Текст книги "Путешественница. Книга 2. В плену стихий"

Впрочем, матросы, казалось, ничуть не были изумлены мастерством китайца, более того – они не замечали его и ходили так близко, что едва не задевали плитку туши, лежавшую на его носке, а один матрос почти что наступил на бумагу, но, не удовольствовавшись этим, чуть погодя прошел мимо еще раз и все-таки опрокинул тушь.

Второй моряк, который ходил так же мимо китайца прежде, но не смог уронить плитку, теперь стоял над крохотным мистером Уиллоби и сетовал:

– Поди-ка, так заляпать палубу, а! Капитан, чай, не порадуется. – Внезапно какая-то мысль осенила его, и он ядовито улыбнулся. – Малец, а не вылизать ли тебе палубу, раз такое дело?

– Да, верно. Пускай вылижет! – отозвался второй матрос и придвинулся к китайцу, закрывая ему свет.

Мистер Уиллоби напряженно прищурился, но занятия своего не бросил и в таких условиях дорисовал второй столбец. Ему даже удалось поставить плитку с тушью на свой носок и начать третий столбец.

– Слышишь ты или нет, желтая крыса! Ну-ка живо… – первый матрос, опрокинувший тушь, донимал китайца и не перестал бы, если бы не Джейми, быстро бросивший платок на пятно, образовавшееся на палубе.

– Простите, джентльмены, но я что-то уронил, – рокочущим голосом произнес Джейми, не скрывая своего раздражения.

Кивнув «джентльменам», он скомкал платок так, что тот вобрал в себя всю тушь, а на палубе осталась махонькая клякса.

Матросы помялись, а поймав взгляд Джейми, составлявший контраст с вежливой улыбкой, сочли нелишним ретироваться.

– Идем, Джо, на корме заждались, – потянул один другого за рукав.

Джейми же сунул платок за обшлаг рукава и двинулся в мою сторону, не глядя по сторонам.

– Англичаночка, согласись, что сегодня прекрасный день. – Он утрированно поглазел в облака, запрокинув голову, потом глубоко вдохнул и заметил: – А воздух, воздух-то какой!

– Обычный день, не вижу ничего особенного. Да и воздух, признаться, обыкновенный.

Здесь я немножко слукавила: туда, где мы стояли, доносился запах дубленой кожи, лежавшей в трюме.

– Хорошо, что ты помог китайцу. Но, может быть, стоит отправить его в каюту, например, к нам с Марсали, где его никто не будет задевать? – поинтересовалась я, давая Джейми место подле себя.

Он резко выдохнул через нос.

– Нет, я уже пытался. Предлагал ему свою каюту или обеденный стол в кают-компании, но он не хочет, вредный осел.

– Возможно, на палубе лучше видно? – Правда, вид китайца, скрючившегося под грот-мачтой, не внушал такой надежды. – Хотя сомневаюсь, что ему там удобно.

Налетевший ветер едва не забрал у мистера Уиллоби его бумагу, но китаец упорно не желал покинуть палубу, держа одной рукой лист, а другой ловко орудуя кисточкой.

– Да ничуть ему там не удобно! – взревел Джейми, отчаянно теребя в волнении шевелюру. – Он делает это специально, это же и ежу понятно. Ему нравится, как матросы злятся.

– Значит, своей цели он добился: команда явно настроена против него. Только для чего ему это?

Джейми повис на перилах.

– Сложно сказать. Точнее, нельзя сказать однозначно. Ты что-нибудь знаешь о китайцах, встречалась с ними раньше?

– Одно время. Но сейчас они уже не те: никаких кос, никаких пижам и никаких разговоров о женских ногах. Я, по крайней мере, ничего такого не слышала.

Теперь Джейми встал ближе ко мне, и его рука касалась моей.

– В ногах-то все и дело. Наверное, в это сложно поверить, но это так. Одна из девушек мадам Жанны, Жози, поведала об этом Гордону, а от него узнали все.

– И что с ногами? Что там такого можно выдумать? – заинтересованно спросила я.

Джейми прочистил горло и заметно смутился:

– Это немного странно и, в общем, не…

– Да выкладывай уже, не томи. Не думай, что можешь меня напугать или что-нибудь в этом роде. Во-первых, я врач, а во-вторых, многое повидала и большую часть видела вместе с тобой, кстати.

– Понимаешь, китайцы бинтуют ноги девочкам из богатых семей.

– Что-то в этом роде я слышала. – Поскольку, по моему мнению, этого было недостаточно, чтобы раздуть такой скандал, я добавила: – Ну да, а что здесь такого? Согласна, странный обычай, зато благодаря этому у них небольшие изящные ножки, не то что у нас.

– Изящные? Да ты не знаешь всего! Рассказать, как это проделывают? Девочке, не старше года, подгибают пальцы ног, чтобы они касались пяток, и так бинтуют, очень туго.

– О господи!

– Именно. Снимают бинты только для того, чтобы снова надеть их после мытья ног. Таким образом добиваются того, что пальцы сгнивают – сгнивают! – и отпадают. Когда малышка вырастает, ее стопа превращается в бесформенный комок размером с мой кулак, – здесь Джейми стукнул кулаком по перилам, – но девушка считается красавицей. Дикий обычай.

– Кошмар… Но я не понимаю, при чем здесь…

Бросив беглый взгляд на мистера Уиллоби, я удостоверилась, что он не слышит меня, потому что ветер дул в мою сторону. Но даже если бы он захотел подслушать нас, вряд ли он так хорошо понимал английскую речь.

Джейми раскрыл ладонь и спросил:

– Если моя ладонь – это стопа, что будет, если пальцы подогнуть к пятке?

Чтобы я яснее представила, он согнул пальцы, но я все равно не понимала.

– Что будет? А что должно быть?

Тогда он сунул палец второй руки в кулак и произвел характерный жест.

– Получится дырка, сечешь?

– Да ну нет, ты сочиняешь! Не обманывай меня! Не может быть!

Джейми снисходительно улыбнулся:

– Это правда, англичаночка. К сожалению, это правда, они так делают. Китайчонок утверждает, что для мужчины это самый хороший способ почувствовать неземное удовольствие.

– Ох он и извращенец!

Мой праведный гнев рассмешил Джейми.

– Матросы того же мнения, что и ты, представь. Конечно, европейки выглядят иначе, но у меня есть подозрение, что мистер Уиллоби не отчаивается и пытается добиться, чтобы его любили таким фантастическим образом.

Теперь стали ясны причины такого настороженного, если не сказать враждебного отношения команды к мистеру Уиллоби. К своему удивлению, я поняла, что хоть матросы и отпускают соленые шуточки, к женщинам они все же относятся романтически по той простой причине, что очень редко видят девушек и еще реже с ними общаются.

Я послала китайцу недружелюбный взгляд, который, конечно, он не мог заметить.

– Хорошо, с женщинами ясно, а моряки? Что они ему сделали?

– Здесь уже идейные соображения, – съязвил Джейми. – Мистер И Тьен Чо полагает, что жители Поднебесной – люди, а все прочие – варвары.

– Ого…

Как на грех, немытые ноги Броди Купера как раз проворно спускались по вантам, и мне подумалось, что отчасти китаец прав.

– Ну хорошо, а ты тоже варвар?

– Ну конечно, англичаночка, кем же мне еще быть, как не варваром. Мистер Уиллоби называет меня дурно пахнущим гао-фе, что по-китайски значит «демон-чужеземец». К этому он добавляет «хуан-шу-лан», то есть я еще и вонючий, подобно хорьку, если я ничего не путаю. А моя морда походит на морду горгульи.

– Неужели ты слышал это от него самого?

Как-то не верилось, чтобы китаец благодарил за спасение жизни таким странным образом, но Джейми резко заявил:

– Разве не знаешь, как алкоголь действует на плюгавых мужчин? Едва пригубив, они уже несут околесицу, из которой следует, что они могучие плечистые великаны, а все вокруг – пигмеи. Бренди действует чудесным образом, прямо волшебный эликсир, от которого самомнение возрастает в разы.

Кивнув в сторону мистера Уиллоби, истово сидевшего под мачтой, Джейми продолжил:

– Будучи трезвым, он говорит не так много, но, будь уверена, в мыслях он обзывает тебя последними словами. Беспрестанно злится, потому что понимает: кабы не я, он бы давно уже не жил – выбросили бы в море через окошко. Да и сейчас тоже могут выбросить.

Я сообразила, отчего мы стоим на палубе и отчего проходящие мимо матросы посылают в сторону китайца свирепые взгляды, но не решаются его тронуть: Джейми защищал своего странного друга, из-за которого столько раз попадал в передряги, но был готов рискнуть ради него снова.

– Выходит, что китаец жив только твоими молитвами и вообще питается за твой счет, и при этом поносит тебя последними словами! Вот и думай о человеческой благодарности…

– Что поделать.

Джейми убрал со лба прядь волос, выбитую ветром, и приблизился ко мне так, чтобы наши плечи почти касались.

– Он может говорить что ему заблагорассудится, потому что по-китайски никто не понимает. Кроме меня.

– Да? Как же он общается?

Я положила ладонь на ладонь Джейми.

– Конечно, я не специалист по китайскому языку, правду говоря. – Джейми опустил глаза и принял сосредоточенное выражение. – Но я прекрасно знаю, что значит жить, когда у тебя есть только гордость и единственный друг. Поэтому я считаю, что понимаю его как никто другой.

Мне подумалось, что этим единственным другом Джейми был, скорее всего, Иннес, если исходить из рассказов последнего. Я тоже знала, что значит иметь всего лишь одного друга, которому можно по-настоящему довериться, – я знала это благодаря Джо Эбернети.

– Знаешь, я понимаю тебя. У меня была похожая ситуация в больнице…

Неистовый крик не дал мне закончить фразы: кричали из камбуза, находившегося под нами.

– Тысяча чертей! Пускай жарят тебя на сковородке в кипящем масле! Проклятое свиное рыло! Вонючий ублюдок!

Проклятия звучали все громче, и матросы уже удивленно поглядывали на люк камбуза, соображая, что кричат оттуда. Взбешенный кок не замедлил явиться из люка, высунув оттуда голову в черном платке, и осыпал нас новой порцией брани:

– Вы, жирные лентяи! Какого лешего вылупили баньки? Пожиратели говна! Шевелите мозгами и ползите сюда! Дайте двух увальней, пускай поработают немножко! Или вы думаете, что я буду таскать это дерьмо сам? На одной ноге да туда-сюда по трапу? Живо вытащите эту гадость и за борт ее, за борт! Да немедленно!

Отдав такое распоряжение, мистер Мерфи скрылся в люке. Пикар вскинул брови и приказал молодому матросу спуститься в камбуз.

Довольно быстро мы поняли, в чем дело: в кухне загромыхала тяжеленная посуда и донесся мерзкий запах.

– О боги, что это?

Я быстро достала носовой платок: дни, проведенные на «Артемиде», приучили меня всегда иметь при себе кусочек ткани, смоченный грушанкой, для облегчения дыхания в условиях вони.

– Что так мерзко пахнет?

– Думаю, что дохлая лошадь, – отозвался Джейми, зажимая длинный нос. – Запах говорит о том, что она сдохла несколько месяцев назад, никак не позже.

Моряки, стоявшие вокруг, не выбирали выражений и откровенно говорили, что думают по поводу этой вони на борту. Из люка была вытащена громоздкая бочка, которую теперь кантовали по палубе Мейтленд и Гросман. Их зеленые физиономии и отвратительная желто-белая масса, колыхавшаяся в бочке, очень походившая на копошащихся червей или личинок, дополняла картину и заставляла думать о том, что кок недаром устроил разнос команде.

– Гадость! – прошипела я.

Ребята тащили бочку молча, но им, по всей видимости, тоже хотелось сказать пару словечек покрепче моего. Подкатив свою ношу к борту, они с видимым усилием перебросили ее в море.

Матросы, не занятые вахтой, ринулись смотреть, как бочка качается в кильватере. Мистер Мерфи тоже был здесь – он витиевато описывал свое отношение к поставщику, у которого купил будто бы свежую конину. Один из моряков, итальянец Манцетти, невысокий ростом и с собранными в конский хвост волосами, клал порох на полку.

– Здесь акула. Отличная еда, если пристрелим, – объяснил он, сверкая белозубой улыбкой.

– Да, коль уж повезет, – отозвался Стерджис.

Так, значит, они собираются убить акулу из мушкета прямо с корабля! Матросы сгрудились поглазеть, как будут убивать акулу. Мне было известно, что здесь водятся акулы, более того – я сама видела, как темные тени легко плывут за кораблем, помогая себе серповидными хвостами. Мейтленд показал их мне вчера ночью.

– Глядите!

Несколько матросов вскричали одновременно, завидев, как бочка со зловонным содержимым подскочила от удара и завертелась. Манцетти навел мушкет на бочку. Бочка дернулась еще несколько раз подряд, но итальянец не спешил стрелять.

В воде было тяжело что-либо рассмотреть, но над водой можно было заметить быстрое движение, за которым последовал толчок. Когда бочка крутилась, я увидела, как над водой появился спинной плавник громадной рыбины. Манцетти выстрелил. Звук выстрела получился не очень громким, зато облачко дыма понесло ветром мне в глаза.

Моряки, наблюдавшие за процессом, закричали, из чего я сделала вывод, что Манцетти попал. Бурое пятно на воде вокруг бочки говорило о том же.

– Но куда попал итальянец – в акулу или в бочку? – поинтересовалась я у Джейми.

– Вообще говоря, в бочку. Зато выстрел знатный.

Манцетти выстрелил еще, затем еще раз. Бочка, подталкиваемая акулами и вертевшаяся от выстрелов, плясала в воде; дерево разлеталось от ударов акульих зубов, и под ним на воде выступала кровь. Морские птицы не замедлили явиться, чтобы полакомиться кониной, и ныряли вниз.

– Не выйдет. Я не попаду в акулу – очень далеко, – заявил Манцетти, утирая лоб рукавом.

От напряжения он вспотел и был весь мокрый. Пороховая гарь осела ему на лицо и на одежду, так что рукав, которым он утирался, оставил на его физиономии белую полосу, сделавшую его похожим на енота.

– Акулья вырезка – неплохое лакомство, – произнес капитан, тоже наблюдавший за бесплодными попытками итальянца убить акулу. – Месье Пикар, как вы смотрите на то, чтобы спустить лодку на воду?

Боцман, которому был адресован вопрос, согласился с этим рискованным предложением и отдал приказ спустить лодку. В нее поместились вооруженный Манцетти и трое матросов, державших веревки и остроги, предназначенные для убийства. «Артемида» круто заложила к ветру и приблизилась вплотную к тому, что осталось от бочки.

Разумеется, к этому времени о бочке напоминали только щепки да обломки, но акулы не желали покидать это место, разрезая морскую гладь острыми плавниками. К ним присоединялись галдевшие и кружившие над ошметками птицы.

Одна из пернатых стала жертвой своего алчности: акула, выпрыгнув из воды и разинув зубатую пасть, проглотила птицу и скрылась в глубине.

– Ух ты… – поразилась я.

Оказывается, видеть акульи зубы вживую – зрелище куда более впечатляющее, чем созерцать фотографии из «Нэшнл джиографик». Заостренное рыло и пасть, вся в крови, бьющаяся в конвульсиях птица…

На Джейми это тоже произвело должное впечатление:

– «Бабушка, к чему тебе такие зубы?» – пришла ему на ум фраза из сказки. Признаться, лучше наше впечатление передать было нельзя.

– Да уж, насчет зубов не беспокойтесь – они у них будь здоров! – Мистер Мерфи был очень оживлен и даже, я бы сказала, плотояден. – Зато мозгов у акул почти нет, поэтому даже если засадить глупой рыбине пулю промеж глаз, это ей не помешать жить, поверьте.

Наблюдая за тем, как Манцетти и другие матросы пытаются приблизиться к остаткам бочки, Мерфи погрозил кулаком акулам и крикнул сидящим в лодке:

– Манцетти, если ты забьешь хотя бы одну из этих тварей, я самолично презентую тебе бутылку доброго бренди!

– Ммм, мистер Мерфи… Вы так возбуждены. Какие-то личные счеты или вы просто желаете приготовить изысканное блюдо из акульего мяса? – спросил Джейми.

– Все сразу, мистер Фрэзер. Я не могу определить, что же мной движет более всего. – Притопнув деревяшкой, кок изрек: – Гадины знают, какой вкус имеет старина Мерфи, но и я знаю, что такое акулье мясо! Нет лучшего лакомства для мистера Мерфи, старого кока!

Тучи круживших над бочкой птиц закрывали лодку, а крик, издаваемый ими, заглушал все звуки, однако наивно было полагать, что яростный рев мистера Мерфи можно заглушить.

– О, стейк с горчицей! Печень с пикулями, томящаяся на огне! Суп из акульих плавников! – кок предвкушал, как поквитается с животными. О сладость мести! – Желе из глаз акулы! Будешь знать, проклятая гадина! Ты попомнишь старого Мерфи!

Тем временем итальянец целился в одну из акул. Поскольку звуков, как я уже сказала, не было слышно, мы поняли, что он выстрелил, по белому дымку над ружьем. Затем произошло что-то совсем непонятное: я увидела мистера Уиллоби.

Все люди, толпившиеся на палубе, вовсю глазели на охоту, так что никто не видел, чем занят китаец. А он прыгнул с корабля прямо в открытое море, к акулам. Вокруг шлюпки с Манцетти и тремя матросами кипела битва, и маленький китаец направился прямо туда, в звериное логово. Мы увидели его, только когда бритая макушка показалась из воды. В руках мистера Уиллоби билась большая птица. Видимо, она не могла избавиться от его цепкой хватки и била крыльями по воде, взбивая пену.

Не сдержавшись, я вскричала от страха за мистера Уиллоби. Джейми, не видевший китайца в воде, обернулся на мой вопль, секунду раздумывал, а после вскочил на поручни и плюхнулся в воду, мгновенно уйдя на глубину. Мерфи издал удивленное восклицание, а я завизжала.

К нашим крикам добавились крики команды и, в довершение всего, вопль Марсали, режущий барабанные перепонки. Холодея от ужаса, мы видели, как Джейми выныривает возле китайца и хватает его за шею, уворачиваясь от взмахов гигантских крыльев морской птицы. На какую-то долю секунду мне показалось, что Джейми может бросить мистера Уиллоби, если тот не выпустит птицу, но он начал двигаться к «Артемиде» вместе с китайцем и его добычей.

В лодке тоже закричали, но то был торжествующий крик. Одна из акул, проколотая острогой и обвязанная веревкой, следовала за шлюпкой – это событие и стало причиной радостных возгласов, которые, однако, быстро смолкли, стоило матросам заметить Джейми в воде.

С «Артемиды» бросили тросы, но матросы беспорядочно бегали по палубе, не понимая, кому помогать в первую очередь.

Джейми вместе с его «добычей», то есть с китайцем и с его добычей, был втянут на правый борт корабля, где он бессильно прислонился к борту, закрыв глаза, а животное, должное служить лакомством для мистера Мерфи и капитана, трепыхалось у левого борта, ожидая своей участи. К слову, несколько кусков мяса из нее были уже вырваны другими акулами, ее сородичами.

– Господи… – выпалил Джейми.

Сейчас он был похож на рыбу, внезапно вытащенную из воды.

Я принялась утирать его лицо юбкой, а он лежал плашмя на палубе и хватал воздух ртом. На мой вопрос, в порядке ли он, Джейми только ухмыльнулся.

– Господи ты боже мой! – он сел рывком и зачихал. – Думал было, что мне пришел конец. Моряки оказались дураками: потащились со своей лодкой к нам с китайцем, а ведь с ними была загарпуненная акула! Все эти твари и рванули следом…

Джейми водил рукой по икрам:

– Англичаночка, я до жути боялся, что они откусят мне ногу. Веришь ли, никогда ничего не боялся, как этого. Лучше лишиться жизни, чем ноги. Не сердись.

– Раз и жизнь сохранил, и нога в сохранности, тогда не буду, – сухо сказала я.

Как и следовало ожидать, нервное напряжение и резкое погружение в воду дали себя знать: Джейми начала бить дрожь. Я отдала ему шаль и решила поглядеть, где сейчас спасенный в который раз китаец.

Мистер Уиллоби сидел неподалеку со своей добычей, ради которой все и затеял, – это был молодой пеликан. Неудивительно, что китайцу так тяжело было удерживать птицу, ведь она была размером почти с него самого, зато его усилия были вознаграждены, и теперь он занимался только им, не обращая ни на кого внимания. Команда не сдерживала своих чувств и осыпала мистера Уиллоби и его причуду самой отборной руганью, но крошка китаец находился под невольной защитой своего воспитанника, чей громадный клюв действовал на моряков устрашающе.

С другой стороны палубы доносились звуки разделывания туши. Моряки встретили это событие торжествующими возгласами и начали полосовать шкуру акулы, только что разрубленную пополам мистером Мерфи. Сам кок сиял от удовольствия, неся окровавленный топор и обрубок хвоста. В его руке была сетка с акульей печенью внушительных размеров.

– Ну как оно, а? – мистер Мерфи сунул хвост под мышку и потянулся к Джейми, чтобы взъерошить ему волосы в отеческом жесте. – Признаться, я не думаю, что стоило спасать китайца, но ваш поступок в любом случае заслуживает уважения. Вот, сварю похлебку из хвоста – отменное средство против простуды.

Идя к камбузу, мистер Мерфи продолжал размышлять, какими блюдами побаловать команду.

– К чему китайцу пеликан? – задала я Джейми этот вопрос в надежде, что он знает ответ, но он только пожал плечами и утерся рукавом рубашки.

– Кто его знает. Может, очередная причуда. Наверное, хочет съесть, иначе ума не приложу, зачем потребовалось так рисковать.

Кок уже ступил на трап, чтобы идти в кухню, но услышал наш разговор и решительно заявил:

– Пеликан – не та птица, которую стоит есть: от нее несет рыбой. Но вообще неясно, откуда он здесь, ведь они не летают в открытом море, тяжело им, с такой-то потешной фигурой. Штормом, что ли, принесло.

Наконец мистер Мерфи исчез в камбузе, приговаривая, как будет управляться с петрушкой и перцем.

Джейми хлопнул себя по лбу:

– Наверное, писать ему нечем, вот и решил пустить птичьи крылья на перья. Англичаночка, идем-ка вниз, я высушу одежду.

Тон его был шутливый, но я ясно видела, что он озирается по сторонам, как заговорщик. Нас никто не видел: матросы толпились над акулой, а Фергюс, чье внимание было таким нежеланным для Джейми, рассматривал отрубленную акулью голову вместе с Марсали. Мы поняли друг друга с полуслова.

Хватило тридцати секунд, чтобы мы влетели в каюту. Волосы Джейми еще не высохли, и теперь соленая влага скапывала мне на плечи и грудь, скользя под платье, дразня и возбуждая, а его губы, напротив, были жарки и настойчивы. Несмотря на то что еще пять минут назад он барахтался в открытом океане, его тело под мокрой рубахой было горячим.

– Проклятье! Я не могу стащить штаны – они прилипли ко мне! – вскипел Джейми, когда понял, что не сможет удовлетворить страсть так быстро, как ему хотелось бы.

Он нервно подергал за шнурок, но тот не поддавался: вода с большим содержанием соли намертво зафиксировала узел в том положении, в каком Джейми завязал его, надевая штаны.

– Есть нож? – осведомилась я, понимая, что нужно будет прибегнуть к радикальному решению проблемы.

Смотреть, как Джейми пытается вытащить рубаху из штанов, было и смешно, и грустно, поэтому я бросилась к столу, полагая, что найду там нож. Отметая в сторону все, что не было необходимо, я, конечно, произвела беспорядок на столе, но все же нашла требуемый предмет – костяной ножик, предназначенный для открывания писем. Схватив его, я немедленно ринулась к Джейми, но, видимо, схватила его за штаны слишком резко, потому что он вскрикнул:

– Англичаночка, умоляю, не так резво! Ты что, надеешься меня оскопить? Тогда нет смысла снимать штаны, если ты и так справишься.

Как бы мы ни были возбуждены, такое заявление вызвало дружный приступ смеха.

– Смотри!

Джейми влез в хаос, располагавшийся на его койке, и нашел там кортик, которым не замедлил помахать перед моим носом. С помощью кортика, которым он не боялся обрезаться, проблема со шнурком решилась очень быстро, и Джейми, схватив меня в охапку, усадил на стол. На пол полетели бумаги, перья и, очевидно, чернила, потому что я успела услышать стук тяжелого предмета по полу. Джейми рывком поднял все мои юбки и навалился на меня, раздвигая таким образом мои бедра. Соленая рубаха обожгла мой живот и заставила меня вскрикнуть, но еще больше я завозилась, когда услышала шаги у двери.

– Стой, сюда идут! – зашипела ему я, но Джейми, похожий на огненную саламандру в мокрой шкуре, ответил только:

– Нет уж, теперь я немедленно возьму тебя!

Резким толчком он раскрыл меня, и я укусила его за его плечо, чувствуя ткань на вкус, но это не помогло.

После нескольких толчков я обхватила его ногами и уже не боялась, что кто-то увидит нас.

Джейми взял меня быстро и глубоко как никогда. Он снова входил в меня, содрогался и рычал, стоя передо мной.

Каюта его была разгромлена всего за несколько минут, и когда Иннес открыл дверь спустя время, мы еще не успели ничего убрать. Правда, я уже была одета, хотя и наспех, на Джейми же, сидящем на табурете, была только рубашка. Он закидывал назад волосы из растрепавшейся шевелюры.

Иннес промолчал, но крылья его носа дернулись. Так же молча он вошел в каюту и вытащил бутылку с бренди из-под койки, приветственно кивнув мне перед этим.

– Китайцу. У него теперь простуда, – объяснил шотландец причину этого ограбления.

У двери он остановился и проговорил, обращаясь к Джейми:

– А ведь вы тоже можете обратиться к коку за средством от простуды. Закажите ему какой-нибудь бульон, Макдью. Даже если взмокнешь после труда, можно простудиться, не говоря уж о той передряге, в какую попали вы. Вы ведь не хотите заболеть лихорадкой? – блеснул глазами Иннес.

Джейми провел рукой по спутанным, отчасти морем, отчасти мной, волосам и заулыбался.

– В таком случае, Иннес, я умру счастливым.

Мистер Уиллоби не оставил пеликана в покое и на следующий день. Тогда мы и узнали, зачем он так рисковал ради поимки птицы. Пеликан восседал на сундуке, где обычно хранилась парусина, и хлопал глазами, но когда я попыталась подойти ближе, он защелкал клювом. Это было единственной его защитой: крылья птицы были обмотаны тканью, поэтому напугать меня хлопаньем крыльев он не мог.

Китаец был занят леской, в конце которой извивался кальмарчик. Предлагая пищу пеликану, мистер Уиллоби сказал что-то по-китайски, но тот не хотел есть или по крайней мере не решался. Тогда китаец поднял птице верхнюю часть клюва и опустил маленького кальмара в мешок, находившийся под клювом пеликана.

Удивившись, пеликан съел предложенную пищу, на что мистер Уиллоби сказал «хао-ляо», что, судя по всему, означало одобрение.

Поскольку я наблюдала за происходящим, китаец показал, чтобы я подошла к нему, и указал на пеликана.

– Пинг Ан. Хороший птица.

Значит, пеликан уже имел имя, и мне даже показалось, что он готов на него отозваться, потому что при словах мистера Уиллоби он поднял перья на голове, образовав хохолок. Это было забавно, пусть огромный клюв и внушал опасение. Я подошла ближе.

– А для чего он вам?

– Пинг Ан охотиться для моя. Я учить, ваша смотреть.

Я стала наблюдать, как китаец будет обучать птицу. Пинг Ан с помощью мистера Уиллоби съел нескольких мелких рыбок и кальмарчиков, затем хозяин птицы обмотал шею пеликана полоской ткани, пояснив:

– Теперь не может глотать. Если его глотать – задохнуться.

Далее к этому импровизированному ошейнику был приделан линь, и пеликан был освобожден от ткани, сковывавшей его крылья. Я была предупреждена знаком, что мне нужно поберечься, и отошла.

Пинг Ан потоптался по сундуку, оценивая свои возможности и удивляясь прихотям хозяина, который то связывает, то снова отпускает, развел крылья в стороны и вдруг поднялся в воздух.

Видя пеликанов преимущественно в зоопарках, мы не в состоянии оценить мощь этих птиц, но если вам приведется видеть летящего пеликана, вы поразитесь, насколько он красив в своей первозданной грации. Пускай на фоне элегантных чаек и альбатросов он походит на птеродактиля, зато в воздухе он теряет свою неуклюжесть и потешность.

Пинг Ан поднялся настолько высоко, насколько мог, ограниченный линем, проверил, можно ли воспарить выше, и, когда понял, что нельзя, начал летать кругами. Китаец, цепко держа линь, наблюдал, как летает птица, хоть солнце и слепило ему глаза. Матросы, зачарованно глядя на пеликаний полет, словно на полет огромного воздушного змея, бросили всю свою работу и глядели, как птица, сложив крылья, нырнула под воду и вышла из воды, понукаемая мистером Уиллоби. Как и следовало ожидать, Пинг Ан не спешил отдавать свой улов, но был вынужден это сделать. Китаец вытащил из подклювного мешка леща. Мистер Пикар был изумлен больше всех и с благоговейным ужасом смотрел, как ловко мистер Уиллоби управляется с лещом, разрезая вдоль еще живую рыбу. Одну половинку китаец скормил пеликану, держа его за крылья.

– Это для моя, – указал он на вторую половинку, запачкавшую сундук кровью.

Через неделю Пинг Ан летал без линя, но все же с ошейником. Мистеру Уиллоби удалось приручить птицу за такой короткий срок так, что она прилетала после охоты, принося в клюве свой улов. Разумеется, часть рыбы из мокрой кучки, переливающейся на солнце и сверкавшей всеми цветами радуги, доставалась самому пеликану. В свободное от ловли рыбы время он усаживался на салинге, дразня матросов, которым приходилось оттирать палубу после него, или бегал за крохотным мистером Уиллоби, превосходя восьмифутовым размахом крыльев его в несколько раз.

Теперь команда немного изменила свое отношение к китайцу и не задевала его по пустякам. Безрассудная ловля пеликана и дальнейшее его обучение восхитили всех, а клюв желтоглазого Пинг Ана служил надежной защитой, и мистер Уиллоби с удовольствием просиживал все погожие дни под мачтой, нанося на бумагу столбцы знаков.

Мне было интересно, что же делает китаец, когда его никто не видит, а торчать у него над головой не хотелось. Я укрылась за мачтой. Он смотрел на страницу, гордый своей работой. Ровные столбцы иероглифов выглядели очень красиво, хотя их смысл оставался мне недоступным.

Посмотрев, что вокруг никого нет, мистер Уиллоби выхватил кисточку и тщательно вывел в верхнем левом углу еще один знак. «Подпись», – догадалась я.

Глубоко вздохнув, он поднял глаза на море, но видел не океан, не дельфинов и не акул – таким мечтательным был его взгляд.

Испустив вздох еще раз, он качнул головой, отвечая самому себе на какие-то мучившие его душу вопросы, и осторожно сложил бумагу вначале вдвое, затем вчетверо и после вшестеро. Все это он проделал сидя. Дальше произошло непонятное: встав, он понес конвертик к борту и бросил его с вытянутой руки в воду.

Впрочем, в воду бумага не упала благодаря ветру, подхватившему ее и унесшему вдаль, где она стала похожей на чисто-белую чайку или крачку, одну из многих летевших за «Артемидой» в надежде поживиться объедками.

Мистер Уиллоби не видел этого – он уже спускался с палубы, по-прежнему мечтательный и по-своему счастливый.