Текст книги "Ничего cвятого"

Энрике даже слова не успел сказать в поднесенную к губам рацию, как экран озарился ослепительной вспышкой.

Антуан вздрогнул, когда фургон чуть покачнулся от глухого, но явно мощного взрыва снаружи. Двое конвоиров, сопровождающих пленника побледнели, сам же О’Нил широко улыбнулся.

БУМ!!!

БАНГ! БАНГ! БАНГ!

БУМ!!!

Лица конвоиров теперь вряд ли можно было отличить от новой белоснежной простыни.

– Что у вас происходит? – Антуан отбросил условные команды при выходе в эфир. Сейчас уж точно не до них.

Ему не ответили.

Впрочем, этого и не потребовалось. Эфир заполонили десятки голосов: вопли, крики, призывы о помощи, команды, ругательствам – хаос, одним словом.

– За мной пришли! – О’Нил улыбнулся еще шире.

– И, тебе не страшно? – инквизитор все никак не мог понять логики задержанного. Сам сдался в руки Конгрегации, то есть по сути совершил предательство, а теперь едва ли не писается от счастья своим собратьям. Хотя, он бы на его месте молил все воинство небесное о защите. Хрень какая-то, короче…

– Пути Господни неисповедимы! – еретик звякнул цепями в явном желании развести руками.

– Тут ты прав. – Антуан перевел взгляд на одного из конвоиров. Того, что справа. – Эй, Джон! Держи его на мушке, ладно? При даже намеке на бегство, вышиби ему мозги нахрен!

– Есть!

Инквизитор подмигнул мгновенно погрустневшему арестанту.

– Может пути Господни и неисповедимы, но сегодня ты попадешь либо в Толедо, либо в преисподнюю…

Тра-та-та-та…

Снаружи вновь зазвучали автоматные очереди. Грянул еще один взрыв, отчего фургон закачало из стороны в сторону.

Затем слух уловил еще один звук – посторонний, не вписывавшийся в общую какофонию. И, он Антуану не понравился. Совсем не понравился. Звук исходил от задних дверей фургона – какой-то лязг, шорох, стук, приглушенные голоса…

Пытаются вскрыть?

Инквизитор глянул на О’Нила. Еретик, как и он напряженно вслушивался, хмуря лоб. Значит, тоже не в курсе происходящего. Во всяком случае, конкретных манипуляций с дверьми. Или просто боится приставленного к голове пистолета. Правильно. Пусть боится.

Антуан перевел взгляд обратно, на металлические створки, отделяющие их от наружного ада.

Снова лязг.

Еще – теперь у соседней створки.

Нет, взломать дверь из бронированных листов невозможно. Если только…

Инквизитор вскочил на ноги.

Слишком поздно.

Прямоугольное замкнутое пространство содрогнулось, застонав в предсмертных судорогах. Уже в воздухе Антуан осознал, что летит, после чего перед глазами промелькнуло металлическое перекрытие, а голова с противным хрустом соприкоснулась с ее поверхностью. Дикая боль ударила в уши, превращая окружающие колебания в ультразвук. Перед глазами замелькали разноцветные огоньки, причиняя нестерпимую боль. Инквизитор ощутил, как приземлился на холодную стальную поверхность.

Пол фургона…

Фургон…

О«Нил!

Дьявол!

Ему надо встать на ноги! Надо помешать! Надо…

Антуан попытался подняться. Бесполезно. Тело не желает подчиняться мозговым приказам. В ушах по-прежнему противный писк ультразвука – но даже через него он сумел различить тяжелое грохотанье сапог по металлической поверхности. Кто-то в фургоне. Кто-то посторонний.

Инквизитор приподнял голову. К горлу тут же подступила тошнота, а изображение перед глазами окрашенное в багровые тона медленно поплыло, размазывая очертания. Он успел заметить три темные фигуры, прежде чем зрительный аппарат сумел зафиксировать стремительно приближающуюся подошву сапога. Затем, кто-то нажал на выключатель и все померкло.

Глава 3

Священная Католическая Империя.

Королевство Испания.

Толедо.

Толедский алькасар – штаб-квартира Конгрегации по делам и защите веры.

10:08.

У Пабло было отвратительное настроение. К слову, ему никогда не нравилось заниматься чьем-либо обучением, будь то первокурсники в Академии, зеленые выпускники, или уже имеющие полевой опыт инквизиторы. С последним конечно гораздо проще, и все же – не его это. Тем не менее, ректор Академии Святого Педро Николаса, с завидной регулярностью просил его прочитать тот или иной курс, или просто провести разъяснительную работу. Как сейчас, к примеру. Можно конечно отказаться, особенно от сегодняшней лекции, учитывая какое дерьмо произошло накануне, но Пабло решил все же уделить учащимся Академии несколько минут. Все же, основной корпус Академии находится на территории алькасара, и перейти по стеклянному переходу в соседнее здание не такой уж и великий труд. Со слов ректора Академии, брожения внутри студентов пошли совсем не хорошие, и их нужно пресекать на корню. Инициаторов уже исключили, причем, некоторые из них из корпуса Академии перекочевали в подвал соседнего здания, и теперь ожидают Церковного суда – и все же, учащиеся нуждаются в серьезной встряске. А, кто ее может произвести, как не Пабло Красс – легенда Инквизиции? – такой аргумент прозвучал от ректора. Что ж, сложно с ним не согласится. Действительно, смятения в умах будущих выпускников Академии, в перспективе куда серьезней, чем нападение на конвой. Вторую проблему, так или иначе они решат, а вот если упустить первую – впоследствии можно получить не ревностных защитников веры, а напротив, ее разрушителей. Потому Пабло находился здесь – на трибуне центрального зала, приковывая к себе внимание несколько тысяч студентов, начиная от первого курса, и заканчивая теми, кто уже готовился к финальным испытаниям.

– … я не поверил. – Пабло сделал паузу. Темно-коричневый интерьер зала, вкупе с красноватым светом ламп создавал идеальную атмосферу. – Еще раз: я просто не поверил, когда мне сообщили о рассаднике ереси внутри оплота защитников католической веры! Каждый, кто приходит сюда – приходит с одной единственной целью: защищать Церковь! Защищать веру! Защищать Папу! И, что же я вижу? Поврежденные умы, сомневающиеся в одном из самых главных Таинств Церкви? Как же вы будете защищать веру? Как же вы будете исправлять умы тех, кто заблудился, когда сами не можете найти дорогу? – еще одна пауза. В зале царила мертвая тишина. Наверное, даже в могиле и то больше звуков. Хорошо. – Первым моим желанием, было попросту исключить каждого, и начать все заново. Шесть-семь потерянных лет? Не страшно. Во всяком случае, куда менее критично, чем выпускать инквизиторов-еретиков, вам не кажется? – Тишина. Несколько тысяч пар глаз, и в каждой из них плескается страх, порой перемежающийся с ужасом. Знакомое выражение. Подобное приходилось видеть очень часто, когда человек осознает, что через секунду жизнь может необратимо измениться. – Тем не менее, изучив проблему чуть глубже, я решил дать каждому из вас шанс доказать членам Совета непричастность к ереси. Совет, состоящий из профессоров Академии, местных клириков и пяти действующих инквизиторов, начнет заседание сегодня, и окончит его с последним студентом. Решение Совет огласит на всеобщем собрании, зачитав сначала имена тех, кому придется собрать вещи, затем тех, кому дадут шанс продолжить обучение, но начать его либо заново, либо с какого-либо другого курса, в зависимости от тяжести вины, и занимаемого сейчас положения, и наконец, тех, кто может беспрепятственно продолжать обучение дальше без каких-либо санкций и испытательного срока. – Пабло замолчал, делая глоток воды из стакана, стоящего на кафедре. – Касаемо сути вопроса. Никогда не думал, что мне придется произносить эти слова здесь, в центре подготовке будущих защитников веры, но… Евхаристия – источник и вершина всей христианской жизни. Все другие таинства, как и все виды церковного служения и апостольского труда, связаны с Евхаристией и устремлены к ней. Ибо Святая Евхаристия содержит в себе все духовное сокровище Церкви, то есть Самого Христа – нашу Пасху. В самом сердце совершения Евхаристии находятся хлеб и вино, которые через слова Христа и через призыв Духа Святого становятся Телом и Кровью Христа. Кроме того, после подавление различных так называемых реформаторских ересей, Толедский Собор в 1557 году еще раз подтвердил это Таинство: «Поскольку Христос, наш Искупитель сказал, что то, что Он предлагает в виде хлеба, есть воистину Его Тело, Церковь всегда хранила это убеждение, которое святой Собор вновь провозглашает: освящением хлеба и вина совершается изменение всего существа хлеба в существо Тела Христа, Господа нашего, и всего существа вина в существо Крови Его; это изменение Католическая Церковь справедливо и точно называет пресуществлением». Потому, любая попытка превратить Таинство Евхаристии в «просто знак», или «духовное присутствие Христа», или что еще, считается ересью. – Пабло сделал паузу, внимательно глядя на замерших в напряженных позах студентов. – И, напоследок хочу рассказать вам одну историю. Реальную историю, на которую я наткнулся в архивах Конгрегации чуть больше года назад. Когда протестанты пришли к власти в Женеве, одна из вещей которую они хотели сделать, это полностью искоренить католичество – как на уровне восприятия вещей, так и физическом уровне. Однажды, они пришли в один из соборов, схватили священника и заперли его в домике, который был рядом с церковью. И они зашли в собор, чтобы полностью уничтожить это, по их еретическим представлениям де-факто языческое место. Они все ломали, разбивали, выбивали витражи, выкидывали иконы, сносили Деву Марию, кресты… – в общем, полный набор того, что протестанты сотворили с каждым из храмов, куда бы не приходили. Так вот, священник сидел запертый в домике и видел, как уничтожают его церковь. И в какой-то момент, один из солдат схватил дарохранительницу и выбросил ее из окна, и она вылетела, упала на землю, дверцы раскрылись и освященные Хостии, Тело Христово рассыпались по земле. И все, что священник мог делать, а он был заперт в домике, это стоять у окна и пожирать эти Хостии взглядом. Он мог просто стоять у окна, пребывать в созерцательной молитве. Он не мог больше делать ничего. Он стоял там и молился, пока Евхаристия лежала на земле! Тело Христово валялось на земле! Тело, данное ему было на земле! – Пабло сделал паузу, поскольку по щекам побежали слезы. Он не претворялся. Он не играл. Не нужно было – каждый раз, вспоминая эту историю, он не мог сдержать обуревавшие эмоции. Тело Христово на земле… Как тут не плакать? – Когда спустилась ночь, священник увидел какую-то тень, которая приближалась все ближе и ближе. Она перемещалась от тени к тени, и когда она подошла ближе, священник ее узнал – это была двенадцатилетняя девочка, из его прихода. Она тоже видела, что сделали протестантские солдаты. И она видела эту Евхаристию на земле. Она прокралась к Телу Христа на земле. Она наклонилась… – ну, как ребенка ее учили не трогать Хостию руками – поэтому девочка встала на колени, уткнулась лицом в землю и подняла Евхаристию языком прямо с земли. Она распрямилась, осенила себя крестом – ее тоже научили, что ты можешь только одну Евхаристию для себя получить – она поднялась и тихо-тихо ушла обратно. И священник знал сколько точно там освященных Хостий, сколько кусочков Тела Христова находилось в дарохранительнице. И ночь за ночью эта девочка приходила: она прокрадывалась, она опускалась на колени, она получала Евхаристию прямо языком с земли, осеняла себя крестом и уходила. И так продолжалось до последней ночи. Эта была последняя Хостия там, и священник знал, что ей больше не придется рисковать своей жизнью, и он молился за нее. Он видел, как она подходит все ближе и ближе, она опустилась на колени, взяла Тело Христово с земли, осенила себя крестом… Но, когда она встала, под ногами хрустнула ветка… Два солдата которые охраняли домик священника увидели, что она делает, и они забили эту двенадцатилетнюю девочку дубинками. Девочка умерла на месте от повреждений несовместимых с жизнью. – гробовая тишина, хотя Пабло видел, как по щекам десятков, если не сотен бегут слезы. Как и у него. Беззвучный плач, от осознания детской любви и веры в Христа, и в тоже время понимания, насколько сам ты далек от подобной любви. – Вот, что для нас, христиан значит Евхаристия. Вот то, во что мы верим – Тело и Кровь Спасителя. Стоило бы раз за разом рисковать жизнью ради куска хлеба на земле? Не думаю. Стоит ли рисковать жизнью ради Тела и Крови? Стоит. Сегодня мы, как та девочка должны отдавать свои жизни ради Христа, во имя защиты веры и Церкви. Мы – Инквизиторы. Мы те, кто ради Тела Христа, ради Крещения, ради Таинств, ради Церкви, ради самой спасительной веры должны не думая идти туда, где нас вполне вероятно ожидает смерть. А, что же я вижу? Находясь в комфорте, в тепле, в безопасности вы начинаете выдвигать различные теории, низводящих все Таинство Евхаристии до уровня, где плевок не станет серьезным оскорблением – плюнуть в сторону брошенного на землю кусочка хлеба? – некрасиво, но не преступление. Убирая же пресуществление, вы оставляете лишь кусок хлеба. И, если та девочка рисковала своей жизнью ради обычного хлеба, то она всего лишь идиотка. Задумайтесь. – Пабло отошел от кафедры и направился в сторону подтрибунного помещения. Уже на полпути инквизитор остановился, и вернулся обратно. – Девочку звали Изабель де Луэнго. Святой Престол уже начал процесс канонизации, и лично у меня нет никаких сомнений в итоговом результате. Очень скоро Изабель де Луэнго, отдавшая свою жизнь ради Тела Христова пополнит список святых мучеников, чья нынешняя близость к Богу не вызывает сомнений. На этом все. Уверен, для каждого теперь есть повод сильно задуматься над своей верой, сравнивая ее с верой Изабель.

Местонахождение – секретно.

Время – секретно.

Куратор нервно взглянул на циферблат наручных часов. Исполнитель запаздывал. Всего лишь минута, но в их деле даже секунда порой непозволительная роскошь. Есть четкий план, четкие инструкции и четкие временные рамки. Если хочешь, чтобы предприятие прошло успешно, необходимо до мельчайшей детали исполнять заранее установленные предписания. Для исполнителя было вполне конкретно указано точка и время встречи. Спустя полторы минуты, в помещении, где из мебели находился лишь металлический стол, по-прежнему присутствовал лишь один человек. Он, куратор, или посредник – тут уж кому как удобней. Что ж, у него тоже есть вполне ясные инструкции. Если исполнитель не появляется на условном месте в течении трех минут, забирать посылку и уходить.

Еще один взгляд на циферблат.

У исполнителя осталась минута.

Лично ему, как-то все равно появится тот или нет. Его дело – быть на месте и передать посылку. Все остальное – не его проблема. А, вот у подрядчиков, по крайней мере тех, кто нанимал исполнителя, возникнут большие проблемы. Ну вот прям – большие – с большой буквы «Б». Куратор сам общался лишь с посредниками, тем не менее даже таких встреч хватило для понимания – игру затеяли совсем непростые ребята. И вряд ли им понравятся задержки. А, они возникнут, если через…

Писк электронного замка со стороны дальнего конца помещения, тихий щелчок и дверь распахнулась наружу.

Хм…

Семь секунд…

Исполнителю оставалось семь секунд, и он таки явился.

Куратор подошел к металлическому столу и быстрыми движениями открыл черный чехол посылки. Теперь, исполнитель должен проверить содержимое, затем, в случае если все устраивает отправить своим нанимателям кодовое сообщение, после чего уже с посылкой покинуть помещение. Стандартная процедура. Ничего сложного.

Куратор установил таймер на часах. Схема передачи тоже имеет свои временные рамки. Через десять минут он покинет точку встречи. Еще через час попрощается с городом. А, к концу дня и вовсе оставит за спиной пределы Империи.

Священная Католическая Империя.

Королевство Испания.

Толедо.

Толедский алькасар – штаб-квартира Конгрегации по делам и защите веры.

10:54.

Раздалось громкое звучание предупредительного сигнала и железная створка двери, выкрашенная в черный цвет с лязгом отъехала в сторону. Вслед за охранником в форме такого же черного цвета, как и дверь, только с красным крестом на груди, Пабло шагнул вперед. Они направлялись по длинному узкому коридору тюремного блока, находящегося на нижних уровнях алькасара. Слева на одном и том же расстоянии друг от друга находились металлические двери с небольшой решеткой наверху и вытянутым прямоугольником посередине – для доставки еды. Справа тянулось невысокое, примерно на уровне пояса ограждение, за которым следовала пустота примерно на десять метров. Внизу же, широкая площадка, куда с обеих сторон выходили двери нескольких сотен камер. Основной блок, занимающий целых три уровня – здесь содержалось порядком десяти тысяч заключенных. В общий блок, как правило помещали не особо опасных преступников, а также тех, кто еще ожидал суда по не самым тяжким статьям: скажем, пропуск Святых месс, сквернословие, непослушание священноначалию и прочее в том же духе. Следующие три уровня занимал Нижний блок, или Чистилище, как его называли сами заключенные – там находились те, кто попал в алькасар по куда более серьезным обвинениям, чем пропуск месс, но тем не менее не дотягивающим до высшей меры наказания. А, вот последние два уровня – Преисподняя – именно так окрестили блок одиночных камер в народе, занимали те, кто с большей вероятностью отправится на костер – рецидивисты, упорствующие еретики, колдуны, ведьмы и прочие прислужники сатаны. Именно Третий блок сейчас интересовал Пабло. Именно туда он направлялся в сопровождении сотрудника внутренней службы безопасности.

Еще один предупредительный сигнал, затем громкий железный лязг. Очередная створка откатилась в сторону. Охранник шагнул вперед, на узкую решетчатую площадку перед лифтовыми кабинами. Пабло ступил следом. Охранник нажал кнопку вызова лифта, и в ожидании кабины начал насвистывать какую-то мелодию. Пабло недовольно поморщился. Его вообще, начиная со вчерашнего дня выводила любая мелочь. Охранник опасливо покосился, явно заметил недовольную гримасу инквизитора и предпочел подавить звуки, оставив их в своей голове. Наблюдательный парень, неплохая черта.

Между тем, на площадке с противным скрежетом замерла кабина. Сетчатые металлические двери со скрипом отъехали в сторону, приглашая во внутрь. Пабло шагнул первым, пройдя вглубь квадратного пространства. Охранник нажал кнопку нижнего уровня, и створки с грохотом сомкнулись. Кабина чуть вздрогнула и начала медленное, нисколько не внушающее доверие путешествие вглубь алькасара. К счастью, Толедская обитель Инквизиции не Цитадель, тут нет уровней расположенных на сотню метров под землей, и менее чем через минуту, движение прекратилось. Створки издав жалобный стон разъехались в сторону, и Пабло вслед за охранником шагнул наружу. Сразу за лифтовой шахтой находилась широкая площадка, от которой точно прямые лучи разбегались коридоры. Проход слева вел к блоку одиночных камер, центральный к основному корпусу нижнего уровня – Пабло задержался на секунду и шагнул вправо. Ни к одиночным камерам, ни тем более в основной блок ему не нужно. Цель визита сегодня несколько иная.

Цель визита…

Инквизитор скривился. Впервые за несколько лет он не смог этой ночью заснуть. А, все почему? Да потому – из-за той же причины почему он сейчас здесь.

Они быстро прошли по длинному мрачному коридору с обитыми стальными листами стенами и тускло горящими желтыми лампами, свет которых не в силах был полностью совладать с мраком, и не доходя примерно с десяток метров до тупика остановились перед металлической дверью, чье глухое полотно украшала гигантская собака с горящим факелом в пасти. Охранник отступил в сторону, открывая доступ к электронному замку – его карточка не предусматривала допуск к помещению за дверью. Пабло приложил к тускло поблескивающей зеленым матовой поверхности экрана сначала пропуск, а затем правую ладонь. Электронная система удовлетворительно крякнула и послышался характерный щелчок – дверь открыта. Пабло кивком отпустил охранника и потянув дверь на себя, вошел внутрь. В небольшом продолговатом помещении, где кроме голых стен ничего больше не было уже находились двое. Оба мужчины в темных сутанах, отчего в полумраке они походили на два сгустка тьмы, уставились куда-то вперед, за широкое стекло, занимающего половину дальней стены.

– Она? – Пабло быстро пересек разделяющие их три метра. Он итак видел: «она», тем не менее, один из присутствующих, более высокий и худой, чем его собрат, тихо ответил:

– Она.

Пабло уставился на полупрозрачную зеркальную поверхность стены. За стеклом находилась допросная, где за металлическим столом, скованная наручниками сидела она – Анжелина Кустас. Человек, едва не разрушивший его жизнь, и вот вновь ворвавшийся в нее без предупреждения.

Пабло тяжело задышал, с трудом сглотнув тугой комок в горле. В ходе нападения на конвой, перевозящий Генри О’Нила неизвестным удалось освободить убийцу инквизиторов, походу убив пятерых агентов Королевской службы безопасности, ранив еще троих из Королевской службы и двоих из Храмовников. Единственный в составе конвоя инквизитор Антуан Дюбуа остался жив, хоть немного и оказался контужен ударом сапога по голове. Казалось – полная катастрофа. Так оно и есть. Во всяком случае, Пабло считал именно так. Тем не менее к общим мрачным известиям прибавилась одна положительная: конвой потерял О’Нила, но сумел задержать одного из нападавших. Один – один, как говорится. Когда Пабло еще вчера вечером получил на лэптоп изображение задержанного, он едва не поперхнулся кофе. Задержанным оказалась Анжелина Кустас. После этого Пабло и не мог уснуть, проворачивая в голове моменты жизни – от первого знакомства с Анжелиной до момента, когда она оставила его одного с обожженным сердцем.

Теперь же она здесь, в подземелье Толедского отделения Инквизиции, где нет другого начальника, кроме Пабло Красса. Впрочем, с этим конечно он погорячился. Начальники имелись, и даже специально прилетели из Цитадели для личного контроля над ситуацией. Именно они сейчас и находились вмести с ним в смотровой, наблюдая за сидящей в одиночестве Анжелиной: Рубен Рохо, Великий Инквизитор и Паоло Феррони маршал ордена Тамплиеров, то есть второе лицо в Ордене, и де-факто третье во всем католическом мире. Ну и ладно. Сегодня они здесь, завтра уже нет. Так что у него еще будет время остаться с Анжелиной один на один, и уж тогда он задаст ей несколько вопросов…

– Может тебе не стоит туда идти? – маршал Ордена слегка качнул головой в сторону допросной. – Понаблюдай спокойненько со стороны, а наши люди займутся ей…

Пабло скривился, скрипнув зубами. Нечто подобное он и предполагал, однако надеялся избежать этого разговора.

– Я держу себя в руках, ваше высокопреосвященство. – голос звучал почтительно, но вместе с тем максимально твердо. Надо сразу дать понять, что он не позволит себя отстранять от дела ни при каких условиях. Кардинал не дурак, и вряд ли захочет сознательно идти на конфронтацию из-за такой ерунды. – Я справлюсь. Или есть причины, свидетельствующие об обратном?

Вместо маршала Тамплиеров ответил Великий инквизитор:

– Дело не в том, что мы тебе не доверяем, Красс. Однако, вспомни события пятилетней давности… Не похоже на контроль, не находишь?

Пабло раздраженно поджал губы. Одна ошибка, а припоминать будут всю жизнь. Еще один повод ненавидеть сидящую по ту сторону стекла женщину.

– Это в прошлом, Рубен. – Великий инквизитор хоть и был епископом, но между собой они обходились без титулярных обращений, поскольку, не смотря на почти двадцатилетний разрыв в возрасте поддерживали очень теплые и дружественные отношения. – Я умею отделять личное от служения. Здесь не возникнет ненужных сложностей.

Маршал Тамплиеров кардинал Паоло Феррони скептически хмыкнул. Великий инквизитор задумчиво уставился в зеркальную стену. Пабло проследил за его взглядом и гигантским усилием воли сохранил маску невозмутимости на лице. Во всяком случае ему хотелось надеяться, что сохранил. Задержанная смотрела прямо на них за стеклом, точно вместо зеркального отражения видела стеклянную прозрачную панораму.

– Ты веришь в случайности? – спросил Великий инквизитор, не отводя взгляд от стекла.

– За редким исключением, нет. Обычно каждое событие имеет свою причину и свою цель.

Маршал Ордена снова хмыкнул. На этот раз без скепсиса – напротив, соглашаясь со сказанным.

– Она, – заместитель главы Конгрегации указал рукой на Анжелину. – случайность?

Пабло какое-то время изучал преступницу, прежде чем ответить. Всю ночь он думал над этим вопросом, снова и снова просматривая все имеющиеся видеозаписи нападения на конвой, от первого выстрела до завершения атаки, в том числе и момент, где Королевской службе безопасности удается задержать фигуру в черном обмундировании, которой и оказалась беглая дочь польского короля. Слишком уж подозрительной выглядела свалившаяся в руки агентов удача. Да, потеряли О’Нила, но приобрели куда более весомую фигуру в свете последних кадров, где Анжелина Кустас расхаживает в обществе Данте Пеллегрини, лидере террористической секты «Детей Виноградаря». Совпадение? Счастливая случайность? Возможно. Вот только с равнозначным успехом возможно и другое. Как сделать вывод? Поговорить с Анжелиной. На самом деле очень часто первичную часть допроса недооценивают, предпочитая, как можно скорее перейти к дознанию с пристрастием. Глупость и дилетантство. Разговор дает много, если не все. По крайней мере при правильном подходе. Жесты, тон голоса, тембр, мимика – если имеешь дело не с подготовленным профессионалом, то можешь спокойно читать человека словно открытую книгу. Прокатит ли такой ход с Анжелиной? Большой вопрос. Раньше он очень хорошо ее чувствовал даже без слов. Что сейчас? Неизвестно. Прошло пять лет, и как видно очень многое за это время изменилось. Как минимум тот факт, что она сейчас в допросной, а не его постели.

– Не думаю. – Пабло перевел тяжелый взгляд со смотрового окна на Великого инквизитора. – Чую, ведется какая-то неизвестная игра, и нам необходимо установить, как цель, так и действующих игроков.

Глава Святой Инквизиции и маршал Ордена переглянулись. Последний едва заметно кивнул.

– Хорошо. – кардинал Феррони махнул рукой. – Иди. Только… – он многозначительно поднял брови. – надеюсь ты сделаешь все, чтобы оправдать наше доверие…

Пабло скрипнул зубами, но сдержал внутренний порыв послать начальника по известному адресу. Не сейчас. Позже, когда наступит подходящий момент, он припомнит кардиналу. Это надо же, его Пабло Красса подозревать в слабости – его, кто сделал больше для Церкви в общем, и Конгрегации в частности, чем все инквизиторы вместе собранные. Ну ничего, справедливость такая штука – частенько ей нужно дать хорошего пинка, чтобы она восторжествовала. И, он даст.

Пабло поднес ладонь к электронному считывателю и спустя несколько секунд, после того как экран загорелся зеленным, а внутри механизма раздался тихий щелчок, потянул металлическую дверь на себя.

Заключенная, до того глядящая на противоположную стену, повернулась на звук. Ее губы расплылись в довольной улыбке.

– Пабло… – все тот же мягкий, обволакивающий голос. Раньше от него бежали мурашки по спине, а сердце в разы увеличивало обороты. Раньше. Но не сейчас. Во всяком случае, хотелось в это верить.

Ничего не ответив на приветствие Анжелины, Пабло прошел к стулу, положил на поверхность стола небольшой диктофон, и нажал кнопку записи.

– Допрос номер один, от (дата). Допрос ведет инквизитор первого ранга с особыми полномочиями, Пабло Красс. – он посмотрел на заключенную. – Представьтесь, пожалуйста.

Анжелина вновь улыбнулась, на этот раз с вызовом, и звякнув наручниками, тряхнула головой.

– Заключенная отказывается назвать свое имя и фамилию. По данным Конгрегации перед Инквизитором на данный момент находится Анжелина Себастьян Кустас. Дата рождения: (дата), город Краков. – Пабло оторвал взгляд от записывающего устройства и впервые посмотрел на Анжелину. – Где и когда произошел твой первый контакт с адептами террористической секты «Дети Виноградаря»?

Анжелина покачала головой, но отвечать не стала.

Пабло откинулся на спинку стула, пристальным взглядом изучая обвиняемую. Обычно преступники делятся на три категории: одни едва ли не теряют сознание при первом появлении инквизитора – с такими работать очень просто, у них в голове уже сложившаяся картина пыток, костра и прочего, и инстинкт самозащиты подсказывает как нужно себя вести; другие напротив, пытаются показать свою храбрость, презрение, стойкость и зачастую проявляют агрессию, как способ самозащиты, на деле же прикрывая тем самым все тот же страх и трепет – с такими очень часто приходится переходить в комнату дознания и на практике применять устройства, имеющие свойства развязывать языки; третьи, наиболее хитрые, делают вид, что во всем хотят сотрудничать, ничего не скрывают, и вообще самые добропорядочные граждане империи из всех существующих – тут, пятьдесят на пятьдесят, иногда дело ограничивается словесным допросом, иногда приходится прибегать к чуть более болезненным методам. Анжелина же не подходила ни к одному из типажей. Не плескался в ее голубых глазах страх, не было в ее лице упертой решимости запираться до конца, как и попытки вызвать к себе доверие, или жалость…

Нет.

Тут другое… Совсем другое…

Пабло нахмурил брови, встретившись с открытым взглядом обвиняемой. Что-то в нем было такое… Что-то ненормальное… Что-то незнакомое… Что-то неестественное для нынешней ситуации…

Уверенность?

Да, наверное.

Казалось, ее нисколько не беспокоит положение заключенной, и предстоящий процесс. Вместе с тем, Анжелина нисколько не походила на фанатичку, готовую сгореть на костре ради идеи. Нет. Такая как она на костер собирается в последнюю очередь…

Да и еще…

Насмешка!

Да! Во взгляде Анжелины читалась явственная насмешка, подкрепленная той самой уверенностью, точно она владела какой-то информацией, дающей ей явное превосходство даже в таком, казалось бы, безнадежном положении.

Очень интересно.

Что ж, ладно, – Пабло провел ладонью по волосам. – придется поднапрячься. И не таких видели… Все равно каждый рано или поздно ломается. А те немногие, которые продолжали упорствовать отправлялись на прожарку. Причем, на медленном огне. В любом случае, финал незавидный. Так что, усмешка пройдет. Как и уверенность.

– Тебе известен такой персонаж, как Иуда Искариот?

Молчание. Губы плотно сжаты, взгляд устремлен куда-то поверх него.

Ладно.

– Иуда Искариот. – повторил Пабло, добавляя солидную порцию металла в голос. – Один из двенадцати апостолов. Ради чего он предал нашего Спасителя? – инквизитор презрительно скривил губы. – Ради четырехмесячной заработной платы? – он подался вперед. – Интересно, а ради чего ты предала Христа?