Это не просто фундаментальный, программный императив защиты и сохранения человеческой жизни, который я разделяю с любым другим Боло, но и мой личный императив, применимый лишь к одному человеку.

Он уже не только мой командир. К огромной своей тревоге, я теперь гораздо лучше понимаю стихи из своей библиотеки, ибо, как и командир, повинна в запретном.

Я узнала, что такое любовь, и при всем своем великолепии это знание – горчайший плод.

Сидя в своей каюте со стаканом виски, Ли-Чен Матусек раздумывал об операции, которую вынужден был проводить. Теперь, оглядываясь назад, он хорошо понимал, что «мистер Скалли» просто втравил его в это гиблое дело. Конечно, задним умом все крепки, и толку от него ни на грош. Но ввиду отчаянности положения, в котором генерал оказался после фиаско на Рикснаре, он не видел иной возможности вынырнуть на поверхность. Не согласись он на эту операцию, бригада перестала бы существовать не позже, чем через три месяца.

К тому же, не окажись на планете злосчастного Боло, операция вовсе не выглядела бы безнадежной. Огневая мощь «мародеров» теперь в девять раз превышала прежнюю, а на Санта-Крус об их приближении не знала ни одна живая душа. Тамошняя милиция, составленная из неотесанной деревенщины, будет застигнута врасплох и моментально рассеяна. «Росомахи» не протянут и нескольких секунд. А к тому времени, когда остатки обороняющихся сообразят перегруппироваться, в живых не останется почти никого.

Он стиснул челюсти. Думать о поголовном уничтожении гражданского населения проще, когда для этого нет средств. Теперь же эти средства у него были, зато не оставалось выбора: приходилось действовать, поскольку «Скалли» был прав по крайней мере в одном: силы, способные так блестяще перевооружить целую бригаду, увенчав дело двумя «Големами», наверняка располагали возможностями стереть «мародеров» в порошок, если те позволят себе выразить малейшее несогласие.

К тому же он не прочь был поохотиться на мирных жителей. На его счету имелись даже массовые убийства граждан Конкордата. Разумеется, эти жертвы всегда объявлялись «случайными потерями», побочным результатом операций, а не главной их целью, но такие смысловые нюансы не меняли существа дела. Чертов «Скалли» опять прав: работа «мародеров» в том и состоит, чтобы убивать людей; но на сей раз упражнения в массовых убийствах обещали принести особенно крупный барыш.

Матусек знал, что истинная причина его хандры не в дурацком сострадании, а в проклятом Боло. Ему доводилось наблюдать бригаду «Динохром» в деле – это было еще до того, как его собственная армейская карьера резко оборвалась из-за операций на «черном рынке» на Шингле; с тех пор ему не хотелось, чтобы его противником выступал Боло, пусть и устаревший. Боло были почти неуязвимы.

Но и здесь «партнеры» Скалли казались убедительными. Модель Боло XXIII относилась к антиквариату; автономен он или нет, по своим базовым характеристикам он в подметки не годится «Голему-III». К тому же, если план Скалли сработает, его командир, как и вся милиция, окажется мертв еще до того, как успеет спохватиться.

Если сработает… На самом деле Матусек не был большим специалистом в области реального боя. Возможным клиентам он мастерски морочил голову, но в действительности прославился на ниве войскового интендантства и финансов. Именно по этой причине он находился в рабской зависимости от боевого опыта Луизы Гранджер.

С другой стороны, почему бы плану не сработать?..

Он выругался и опрокинул очередную порцию виски, после чего встряхнулся, словно злой и уставший медведь. Сработает план или нет, выбора у него не оставалось. Без конца терзаться сомнениями – последнее дело. Будь что будет!

Он с чрезвычайной тщательностью закрутил крышку бутылки, тяжело поднялся из кресла и заковылял к кровати.

Глава 13

– Ну как, сынок, освоился на Санта-Крус?

Лоренцо Эстебан с ухмылкой наклонился, чтобы подлить Мерриту дынного бренди. Они сидели на широкой веранде гасиенды Эстебана, глядя на бескрайние поля винной дыни, земной пшеницы, ржи и кукурузы, залитые светом двух из трех маленьких лун Санта-Крус. На западе мерцало слабое зарево – там находилась столица, Киудад Боливар. По полям сновали огоньки: это трудились автоматические земледельческие агрегаты. Веранду обдувал ветерок, пропускаемый специальным экраном, представлявшим собой непреодолимую преграду для местных мотыльков, и по совместительству – светлячков. Ночь выдалась спокойной. Тишину нарушали только стрекот насекомых, звон стаканов и бульканье виски.

Меррит вздохнул и вытянул вперед ноги.

– Начинаю осваиваться, Лоренцо, – лениво ответил он. – Все не привыкну к жаре и сырости. Наверное, я как был, так и остался мальчишкой с гор Геликона. Такие места никогда не забываются.

– Не знаю… – протянул Эстебан, поставив бутылку на пол у ножки кресла и поворачивая пальцами стакан. – Я отсюда всю жизнь ни ногой. Даже не представляю, как это – очутиться где-то еще… Если бы пришлось, то, небось, помер бы от тоски.

– Значит, вам повезло, что вы отсюда не отлучались. – Меррит отхлебнул виски и зажмурился, наслаждаясь приятной теплотой. Он взял за правило минимум раз в неделю навещать Эстебана или его приятелей. Существование Ники более не являлось военной тайной, и он понимал, как опасно жить отшельником, пусть даже и с Никой в роли Пятницы. К тому же старик пришелся ему по душе. Мерриту даже нравилось, когда тот называл его «сынок» или «мальчик». Иногда ему надоедало быть капитаном Полом Мерритом, бывалым воякой, и отеческая фамильярность старого фермера навевала воспоминания детства.

– Позавчера поболтали с Энрике, – сообщил Эстебан, прерывая задумчивое дружеское молчание. – Говорит, неплохо сбыл последний груз дынь. На следующей неделе они с Людмилой и детьми возвращаются домой. – Он фыркнул. – Не знаю, понравились ли им огни цивилизации…

– Говорите, возвращаются? – отозвался Меррит. – Вот и славно!

Эстебан кивнул. Энрике был младшим сыном Эстебана, коренастым, спокойным, крепким фермером примерно одного возраста с Мерритом. Меррит испытывал к нему симпатию. У него и у его папаши, в отличие от Ники, он иногда выигрывал в шахматы. Энрике с женой делили со стариком одну крышу, и Меррит знал, как Лоренцо соскучился по ним, в особенности по внукам.

– Держу пари, что больше всего вы стосковались по Людмилиной стряпне, – сказал Меррит, вызвав у Эстебана одобрительное хмыканье.

В действительности Людмила Эстебан выполняла на гасиенде функции специалиста по кибернетике. Несмотря на свое далеко не блестящее образование, она не раз демонстрировала Мерриту потрясающую смекалку, и он хоть завтра назначил бы ее главным конструктором по Боло. Все время, остававшееся у нее от хлопот по дому, она посвящала обслуживанию фермерской техники, что вполне устраивало мужчин. Лоренцо за свою жизнь немало повозился с техникой, и наклонности Людмилы гарантировали ему возможность отдаваться любимому делу – приготовлению еды.

– Сынок, – молвил Эстебан, – единственное, что умеет Людмила и не умею я – кроме штампования ребятишек, это дело они с Энрике неплохо освоили, как я погляжу, – так вот, единственное, чего я не умею, так это заставлять работать проклятый культиватор со стороны реки. Ума не приложу, как подобное у нее выходит, – видать, просто хватает упрямства. Эту дрянь следовало отправить в утиль еще в те времена, когда Людмила лежала в пеленках.

– Да, у нее легкая рука, – согласился Меррит.

– Еще какая! Мне с ней не сравниться. А ведь и я в молодости неплохо смыслил в электронике. – Эстебан выпил еще виски и крякнул. – Кстати, об электронике… Летное поле последние три дня кипит, как муравейник. – Меррит насторожился. Эстебан махнул рукой. – На этой неделе милиция будет тренироваться на своих «росомахах», вот они и проверяют все системы.

– Разве уже на этой неделе? – удивился Меррит. Где-то глубоко забрезжила смутная мысль.

– Да. Консуэла передвинула маневры на десять дней вперед, потому что в этом году рано созреет второй урожай. В разгар уборки ребят не собрать.

– Понятно. – Меррит прижал стакан к потному лбу – даже поздние вечера на Санта-Крус были для него слишком жаркими – и закрыл глаза. За время пребывания на планете он успел перезнакомиться почти со всем личным составом милиции. Все парни были типичными провинциалами, подобно Эстебану, однако их профессиональные навыки и выносливость оказались для капитана приятным сюрпризом. Впрочем, он тоже вырос на приграничной планете, а население подобных мест всегда готово к отпору. Жителям приграничных планет никогда не забыть, что они населяют дальние рубежи Конкордата, и любая напасть, грозящая человечеству, в первую очередь обрушивается на них; они же становятся первыми жертвами подонков рода человеческого, поднимающих руку на своих соплеменников. Милиция Санта-Крус не блистала выправкой и ладностью формы, а их «росомахам» было самое место в музее, зато она знала боевое ремесло. Меррит не завидовал потенциальным налетчикам, которым пришлось бы иметь с ней дело.

А вообще-то, если призадуматься…

– Скажите, Эстебан, вы не думаете, что полковнику Гонсалес требуется помощь в проведении учений?

– Помощь? Ты о чем, сынок?

– Собственно… – Меррит открыл глаза, сел прямо и развернул свое кресло, чтобы видеть собеседника. – Как вам известно, я готовлю отчет о боеготовности Боло Ноль-Ноль-Семь-Пять. – Он старался не упоминать Нику по имени. Жителям Санта-Крус было невдомек, что командиры Боло обычно называют своих подопечных не цифровыми обозначениями, а человеческими именами, и он боялся оговорок, которые могли стать намеком на подлинные возможности Ники.

– Пару-тройку раз я от тебя об этом слышал, – с улыбкой согласился Эстебан.

– Это важная работа, учитывая возраст установки. В Центре не очень хорошо представляют себе операционные параметры модели XXIII. Ввиду неполноты информации я стремлюсь испытать машину.

– А кроме того, тебе нравится с ней возиться. – Проницательность Эстебана вогнала Меррита в краску. Старик усмехнулся. – Не дрейфь, сынок! Думаешь, мне не хотелось бы покататься по джунглям на такой штуковине? Я видел на метеосъемке, каких следов ты понаставил вокруг ангара. Все деревья с корнем повырывал!

– Ваша правда… – Меррит усмехнулся. – Мне это действительно по душе, но я стараюсь не покидать пределов военной базы. Мне меньше всего хочется нанести ущерб какому-нибудь заповеднику или чьей-нибудь собственности.

– Планета большая, – великодушно молвил Эстебан. – Катайся, сколько влезет, никто на тебя не в обиде.

– Наверное, вы правы. Но я подумал: если полковник Гонсалес собирается тренироваться на «росомахах», почему бы не предложить ей «семь-пять» на роль агрессора, которому она будет противодействовать?

– »Росомахи» против Боло? В настоящем бою это было бы мгновенным самоубийством.

– Несомненно. Но экипажам пригодится опыт, а я получу дополнительные данные для отчета. Я устраиваю для «семь-пять» компьютерные имитации сражений, но не могу провести настоящие полевые испытания за неимением другого Боло в роли противника.

– Может, и так… – Эстебан поскреб подбородок. – А ты подумал, что станет с джунглями, если в них начнут резвиться четырнадцать «росомах» и Боло?

– Все пространство на двести километров на юг от летного поля принадлежит армии. Полагаю, сейчас можно говорить, что оно принадлежит мне, поскольку, при всем моем уважении к командованию, я являюсь старшим и вообще единственным офицером Конкордата на планете. Если полковник проявит интерес к моему предложению, мы могли бы устроить маневры между полем и ангаром. Можно было бы даже сыграть в две игры: в одной милиция стала бы агрессором, напавшим на ангар, в другой защищала бы летное поле. Вторая игра получилась бы даже полезнее первой.

– Почему?

– А потому, – с улыбкой ответил Меррит, предлагая наживку, от которой полковник Гонсалес ни за что не отказалась бы, – что милиция Санта-Крус наверняка не знает об одной «мелочи»: ангар оснащен полной планетарной разведывательной системой.

– Ты шутишь, сынок? – нахмурился Эстебан. – Я тебя знаю: ты не любишь рассказывать басни. Но учти, я присматриваю за полем, навигационными и коммуникационными спутниками и сетью погодного мониторинга вот уже тридцать три года, и ни разу не видел никаких разведывательных спутников.

– Тем не менее они есть, Лоренцо, даю слово. Я бы удивился, если бы вы их увидели: недаром они неуловимы! Суть в том, что если полковник проявит интерес к моему предложению, я смогу подавать информацию с этих спутников прямо в «росомахи». Еще можно перепрограммировать систему связи ангара, чтобы ваша милиция получила постоянный разведывательный канал. – Он опять улыбнулся, но его взгляд стал серьезным. – Сами знаете, как это полезно: мало ли что…

– Не спорю, Пол. – Эстебан еще почесал подбородок и улыбнулся. – Консуэла всегда была кровожадной бабенкой! Держу пари, ей захочется заполучить твою планетарную разведывательную сеть. Сдается мне, вас ждет свидание!

– Вы все приготовили, чтобы у Лафтберри не было в ваше отсутствие проблем, Клифф?

Полковник Клифтон Сандерс из соединения технического обеспечения бригады «Динохром» положил на стол начальника толстую стопку чипов и улыбнулся.

– Здесь все, сэр. Перед уходом я переговорил с Шинемацу. Он ускорит осуществление всех моих проектов. Думаю, в случае возникновения трудностей майор Лафтберри все решит с ним.

– Отлично. – Бригадный генерал Винчиски одобрительно посмотрел на подчиненного. – Вам давно пора в отпуск, Клифф. Вы считали, сколько времени тут проторчали?

– Что поделать! Я люблю свою работу и не обременен семьей. Почему бы не использовать время с толком?

– Не могу вас осуждать за такую жизненную позицию, хотя иногда чувствую себя виноватым перед вами. Каждому время от времени необходим перерыв, надо давать отдых мозгам. Четыре года без отпуска – это уж слишком. Больше я такого не допущу.

– Не самое плохое распоряжение, сэр. – Сандерс усмехнулся. – С другой стороны, мне почему-то кажется, что вы запоете по-другому, если я затребую часть отпуска в самый разгар следующей проверки эффективности нашей деятельности.

– А вы бы на моем месте что сделали? Ладно, выметайтесь! Увидимся через два месяца.

– Слушаюсь, сэр. – Сандерс вытянулся, отдал честь и вышел из кабинета. По пути он поприветствовал генеральского секретаря, но в действительности едва его заметил: тревога не покидала полковника.

Почему именно сейчас, черт возьми?! Десять лет он посвятил подготовке к выходу в отставку! Еще годика два, максимум три – и все было бы готово. Теперь же все его труды могли пойти насмарку. Приходилось рисковать еще больше.

Сначала все выглядело до смешного просто. Он был не первым офицером, обеспокоенным своей судьбой после завершения воинской службы, и не первым принимал меры для решения этой проблемы. Крупные корпорации, особенно те, что, подобно «ГалКорп», были тесно связаны с военными, нередко предлагали вышедшим в отставку старшим офицерам роль консультантов и лоббистов. Особенным спросом пользовались бывшие офицеры бригады «Динохром» ввиду стратегической значимости Боло для Конкордата, но настоящая охота шла за теми из них, кто обладал боевым опытом. Ведь к таким прислушивались даже сенаторы Конкордата.

На свою беду, Клифтон Сандерс не был боевым офицером. Несмотря на должность старшего офицера-техника в Секторе Урсулы, он не был даже техником. В действительности он был администратором, одним из тех незаменимых людей, которые управляют потоками денег, материалов, информации и без которых никто, включая блестящих боевых офицеров, не мог бы исполнять свой долг. Без людей, подобных Сандерсу, бригада «Динохром» превратилась бы в беспомощного левиафана. Тем не менее они были невидимками, не способными после отставки претендовать на ответственные и высокооплачиваемые посты в гражданской сфере.

Зная все это, Сандерс стремился обратить на себя внимание еще до отставки. Вот уже десять лет он был в Бригаде глазами и ушами «ГалКорп». Это даже помогало его военной карьере: ведь важность информации, которой он делился, зависела от его должности! «ГалКорп» умело способствовала его служебному росту, заботясь о том, чтобы он оказывался на должностях, выгодных и ему, и корпорации.

Четыре года назад он занял с ее помощью свой теперешний пост ответственного за техническое обслуживание всех в Секторе. Он согласился на него не без колебаний, ибо Урсула не была центром Вселенной; чашу весов склонил доступ к гигантским пластам информации. Теперь ему казалось, что он является более лакомым кусочком, чем его коллеги в центральных секторах. Степень доступа к информации у всех была одинаковой, но удаленное, приграничное расположение его сектора обеспечивало большую свободу маневра и снижало вероятность того, что агенты безопасности вскроют его деятельность, выходящую за рамки служебных обязанностей.

Он сполна расплатился по всем счетам… С этой мыслью он вышел из лифта на первом этаже, подозвал аэротакси, ввел координаты маршрута в бортовой компьютер и откинулся на сиденье. Данные, предоставленные им корпорации «ГалКорп», тянули при самом скромном подсчете на многие миллионы. Невидимые боссы получали от него сведения неоценимой важности не просто так, а под гарантии высокого поста в корпорации. А теперь…

Такси взмыло в воздух и устремилось к космопорту имени Хиллмана. Надо было отказаться… И он бы обязательно отказался, если бы не увяз по горло. Он уже нарушил столько правил безопасности, что его судьба в отставке была бы совершенно определенной, если бы в Бригаде пронюхали о его делишках. Конкордат до конца жизни избавил бы его от забот о хлебе насущном, поместив в четырех негостеприимных стенах…

Он прочно сидел на крючке. Сопротивляться было совершенно бессмысленно. Он знал, на кого работает, но никак не мог этого доказать. На сделку со следствием, обеспечивающую неприкосновенность, рассчитывать не приходилось. «ГалКорп» в любой момент могла спустить его в унитаз, не забрызгав собственной юбочки, и наверняка так и поступила бы, прояви он строптивость.

Он настолько погрузился в свои невеселые мысли, что не заметил, как такси доставило его к космопорту и начало снижение. Прежде чем выйти на транспортер для пешеходов, он расплатился жетоном в пять кредитных единиц, не прибегнув к карточке. Получив от компьютера сдачу, он вылез наружу и проводил такси взглядом.

Стоя на транспортере, Сандерс затравленно огляделся. Он знал, что ведет себя глупо, но ничего не мог с собой поделать. Служба безопасности не знала его замыслов, в противном случае он бы уже распрощался со свободой. Тем не менее навязчивое стремление выискивать в толпе преследователей было сильнее его.

Браня себя за трусость, он въехал в терминал. Место было забронировано, но ему пришлось трижды менять транспортеры, прежде чем он оказался на посадочном трапе пассажирского челнока «ГалКорп Лайнз». Проверив его билет, стюард пригласил пассажира в салон первого класса.

– Вот ваше место, полковник Сандерс. Приятного полета!

– Благодарю. – Сандерс опустился в удобное кресло, вздохнул и закрыл глаза. Он до сих пор не ведал подробностей задания и всей душой хотел надеяться, что так и не узнает. Однако он понимал, что надеждам не суждено исполниться. В челноке его должны были поджидать трое «партнеров» с исчерпывающими инструкциями. Данные, которые ему уже пришлось добыть, определенно указывали конечную точку маршрута.

Санта-Крус… Задание наверняка имело какое-то отношение к старому Боло на этой планете. Но зачем засылать туда офицера его профиля?