Текст книги "Человек-Паук. Веном-фактор"

– Слушай, Дон, может, поужинаем как-нибудь все вчетвером?

– Ох, Пит, ты знаешь, каково это, – пробормотала та, по-прежнему не отвлекаясь от работы, – каких трудов мне стоит оторвать Рона от его компьютеров… или малютки-дочери. – Она улыбнулась. – Может, тебе стоит пригласить на ужин ее?

– Лучше не надо, – ответил Питер, выпрямляясь, – ЭмДжей меня со свету сживет, если узнает, что я заинтересовался женщинами помоложе. Слушай, если не получится раньше, увидимся осенью, когда начнутся занятия, лады? – Он помахал ребенку. – Пока, красотка.

– Агук, – ответила та, пока Питер закрывал за собой дверь.

Спустя некоторое время он переоделся в паучий костюм и забрался в вентиляционную систему научного комплекса. Пока Паучок незаметно передвигался от одного места к другому, проверяя, остались ли все воздуховоды на тех местах, где он их запомнил, ему хватало времени подумать о самых разных вещах. О том, что уже очень давно стоит позвонить тете Мэй, что он снова забыл купить стиральный порошок и о куче других вещей. Но ни одна из них не могла отвлечь его от маленького свинцового контейнера, прикрепленного паутиной к его поясу. Кожа под ним зудела.

Он, разумеется, знал: содержимое контейнера не могло быть в ответе за этот зуд. Он прочный, целый, а радиоактивность его содержимого – довольно низкая. И все же Питеру казалось, будто у него там все чешется.

Очень медленно день превратился в вечер. Аудитории начали пустеть и запираться на ключ, огни принялись гаснуть, а люди – выбираться на ужин. Подумав, что вид снаружи, пожалуй, полезнее вида изнутри, Человек-Паук, выбрался из вентиляционной системы и вернулся в главное здание, в крошечный чуланчик, откуда открывался вид на научный комплекс. Если поднять створку его грязного окна до самого верха, то он как раз сможет протиснуться внутрь. Внутри его нельзя заметить. И он ждал там, пока тени росли и сгущались в сумерки…

…а затем внутри него что-то екнуло, очень слабо, всего один раз – ощущение приближающейся опасности.

«Химикат выветрился, – радостно подумал Человек-Паук, и его пульс участился, – паучье чутье возвращается». Он ликовал, пусть даже это легкое покалывание возвещало появление проблем.

С улицы донесся слабый, но сразу узнаваемый гул очень маленьких и навороченных реактивных двигателей.

«Он даже не стал дожидаться, когда окончательно стемнеет, – подумал Паучок, – нетерпеливый болван».

Паук наклонился вперед, наблюдая за тем, как реактивный глайдер с возвышающейся на нем зловещей фигурой Хобгоблина приземляется во дворе. Злодей стоял спиной к Человеку-Пауку.

– Шоу начинается, – пробормотал Паучок себе под нос.

«А это будет интересно», – подумал он. Хотя в стенах кафедры ядерной физики имелись окна, их было очень мало и все они были крошечными. Большая часть света попадала в помещение через стеклянную черепицу. Хобби же это, судя по всему, вообще не волновало. Он подвел глайдер к дальнему концу здания, где хранилось наименее важное оборудование, и просто швырнул во внешнюю стену тыквенную бомбу.

Мощный взрыв сотряс здание, часть задней стены рухнула. Послышались сигналы тревоги, но Хобгоблину явно не было до них дела. Он устремился в открывшийся проем.

«Как я и думал, – Человек-Паук выпрыгнул из открытого окна и перенесся через двор, – кто-то рассказал ему, где находится какое оборудование. Что повредить нежелательно и о чем можно не беспокоиться».

Паучок начал поспешно обматывать паутиной почти весь фасад здания за исключением проделанного Хобгоблином отверстия. Паутина соответствовала традиции садовых пауков и представляла собой сеть с довольно мелкими ячейками, крепящуюся к земле. Когда весь фасад оказался закреплен, Паук подошел к отверстию и закрыл его аналогичной паутиной. Он как раз закончил половину работы, когда в глубине здания показался Хобгоблин. Он парил на своем реактивном глайдере, ошарашенно уставившись на Человека-Паука.

Паучок оказался также немного шокирован, поскольку злодей прикрепил к днищу своей реактивной повозки большой сейф, и, к вящему удивлению стенолаза, глайдер даже смог оторвать эту штуку от поверхности.

– Ну, хорошо, Хобби, – максимально спокойно произнес Человек-Паук, – положи эту штуку туда, где взял.

Шокированное выражение не задержалось надолго. На лице Хобгоблина расплылась мерзкая ухмылка.

– Ты, должно быть, пошутил, Человек-Паук, – со смехом произнес он. Достал очередную тыквенную бомбу и небрежно бросил ее в ближайшую стену.

Раздался очередной мощный взрыв. Обломки кирпичей и сломанные части оборудования разлетелись во все стороны, и Человек-Паук на мгновение горько прикинул, в какую сумму обойдется ремонт.

– Сайонара, жук! – воскликнул Хобгоблин и без промедления рванул в только что проделанную дыру.

А следовало бы помедлить. Злодей тут же на полной скорости угодил прямиком в ловушку: паутина поймала и удержала его. Человек-Паук разорвал сеть и быстро прыгнул в первое отверстие докончить дело. Он за считанные секунды упаковал Хобгоблина как особо хрупкий ценный груз, тот дергался и ругался, но пользы от этого не наблюдалось. Через несколько секунд злодей только и мог, что молча прожигать Человека-Паука гневными взглядами, – паутина крепко опутывала его с головы до ног, и он ничего не мог с этим поделать. Не мог дотянуться до бомбы, не мог ее кинуть, не мог выпустить заряд из своих энергетических перчаток, не поджарив при этом себя. Привязанный глайдер опустился на пол вместе со своим свинцовым грузом.

– А теперь, – тихо произнес Человек-Паук, – нам с тобой нужно кое-что обсудить.

– Возможно, – раздался позади низкий голос. – Но мы думаем, что наша беседа с этим… существом… имеет бо́льший приоритет.

Человек-Паук оглянулся. Там, на фоне паутины и проделанного Хобгоблином отверстия, красовался темный силуэт Венома. Симбиот медленно улыбнулся, и его жуткий змееподобный язык потянулся к Хобгоблину.

– Нам с тобой надо прекращать встречаться при таких обстоятельствах, – раздраженно произнес Человек-Паук, – а не то слухи поползут. Это всего лишь обычная, старомодная кража радиоактивных материалов. Тебе не о чем волноваться…

– Мы так не думаем, – ответил Веном, медленно шагая к Хобгоблину. Тот оказался так плотно упакован, что даже не мог говорить, лишь издавал нервные, успокаивающе звучащие похрюкиванья.

– Один лишь факт, что он крадет радиоактивные материалы, – произнес Веном, – намекает на его замысел. Другие «мы», о которых постоянно говорят в новостях, также их крадут, разве нет? – Он медленно приближался к Хобгоблину. – Ты, полагаю, убиваешь двух зайцев с одного удара. Реализуешь какую-то мерзкую преступную махинацию и спихиваешь вину на кого-то другого. И они все это слопают, не так ли? Медиа. – Веном ухмыльнулся жуткой клыкастой улыбкой и начал пускать слюни в предвкушении. – Еще никто и никогда не пытался провернуть с нами подобную наглость. Такие действия с твоей стороны заставляют усомниться в твоем праве на дальнейшее существование. А раз так…

Щупальца симбиота поползли к Хобгоблину, схватили его, паутину, глайдер, сейф и вообще все и встряхнули, как обычный человек мог бы потрясти другого за лацканы пиджака.

– Прежде чем мы очистим твои кости от плоти и завяжем их бантиками у тебя на глазах, мы хотим знать – почему?

Хобгоблин издавал приглушенные, отчаянные звуки. Темные щупальца Венома превратились в бритвы. Они опустились на паутину и начали разрезать ее, кромсать, рвать на части.

– Эй, погоди секундочку! – воскликнул Человек-Паук. – Я потратил столько времени, чтобы его вот так обмотать! – Он прыгнул на Венома и начал оттаскивать от Хобгоблина.

Руки Венома были заняты. Часть щупалец – все еще острых как бритва, смертельно опасных, как любой нож, – отвлеклась от пленника, чтобы заняться Человеком-Пауком. Паучок увернулся от них, и смог – хотя и только в силу занятости Венома – опутать паутиной и симбиота.

Последовавшая за этим борьба казалась немного хаотичной: Веном пытался разорвать паутину, щупальца извивались и струились между нитями, пытаясь добраться до Паучка, Человек-Паук выпускал все новые и новые порции паутины, отчаянно надеясь, что та не кончится у него в самый ответственный момент – ведь на здании он использовал немало запасов. Они с Веномом двигались назад и вперед, разбрызгивая паутину, перерезая ее, щупальца хватали, запутывались, освобождались и снова запутывались…

…пока гул реактивных двигателей глайдера не заставил их обоих замереть на месте.

Глайдер медленно, но постепенно разгоняясь, поднимался прочь от пролома в стене. Клочья паутины свисали с него, глайдера и сейфа – и все это вместе поднималось на недосягаемую высоту.

– О нет, – простонал Паучок. Он подскочил к проему и отчаянно выпустил паутинную нить вслед удаляющейся фигуре, но реактивный глайдер резко дернулся в сторону, поднялся над стеной колледжа и скрылся из виду.

Яростно сверкая глазами, Веном выпутался из последних ошметков паутины.

– Болван. Теперь он улизнет и закончит ту жуткую вещь, которую начал! Не говоря уже о том, что продолжит выдавать себя за нас! И теперь уже не скажешь, куда он отправится дальше…

Человек-Паук ничего не сказал. Пока Хобгоблин удирал, Паучок успел заметить: его маячок по-прежнему крепился к днищу сейфа. Когда паучье чутье полностью восстановится, – а он надеялся, что это случится уже довольно скоро, – он легко сможет выследить злодея. Паук повернулся к Веному:

– А ты серьезно настроен. Видимо, на складе действовал и правда не ты.

– Ты все еще не веришь нам, – произнес Веном, его тон напоминал низкий, злобный рык, – о ты, маловер[12]12
  «Если же траву на поле, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, то кольми паче вас, маловеры!» – Евангелие от Луки, 12:28.


[Закрыть].

– И дьявол может цитировать Писание в своих целях, – заметил Человек-Паук.

«И тем не менее, – подумал он, – все это время я сомневался в виновности Венома. А сейчас, когда он приходит ко мне и говорит, что я был прав, почему я не могу ему поверить?»

– Это не ты опрокинул поезд прошлой ночью? – уточнил Паук.

Улыбка Венома казалась мрачной, но чуть более веселой, чем обычно.

– У того, кто может опрокидывать поезда, – заметил он, – не будет таких проблем с твоей паутиной, какую только что испытали мы. – Он нахмурился. – Мы должны придумать более эффективный способ сопротивления ей.

– Давай пока отложим это, – сказал Человек-Паук.

– Согласен. Никакое создание не может и дальше продолжать выдавать себя за нас…

– Я не думаю, что это был Хобгоблин, – признался Человек-Паук, – а съесть его селезенку по ошибке стало бы трагедией, разве нет?

– Если он задумал именно то, что, как мы подозреваем, он задумал, – ответил Веном, и язык симбиота дернулся, разделяя его гнев, – это уже само по себе достаточная причина оторвать его конечности одну за одной, даже не беря в расчет мои личные счеты. Хобгоблин практически наверняка строит какую-то бомбу, ты не думаешь?

Паучок мог только кивнуть.

– А человек может строить ядерную бомбу всего по одной причине – желая шантажировать других людей угрозой ее применения… а иногда желая и в самом деле ее применить. – Веном снова уставился на Человека-Паука. – И хотя мы считаем этот город адом для его невинных жителей и логовом для любой разновидности преступности и порока, мы бы все же предпочли, чтобы он не взлетел на воздух подобным образом… как и любой другой город на Земле. Хочет ли Хобгоблин лишь угрожать бомбой или помочь использовать ее кому-то другому – не важно, он одинаково заслуживает смерти по любой из этих причин. А если он, зайдя максимально далеко, на самом деле взорвет бомбу и унесет жизни миллионов невинных – тогда он будет заслуживать смерти миллионы раз подряд. И мы обещаем сделать его смерть настолько долгой и мучительной, насколько мучительными будут смерти всех тех людей, что он убьет.

– Слушай, – попытался вмешаться Человек-Паук, – я с тобой согласен, но…

– Никаких «но», – решительно возразил Веном, – мы отправляемся за ним. Ты уже неоднократно привлекал это жалкое существо к «ответу» – и к чему это привело? Вот к чему. Клянемся тебе, мы найдем этого Хобгоблина раньше тебя. И когда мы с ним закончим, он будет скорбеть по судьбе, которая помешала тебе найти его первым.

И с этими словами Веном развернулся и выпрыгнул через проем в стене здания.

Человек-Паук прыгнул следом.

7

ПРОВОЖАЯ МУЖА утром, Мэри Джейн заметила, что он покидает дом, будучи в крайнем замешательстве. Она знала: Питер хорошо отдохнул; в кои-то веки у него ничего не болело слишком сильно, он сытно позавтракал и, самое главное, у него было достаточно времени обдумать все произошедшее с ним за последние пару дней – и все же состояние мужа ее очень беспокоило. ЭмДжей боялась, что однажды он уйдет на работу чересчур усталым и не до конца представляющим свои дальнейшие действия и больше никогда не вернется.

Она знала – этот день Питер собирается провести в Университете Эмпайр-Стэйт. Сильно радоваться этому событию не приходилось, но по крайней мере он ушел настолько подготовленным, насколько вообще мог подготовиться Человек-Паук. Он составил план. Пожалуй, больше и нечего сказать обо всей нынешней ситуации. Отметив этот факт, ЭмДжей заварила себе чай, поджарила тост и уселась за купающимся в лучах поднимающегося за окном солнца кухонным столом и пролистала журналы, купленные вчера у мистера Ки. Ничего полезного там не обнаружилось, все, представлявшее хоть какой-то интерес, Мэри Джейн уже видела и так. Новости о слияниях и поглощениях, сделки… «Хотела бы я, чтобы какая-нибудь сделка случилась со мной, – подумала она, – такая, со множеством нулей на конце…»

ЭмДжей поджарила еще один тост, намазала маслом и вернулась было за стол, как раздался телефонный звонок. Она задумалась, не позволить ли автоответчику сделать свою работу, но затем поднялась и подошла к столику, на котором стоял телефон.

– Алло?

– Мисс Уотсон-Паркер?

– Слушаю.

– Это Ринальда Родригез из «Оун Гол Продакшенс».

– Да, – произнесла ЭмДжей, и ее пульс участился. Это были те самые люди, которые пригласили ее на второе прослушивание.

– Простите, что беспокою вас так рано, но у нас тут поменялись планы…

«Ну вот, – подумала ЭмДжей, – ничего не состоится».

– Мы с моим партнером должны завтра утром улетать в Лос-Анджелес…

«Я так и знала, это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой».

– …поэтому есть ли хоть один шанс, что вы сможете прийти на прослушивание сегодня?

– Сегодня? – переспросила Мэри Джейн, проглатывая вставший в горле комок. – Разумеется. Почему нет. Во сколько?

– После обеда вас устроит?

– После обеда…

В трубке послышался какой-то приглушенный бубнеж.

– О нет, погодите секундочку… – Родригез прикрыла трубку рукой и обменялась с кем-то парой слов. – Если точнее, в три часа дня – сможете?

– Идет. На том же месте?

– Нет, на этот раз мы расположимся подальше от центра. – Помощница продюсера дала ей адрес в Верхнем Вест-Сайде.

– Отлично, – произнесла Мэри Джейн, – я приду.

– Прощу еще раз нас извинить за такое изменение планов.

– О, пустяки. С вашей стороны довольно мило предупредить меня, – совершенно искренне сказала ЭмДжей. Некоторые знакомые ей продюсеры меняли планы без уведомления заинтересованных лиц, а потом ты оказывался виноват в том, что каким-то волшебным образом не узнал об этом и не подстроился под новые требования.

– Тогда до встречи. Пока!

ЭмДжей повесила трубку. «Сегодня в три. О божечки!»

Она-то планировала провести спокойный день за изучением сценария, который ей дали, за попытками прочувствовать материал, за работой перед зеркалом в попытках убедиться, что ее мимика передает именно те эмоции, которые она стремилась показать. Ну, придется ограничиться работой перед зеркалом, причем довольно поспешной. И разумеется, когда случался подобный кризис, Мэри Джейн мгновенно превращалась в комок нервов. Она подскочила к окну, облокотилась о подоконник и, слегка подрагивая, принялась разглядывать нью-йоркские крыши. «Питер…» – подумала она.

Но Питер мог о себе позаботиться. Он уже не раз доказывал это в прошлом, что в одном обличии, что в другом. Теперь она должна взять себя в руки и сделать то, что положено львице. Муж еще будет ей гордиться.

Она еще раз восторженно вздохнула и потянулась за страницами сценария.

ВРЕМЯ до двух часов, когда Мэри Джейн нужно было выходить, пролетело быстро. Основная проблема заключалась в подаче Доры – социальной работницы. Дора молода – если продюсеры искали актрис в возрасте от 22 до 25, им нужна именно молодая девушка. Они определенно не хотели, чтобы Дора оказалась слишком опытной и знала слишком много. И в то же время человек, окончивший университет в таком возрасте, уже должен обладать определенным опытом – а «библия» проекта особо подчеркивала чувство юмора героини. И в этом, подумала ЭмДжей, и таится ключ к пониманию Доры. Когда героиня точно знает, о чем идет речь, она говорит деловито и уверенно, но когда происходит что-то такое, с чем она прежде не сталкивалась, та пытается скрыть свою неуверенность за фасадом из шуток, одновременно стараясь спланировать свои дальнейшие действия.

По мере того, как стрелка приближалась к двум часам, Мэри Джейн становилось все труднее концентрироваться. «Интересно, сколько еще народу они пригласили на прослушивание?» – думала она. В прошлом у нее уже случались трудности с подобными мероприятиями. Но сегодня большинство приглашенных актрис определенно будет чувствовать себя не в своей тарелке. ЭмДжей все равно не очень хотела наблюдать за кем-то еще – боялась, что может подсознательно перенять чей-то подход, в то время как ее собственный сработал бы лучше. Однако ей постоянно приходилось просматривать кучу чужих прослушиваний – проблема всех людей с фамилией на «У» и списков по алфавиту. Обычно она изо всех сил старалась игнорировать все окружавшее ее… однако долгое ожидание все равно доводило девушку до белого каления. «Иногда мне кажется, я бы меньше нервничала, если бы отправилась на ночную работу Питера вместо него и ввязалась в противостояние с суперзлодеем».

Когда стрелки часов почти доползли до двух, ЭмДжей перечитала страницы сценария в последний раз, вкладывая собственные эмоции в строчки, где говорилось о голоде. А их накопилось прилично – изнутри взглянув на работу одного из приютов, Мэри Джейн лишний раз убедилась в том, насколько легко общество способно закрыть глаза на проблемы бездомных. И во время читки в ее голосе прорезались гнев и разочарование – полезные чувства для роли Доры, подумала она.

«Что ж, – решила она наконец, – лучше уже все равно не получится. Пора одеваться и выходить».

ЭмДжей уже приняла душ, сделала прическу и нанесла макияж. Теперь же она пошла в спальню и принялась копаться в гардеробе в поисках подходящего костюма. Что-нибудь привлекательное, но подходящее для юной социальной работницы. Бежевая льняная юбка чуть ниже колена, средние каблуки, белая шелковая блузка. Она задумалась на мгновение и достала свой единственный шейный платок Hermes, с рисунком тигрицы, подарок Питера. Мэри Джейн обмотала платок вокруг шеи поверх рубашки и оставила небрежно свисать.

«Ну вот, – подумала она, разглядывая свое отражение в зеркале, – изысканно и элегантно».

ЭмДжей взяла сумочку, ключи, сценарий, набор для прослушивания, томик «Войны и мира» и спустилась вниз поймать такси. Обычно Мэри Джейн везло: в дождь или солнце, ей было достаточно просто подойти к обочине, вытянуть руку, и такси возникало словно из ниоткуда. Сегодня же удача покинула ее на целых пять минут, заставив стоять на тротуаре, нетерпеливо переступая с ноги на ногу и размышляя: «А что, если я вообще не поймаю такси, а что, если я опоздаю, а что, если я попаду в пробку…»

«Питер…»

Она выдохнула и улыбнулась. В подобные моменты ее беспредметная тревога переключалась на любые темы, какие только могла найти. Питер прямо сейчас, должно быть, спокойно себе гуляет по университету в полной безопасности и ждет нужного момента.

Наконец материализовалось такси. ЭмДжей запрыгнула внутрь, назвала адрес. Ее мысли переключились с Питера на встреченных вчера бездомных. Пока они с мужем вечером проводили время в ванной, она рассказала ему о лучевой болезни – ну или о недуге, сильно смахивающем на лучевую болезнь, – которая поразила некоторых бездомных. «Капитан подлодки сказал, – подумала она, – существо само по себе не радиоактивно. А Питер упомянул дыру в полу на складе, ведущую в канализацию. Если эта тварь скрывается в канализации и в туннелях метро, где живут некоторые из бездомных, не может ли она быть причиной их болезни? Но если капитан прав и это существо не влияет на них, что тогда ее вызвало?»

Мэри Джейн раз за разом прокручивала эту проблему у себя в голове, но так и не смогла найти очевидного ответа. «Может, какая-то часть радиоактивных отходов просочилась в туннели и канализацию? Мог ли кто-то сбрасывать там отходы незаконно?» Девушка знала: иногда токсичные отходы просто сбрасывали на свалках, где им было вовсе не место. Иногда целые цистерны этого добра попросту сливали на обочину какой-нибудь уединенной проселочной дороги, а то и вовсе в канализацию, откуда они без каких-либо препятствий вытекали в море. А что, если кто-то подобным образом избавлялся от радиоактивных отходов прямо посреди города?

Сделать это не составило бы труда, и на то были свои причины. Утилизация радиоактивных отходов по всем правилам могла стать крайне недешевым удовольствием – компании, которые этим занимались законно, платили огромные деньги. Так почему бы не сэкономить и не слить отходы под каким-нибудь кустом?

Мэри Джейн слишком нервничала, чтобы нормально соображать. Ее преследовал образ людей, которые и так голодали и лишились крыши над головой, а теперь у них выпадали волосы, на теле появлялись пятна и язвы, и с каждым днем они чувствовали себя еще хуже и слабее чем вчера, – и это было практически невыносимо. Она надеялась, что кто-нибудь, кто угодно, Человек-Паук, полиция, да даже Веном, найдет существо, послужившее причиной всех этих бед, и покончит с этой угрозой. «До чего же их жалко», – подумала она, и, к своему удивлению, почувствовала, как в уголках глаз выступают слезы.

Мэри Джейн достала из сумочки платочек и промокнула их. «Нервы». А затем, через несколько секунд, огорченно покачала головой, уличив себя во лжи. Дело не в нервах, а в тех чувствах, что она испытывала, – и этого вовсе не нужно стыдиться.

Такси затормозило возле старого высокого кирпичного здания. Мэри Джейн расплатилась с водителем, привела себя в подарок, поправила прическу и, улыбаясь и готовясь ко всему, уверенно зашла внутрь.

ДВА ЧАСА спустя Мэри Джейн чувствовала себя куда менее готовой ко всему, но ее улыбка никуда не делась.

Приемная оказалась довольно типичной: много удобной, гладкой мебели, большие, изогнутые под очертания комнаты, диваны, роскошные образцы современного искусства на стенах, два телевизора, показывающие разные каналы, и занятая ухоженная секретарша, работающая за массивным и политически некорректным столом из полированного тика, который, по прикидкам Мэри Джейн, стоил примерно годовую сумму аренды их квартиры.

Комната для прослушивания, где она и еще двадцать три актрисы встретились с продюсерами, выглядела примерно такой же: самое современное звуковое и видеооборудование, без единого пятнышка или пылинки, надежно укрыто за стеклянной стеной от пола до потолка, все кабели и провода спрятаны. Затем помощница продюсера провела их в большое, яркое, чистое, покрытое коврами помещение для репетиций, где все так же оказалось совершенно новеньким. В эту затею вложили приличные деньги, и Мэри Джейн была серьезно настроена так или иначе стать ее частью.

Конкуренция страшила ее. ЭмДжей выглядела хорошо – она это знала, – но некоторые из пришедших на репетицию девушек выглядели просто сногсшибательно. Они поражали этой особой разновидностью непринужденной красоты, которая буквально кричала, что ее обладательницам с утра нужно лишь умыться да зачесать назад волосы, чтобы не лезли в глаза. Зависть не входила в число привычек Мэри Джейн – обычно все ограничивалось первой вспышкой эмоций, которую можно было истолковать как «Это несправедливо!», после чего все растворялось в грустном и несколько разочарованном восхищении соперницами. Как минимум десять из ее сегодняшних коллег выглядели подобным образом. Все остальные смотрелись по меньшей мере прилично, и, возможно, все они были лучшими актрисами чем она. И вот Мэри Джейн стояла, в очередной раз мужественно перенося проклятие фамилии на «У» и наблюдая, как все остальные претендентки, одна за другой, уходят на прослушивание. ЭмДжей не могла даже представить, зачем, с учетом такой конкуренции, продюсеры вообще захотели увидеть ее.

Мэри Джейн вздохнула и твердо вознамерилась как-то поднять себе настроение. Правда, она не очень понимала, как. Она уже прочла все журналы, разложенные на кофейных столиках из итальянского стекла. «Война и мир» сегодня оказалась бесполезна. Запах горячего кофе из стоящего возле стены кофейника казался таким соблазнительным, когда она пришла, но сейчас уже раздражал до одури.

Девушка откинулась на спинку стула и уставилась на телеэкраны. На одном большой фиолетовый тупорылый динозавр неуклюже танцевал и пел песенку о том, как он хочет с кем-нибудь подружиться. Мэри Джейн смотрела на экран и внезапно представила, как берет динозавра за пухлую фиолетовую лапу, подводит его к Веному и ласковым тоном говорит: «Вот, крошка, подружись с ним». Странная фантазия, но настроение ей подняла.

Другой телевизор рекламировал салон подержанных автомобилей. Машина за машиной, номер за номером мелькали на экране, сменяясь изображением владельца салона с таким лицом, что Мэри Джейн никогда не купила бы у него автомобиль. «Понятия не имею, как он еще не разорился, – подумала она, – может, я просто излишне подозрительна. Должно быть, это из-за всех суперзлодеев, которые регулярно появляются в жизни Питера и, слава богу, исчезают из нее».

Экран милосердно потемнел, а затем совершенно внезапно на нем появилась заставка «Специальный репортаж». Заставка сменилась изображением сидящей в студии ведущей, надписью «Срочные новости» и расположенным в нижнем правом углу экрана логотипом канала.

– Нам сообщают, что в кампусе Университета Эмпайр-Стейт в Гринвич-виллидж произошел взрыв, – сообщила ведущая, – экстренные службы уже среагировали на вызов. Свидетели сообщают: научное здание университета получило серьезные повреждения…

Все самообладание, какое Мэри Джейн только удалось накопить, улетучилось в один момент.

«Питер!»

ТЕМ ВРЕМЕНЕМ на другом конце города Человек-Паук перелетал от здания к зданию, отчаянно прочесывая улицы в поисках любого следа темной фигуры, за которой он гнался.

«А этот парень умеет бегать», – подумал он. Одной из самых раздражающих черт Венома было то обстоятельство, что они с Пауком имели много схожего в способностях и возможностях. А когда дело доходило до физической мощи, сила Питера, пропорциональная силе паука его веса и размера, очень уступала той, которой своего носителя одаривал симбиот. По сути, работа симбиота заключалась в исполнении любого желания владельца, и у Питера регулярно складывалось ощущение, что ради исполнения этих желаний пришелец регулярно выворачивал наизнанку различные законы физики. Поскольку он и сам какое-то время жил с симбиотом на себе, Паркер еще помнил это восхитительное ощущение, когда ты носишь что-то столь же легкое, как шелк, и в то же время столь мощное, как стальной экзоскелет. Симбиот подстраивался под ситуацию: в зависимости от обстоятельств он мог быть жестким или мягким, острым или гладким. Он выглядел в точности так, как ты этого хотел, он превращался в то, каким ты его представлял. Без раздумий, без колебаний, просто раз – и все. Обладая симбиотом, ты не нуждался в оружии – ты сам становился им.

Веному не составит труда пройти сквозь стену. Возможно, он и не смог бы опрокинуть поезд, раз уж он сам так утверждал, но Питер все равно с радостью взглянул бы на то, как Эдди попытается это сделать. Да что там говорить, он бы даже заплатил за возможность увидеть подобное зрелище, а если бы там еще и принимали ставки на исход поединка – Человек-Паук всерьез сомневался в своей способности удержаться и не поставить пятерку на Венома. Просто на всякий случай.

Тем временем Паучок понятия не имел, куда делся Эдди. В теории, поскольку они преследовали летающую цель, Веном, как и Человек-Паук, должен бы оставаться на открытом пространстве. Но если Хобгоблин залег под землю, никто бы не смог помешать Веному пройти сквозь стены или, в этом случае, сквозь землю, чтобы добраться до злодея.

В любом случае у Человека-Паука оставался лишь один шанс найти обоих – забраться как можно выше и как можно быстрее осмотреть максимально протяженную территорию. «Так что направляйся к ближайшей высотке и начинай искать», – подумал Паучок. Ближайший район небоскребов находился как раз немного к западу от его текущего местоположения, рядом с Площадью Колумба. Там он поднимется на старое здание Галф-Вестерн, оглядится по сторонам и решит, куда двигаться дальше, пока след еще не до конца остыл.

Человек-Паук летел высоко над 57-й улицей, перелетая от здания к зданию и заставая врасплох «офисный планктон», мойщиков окон и случайных сапсанов. Свернув на запад, он почувствовал легкий укол – паучье чутье подавало еле ощутимый сигнал, что впереди его ждут проблемы.

Ощущение казалось более размытым, более продолжительным и более направленным, чем обычно, – возможно, побочный эффект от медленного возвращения способности. «Значит, я двигаюсь в правильном направлении». Прибыв в район, непосредственно примыкающий к Площади Колумба с юга, он не стал останавливаться и полетел дальше. Чувство укололо его еще раз, немного сильнее, и Паук продолжил двигаться на запад, хотя бы ради ощущения вернувшегося чутья.

Затормозив возле угла одного из зданий, Человек-Паук обогнул его по дуге, чтобы проверить, в каком направлении «гудение» чутья казалось самым сильным. Прямо на запад – хорошо.

Паучок по-прежнему двигался в том направлении. Здесь здания уже были не такими высокими – в основном жилые дома, довольно приличные; настолько приличные, что он не решился даже подумать о стоимости здешней аренды. На 11-й авеню он снова сделал петлю, оглядываясь по сторонам…

Паучье чутье сильно его тряхнуло. Паучок посмотрел вниз, в сторону Вестсайдской магистрали. В конце 52-й улицы располагался загон для лошадей, и вдоль него в сторону проезжей части двигалось что-то черное. Двуногое, блестящее, темное направлялось в сторону ближайшего канализационного люка.