Текст книги "Ведьмы Холодного острова"

– А что у тебя, Пчелкина? – спросил он. – Как продвигается твое научно-фольклорное расследование? Ты ведь именно этим там занимаешься? – поинтересовался он. – Мучаешь жителей села Раздорное?

– Жители села Раздорное – милейшие люди, – ответила Юля. – Скромные и добрые. Накормят и напоят. И сказку расскажут. На ночь.

– Ночью ты должна быть в лагере, под моим присмотром, – строго посоветовал ей педагог. – Хватит с меня бедной Жанны. До самой смерти корить себя буду. А кто тебе помогает? Если Малышев здесь, на раскопках?

– Человек с ружьем, – просто ответила Юля.

– Издеваешься?

– Я вам уже говорила. Следопыт! С нами еще местный краевед, специалист по ведьмам и колдунам.

– Ты и правда издеваешься надо мной, стариком?

– Да нет же! Подключился начальник полиции села Раздорное майор Кудряшов – друг Белозёрского. Отличная компания.

Турчанинов тяжко вздохнул:

– Богом заклинаю: не попади в историю, сказочница.

На этом их разговор и закончился. Юля хотела позвонить Георгию, но гордость не позволила. Почему он не позвонит сам? Что ему мешает? Неужели боится, что она попросит его помощи? Но ведь он не трус, значит, просто не хочет этого. Юля тяжело вздохнула: как же это горько, когда твой человек, как ты думала, вдруг оказывается не твоим. Неужели все так плохо? Или она чересчур обидчива и эгоистична? И не желает учитывать интересы других людей?

Впрочем, Юля Пчелкина была не из тех, кто долго рефлексирует и вздыхает. Она была человеком дела.

Информацию о мужчине, в юности подтвердившем алиби Семена Чаргина, она получила самую полную. Тимофей Суконников, сорок лет, забулдыга. Живет на пособие по инвалидности. Где-то и когда-то его покалечило.

– По пьянке, конечно, – в архиве сказал Следопыт, изучая с Юлей эти документы. – У них был еще и третий – Иван Жилин, но он умер. Спился и умер. Тимофей Суконников, Иван Жилин и Семен Чаргин. Три дружка. Все трое свидетельствовали, что в день и час смерти Марианны были вместе. Иван Лукич Портнов, начальник Кудряшова, не больно им поверил, но на месте преступления не оказалось ничего, указывающего на Семена Чаргина.

– Я должна поговорить с этим Тимофеем Суконниковым, – решила Юля.

– Это можно устроить, – кивнул Следопыт. – Я уже понял, Юля, чего никогда не расскажут мне, вам как раз и расскажут, возможно, с охотой. И я не умею притворяться.

– Но в этом и ваша фишка, Кирилл, – улыбнулась девушка. – Вы такой, какой есть: рыцарь без страха и упрека.

– Ну, спасибо, – рассмеялся он.

Дальнейшее изучение документов привело двух детективов в недоумение.

– Невероятно, – повторял Белозёрский, – невероятно…

– Еще как! – вторила ему Юля, у которой загорелись глаза и от охотничьего азарта даже раздувались ноздри.

Через год после смерти Марианны пересеклись пути двух людей, которые вроде бы никак не должны были пересечься. А именно Семена Чаргина и… ведьмака Балуя Ершова. Их видели вместе в одной забегаловке. Между мужчинами завязалась драка. Балуй, хоть и был уже в возрасте, одолел молодого парня. Что между ними произошло, не поняла даже милиция. Да и не стала влезать в этом дело. Не убили никого, и черт бы с ними.

– Как вы собираетесь действовать? – спросил Кирилл.

– Напором.

– Как с Климом Зарубиным?

– С Климом Зарубиным я была нежна, как лирическая муза, с Тимофеем Суконниковым я такой не буду. Мне нужны корочки работника прокуратуры или что-нибудь в этом роде.

– Корочки мы сделаем, – заметил Следопыт.

– Серьезно?

– Конечно. Образцы есть, правда, в Семиярске, я когда-то коллекционировал такие безделушки; цветной принтер есть, ноутбук с фотошопом, фотку сделаем, и будут корки. Не для всех, конечно, но для такого, как Суконников, пойдет. Только мне боязно отправлять вас к нему одну.

– Ну, газовый-то пистолет у меня с собой, – напомнила Юля.

– Разве это оружие? Впрочем, – пожал плечами Кирилл, – и Суконников не рецидивист. Я сейчас отвезу вас к себе домой, сделаем вашу фотку, составите компанию Позолотову, а сам я смотаюсь в Семиярск. Вечером будет удостоверение. Тогда и наведаемся к свидетелю. Идет?

– Идет, – кивнула Юля. – Зачем вы мне помогаете? Ведь столько хлопот… А, Кирилл?

– Во-первых, я не меньше вашего хочу узнать правду. Хочу понять, кто стоит за этими убийствами. Сжечь ведьм Холодного острова проще простого. А если после этого вновь будут преступления? Через пять или через десять лет? Оставь мы за спиной убийцу, никому не будет покоя. А во-вторых, вы просто очень милая девушка, способная своим энтузиазмом увлечь любого.

– Спасибо, – от всего сердца поблагодарила его Юля. – Давайте заедем в продуктовый, хотя бы курицу купим, что ли, а то все консервы да консервы. И пока вас не будет, я придумаю отличный ужин.

– Предложение на миллион, – согласился Кирилл Белозёрский.

Они вернулись с двумя сумками продуктов.

– Кстати, а где ваш клуб? – спросила Юля, когда они заносили сумки в дом.

– В десяти минутах ходьбы отсюда. Как выйдете за ворота, сразу налево.

– Ясно. Все под боком.

– Как в любой деревне.

Следопыт заправил мотоцикл и уехал в Семиярск. Юля осталась одна на кухне. В соседней комнатке посапывал Феофан Феофанович. Он был старенький, и ему требовалось как можно больше спать, набираться сил. Ведь труба конкистадора могла его позвать когда угодно, а он был не из тех, кто отсиживается дома и ждет у моря погоды.

Юля пожарила курицу, этому ее научили дома, отварила картошку и сделала летний салат. На все это ей понадобилось чуть меньше часа. Кирилл сейчас должен был только подъезжать к Семиярску. А значит, у нее было время для разведывательной вылазки. Оставив спящего Позолотова, она вышла из дома и двинулась налево.

Через десять минут девушка вошла в клуб «Заря» – культурный центр села Раздорное.

– А где у вас кабинет Бориса Борисовича Рутикова? – спросила она у бабушки, которая несомненно тут была и за сторожиху, и за билетершу.

– А на втором этаже Борис Борисович, – ответила бабушка. – Вон туда иди, – кивнула она на лестницу. – Потом направо. А ты кто ж такая, дочка? Балерина?

– Да как вам сказать, – польщенно вздохнула Юля. – А ведь мечтала когда-то…

Но бабушка ее не услышала. Она уже знала, кто перед ней.

– Из института, да? По распределению?

– Я бы сказала иначе…

– Ты ведь на прошлой неделе обещала приехать.

Дело с балериной принимало интересный оборот.

– Задержали, бабушка, – просто ответила Юля.

– Зови меня просто «тетя Глаша». Я тут после Борьки, Бориса Борисовича, в смысле, – быстро поправила она себя, – главная. Поняла?

– Ага, тетя Глаша. Поняла.

В глазах пожилой женщины блеснули искры понимания:

– Загуляла небось после института-то, а?

– Точно, – кивнула Юля. – Диплом обмывала.

– А мы ждем, ждем, думаем, когда приедет? И вот она. – Тетя Глаша с вниманием оглядела ладную Юлю: – Красавица!

– Ну, я пойду? Наверх-то?

– Ступай-ступай.

Юля уже двинулась к лестнице, когда услышала, как сторожиха, набрав внутренний номер, громко сказала:

– К вам, Борис Борисович, балерина пришла. Да-да. Та самая. Пропавшая. Гулёна! Говорит, отдыхала. Уже уходите? Ну так балерину-то примите? Уж коли пришла-то. Что вы, не знаете этих молодых? Балерин особенно…

Это было последнее, что долетело до гостьи дома культуры. Юля поднялась на второй этаж, повернула направо и вскоре постучалась в дверь директора.

– Войдите, – ответили оттуда.

Юля вошла смело, как входят балерины, знающие себе цену.

– Здравствуйте, Борис Борисович, – сказала она.

– Мы вас ждали неделю назад, – обиженно вымолвил пухлый немолодой мужчина в очках, в льняном мятом костюме.

– Неделю назад я в столице была, – ответила Юля.

– В столице?

– Ага. Я не балерина, – замотала головой гостья.

– Нет?

– Ни в коем случае. Я журналистка из Москвы. – Она достала для убедительности две корочки: внештатника «АиФ» и корреспондента университетской газеты и, подойдя, положила их на стол.

Услышав слова «журналистка» и «Москва», Рутиков, как и любой провинциал, инстинктивно поднялся.

– Добрый день, тетя Глаша все перепутала, стало быть…

– Стало быть, – кивнула гостья. – Юля Пчелкина. Сесть можно?

– Конечно, садитесь, девушка, – кивнул Рутиков, дождался, когда гостья села напротив, и только потом сам приземлился в кресло. – Мы тут хореографа ждем из Семиярска, вот Глаша и решила, что это вы и есть.

– Понятно.

– А что вас привело к нам из Москвы?

– А вы сами не догадываетесь? – спросила Юля.

Это было нагло, но иногда действовало. Вот как сейчас.

– Н-нет, – замотал головой насторожившийся Рутиков.

– Правда? – удивилась она.

– Конечно, зачем мне врать?

– Вы знаете, что два дня назад в студенческом лагере археологов под Раздорным была убита девушка, студентка?

– А-а, – кивнул Рутиков. – Вон вы о чем…

Эта новость оказалась для него неприятной, можно было не сомневаться. Но не само убийство, а именно та новость, что делом заинтересовалась пресса, да еще из Москвы.

– Значит, уже знаете.

– Да все знают, – признался Рутиков. – Только об этом и говорят. – Он покачал головой. – Всё Раздорное шепчется…

– А почему всё?

– Неужто сами не знаете?

– Знаю.

– Так что же?

– Хочу, чтобы вы мне ответили.

Рутиков устремил на Юлю раздраженный взгляд:

– Почему вы так со мной разговариваете? Как вас там – Юля? Из какой вы газеты?

– Я учусь в МГУ на журналистике. И представляю «Аргументы и факты». Мне поручают заниматься самыми таинственными, а подчас и самыми грязными делами, Борис Борисович. А это самое таинственное и самое грязное дело, с которым я только сталкивалась. Так почему шепчется все село Раздорное об этом преступлении?

– Девушке вырезали сердце, насколько я знаю.

– Именно так. А еще почему?

– Потому что у нас тут ведьмы живут, – усмехнулся он, – и самые настоящие, между прочим. И от них можно ждать чего угодно.

– И это верно. А еще?

– Да что же вы меня пытаете? – возмутился Рутиков.

– Ваш страх удивляет меня, Борис Борисович. Вы не хотите назвать истинную причину беспокойства всего вашего села.

Щеки Рутикова ярко вспыхнули и мелко затряслись. То ли это был страх, то ли ярость.

– Сами скажите, – с вызовом бросил он.

– И скажу. – Юля вынула из сумки записную книжку, и Рутиков тотчас стал есть ее глазами, точно в этой зеленой книжке хранилась какая-то тайна. – Точно такое же преступление было совершено у вас с Раздорном двадцать лет назад. – Рутиков опустил глаза: он понял, что московской журналистке известно все. – А Юля тем временем продолжала: – Была убита девушка Марианна Колосова. Умница, красавица, она пела в хоре, в хоре, которым вы тогда руководили. Да-да, я знаю очень многое. Куда больше, чем вы думаете. – Юля раскрыла книжку и прочитала: – «Главными подозреваемыми были следующие люди: ведьмак с Холодного острова Балуй Ершов, уголовник Игорь Жирков, одноклассник Марианны Колосовой – Семен Чаргин и руководитель хора, в котором пела Марианна, Борис Борисович Рутиков».

– Что?! Да как вы…

– Я говорю только то, что мне известно от других лиц. Важных лиц, – добавила Юля. – У ведьмака Ершова не было видимых причин убивать Марианну, Жиркова она отвергала, и неоднократно, он мог пойти на такое преступление, и легко, это преступление мог совершить и Семен Чаргин – ее одноклассник, который тоже добивался Марианны. А еще по ней сох руководитель хора, он тоже был влюблен в красавицу Марианну, хотел развестись и жениться на ней. Говорят, – Юля вспомнила слова Кудряшова, – он ее долго добивался, хвостом за ней ходил, чего только ни обещал. Горы золотые! Но она отвергла всех и была убита. Поправьте меня, если я в чем-то ошиблась.

– Вы знаете и впрямь многое, Юля, но далеко не все, – усмехнулся вдруг Рутиков. – Далеко не все! Хотя подготовились вы на славу. Только вот с руководителем хоря у вас накладочка вышла.

– Какая накладочка?

– Марианна любила своего руководителя, вот в чем все дело. Ему было тридцать, ей – восемнадцать, он учил ее петь, у нее был талант, он открывал для нее новые горизонты. – Рутиков тяжело встал и подошел к окну. – Ну, хватит уже говорить обо мне в третьем лице. Впрочем, того меня уже нет на свете. – Он обернулся к гостье. – Нынешний я – это другой человек. У меня было письмо от нее, где она признавалась мне в любви. А вот я не писал – на словах ей говорил.

– Такое письмо дорогого стоит, – честно призналась Юля. – Где же оно?

– В печке. Жена, мир ее праху, нашла, устроила истерику и бросила в огонь. А я его как зеницу ока берег.

– Жаль, такое письмо лучше любого свидетеля.

– Это верно. Но письмами дело не ограничивалось. Мы встречались. Тут, в клубе. На диване была наша любовь. Говорю вам это, чтобы вы больше ко мне не приставали. На том диване я и признался Марианне, что люблю ее. Я ведь и впрямь даже хотел развестись и жениться на той, кого полюбил. Это уже было после того, как моя жена нашла письмо и сожгла его. Но жена сказала, что убьет себя, убьет всех, отравит, и тогда я решил подождать. Она была старше меня, моя жена, Лариса, на десять лет. Я был тютей, женился, когда мне было двадцать, а ей – тридцать, опытная женщина, делала со мной, с душой моей все что хотела. Потом оказалось, что она больна. Артрит. Стала плохо ходить. И стала еще злее, нетерпимее. От истерики к угрозам и обратно. Моя любовь к Марианне стала для нее роковым наваждением. И сколько же было в ней злорадства, когда она узнала, что Марианну убили, да еще таким страшным образом. До сих пор помню ее сияющее победоносной злобой лицо. «Туда и дорога этой шлюхе», – сказала она мне. Я к ней больше не притронулся никогда в жизни. Она умерла через десять лет от инсульта. Иначе говоря, ровно десять лет назад.

– Вот это история, – выдохнула Юля. – Прямо греческая трагедия… Простите.

– А я так больше никого и не нашел, – качнул головой Рутиков.

– Печально.

– Жизнь печальна, девушка, – сказал он и сел в свое кресло.

– А как вы относились к тому же уголовнику Жиркову? К Чаргину? И как с ними вела себя Марианна?

– Да никак я к ним не относился. Наша связь с Марианной была инкогнито. Строжайше! Мы ведь в деревне живем, товарищ журналист! Это же вам не Москва! Я – женат, она – молодая девушка. Короткие встречи, и более ничего. Жиркова это я помог посадить в очередной раз, он домогался до одной девицы, распустил руки, наша милиция и отправила его по этапу. Чаргин был мрачным, настойчивым, какими бывают зацикленные на чем-то юноши. Марианна отказывала ему с завидным упорством. А он не понимал – в чем дело? У нее же никого нет! Думаете, легко нам было? Вот так, таиться?

– Думаю, вам было очень сложно, – вздохнула Юля.

– Вот именно. Очень.

– А сами вы на кого подумали? Сразу?

– Сам я ничего толком не думал. Когда я узнал, у меня случился нервный срыв. Потом уже стал соображать. Люди говорили про ведьмака, но мне не больно верилось. Уж слишком это фантастично! Я вообще в ведьм не больно верю.

– А это вы зря, Борис Борисович…

– Почему?

– Я с ними разговаривала – страшные женщины.

– Может быть. Но чтобы вырезать сердце… Не верю. Уголовник Жирков был мелким хулиганом, рисовщиком, думаю, он бы мог кому-то, если говорить на их жаргоне, сунуть перо в бок и скрыться, но вырезать сердце – вряд ли. Это мог сделать только тот, у кого у самого сердце было вырвано. И если говорить честно, я думал на Чаргина. Но у него было алиби – он где-то пировал с двумя друзьями. Оба молодчика поклялись, что проводили время вместе. А ведь ее еще изнасиловали! Боже, боже… – Рутиков закрыл лицо руками. – Вот вы пришли, и мне все это вспомнилось, весь этот ужас…

– Простите, но я хочу найти убийцу студентки из лагеря археологов, и у меня есть все основания думать, что два эти убийства связаны между собой.

– Но ведь двадцать лет прошло, – вздохнул Рутиков.

– В пределах жизни одного маньяка допустимо. Разве нет?

Заведующий клубом взглянул в глаза гостьи.

– Да, в пределах, – согласился он.

– И я о том же. Ведьмака Ершова нет в живых, зарезали Жиркова, уехал с концами Семен Чаргин. Поэтому я и решила навестить вас. Я не стану писать о ваших личных делах, можете не беспокоиться.

– Пишите что хотите, – вдруг сказал Рутиков. – Мне все равно. И уже давно.

Юля встала.

– Если у меня будут вопросы, я могу вам позвонить?

– Конечно, – ответил Рутиков, достал из стола визитку и протянул Юле. – Успехов в расследовании.

– Всего вам доброго, – кивнула Юля и направилась к дверям кабинета.

4

Дома у Кирилла она обнаружила поедающего ее курицу Феофана Феофановича Позолотова. Он сидел все в тех же кошмарных семейных трусах и жадно ел жареную птицу с картошкой, с салатом из огурцов и помидоров. Причем запивал он ужин домашним вином, которое, как видно, выудил из кладовых Белозёрского.

– Да вы гурман! – увидев историка, отвернулась Юля. – Может, вы все-таки будете одеваться, а, Феофан Феофанович? Не одни в доме. – Она требовательно повернулась к нему: – А если я буду голая ходить?

Позолотов с интересом уставился на Юлю, провел вертикаль своими всегда выпученными глазами – от макушки до носочков девушки.

– Я не против, Юленька, ходите, – и вновь взялся за еду.

– Размечтались. – Юля даже подбоченилась от такого выпада. – Ваше неглиже меня смущает. Что это такое? Где стыд-то?

– Какая же вы ранимая, Юленька, – с аппетитом причмокивая, отозвался Позолотов. – Доем и оденусь. Кирюша такую курицу сочинил – объеденье!

– Это я ее сочинила, Феофан Феофанович, а не Кирюша, – сказала девушка.

– Правда?

– Правда. Я рада, что вам понравилось. Кирилл в Семиярске, скоро будет.

Она решила ужинать, когда вернется Следопыт. И то и дело брала в руки телефон. Неужели Георгий не позвонит ей? Сердце едва не выскочило из груди, когда телефон запел и высветился его номер.

– Алло! – радостно вырвалось из нее.

Как она ни старалась быть ровной и даже нарочито холодной – не вышло!

– Привет. Как у вас там, в Раздорном? Ты же в Раздорном?

– Я в Раздорном.

– И как дела?

– Ты много пропустил, Гоша.

– Я не Гоша, Юленька, как бы тебе этого ни хотелось.

– Ладно, ладно, Георгий.

– Так как дела?

– Этого так просто не расскажешь. Но события наворачиваются как снежный ком.

– Во скольких опасных ситуациях ты уже побывала? – В голосе Малышева слышалась легкая издевка и даже вызов.

Вот как он решил вести диалог! Снисходительно, свысока! Чувство, недавно так захватившее Юлю, таяло на глазах. Что случилось? Где его сердечность? Открытость? Как такое могло быть? У Юли вдруг задрожали губы, и она почувствовала, что если сейчас произнесет хоть одно слово, то дрогнет и голос, и он поймет, каково ей сейчас. Сколько он причиняет ей боли этим тоном, выбранной позицией. Она выждала паузу, собралась, вдохнула поглубже, выдохнула. Хватит быть размазней.

– Алло, Юля? Ты меня слышишь?

– Да, слышу, – твердо ответила она.

– Я беспокоюсь за тебя.

Она хотела сказать: если ты беспокоишься за меня, то должен быть рядом. Плюнуть на раскопки и прилететь. Найти возможность. Но только «если». А иначе не надо.

– Сейчас готовится самая опасная операция за весь этот день, – просто ответила она. – Но это должно быть очень интересно, поверь. Ладно, мне надо идти, я тебе перезвоню сама.

– Хорошо, буду ждать. – довольно ровно произнес Георгий. – Не лезь на рожон, милая.

– Постараюсь, милый.

На том разговор и закончился. Юля выпила стакан крепкого домашнего кваса, и желудок запел от голода. И девушка не выдержала: пошла и съела два куска курицы.

Кирилл приехал, когда стемнело. Юля услышала рокот мотоцикла за воротами, и у нее вырвалось:

– Наконец-то моё удостоверение!

Кирилл привез сумку с вещами, бросил: «Тут, Юленька, для вас много чего». Сам выпил квасу, сообщил, что голоден как волк. Пока он приступал к ужину, Юля рассказала, что один подозреваемый, а именно завклубом Борис Борисович Рутиков, скорее всего, выпадает из подозреваемых.

– Помню, что он хранил какую-то тайну и только этим вызывал подозрение, – резюмировал Кирилл. – Вот, оказывается, в чем дело. И то, что он больше никого не нашел, я о женщине, лишний раз подтверждает его слова. Но я знаю Рутикова и никогда серьезно не подозревал его. Мямля.

– Мне даже стало его жалко, – призналась девушка-детектив.

– Я понимаю вас. – Кирилл отрезал от курицы зажаренный кусочек и на вилке отправил его в рот. – Отлично готовите, Юля! Вашему будущему мужу повезет.

– Вот уж не знаю, – усмехнулась девушка. – Ему придется разделить со мной страсть к криминалистике и авантюрам, вместе со мной охотиться на преступников. Тут любой скажет: лучше я буду готовить сам, только сиди дома.

– А вдруг вам повезет и вы встретите своего доктора Ватсона?

Юля улыбнулась точному определению Следопыта.

– Стоит подождать, – согласилась она.

– Вам следует чаще гулять мимо Управления МВД, – выходя к ним в старой пижаме, сказал Феофан Феофанович, потянулся и широко зевнул, как зевают маленькие хищные животные. – Так больше возможности, что с вами познакомится будущий спутник, разделяющий те же интересы. Вы – девушка на редкость симпатичная, каждый день станете отсеивать по десятку балбесов в полицейской форме. И так, путем естественного отбора, найдете единомышленника.

– Вот уж спасибо, – рассмеялась Юля. – А меня ни за кого другого – другую! – не примут? Если я так буду шататься?

– Я предложил только первоначальную схему, а нюансы додумывайте сами, – заявил Позолотов.

Быстрый ужин подошел к концу.

– Все! – Проглотив чашку чая, Белозёрский вытер губы салфеткой. – Ваши кулинарные способности, девушка, выше всяких похвал. – Он встал из-за стола. – А ведь я с подарками, как Дедушка Мороз.

– Наконец-то дождалась. Что вы привезли, Кирилл? – с нетерпением спросила Юля.

Белозерский уже расстегивал сумку и раскладывал вещи.

– Во-первых, вот, – он достал со дна сумки подплечную кобуру и протянул Юле.

– Класс! – восхитилась она. – С этим я буду выглядеть как настоящий детектив из западных фильмов. – Откуда она у вас?

– Хо-хо! У меня много чего есть. Я же фанат оружия. – Кирилл продолжал рыться в сумке. – Теперь это, – он извлек короткую легкую куртку из кожзаменителя. – Женская.

– Бывшая подружка оставила? – догадалась Юля. – Или… жена?

– Именно так. Жена. Лет семь назад, – посуровев, пояснил Кирилл. – Она встретила другого человека и уехала в другой город. У нее как раз была ваша комплекция. Куртка придаст вам солидности.

Юля примерила куртку.

– Да, по мне. – Она подошла к большому зеркалу в ссохшейся и потрескавшейся раме. – Очень неплохо, а теперь дайте кобуру. – Юля быстро сняла куртку, надела подмышечную кобуру, извлекла из сумки газовый пистолет и заправила его в кожу, надела куртку, но застегивать ее не стала. – Как я вам?

– Следователь из западного боевичка, вот как, – кивнул Белозёрский. – А, Феофан Феофанович?

– Да загляденье просто. Хоть сейчас кинопробы устраивай.

– А корки? – спросила Юля.

– Корки! – поднял указательный палец тот. Полез в сумку, в самый потаённый карман, и достал красные корочки с тремя буквами: «ФСБ».

– Ух ты! – воскликнула Юля. – Даже не МВД. И не прокуратура. Элитные войска!

– Вот именно, – согласился Кирилл. – А теперь откройте.

Юля повиновалась и была ошеломлена. В корочках были ее фотография и печать, новое имя.

– У меня появилось альтер эго? – спросила Юля.

– Да, строгое второе «я», – кивнул Кирилл.

Значилось и звание на правой стороне: «лейтенант».

– А почему не старший?

– Молоды еще для старшего, – заметил Следопыт. – Попадаться с таким палевом не стоит, сами понимаете, – заметил он. – Так что здесь мы рискуем. – Он достал из сумки бейсболку с длинным козырьком и футляр, где были темные очки. – Надо спрятать ваши волосы как можно надежнее, очки прибавят льда вашему облику, Юля.

Девушка надела бейсболку и очки.

– А теперь вы тянете на спутницу Джеймса Бонда, – заметил довольный костюмер. – Феофан Феофанович?

– Главное, чтобы у этого мужичонки сердце не отказало при ее появлении в этих очках, с корочками и пистолетом, – заметил бодрый старик. – Вот тогда, господа актеры, вам придется туго.

– Нам, – заметил Кирилл.

– В смысле – нам? – вопросил Позолотов.

– Мы возьмем ваш броневик, – объяснил Следопыт. – На мотоцикле слишком заметно и нелепо.

– ФСБ на «Запорожце» лучше, что ли? – вопросил Позолотов.

– Мы остановимся за квартал от его развалюхи. Мой мотоцикл здесь знают.

– Поезжайте, – махнул рукой Позолотов. – Все равно вы тратите время понапрасну.

– Почему это? – спросила Юля.

– А потому это, – откликнулся старик в пижаме. – За всеми этими убийствами стоят ведьмы Холодного острова, а не какие-то сельские пьяницы. – Он повернулся и отправился к себе. – После того, как их задержали, я стал терять интерес к этому делу. Пропала романтика поиска!

– Вот кто истинный фанатик, – заметил Белозерский.

– Точно, великий инквизитор, – тихонько поддержала Юля.

– Я все слышу! – бросил из комнатки Позолотов. – Пустомели.

Кирилл рассмеялся.

– Ну что, вопросник у вас готов, Юля?

– Предположительный. А у вас есть соответствующий прикид?

– Конечно! – отозвался он.

Кирилл переоделся в джинсы, водолазку и кожаную куртку и разом превратился из рыбака-охотника, каким его привыкла видеть Юля, в крутого парня из тех же американских боевиков. Ямочка на подбородке придавала ему особый шарм.

– Да вы просто мэн, – одобрила она спутника.

– Спасибо. Ну что, поехали?

– Да, – кивнула она. – Мне не терпится познакомиться с этим Тимофеем Суконниковым, свидетелем по делу об убийстве Марианны Колосовой.

– Он ведь еще должен быть в этот час один, – заметил Следопыт.

– Вот и проверим.

5

«Запорожец» остановился за полквартала от дома Тимофея Суконникова, в омуте ночной тени.

– Готовы, агент 007? – спросил Белозерский.

– Готова, – кивнула Юля.

Ее куртка до поры до времени была застегнута.

– Тогда пошли, – сказал Кирилл. – Бейсболку, думаю, надевать рано.

– Очки тоже, – усмехнулась Юля. – А то подумает, что я слепая, подаяния прошу.

– Согласен.

Они каждый со своей стороны хлопнули дверцами и двинулись по темной сельской улочке. Где-то гуляли, из нескольких домов неслась музыка. Кирпичный домишко Суконникова, в один этаж, с деревянным крыльцом, светился двумя окнами, причем серебристым светом. Это значит, что работал телевизор.

– Думаю, вместе подниматься не стоит, – предположил Следопыт.

– Конечно. Я позвоню, а вы, Кирилл, будете стоять у крыльца, но в тени, в случае чего я на вас укажу.

– Разумно, – согласился он.

Юля надела бейсболку, очки оставила в кармашке куртки. Надавила пальцем на кнопку звонка – тот едва пискнул, как будто испустил последний вдох, и умер.

– Да уж, – заметила она и постучала костяшками пальцев.

Первый раз, второй, третий. На последний стук дом и откликнулся шлепающими шагами.

– Ну чо? Чо? – прокатилось за дверями. – Я те сказал, Петрович, нет у меня бабла. – Голос был хриплый, раздраженный. – Сам занял!

– Откройте, полиция, – сказала Юля.

– Кто?

– Полиция.

– А чо надо?

– Надо, чтобы вы открыли, – ответила гостья. – И немедленно. Или нам взломать дверь?

– Да не надо ломать, вы чо? – Щелкнули замок, щеколда, и дверь ушла в темноту прихожей.

Оттуда выглянула бледная пропитая физиономия мужичка средних лет. Юля уже держала в руках открытые корочки.

– ФСБ, лейтенант Шмелева. Можно пройти, гражданин Суконников?

Вид приятной во всех отношениях девушки подействовал на «гражданина Суконникова» расхолаживающе. Он был поддат, и неслабо. Из черноты коридора так и разило свежаком, а еще сыростью и кислятиной.

– А сказала – полиция. И вдруг ФСБ? От самого президента, что ли? Из Кремля?

– Точно, – ледяно ответила Юля и предусмотрительно расстегнула куртку. – Поговорим в доме или поедете с нами?

– Чо, правда ФСБ?

– Правда, гражданин Суконников, правда. Я – следователь, за моей спиной, – она кивнула вполоборота, – оперативник Забубенный. Владеет приемами карате. Беспощаден к преступному элементу. Вы меня впустите или будете злить дальше?

– А чо он в темных очках-то? Ночь на дворе… – резонно спросил поддатый хозяин дома.

Кирилл как раз обернулся; очки он надел, чтобы Суконников его не узнал, но этого можно было и не делать: непроглядная ночь, нетрезвый клиент.

– Так надо.

– Ясно. Или у него специальные, с отражателями, как в кино?

– В точку. Послушайте, вы способны понять всю серьезность положения? – Тон Юли был весьма убедителен. – Кто к вам пришел, гражданин Суконников?

Но до Тимофея Суконникова каким-то боком уже доходило, что все это не шутки и действительно пришли по его душу, и люди серьезные.

– Вы меня простите, как вас? – отступил он.

– Лейтенант Шмелева, гражданин.

– Вы меня простите, товарищ лейтенант, я как-то сразу не въехал. – Он двинулся бочком в дом. – Молодая дама, ко мне, в столь поздний час. У меня не убрано, знаете ли… Я могу полы помыть, а вы подождите…

– Меня не волнует ни ваш образ жизни, гражданин Суконников, ни даже ваше нынешнее состояние алкогольного опьянения. Я по другому вопросу, куда более важному.

Она вошла за хозяином дома в его гадюшник, где на полу валялось несколько пустых бутылок, кругом лежала грязная и мятая одежда, а пахло как в древней кладовке, где давно взорвались маринованные огурцы. На столике стоял пузырь самогонки, мутная жидкость говорила сама за себя, а еще стопарь и закуска.

Хозяин скинул тряпье с кресла и указал на него:

– Прошу садиться. Сейчас зажгу свет.

– Не надо, – покачала головой Юля. – Я вам уже сказала: я не из полиции, я из других органов. У нас секретная миссия. Выключите звук телевизора.

– Понял. – Суконников убавил звук телевизора и размашисто плюхнулся на диван. – Да вы садитесь! А то как-то стрёмно.

Юля подумала, что сесть придется, хотя так не хотелось приземляться в это прошлогоднее гнездо, которое хозяин назвал креслом. Она нашла компромисс и села на деревянный подлокотник. Оказалось хорошо и даже вальяжно.

– У вас чо, пистолет?

– Да, – утвердительно кивнула Юля.

– Ясно. Вы меня забыр… завыр… – он замотал головой, – завербовать хотите, что ли? – Чувство юмора не изменяло этому забулдыге, и Юля сдержанно улыбнулась. – Так я готов. Надоела эта житуха уже. Я б хоть сейчас куда-нибудь в Африку рванул, к племенам. Или в Европу, там, во дворцы и каналы. Могу. Запросто.

– Я рада, что вы такой энтузиаст. Но вы мне нужны по другому вопросу. Вы знаете, что в студенческом лагере у Черного городища, где идут раскопки, убита девушка?

– Ну да, слышал, – кивнул Суконников.

– И вы слышали, как она была убита?

– Как-то по-жуткому, верно?

– Верно, – ответила строгая гостья. – Ей вырезали сердце.

– Брр! – поежился Тимофей Суконников. – Кошмар!

– Не то слово.

– И кто ж это сделал?

– А вот это мы и пытаемся выяснить. Все дело в том, – гостья даже чуть подалась вперед, – что и вы, гражданин Суконников, в списке подозреваемых.

– Я?! – отпал назад и вжался в спинку дивана хозяин крысиной дыры. – Да вы чо, в своем уме? Простите, конечно, девушка, товарищ, как вас там, лейтенант; в смысле, товарищ, как вас там по фамилии…