Текст книги "Дыхание снега и пепла. Книга 2. Голос будущего"

Глава 67
Кто смеется последним

Это был старый мушкет, сделанный, наверное, около двадцати лет назад, но в хорошем состоянии. Приклад был отполирован частым использованием, гладкого дерева было приятно касаться, металл ствола был гладким и блестящим.

Стоящий Медведь прижимал его к груди в экстазе, трепетно проводя пальцами вниз и вверх по стволу, а потом прижимая их к носу, чтобы вдохнуть опьяняющий запах ружейной смазки и пороха. Он звал своих друзей подойти и понюхать его после него.

Пятеро джентльменов получили мушкеты из щедрых рук Птицы Которая Поет По Утрам, и по дому пробежало чувство восторга, которое волнами накрыло всю деревню. Сам Птица, у которого по-прежнему было двадцать пять ружей для остальных мужчин, был переполнен ощущением невероятного богатства и власти, а потому был добродушно настроен по отношению ко всем и каждому.

– Это Хирам Кромби, – сказал Джейми Птице на языке цалаги, указывая на мистера Кромби, который стоял рядом и выглядел бледным и напряженным в течение всей приветственной речи, вручения мушкетов, призыва воинов и последующего ликования по поводу оружия. – Он пришел предложить свою дружбу и рассказать вам истории о Христе.

– О! О вашем Христе? О том, который опустился в подземный мир и вернулся? Мне всегда было интересно, он встретил там Небесную женщину или Крота? Я люблю Крота, я хотел бы знать, что он ему сказал. – Птица коснулся маленького кулона на шее с вырезанным изображением Крота, проводника в мир мертвых.

Мистер Кромби нахмурил брови, но, к счастью, его цалаги пока был далек от совершенства – он по-прежнему мысленно переводил каждое слово на английский, а Птица говорил быстро. Йен пока еще не дошел с Хирамом до слова, которое обозначает Крота.

Джейми кашлянул.

– Уверен, он будет счастлив рассказать вам истории, которые знает, – сказал он. – Мистер Кромби, – добавил он, моментально переключаясь на английский, – Чисква приветствует вас.

У жены Птицы, Пенстемон, слегка затрепетали ноздри – Кромби потел от волнения и вонял не хуже козла. Он серьезно поклонился и преподнес Птице нож, который привез в качестве подарка, медленно произнося приветственную речь, которую заучил наизусть. И сделал это неплохо, по мнению Джейми, – Кромби неправильно произнес всего пару слов.

– Я пришел, чтобы принести вам б-большую радость, – закончил он, запинаясь и потея.

Птица смотрел на Кромби – маленького, щуплого и вымокшего от пота – несколько долгих пронзительных мгновений, а потом перевел взгляд на Джейми.

– Ты забавный человек, Убийца Медведей, – сказал он покорно. – А теперь давайте примемся за еду!

Стояла осень – урожай только что был убран, и охотничий сезон был в разгаре. Ружейный Пир к тому же был важным событием – стол ломился от оленины разных сортов, дымящейся свинины, только что поднятой из ям, где ее зажаривали над ревущим огнем, от огромных блюд с маисом и жареной тыквой с бобами, приправленными луком и кориандром. Здесь были разного вида похлебки и дюжины дюжин маленьких рыбешек, обвалянных в кукурузной муке и зажаренных в медвежьем жире до сладкого хруста.

Мистер Кромби, по первости довольно зажатый в новой обстановке, начал расслабляться под действием пищи, хвойного пива и лестного внимания, оказываемого ему. Отчасти это внимание, подумал Джейми, имело причиной присутствие молодого Йена, который, широко улыбаясь, стоял рядом со своим учеником, поправляя его и подсказывая, пока тот не освоится с новым языком и сможет справляться самостоятельно. Йен был невероятно популярен среди женского населения деревни.

Сам Джейми вовсю наслаждался пиршеством. Он сбросил с себя ответственность, и теперь ему ничего не нужно было делать, кроме как говорить, и слушать, и есть. Уже следующим утром он уйдет отсюда.

Это было очень странное чувство, какого он, наверное, никогда прежде не испытывал. Он покидал многое и многих; обычно прощания были наполнены сожалением, несколько – облегчением, другие разбивали ему сердце и оставляли истекать кровью. Но сегодня было иначе. Все казалось странно торжественным, нечто было сознательно сделано в последний раз, но в этом факте не было грусти.

Должно быть, так ощущается завершение. Он сделал, что мог, и теперь Птица и его люди пойдут своим путем. Он может вернуться сюда, но больше никогда по долгу службы, как агент короля.

Это была необычная мысль. Никогда прежде он не жил, никому не присягая на верность, желанной была эта присяга или нет, осознанной или нет, была ли это верность немцам дома Джорди или Стюартам. А теперь все поменялось.

Впервые он смутно начал понимать то, что пытались ему объяснить дочь и жена.

Хирам пытался пересказать один из псалмов. У него неплохо получалось, потому что он заранее попросил Йена перевести его и выучил переведенное наизусть. Как бы там ни было…

– Налитое на голову драгоценное масло, стекающее на бороду…

Пенстемон опасливо покосилась на небольшой горшочек с топленым медвежьим жиром, который использовали в качестве соуса, и, переведя взгляд на Хирама, сузила глаза, явно приготовившись вырвать горшочек у него из рук, если он вдруг соберется лить жир себе на голову.

– Это история его предков, – сказал ей Джейми, пожав плечами. – Не его обычай.

– О. Хм. – Женщина немного расслабилась, но глаз с Хирама решила не спускать. Он был гостем, но не все гости ведут себя как положено.

Хирам, как бы там ни было, не сделал ничего неподобающего, только протестовал против переедания и отвешивал неуклюжие комплименты хозяевам; его упорно продолжали кормить до тех пор, пока он не наелся так, что глаза полезли из орбит. Индейцев такой результат удовлетворил.

Йен останется на пару дней, с тем чтобы удостовериться, что Хирам и люди Птицы нашли общий язык. Джейми был не совсем уверен в том, что ответственность за Хирама сможет противостоять своеобразному чувству юмора Йена. А чувство юмора у него было, скорее, как у индейцев. Значит, пару слов чискве в качестве меры предосторожности не будут лишними.

– У него есть жена, – сказал Джейми Птице, кивая в сторону Хирама, увлеченного беседой с двумя мужчинами постарше. – Он навряд ли примет молодую девушку в свою постель. Он может не понять, что это знак гостеприимства, и быть с ней груб.

– Не тревожься, – сказала Пенстемон, услышав его слова. Она посмотрела на Хирама, и ее губы изогнулись в усмешке. – Никто не захочет от него ребенка. А вот ребенка от тебя, Убийца Медведей… – Она одарила его долгим пронзительным взглядом из-под длинных ресниц, и он засмеялся, ответив ей жестом, означающим уважение.

Это была идеальная ночь, холодная и свежая. Дверь оставили открытой, чтобы внутрь заходил ночной воздух. Дым от костра поднимался прямым белым столбом, утекая в дыру над ними, его спирали напоминали радостно танцующих духов.

Все наелись и напились до состояния благостного бесчувствия. И вокруг разлилась тишина, наполненная ощущением покоя и радости.

– Для мужчин хорошо поесть своих братьев, – сказал Хирам Стоящему Медведю на своем ломаном цалаги, не вполне преуспев донести желаемый смысл. В конце концов, подумал Джейми, ощущая, как скрипнули его ребра под напором до предела набитого желудка, разница между «как братьям» и «своих братьев» не так уж велика.

Стоящий Медведь бросил на Хирама опасливый взгляд и чуть отодвинулся от него.

Птица, наблюдавший их диалог, помолчал мгновение и повернулся к Джейми.

– Ты очень забавный человек, Убийца Медведей, – повторил он, покачав головой. – Ты победил.

Мистеру Джону Стюарту

Суперинтенданту Южного

Округа по Делам Индейцев

С Риджа Фрэзеров

Отправлено 1 ноября

1774 года от Рождения Христова,

От Джеймса Фрэзера, эсквайра.

Дорогой сэр,

Сим письмом уведомляю вас о своей отставке в качестве индейского агента, поскольку мои личные убеждения больше не позволяют мне выполнять свои обязательства на службе Его Величества с чистой совестью.

С благодарностью за ваше доброе участие и покровительство и с пожеланиями всяческих благ в будущем,

Ваш покорный слуга

Джеймс Фрэзер, эсквайр.

Часть девятая
Кости времени

Глава 68
Дикари

Осталось только два. Лужица расплавленного воска мерцала в свете горящего над ней фитиля, и смутные очертания камней возникли из глубины – один зеленый, другой черный, каждый горел своим собственным внутренним огнем. Джейми аккуратно опустил верхний кончик пера в расплавленный воск и поддел изумруд, поднимая его к свету.

Он уронил камень в платок, который я держала наготове, после чего я быстро начала его тереть, чтобы убрать воск, прежде чем он затвердеет.

– Наши резервы подходят к концу, – неловко пошутила я. – Будем надеяться, больше не возникнет никаких непредвиденных трат.

– Я не трону черный алмаз ни при каких обстоятельствах, – сказал он решительно и задул фитиль. – Он для тебя.

Я уставилась на него.

– В каком смысле?

Он пожал плечами и потянулся за изумрудом в платке.

– Если меня убьют, – сказал он очень ровно, – ты его возьмешь и вернешься назад через камни.

– Вот как? Не уверена, что так оно и будет, – сказала я. Мне не нравились никакие сценарии из тех, которые включали смерть Джейми, но игнорировать такую вероятность было глупо. Сражение, болезнь, арест, несчастный случай, убийство…

– Вы с Бри говорили, что мне запрещено умирать, – сказала я. – Так вот я бы вам тоже запретила, если бы у меня была малейшая надежда, что вы меня послушаете.

– Я всегда тебя слушаю, саксоночка, – серьезно заверил он меня. – Но ты сама мне говорила – человек предполагает, а Бог располагает. Так вот, если ему придет в голову как-то мной распорядиться, ты вернешься назад.

– Почему это? – спросила я уязвленно и расстроенно. Воспоминания о том, как он отправил меня домой через камни накануне Каллодена, были не из тех, к которым мне хотелось возвращаться, а он вдруг как ни в чем не бывало открыл эту наглухо запечатанную дверь. – Я останусь с Роджером и Бри. Джем, Марсали и Фергус, Герман, Анри-Кристиан и девочки – все они здесь. К кому, в конце концов, мне возвращаться?

Он извлек камень из платка, поворачивая его в пальцах, и задумчиво посмотрел на меня, как будто размышляя, стоит ли делиться со мной чем-то. Я ощутила, как короткие волоски на затылке встали дыбом.

– Я не знаю, – наконец сказал он, покачав головой. – Но я видел тебя там.

Мурашки побежали вниз по моей спине и рукам.

– Видел меня где?

– Там. – Он неопределенно махнул рукой. – Это было во сне. Я не знаю, где именно ты была, знаю только, что это было в твоем времени.

– Откуда ты это знаешь? – требовательно спросила я; неприятное беспокойство разлилось по всему телу. – Что я делала?

Он сдвинул брови, пытаясь припомнить детали.

– Точно не знаю, – сказал он медленно. – Но свет был из того времени. – Его лицо внезапно разгладилось. – Точно! Ты сидела за столом и что-то держала в руках. Может, писала что-то. И вокруг тебя был свет, он освещал твое лицо, сиял в волосах. Но это был не свет от свечи и не солнечный свет. И я помню, как, глядя на тебя, подумал: «Так вот, значит, как выглядит электрический свет!»

Я смотрела на него, открыв рот.

– Как можно во сне узнать что-то, чего ты никогда не видел в реальной жизни?

Мой вопрос показался ему забавным.

– Мне все время снятся вещи, которых я никогда не видел, а с тобой разве не так, саксоночка?

– Ну, – протянула я неуверенно, – да. Иногда. Монстры, странные растения и всякое такое. Странные пейзажи. Люди, которых я не знаю. Но это ведь другое? Не то же самое, что увидеть нечто, о чем знаешь, но с чем никогда не сталкивался.

– Ну, электрический свет, который я увидел, может серьезно отличаться от реального электрического света, – признал он. – Но это то, что я себе сказал, когда увидел его. И я был уверен, что все происходило в твоем времени. В конце концов, мне ведь снится прошлое, почему бы мне не увидеть сны о будущем? – добавил он еще один аргумент.

Ответить на эту кельтскую по духу ремарку мне было нечего.

– Может быть, – сказала я. – Сколько лет мне было в твоем сне?

Вопрос застал его врасплох – он нерешительно помолчал и пристально посмотрел мне в лицо, как будто пытаясь сравнить его с какой-то внутренней картинкой.

– Ну… Я не уверен, – ответил он, в голосе его в первый раз появилось сомнение. – Я об этом не думал. Я не заметил, чтобы у тебя были седые волосы или что-нибудь вроде этого… Это была просто… ты… – Он растерянно пожал плечами и посмотрел на маленький камень у меня в руках.

– Он теплый у тебя в руках, саксоночка? – спросил он с любопытством.

– Конечно, теплый, – сказала я довольно резко. – Ты только что вытащил его из горячего воска, ради всего святого.

На самом деле, я ощущала деликатную пульсацию изумруда на ладони, теплого, как моя собственная кровь, живого, как крохотное сердце. Когда я отдала его Джейми, я почувствовала легкое и странное сопротивление, как будто камень не хотел покидать меня.

– Отдай его Макдональду, – сказала я и потерла ладонь о юбку. – Я слышала, как он разговаривает с Арчем снаружи, он захочет побыстрее уехать.

* * *

Макдональд еле добрался до Риджа под проливным дождем днем ранее, его обветренное лицо было практически фиолетовым от холода, усталости и волнительных новостей – он пришел сказать, что нашел в Нью-Берне типографию, выставленную на продажу.

– Владелец уже уехал, и не совсем по своей воле, – рассказывал он нам, сидя у огня промокший до нитки в облаках поднимающегося от одежды пара. – Его друзья хотят побыстрее продать помещение и оборудование, прежде чем его конфискуют или разрушат, чтобы обеспечить беглеца средствами в Англии.

Оказалось, что под «не совсем по своей воле» Макдональд имел в виду, что владелец был лоялистом, которого прямо с улицы похитил местный Комитет Безопасности и в добровольно-принудительном порядке посадил на корабль, отбывающий в Англию. Такая импровизированная форма депортации становилась все более популярной, и, хотя она была куда гуманней дегтя с перьями, такое путешествие значило, что издатель прибудет в Англию без гроша за душой, да еще будет должен денег за дорогу.

– Мне посчастливилось встретиться с несколькими его друзьями в одной таверне – они оплакивали его судьбу и пили за его благополучие. Тут я им и намекнул, что могу их выручить. – Майор прямо-таки раздулся от гордости. – Они все обратились в слух, когда я сказал, что вы, возможно, – лишь возможно – располагаете свободной наличностью.

– Почему вы так думаете, Дональд? – спросил Джейми, изогнув бровь.

Макдональд посмотрел на него удивленно, а потом понимающе. Он подмигнул и приложил палец к носу.

– Я слыхивал разное там и сям. Но ходит слух, что у тебя есть небольшой запас драгоценных камней, – по крайней мере, я это слышал от одного торговца в Эдентоне, чей банк имел дело с одним таким камнем.

Мы с Джейми переглянулись.

– Бобби, – сказала я, и он обреченно кивнул.

– Ну, что до меня, то я – могила, – сказал Макдональд, наблюдая за нами. – Вы можете положиться на мое молчание. Да и вряд ли это дело широко известно. С другой стороны, нищий не скупает мушкеты дюжинами по всей округе, так ведь?

– О, он очень даже может, – сказал Джейми тоскливо. – Вы бы удивились, Дональд… Как бы там ни было… Полагаю, что сделка может состояться. Какую цену называют друзья издателя? И предлагают ли они страховку на случай пожара?

Макдональд был уполномочен вести переговоры от лица друзей издателя – они хотели покончить с продажей прежде, чем явятся очередные пламенные патриоты и спалят все дотла. Сделка с Джейми была без промедления скреплена рукопожатием, и Макдональд был тут же отправлен обратно в долину, чтобы обменять изумруд на деньги и совершить покупку типографии, сохранив оставшуюся сумму для Фергуса на текущие расходы. Он также должен был распространить среди жителей Нью-Берна новость о том, что у типографии появился новый владелец.

– А если кто спросит о политических пристрастиях нового владельца… – начал Джейми. На это Макдональд только мудро кивнул и снова раз приложил свой палец к носу, испещренному красноватыми прожилками.

Я была уверена, что у Фергуса не было никаких личных политических пристрастий, которые стоили бы упоминания, – не считая преданности собственной семье, он был верен только Джейми. Однако, как только сделка была скреплена и начались лихорадочные сборы – Марсали и Фергус должны были сразу тронуться в путь, прежде чем всерьез начнется зима, – Джейми вызвал Фергуса для серьезного разговора.

– Имей в виду, это будет не так, как в Эдинбурге. В городе всего только один печатник, кроме тебя. Со слов Макдональда, это пожилой мужчина, который так боится и комитета, и губернатора, что не печатает ничего, кроме молитвенников и рекламных листовок о скачках.

– Très bon[35]35
  Хорошо (фр.).


[Закрыть], – ответил Фергус еще довольнее, если это было в принципе возможно. С тех пор как он услышал новости, он разгуливал по Риджу, светясь от радости, будто китайский фонарик. – Мы займемся газетами и листовками, не говоря уж о публикации памфлетов и скандальных пьес, – ничто не может быть благотворнее для печатного дела, чем волнения и мятежные настроения. Вы и сами это знаете, милорд.

– Я это знаю, – отозвался Джейми сухо, – именно поэтому я должен вдолбить в твою толстую черепушку мысль о том, как важно быть осмотрительным. Я не хочу услышать в один прекрасный день, что тебя повесили за измену или искупали в дегте за то, что ты не вполне изменник.

– О, ла! – Фергус игриво махнул крюком. – Я хорошо знаю правила игры, милорд.

Джейми кивнул, но убежденным не выглядел.

– Ай, знаешь. Но прошло время, у тебя давно не было практики. И ты не будешь знать, кто есть кто в Нью-Берне; ты же не хочешь по ошибке покупать мясо у человека, которого ты высмеял в утренней газете, ай?

– Я об этом позабочусь, па. – Марсали сидела у огня, кормя Анри-Кристиана и внимательно прислушиваясь. Она выглядела еще счастливее Фергуса, на которого смотрела с восхищением. Она перевела такой же восхищенный взгляд на Джейми и улыбнулась. – Мы будем осторожны, я обещаю.

При взгляде на нее лицо Джейми разгладилось.

– Я буду по тебе скучать, девчушка, – сказал он мягко. Ее радостный взор затуманился, но не стал грустным.

– Я тоже буду скучать, па. Мы все будем. И Герман, конечно, не хочет уезжать от Джема. Но… – Она снова посмотрела на Фергуса, который составлял список необходимых вещей, напевая себе под нос «Жаворонка» на французском, и крепче прижала к себе сына, заставив его возмущенно задрыгать ногами.

– Ай, я знаю. – Джейми кашлянул, чтобы скрыть эмоции, и потер пальцем под носом. – Значит, так, Фергус. У тебя будет немного денег; не забудь подкупить констебля и стражу. Макдональд передал мне имена людей из Королевского Совета и главы Законодательно Собрания – он сможет помочь с Советом, потому что он человек губернатора. Будь деликатен, ай? Но приглядывай за ним, он нам очень помог в этом деле.

Фергус кивнул, не отрываясь от бумаги.

– Бумага, чернила, свинец, взятки, замша, кисти, – перечислил он, продолжая писать, и снова начал петь: – Alouette, gentil alouette…

* * *

Было совершенно невозможно пригнать повозку на Ридж. Единственной дорогой была узкая тропа, которая вилась вверх по склону от Куперсвиля, – это стало одной из причин, по которой этот незначительный перекресток превратился в небольшой поселок – здесь, как правило, останавливались бродячие торговцы и другие путешественники, чтобы отсюда совершать пешие вылазки в горы.

– Это отличная превентивная мера от вражеского захвата Риджа, – сказала я Бри, тяжело дыша, и опустила на тропу большой холщовый узел с подсвечниками, ночными горшками и другой мелкой домашней утварью. – Но, к сожалению, это выгодное положение серьезно усложняет задачу выбраться с чертова Риджа.

– Думаю, па никогда не приходило в голову, что кто-то захочет уехать, – сказала Бри, кряхтя, чтобы опустить собственный груз – котел Марсали, наполненный сыром, мешками муки, бобами и рисом, на самом верху стоял деревянный ящик с сушеной рыбой и сеткой яблок. – Эта штука весит целую тонну.

Она повернулась и закричала в ту сторону, откуда мы пришли:

– ГЕРМАААН!

Ответом нам была мертвая тишина. Герман и Джемми должны были отконвоировать к повозке козу Мирабель. Они покинули хижину вместе с нами, но по пути упорно отставали. Ни детского голоса, ни блеяния не раздавалось с той стороны, но скоро нам на глаза показалась миссис Баг, с трудом бредущая по тропе под весом прялки Марсали, которую она несла на спине, в другой руке она держала поводок Мирабель. Мирабель, маленькая и изящная белая козочка с серыми пятнами, радостно заблеяла, заметив нас.

– Я нашла эту бедную девчушку привязанной к кусту, – сказала миссис Баг, со вздохом опуская прялку и вытирая лицо передником. – Мальчишек и след простыл, мелкие чертенята.

Брианна издала низкий рычащий звук, который не сулил ничего хорошего ни для Джейми, ни для Германа, если они ей попадутся. Но прежде чем она зашагала вверх по склону, вниз спустились Роджер и Йен, несущие две половины ткацкого станка Марсали, по случаю разобранного на кучу тяжелых деревянных брусьев. Увидев на тропе пробку, они остановились и со вздохом облегчения опустили свою ношу.

– В чем дело? – спросил Роджер, по очереди оглядывая наши лица, и наконец, нахмурившись, остановился на козе. – Где Джем и Герман?

– Держу пари, маленькие засранцы где-то прячутся, – сказала Бри, откидывая с лица растрепанные рыжие волосы. Ее коса расплелась, и непослушные пряди прилипали к взмокшему лицу. На секунду я ощутила нечто вроде благодарности по отношению к своим коротким кудрям – неважно, как это выглядело, главное – было удобно.

– Мне пойти поискать? – спросил Йен, выныривая из глубокой чашки для пудинга, которую он нес на голове дном кверху. – Вряд ли они ушли далеко.

Звук торопливых шагов снизу заставил всех в ожидании посмотреть в ту сторону, но это были не мальчики, а Марсали – запыхавшаяся и с широко раскрытыми глазами.

– Анри-Кристиан, – выдохнула она, стремительно осматривая группу. – Он у вас, матушка Клэр? Бри?

– Я думала, он с тобой, – отозвалась Бри, подхватывая тревогу Марсали.

– Так и было. Айдан Маккаллум присматривал за ним, пока я сгружала вещи в повозку. Но потом я остановилась, чтобы покормить его… – она приложила руку к груди, – а они оба исчезли! Я думала, может… – Она не договорила и начала осматривать кусты вдоль тропы, пунцовая от усталости и досады. – Я его задушу, – прошипела она сквозь стиснутые зубы. – И где Герман? – отчаянно крикнула она, заметив Мирабель, которая воспользовалась остановкой, чтобы отведать аппетитного чертополоха на обочине.

– Похоже на план, – заметил Роджер, явно находя ситуацию забавной. Йен тоже, казалось, веселился по поводу происходящего, но недобрые взгляды измотанных женщин быстро стерли ухмылки с их лиц.

– Да, пойди и найди их, будь так добр, – сказала я, видя, что Марсали сейчас либо ударится в слезы, либо начнет крушить все вокруг, как берсерк.

– Ай, пожалуйста, – сказала она горячо. – И поколоти их заодно.

* * *

– Ты знаешь, где их искать? – спросил Йен, заслоняя глаза от солнца, чтобы рассмотреть впадину от упавшего камня.

– Ай, скорее всего. – Роджер пробирался через заросли рвотного чая и багряника, Йен шел следом. Они вышли к берегу небольшого ручья, который бежал параллельно тропе. Ниже по течению, рядом с бродом, было место, где Айдан любил рыбачить, но там не было ни души. Тогда Роджер повернул вверх, шагая по засохшей густой траве и камням, лежащим вдоль берега. Каштаны и тополя почти целиком облетели, и листья лежали у них под ногами толстым ковром золотого и коричневого.

Айдан показал ему свое потайное место некоторое время назад – это была неглубокая пещера, не больше трех футов в высоту, почти незаметная на крутом склоне, заросшим молодыми дубками. Дубки теперь стояли голые, и вход в пещеру стал заметным, если знать, что ищешь. В этот момент он был особенно приметным, потому что из пещеры курился дымок, скользя, как тонкая вуаль, по скале наверху и оставляя острый запах в свежем сухом воздухе.

Йен приподнял бровь, Роджер кивнул и пошел вверх по склону, не пытаясь скрыть своего приближения. Изнутри пещеры послышались встревоженные суетливые звуки – топот и приглушенные вскрики, струйка дыма дернулась и исчезла, вместо нее с громким шипением из входа в пещеру вырвалось серое облако – кто-то плеснул на костер воду.

Йен тем временем бесшумно забрался по скале вверх и нашел над пещерой небольшую расщелину, из которой пару секунд назад струился дымок. Крепко ухватившись одной рукой за кизиловый куст, растущий на камнях, он опасно наклонился над расщелиной и, приложив ко рту вторую руку, издал устрашающий крик могавков.

Из пещеры тут же раздался перепуганный детский визг, за которым в беспорядке последовали охваченные ужасом мальчишки, спотыкаясь и в спешке толкая друг друга.

– Ну-ка! – Роджер ловко схватил за шкирку собственного отпрыска, пробегающего мимо. – Попался, приятель!

Герман с увесистым грузом в лице Анри-Кристиана, прижатого к животу, попытался было скрыться вниз по склону, но Йен последовал за ним, спрыгнув со скалы словно пантера, и выхватил у него малыша, вынудив беглеца неохотно остановиться.

Один только Айдан был на свободе. Увидев, что его товарищи схвачены, он замялся на краю склона, очевидно желая сбежать, но чувство солидарности победило, и он пошел назад, угрюмо шаркая ногами.

– Ну что, парни? Мне жаль, но ничего не выйдет, – сказал Роджер с некоторым сочувствием. Джейми грустил уже много дней подряд, оплакивая отъезд Германа.

– Но мы не хотим ехать, дядя Роджер, – сказал Герман, приняв свое самое невинное и несчастное выражение и умоляюще округлив глаза. – Мы останемся здесь, мы можем жить в пещере и охотиться, чтобы добыть пищу.

– Ай, сэр, а мы с Джемом будем делиться с ними нашими обедами, – тревожно вставил Айдан, поддерживая товарищей.

– Я принес немного маминых спичек, чтобы они могли оставаться в тепле, – горячо добавил Джем, – а еще ломоть хлеба!

– Видишь, дядя, – Герман изящно распростер руки, как бы объединяя их доводы, – мы никого не потревожим!

– О, никого не потревожите, значит? – спросил Йен с не меньшей симпатией. – Скажи-ка это свой матери, ай?

Герман рефлексивно отвел руки назад и прижал к ягодицам, защищая их.

– И о чем ты вообще думал, когда тащил сюда своего маленького брата? – спросил Роджер немного строже. – Он едва научился ходить! Два шага наружу, – он кивнул на пещеру, – и он полетит вниз, сломав себе шею.

– О нет, сэр! – возмущенно запротестовал Герман. Он пошарил в кармане и извлек кусок бечевки. – Я бы связывал его, когда ухожу, так что он не смог бы ходить без присмотра или упасть. Я ни за что бы его не бросил – я пообещал маман, когда он родился. Я сказал, что никогда его не оставлю.

По худым щекам Айдана потекли слезы. Анри-Кристиан, совершенно сбитый с толку, начал тихонько подвывать в знак солидарности, отчего у Джема задрожала нижняя губа. Он вырвался из рук Роджера, подбежал к Герману и страстно обхватил его за туловище.

– Герман не может уйти. Пожалуйста, папочка, не заставляй его уезжать!

Роджер потер нос, обменялся взглядами с Йеном и вздохнул. Он присел на камень и махнул Йену, который никак не мог определиться, как лучше держать Анри-Кристиана. Йен отдал ребенка Роджеру с явным облегчением. Ребенок, в свою очередь, ощущая необходимость в безопасности, схватил Роджера одной рукой за нос, а второй – за волосы.

– Слушай, a bhailach[36]36
  Мальчик, парень (гэльск.).


[Закрыть], – начал тот, с трудом отцепляя от себя ручонки Анри-Кристиана. – Маленького Анри-Кристиана должна кормить мама. У него едва прорезались зубы, ради всего святого, – он не может жить в пещере и есть сырое мясо, как вы, маленькие дикари.

– У него есть зубы! – горячо выкрикнул Айдан, демонстрируя укушенный палец в доказательство. – Смотрите!

– Он ест пюре, – не очень уверенно сказал Герман. – Мы будем размачивать печенье в молоке для него.

– Анри-Кристиану нужна его мама, – твердо повторил Роджер, – а маме нужен ты. Как же она справится одна с повозкой, двумя мулами и твоими сестрами? Путь в Нью-Берн неблизкий, ай?

– Но ей может помочь папа, – возразил Герман. – Девочки слушаются его, даже если никого другого не слушаются.

– Твой папа уже уехал, – сказал Йен. – Он уехал вперед, чтобы у вас был дом, когда вы приедете. Твоя мама должна ехать следом со всем скарбом. Роджер Мак прав, а байлах, ты нужен твоей маме.

Маленькое лицо Германа немного побледнело. Он беспомощно посмотрел на Джемми, который по-прежнему держал его в объятиях, потом на Айдана и сглотнул. Поднялся ветер и сдул у него с лица светлую челку, от этого он стал казаться еще более маленьким и хрупким.

– Ну тогда, – сказал он и замолчал, сглатывая ком. Он очень нежно обнял Джема за плечи и поцеловал его в рыжую макушку.

– Я вернусь, кузен, – сказал он. – И ты приедешь к морю навестить меня. И ты приедешь тоже, – заверил он Айдана, посмотрев на него.

Айдан шмыгнул носом, кивнул и медленно пошел вниз по склону.

Роджер вытянул руку и осторожно оттянул Джема от друга.

– Залезай мне на спину, милый, – сказал он, – склон очень крутой. Я понесу тебя вниз.

Не дожидаясь просьбы, Йен наклонился и подхватил Айдана, который обхватил его ногами поперек туловища и спрятал заплаканное лицо в его рубашку из оленьей кожи.

– Хочешь тоже поехать? – спросил Роджер Германа, осторожно поднимаясь под весом двойной ноши. – Йен может понести тебя, если хочешь.

Йен кивнул и протянул руку, но Герман покачал головой, его светлые волосы развевались на ветру.

– Нет, дядя Роджер, – ответил он едва слышно. – Я пойду сам. – И, развернувшись, он начал осторожно спускаться по крутому склону.