Текст книги "Ничего cвятого"

Пабло откинулся на кресле, заложив руки за голову. Судя по транслируемому изображению, Анжелина спала. И, вроде бы – вполне мирным сном.

Дьявол!

Как можно спать, когда на твоей совести десятки погибших? Как можно спать, когда твои подручные взрывают базилику вместе с пришедшими туда на поклонение Богу людьми? Как можно спать, когда ты…

Пабло скрипнул зубами, с трудом сдерживая бушующую внутри ярость. И, ее он любил? Ради нее он готов был оставить Церковь? Боже, какой слепец… Какой безумец…

Нет, теперь он ее не любит.

То, что она сделала…

Нет, теперь внутри место осталось только для ненависти. И, не более.

Пабло зло улыбнулся, смотря на мирно спящую Анжелину, чьи светлые кудри слегка прикрывали лицо. Хочешь сыграть со мной? Думаешь, пользуясь моими слабостями сможешь мной управлять? Ну, хорошо. Сыграем, Анжелина. Сыграем! Вот только концовка тебе совсем не понравится.

Ударом по панели управления Пабло вырубил монитор и рывком поднялся на ноги. – ему нужно время и силы. Последнее он черпал только в одном – молитве.

Глава 7

Где-то над территорией Священной Католической Империи.

Точное местонахождение – секретно.

Точное время – секретно.

Самолет Папы Римского «Сан-Педро».

Урбан X пытался сосредоточиться на разговоре, однако мысли все время уносились не туда. Почему-то вспоминались юношеские годы, когда он только-только начинал задумываться о смысле своего существования, о целях, поставленных в жизни и первых попытках распознать свое призвание. Вот и сейчас, мозг отключился от внешней среды, унеся его в просторный кабинет епископа, где обычно и проводились духовные беседы. Епископ, как всегда строг, но в тоже время…

– Святой отец… – вот, снова! Из воспоминаний выдергивает знакомый скрипучий голос старого кардинала, являющегося его самым ближайшим другом и помощником.

– Эммм… – Римский епископ тряхнул головой, и осмотрелся. Ну да, конечно же он находится не в просторном кабинете епископа Густава, а в тоже просторном оборудованному кабинете на борту самолета. И, да – ему не семнадцать, а за восемьдесят.

– Ваша речь, святой отец. – кардинал Луис Роса Чавес кивнул на папку, которую понтифик держал в руках.

– Ах, да… – Урбан X рассеянно посмотрел на белую с золотой гравировкой папку. – Речь…

– Я ее просмотрел. – кардинал, кряхтя, чуть подался вперед, пытаясь поймать взгляд Папы. – Речь безусловно прекрасная…

– И все же ты чем-то недоволен… – понтифик улыбнулся. С нынешним кардиналом Луисом Чавесом он познакомился в семинарии. Сам Марио де ла Круз, будущий Папа Урбан X только поступил на первый курс, а Луис Чавес учился на последнем, но Божественное провидение быстро свело их вместе, и к выпуску Луиса из семинарии они были очень хорошими друзьями. Далее, жизнь их раскидала в разные стороны – Луиса отправили служить в Новую Гранаду, а Марио после окончания семинарии дали настоятельство в кафедральном соборе Святого Марка, в Венеции. Спустя всего пять лет Марио хиротонировали в епископы, а еще через год он стал архиепископом, что одновременно означало и светскую должность, поскольку после Темных Времен, Венецианская республика превратилась в Венецианское архиепископство, под управлением архиепископа. Далеко не все с подобным решением, да еще и внешним, были довольны, но орден Тамплиеров, а вместе с ним, и Инквизиция очень быстро, а главное показательно-эффективно сумела погасить пламя недовольство – другим, более ярким пламенем. Впрочем, венецианские подданные вскоре поняли – для них ничего собственно не изменилось. Как и раньше развивается торговля, открываются новые Торговые, и не только, Дома – то, что законы стали строже, и от граждан требуют большей религиозности – так, это теперь во всей Европе. Одним словом, жизнь спустя каких-то 5—10 лет окончательно наладилась и больше никто не ностальгировал по былым временам Венецианской республики.

Луис Чавес тем временем также шел по карьерной лестнице, и спустя 15 лет стал архиепископом в Санта-Фе в Новой Гранаде. Он так и оставался на колониальной территории Империи, пока Марио не стал Папой Урбаном Х и не вызвал его в Рим, назначив кардиналом. С тех пор, уже 17 лет кардинал Луис Роса Чавес является его ближайшим помощником, другом и советником.

– Я не то, чтобы недоволен…

– Ладно, говори уже. – Урбан Х откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, в ожидании критики.

– Мне кажется, – осторожно начал кардинал, открывая аналогичную той, что держал в руках понтифик папку. – нужно немного сбавить градус напряжения. Прошло уже больше пятисот лет с дней, когда Святой Педро Николас поставил в Женеве точку на Реформации, и мне кажется не имеет смысла делать сейчас на этом событии особый упор. Женева уже давно католическая, и забыть забыла те недолгие страшные времена, когда сжигали храмы, оскверняли Дарохранительницы и убивали священников.

– Верно. – Урбан Х не стал открывать глаза. Так было, как-то спокойней, что ли. – Однако поставленная святым Педро точка не является такой уж точкой на самом деле. Тебе ли не знать. Я только вчера общался с Эрнаном (Эрнан Альварес – кардинал, Великий Магистр ордена Тамплиеров, прим. авт.) и ситуация сейчас в Империи довольно напряженная. Причем, о каком-то прогрессе речь не идет. Напротив, радикальные протестантские ячейки в последнее время активизировали свою деятельность. Ты ведь слышал о взрыве базилики святого Назария в Милане?

– Увы…

– Вот, и я о том же. Увы – но деятельность еретиков не оставляет мне иного выбора, кроме как снова подчеркнуть нашу нетерпимость к подобным выходкам, подобным взглядам, а значит и подобным людям.

– Согласен. – голос кардинала звучал как-то слабо и неуверенно. Понтифик открыл глаза и глянул на друга. Тот выглядел немного расстроенным.

– Что с тобой, Луис? – Папа Римский перешел на теплый дружеский тон.

– Я беспокоюсь за вас, святой отец…

– За меня? – римский епископ удивленно вскинул брови.

– Да, за тебя Марио. – в глазах кардинала блеснули слезы. Понтифик ощутил, как защемило в груди при виде слез друга. Они и правда были очень близки, и по-настоящему любили друг друга, начиная еще с семинарской парты. – Эта поездка… – Луис слабо махнул рукой куда-то назад. – лучше бы ты оставался в Риме…

– Да, о чем ты? – Урбан Х встревожился не на шутку.

– Не знаю… – кардинал слабо улыбнулся, покачал головой и повторил. – не знаю…

– Луис, – Урбан Х поднялся на ноги, и держась за стол, осторожно обогнул его, остановившись рядом с другом. – Поделись со мной, хорошо?

– Это… это просто… это внутри, понимаешь?

– Да. – понтифик серьезно кивнул, и пододвинув второе кресло ближе, сел рядом с другом. – Я понимаю.

– Мне тревожно, Марио.

– Тревожно?

– Да.

– Почему?

– Я не знаю… Честно, не знаю. Никаких доказательств, или фактов – вообще ничего. Есть только тяжесть, – кардинал положил руку на сердце. – здесь. Тревожное предчувствие, что…

– Да?

– Не знаю… Ощущение надвигающейся беды.

Урбан Х задумчиво посмотрел вперед, на висящее за столом распятие Спасителя. Он ничего такого не чувствовал. Напротив, внутри было какое-то воодушевление. И хотя известие о новом теракте еретиков немного омрачило настроение, в целом его можно было обозначить, как позитивное.

– Луис, – Урбан Х чуть сжал плечо друга. – взгляни на Него. – он указал рукой на распятие. – Давай просто обратимся к Иисусу, и в совместной молитве принесем Ему наши переживания. Кому, как не Ему понимать то, что ты чувствуешь…

Священная Католическая Империя.

Швейцарский союз, под управлением Папского легата.

Женева.

08:24.

Папский легат в Швейцарском союзе, кардинал Стефан Вегер пребывал в сквернейшем настроении последние пару месяцев. На этой же недели оно ухудшилось еще в разы, и теперь хотя бы нейтральное состояние казалось таким же недосягаемым, как вершина Эвереста. И дело совершенно не в беспричинной депрессии. Нет, причины как раз были. И, весьма существенные. Одна из них – волнения, охватившие Берн. Поначалу местные власти пытались справиться собственными силами. У них не получилось. Волнения переросли в массовые беспорядки, поджоги и погромами еврейских кварталов. Пришлось вводить Имперский гарнизон и силой вынуждать граждан Берна к порядку. Понадобился всего один день, пару сотен арестов и одна публичная казнь, и все – Берн снова тихий скучный городок. Кажется, в чем тогда причина плохого настроения? Да все очень просто. Он папский легат, в чью задачу входит управлять этими территориями. В данном же случае, он не справился. Причем, не справился по-крупному. Вообще легату прилетает за любой косяк. А, тут целые погромы, поджоги и убийства. Вот ему и поступила претензия из Рима – дескать, что у вас за дьявольщина творится, да еще и накануне визита Святейшего отца. Вот как раз приезд понтифика и есть еще одна причина продолжающего ухудшаться настроения. Чего ему не сидится в Риме, самом безопасном городе Империи? Зачем организовывать целое турне, да еще и приуроченное к столь неоднозначной дате? По крайней мере, неоднозначной для этих территорий.

530 лет со дня казни «Отцов Реформации», а значит точки, положившей конец Темным Временам. Дата, безусловно весьма значимая для Церкви и с ее важностью никто даже не пытается спорить. Вот только, совершать турне по местам в прошлом являющимися оплотом Реформации, а особенно это актуально для Женевы – не самая лучшая идея. Интересно, какой идиот подкинул ее Папе? Сам Стефан узнал о предстоящей поездке лишь месяц назад. Первые пару дней внутри брезжил лучик надежды, что новость окажется дезинформацией. Нет, не оказалась. Тогда он позвонил в Рим и потребовал разговора со Святейшим отцом. Учитывая его должность – а он, не епископ, не архиепископ и даже не просто кардинал, а папский легат – то есть исполнитель Папской воли на указанной территории со строго обозначенными задачами, ему удалось поговорить с понтификом в этот же день. Да, Папа решил посетить Женеву. Да, он скажет речь. Нет, он и слушать не хочет о переносе или отмене визита. И, в том же духе.

О все небесные святые и покровители…

Конечно, из Рима атмосфера может казаться вполне себе спокойной и стабильной, вот только, здесь на местах все выглядит мягко говоря иначе. Конечно, в Испании, Португалии, Папских областях и Южных территориях, где еретики даже в апогей Темных Времен не смогли толком закрепиться, дату воспринимали не иначе, как Торжество сопоставимое с Рождеством и Пасхой, потому и праздновали с соответствующим размахом. Здесь же, не все так однозначно. Нет, конечно, как и полагается, люди придут на Святую Мессу, выслушают епископа, поздравят друг друга, но… в их глазах не будет фанатичного огонька, да и улыбки будут слишком блеклыми и натянутыми. Совсем другая атмосфера, нежели в Испании или Португалии – флагманах Католической Империи. Да и дело не только в конкретном празднике. Там в принципе атмосфера иная. Люди приходят на мессы в будние дни, люди активно участвуют в церковной жизни, люди с радостью готовы помогать Инквизиции в искоренении ересей, – одним словом, там католики – причем, с большой буквы «К». Здесь же, да и в сопредельных землях, а особенно на Северных Территориях Святая Инквизиция хоть и победила Реформацию еще 500 лет назад, но полностью окатоличить население не смогло. Люди ходят в воскресенье на мессы и соблюдают законы Империи, но только дай им волю и выбор – какой процент продолжить жить без изменений? Хороший вопрос. В Испании и Португалии процентов 95; в итальянских герцогствах процентов 80—85; примерно та же картина будет во Франции; в восточных территориях, типа Польского королевства, Литовского герцогства, Богемии и других мелких объединениях процент будет колебаться в районе 60—70 процентов в зависимости от территории; а вот во швейцарском союзе и германских землях, находящихся сейчас под прямым управлением Святого Престола, такой процент вряд ли преодолеет отметку в 50 процентов. Хотя, скорее – не преодолеет. Тоже самое можно сказать и о Северных территориях – бывших королевствах Дании, Швеции, Норвегии там ситуация еще хуже. Даже сейчас, при управлении епископами и контроле со стороны Конгрегации, Северные территории считаются весьма неблагополучными землями, где постоянно приходится подавлять новые ереси, бороться с восстаниями, а порой накладывать интердикт на целые города, сопровождая его, в случае упорства еретиков, массовыми казнями. Особняком на Севере стоят только Британские острова, хотя и там ситуация неоднородная. Так, в Английском королевстве, и Папской Ирландской Области позиции Церкви весьма сильны, но вот Шотландия стабильно идет по стопам Северных земель. Еще бы, ведь именно там скрываются лидеры, как минимум трех еретических организаций из «Большой Восьмерки». Таким образом, если Папа хотел с блеском отпраздновать Торжество «Спасения Церкви», нужно было выбирать Испанию, Португалию или Англию. Швейцарский же союз не самое подходящее место. Здесь до сих пор существует немало протестантских ячеек, а еретики, хоть и не столь активно как во времена Реформации, но все же имеют не безуспешное влияние на умы подданных Империи. Инквизиция с ними борется. Причем, без преувеличения в круглосуточном режиме, однако те, как показывает вековая практика – весьма живучие твари. Планируемый уже сегодня прилет Папы вряд ли поспособствует единству. Скорее, наоборот. Еретики будут рассматривать его не иначе, как личное оскорбление. А, с кого будут спрашивать в случае, если радикальные группировки попытаются устроить провокацию во время визита Святейшего отца? Правильно – с него. С папского представителя, назначенного управлять этими территориями. Больше то не с кого, да?

Дьявольская задница!

Стефан Вегер скрипнул зубами и выглянул в окно. Внедорожник Конгрегации, которым он пользовался с самого приезда, поскольку более защищенного автомобиля не найти, въезжал во внутреннюю зону штаб-квартиры Инквизиции. Мрачное здание, надо сказать. Оно еще при первом его визите сюда, произвело самое тягостное впечатление. Еще бы – от внешнего мира отделено абсолютно глухой бетонной стеной, высотой в пять метров. По углам башни наблюдения с круглосуточной охраной, по верху стены колючая проволока под постоянным электрическим напряжением. Сама же штаб-квартира представляла собой мрачное серое бетонное здание в семь этажей, в виде буквы «H». Дополнял картину широкий канал, окружающий здания с одним единственным мостом, ведущим к главным железным воротам, встречающих гостей гигантской собакой, несущей в пасти горящий факел – эмблема Конгрегации. Если архитекторы строили здание ради устрашения – у них получилось.

Внедорожник проехал под поднятыми воротами, преодолел небольшое открытое пространство во внутренней зоне и въехал в подземный тоннель. В окне замелькали блики от желтых фонарей, перемежающиеся темными неосвещенными участками. Причем, вторые казались существенно длиннее первых. Спустя несколько десятков метров, автомобиль свернул влево, сделал круговое движение, спускаясь на нижний уровень и въехал в залитую ослепительно-белым светом прожекторов площадку. Сделав крутой разворот, «Санта-Мария» остановилась у белой пластиковой двери, где уже стояли две фигуры в черных балахонах. Стража конгрегации – элита из элит. Их готовили в закрытом и настолько засекреченном комплексе, что о его месторасположении не знает даже Папа. Только узкий круг руководства Ордена и Великий Инквизитор. Тех же, кого там готовят привозят на территорию комплекса в бессознательном состоянии, в период обучении за пределы не пускают, а увозят также, как и привозили. Об этом ему рассказывал один из стражников. Стефан лично проверял достоверность слов. Узнать удалось немногое. И, по крайней мере где находится секретный комплекс он до сих пор не знал. Значит, стражник тогда не врал.

Функции стражи по сути своей просты – обеспечение безопасности всех объектов Конгрегации, вроде штаб-квартир и отдельных подразделений, а также выполнение миссий по ликвидации особо опасных врагов Церкви. Тех, кого было невозможно доставить на территорию Империи, либо слишком опасно оставлять в живых до Церковного суда. Лично Стефан не хотел бы иметь этих милых дружелюбных ребят в числе своих врагов.

Выбравшись из салона внедорожника, папский легат кивнул стражникам и прошел в предварительно открытую для него дверь. Внутри, перед турникетами его уже ждали: Женевский обер-инквизитор и специально прибывший перед приездом Папы маршал Ордена Тамплиеров.

Настроение Стефана мгновенно ухудшилось еще в пару тройку раз, хотя с утра это казалось невозможным. Еще один высокий иерарх из Рима. Еще одна заноза в заднице. Еще один…

В общем, ладно.

Что тут еще можно говорить. Визит Святейшего отца кому-то доставляет кучу радостных эмоций, а кому-то длительную головную боль. Он, в силу занимаемого положения относится ко второму числу людей. И, этого никак не изменить. Если только подать отставку, чего он конечно же делать не станет.

Нацепив на лицо доброжелательную максимально искреннюю улыбку, кардинал Вегер протянул руку маршалу.

– Слава Иисусу Христу, брат!

Священная Католическая Империя.

Королевство Испания.

Толедо.

Толедский алькасар – штаб-квартира Конгрегации по делам и защите веры.

Часовня Святых Изабеллы и Фердинанда.

10:11.

Пабло вошел в небольшое помещение часовни, пристроенной к основному зданию алькасара, на уровне первого этажа и посвященную святой королевской чете – Изабелле Кастильской и Фердинанду Арагонскому, чьи усилия помогли не только объединению Испании, но и очищению католической веры.

Сколько раз он здесь бывал? Сколько раз служил Святую Мессу – наверное, даже не сосчитать. Правда сейчас, едва только удалось переступить порог, Пабло ощутил, как нервная дрожь начала колотить все тело, а по спине побежали ручейки холодного пота.

Освещали часовню лишь зажженные свечи: две на алтаре, три у подножия Девы Марии и еще две у реликвария, где хранились одеяния Изабеллы и нательный крест Фердинанда.

Пройдя двадцать шагов – все расстояние от входа до первой скамьи перед мраморными ступенями, ведущими к алтарю, Пабло опустился на колени. Не смотря, на царящий в часовни сумрак, свет от восьми свечей казался слишком ярким. Простояв минуту в прострации, Пабло устремил взгляд на висящее справа от алтаря деревянное распятие с пригвожденным к нему Христом.

Сколько мыслей сейчас роилось внутри, сколько страхов, сколько чувств, сколько желаний… – вот только, как их собрать воедино? Как их выразить в одной единственной мольбе? Как получить так желаемую сейчас поддержку?

Пабло не знал.

И, дело совсем не в отсутствии умения молиться – каждый день, как минимум час он посвящал общению с Богом. Правда, в подавляющем большинстве это был односторонний монолог. По крайней мере на уровне чувств. Вот и сейчас он ощущал дикое одиночество – точно весь мир исчез, а его оставили – и теперь, на сотни миллионов квадратных километров он один. Да какие сотни миллионов – сотни в сотой степени нулей после единицы. Он один во вселенной, и все его крики уходят в пустоту.

Инквизитор стиснул виски, ощущая разрывающую пульсирующую боль в голове.

Боже, почему Ты меня оставил? – Так, молился Христос на кресте. Пабло всегда пугал этот вопль. Сын Божий ощутил оставленность. Тот, кто сам был Богом ощутил в себе отсутствие Божественного присутствия. Какого это? Господи! Какого? Насколько страшно будучи Богом, пусть в тоже время и человеком, ощущать оставленность? Чувствовать, что Бога больше нет. По крайней мере, для тебя. Быть покинутым Творцом – более жуткой кары представить себе невозможно. Но именно это сейчас Пабло и чувствовал. Оставленность. Пустоту.

Инквизитор посмотрел на страдающего Христа, в терновом венце, прибитого ко кресту.

Что мне тебе сказать, Господи? Я не знаю… Разве тебе есть до меня дело? Если да, то почему Ты далеко? Если же Ты рядом, то почему я не ощущаю Твоего присутствия? Ты мне так нужен… так сейчас нужен…

Пабло склонил голову, ощущая, как вырываются наружу таким усилием подавляемые рыдания. Смысл их теперь сдерживать… Перед кем? В часовни только он, Христос, да святые с Пречистой Матерью. Перед ними за слезы не стыдно…

Господи, Ты знаешь меня… Знаешь, как я люблю Тебя! И, как Святой Петр я готов повторять эти слова хоть три, хоть триста раз. Я правда Тебя люблю. Больше всего на свете. Больше своей жизни. Ты знаешь. Знаешь, что я ни за что, ни при каких обстоятельствах не предам Тебя. Почему? Ты знаешь ответ. Ты – моя жизнь. Я только и живу тем, что Ты рядом со мной. Не было бы Тебя в моей жизни – не было бы никакой жизни, поскольку жизнь вне Тебя, и не жизнь вовсе. В чем тогда смысл существования? В ощущении постоянной пустоты? Нет, так жить попросту невозможно. Не для меня. Мой смысл – Ты. Служение Тебе, созданной Тобою Церкви. Я люблю Твою Церковь, Иисус. Ты и это знаешь. Я готов защищать Ее, готов жизнь положить ради Нее. Ты знаешь, как мне стыдно за те годы в начале моего осознанного жизненного пути, проведенные вне Церкви. Когда своим еще незрелым умом я поносил Церковь, поносил Таинства, и таким образом, поносил Тебя. Ты знаешь, как мне больно, горько и стыдно. Как я, войдя Твоею милостью в Церковь, положил все силы на исправление причиненного ущерба. Господи, посмотри в мое сердце. Пожалуйста, посмотри. До сих пор, не смотря на прошедшие десятилетия, там огненным пламенем бушует желание защищать веру. Защищать Церковь. Защищать Твою Матерь… Я не предам Тебя… Я не могу предать… Я не хочу предавать… Господи…

Сердце обжигало раскаленной невыносимой болью. Застонав, Пабло поднял глаза. Перед ним висел распятый Христос. Спаситель, умерший за… Инквизитор вздрогнул, глядя как из раны в боку заструилась кровь, стекая вниз на набедренную повязку. Кровь! Настоящая кровь! Стекает! Сейчас! Пабло замер не в силах не то, чтобы шелохнуться, но даже выдохнуть. Тоненькая красная струйка сбегала вниз, оставляя за собой кровавый след…

Ответ получен.

Иисус ответил!

Он не оставил его в одиночестве!

Он пришел!

Уронив голову, Пабло зарыдал. Последний раз он так плакал на первой исповеди в двадцать лет, когда принял твердое осознанное решение оставить ересь кальвинизма и воссоединиться с Церковью. Тогда, далекие тридцать лет назад этот выбор, а также последовавшие за ним последствия определили, или скорее даже, предопределили его дальнейший жизненный путь. Что значит оставить ересь? То и значит – оставить ересь, плюс сдать Инквизиции всех тех, кто, как ты знаешь вовлечен в нее и продолжает сеять дьявольскую скверну на чистую христианскую почву. Проблема была в том, что его родители как раз были теми, кто сеял эту самую дьявольскую скверну. Отец – проповедник, а мама… Она тоже была своего рода проповедником, и при том даже сильнее отца – только занималась этим разумеется не публично, поскольку всем известно: «жены ваши в церквах, да молчат». После долгих внутренних терзаний, доверительных бесед с духовником, и куда менее доверительных с представителями Конгрегации и Церковной канцелярии, Пабло принял решение. Единственно верное в данной ситуации решение – написал список всех имен подпольной общины, включив туда и своих родителей. Воскресным утром Инквизиция устроила облаву и успешно повязала шесть десятков еретиков, включая детей. Тех, кто по какой-то причине не присутствовали, вытащили из домов. Таким образом, еще одна опухоль на теле Христовом, была удалена. Детей разместили по монастырям, где их перевоспитанием займутся монахини, а с уже более взрослыми – по регламенту Империи, взрослыми считались с двенадцати лет – общались Инквизиторы. Отец Пабло после полугода в застенках тюрьмы и нескольких сеансов дознания принял решение раскаяться и отречься от своих заблуждений. Суд принял эти смягчающие обстоятельства во внимание и потому вынес не слишком суровый приговор – пожизненную епитимью в виде десятки молитв «Отче Наш» каждый день, и принудительные работы в монастыре «Санто-Доминго», находящегося на территории заокеанских колоний Империи в городке Картахена-де-Индиас. Принудительные работы суд определил сроком на пять лет. Отец прожил только три года, так больше ни разу и не перемолвившись с Пабло хотя бы словом. С мамой все было еще печальней. Она не просто не раскаялась в заблуждениях, но еще публично прокляла епископа, ведущего суд, а Папу Римского назвала служителем Вельзевула. Обвинительный приговор после такого был уже чисто техническим делом – сожжение на костре без права на исповедь. Впрочем, будь у нее такое право, она бы все равно им не воспользовалась. Таким образом, в возрасте двадцати лет Пабло остался без родителей, и вообще каких-либо родных. Оно и понятно. Большая часть друзей, родственников и знакомых были из числа еретиков – по-другому и быть не могло, ведь росли они в замкнутой общине. После его поступка понятное дело никто из прежних друзей, тех, кто остался на свободе, дружбы с ним водить не желал. Что кстати показательно – из той протестантской ячейки лишь два человека отправились на костер, как закоренелые и не желающие каяться еретики – его мама и пожилой ничем ранее не примечательный старик. Все остальные, включая трех пасторов, согласились покаяться, креститься в католической Церкви и стать законопослушными гражданами Империи – после полностью исполненного наказания, разумеется. Искренним было их раскаяние, или лишь бы избежать смертной казни – одному Богу известно, но именно в то время Пабло понял к чему его призывает Бог – «Кто любит отца, или мать более, нежели Меня, недостоин меня». Пабло понял свое призвание – оберегать и защищать чистоту веры. Если ради Христа он смог отказаться от своих родителей, то тем более у него не остается никакого морального права жалеть других еретиков. Особенно тех, кто своими действиями губит чужие души. С тех пор Пабло Красс, ничем особо не выделяющийся парень из Толедо исчез, а вместо него появился «гроза еретиков» и «меч Господень». Человек, чья истовость и нетерпимость к искажению веры стала примером для десятка тысяч других инквизиторов, выйдя на уровень едва ли не официальной добродетели.

Однако, не смотря на твердую веру и стремление посвятить каждый аспект своей жизни Богу, Пабло очень часто ощущал внутреннюю пустоту от недостатка живого общения со Христом. И вот, распятый на кресте Иисус заговорил.

Причем, явно.

Что же он сейчас ощущает? – тот самый, извечный вопрос его духовника.

Тепло? – да, определенно.

Покой? – безусловно.

Что еще?

Наверное, защищенность… Да, явное, едва ли не физически ощутимое чувство что ты не один, а за тобой Тот, Кто оградит от зла, защитит и в случае необходимости, понесет на руках.

Распятый Иисус с ним. А значит – можно действовать.

Пабло улыбнулся и тыльной стороной ладони вытер слезы. Осталось только обратиться к своей покровительнице святой Рите Кашийской, почитаемой в Церкви заступницей в безнадежных ситуациях. Сложив руки, Пабло посмотрел вперед.

О святая Рита, Богом через чудо возвеличенная, ты обладаешь редкой привилегией быть нашей покровительницей и помощницей в отчаянных обстоятельствах. Поэтому с великим доверием к силе заступничества твоего обращаюсь я к тебе и призываю на помощь в нынешних обстоятельствах моих. Будь сострадательна ко мне! Удостой милостивым вниманием молитву мою! Донеси ее до благодатного Престола Божьего и добудь через твое ревностное заступничество удовлетворения просьбы моей. Хоть и не стою я этого заступничества из-за прегрешений моих, но великое доверие, которое я питаю к тебе, послужит, быть может, тому, чтобы приняла ты прошение мое. Уверен, что не на заслуги глядишь ты, а на нужду и мольбу тех, кто взывает к тебе. Так дай же настоятельной просьбе моей проникнуть до сердца твоего, о святая Рита, и не допусти, чтобы я отошел от тебя не утешенным. Обещаю в продолжение всей жизни моей помнить о благодеянии твоем и всегда чтить, и любить тебя как покровительницу мою. Аминь!

Священная Католическая Империя.

Швейцарский союз, под управлением Папского легата.

Женева.

12:10.

Исполнитель взглянул на часы. Как раз наступило условленное время встречи. Он же, как был один на огромной подземной парковки здания Торгового Дома, так и оставался один. Ну, как один – если не брать пары сотен автомобилей, да убирающего мусор в противоположном конце парковки, уборщика, то вполне себе один. Во всяком случае, нужного человека, ради которого он сюда пришел, не было.

Стоит волноваться? Тому человеку – безусловно. Ему – нет. Да и с чего? Его дело простое – быть на месте и получить точные координаты объекта. И, все. Он здесь, а координат нет. Если по итогу маршрут не передадут, задание отменяется – исполнитель собирает вещи и убирается из города. Стандартная схема. В его случае, просто убирается из Женевы. Вещи с собой, он привык не брать.

Со стороны въезда послышался визг шин – внутрь въехал белый спорткар португальского Торгового Дома – открытый верх, обтекаемые неземные формы и мощный движок под капотом. Весьма дорогое удовольствие. За цену спорткара в пять сотен золотых, вполне можно купить приличный дом с обширной усадьбой, да еще и немного останется. За рулем спорткара сидел молодой парень с чересчур длинными волосами с подкрашенными в голубоватый цвет локонами – неприемлемое нарушение по церковным нормам. Где-нибудь в Испании ему бы первый же Королевский, либо Имперский патруль выписал бы солидный штраф. В случае же игнорирования предупреждения, отправили на принудительные работы, а там уже совсем недалеко от обвинения в связях с дьявольскими силами с соответствующим наказанием. Здесь же – Швейцария. Бывший оплот Реформации, так и не ставший полноценной католической территорией.

Португальский спорткар проехал мимо Исполнителя и свернул на свободное место в трех автомобилях от него. Исполнитель поморщился – это никак не мог быть ожидаемый им информатор.

Что ж – кто-то сегодня рискует не дожить до утра. Развернувшись, Исполнитель направился к своей машине, арендованной в одной купеческой конторе. Он уже взялся за ручку дверцы, когда раздался новый звук автомобильного двигателя – более характерный для внедорожника. Исполнитель повернулся – так и есть: по проходу между припаркованными машинами медленно ехал черный внедорожник «Санта-Мария» – всеимперски известный автомобиль Инквизиции. Теперь и гадать не нужно – это точно его человек. Приблизившись, внедорожник замедлил ход и замер прямо возле Исполнителя. Тонированное пассажирское стекло опустилось и из салона высунули толстый конверт. Самого информатора Исполнитель не видел – по данным заранее инструкциям, он смотрел в обратную от пассажира сторону, но услышал голос. Низкий, хриплый – говоривший явно пытался его изменить.