Текст книги "Двойная осторожность"

Глава 7

В четверг я сонно слонялся по школе: всю ночь проверял тетради пятых классов и не выспался. У них, как и у Вильяма, тоже были впереди решающие экзамены. Я обнаружил, что одно из самых моих неудобных свойств – это проклятая добросовестность по отношению к детям.

Тед Питтс не явился. Когда я напрямую спросил Дженкинса, тот кисло ответил, что у Питтса ларингит и что это очень некстати, потому что из-за него полетело все расписание отделения математики.

– А когда он будет?

Дженкинс криво усмехнулся – не то чтобы у него были для этого какие-то причины, а просто по укоренившейся привычке.

– Мне звонила его жена, – сказал он. – Питтс потерял голос. Когда голос к нему вернется, тогда и будет.

– А не могли бы вы дать мне его телефон?

– У него нет телефона! – обвиняющим тоном сообщил Дженкинс. – Он говорит, что не может себе этого позволить.

– А его адрес?

– Спросите у секретаря, – ответил Дженкинс. – Вы что думаете, я должен наизусть помнить адреса всех моих помощников?

Я зашел к секретарю во время утренней перемены, но его на месте не оказалось, и два последних урока перед ленчем (пятый "В", магнитные свойства; четвертый "Е", электричество) я размышлял о том, что, если я сегодня же не отправлю кассеты в Кембридж, они к субботе там не будут; а если они не будут на Кембриджском почтамте к субботе, мне следует ожидать нового и значительно более неприятного визита того парня с «Вальтером».

Во время обеденного перерыва об обеде я думал в последнюю очередь.

Вместо этого я вышел из школы, дошел до ближайшего магазинчика и купил три чистые шестидесятиминутные кассеты. Не таких хороших, как требовал Тед Питтс, но для моих намерений вполне годятся. Потом я разыскал одного из коллег Теда Питтса и попросил помочь с компьютером.

– Ну, – нерешительно сказал он, – если это только на десять минут, тогда ладно. Зайдите ко мне после уроков. И Дженкинсу не говорите, идет?

– Ни за что на свете!

Он рассмеялся, а я поспешно бросился к телефону-автомату, что висел у выхода, и позвонил в полицейский участок города Ньюмаркета (предварительно узнав телефон через справочную) и попросил соединить меня с тем, кто занимается расследованием убийства Криса Норвуда.

Мне сообщили, что убийством Криса Норвуда занимается начальник сыскного отдела, старший офицер Айрстон, и что его сейчас нет. Быть может, я соглашусь побеседовать с детективом сержантом Смитом? Я сказал, что, наверно, соглашусь, и после нескольких щелчков и пауз меня уютным суффолкским говорком спросили, что мне угодно.

Я еще раз мысленно повторил то, что собирался сказать, но все равно начать было трудно. Я осторожно сказал:

– Возможно, я кое-что знаю о причинах убийства Криса Норвуда и примерно предполагаю, кто мог это сделать. Но вполне возможно, что я ошибаюсь.

Дело в том, что...

– Ваше имя, сэр? – перебил меня сержант Смит. – Адрес? Мы можем вас там найти, сэр? В какое время? Старший офицер Айрстон свяжется с вами, сэр. Благодарим за звонок.

Я повесил трубку. То ли он действительно так заинтересовался тем, что я сказал, то ли это стандартный ответ, рассчитанный на любого психа, который звонит в полицию со своей излюбленной теорией. Так или иначе, времени у меня осталось ровно на то, чтобы успеть перехватить последний гамбургер в школьном буфете и вернуться в класс ровно к звонку.

В четыре меня задержала Луиза своими очередными претензиями: все приборы остались на партах – вот Мартин никогда бы такого не допустил! Я рысцой промчался по коридорам, где мальчикам бегать не разрешалось, и слетел по лестнице, держась обеими руками за перила и едва касаясь ногами ступеней – трюк, которому я выучился в далекой юности. Я очень боялся, что коллега Теда Питтса устанет ждать и уйдет домой.

К моему великому облегчению, он не ушел. Он сидел перед знакомым экраном и стрелял по маленьким беспорядочно движущимся мишеням с рвением первоклассника.

– Что это за игра? – спросил я. – «Стар-страйк». Хотите попробовать?

– Она ваша?

– Это Тед составил для ребятишек.

– Она в «Бейсике»? – спросил я.

– Конечно. «Бейсик», графика и специальные символы.

– А можно ее просмотреть?

Он напечатал «LIST», и по экрану бесконечными рядами строчек побежала программа Теда Питтса.

– Вот, – сказал коллега Теда.

Я посмотрел на застывший на экране хвост программы:

"410 RESET (RX, RY): RX=RX-RA: RY=RY-8 420 IF RY2 SET (RX, RY): GOTO 200 430 IF ABS (1*8-RX)4 THEN 150 460 FOR 0=l TO 6: PRINT @64+4* Vv, "

Для меня это был темный лес. Для Теда Питтса это, должно быть, звучало как поэма. Его коллеге я сказал:

– Я хотел попросить вас записать что-нибудь – все равно что – на эти кассеты. – Я протянул ему кассеты. – Так, чтобы на них был компьютерный шум и программа, которую можно просмотреть. Мне это нужно для... мнэ-э... для демонстрации возможностей компьютера.

Он не стал вдаваться в подробности.

– Как вы думаете, – спросил я, – Тед не будет возражать, если я воспользуюсь его игрой?

Он пожал плечами.

– Да нет, не думаю. Он ее сам записывал для некоторых мальчиков. Он из нее тайны не делает. Он взял у меня кассеты.

– По одному разу на каждой стороне?

– Нет. По несколько раз на каждую сторону.

Глаза у него расширились.

– О господи! Зачем?

– Гм... – я лихорадочно придумывал ответ. – Ну, чтобы продемонстрировать поиск по именам файлов.

– А-а. Ладно. – Он посмотрел на часы. – Я бы вам разрешил это сделать самому, но Дженкинс во что бы то ни стало требует, чтобы кто-то из математиков перед концом рабочего дня проверял, выключен ли компьютер, и сдавал ключ в учительскую. А надолго задерживаться я не могу.

Однако он любезно вставил первую кассету в магнитофон, напечатал "CSAVE "А"" и нажал «ENTER». Когда экран сообщил «Готово», он напечатал "CSAVE "В"", а потом "CSAVE "С"" и так далее, пока вся первая сторона не оказалась заполнена игрой «Стар-страйк».

– Это же займет целую вечность! – пробурчал он. – А может, вы сделаете только по одной стороне на каждой кассете? – спросил я.

– Ладно.

Он заполнил первую сторону второй кассеты и примерно полстороны третьей и наконец не выдержал:

– Слушайте, Джонатан, хватит, наверно? Вы говорили – минут десять, а мы тут сидим почти целый час!

– Вы настоящий друг!

– Не беспокойтесь, я вас попрошу отдежурить за себя.

Я взял кассеты и кивнул. Просить кого-то отдежурить за себя в школе было распространенным способом освободить себе день. И это служило расхожей монетой, которой мы расплачивались друг с другом за услуги.

– Спасибо большое, – сказал я.

– Пожалуйста.

Он принялся готовить компьютер ко сну, а я унес кассеты, упаковал их в мягкий конверт и отправил в Кембридж, надписав на каждой стороне, заполненной программами: «Начало здесь».

Поскольку вечером было родительское собрание, я сходил в паб, съел пирог со свининой и выпил пива, потом проверил тетради, сидя в учительской, а с восьми до десяти в составе всего педагогического коллектива (не явившихся на подобные мероприятия карали довольно сурово) поубеждал родителей всех четвертых классов, что их юные чудовища успевают вполне прилично. Родителя Поля Аркади, того, что был с яблоком на голове, спросили, выйдет ли из их сына ученый-исследователь. Я уклончиво ответил, что он со своим умом и способностями далеко пойдет, на что мне было сказано: «Он очень любит ваши уроки». Это было приятным разнообразием после другого папаши, который воинственно заявил мне, что его сын на моих уроках только даром тратит время.

Успокаивать, соглашаться, советовать, улыбаться; и, в первую очередь, показать родителям, что их ребенок тебе не безразличен. Наверно, такие собрания – хорошее дело; но после долгого рабочего дня они ужасно изматывают.

Я приехал домой с твердым намерением немедленно плюхнуться в кровать, но дом встретил меня отчаянным трезвоном телефона.

– Где ты был? – раздраженно вопросила Сара.

– На родительском собрании.

– А я звонила-звонила... И вчера тоже.

– Извини.

Но она осталась неумолима:

– Ты не забываешь поливать мои цветы?

«О, черт!» – подумал я.

– Извини, забыл.

– Ты такой небрежный!

– Да. Прости, пожалуйста.

– Полей их сейчас. На завтра не откладывай!

– Как Донна? – спросил я из вежливости.

– В депрессии, – коротко и резко ответила Сара. – Постарайся не забыть про традесканцию в третьей спальне.

Я положил трубку и подумал, что решительно не желаю, чтобы она возвращалась. Это была неприятная угнетающая мысль. Ведь когда-то я ее так любил! Я был готов умереть за нее на самом деле! Я впервые всерьез подумал о разводе и не испытал ни сожаления, ни чувства вины, а одно лишь облегчение.

В восемь утра, когда я варил себе кофе и жарил тосты, снова зазвонил телефон. На этот раз это была полиция. Голос с лондонским произношением, очень вежливый.

– Сэр, у вас была какая-то теория относительно Криса Норвуда.

– Ну, это, собственно, не теория. Это... как бы совпадение. – У меня было время подготовить свою речь заранее и выделить то, что необходимо сообщить. – Кристофер Норвуд поручил моему другу, Питеру Кейтли, написать компьютерные программы. Питер Кейтли написал их и записал на магнитофонные кассеты, которые отдал мне. В прошлую субботу ко мне явились двое людей с пистолетом и потребовали кассеты. Они угрожали прострелить мой телевизор и лодыжки, если я их не отдам. Вам это ничего не напоминает?

Пауза. Потом тот же голос сказал:

– Минуточку, сэр.

Я успел выпить полчашки кофе, пока наконец со мной заговорил другой голос – басовитый, более медлительный и не такой церемонный. Он попросил меня повторить то, что я сказал инспектору.

– Хм, – сказал он, когда я умолк. – Наверно, мне стоит с вами встретиться. Где вы живете?

Я сказал, что мне нужно в школу, и он согласился, что от школы никуда не денешься. Он обещал приехать в мой дом в Туикенеме в половине пятого.

И вот он явился – не в сверкающей мигалками машине с полицейской эмблемой, а в четырехдверном гоночном седане. Когда я подъехал, он уже вылез из машины. Он мне сразу понравился: коренастый человек с резкими чертами моложавого, но не молодого лица, с черными волосами, припорошенными сединой, прямым взглядом светло-карих глаз и скептически поджатыми губами. Я подумал, что такой человек на пустяки тратить время не станет.

– Мистер Дерри?

– Да.

– Старший офицер, начальник сыскного отдела Айрстон. – Он распахнул бумажник и показал мне свое удостоверение. – Детектив Робсон, – он указал на другого человека, вылезавшего из машины. Оба они были одеты в штатское: серые брюки и спортивные куртки. – Мы можем пройти в дом, сэр?

– Конечно, – и я повел их по дорожке. – Хотите кофе? Или чаю?

Оба покачали головой, и Айрстон сразу взял быка за рога. Похоже, то, что я успел им сообщить, всерьез их заинтересовало. Мой рассказ о том, что я узнал во время своего путешествия на «Кухню богов» и к миссис О'Рорке, был встречен с большим энтузиазмом. Айрстон задавал много вопросов. Спросил он и о том, как мне удалось убедить своих визитеров удалиться ни с чем. Я беспечно ответил:

– Кассет у меня нет, я их одолжил приятелю. Я сказал, что, как только получу их, сразу перешлю им по почте, и, на мое счастье, они согласились.

Он вскинул брови, но ничего не сказал. Наверно, решил, что мне просто повезло.

– И вы понятия не имеете, что это были за люди? – спросил он.

– Нет.

– Ну, марку пистолета вы вряд ли запомнили... – безнадежно сказал он.

Я помедлил, потом ответил:

– По-моему, это был «Вальтер» 0,22. Я такой уже видел раньше.

– Вы уверены? – жадно переспросил он.

– Практически да.

Он поразмыслил.

– Нам хотелось бы пригласить вас в местный полицейский участок, чтобы проверить, не узнаете ли вы кого-то на фотографиях.

– Пожалуйста, – согласился я. – Но вы их и сами сможете увидеть, если вам повезет.

– Что вы имеете в виду?

– Я действительно послал им кассеты, но сделал это только вчера. Они должны их забрать на главном почтамте в Кембридже. Возможно, завтра они там появятся.

– Это очень кстати. – Он сказал это без особого воодушевления, но тщательно все записал. – Что-нибудь еще?

– Это не те кассеты, которые им нужны. Те кассеты я еще не получил.

Я послал им другие кассеты, с компьютерной игрой.

Он поджал губы.

– Это было не очень разумно.

– Но настоящие кассеты принадлежат миссис О'Рорке. А пока эти люди думают, что кассеты те, что им нужны, они не вломятся ко мне с пистолетом.

– А сколько времени им понадобится, чтобы это выяснить?

– Не знаю. Но если это те же двое, которые угрожали Питеру, времени им может потребоваться довольно много. Он сказал, что они вроде бы плохо разбираются в компьютерах.

– Питер Кейтли сказал вам, что эти двое побывали у него вечером в пятницу, – принялся рассуждать вслух Айрстон. – Так?

Я кивнул.

– Кристофер Норвуд был убит утром в пятницу. Через восемь с половиной дней. – Он потер подбородок. – Но надеяться на то, что у них снова уйдет восемь дней на то, чтобы обнаружить, что их надули, было бы неразумно.

– Я всегда могу поклясться, что это именно те кассеты, которые дал мне Питер.

– Но не думаю, что на этот раз они вам поверят, – решительно ответил он. Он помолчал. – Дознание по делу Питера Кейтли назначено на сегодня, так?

Я кивнул.

– Мы связались с полицией Нориджа. Нет никаких причин предполагать, что гибель вашего друга была неслучайной. Вы ведь думали об этом?

– Да, думал.

– Не беспокойтесь. Инспектор страховой компании в своем докладе пишет, что взрыв был типичный. Никаких следов поджога, динамита или другой взрывчатки не обнаружено. Просто рассеянность и чудовищное невезение.

Я отвел взгляд.

– Ваши люди с пистолетом этого сделать не могли, – сказал он.

Я подумал, что он, возможно, просто пытается усыпить кипящую во мне ненависть, чтобы мои показания были более объективными. Но на самом деле он по-своему старался меня успокоить, и я был благодарен ему за это.

– Если бы Питер не погиб, – сказал я, поднимая глаза, – они могли бы вернуться к нему, когда обнаружили, что он отдал им бесполезный хлам.

– Вот именно, – сухо сказал Айрстон. – Нет ли у вас друзей, у кого вы могли бы пожить недельку-другую?

В субботу утром, побуждаемый, увы, обещанными миссис О'Рорке десятью процентами комиссионных, я отправился в Уэлин-Гарден-Сити, чтобы предложить ее кассеты мистеру Гарри Гилберту.

Не то чтобы эти кассеты у меня были – они по-прежнему покоились у Теда Питтса, страдающего ларингитом, но я, по крайней мере, знал, что они существуют, знал, что на них записано, и полагал, что для начала этого будет довольно.

От Туикенема до Уэлина по прямой миль двадцать, но на самом деле дорога куда длиннее и к тому же весьма утомительна: приходится долго ехать по Северной Кольцевой, а потом еще петлять по узким улочкам. Но сам городок оказался зеленым и ухоженным – не город, а мечта архитектора. Дом Гилберта стоял в богатом тупичке. Похоже, лото навсегда изгнало бедность от его дверей. Двери были сделаны в стиле короля Георга, с двумя колоннами и узкими окошками по бокам. Красно-белый дом, сверкающий окнами, на зеленом ковре газона. Я нажал блестящую медную кнопку звонка и подумал, как неудачно выйдет, если окажется, что обитателей этого игрушечного домика не окажется дома. Однако мистер Гилберт оказался дома. На звонок он открыл дверь и сказал, что, если мне что-то нужно, мне придется прийти позже, потому что он уходит играть в гольф. За дверью стояли наготове клюшки и тележка, на которой их возят, а грузное тело мистера Гилберта было подобающим образом облачено в клетчатые брюки, рубашку с расстегнутым воротом и спортивную куртку.

– Это по поводу системы Лайэма О'Рорке, – сказал я.

– Что-о?! – воскликнул он.

– Я приехал по просьбе миссис О'Рорке. Она просила передать, что ей, возможно, все же удастся продать вам эту систему.

Он взглянул на часы. Ему было на вид лет пятьдесят, наружность самая непримечательная: скорее мелкий чиновник, чем продавец фальшивых надежд.

– Входите, – сказал он. – Сюда.

Он разговаривал деловитым, напористым тоном, который действительно больше приличествовал игорному залу, чем, скажем, престижному колледжу. Он провел меня в неожиданно просто и рационально обставленную комнату: письменный стол, пишущая машинка, на стенах – карты, утыканные разноцветными флажками, два вращающихся стула, поднос с напитками и пять телефонов.

– У вас пятнадцать минут, – сказал он. – Так что давайте сразу к делу.

Он не сел сам и не предложил сесть мне. Это была не столько невежливость, сколько равнодушие. Я понял, что имела в виду миссис О'Рорке, когда говорила, что он человек холодный. Он не пытался скрыть скелет своих мыслей под тряпками приличий. «Учитель из него вышел бы никудышный», – подумал я.

– Записи Лайэма О'Рорке были украдены, – начал я.

– Это я знаю, – нетерпеливо перебил он. – Так что, они нашлись?

– Записи пропали. Но нашлись составленные по ним компьютерные программы.

Он нахмурился.

– У миссис О'Рорке есть эти программы?

– Они есть у меня. Но я выступаю от ее имени. Я хочу предложить их вам.

– А кто вы такой?

Я пожал плечами.

– Джонатан Дерри. Можете позвонить ей и проверить, если хотите, – я указал на ряд телефонов. – Она за меня поручится.

– А эти программы, они у вас с собой?

– Нет, – сказал я. – Я подумал, что нам сперва следует договориться.

– Гм-м.

Лицо его оставалось бесстрастным, но чувствовалось, что он лихорадочно размышляет и никак не может решиться.

– Я не стану предлагать вам приобрести их не глядя, – сказал я. Но могу вас заверить, что они работают.

Это не произвело никакого видимого эффекта. Внутренняя борьба продолжалась; и разрешил ее не Гилберт и не я, а прибытие третьего лица.

Снаружи хлопнула дверь машины, и из прихожей послышались шаги. Гилберт вскинул голову, прислушиваясь, и из-за приоткрытой двери окликнули:

– Пап!

– Я тут, – сказал Гилберт.

И вошел сын Гилберта. Сын Гилберта, который являлся в мой дом с пистолетом.

Я застыл от изумления, и мои чувства, должно быть, отразились у меня на лице. Впрочем, и сын Гилберта был изумлен не меньше моего. Я взглянул на его отца, и только сейчас сообразил, что он в точности соответствует тому описанию человека, явившегося в дом Питера за кассетами, которое дала мне Сара: средних лет, обыкновенный, довольно толстый. Того самого человека, которому Сара сказала, что кассеты у ее мужа.

У меня перехватило дыхание, словно меня ударили под дых. Знать, чего не стоит делать...

Я ведь чувствовал, что незнание опасно! Но так и не выяснил того, что следовало знать. Знай я одну-единственную мелочь, я бы нипочем сюда не явился. Но кто же мог знать, что у мистера Лотто Гилберта может быть сын-громила с итальянской рожей? Нет, не стоило мне преследовать Моисея...

– Это мой сын, Анджело, – представил Гилберт. Анджело инстинктивно дернул правой рукой в сторону левой подмышки – хотел схватиться за пистолет. Но на нем была свободная замшевая куртка и джинсы, и он был без оружия. «Благодарю тебя, господи, за маленький подарок», – подумал я.

В левой руке у него был тот самый пакет, который я отправил в Кембридж. Пакет был вскрыт, и Анджело бережно придерживал его дыркой вверх, чтобы кассеты не вывалились.

Дар речи вернулся к нему раньше, чем ко мне. Вместе с наглостью и злобой.

– Чего этот лох сюда приперся? – поинтересовался он.

– Он пришел, чтобы продать компьютерные кассеты.

Анджело расхохотался.

– Я же тебе говорил, что получу их даром! Этот лох мне их сам прислал. Я же говорил, что он их пришлет! – Он насмешливо помахал пакетом. Ты выжил из ума, когда предложил этой ирландской ведьме кучу денег! Лучше бы ты разрешил мне вытряхнуть из нее эти бумажонки в тот же день, как помер ее старик. У тебя, папаша, мозгов маловато. Тебе надо было рассказать мне все с самого начала, а не тогда, когда дело уже запуталось.

Вел он себя, словно молодой бык, нападающий на старого. Он явно бунтовал против отца, и бунт зашел уже слишком далеко. Парень самоутверждался.

И, как я заподозрил, представление это разыгрывалось отчасти и для меня тоже. Он желал показать мне, что, хотя в прошлый раз одержал верх я, все равно он меня круче.

– Как сюда попал этот недоносок? – осведомился он.

Гилберт то ли не обращал внимания на его хамский тон, то ли мирился с ним.

– Его прислала миссис О'Рорке, – ответил он. Ни тому, ни другому не пришло в голову задать мне весьма неприятный вопрос, откуда я знаю миссис О'Рорке. Если бы они до этого додумались, я бы за свою шкуру дорого не дал.

Я счел, что в данном конкретном случае безопаснее как раз ничего не знать, и благоразумно решил не подавать виду, что я осведомлен о существовании и смерти Криса Норвуда.

– А откуда у него кассеты на продажу, – коварно поинтересовался Анджело, – если он уже отослал их мне?

Глаза Гилберта сузились, шея напряглась, и я увидел, что старый бык, которому бросает вызов Анджело, все еще крепок и хорошо охраняет свою территорию.

– Н-ну? – обратился он ко мне. Анджело ждал. В его глазах и на лице отражалось нарастающее пьянящее торжество, и это пугающее отсутствие всяких внутренних тормозов, подмеченное мною еще в прошлый раз. Я подумал, что опаснее всего именно эта его бесшабашность.

– Я отправил копии, – сказал я, указывая на пакет у него в руке. Это копии.

– Копии? – Анджело на миг призадумался.

Потом с подозрением спросил:

– А почему ты отправил копии?

– Потому что оригиналы принадлежат миссис О'Рорке. Они не мои, и отдать их вам я не мог. Но я не хотел, чтобы вы с вашим приятелем снова заявились ко мне и принялись размахивать оружием, поэтому копии я послал вам.

Я не предполагал, что увижу вас еще раз. Я просто хотел от вас избавиться.

Я не знал, что вы – сын мистера Гилберта.

– Оружием? – резко переспросил Гилберт. – Каким оружием?!

– Пистолетом.

– Анджело! – теперь в голосе Гилберта явственно звучал гнев. – Я запретил тебе – запретил, слышишь! – брать с собой этот пистолет. Я тебя посылал попросить эти кассеты. По-про-сить! Или купить.

– Пригрозить дешевле, – ответил Анджело. – И я больше не ребенок.

В гробу я видал твои запреты.

Они уставились друг на друга, не скрывая взаимной ненависти.

– Пистолет – для самозащиты, – подчеркнуто произнес Гилберт. – И он принадлежит мне. Не смей угрожать им людям! И вообще не смей выносить его из дома. Не забывай, ты все еще живешь за мой счет, и, пока ты работаешь на меня и живешь в этом доме, ты должен делать то, что я говорю. Забудь об этой пушке, понял?

«Господи Иисусе! – подумал я. – Он еще не знает про Криса Норвуда!»

– Ты сам научил меня стрелять! – вызывающе сказал Анджело.

– Это же было для развлечения! – ответил Гилберт, не подозревая, что его сын предпочитает развлекаться охотой на живых людей.

Я прервал конфликт отцов и детей и сказал Гилберту:

– Ну вот, кассеты у вас. Так вы заплатите миссис О'Рорке?

– Папаша, не дури! – вмешался Анджело. Я не обратил на него внимания. Я обращался к его отцу:

– Вы уже готовы были проявить щедрость. Так проявите же ее!

На самом деле я на это не рассчитывал. Я просто хотел его отвлечь, заставить думать о чем-то обыденном, чтобы не дать ему задуматься.

– Не слушай его! – сказал Анджело. – Он же лох!

На лице Гилберта отразились слова его сына. Он смерил меня взглядом с тем же видом внутреннего превосходства, уверенности, что все вокруг дураки, кроме него.

«Ну, – подумал я, – если Гилберт так считает, неудивительно, что Анджело вырос таким же, как он. Папочкин пример». В школе я часто узнавал отца по поведению сына.

Я пожал плечами. Я дал им понять, что побежден и что сила на их стороне. Больше всего мне хотелось выбраться из дома, прежде чем они сопоставят все, что им известно, и поймут, что я представляю собой живую, реальную угрозу свободе Анджело. Я не знал, захочет ли Гилберт помешать своему сыну, если Анджело пожелает убить меня, – и сможет ли он ему помешать. А за домом простираются тихие сады Уэлин-Гарден-Сити...

– Миссис О'Рорке ждет меня, – сказал я. – Она хочет знать, чего я добился.

– Скажи ей, что дело не пойдет, – ответил Анджело. Гилберт кивнул.

Я осторожно обошел Анджело и направился к двери, приняв приличествующий случаю робкий вид. Анджело смотрел мне вслед с уничтожающей усмешкой.

– Ну, я пойду... – проблеял я. Я стремительно прошагал через прихожую, мимо ожидающих своего хозяина клюшек для гольфа и вышел в открытую дверь. Последним, что я видел, был Гилберт, скрестивший рога с молодым противником, который в один прекрасный день его повергнет.

Я вспотел. Вытер ладони о брюки, торопливо открыл дверцу машины, взялся слегка дрожащей рукой за ключ зажигания и завел мотор. Если бы они не перегрызлись... Выезжая с дорожки на мостовую тупичка, я увидел, что оба вышли на порог и смотрят мне вслед. Во рту у меня здорово пересохло. Я все ждал, что Анджело вскочит в свою машину и бросится в погоню.

У меня еще никогда так не колотилось сердце. Наверно, до сих пор мне никогда не бывало по-настоящему страшно. И я никак не мог унять этот страх.

Меня трясло, я ерзал на сиденье, мне было трудно дышать и слегка подташнивало. Нервная реакция.