Текст книги "Бремя тела"

«Быстрее, Ксюша, они ничего не видят и не увидят, а тебе со всем этим жить. Пятно разрастается. Чувствуешь, как кружится голова? С этим надо что-то делать, Ксюша, так что забудь про стеснение и стучи в дверь сильнее».

– Ой, извини, я снова забыла тебе написать, – сказала, открыв дверь, Надя, при этом опустив голову и стараясь не смотреть в глаза Ксении.

Ксения молча вошла. Саша спешно натягивал штаны, Надя бросилась собирать разбросанные по комнате вещи. Темнота в глазах Ксении довольно быстро рассеялась, но вот пятно – оно не сжималось в маленькую темную точку. Оно было на стене над кроватью Нади, метра полтора в диаметре, слегка касалось потолка и непрерывно пульсировало так, будто это огромное сердце. Удар, удар, удар, удар.

«Ничего не хочу видеть, абсолютно никого! Как мне плохо, Господи! За что мне все это? За что эти страхи, все то, что я вижу, и не видит больше никто? Может, я просто схожу с ума, и все это какой-то бред, галлюцинации? Нет, Ксюша, не смей о таком думать, даже не порывайся. Возьми себя в руки. Тебе нужно побыть одной и успокоиться. Как мне хочется побыть в тишине, чтобы Надя и ее парень ушли и подольше не возвращались. Чтобы никого рядом не было, вообще никого! Страхи уйдут, Ксюша, тебе нужно побыть одной».

– Тебе, что, плохо? – спросила Надя, накидывая свитер. – Ты только это, слышишь, если тебе совсем плохо, не заблюй тут все в комнате, я убирать не буду.

Ксения не ответила и на это. Она все ждала, что Надя и Саша уйдут, хотя они поначалу уходить и не собирались. Но все получилось само собой: они вдруг оделись, будто прочитав ее мысли, Надя о чем-то стала говорить, потом махнула рукой и все. Дверь хлопнула, Ксения осталась в комнате одна.

– Вот они и ушли Ксюша, но что-то здесь не так, – Ксения говорила вслух, устав от того, что все время приходится молчать, прятать в себе наболевшее, которым не с кем поделиться, – не так, Ксюша. Посмотри на это пятно, оно не уменьшается, оно просто огромное, оно шевелится, как будто в нем бьется пульс и само оно живое. Но это кажется только тебе. Другим ничего не кажется, они о таком даже не задумываются. Это все секс, Ксюша, видишь, насколько это грязно, когда без чувств. Только где они, настоящие чувства? Ты когда-нибудь к кому-нибудь чувствовала хоть близко напоминающее любовь, похожее на нее, на то, как ее описывают в книгах, и какой она должна быть на самом деле?

Боком, стараясь не смотреть на противоположную стену, Ксения прошла к двери, возле которой был выключатель, и наощупь, чтобы не оборачиваться, погасила в комнате свет. Поздней осенью за окном стоял сумрак. Возвращаясь назад, к кровати, Ксения все же обернулась – пятна видно не было, но у нее не мелькнуло и сомнения в том, что оно там есть. Проверить это было проще простого – сделать пару шагов, нащупать, водя рукой по стене, выключатель и зажечь свет.

– Я больше не вижу тебя, чем бы ты ни было. Галлюцинации от того, что мне так хочется секса, а я все время себя сдерживаю, подавляю в себе эти мысли? Согласись, это бред, полнейший бред. Я тебя не боюсь, страх это удел слабых. Я просто очень устала, вот и все. Устала, понимаешь? Зачет, очень тяжелый, сдала все темы, а не трахалась вместо этого, не шастала по магазинам и пиво тоже не пила. Я трудилась, понимаешь? Не может все в жизни сводиться к сексу! Неужели из-за того, что я девственница, я проклята? Нет, я в это не верю, так не должно быть.

По щекам Ксении лились слезы. Она плакала и от обиды, и от дикой усталости, собственного бессилия в борьбе со своими видениями. Если бы Ксения посмотрела на часы, то обнаружила, что она лежит уже два часа, что время летит незаметно, а за окном все такой же осенний сумрак. Но она уже спала.

Ксении сначала не снилось ничего, вокруг была полная тишина, и даже дешевый будильник на батарейках, что стоял на тумбочке у Нади, не отсчитывал, пощелкивая, минуты и секунды. И в комнате было не темно, а совсем светло, даже светлее, чем днем, оттого что стены комнаты были светлыми и совсем гладкими. Свет в комнату проникал откуда-то извне, быть может, через те самые светлые стены. И сама комната была значительно больше. Впрочем, все светлые предметы всегда кажутся внушительнее, чем темные, обладающие теми же габаритами. «Может, темное пятно маленькое, потому что оно темное, а на самом деле огромное», – подумала во сне Ксения, но напрягаться и рассуждать было тяжело и не к месту.

Как только Ксения подумала о пятне, оно тут же появилось. Она стояла в полный рост в огромной светлой пустой комнате и смотрела на черное, слегка глянцевое пятно. Точно такое, какое она обычно видела, какое зависало в тот самый вечер на стене над кроватью Нади и не исчезло даже тогда, когда уже ничто не намекало на секс, когда Ксения отмела от себя всякие о нем мысли, а Надя и ее парень поспешили ретироваться. Ксения просто стояла и смотрела на пятно. Она не испытывала ни страха, ни любопытства. Вернее, любопытство все же было. Ксения вглядывалась в пятно, стараясь рассмотреть его как можно лучше: такое темное, с гладкими краями, слегка поблескивающее, только позади него края совсем не гладкие, а смазанные, а там, чуть дальше и в глубине, то ли туман, то ли дым.

Кого же ей напоминает это пятно? Нет, оно определенно ей кого-то напоминает, только она не может припомнить, кого именно?

Что это? Ксения вздрогнула. Пятно открыло глаза. Да, это глаза! Оно смотрит на нее, внимательно ее разглядывает.

– Кто ты? – спросила Ксения.

Ответа не последовало. Все та же тишина, тот же ослепительный свет, то же пятно, тот же взгляд. И взгляд этот Ксении знаком, очень знаком. Что случилось с памятью? Ничего не получается вспомнить, даже таких простых подробностей.

Не без волнения Ксения сделала шаг к пятну. Рискованный маневр. Пятно осталось на месте, это еще больше напугало Ксению, считавшую, что пятно не позволит ей приблизиться к себе.

Глаза прямо перед ней, она в них всматривается, даже немного наклоняется вперед. Еще никогда пятно не было так близко.

Неожиданное открытие – и Ксения задыхается. Ей не хватает воздуха, ее шатает, она вот-вот упадет. Комната кажется еще больше, огромной, слишком большой. Свет, исходящий от стен, ослепляет: он слишком белый и слишком яркий. Но он совсем не греет, он совершенно холодный, безжизненный, ледяной. Ксении холодно. Она замечает, что раздета и стоит босиком на холодном полу. В секунду у нее начинается озноб.

Он начался бы у любого, кто стоит посредине огромной, ослепительно светлой комнаты, перед черным пятном, непонятным, пугающим пятном, которое смотрит очень внимательно, ведь у него есть глаза. Ксения задыхается теперь уже большей частью от страха. Она обхватывает руками шею, а когда воздуха перестает хватать совсем, то беспомощно машет руками в воздухе, но все равно смотрит на пятно, прямо в глаза, что смотрят на нее. Страх сковывает стальными оковами. И эти глаза, они страшнее всего. Зеленоватые, с красивыми коричневыми и черными пятнышками.

Это ее глаза. Это глаза Ксении. Она их сразу узнала, только не могла припомнить, где их видела раньше. И испугалась от того, что вспомнила.

Ксения закричала.

Свет перестал проникать в комнату через стены. Пятно пропало.

Она лежала на кровати, как и заснула – на спине и в одежде, вся в поту и жадно глотала воздух.

Вокруг было темно. В комнате кроме нее никого не было, кровать Нади была аккуратно застелена, у изголовья возвышалась подушка. Шуршал и пощелкивал будильник, стоявший на тумбочке. Ксения привстала, потянулась и взяла его в руку. Она повернула его циферблатом к окну и с трудом, но разглядела стрелки. Будильник показывал половину третьего ночи. В комнате по соседству громко работал телевизор, была слышна музыка. Кто-то хлопал дверью в коридоре.

X

Жизнь в общежитии шла своим чередом. И учеба у Ксении тоже. За ней она забывала о том, что ее пугало, о неурядицах и собственной неустроенности в жизни. Ведь чего она хочет добиться? Закончит учебу, а что дальше? Вернется в Череповец и будет, как все остальные, искать работу; найдет какую-нибудь заурядную. Будет жить дома и выслушивать мамины нотации. И даже если переберется жить в квартиру к бабе Ларе, то… Впрочем, одной оставаться Ксении как-то не хотелось, да и мама была полна решимости квартиру сдавать, чтобы свести концы с концами.

Зато занудство Ксении и ее принципы возымели действие на Надю: когда она хотела уединиться со своим парнем, то исправно скидывала сообщение на телефон, мол, так и так, не спеши, у нас тут на пару часов голубой огонек. Ксения больше не оказывалась в неприятном положении, стоя у двери комнаты, за которой творится нечто невообразимое.

Она по-прежнему видела то, что видела раньше. И хоть отношение к этому было уже более спокойное, тем не менее Ксения беспрерывно задавалась вопросом о том, почему все так, как есть, а не иначе. Конечно, она не сбрасывала со счетов слова бабы Лары о неведомой силе, которой обладала ее мать, то есть прабабушка Ксении. А еще о том, что отказываться от этой силы нельзя, что прабабушка Ксении отказалась и за это поплатилась зрением и здоровьем – и это в тридцатилетнем возрасте, когда другие переживают самый расцвет. И хоть мама утверждала, что слова бабы Лары не более чем фантазии, старческий бред, домыслы – словом, то, чему доверять никак не стоит – Ксения пыталась осмыслить все, что знает. Ведь не могло быть бредом или фантазией черное пятно, незаметно появляющееся где-то рядом при любом упоминании о сексе, при мыслях на эту тему или просто если рядом, за дверью или за стеной кто-то кому-то отдавался. Ксении было неловко от понимания того, что она, возможно, вмешивается в чью-то жизнь, обращает внимание на то, к чему не должна иметь никакого отношения.

День, когда выпал первый снег, Ксении по-особенному запомнился. На лекции она вела себя не как обычно – не следила за материалом по учебнику, не записывала все появляющееся на доске судорожно в конспект, не переспрашивала преподавателя. Она даже не подслушивала разговор сзади: прячась за спинами впереди сидящих, одногруппницы Ксении смаковали отношения Марины и Ваньки Михельсона. Особую пикантность обсуждению придавало то, что лекция была для нескольких потоков одновременно, и Ваня Михельсон был в той же аудитории, на первом ряду. Он внимательно писал конспект, часто почесывал волосы и поправлял очки. Когда обсуждение дошло до выяснения того, есть ли у Михельсона прыщи на спине и заднице, Ксения переключила свое внимание.

За окном вместе с каплями дождя падали маленькие хрупкие снежинки. Капли стремительно летели к земле, а снежинки не спешили и падали медленно, будто зная, что там, внизу, их ждет неминуемая гибель на еще теплой земле. Снег падал на еще не опавшие листья старого клена, росшего под окном, на старые институтские корпуса, на крыши бесконечных низеньких флигелей и пристроек. Ксении вспомнилось, как наслаждался мгновениями осени Пушкин, как ловил каждое из них и находил ему выражение в стихотворных строчках. Она даже укорила себя за невнимательность, за то, что еще одна осень прошла для нее незаметно, словно ее и не было.

Выходя из института после занятий, Ксения была немало удивлена: прямо у учебного корпуса ее поджидал Ксива. Конечно, она не подала вида, что удивлена и хотела, не замечая его, пройти мимо.

– Ксения, – весело окликнул ее Ксива. – Куда ты так заспешила? Вроде медленно шла, я тебя еще через окно увидел. А тут как пуля помчалась.

– Ааа… Ксива, привет, – заговорив, Ксения выдала свое смущение; от уверенности, слегка наигранной и для не совсем не свойственной, не осталось и следа. – Просто хочется побыстрее вырваться из института, голова идет кругом. А как ты узнал, что я здесь учусь? Я тебе не говорила этого.

– Я же знаю, что ты учишься в одном институте с девушкой Санька, кажется, даже в одной группе.

– В разных, – улыбнулась Ксения. – Итак, ты меня преследуешь. Зачем?

– Я тебя не преследую, – Ксива попытался взять у Ксении сумку, но она заметила это и перекинула сумку в другую руку, а потом повесила на плечо, – просто ты не отвечаешь на мои сообщения, до тебя не дозвониться. Мне уже стало казаться, что ты мне дала не тот номер или вообще потеряла телефон.

Ксения медленно шла по территории института к воротам, которые вели через арку на улицу. Ксива был рядом, они беседовали – и со стороны кто-нибудь наверняка подумал, что парень встречает свою девушку после занятий. Они обсуждают важные дела или просто сплетни, а, быть может, планировали совместный вечер, решая, куда лучше пойти – в театр, в кафе, в кино или просто погулять по городу. Ксива при ходьбе опирался на зонт-трость, забыв про то, что идет дождь вперемешку с первым снегом. Когда он это сообразил, Ксения уже застегнула куртку и накинула капюшон.

– Нет, с телефоном у меня все в порядке, просто я редко отвечаю на сообщения, а на звонки не ответила потому, что была занята и не могла говорить. Ты мне еще летом писал сообщения, я домой уезжала, а оттуда ответить на твое сообщение слишком дорого. Только не обижайся, Ксива, у меня денег на телефоне не так и много, я стараюсь экономить.

– Ясно, – на лице Ксивы проступило разочарование, он слегка нахмурил брови и поджал подбородок. – Но сейчас ты свободна? Может, погуляем, поболтаем?

– Слушай, я знаю, что у тебя много девушек, с каждой ты можешь отлично провести время. На кой сдалась тебе я? Неужели ты еще не понял того, что случайные отношения это совсем не мое, я не какая-нибудь шалава, которая будет по-дружески с кем попало заниматься… ну, ты понял, о чем я. Мы с тобой совсем разные и я…

– В чем-то мы, может, и разные, – перебил ее Ксива, – но ты меня отшиваешь, даже не дав мне шанса. И я ни на что не претендую. Почему ты сразу стала строить догадки про секс? Разве я об этом заикался? Разве я говорю тебе: «Чика, пойдем развлекаться к тебе или ко мне»? Да я не думал о таком! Блин, такое чувство, что ты сама ждешь, что любой крендель подойдет к тебе и потянет к себе в машину или домой. Не пойму я тебя, извини.

Ксива раскрыл зонт и медленно занес его над Ксенией. Они шли рядом. На оживленной улице почти не было прохожих. Испугавшись непогоды, люди брали штурмом автобусы, троллейбусы и маршрутки.

– Да, я опасаюсь того, что меня поведут неизвестно куда и неизвестно чем это закончится, – призналась Ксения, – точнее, известно чем. То, что мне рассказывал о тебе Саня и то, что вы учитесь с ним вместе…

– А то, что ты учишься с Надей в одном институте? Это не считается? Что, я должен ставить между вами знак равенства?

– Не должен, я совсем на нее не похожа.

– Вот и я считаю, что не должен, – Ксива заботливо оттолкнул Ксению к домам, когда рядом по дороге промчался грузовик и обдал край асфальта брызгами грязи. – Между прочим, Надя попросила меня тебя сегодня встретить и чем-нибудь занять на весь вечер. Если я правильно понял, они с Саньком собрались танцы на кровати устроить.

– У них такое часто бывает, – ответила Ксения, – по-моему, слишком часто.

– Санька за практику, наконец, получил деньги, ему долго не выдавали их, задерживали, типа он плохо работал и даже один раз пришел выпивши. Но, конечно, этого никто доказать не смог, так, глюки. Теперь спустит все на Надю, на шмотки, на презервативы, на выпивку.

Засмеявшись, Ксива закашлялся. С края зонта на Ксению упало несколько капель, и она предпочла выйти из-под зонта. Ей было достаточно и куртки с капюшоном.

– По-моему, они не пользуются презервативами, во всяком случае, я их у них не видела.

«Ты дрянь, Ксения. Видишь, к чему снова свелись все разговоры? Он идет, качает головой, умного из себя строит, а сам только и представляет, как трахнет тебя. Ты этого ждешь? Он только и мечтает об этом, тебя уже полгода окучивает. А ты строишь из себя дурочку и не можешь его послать. Сейчас снова появится пятно и будет тебя преследовать весь вечер. Ты этого хочешь? Хочешь снова бояться, блеять от страха? Овца ты! Успокойся сейчас же, Ксюша. Поговорите о чем-нибудь другом, все равно идти в общагу нельзя, пока Надя с Саньком не закончат. И раз были такие приготовления, то закончат они не скоро. То-то она с лекции сбежала в перерыве. Теперь ясно, что у нее за дела. Как будет экзамен сдавать? Снова строить глазки и ждать свою тройку? Все, Ксюша, поворачивай разговор в другую сторону, дать ему понять, что тебя разводить на секс бесполезно».

Ксения оглядывалась и искала по сторонам черное пятно: оно могло появиться из ниоткуда, всплыть совсем рядом и страх сразу бы сковал Ксению, заставив стать тише воды, ниже травы. Но шли они довольно быстро, да и, к тому же, Ксения еще никогда не видела пятно на улице. Может, оно и было, но заметить его при дневном свете было почти невозможно.

– Значит, ты утверждаешь, что не такой как Саня? А с учебой у тебя как?

– Не такой, это правда, – Ксива говорил и активно жестикулировал, забывая, что в одной руку у него зонт. Зонт покачивался, и с него скатывалась накопившаяся там вода. – Думаешь, все, кто учится в путяге, полные идиоты и раздолбаи? Нет, я про Саню ничего плохого сказать не могу, он отличный пацан. Но я пришел в путягу учиться, я, может, потом в универ поступлю. А учусь я нормально, даже повышенную стипендию второй семестр подряд получать буду.

– Теперь ясно, почему Саня над тобой так прикалывался по поводу практики.

– А пошел он… – Ксива сердился. – Зайдем в мою любимую чебуречную? Я тоже как-то на нее в дождь набрел, зашел, потому что больше спрятаться от дождя было некуда. Оказалось, ничего такое местечко, просто комильфо.

Едва зайдя в чебуречную, Ксения поняла, что пятно там. Оно висело под потолком у столика, стоявшего прямо у стойки. Ксения осмотрелась, вспоминая, за каким столиком они сидели тогда, еще летом. «Вон там, кажется, недалеко от окна, – припоминала Ксения, – точно, мы там сидели».

Кафе было совсем пустым. Дождь с первым мокрым снегом распугал и тех, кто мог бы в него прийти, даже завсегдатаев, которые всегда есть у любых подобных заведений. Ксива отряхнул зонт, умоляюще посмотрел на Ксению, а затем показал на столик у стойки, от которого Ксения всячески старалась отойти, спрятаться, сбежать. «Давай сядем вот туда, пожалуйста. Там рядом батарея, я хоть немного согреюсь и просушусь», – попросил Ксива.

Отказать ему Ксения не могла. Она никогда не была эгоистичной, особенно в таких ситуациях, хоть и понимала, что ведет себя глупо, что, например, Надя на ее месте обложила бы Ксиву трехэтажным матом и села бы за тот столик, который нравится именно ей.

– Давай, – тихо ответила Ксения.

Пятно пульсировало. Оно не давало Ксении забыть о себе. Как только Ксения отворачивалась или опускала глаза, пятно перемещалось. Ксива прислонил к батарее зонт, снял тонкую спортивную куртку и развесил ее на спинке массивного деревянного стула. Под курткой у него оказалась футболка, на которой было с десяток картинок с человечками, занимающимися любовью в разных позах. Венчала эти картинки гордая надпись My favorite positions.

– Футболку специально напялил? Я видела, такие продают в переходе у Гостиного двора, – с упреком произнесла Ксения.

– Нет, прости, нет, я случайно надел, просто не обратил внимания, – бросился оправдываться Ксива. – Я ничего такого не имел в виду, просто так получилось. Сунулся утром, а чистая была только эта. Если тебя смущает, я надену обратно куртку. А хочешь, сниму ее, ей бы тоже просушиться не мешало.

– Забей, – махнула рукой Ксения, убедившись в том, что никакая это не провокация, – на тебе она высохнет быстрее.

Они пили чай и ели по чебуреку, как и в первую свою встречу, разговаривали о прошедшем лете, об учебе, о проблемах дома. Ксения никак не могла понять, почему пятно не исчезает, почему так настырно старается попасться ей на глаза. Так прошла пара часов, незаметно, почти без волнений, если не считать беспокойства Ксении по поводу того, что видела только она и не видели другие, в том числе и Ксива. «Мы кончили. Можешь приходить. Бери Ксиву с собой. Веселитесь. Мы с Сашкой исчезаем до завтра».

Ксения засобиралась в общежитие. На этот раз она не позволила себя провожать. Они попрощались посреди шумного проспекта, и Ксива еще долго смотрел ей вслед. Ксения шла быстро, кутаясь в куртку с капюшоном, и то и дело наталкивалась на прохожих, шедших навстречу. Когда Ксения исчезла в темноте, Ксива медленно побрел по направлению к метро.

«Ксиве-то не расскажешь обо всем, что со мной происходит, – думала Ксения. – Единственный человек, кто бы меня выслушал и что-то подсказал, это баба Лара. Но как я с ней поговорю сейчас? И чем она мне поможет? Она мне все уже рассказала, все, что только было можно. А я все прошляпила, пропустила мимо ушей. Да и непонятно это все, запутанно. Пойдешь к кому-нибудь поболтать по душам, расскажешь все как есть, вывернешь душу наизнанку, а тебя потом в психушку отправят как миленькую. Будь осторожна, Ксюша».

В комнате был идеальный порядок – это рассмешило Ксению, за время, прожитое в одной комнате вместе с Надей, отвыкшую от такого. Без Нади было спокойнее: никто не приставал с расспросами, не слушал музыку, не сидел, уставившись в телевизор. Нет, все это совсем не раздражало Ксению, просто она любила тишину, особенно тогда, когда нужно было привести в порядок собственные заблудившиеся мысли.

Приведя себя в порядок и наготовив миску салата, Ксения удобно устроилась с ногами на кровати: в присутствии Нади она такого себе не позволяла и сама ругала Надю за подобные вульгарные выкрутасы. На электронной почте новых писем не было – вполне ожидаемо. Ксения ввела в поисковик слово «галлюцинации». «Наркотическое, токсическое и алкогольное состояние, бред, тяжелые отравления, белая горячка, – бормотала под нос Ксения, – все это не то. Представить, что у меня белая горячка! Да это смешно! А баба Лара все про силу рассказывала. Если бы она хотя бы намекнула, где эту силу искать, было бы проще. Может, эта сила помогла бы справиться с этими…». Ксении упорно не хотелось называть то, что она видела, галлюцинациями. Она подняла голову вверх и различила на потолке маленькое темное пятнышко. Оно не оставляло ее, сопровождая почти всюду. Но зачем?

Справившись незаметно для себя с салатом, Ксения встала с кровати и протянула руку за тумбочку. Электрические чайники в общежитии было строго-настрого запрещены. Но у них с Надей был маленький чайник, спрятанный за тумбочку. Точнее, не спрятанный, а весьма искусно там устроенный. Чай и кофе, заваренные кипятком из этого чайника, благодаря почти неосязаемой атмосфере таинственности, казались особенно вкусными.

Сделав глоток чая, Ксения ввела в поисковик другой запрос. То, что она прочла, ее смутило, а потом даже заставило закрыть ноутбук. «Видения, магия, эзотерика, ерунда какая-то», – решила Ксения и легла спать. Дождь со снегом барабанили в окно, и Ксении снилось лето в Череповце, набегавшие после жары ливни и железные бочки для дождевой воды, расставленные по участку у дома Лены. Во время дождя вода скатывалась с крыши, пробегала по желобу и с таким же звуком каплями падала в бочку. В грозу это капание переплеталось с раскатами грома: Ксении нравилось, когда за ударом грома, почти в унисон, следовало мерное кап-кап-кап.

Утро было довольно ясным. Выпавший снег успел растаять, вокруг все подсохло – судя по всему, дождь закончился еще глубокой ночью. Нади не было, ее отсутствие Ксению не удивляло. На первом этаже толпился народ, студенты предпочитали добираться до института не в одиночку, а небольшими компаниями, так было веселее. На вахте дежурила не Бурласова, а какая-то незнакомая женщина маленького роста в огромных очках. «Новенькая, – подумала Ксения, – интересно только, злая или добрая? Хотя, какая разница, вахтерша и вахтерша».

Вахтерша бегала по холлу с огромной мокрой тряпкой в руках:

– Твою мать! Первая смена и так отделали! Так отделали!

Выйдя через вертушку на крыльцо, Ксения поняла, что она имела в виду.

Каждую ночь двери общежития закрывались и открывались лишь под утро или по велению волшебной палочки таких типов, как парень Нади. Впрочем, Ксения была уверена в том, что такой волшебной палочкой в случае Сани является скрученная в трубочку купюра. А, может, и не скрученная вовсе – зачем портить деньги, потом ведь раскручивать и разглаживать замучаешься. Под покровом ночи стена и крыльцо общежития частенько покрывались граффити. Бурласова каким-то неведомым нюхом чувствовала их приближение, зорко глядя в монитор видеонаблюдения. Но в смены, когда дежурили другие вахтерши, граффитеры чувствовали себя вольготно и рисовали на стенах и даже на двери все, что выдавала в тот момент их фантазия. Часто стены и дверь за ночь покрывались аккуратно приклеенными объявлениями сомнительного содержания вроде «Отдых для мужчин», «Жена на час», «Любовь» и других, не считая анонсов распродаж на окрестных рынках и реклам якобы уникальных биодобавок.

На этот раз общежитие было буквально облеплено объявлениями «Магия. Эзотерика. Гадаю». Внизу крупно был напечатан номер телефона.

– Ну, Никитина, повеселилась вчера? – на крыльце стояла Надя, на ее лице были следы бурной бессонной ночи. – Ладно, не криви личико. Дашку там не видела? Она мне конспект обещала дать переписать.

– Не видела, – ответила Ксения, разглядывая объявления, которые вахтерша пыталась с помощью швабры и тряпки соскоблить со стен.

Даша выбежала из общежития, держа в одной руке толстую тетрадь, а другой застегивая на ходу куртку. Рядом стояли парни со старшего курса, которые при ее появлении дружно присвистнули. Даша остановилась и показала им средний палец.

– Явилась! А я думала, что провалилась там или передумала мне давать конспект, – с наглыми видом заявила Надя и выхватила у нее тетрадь. – Представляешь, мы с Саньком вчера смылись из общаги, освободили комнату, чтобы Ксюша провела время со своим новым дружком. А она отфутболила пацана, типа вся такая правильная и убежденная девственница, никаких отношений, даже на кружечку чайку не пригласила или как это в детском садике, в бутылочку поиграть. Ну, ты, Ксюха, даешь!

– Прекрати, – сказала, краснея и озираясь по сторонам, Ксения.

– Да, Надь, зачем ты ее так? Пусть живет, как ей нравится, тебе-то какое дело до всего этого? – бросила Даша.

– Вот-вот, – Ксения решила во что бы то ни стало перевести разговор в другое русло, зная, как любит потешаться над ней Надя и, опасаясь того, что снова рядом будет пятно, а ей станет нехорошо, и весь день пойдет насмарку. – Видели, как новая вахтерша носится? Это все из-за этих объявлений?

Затея Ксении сработала: Надя расхохоталась, а Даша достала из сумочки пачку сигарет, зажигалку и закурила.

– Пускай побегает, – издевательски сказала Надя, когда все трое спускались с крыльца и шли в сторону остановки троллейбуса. – Сейчас еще уборщицы прибегут, все вместе будут срывать эти объявы. Потому что через час придет комендант и ежели что не так, считай хана.

Ксения замялась и немного отстала. Запах дыма от тонкой дамской сигареты, которую курила Даша, показался Ксении неприятным, и она ускорила шаг, чтобы оказаться чуть впереди.

– Интересно, а что это рекламируют так? – осторожно спросила Ксения, припоминая то, о чем читала в интернете накануне, до того как закрыла ноутбук.

– Да мошенники это! – сухо отрезала Даша. – Разводят людей на деньги.

– А дурачки клюют и несут бабло, всякие там пенсионеры и заблудшие души, которые мечутся, экспериментируют или вообще с иглы не слезают, – в своем стиле добавила Надя.

– А эзотерика? – недоуменно спросила Ксения. – Я читала, что это как бы психология такая.

– И что? – Даша докурила и выбросила окурок. – Да выманивать деньги можно под каким угодно предлогом, главное, чтобы этот предлог был и деньги у народа были. А все остальное дело техники. Ты думаешь, эти объявления никто не увидит? Увидят и наверняка клюнут.

«И ты бы клюнула, Ксюша, вот признайся хотя бы сама себе в этом. Ты копаешься в себе в поисках сама не знаешь чего. Тебе бы найти того, кто разобраться поможет. Это хорошая идея, Ксюша».

Ксения поравнялась с Дашей. Ей хотелось спросить обо всем и сразу, но не в присутствии Нади, способной в любую секунду вставить свой совершенно неуместный комментарий, после которого дальнейший разговор будет бессмысленным. Ксения волновалась: это был не страх, а именно волнение, ощущение, совершенно ею позабытое. Последний раз она волновалась в тот момент, когда отыскивала себя в списках, зачисленных в институт.

– Даш, а ты знаешь тех, кто занимается этой самой эзотерикой и психологией, но не мошенников?

– А тебе зачем? – Даша пожала плечами.

– Надо.

– Говори, зачем, а иначе ничего не скажу.

До остановки оставалось чуть-чуть, а впереди замелькал троллейбус. Все трое бежали, сломя голову. Труднее всего, конечно, это было делать Даше. Даже зная о том, что под вечер может выпасть снег или пойти дождь или даже хуже – дождь со снегом, она была в легких туфлях на каблуках. Надя забежала в переднюю дверь троллейбуса, Даша и Ксения еле успели запрыгнуть в самую последнюю. Все опасения Ксении, что Надя вклинится в разговор, отпали сами собой. В троллейбусе было много народа, и протиснуться через салон от передней двери к задней площадке представлялось просто нереальным.

– В себе разобраться пытаюсь, да и спать в последнее время я стала как-то плохо.

– Ага, тут успеешь выспаться, когда чуть ли не каждую ночь к Надьке Сашка приходит, – фыркнула Даша. – Хотя, зачем мне знать, для чего тебе все это надо. Короче, знакомая моей мамы живет тут, в Питере, она занимается всяким таким. С мамой они давние подруги, мама все твердит, какая она хорошая женщина, что помогла ей успокоиться после развода с первым мужем и потом познакомиться со вторым, то есть с моим отцом.

– Так она психолог?

– Нет, моя мама в жилконторе работает.

– Да не твоя мама, а эта женщина, мы же с тобой о ней говорим.

В другой ситуации Ксения не стала бы раздражаться, а просто задала вопрос по-другому или отшутилась. Она волновалась, и потому каждая мелочь выводила ее из себя. Она удивлялась своей нервозности, нетерпеливости и все время оборачивалась посмотреть, где находится Надя. Если бы она вдруг оказалась рядом, то все разговоры пришлось бы прекратить. Но Надя была возле передней двери, у мест, где обычно сидят старички и старушки. Стоявший рядом грузный мужчина наваливался на нее, когда троллейбус подскакивал на какой-нибудь неровности. Надя старалась протиснуться к двери, двигаясь в противоположную сторону от того места, где стояли Ксения с Дашей.