Текст книги "Путешественница"

Я перевела взгляд на Джейми. Он подкатил глаза, давая понять, что ничего не мог сделать с такими байками.

– Ну нет, я не фея. – Я отрицала свою принадлежность к существам из иных миров, но не могла придумать сколько-нибудь внятного объяснения, кто же я в таком случае. – Я… э-э…

– Твоя тетушка Клэр тогда бежала во Францию, – пришел на помощь Эуон-старший. – Она поступила так, потому что думала, что дядя Джейми погиб при Каллодене, а во Франции жили ее родственники. Ты знаешь, что она была другом принца, так что в Шотландии ее бы живо сцапали англичане. А теперь она узнала, что дядя Джейми не убит. Поэтому села на корабль и прибыла сюда, к нам.

Парень таращился, равно как и я.

– Да… да, так и есть. – Нужно было поддерживать только что родившуюся легенду, и я сделала это, хотя и с небольшой задержкой.

Эуон тоже опомнился и засверкал глазенками.

– Вот это да! Ты вернулась к дяде! Это так красиво! – Он уже принял меня безраздельно.

Теперь, когда все поутихло, можно было не бояться приступов гнева его отца. Тот еще дулся, но против этого счастливого восклицания не мог устоять.

– Да, красиво. Наверное, это очень красиво, – пряча улыбку, сказал он.

– Мне думалось, что такое произойдет не сейчас, а года через два, да, видно, пора помогать и с этим. – Джейми держал голову отрыгивавшего в плевательницу Эуона. Я держала сосуд.

– Твоя правда, малец у нас шустрый – всегда делает все впереди всех, не спросясь, – поделился Эуон-старший. – Он и сперва пошел, а там уж научился стоять. Все котлы с кипятком, все свинарники и коровники, все костры были его.

Он приласкал худенькую спину сына.

– Терпи, парень.

Спустя время мы уложили Эуона-младшего на кушетку. Дядя и отец обязывались следить за тем, чтобы он не вставал и никуда не совался – после пережитого и после избытка портера ему требовался отдых.

– Ну где же этот чертов чай?

Джейми протянул было руку к звоночку, но я сочла это излишним: к чему было беспокоить кого-то, когда это можно сделать самому? Скорее всего, в борделе еще никто не мог прийти в себя после чрезвычайных утренних происшествий.

– Не нужно. Я хочу принести сама.

Все равно мне необходимо было вынести зловонную плевательницу. По дороге сквозь открытую дверь я слышала слова, обращенные к мальчику:

– Дурашка, ну что ты…

На этот раз меня встретили в кухне с должным почтением, но так же ласково. Мне очень хотелось послушать, что расскажет мальчик, и я питала слабую надежду на то, что мужчины повременят с расспросами.

Надежда все-таки оказалась иллюзорной: пока меня не было, что-то уже произошло. Войдя, я почувствовала царившее в комнате напряжение, и заметила, что младший Эуон прячет от меня глаза. Джейми не был смущен, его вообще тяжело было смутить, а вот старший Эуон тоже почему-то отводил взгляд, беря у меня поднос.

Надеясь понять причину этого странного поведения, я вскинула брови, безмолвно спрашивая у Джейми, что случилось в мое отсутствие, но он вскинул плечо. Тогда я принялась одарять присутствующих принесенным на подносе.

– Здесь молоко и хлеб. – Мальчишка обрадовался этому дару. – Чай, только с огня, – отдала я чайник Эуону-старшему. – Виски. – Джейми улыбнулся, и я закончила: – А также холодный чай в качестве пользительного средства.

Демонстрация салфеток для примочек, плававших в холодном чае, была встречена скептически.

– Холодный чай, – протянул Джейми. – А что, масла на кухне не было?

Я оседлала любимого конька, поскольку речь шла о медицинской помощи при ожогах.

– Масло не помогает при ожогах. Лучше всего мазать обожженные места соком алоэ либо подорожника, но у нас такого нет, по крайней мере у поварихи. Так что будем лечить имеющимся. За неимением лучшего холодный чай хорош.

Я приступила к оказанию помощи, промакивая его красную мордочку, чтобы с помощью холодной заварки сбавить термический ожог, а также сделала примочки для рук и плеч. Мужчины пили принесенные напитки в предвкушении рассказа о драматических событиях, постигших мальчонку.

– Значит, я пошатался по городу, думая, как поступить вернее всего, – начал он свое повествование. – Пока бродил, все думал, уж в голове загудело. А потом вдруг вспомнил, что тот мужчина ходил в нижней части улицы. Стало быть, сверху видно лучше, и я пошел в верхнюю часть Мили.

– Молодец, ты рассудил правильно, – одобрил Джейми. Отец парнишки тоже кивнул.

– Тебе удалось найти его?

Рассказчик, кивая, пил молоко.

– Да.

Он шел по Королевской Миле вплоть до самого Холируда, но никто не мог сказать, появлялся ли здесь человек с косичкой. Дойдя до Пушечных ворот, Эуон подумал, что его поиски тщетны, как тут увидел того, кого искал, в холирудском заведении при пивоварне.

Судя по всему, таинственный незнакомец отдыхал здесь, потому что говорил и пил пиво. Эуон спрятался за коновязью и видел, как моряк расплатился и ушел.

– И он больше не пошел ни в один трактир. – Парень возбужденно рассказывал о своих приключениях, попивая молоко и утирая молочные усы. – Он потом сразу пошел в тупик Карфакс.

Джейми забормотал гэльские проклятия.

– Что же дальше?

– Дальше он увидел, что печатня закрыта и дверь на замке. Я не спускал с него глаз: он взглянул на крышу, а потом оглянулся на прохожих. Людей было много, а в особенности тех, кто шастал в шоколадную лавку. Он не мог влезть в окошко незаметно. Тогда моряк потоптался на крыльце и вышел из тупика. Я спрятался в швейной мастерской и следил за ним оттуда.

Эуон подробно излагал, как странный моряк остановился у входа в тупик, потом свернул направо и скрылся в проулке.

– Мне было известно, что там ведь лазейка вела на задний двор, так что легко было сообразить, чего он хочет.

– Речь о хозяйственном дворике, он в задней части тупика, – просветил меня Джейми. – Наша печатня тоже выходит туда, как и другие черные лестницы.

Эуон съел хлеб и теперь совершенно освободил руки и рот.

– Да, дядя Джейми. Именно об этом я и подумал. А ведь у нас новые памфлеты – их нужно было спасать.

Лицо Джейми залила бледность.

– О нет…

– Какие памфлеты? – Это слово заинтересовало Эуона-старшего, и он решил уточнить, о чем говорит зять.

– Памфлеты для мистера Гейджа, – отозвался мальчик.

Это все равно не прояснило смысла его слов, и Джейми прямо сказал:

– Я печатаю политические памфлеты. Эти доказывают необходимость отменить последний закон о гербовом сборе и содержат призыв к гражданскому неповиновению, включая право на насилие. Новая печатная продукция, пять тысяч экземпляров. Тираж был сложен стопками в задней комнате. Я ждал Гейджа утром, он должен был забрать.

– Господи боже мой! – Эуон был бледен еще больше, чем Джейми. Он в ужасе спросил: – Ты спятил, а, Джейми? Тебя только помиловали, чернила еще мокрые, и вся спина в шрамах, а ты опять якшаешься с этими бунтарями, с Гейджем и его компанией! И втягиваешь в это опасное дело Эуона!

Эуон-старший, не сдерживаясь, вскочил, размахивая руками.

– Джейми, что ты делаешь, опомнись! Вспомни, сколько мы натерпелись от тебя. Война, потом тюрьма… Боже, я думал, что все уже позади, что ты сыт этим по горло. Как ты можешь?..

– Прекрати! Я не являюсь членом группы Гейджа. Я просто печатаю для них то, что просят, – я печатник и зарабатываю на хлеб типографской краской. Он хорошо платит, я выполняю его заказы в срок. Все.

Эуон раздражился еще больше.

– Нет! Нет, дорогой мой, это еще не все! Это только начало! Англичане выйдут на твой след и вздернут тебя в Лондоне, помяни мое слово. Когда бы они нашли это у тебя…

Внезапная догадка пронзила его мозг, и он спросил у сына:

– Скажи, малец, я правильно понимаю: ты знал о памфлетах и поджег печатню по этой причине?

Растрепанный Эуон был серьезен, как совенок.

– Отец, я не мог поступить иначе: их было слишком много. Пять тысяч, поверь, это не шутка, это очень много. У меня не было времени, чтобы перепрятать их. Моряк разбил окошко и почти открыл дверь. Тогда я понял, что нужно сделать.

Отец мальчонки стал осыпать Джейми проклятиями.

– Фрэзер, пошел к черту! Пускай они выпустят из тебя кишки, коль ты не понимаешь слов! Твое ослиное упрямство слишком дорого нам обходится! Якобиты, теперь Гейдж! Думай, куда ты катишься, сумасшедший!

Джейми запылал гневом, а потом помрачнел, грохая стаканом по столу и расплескивая чай.

– Хочешь сказать, что я лично развязал войну, да? Ты ведь знаешь, как я хотел остановить Стюарта. Эуон, а что случилось дальше, ты часом не помнишь? У меня отняли все, все! Ни земли, ни свободы, ни жены – у меня не было ничего. А все почему? Да потому, что я хотел помочь!

Быстрый его взгляд, брошенный в мою сторону при словах о жене, выдал все то, о чем Джейми переживал все эти годы.

Он повернулся к зятю, продолжая резко говорить.

– Признайся, зять, ты не остался в убытке после всех этих событий. Владелец Лаллиброха – твой сын, Джейми-младший. Твой, а не мой!

Эуон порывался защитить себя.

– Джейми, я не просил…

– Да, не просил, – перебил Джейми. – Я и не обвиняю тебя, нет. Но я отдал Лаллиброх, правда? Я теперь не владелец, а просто жилец, родственник. Отец завещал его мне, а я нарушил отцовский завет. Да, ты помогал мне, это тоже правда. Без тебя и Дженни мне бы не удалось справиться с усадьбой. Я заботился об арендаторах, мы делали это вместе, ты знаешь. И хорошо, что он у Джейми, у него надежные руки. Но я мог бы…

Он отвернулся, чтобы не видеть никого из нас, причинявших ему боль. От напряжения мышц натянулась рубашка.

Я не шевелилась и, конечно, ничего не говорила. Заметив глаза Эуона-младшего, наполненные скорбью, огорчением и раскаянием, я не удержалась и взяла его за худенькое плечо. Парень взял мою ладонь и с благодарностью пожал ее. Пульс бился ровно, несмотря на волнение мальчика.

Джейми повернулся, чтобы договорить; голос его не был спокоен, но был сдержан.

– Эуон, все, что было в моих силах, я сделал для парня, поверь. Он вне опасности: его никто не видел на борту, с Фергюсом в море он не ходил, хоть очень просился. – Джейми одарил младшего Эуона взглядом, исполненным любви и досады, – странное сочетание. – Я не звал его, наоборот, отговаривал ехать.

– Но ты не отослал его домой, Джейми! – Глаза Эуона были злы, в то время как краска гнева уже сошла с лица. – И ничего не сообщил нам! Вольно же вам гулять! Джейми, да ты понимаешь, что его мать извелась? Она не спит весь месяц!

Джейми закусил губу.

– Да… Я… не послал…

Он посмотрел на парнишку и дернул плечом.

– Да, я не послал. Я хотел поехать с ним домой.

– Он здоровый лоб и в состоянии добраться до дома самостоятельно. Сюда, поди, на задних лапках прискакал, не испугался?

– Да. – Джейми вертел в руках чашку. – Я хотел ехать с ним, чтобы вы с Дженни разрешили мне оставить малыша у себя на время.

Эуон ядовито улыбнулся.

– Ну да, ну да. Разрешить вам обоим съезжать с катушек, а потом отправиться в тюрьму или на виселицу, да? Неужто вам требуется родительское разрешение на безрассудные поступки? С каких пор?

Джейми вскипел.

– Эуон, ты знаешь, как я люблю его! Он почти сын мне! Я бы не допустил никакой тюрьмы или виселицы, лучше уж самому сложить голову.

– Уж знаю, Джейми. Но одна маленькая деталь – он почти сын тебе. Потому что он не твой сын – это мой сын и я его отец.

Они обменивались тяжелыми взглядами, но никто не отвел глаз. Джейми поставил чашку на стол не глядя.

– Да. Он твой сын.

Пыхтя, Эуон убрал с лица темные волосы.

– Да. На том и порешим.

Он вздохнул и обратился к сыну:

– Идем. У Холлидея я арендовал комнату.

Эуон-младший все это время не отпускал моей руки, а теперь сжал ее еще крепче прежнего.

Мальчик не хотел никуда идти, бросая вызов отцу.

– Отец, я не пойду, – дрожащим голосом проговорил он.

Эуон-старший от этого открытого неповиновения вспылил. Его щеки покраснели так, словно ему нанесли удар по лицу.

– Вот как.

Мальчик кивнул и выдавил:

– Я… приду утром. Мы пойдем с тобой домой утром, но не сейчас.

Эуон-старший долго изучал обожженное личико сына, смотря на него понуро, с какой-то тоской.

– Ясно. Что же… Хорошо.

Он не стал больше ничего говорить и ушел, тихо прикрыв дверь. Мы молчали, слушая, как стучит его деревянная нога, отсчитывая ступеньки, как он топает по гостиной, как с ним прощается Бруно и, наконец, как закрывается дверь. Кроме потрескивания камина, в комнате ничто не нарушало тишину.

Я все еще держала плечо парнишки, вздрагивавшего от тихих слез.

Встревоженный Джейми подсел к нему.

– Малыш… Не стоило.

Эуон сопел, втягивая воздух, чтобы задержать дыхание. Затем он резко повернулся к дяде.

– Я не хотел этого делать! Но… – На его лице отражалось страдание, смешанное с обидой.

Джейми положил руку на его острую коленку.

– Понимаю, мой мальчик. Но все же ему было больно это слышать.

– Дядя Джейми… это еще не все. Я не стал говорить ему…

Джейми нахмурился.

– Что же еще?

– Я не сказал, что моряк…

– Что же моряк?

Эуон набрался храбрости и выпалил одним духом:

– Я убил его. Наверное.

Джейми с мольбой посмотрел на меня, затем на племянника.

– Как наверное?

– Я не сказал отцу всей правды… – У него навернулись слезы на глаза, но он говорил: – Я зашел в печатню, открыв дверь твоим ключом. И человек с косичкой стоял там.

Он вошел в заднюю комнату, где лежал новый тираж. Там были и другие заказы, свежие чернила, промокашки для станка, кузнечный горн, в котором переплавляли изношенные отливки. Но моряка интересовали памфлеты.

Он хватал их и прятал за пазухой, – вспоминал племянник Джейми. – Я сказал, чтобы он положил их на место, но он, конечно, не стал меня слушать и прицелился из пистолета.

Моряк промахнулся, а потом бросился на испуганного парнишку, чтобы ударить его рукояткой оружия.

Эуон сжал руки на коленях:

– Нужно было защищаться, и я бросил в него черпаком.

Этот черпак служил для разливки свинца по формам. Он стоял ближе всего к мальчику и стал неплохим оружием: там еще оставался свинец, не настолько раскаленный, чтобы наполнить формы, но достаточно горячий, чтобы выжечь глаза.

– Он так закричал…

Эуон вздрогнул, и я села возле него, обойдя койку с другой стороны.

Моряк упал на пол, держась за лицо, и рассыпал угли.

– Они зажгли пачки чистой бумаги. Мне не удалось погасить пламя, и оно вскоре охватило всю комнату. Начались какие-то вспышки.

– Это взорвались бочонки с краской, – предположил Джейми.

В типографии было много предметов, могущих загореться: помимо бумаги там было много спирта, в котором растворяют чернильный порошок. Это вызвало большое возгорание. Эуон хотел выбраться через заднюю дверь, но перед ним падала горящая бумага, осыпая его пеплом. Видимость ухудшалась с каждой секундой, а вопли моряка наполняли душу ужасом.

– Он лежал между мной и передней комнатой. Я не мог толкнуть его, чтобы пройти, – едва слышно прошептал мальчик.

В панике Эуон поднялся по лестнице, но задняя комната тоже наполнилась огнем и дымом, и лестница превратилась в дымоход. Это грозило удушьем.

– Почему ты не вышел через люк? Он ведет на крышу, – полюбопытствовал дядя.

Эуон отрицательно мотнул побуревшей головой.

– Я не знал о нем.

– А зачем он, Джейми? – встряла я в разговор.

Он поднял губы в улыбке.

– На всякий случай. Хорошая лиса роет нору так, чтобы можно было выбраться из нее другим путем в случае опасности. Но это сделано не на случай пожара. – Он уточнил у мальчика: – Думаешь, он погиб в огне?

– Наверное. Вряд ли он смог выбраться. Нет, точно нет. Я убил его… Отец не знает, что я убий…

Эуон не договорил и захлебнулся в рыданиях.

– Нет, парнишка, ты не убийца. Ты поступил правильно, слышишь? Да прекрати плакать! – скомандовал Джейми.

Его племянник кивал, но по-прежнему ревел как белуга и дрожал. Я села ближе, привлекла его к себе и гладила по тощей спине, говоря ласковые слова.

Удивительное дело: рост Эуона был таким, каким был рост взрослого шотландца, но он был таким тощим, что мне казалось, что я глажу скелет. Его кости еще не обросли мышцами.

Он тоже бормотал что-то, но если я говорила успокаивающие слова, он по большей части проклинал себя и утверждал, что попадет в ад из-за содеянного. Из-за всхлипов, которыми очень часто прерывалась его речь, можно было понять немногое, но его уверенность в каре Господней была непоколебима:

– …один из семи смертных грехов… адское пламя… не могу сказать отцу… нельзя идти домой… не пустят в церковь…

Джейми выжидающе смотрел на меня, но я гладила мальчика по голове и показала ему, что могу сделать только это.

Тогда он повернул его голову и к себе.

– Слушай сюда, мой мальчик. Да нет же, смотри на меня!

Эуон едва поднял красные от слез глаза и посмотрел на дядюшку с невыразимой мукой во взгляде.

– Послушай меня. – Она сжимал руки Эуона. – Он хотел убить тебя, а ты всего лишь защищался. Это не грех. Церковь говорит, что если ты становишься на защиту семьи или страны, если ты защищаешь свою жизнь, то убийство не является грехом. Ты не совершил смертного греха и можешь спокойно ходить в церковь.

– Да?

Эуон утерся рукавом рубашки.

– Да, можешь ходить. С утра мы сходим к отцу Хейсу на исповедь. Он согласится со мной, сам посмотришь. Твои грехи будут отпущены.

– О!

Мальчик облегченно вздохнул. Было видно, что к нему снова вернулась надежда.

Джейми коснулся его колена.

– И потом нужно рассказать отцу. В этом нет ничего страшного, ты не должен бояться.

– Правда?

Известие о том, что он не должен гореть в геенне огненной, было намного лучше воспринято, чем заверения в расположении отца.

– Правда. Конечно, он будет переживать, на его голове появится несколько седых волосков, но нужно рассказать. Он поймет тебя и не выгонит из дому. Отношение к тебе не изменится, ты будешь таким же сыном и наследником, как и доселе.

– Он поймет?

Эуон смотрел с недоверием, которое могло смениться надеждой.

– Я… не стал говорить… он… Дядя, он убивал?

Джейми этот вопрос застал врасплох, и он не сразу нашелся, что ответить.

– Знаешь… я думаю, что он участвовал в битвах и бился с врагами, как все мужчины, но я не знаю наверняка, убивал ли он кого-то. – Он подумал и пояснил: – Обычно мужчины не говорят о таких вещах. Это тяжело, и здесь нечем хвастаться. Рассказывать о своих подвигах – удел пьяной солдатни.

Эуон согласно закивал, но все равно смахивал набегавшие то и дело слезы. Джейми достал ему носовой платок и понял, почему парень остался с ним.

– Ты знаешь, что я убивал, и поэтому сказал не отцу, а мне, да?

Эуон моргнул, неловко объясняя:

– Да. Мне показалось… ты знаешь, что нужно делать в таких случаях.

– Понятно.

Джейми обменялся со мной взглядом и приготовился говорить.

– Ну…

Если Эуон облегченно расправил плечи, то Джейми, наоборот, напряг их, принимая на себя бремя ответственности.

– Что нужно делать. Вначале задай себе вопрос – мог ли ты поступить иначе? Был ли у тебя выбор? Мог ли ты сохранить ему жизнь? Ты не мог, поэтому не виноват. Нужно исповедаться, если ты в силах. Если нет, то покайся. Этот старый добрый акт так же очищает душу, как и исповедь, но и о ней нельзя забывать. Пойми, ты ни в чем не виноват, – горячо убеждал племянника Джейми, – потому что ты мучишься, и сожалеешь, и можешь покаяться. Да, тебе пришлось так поступить, это очень сложно и неприятно, такая необходимость тяготит и изматывает, но все мы время от времени оказываемся в такой ситуации. Утешься и не забудь помолиться о его душе, чтобы она не преследовала тебя. Обычно читают «За упокой души», но в бою, когда нет времени, будет достаточно «Вверения души»: «Деснице Твоей, Иисус Христос, Царь града небесного, вверяю душу сию. Аминь!»

Эуон послушно повторил:

– «Деснице Твоей, Иисус Христос, Царь града небесного, вверяю душу сию. Аминь!» – Он перестал бубнить и уже более твердым голосом спросил: – Что же дальше?

Джейми нежно погладил его щеку.

– Дальше, мой мальчик, ты будешь жить с этим. Вот и все.

Глава 28
Страж доблести

– Выходит, что сэр Персиваль предупреждал тебя недаром? Тот моряк может навредить твоей деятельности?

Я задавала вопросы Джейми и рассматривала принесенный ужин. Снова я подумала о том, когда ела в последний раз. Да, то был трактир Моубрея, а с тех пор прошел не один час.

Джейми взял горячий пирожок, не особо размышляя, чем тот начинен.

– Выходит, что так. Недругов хватает, но я далек от мысли, что они подстерегают меня на каждом шагу. – Он принялся есть. – Я догадываюсь, кто может стоять за этим, а поэтому причин для беспокойства немного.

– Ты так думаешь? – удивилась я, кусая пирожок. Он оказался очень вкусен, и я откусила еще. – Чем он начинен?

Джейми заглянул внутрь выпечки.

– Это голубятина с трюфелями.

Изысканное изделие отправилось в его рот.

– Да, я так думаю, – произнес Джейми, дожевывая. – По моим догадкам, мне хотят насолить конкуренты, кто-то из тех, с кем у нас давние споры. Одна или другая шайка, это наверняка – с остальными я живу мирно.

Он уничтожал пирожки и рассказывал.

– Если тот тип только нюхал, но не пробовал, это дегустатор. Ему достаточно запаха, чтобы узнать, где произвели вино. А пробует он в том случае, когда хочет узнать, когда его разлили в бутылки, причем такой человек определяет с точностью до года. Хорошая способность. Странно, что подобный человек оказывает услуги контрабандистам, – проговорил Джейми.

Я попыталась определить по запаху поданного вина хоть что-нибудь из вышеперечисленного, но не стоит и говорить, что мои попытки были безрезультатными.

– Ты хочешь сказать, что он искал твой бренди?

– Похоже на то. Помнишь Джареда?

– Ну разумеется. Он жив?

Джаред был кузеном Джейми, богатым шотландцем, эмигрировавшим во Францию и имевшим там винодельню. Отрадно было слышать, что он счастливо избежал последствий Каллоденской битвы.

– Ну, англичаночка, его можно убить, разве затолкав в бочку и пустив ее плыть по Сене, уж поверь мне. – Джейми просиял улыбкой, кажущейся белоснежной из-за копоти на его лице. – Да и то выберется, с него станется. С ним все в порядке, он и в ус не дует. Кстати, как ты полагаешь, откуда у меня французский бренди?

Для меня было ясно, что французское вино поставляют из Франции, но здесь, по-видимому, был замешан Джаред.

– От него?

Джейми кивнул, жуя вкуснейшие пироги.

– Ну-ка!

Он отобрал тарелку с оставшимся лакомством у Эуона, схватившего было ее.

– Ты еще слишком слаб, чтобы есть пироги с мясом, – нахмурился Джейми, не желая делиться с племянником.

Он дожевал остававшееся во рту и пояснил:

– Тебе дадут хлеб с молоком, я распоряжусь.

– Дядя Джейми, разве им наешься? – Эуон-младший хотел присоединиться к нашему пиршеству во что бы то ни стало.

Судя по всему, он воспрял и телом, и духом, а потому почувствовал голод.

Джейми с недоверием покосился на племянника:

– Тебе не станет хуже?

– Будь покоен, дядюшка.

– Тогда ешь.

Джейми отдал ему тарелку и повернулся ко мне.

– Кузен отправляет сюда произведенное на мозельских виноградниках, но особенность его товара в том, что в Шотландию он привозит вина второго сорта, оставляя самые лучшие для французов – они безошибочно определяют сорт.

– Выходит, что никто не может узнать вашего секрета здесь, в Эдинбурге?

Джейми плеснул себе вина.

– Может. Но это могут лишь специалисты, «носы», как их называют – дегустаторы. Моряк пил бренди в «Собаке и ружье» и в «Синем кабане». Это важно, потому что в эти трактиры поставляю бренди я и только я. В остальные я тоже поставляю товар, но им предоставляют услуги и другие мои коллеги. Подумаешь – кто-то ищет Джейми Роя в питейных! Не в этом суть.

Он тоже понюхал вино, скривился и выпил.

– Питейные – это нестрашно. Но этот моряк – тот, кто выдает себя за моряка, – отправился после питейных в печатню.

Это вызывает опасения: я сделал все, чтобы те, кто знает меня как Джейми Роя, не знали тех, кому я известен под именем Александра Малькольма. То есть пристань в Бернтисленде и тупик Карфакс – разные вещи.

Я хмурилась, размышляя.

– А Персиваль Тернер? Он обращался к тебе как к Малькольму и в то же время предупреждал об опасности.

Джейми покорно кивнул.

– Многие эдинбуржцы зарабатывают похожим образом. Даже большая часть жителей Эдинбурга – порт как-никак. Разумеется, у нас договоренность с сэром Персивалем, но с ним договаривался Малькольм. Он не знает, что я проворачиваю делишки еще и под именем Джейми Роя, ну а о том, что я на самом деле Джейми Фрэзер, знают единицы. Сэр Персиваль получает от меня деньги за возможность беспрепятственного провоза голландских шелков и бархата через таможню.

Джейми растянул широкий рот в улыбке, продолжая рассказ.

– Он очень хорошо разбирается в тканях, а его жена и вовсе знаток. Но кабы он узнал, что я вожу еще и бренди и французские вина, он бы потребовал больше денег.

– А трактирщики не могли проболтаться? Ты не исключаешь такой возможности?

Джейми в раздумье взлохматил волосы.

– Трактирщики, конечно, знают меня. Но я не веду с ними дел – я захожу только как посетитель, знаток хороших вин. С ними общается Фергюс. Он благоразумный и держится от печатни подальше, чтобы невольно не вызвать подозрений. Мы обычно обсуждаем дела здесь, в борделе: никому в голову не придет спрашивать, зачем взрослые люди приходят сюда по вечерам.

– Погоди… – Меня озарила догадка. – В бордель ведь может войти любой, и никто не будет спрашивать, зачем он здесь. Что, если моряк видел тебя здесь? Или тебя вместе с французом? Или расспросил о тебе девушек? Тебя тяжело не запомнить, а тем более не узнать.

Джейми имел примечательную внешность. Во-первых, высокий рост, который никак не скроешь, – уже по этому можно было узнать его за версту. Во-вторых, он не горбился, а ходил прямо, уверенно и гордо, что выказывало в нем бывалого воина, пускай в данный момент и безоружного. В-третьих, конечно же, шевелюра, но это было не так существенно, поскольку рыжий шотландец не был чем-то особенным в Эдинбурге.

– А ты здраво мыслишь, англичаночка, – одобрил Джейми. – Как он мог узнать необходимую информацию от девушек, так и мы узнаем ее от них же. Я поспрашиваю, не видел ли кто из них моряка с косичкой.

Он потянулся руками вверх, цепляя потолочные балки.

– А после, может, поспим, а, англичаночка? – хитро скосил глаза он. – А то я сегодня какой-то измотанный всеми приключениями.

– Может быть, – улыбнулась я.

Для расспросов мы прежде вызвали мадам Жанну, чтобы узнать наверняка, был здесь моряк или нет. Она вошла в комнату, а Фергюс, увязавшийся за ней, открыл перед ней дверь так непринужденно, словно был ее братом или кузеном. Да, для него часто и подолгу находиться в борделе было естественно, ведь он родился в одном из веселых домов Парижа, а до десяти лет и жил там, ночуя в чулане и воруя днем.

– Бренди продан, – сообщил он милорду. – Макалпин купил его у меня, но, милорд, пришлось продать по более низкой цене, чтобы быстрее сбыть.

– Хорошо, правильно, иначе бы засветили место, – одобрил Джейми. – Что с трупом?

Фергюс радостно прищурился. Жилистый и черноволосый, чубатый, он был похож на пирата, собиравшегося поделиться своими подвигами.

– О, этот господин тоже пришел к Макалпину в его трактир, правда, выпить ему уже определенно не удастся, хотя выпивки ему должно хватить до второго пришествия. Я замаскировал его, – гордо заявил француз.

– Как это? – Мне не терпелось узнать, что же он выдумал.

Фергюс широко улыбнулся. Он был очень симпатичным парнем, и отсутствие руки его ничуть не портило.

– Запаковал в бочку с мятным ликером.

– Мятным ликером? Язычники-шотландцы никогда не пьют цивилизованных напитков – только виски, эль или бренди. Мятный ликер здесь не пили, наверное, последних лет сто, – поделилась наблюдениями мадам Жанна, высказывая неодобрение насчет шотландских питейных обычаев.

– Именно, мадам, – поддержал Фергюс соотечественницу. – Это-то нам и нужно. Не стоит спешить, чтобы мистер Макалпин открыл бочонок с этим напитком.

– Но когда-нибудь кто-нибудь все-таки закажет напиток и тогда… – Я попыталась представить чувства открывшего бочку.

– Да, миледи, – поклонился мне Фергюс. – В мятном ликере много спирта, тело не будет дурно пахнуть, обращая на себя внимание. Но наш неизвестный друг не будет долго жить в подвале у мистера Макалпина. Завтра он уже попадет на пристань, а там пропутешествует на границу, за море, например. И потеряется по дороге. Было бы неучтиво держать его в подвалах мадам Жанны.

Мадам что-то сказала в адрес святой Агнессы, но я не смогла хорошенько расслышать французских ругательств. Затем она собралась уходить, а по дороге к двери пообещала Джейми:

– Месье, я непременно расспрошу девочек об интересующем вас господине, но не сейчас. Завтра они будут отдыхать и тогда…

– По поводу отдыха, мадам, – встрял Фергюс. – Вы не знаете, у мадемуазель Софи уже занят этот вечер?

Мадам иронически посмотрела на него и изрекла:

– Мадемуазель Софи видела в дверях месье, потому, полагаю, она освободила для него свой вечер. – Взгляд ее упал на Эуона, лежавшего подобно растрепанному и разорванному мешку с соломой. – Этот юный джентльмен останется здесь?

– Да, ему тоже нужно отдохнуть, – отозвался его дядюшка. – Мы поставим здесь топчан.

Эуон все слышал и бурно запротестовал:

– Нет, я не буду спать в твоей комнате, дядя! Ты ведь будешь с тетей.

– Ну и что? – недоумевал Джейми.

– Как что? – Тут он посмотрел на меня и опустил глаза, поникнув головой. Запал его куда-то исчез, и он не решался объяснить. – Э-э… Ты же… захочешь… ммфм?

Последнее горское восклицание содержало в себе все, отличаясь краткостью по форме и богатейшим смыслом по содержанию.

Джейми потер верхнюю губу, тая улыбку и собираясь с духом.

– Да, мой мальчик, ты крайне обходителен. Я польщен твоей высокой оценкой моих возможностей: ты считаешь, что после этой суматохи я могу не только обнять подушку, но и твою тетю. Спасибо. Но я думаю, что она не обидится, – он подмигнул мне, – если ты будешь спать в нашей комнате. Не бойся, ты не стеснишь нас.

– Бруно говорит, что у девушек сегодня мало клиентов, – бойкий француз лез всюду. – Почему не…

– Фергюс, ему четырнадцать! – взревел Джейми, понимая суть предложения.

– Мне скоро исполнится пятнадцать! – вмешался Эуон, почувствовав преимущество нового возраста.

– Да, это хороший возраст. Пора. – Фергюс послал мадам Жанне взгляд, ищущий поддержки. – Твои братья тоже были в этом возрасте, когда пришли сюда впервые. Я видел, что это достойные ребята.

Джейми уставился на француза, прошивая его насквозь злыми глазами.

– Что ты несешь?..

– Милорд, кто-то должен был это сделать, – раздражился Фергюс непониманием со стороны Джейми. – Обыкновенно в публичный дом юношу приводит отец, но это не тот случай… Хотя твой отец достойный человек, не спорю. – Заинтересованный Эуон подтвердил это сообщение кивком, меньше всего на свете думая сейчас об отце. – Понимаешь, здесь нужно иметь такт и опыт, – пояснил он Джейми, а затем обратился к мадам Жанне. Фергюс успевал решать вопросы, советуясь со всеми одновременно, но поступая по-своему. – Что же, Доркас или Пенелопа? – Француз спрашивал так, будто выбирал редкое вино к ужину.