Текст книги "Лхакарчун"

– Если… если мы все-таки не вернемся, – переведя серьезный взгляд на Тибетца, запинаясь, начал говорить я. – тогда возвращайся в город и вызови полицию в дом моего отца. А после, после беги без оглядки с Saligia. Уезжай в Англию и больше никогда сюда не возвращайся. Ты слышишь любимая, забудь обо всем, что ты здесь слышала и видела, и больше никогда сюда не возвращайся!

Ева неожиданно прекратила плакать и, уняв слезы, вымученно улыбнулась мне:

– Тогда, …тогда вы лучше возвращайтесь, Стэн. Потому что если ты не вернешься, мне незачем будет жить.

– Все будет тип-топ, Ева! Мы только надерем черную задницу этому говнюку Дингиру и тут же вернемся назад, – наигранно засмеялся Тибетец и, вырвав меня из прощальных объятий Евы, повлек в сторону монастыря.

– Сделай все, как я тебе говорил, Ева. Я люблю тебя! – оборачиваясь к любимой девушке, в последний раз признался я ей в любви.

– Я тоже тебя люблю, милый! – сдерживая новые слезы, закричала отчаянным голосом Ева и, прижав ладони к лицу, порывисто упала на колени.

– Прощай Ева, – неслышно прошептал я, с волчьей тоской в глазах глядя на ту единственную, которую, возможно, больше не увижу никогда.

…Мы проникли на монастырский двор сквозь брешь в стене и напряженно прислушиваясь, вошли в полуразрушенный храм проклятых. В первом зале для богослужений все осталось по прежнему и я не заметил здесь никаких признаков присутствия посторонних.

Сделав Тибетцу предупредительный знак сохранять тишину, я указал пальцем вглубь храма:

– Генри, я войду в ту дверь, а ты пока жди моего сигнала, ты понял?

– Хорошо Стэн. Веришь, я здесь в первый раз! – опасливо посматривая на золоченую фигуру страдающего Христа, горячо зашептал Генри.

– И надеюсь в последний. Все, Тибетец, я пошел. Не поминай меня лихом! – коротко перекрестившись, выдохнул я и направился к запертой железной двери, за которой меня поджидал черный властелин падших.

– К черту! – Не к месту машинально помянул Тибетец и прислонился к каменной стене, ожидая моего сигнала.

Несколько метров до двери показались мне вечностью, и каждый мой шаг стоил мне неимоверных усилий воли. Возможно, если бы не присутствие в храме Тибетца, то я бы не смог преодолеть свой вновь появившийся страх. Мне вдруг, словно в наяву, привиделось перекошенное предсмертной судорогой лицо умирающей мадам Агни и я услышал ее прощальные леденящие душу, слова-пожелания: Inhumer me Pere Lachaise! Какое же потрясение пережила художница в последний день своей жизни, что решилась после этого на такое страшное преступление? И какой все-таки невиданной титанической силой обладает маленький черный карлик, если ему не стоит особого труда заставлять убивать разумных людей простым внушением? Как я смогу уничтожить черного Дингира, если он наперед знает все мысли смертных?

Я остановился напротив двери и прислушивался к стуку своего сумасшедшего сердца. Вытянув перед собой руки, я отметил про себя, что они сильно дрожат и плохо слушаются меня.

– Стэн, с тобой что-то случилось? – услышал я за свой спиной взволнованный голос Тибетца.

– Нет, Генри, все в порядке, – дрожащим натянутым голосом откликнулся я.

Смахнув рукавом куртки пот, застилавший мои глаза, я вдохнул поглубже воздух и толкнул напряженной ладонью, покореженную осколками, дверь.

На удивление она открылась сама перед самым моим носом, и не успел я ничего придумать, как чья-то сильная рука или лапа затащила меня внутрь тайного зала для дьявольских богослужений.

Следом на мою голову обрушился тяжелый удар, на краткое время лишивший меня сознания.

Когда я пришел в себя, то мне сразу ударил в нос знакомый по ночным путешествиям в Аду грязных мыслей, смердящий, гнилостными парами, воздух. Сладковато-приторный парфюм разложения слишком часто преследовал меня в последнее время, и я уже почти не чувствовал его. Смерть насильно заставила меня привыкнуть к ее нежеланному соседству. И мои частые мысли о ней, стали примерять меня с ее непредсказуемыми капризами.

Я зажмурился и инстинктивно прикрылся руками, ожидая новых ударов невидимого врага. В глаза мне бил яркий свет от смоляного факела, торчащий из пасти одного из каменных крылатых драконов. А сам я лежал на холодном полу, покрытом позеленевшими гильзами и обрывками ветхой материи.

– Посмотрите на него, мои верные друзья! – услышал я знакомый насмешливый голос. – Это тот самый герой, решивший убить меня голыми руками. Не правда ли смешно?

Следом я услышал целый хор пищащих голодных птенцов. По-видимому, это были вопли одобрения или что-то похожее на это.

– Ты слышал Стэн, мои слуги говорят мне, что это и вправду очень смешно, – из плотной стены мрака на меня надвинулась огромная фигура черного демона. Его горящие красные глаза с презрением и жгучей ненавистью уставились в меня. Я сделал попытку отползти назад, но каменная стена не позволила мне убежать от самого себя.

– Ну что же ты, юноша, где твоя смелость и пылкие слова мести? Ведь всего только несколько минут назад вы клялись убить меня перед своей обожаемой девушкой. Так начинайте, я жду! – скалой навис надо мной, значительно увеличившийся в размерах, демон Дингир.

Я продолжал хранить молчание, но в то же время моя надломленная душа вопила об отмщении.

Но стоило мне сейчас только пошевелить пальцем, как Дингир прихлопнет меня как блоху, похоронив вместе с надеждами на благоприятный исход.

– Мадам Агни рассказала тебе перед смертью как мы с ней трахались, Стэн? – выпрямившись в полный рост и скрестив на груди руки, горделиво тряхнул лысым черепом Дингир. – Вижу по твоим перепуганным глазам, что рассказывала. Давненько я так славно не трахался, тем более с земной женщиной! Но зато тебе ничего не смогла поведать твоя старая служанка Сара. Я вырвал ей язык и зашил рот, чтобы она впредь не болтала разной чепухи.

– Она больше ничего не сможет сказать, потому что она мертва, ублюдок! – неожиданно прорезался у меня дар речи. – Ты убил моего отца, мадам Агни, Сару, сэра Диккинсона и теперь хочешь убить еще и меня.

– Ты не догадываешься, почему я это сделал, Стэн? – почти дружелюбно обратился ко мне Дингир.

– Потому что ты задумал сделать это изначально, лживый бог язычников. – уже не сдерживаясь, закричал я.

– Что ты можешь знать обо мне, презренный?

– Достаточно, чтобы судить о твоих грязных поступках, Дингир!

– Стэн, послушай меня Стэн, ну зачем ты обратился за советом к этой полуграмотной йоруба? Неужели ты так и не понял в прошлый раз, что со мной шутки плохи?

– Ошибаешься, я понял это сразу же после второго сердечного приступа, случившегося с моим отцом!

– Тогда зачем ты снова пошел на неоправданный риск, я ведь предупреждал тебя?

– Потому что не поверил тебе. Я не настолько глуп, чтобы считать тебя своим другом. Как можно считать другом того, кто заранее был готов убить тебя?

– Ты невежественный глупец, Стэн, если решил, что я причиню тебе вред. Я же обещал тебе поделиться с тобой своим приобретенным могуществом, и я сдержу свое слово.

– Зачем мне твое могущество и богатство, если ты уже почти уничтожил меня? Как я смогу теперь спокойно жить без близких мне людей? Меня замучает совесть, если я забуду о зле, причиненном тобой, и протяну тебе руку дружбы!

– Совесть? О чем ты говоришь, Стэн? Что такое совесть и с чем ее едят? Разве совесть можно намазать на хлеб и утолить ей свой физический голод?

– Кроме физического тела, у меня еще есть и душа в отличие от тебя, проклятый искуситель.

– Запомни, что я тебе скажу Стэн: каждый умирает в одиночку и это единственная Истина, которая способна открыть глаза невежественному на окружающий его мир. Кому мы нужны здесь кроме самих себя, ответь мне?

– Может, ты никому не нужен, а я пока нужен.

– Твоя нужность это заблуждение и издержки тупой людской морали. Люди создали мораль за тем, чтобы четко разделить мир на дураков и умных и когда это произошло, умным стало легче управлять дураками. Так как они сами загнали себя в стойло, придуманной умными морали. Из этого напрашивается вывод: миром правят умные люди, живущие вне законов созданной для дураков морали. Неужели ты тоже хочешь до конца своей жизни остаться в вонючем стойле ограниченных, сумрачными суевериями, рабов придуманного господами мира?

– Может я и вправду дурак, но не настолько, чтобы не понять, что все, что ты говоришь это ложь!

– Ложь это твои представления о мире, Стэн. Чего ты до сих пор боишься? Ты боишься неизвестности? Боишься ошибиться в правильности Пути? Я освобожу тебе этот Путь, устранив с дороги тех, кто сможет тебе помешать в постижении новых знаний.

– Тех, это значит всех моих родственников и друзей?!

– Как сказал один мудрый немец: Герой это тот, кто смог преодолеть авторитет своего отца.

Неужели ты так горишь желанием проторчать всю свою жизнь на Saligia и собирать мзду с перегревшихся на солнце, купальщиков из Европы. Или тебе хочется отнять лавры у своей знаменитой матери за всю свою жизнь, перекопавшую тонны чужой земли, в поисках мифического Пайтити? Что нашла твоя мать в Южной Америке кроме жалкой горсти ветхих черепов и нескольких глиняных ночных горшков давно сдохшего, от чрезмерного употребления кактусов, индейского царька? Или может тебя вдохновляет на обычную жизнь большая любовь земной женщины? Ева, милая Ева! Ваша страсть продлиться от силы год, а после ты расстанешься с ней и успокоишь свое разбитое сердце в объятиях очередной смазливой девчонки. Ведь тебе так нравятся знойные мексиканки, не так ли, Стэн? Хм, кому не нравятся стройные черноокие колорина? Они нравятся даже мне, ха-ха! Может на тебя так влияет мнение твоих новых друзей? Генри, потомок немецкого офицера и страстный любитель восточной экзотики. Неплохой товарищ, но вы с ним скоро расстанетесь. Он не твоего полета птица. Генри пойдет на войну и погибнет на войне, если я не убью его раньше.

– Кого ты еще собираешься убить из моего круга, ненасытный вампир? – вызывающе крикнул я Дингиру.

– Ну, двоих я уже знаю точно.

– «Панцер»? Маркус? – с затаенной болью в голосе, выдавил я.

– Точно, грубый лондонский кокни и его чернокожий поклонник бога Джа, а откуда ты знаешь, Стэн?

– Мы нашли их вещи, брошенные на скале.

– Они оказались здесь совершенно случайно. Просто мне нечем было кормить моих, пока еще слабых, слуг, – Дингир снял со стены, чадящий удушливым дымом, факел и посветил им над гранитным алтарем.

Когда я посмотрел на алтарь, сердце мое замерло на месте. Там лежало обнаженное и истерзанное мужское тело без головы. Весь пол около алтаря был забрызган кровью и завален разорванными внутренностями мертвого бедняги.

– Кто это? – цепенея от ужаса, прошептал я занемевшими губами.

– Это твой тупой друг «Панцер». Он сам напросился, чтобы я первым убил его. Правда, он долго не хотел умирать и когда я отгрыз ему голову, он еще долго брыкался и пытался встать. Живучий оказался, янакун! – подходя к распластанному на алтаре мертвецу, удовлетворенно зашипел Дингир.

– К чему такое варварство, Дингир? – с брезгливым омерзением наблюдая, как демон отрезает ножом от мертвого «Панцера» кусок плоти, скривился я.

– Дань древним культам моих предков. Они любили орошать кровью землю, чтобы умилостивить своих богов. – осклабился в зловещей улыбке Дингир и широким жестом бросил кусок мяса в дальний угол. Оттуда немедленно раздались жадные пищащие голоса, жаждущие свежей плоти и крови.

– Кто это там, Дингир? – Я облокотился на локтях и пристально посмотрел в темный угол.

– Как видишь, с помощью, вернувшейся ко мне книги заклинаний, я смог вернуть в этот мир своих верных слуг! – черный демон осветил факелом кусок, мерзко чавкающей тьмы, и я увидел большую плетеную корзину, заполненную непонятной шевелящейся массой. Эта шевелящаяся масса могла пищать жевать и напоминала большого черного червя с множеством блестящих глаз.

– Какая мерзость, Дингир! Это и есть твои черные слуги?

– Да, им еще нужно немного подкормиться и набраться сил, но время пока терпит и мяса в достатке, – с любовью и надеждой во взгляде, посмотрел изувер на дело рук своих.

– А где же Маркус? Ты говорил, что убил и Маркуса.

– Нет, я не говорил, что уже убил Маркуса. Твой друг растафари все еще жив и полон надежды выйти отсюда живым. Ну да, боги изменчивы и возможно ему еще повезет, Стэн, – Дингир посветил полыхающим факелом над своим троном в виде каменных человеческих черепов. Маркус сидел на троне, связанный по рукам и ногам. Его голова была откинута назад, а из разбитого рта с хрипом вырывалось сиплое слабое дыхание.

– Этот восторженный придурок, когда увидел меня, решил, что я тот самый бог Джа и возможно, этим спас свою жизнь. Пока я боролся с упрямым кокни, он стоял на коленях и молился. Как я понял, он возносил хвалу небесам за ниспосланное чудо, – хватая избитого Маркуса за длинные «дредды», издевательски рассмеялся Дингир. – А почему бы и нет? Чем я хуже Хайле Селассия, потомка царя Соломона и царицы Савской? Рабы, жалкие тупые рабы, вечно ждущие прощения от своих небесных богов. Вы сами поощряете их на преступления против вашего рода и питаете их силу своей слабостью!

– Думаю, ты тоже из их числа.

– Ошибаешься, Стэн, ошибаешься! Не смотря на твои издевки и не знающую меры, глупость и невежество, я до сих пор предлагаю тебе свою дружбу и покровительство. Нет, не на правах раба и слуги, а на правах своего друга. Я продолжаю предлагать тебе бессмертие, власть и могущество, не прося ничего взамен.

– Тебе нужна моя душа, Дингир. Как ты можешь обещать мне бессмертие, если ты бездушен и для того, чтобы самому обрести бессмертие, тебе нужно для начала овладеть моей душой.

– Зачем мне твоя душа, убогий, если я без труда могу забрать ее у тебя?

– Ты можешь убить меня, это не трудно, но ты не можешь забрать у меня мою душу помимо моей воли, уродливый придурок!

– Почему ты так в этом уверен?

– Потому что, ты никто! Ты плод моего больного воображения. Не будет тебя-не будет и меня. Ничто не зависит от тебя ни в этом и ни в том мире. Все зависит только от моей воли. Я создал тебя и поэтому, я могу уничтожить тебя, Дингир.

– Наконец-то я слышу слова не мальчика, но мужа. Вот мы и пришли к логическому подведению итогов. Теперь-то ты понимаешь, что мы с тобой одно целое, Стэн?

– Понимаю, я понимаю, что ты всего лишь небольшая часть моего тела, пораженная гангреной и которую следует немедленно удалить, пока она не убила весь организм.

– С Элией все было немного проще, Стэн. Кстати, как она тебе, не правда ли милая?

– Красивая бездушная сука, не больше!

– Ты забыл добавить, что она богиня. Возвысившись над своими страстями, она стала богиней!

– Точнее, богиней разврата, погрязшей в грязных пороках.

– Ты неисправим Стэн, но я тебя прощаю.

– Мне не нужно твое прощение, ублюдок, я не твой янакун.

– Если ты не хочешь быть моим другом, я сделаю тебя своим янакуном! – теряя терпение, взревел Дингир и, схватив меня за ногу, поднял в воздух.

– Убей меня, демон, рискни и ты сдохнешь сразу же после меня! – в упор, уставившись в сверкающие гневом, глаза Дингира, злорадно ощерился я.

– Отпусти его, дубина, не то я продырявлю твою уродливую башку. – услышал я спокойный голос Тибетца.

– Я знал, что ты придешь вместе со своим дружком Генри, – отшвыривая меня к окровавленному алтарю, повернулся Дингир к стоящему, напротив него, Тибетцу. Расставив ноги на ширине плеч, Генри целился из «люгера» в голову Дингира. Я не увидел на лице своего друга страха, а лишь железную решимость и уверенность в своих силах.

– Генри, уходи отсюда, он очень опасен! – придя в себя после удара головой о гранитную стену алтаря, крикнул я Тибетцу.

– Нет Стэн, я не уйду без тебя. – не сводя упрямых глаз с разъяренного демона, отозвался Генри.

– Сейчас я отправлю тебя к владыке Миктлана, тля земная, – громко прищелкнул острыми клыками Дингир, надвигаясь на маленького человечка с пистолетом.

– Это мы еще посмотрим образина, кто кого, – усмехнулся Тибетец и резко повернувшись вправо, выстрелил два раза в плетеную корзину с пищащим гнусным червем.

– Стой, человек, не делай больше так! – в страхе отпрянув в сторону, взревел раненым зверем, Дингир. – Я не трону тебя, уходи. Только не трожь моих детей.

Тибетец, перехватив обеспокоенный взгляд черного демона, ехидно усмехнулся и сделал еще один выстрел в пищащую мерзкую кучу. Из продырявленной корзины наружу потекла дурнопахнущая темная вязкая жидкость. Пули, выпущенные рукой бесстрашного Генри, достигли своей цели и заставили Дингира на мгновение умерить свой боевой пыл.

– Я еще раз предлагаю тебе уйти, человек и я обещаю тебя никогда не трогать, – приложив когтистую лапу к сердцу, как можно более миролюбиво, произнес Дингир.

– Я повторяю, что не уйду отсюда до тех пор, пока ты не выпустишь Стэна и Маркуса, а также не отдашь нам поруганное тело «Панцера», – пряча боль и отчаяние в глазах, сдавленно прохрипел Тибетец.

– Они обречены и не должны выйти отсюда живыми, тем более Стэн. Он нужен мне и я не могу его отпустить, – гневно хрустнул сжатым кулаком Дингир.

– Тогда я уничтожу твоих мерзких детей, загробная тварь, – решительно кивнул Генри на истошно орущего раненого червя в продырявленной пулями корзине.

– Вижу мы не договорились, – топнул ногой Дингир по каменному полу и приготовился к смертоносному броску.

Генри вскинув пистолет на уровне глаз, и приготовился стрелять в атакующего демона. Я зажмурил глаза, представив, что останется через секунду от моего героического друга.

– Стой Дингир, стой! Посмотри на меня в последний раз, – быстрым движением, выхватывая из-за пояса острые ритуальные ножи, рыкнул я в широкую спину демона.

Злой Дингир на секунду замер перед прыжком, и словно передумав, медленно повернул ко мне голову:

– Ты что-то хотел предложить мне, Стэн?

Я выставил перед собой сверкающие лезвия ножей и, уставившись в красные глаза демона, сказал:

– Прощай черный ублюдок. Больше мы с тобой никогда не увидимся.

– Неужели ты думаешь, что сможешь убить меня этими старыми иголками? – скривился в растерянной улыбке Дингир.

– Ты же знаешь, что мы с тобой одно целое и если умру я, то ты, несомненно, последуешь за мной, – приставив ножи к своей трепещущей груди, ответил я.

– Откуда ты их взял, Стэн, Этого не может быть. Я же велел Мороку закопать ножи. Не делай глупостей и верни их мне, – протягивая ко мне дрожащие руки, взмолился демон. – Забудем о наших разногласиях и начнем все строить по-новому. Чего ты хочешь, Стэн?

– Прошлого не вернуть и все чего я хочу сейчас, это очистить мой мир от скверны, – отступая от надвигавшейся на меня черной глыбы, ответил я.

– Нет, Стэн! – потряс стены древнего капища мощный рев, загнанного в угол, демона.

– Стэн, нет Стэн! – забыв об опасности, закричал отчаянным голосом Генри и бросился ко мне.

– Прощай Генри! – обреченным голосом выдохнул я и с силой вонзил тонкие острые лезвия в свою открытую грудь.

– …Эй, чувак, объясни же мне, наконец, что это было?

– Маркус, друг мой любезный, забудь обо всем, что ты здесь видел.

– Как ты можешь такое говорить, Тибетец? Этот маньяк в костюме африканского дьявола убил и выпотрошил нашего друга «Панцера», а я должен забыть об этом. Ты в своем уме, чувак? Он же и меня чуть было не убил! Смотри, смотри, он выбил мне два зуба, видишь, выбил мне два зуба.

– Вставишь новые Маркус, отстань, пожалуйста, от меня.

– Нет, не отстану, нет, не отстану! Какого хрена ты отмахиваешься от меня? Мы должны сейчас же все рассказать полиции. Сейчас же и пусть они принимают срочные меры по поимке этого громадного психа. Блин, будучи под кайфом я сначала решил, что это сам Джа спустился с неба и чуть в штаны от радости не наделал. Ты представляешь мое состояние Генри, когда я увидел, как этот огромный членосос выползает из монастыря?! Черт, а что же нам делать с «Панцером», что нам делать с нашим долбаным кокни? Тибетец, кто вернет нам нашего друга «Панцера»? Я убью, я убью этого поганого ублюдка, где он, Генри?

– Маркус, откуда мне знать, куда делся этот страшенный жлоб. Я знаю об этом ровно столько же, сколько и ты.

– Не лги мне, Тибетец. Я давно тебя знаю и вижу, что ты сейчас пытаешься меня надуть. Говори, говори, сука белая, кто еще замешан в этом деле. Не то я все, все расскажу полиции!

– Успокойся придурок! У тебя точно от твоей «чудесной травы» мозги набекрень съехали. Я не знаю, куда подевался этот маньяк.

Он словно растворился в воздухе, а может, успел выскользнуть из зала. Там же было темно, ты сам это видел, rude boy.

– Точно, там, в самом деле, было темно, как в заднице…

– Как в заднице у эфиопского Джа, хе-хе!

– Не вижу поводов для смеха, Генри. Неужели тебе не страшно и не горько от потери наших друзей? Правда, не страшно?! Ну, ты, как я посмотрю, настоящий нацистский ублюдок!

– Маркус заткнись, пожалуйста, или тебе остальные зубы жмут?

– Молчу, молчу. Как наш Стэн мог перевоплотиться в новорожденное дитя, Генри? Ты видел это своими глазами?

– Да, Маркус, я видел это своими глазами и не забуду до конца своей жизни.

– Чувак, а что скажет на это Ева? Поверит ли она тебе и что с ней будет, если она поверит в это? Она ведь так любила Стэна, бедняжка!

– Поверит, обязательно поверит, Маркус… Лхакарчун!

– Что ты сказал, Тибетец?

– Лхакарчун-маленький белый бог!

– Прикольно, маленький белый бог. Ничего себе, неплохое название для песни! Я маленький белый бог, так, так, так, я маленький белый бог, спустившийся с облаков! …

– Ты всего лишь кусок черного ямайского дерьма, выпавший из задницы черта, а не маленький белый бог, хе-хе. Правда, Лхакарчун?! Ну, улыбаешься, значит, ты меня понимаешь. Значит, я был прав, Стэн. Значит, я был прав!

Бережно прижимая меня к себе, Генри вышел из монастыря и, задрав вверх голову, долгим взглядом посмотрел в мрачное рокочущее небо.

– Скоро будет дождь, Стэн.

Я, молча, смотрел в небо, ища взглядом тени тех, кто недавно был рядом со мной. Но я не увидел их, потому что они были уже далеко. Они улетали в Вечность. Мой же долгий путь только начинался.

– Какой хорошенький малыш, Генри! – склонив надо мной перемазанное в крови лицо, блаженно улыбнулся Маркус. – Смотри, Генри, он играется моими косичками. Это настоящие афрокосы, чувачок. Когда вырастешь, дядя Маркус научит тебя играть регги, и ты тоже отрастишь себе такие же классные, как у меня, косы.

– Отстань от парня, Маркус. Видишь, он еще не привык к своему новому имиджу, – оттолкнув плечом молодого растафари, беззлобно буркнул Тибетец.

– Ладно, ладно, чувак, не толкайся, – снисходительно улыбнулся Маркус и, взглянув на быстро темнеющее небо, зябко поежился. – Генри, давай поторопимся, сейчас долбанет. Видишь, как молнии блещут!

– И, правда, нам пора идти. Нас еще Ева ждет, – укутывая меня в белую рубаху, согласно кивнул Тибетец.

Потревоженный его грубой рукой, я неожиданно для себя чихнул и, поперхнувшись слюной, громко обиженно заплакал.

И в ту же секунду грянул гром, и небеса с шумом разверзлись над нашими головами и пролились на нас потоки холодной свинцовой воды. Небесная река размыла наши глубокие следы, превратив мокрую землю в чистый лист бумаги. Дождь разбавил наши горькие слезы, сделав из них сладкий нектар забвения. Наша пролитая кровь просочилась в песок и камень, напитав корни силой жизни. Дождь омыл запотевший лик солнца, и оно подарило нам надежду на продолжение дня. Громкий плач маленького белого бога разогнал тени липкой тьмы, закрывшей своим погребальным саваном длинную нить нового Пути. По нему скоро пойдет Лхакарчун, тот, кто победил свою темную сторону и стал героем нового дня…