Текст книги "Чужестранка. Книга 2. Битва за любовь"

Часть пятая. Лаллиброх

Глава 26. Возвращение лэрда

Вначале мы так радовались тому, что вновь оказались рядом друг с другом, да еще далеко от Леоха, что почти не говорили. Донас легко нес нас по болотистой равнине, я сидела у него на спине, обняв Джейми за талию, и испытывала счастье от того, что ощущаю щекой ход его мышц, разогретых солнцем. Не важно, какие невзгоды ожидают нас в будущем (я понимала, что их будет достаточно), но мы были вместе. И это все, что нам было нужно.

Когда же счастливый покой сменился стремлением к общению, мы вновь начали беседы. Сначала о месте, которое миновали. Затем Джейми с определенной опаской завел речь обо мне и о том, откуда я пришла. Он изумлялся моим рассказам о другой жизни. Особенно его восхищали описания автомобилей, танков, самолетов; он требовал от меня повторять их вновь и вновь. Заключив негласный уговор, мы избегали вспоминать Фрэнка.

Мы проделали довольно большой путь, когда разговор свернул к насущным темам: Колум, замок, герцог, охота на оленей.

– Он добрый малый, – сообщил Джейми.

В этом месте дорога шла в гору, поэтому он спешился и вел коня под уздцы; и беседовать так оказалось проще.

– Я согласна, – сказала я. – Однако…

– Да, нынче опасно слишком доверять первому впечатлению, которое человек на тебя производит, – продолжил Джейми. – Но мы с ним спелись. Сидели по вечерам у огонька в охотничьем домике и болтали обо всем подряд. Он куда умнее, чем кажется, прекрасно осведомлен о том, как на других действует его голосок, и использует это, чтобы выдать себя за дурня; тем не менее он постоянно держит ум наготове и действует скрытно.

– М-м-м, что-то в этом роде я и предполагала. Ты ему рассказал?

– Кое-что, – пожал плечом Джейми. – Ну, как меня зовут, он, разумеется, знал еще со времени того визита в замок.

Я засмеялась, вспомнив, что Джейми рассказывал об обстоятельствах упомянутого визита.

– А ты ему не напомнил о прошлом?

Джейми хмыкнул; осенний ветер разметал концы его волос вокруг лица.

– Не без того. Как-то раз он осведомился, не страдаю ли и сейчас желудком. Я состроил серьезную мину и сообщил, что в основном нет, но, похоже, скоро ожидается приступ. Он расхохотался и выразил надежду, что мой недуг не доставляет неудобств моей красавице жене.

Я рассмеялась. В тот момент не имело никакого значения, что может сделать герцог, а чего не может. Впрочем, нельзя было исключать, что однажды нам понадобится его помощь.

– Я раскрыл ему немного, – продолжил Джейми. – Что меня облыжно объявили вне закона и у меня почти что нет возможности оправдаться. Он, похоже, выразил сочувствие, но я поостерегся говорить ему все, добавил лишь, что за мою голову назначена награда. Я не успел принять решение, можно ли вполне доверять ему, как в лагерь прискакал Алек с таким видом, словно за ним несется сам дьявол… ну, и мы с Муртой сразу отбыли.

– Кстати, где Мурта? – спохватилась я. – Он добрался до Леоха вместе с тобой?

Я искренне надеялась, что этот маленький человечек не навлек на себя гнев Колума или обитателей Крэйнсмуира.

– Они отправились одновременно, но куда его коню до Донаса! Добрый ты конь, Донас, золото, а не лошадь!

Джейми потрепал гнедого по лоснящейся шее, конь потряс гривой. Джейми посмотрел на меня и усмехнулся.

– А за Мурту не тревожься. Эта веселая пташка сама о себе позаботится.

– Это Мурта-то веселая пташка? – изумилась я. – По-моему, я ни разу не видала, чтобы он улыбнулся. А ты видал?

– Да. Раза два.

– А сколько лет ты его знаешь?

– Двадцать три года. Он же мой крестный.

– Верно. Кое-что становится яснее. Вряд ли он обо мне особенно тревожился.

Джейми похлопал меня по ноге.

– Разумеется, он тревожился о тебе. Ты ему нравишься.

– Поверю на слово.

Я глубоко вздохнула и, коли мы стали обсуждать последние события, решилась на вопрос, ответ на который меня очень занимал:

– Джейми, как думаешь, они и вправду сожгут Гейлис Дункан?

Он немного посерьезнел и кивнул.

– Полагаю, да. Но уже после того, как она родит. Тебя беспокоит именно это?

– В числе разных прочих обстоятельств. Посмотри-ка.

Я безуспешно попробовала закатать пышный рукав, поэтому приспустила с плеча ворот и показала Джейми след от прививки.

– Боже милосердный, – медленно сказал он после того, как я подробно объяснила, что это значит. – Так вот почему… то есть она тоже из твоего времени?

Я растерянно пожала плечами.

– Не знаю. Все, что я могу утверждать, что она родилась после тысяча девятьсот двадцатого года, когда такие прививки стали делать всем.

Я оглянулась; скалистые горы, за которыми мы оставили Леох, скрылись под низкими тучами.

– Вряд ли нам теперь предоставится возможность это выяснить.

Джейми направил Донаса с дороги к берегу небольшого ручейка, туда, где росли сосны. Обхватил меня за талию и снял с седла.

– Не грусти о ней, – уверенно сказал он, не отпуская рук. – Она дурная женщина и если не ведьма, то, в любом случае, убийца. Она же убила своего мужа, верно?

– Да, – сказала я и вспомнила застывший взгляд Артура Дункана; меня передернуло.

– Не понимаю я, зачем она это сделала, – сокрушенно покачал головой Джейми. – У него были и деньги, и положение в обществе. Думаю, он ее даже не бил.

Я уставилась на него в притворном испуге.

– Вот кого ты считаешь хорошим мужем!

– Ну… да, – насупился он. – Так чего ей еще было надобно?

– Чего еще?

Потрясенно застыв, я вытаращилась на него, затем свалилась на траву и засмеялась.

– Что тут веселого? Она же совершила убийство.

– Я просто подумала, что если хороший муж, как ты считаешь, тот, у кого есть деньги и положение и кто не бьет жену, то кто же тогда ты?

– А я в жизни не утверждал, англичаночка, будто я хороший муж. И ты этого не утверждала. Ты величала меня садистом и другими словами, которые я не стану повторять из соображений приличия. Но не хорошим мужем.

– Ты хороший. И мне не надо будет травить тебя цианидом.

– Цианидом? – заинтересованно спросил. – А что это?

– Яд, который убил Артура Дункана. Мгновенно действующий очень сильный яд. В мое время хорошо известный, но в ваше – редкий.

Я невольно облизнула рот.

– Я лишь тронула его губы своими, когда пыталась вдохнуть в него воздух, и этого хватило, чтобы у меня онемело лицо. Этот яд убивает почти сразу, ты сам видел. Тогда я и поняла, что Гейлис его отравила. Наверное, она извлекла яд из вишневых косточек, несмотря на то что это чертовски сложно.

– Она объяснила тебе, почему она его убила?

Я вздохнула и потерла ногу. Башмаков я лишилась еще во время приключений у озера, подошвы не загрубели, как у Джейми, и в них постоянно внедрялись острые занозы.

– Это целое дело. В твоих седельных сумках не завалялась какая-нибудь еда? Достань, пожалуйста, а я все расскажу.

В долину Брох-Туарах мы попали на следующий день. Только мы спустились в нее с предгорья, как в отдалении я увидела одинокого всадника, ехавшего навстречу нам. Первый человек, которого я встретила после побега из Крэйнсмуира, оказался полным мужчиной цветущего вида в белоснежном широком галстуке, выглядывавшем из-под воротника серого саржевого кафтана; длинные полы почти полностью прикрывали панталоны.

Мы провели в пути почти неделю, спали под звездами, умывались водой из ручьев, ели кроликов и рыбу – трофеи Джейми, и те ягоды и съедобные корешки, которые я могла отыскать. В результате наша пища была обильнее, свежее и разнообразнее, чем в замке, хотя и сильно зависела от непредсказуемых обстоятельств.

Но если при нашей кочевой жизни проблема питания оказалась решена неплохо, то наш внешний вид оказался совсем не так хорош. При виде нас верховой джентльмен придержал коня, а затем хмуро отправился к нам неторопливой рысью – очевидно, чтобы выяснить, кто мы есть.

Джейми, который настаивал на том, что необходимо поберечь коня, и потому в основном передвигался на своих двоих, приобрел по-настоящему пугающий вид: штаны до колен усыпаны красноватой пылью, рубашка вся порвана о колючую ежевику, а на щеках и подбородке во все стороны торчит рыжая щетина.

В последние несколько месяцев у него здорово отросли волосы. Как правило, он заплетал их в косу или стягивал шнурком на затылке, однако сейчас они свободной волной лежали на плечах, и в лохматой густой шевелюре застряли куски листьев и обломки веток. Лицо приобрело цвет темной бронзы, башмаки растрескались, за пояс были заткнуты сабля и кинжал – как ни крути, дикий горец.

Впрочем, у меня вид тоже был не лучше. Мою наготу прятала от нескромных взоров пышная складчатая выходная рубашка Джейми; сохранилась и часть собственного платья, ноги были босы – бродяжка, одним словом. Из-за высокой влажности воздуха и отсутствия гребня или щетки мои волосы лежали, точнее стояли дыбом во все стороны. За время жизни в замке я тоже сильно обросла, и волосы теперь стегали по плечам, время от времени закрывая глаза, например, как сейчас, при ветре сзади.

Смахнув с лица непокорные кудри, я следила за осторожным приближением джентльмена в сером. При виде его Джейми остановил коня и стал ждать, пока джентльмен окажется достаточно близко для начала беседы.

– Это Джок Грэхем, – объяснил он мне. – Живет выше по дороге. В Мурх Нардаге.

Не доехав до нас несколько ярдов, мужчина остановился и стал нас подозрительно разглядывать. Заплывшие жиром глазки с опаской щурились на Джейми, но неожиданно широко раскрылись.

– Лаллиброх? – с недоверием спросил он.

Джейми отвесил вежливый поклон головой и с совершенно непонятной мне гордостью собственника положил руку на мое бедро и заявил:

– А это леди Лаллиброх.

Джок Грэхем разинул рот не меньше чем на два дюйма, однако затем он спохватился, подобрал челюсть и изобразил подчеркнутое уважение.

– Мое… почтение… леди, – запинаясь, промолвил он, запоздало приподнял шляпу и поклонился. – Вы направляетесь… э-э… домой, полагаю? – спросил он, старательно отводя глаза от моей голой до колена ноги, видневшейся через дыру в юбке и испачканной бузинным соком.

– Да. – Джейми бросил взгляд через плечо на прорезавшую холм долину, о которой он говорил, что это проход в Брох-Туарах. – Бывали ли вы там в последнее время, Джок?

Грэхем с трудом перевел взгляд с меня на Джейми.

– Что? О да. Да, я там бывал. Там все в порядке. Я уверен, что вам будут рады. Доброго пути, Фрэзер.

Торопливо пнув коня каблуками под ребра, он обогнал нас и поехал вверх по долине.

Мы смотрели ему вслед. Ярдов через сто Грэхем вдруг остановился, обернулся в седле, привстал на стременах и приложил ко рту руки на манер рупора. Ветром до нас донеслось тихое, но отчетливое:

– Добро пожаловать!

И вскоре он скрылся на холме.

Брох-Туарах означает «башня, обращенная на север». Если посмотреть сверху на скалу, давшую название небольшому имению, то та покажется нисколько не выше тех, мимо которых мы шли в предгорьях.

Мы двигались по неширокому каменистому ущелью и вели коня в поводу. Вскоре дорога стала удобнее: полого шла по полям мимо построенных то тут, то там крестьянских домов и наконец стала прихотливо вившейся дорожкой, приведшей нас прямо к дому.

Сам дом оказался больше, чем я воображала: красивое трехэтажное строение из белого камня, с окнами, окаймленными серым гранитом, с множеством труб на высокой черепичной крыше. Вокруг дома, будто цыплята вокруг наседки, были построены маленькие домики, покрашенные белой краской. На небольшом пригорке позади дома высилась старая башня футов шестидесяти высотой, считая с острой крышей наверху, похожей на шляпу волшебника. По верху башни виднелись три ряда узких стреловидных бойниц.

Только мы подъехали, как где-то во дворе поднялся ужасный переполох. Донас дернулся в сторону и заржал. Я, как не особенно опытная наездница, моментально выпала из седла и унизительно шмякнулась в пыль. Проведя моментальную оценку важности произошедших событий, Джейми ухватил за повод коня и представил мне шанс разобраться самостоятельно.

Когда я поднялась с земли, совсем рядом со мной оказалась стая собак, которые лаяли и рычали. От страха мне показалось, что на меня злобно скалится чуть ли ни десяток псов. Однако Джейми грозно закричал:

– Бран! Люк! Назад!

И собаки остановились в паре футов от меня. По-прежнему рыча, они стали бегать вокруг, хотя и менее уверенно. Джейми снова прикрикнул:

– А ну назад, язычники этакие!

После чего псы ретировались, причем самый крупный из них стал вопросительно повиливать хвостом – один раз, потом другой.

– Клэр, прими у меня коня. Донас их не подпустит, а псам нужен я. Двигайся медленно, они тебя не тронут.

Джейми говорил негромко, ровным голосом, стремясь успокоить и коня, и псов. Не ощущая в себе особой уверенности, я тихо-тихо подошла к Джейми. Как только повод попал мне в руки, Донас поднял голову и выпучил глаза, однако я совершенно не намеревалась мириться с его выходками, поэтому с силой потянула повод вниз и схватилась за недоуздок.

Толстые бархатистые губы поднялись, открыв зубы, но я дернула еще сильнее и посмотрела в огромный, отливающий золотом конский глаз.

– Попробуй, только попробуй! – пригрозила я. – Окажешься у псов на клыки, я и пальцем не шевельну, чтобы тебя спасти!

Между тем Джейми подходил к собакам, вытянув вперед сжатый кулак. Собак, как оказалось, был не десяток, а всего четыре: маленький рыжий терьер-крысолов, две пятнистые и лохматые пастушьи овчарки и огромное черное чудовище с рыжими подпалинами, подходящее на роль собаки Баскервилей.

Это очаровательное создание вытянуло шею, объемом больше, чем моя талия, и, истекая слюной, с опаской обнюхало протянутый кулак. Толстый, словно корабельный канат, хвост вилял туда-сюда все быстрее и быстрее. Наконец пес поднял громадную голову, залился радостным лаем и бросился на хозяина, уронив его прямо в дорожную пыль.

– «Но Одиссееву близость почувствовал он, шевельнулся, тронул хвостом и поджал в изъявлении радости уши»[8]8
  Цитаты из «Одиссеи» здесь и дальше даны в переводе В. А. Жуковского.


[Закрыть], – продекламировала я Донасу, но тот лишь презрительно фыркнул, выразив таким образом свое отношение и к Гомеру, и к невоспитанному выражению слишком бурных эмоций прямо на дороге.

Хохотавший Джейми трепал собак по загривкам и хватал их за уши, а они все одновременно пытались облизать ему лицо. Наконец ему удалось оттолкнуть их и подняться, с трудом пресекая излишне выразительные проявления собачьей радости.

– По крайней мере ясно, что хоть кто-то тут мне рад, – сообщил он с улыбкой, гладя огромного пса по голове. – Вот это Люк, – показал он на терьера, – а это Элфин и Марс, братья, очень хорошие собаки-пастухи. А это… – он вновь погладил крупную голову, – это Бран.

– Верю твоему слову, – сказала я и боязливо протянула псу руку, которую тот обнюхал. – А он чем занимается?

– Охотник на оленей, – сказал Джейми, почесал Брана за стоячим ухом и прочитал:

 
Вот как Фингал[9]9
  Фингал – герой гэльского эпоса; Бран – его верный пес.


[Закрыть] выбирал собак:
Глаза – словно ягоды терна,
А уши – как листья,
Широкая грудь и стальные поджилки,
И длинное стройное тело.
 

– Эти качества у него есть, это правда, – проговорила я, разглядывая Брана. – И будь у него тело подлиннее, ты мог бы ездить на нем верхом.

– Так я и ездил, когда был ребенком, но, конечно, не на Бране, а на его дедушке Найрне.

В последний раз он потрепал Брана по спине, выпрямился и оглядел дом. После чего перехватил повод Донаса и потянул коня за собой.

– «Вслед за Эвмеем явился и сам Одиссей богоравный в образе хилого старца, который чуть шел, подпираясь посохом, с бедной котомкою, рубище в жалких лохмотьях», – процитировал он, откликаясь на мое обращение к «Одиссее». – А вот теперь, – заявил он, сурово и решительно поправив воротник, – думаю, наступило время отправиться к Пенелопе и ее женихам.

Мы подошли к широкой двустворчатой двери (псы не отставали от нас ни на шаг), и Джейми остановился на пороге.

– Нужно постучать? – слегка волнуясь, спросила я.

Джейми удивленно воззрился на меня.

– Это же мой дом, – проговорил он и толкнул дверь.

Он повел меня по дому, не обращая внимания на немногочисленных слуг, с удивлением смотревших на нас. Мы миновали переднюю, потом маленькую оружейную комнату и наконец оказались в гостиной. Ее украшал большой камин, облицованный полированным камнем; повсюду тускло сияли то серебро, то хрусталь, отражая дневные солнечные лучи. Сначала я решила, что гостиная пуста, но затем увидела возле камина чье-то движение.

Она оказалась куда ниже, чем я думала. Я почему-то считала, что сестра такого высокого брата должна быть никак не ниже меня, если не выше, но женщина возле камина была даже ниже пяти футов. Повернувшись к нам спиной, она тянулась за чем-то, стоявшим на верхней полке китайского шкафчика, и концы ее пояса протянулись почти до пола.

Увидев ее, Джейми застыл.

– Дженни, – сказал он.

Женщина обернулась и бросилась к нему, и я смогла разглядеть черные как вороново крыло брови и широко распахнутые голубые глаза на белом лице.

– Джейми!

Невысокая, она с такой силой врезалась в него, что едва не свалила с ног. Он схватил ее, и они на миг застыли, она – уткнув лицо ему в грудь, он – сцепив пальцы на ее затылке. Лицо Джейми выражало неверие в происходящее и вместе с тем такую безумную радость, что я показалась себе почти что незваной гостьей.

Потом Дженни еще сильнее прижалась к брату, приговаривая что-то по-гэльски, а выражение лица Джейми стало совсем иным: это было потрясение. Взяв ее руками за плечи, он отодвинул ее от себя и посмотрел сверху вниз.

В их чертах имелось много сходства: одинаковые слегка раскосые темно-голубые глаза, широкие скулы. Похожий тонкий, несколько длинноватый узкий нос. В отличие от Джейми сестра была брюнеткой: ее черные кудри были перехвачены на затылке зеленой лентой.

Дженни была красавица с тонкими чертами и белой, словно алебастр, кожей. Ее вид говорил, что она была беременна на позднем сроке.

У Джейми побелели губы.

– Дженни, – прошептал он, – о Дженни, душа моя.

В этот миг в дверях возник маленький мальчик, и Дженни отвлеклась на него, не заметив волнения брата. Она взяла ребенка за руку и с тихими словами одобрения привела в комнату. Малыш спрятался за юбку матери, сунул в рот палец и робко уставился на незнакомца.

Без всяких сомнений она была его матерью, однако лицом ребенок определенно пошел в отца, хоть и получил от нее черные кудри и широкие плечи.

– А это наш маленький Джейми, – гордо сказала Дженни, посмотрев на сына. – Это твой дядя Джейми, душа мое, тебя назвали в его честь.

– В мою честь? Ты назвала его в мою честь?

Джейми стал похож на кулачного бойца, пораженного ударом под дых.

Он отступал от матери и ребенка, пока не наткнулся на кресло и свалился в него, словно у него подкосились ноги. Упав же в кресло, он закрыл лицо руками.

Сестра смекнула, что творится что-то нехорошее, и бережно коснулась его плеча.

– Джейми? Что с тобой, голубчик? Ты заболел?

Он поднял глаза, и я увидела, что они полны слез.

– Ты намеренно так сделала, Дженни? Ты полагала, что я мало страдал из-за всего, что случилось, хотя оно и произошло в том числе из-за меня? Ты дала ублюдку Рэндолла мое имя, чтобы всю оставшуюся жизнь меня этим попрекать?

Лицо Дженни, и вообще-то бледное, потеряло всякие краски.

– Ублюдка Рэндолла? – тупо повторила она. – Ты говоришь о Джоне Рэндолле? Капитане красных мундиров?

– Да, капитане красных мундиров. Боже милостивый, о ком же еще? Неужто ты его не помнишь?

Джейми уже пришел в себя и изобразил голосом насмешку.

Вздев одну бровь, Дженни внимательно оглядела брата.

– Похоже, ты ополоумел, дружок? – поинтересовалась она. – Или, может, перебрал в дороге?

– Мне не следовало возвращаться, – сообщил он.

Встал и, неуклюже загребая ногами, попытался пройти мимо нее к двери. Однако попытка не удалась: на его пути возникла Дженни и крепко вцепилась в руку.

– Исправь меня, братец, коли я ошибаюсь, – медленно проговорила она, – но мне определенно показалось, что ты назвал меня шлюхой капитана Рэндолла. И вот мне любопытно, что за дурь у тебя в голове, от которой ты несешь подобное.

– Дурь, говоришь?

С горькой гримасой, перекосившей рот, Джейми повернулся к ней.

– Я много бы дал, чтобы так оно и было. Лучше бы я умер и тлел в могиле, чем видел, до чего докатилась моя сестра.

Он схватил ее за плечи, чуть потряс и внезапно закричал:

– Зачем, Дженни, зачем? Лишь то, что ты была обесчещена, должно было меня убить. Но это…

Он оставил ее и трагически показал на ее выпирающий живот – доказательство вины, хорошо различимое под легкой тканью.

Джейми круто обернулся, и остолбеневшая возле двери старуха, с увлечением слушавшая их беседу, придерживая ткнувшегося в ее юбки ребенка, испуганно попятилась.

– Мне не следовало возвращаться. Я ухожу.

– Ты так не сделаешь, Джеймс Фрэзер, – сурово заявила его Дженни. – Во всяком случае, не раньше, чем выслушаешь меня. Садись, я расскажу тебе о капитане Рэндолле, раз ты этого хочешь.

– Я не хочу ничего о нем слышать! Ничего не хочу знать!

Дженни сделала шаг к нему, но он бросился окну, смотревшему во двор. Она двинулась следом, приговаривая: «Джейми…» – но он лишь гневно отмахнулся:

– Нет! Не говори! Я этого не перенесу!

– Вот оно что!

Несколько секунд она смотрела на Джейми (схватившись за подоконник обеими руками и широко расставив ноги, он замер спиной к ней), затем закусила губу, очевидно, в размышлении, и моментальным рывком сунула руку ему под килт.

Джейми возмущенно заорал и застыл, как громом пораженный. Он попытался повернуться, но замер: Дженни наверняка усилила хватку.

– Такого все мужики опасаются, – злобно ухмыльнувшись, сказала она мне. – Но с некоторыми иначе не справиться. А теперь ты любезно меня выслушаешь, – обратилась она к брату, – не то я их покручу. Ну?

Красный как рак, он не двигался и лишь со свистом выпускал воздух сквозь сжатые зубы.

– Хорошо, выслушаю, – согласился он, – но потом сверну твою хорошенькую шею, Дженет! Отпусти.

Но едва она это сделала, как он накинулся на нее:

– Как ты посмела? Позоришь меня перед моей женой?

Вспышка гнева не оказала на сестру совершенно никакого воздействия. Дженни повернулась на каблуках и язвительно посмотрела на нас обоих.

– Славно; раз это твоя жена, значит, твои яйца знакомы ей лучше, чем мне. Я их не видела с той поры, как ты стал достаточно большим, чтобы мыться одному. Они, наверное, выросли?

Лицо Джейми отражало сложную гамму чувств – любезность, которой от него требовали, соперничала с очевидным желанием младшего брата дать сестре по шее. В результате воспитание взяло верх, и со всем возможным в сложившихся обстоятельствах достоинством он процедил:

– Убери руки от моих яиц. И, раз уж ты не уймешься, пока не заставишь всех тебя выслушать, расскажи о Рэндолле. Расскажи, почему не послушала меня и предпочла обесчестить себя и свою семью.

Дженни поставила руки в боки и выпрямилась во весь свой крошечный рост, изготовившись к бою. Она не так быстро, как брат, проявляла свой темперамент, но темперамент у нее имелся – сомневаться не приходилось.

– А, так я тебя не послушала, вот оно что! Вот что тебя не устраивает, Джейми! Ты все лучше других знаешь, все мы должны делать так, как ты приказываешь, в противном случае всех нас ожидает погибель.

Она сердито дернула плечами.

– Да если бы я тогда сделала, как ты говорил, тебя убили бы прямо во дворе, отца повесили или бросили в темницу за убийство Рэндолла, а имение бы отошло короне. Это если не поминать, что я, потерявшая дом и семью, вынуждена была бы побираться по дорогам.

И так не бледный Джейми от гнева стал совершенно пунцовым.

– Да, и вместо того, чтобы побираться, ты предпочла продаться! Да лучше бы я захлебнулся собственной кровью и видел отца и эти земли в аду, и тебе это отлично известно!

– Да уж известно! Известно, что ты, Джейми, дурень, и всегда им был! – не сдержалась Дженни.

– Отлично, прямо в твоем духе! Мало того, что ты опорочила свое, да и мое доброе имя, тебе еще обязательно надо устроить скандал и выставить перед всеми соседями свой позор напоказ.

– Не смей так говорить со мной, Джеймс Фрэзер, хоть ты мой брат! О чем ты говоришь, когда упоминаешь о моем позоре? Ты, совершенный дурень…

– О чем? Да о твоем брюхе, как у полоумной жабы!

И Джейми непристойным жестом изобразил ее живот.

Дженни на шаг отступила, размахнулась и дала брату пощечину со всей имевшейся у нее силы. От удара голова его откинулась назад, а на щеке отпечаталась белая пятерня. Он приложил к щеке ладонь и посмотрел на сестру. Глаза Дженни сверкали от гнева, грудь тяжело вздымалась. Через стиснутые зубы летели ругательства:

– Я жаба? А ты мерзкий трус! У тебя только и хватило храбрости оставить меня тут; я уж считала, что ты умер или брошен в темницу; много дней от тебя не было никаких вестей, ни словечка – и вдруг в один прекрасный день ты являешься пред мои очи, да еще с женой, скажи, пожалуйста, вваливаешься в мою гостиную, обзываешь меня жабой и шлюхой, и…

– Я не говорил, что ты шлюха, а надо было! Как ты смеешь…

Невзирая на различие в росте, брат и сестра сумели встать нос к носу и бранились свистящим шепотом, стремясь к тому, чтобы крики не были слышны во всем доме. Все эти стремления по большей части оставались напрасными: из кухни, прихожей, даже в окно заглядывали любопытствующие зрители. Явление домой лэрда Брох-Туараха, без сомнения, стало занимательнейшим представлением.

Подумав, что выяснять отношения они вполне могут в мое отсутствие, я тихо вышла из гостиной, кивнув в прихожей старухе, и сошла с крыльца. Посреди двора росло небольшое дерево, под которым была вкопана скамейка, где я и уселась, с интересом рассматривая все, что кругом.

Помимо дерева, во дворе имелся небольшой сад, обнесенный оградой, где цвели поздние розы. За садом – то, что Джейми называл голубятней, по крайней мере, я пришла к выводу, что это голубятня, увидев как в отверстие под крышей домика влетают и вылетают голуби самих разных обличий.

Мне было известно, что в хозяйстве есть гумно и силосный сарай – видимо, они стояли с другой стороны; там же должны были быть амбар для зерна, курятник, огород и заброшенная часовня. Из-за дома вился слабый осенний ветерок; сделав глубокий вздох, я почувствовала сильный аромат хмеля и дрожжей. Следовательно, там же варят пиво и эль.

Дорога, шедшая от калитки, вела через небольшой холм. На самой вершине холма на фоне заката темнели силуэты нескольких мужчин. Наверное, они встали, чтобы попрощаться; так оно и оказалось: к дому пошел лишь один, а остальные направились к группе строений, темневшей на некотором расстоянии.

Когда мужчина подошел ближе к калитке, я увидела, что он хром. Причина его хромоты стала понятна, только он вошел во двор: правой ноги ниже колена не было, ее заменял протез.

Несмотря на это, походка у мужчины была молодая. Он приблизился к дереву, и я увидела, что ему немногим за двадцать. Высокий, ростом почти с Джейми, но узкоплечий и чрезвычайно худой, прямо-таки тощий.

Перед тем как подойти, он помешкал и с любопытством поглядел на меня, тяжело опершись на изгородь. На его высокий лоб мягко спускались густые темные волосы, в глубоко посаженных карих глазах сияли терпение и доброта.

Пока я сидела на скамейке под деревом и ждала, голоса Джейми и его сестры становились все громче. Окна по причине тепла были открыты, и с моего поста под деревом прекрасно все было слышно, хотя я и не разбирала все сказанное.

– Злобная носатая сука! – раздался в вечерней тишине вопль Джейми.

– А ты не воспитан даже для того… – Конец ответа Дженни унес налетевший ветер.

Незнакомец кивнул головой на дом.

– Насколько я понимаю, вернулся Джейми.

В ответ я тоже кивнула, не зная, стоит ли представиться. Молодой человек улыбнулся и поклонился мне.

– Я Айен Муррей, муж Дженни. А вы, думаю… э…

– Англичанка, на которой женился Джейми, – договорила я вместо него. – Меня зовут Клэр. Вы знали? – спросила я, и он рассмеялся.

Честно сказать, я слегка растерялась. Муж Дженни?

– О да. Мы узнали от Джо Орра, а он – от лудильщика из Ардрэйга. В этих горах тайны разлетаются быстро. Вы с Джейми должны бы это знать, даже если женаты лишь месяц. Дженни уж сколько недель все думает, какая вы.

– Шлюха! – зарычал Джейми, но у мужа Дженни не шевельнулся ни единый мускул на лице; он по-прежнему смотрел на меня с доброжелательным интересом.

– Вы красивая молодая женщина, – проговорил он. – Вы любите Джейми?

– Ну… да. Да, конечно, – ответила я, слегка смутившись.

В общем, я почти привыкла к прямоте и непосредственности, отличавших хайлендеров, но иногда они все же меня обескураживали. Айен сжал губы, согласно кивнул и сел на скамейку рядом со мной.

– Дадим им еще немного времени, – сообщил он, махнув на окна, крики за которыми окончательно стали звучать по-гэльски. Причина битвы мужа Дженни, похоже, вообще не занимала. – Фрэзеры ничего не слышат, пока находятся в гневе. Накричатся в свое удовольствие, а потом уж выслушают вас, только так.

– Да, я заметила, – довольно холодно сказала я, и он опять рассмеялся.

– Значит, вы женаты достаточное время, раз успели это смекнуть. Рассказывали, что Дугал заставил Джейми на вас жениться, – продолжил он, как и до того, не обращая на крики внимания и обращаясь только ко мне, – но Дженни заметила, что заставить Джейми сделать то, чего он не хочет, может только что-то посильнее Дугала Маккензи. Теперь я вижу вас и понимаю, почему он это сделал.

Он вздернул брови, словно ожидая от меня дальнейших объяснений, но вовсе на них не настаивая.

– Думаю, у него имелись для этого резоны, – заметила я, с трудом удерживая на собеседнике внимание, которое стремилось к продолжению баталии в доме. – Не хочу… я имею в виду, что надеюсь…

Айен верно понял и причину моей паузы, и взгляды, которые я против воли кидала на окно.

– Понимаю, вас это должно тревожить, – проговорил он, – но она в любом случае устроила бы ему трепку, все равно есть вы тут или вас нет. Она всем сердцем любит Джейми и очень беспокоилась после его исчезновения, а еще сильнее после скоропостижной смерти отца. Вы об этом знаете?

Карие глаза посмотрели на меня внимательно и пристально, будто Айен пытался выяснить степень доверия между мной и Джейми.

– Да, Джейми рассказывал.

– Ясно. Ну, и кроме того, – кивнул он на дом, – она в положении.

– Да, я заметила.

– Сложно не заметить, – усмехнулся Айен, и мы засмеялись. – От этого она стала весьма буйной. Я не осуждаю ее, что вы, но нужно быть большим смельчаком, чем я, чтобы препираться с женщиной на девятом месяце.

Он откинулся спиной к стволу и протянул перед собой ногу с протезом.

– Потерял ногу при Домье, – объяснил он. – Картечь. К вечеру чуть побаливает.

Он потер ногу над кожаной перевязью, крепившей деревяшку к плоти.