Текст книги "Перила"

У меня в голове одна мысль: интересно, где же мы в жизни так накосячили, что на наши головы свалилось это создание? С его арт-проектами… Или он нас разыгрывает?

Самвел тем временем самозабвенно излагает «концепцию».

– В музыке должен быть заложен элемент провокации! Сколько можно терпеть гламурные хиты про розовые сопли?! Но при этом она, провокация, не должна быть грязным панком середины семидесятых! Изящный интеллектуальный ребус…

Тут, видимо, до Троцкого с опозданием доходит месседж про «ловлю и приготовление в пищу».

– А почему именно бродячих?! – выдает он, выкатив ошарашенные глаза.

Похоже, изящный интеллектуальный ребус ему не по зубам.

– Не обязательно бродячих! Например, ударный номер, открывающий альбом, будет называться «Морская свинка». Про чувака, который знает, что у его соседей есть эта свинка, он мечтает похитить ее и проникает в соседскую квартиру!

Роммель, видимо, первым справляется с шоком.

– Чего там хавать-то, у морской свинки? Она же мелкая совсем, – лыбится он.

– Ты не понимаешь! Здесь главное – идея! Лучше дай сюда гитару, я изображу!

Надо знать Роммеля: не припомню, чтобы он свою красавицу давал кому-нибудь в руки. Вот и сейчас он делает решительный жест и красноречиво ставит чехол с «Ибанезом» себе за спину.

– Ладно, не надо гитару! – Самвел, похоже, расходится не на шутку. – Я сейчас так, без инструмента выдам, чтобы ты проникся!

– Ничего, что народ вокруг? – интересуется Стэн.

– Очень хорошо, что народ! Искусство должно выходить за пределы тесной сцены! Настоящий художник творит каждым шагом, каждым вздохом, и самовыражение несет свой разрушающий заряд в те места, которые еще вчера казались непригодными для творчества. Только хардкор! Кто-нибудь слышал про последний Шанхайский биеннале?..

Тут я выпадаю из разговора, потому что меня накрывает нехорошая мысль: на что же похож весь этот бред? Ну, конечно, очень просто – я почти теми же словами расписывал нашу будущую пластинку, которая перевернет мир. Элемент провокации… Ненавязчивый мастеринг… Ударный номер, открывающий альбом… Разве что убрать «бродячих животных» – и получится точь-в-точь мой искрометный монолог в «Хитер бобре» три недели назад, в компании Молодых-Звезд-Замышляющих-Дебютный-Гениальный-Альбом…

Очень приятно! Неужели это я так выгляжу в кривом зеркале?

Поднимаю голову и обнаруживаю Самвела уже сидящим на барной стойке. Более того – большинство людей в клубе смотрят на него. К тому же сейчас, похоже, перерыв между выступлениями двух групп, и он пользуется этим вовсю – фальшиво распевает, помогая себе жестами.

Я успеваю разобрать последние две строчки:

– Шли лихие люди за котом! Шли они испробовать мясца-а-а его!!!

Мордашки у присутствующих сейчас просто замечательные. Вы себе представляете День открытых дверей в дурдоме?

Давать публике передышку – это против всех законов большого шоу-бизнеса, поэтому опомниться им Самвел не дает.

– А потом – контрастная смена настроения! Из мрачной псевдогероической саги слушатель катапультируется в развязный фанковый поток неструктурированного сознания! Следующий номер будет называться «Пузико песика»! Только хардкор! Пока готов только припев, слова там такие:

 
У песика пузико!
У песика брюшко!
Животик у Тузика
Набит вкуснющим мяском!
 

Вижу, как Роммель делает отчаянные попытки не заржать, а Стэн, похоже, наоборот, на грани рвотного рефлекса. Я незаметно выхожу в коридор, набиваю Стэну эсэмэску: «Давай сваливать, выходи к сортирам».

Стэн появляется буквально через секунду после отчета о ее доставке.

– Ну как тебе концептуальное искусство? – принимаю я ернический вид.

– Напалмом жечь такое искусство… Пузико песика…

– Али не любо? – продолжаю глумиться над ним.

– Заткнись, а? Где только таких делают? Слушай, причем он всем этим, которые вокруг, уже говорит, что мы – музыканты его проекта! Нормально, а? Я что, похож на таких, которые морских свинок точат?

В коридоре на секунду становится темно – это вслед за Стэном из зала вываливается Троцкий, умудрившись заслонить свет своей тушкой.

– Слушайте, это что такое было вообще?

– Это нам наказание, – мрачно хохмит Стэн. – Такие типы посылаются группам, которые собачатся между собой на ответственных концертах… Кстати, если кого обидел – не со зла, без обид…

– Да я тоже хорош был, – каюсь я. – Надо просто на будущее выводы сделать. И держаться заодно, а не искать крайних…

Из зала раздаются звуки перегруженных гитар – значит, следующая группа уже настраивается. Стало быть, шоу имени Самвела конец.

– Так, давайте Роммеля вызволять, а то эта мечта скинхеда сейчас сообразит, куда мы смылись. Мы же его музыканты, не хухры-мухры…

– Роммелю щас наберу, – говорит Троцкий, – а то эсэмэску он может через неделю прочитать. А вы пока валите на улицу, если хотите.

Мы киваем, поднимаемся с инструментами по лестнице и выходим на свежий вечерний воздух. После душного зала (где, видимо, вентиляция все-таки не вывозит) кажется, что попал в сказку. Дышим полной грудью и думаем каждый о своем.

Лично я о том, что живу какими-то параллельными жизнями. Вот поеду в субботу на кружок – и попаду в другую реальность. Ту, обитатели которой даже не подозревают, что бывают такие клубные концерты. И что существуют «концептуальные артисты», ищущие состав, чтобы играть песни про ловлю и приготовление в пищу бродячих животных… Точнее, не обязательно бродячих…

Стэн, видимо, в этот момент попадает в унисон моим мыслям.

– Животик у Тузика… Набит вкуснейшим мяском… – напевает он себе поднос.

– Не вкуснейшим, а вкуснющим… – машинально поправляю я.

– Елы-палы! До чего же привязывается, зараза! – плюется Стэн.

– Значит, стопроцентный хит, – мрачно поясняю я.

Из дверей появляются Троцкий и Роммель.

– Куда вы смылись? Мы же только что звездами стали! – хохочет Роммель. – Чувак такую бурную деятельность развел, а вы в самый ключевой момент вдруг заднего врубаете!

– Не придуривайся, – говорю, – давайте двигать куда-нибудь отсюда.

– По пивасику? – оживляется Троцкий.

– Это у нас можно, только поздно очень… Если только у метро что-то зацепим. – Я взваливаю на себя синт. – Главное, чтобы этот стремный товарищ нас не догнал.

– Ну да, товарищ хоть и забавный, но реально стремный, – признает Роммель. – Зря, наверное, я ему свой телефон дал.

– Ты? Ему? – вылупляется на него Стэн. – На фига?

– Правда, ты чем думаешь? Он же от нас не отстанет теперь! – ужасаюсь я.

– Да ладно, не очкуйте… Он попросил, какие проблемы?..

Минуту мы шагаем молча, только прибавляем шагу.

– Чему быть, того не миновать, – решаю я. – А сейчас давайте радоваться вольной жизни, пока он еще не позвонил. Давайте потрещим хотя бы…

– А о чем трещать будем? О нашем альбоме? – спрашивает Стэн. – Ты же удочку забросил, а с тех пор молчок.

Я вспоминаю «кривое зеркало», о котором думал в клубе, и вздрагиваю.

– Нет, – говорю, – эта тема… пусть отлежится пока. Целее будет.

Глава восьмая,
в которой фигурируют вербовка и шотландский джин

Вникай в себя и в учение.

1Тим. 4:16

Прошел месяц.

Что за это время случилось, в деталях рассказывать незачем. А вот в двух словах – запросто.

На кружок я стал ходить, как на работу. Точнее, даже аккуратнее – на работе-то у меня прогулы «по уважительной причине» случаются. Время от времени.

А здесь – ни разу.

И каждую субботу я зависал перед зеркалом и думал: так на фига я туда езжу? Как только причесывался, обязательно вылезала эта мысль. Видимо, в обычное время она отсыпалась где-нибудь между извилинами мозга, а когда стимулировал череп расческой – ее и будил. И сам уже не рад был, конечно.

Вроде бы никаких закадычных друзей я там себе не завел. Народ приятный, ко мне все относились ровно и приветливо, но не более того.

«Духовными знаниями» я, конечно, оброс. Но вот чтобы ими блеснуть перед кем-то за пределами кружка – не было случая.

Был правда, еще один… фактор, что ли? Но о нем я вообще старался не вспоминать. Фактор назывался «девушка с эскалатора». Если вы по-нормальному читали то, что я рассказывал до этого, а не по диагонали, то про Таню сами все помните. А я, повторюсь, лишний раз эту тему не теребил.

Хотя, если вам так уж не терпится узнать… «Фактор» все равно больше на кружке не появлялся. В смысле, не появлялась. За весь месяц.

Нет, уж лучше про «духовные знания»…

Евангелие я одолел довольно быстро. Уж больно хотелось говорить со всеми на равных, а не «плавать» на каждом кружке.

Сначала – от Матфея. Оно мне в итоге больше всех и понравилось.

Когда стал читать от Марка, ближе к середине забуксовал. Было полное ощущение, что Марк от Матфея ничем не отличается, и весь вопрос в том, кто из них у кого списывал – внаглую, как на контрольной по алгебре классе в седьмом. Хорошо, что пробуксовка случилась в пятницу, а в субботу был кружок, и я спросил об этом Игоря.

– Слушай, – подстерег я его после занятия, когда девчонки мыли чашки, – у меня вопрос такой к тебе! Вот Евангелие от Марка… Там же почти ничего нового по сравнению с Матфеем. Просто короче. Зачем тогда оно писалось? Лайт-версия?

Потом спохватился и добавил:

– Это у меня давным-давно такой вопрос был, просто не у кого спросить было.

А то вдруг и в самом деле решит, что я только на этой неделе книгу открыл?! Я же на кружке себя так позиционирую, что с детства в обнимку с Библией засыпаю.

– Если уж на то пошло, это скорее у Матфея то же самое, что у Марка, – ответил Игорь. – Есть исследования, что Марк писал хронологически первым из всех евангелистов.

– Ах вот, значит, как? – выскочила из меня фирменная фразочка Троцкого.

– Если я ничего не путаю, конечно… Да и не так уж много пересечений между ними. В некоторых изданиях есть приложение, где четыре столбика – это Евангелия, и там очень удобно сравнивать: какие эпизоды где есть, где чего нет… А еще, если учитывать, что апостол Марк писал в основном со слов апостола Петра…

В общем, выгрузил на меня столько инфы, что если бы я и вправду решил утрамбовать ей Стэна, то он точно из-под завалов не вылез бы никогда в жизни.

Кстати, в тот же вечер, когда мы вместе шли до автобусной остановки, Игорь разговорился и рассказал, что приехал учиться с Украины, откуда-то из-под Херсона, и обязательно собирается туда вернуться. Он мне даже свой городок назвал, но у меня, конечно же, из головы сразу вылетело.

Когда я осилил Марка, уже совсем свыкся со стилем, и с Лукой все прошло как по маслу. Если кому-то лень читать все четыре Евангелия – выбирайте от Луки, однозначно. Конечно, оно чуть подлиннее, зато там вся история с самого начала.

А вот к тому моменту, когда добрался до Иоанна, я уже тысячу раз успел услышать на кружке, что это Евангелие сильно отличается от остальных и вообще непростое.

Но чтобы настолько! Особенно там, где подряд четыре или пять глав сплошного монолога… Когда удалось доползти до последней страницы, я, наверное, выглядел, как летчик Маресьев, добравшийся до партизан после восемнадцати дней петляний по болотам.

– Последние две главы, конечно, шедевральные, – зачем-то вслух пробормотал я, закрывая книгу. – Но чтоб я еще раз… Чтоб еще раз…

Просоленные ирландцы из U2, плакат с которыми давным-давно прописался на обоях моей съемной хаты, смотрели на меня с полным сочувствием. Боно щурился из-под черных очков, так и желая промурлыкать: «Sometimes You Can’t Make It On Your Own… Если бы ты знал, парень, как я тебя понимаю…»

Но если я вам скажу, что через два дня я начал Иоанна по новому кругу, вы, наверное, мало удивитесь. Все-таки вы меня уже немного изучили.

В общем, читать (а потом умничать на кружке) мне понравилось. Но если вы думаете, что я еще и в церкви стал частым гостем – три ха-ха! Хорошего понемножку!

Зато появилась привычка размышлять насчет всего этого православия. И размышлизмы очень скоро привели к интересным выводам.

Получается, половина наших главных рок-н-ролльщиков – православные. То есть, конечно, может, они только так себя позиционируют.

Но почему, скажите на милость, это именно те, от кого я фанатею с детства?

Никогда об этом не задумывался.

Кинчев – тот самый ярый и идейный, наверное. В посты даже концерты не играет. Я перечитал кучу его интервью и решил для себя, что насчет своей православности он точно не врет. Потому что, если врать одно и то же в каждом интервью, на двухтысячный или трехтысячный раз тебя просто стошнит на диктофон.

Батька Шевчук – тот, по-моему, врать вообще не умеет. А если соврет, то получится, наверное, так криво и неквалифицированно, что все будут ржать и пальцем показывать. Так что, будь я Станиславский, дяде Юре сказал бы «верю». Правда, сдается мне, он во всей этой церковной теории шарит слабо, а больше что-то свое исповедует. Или большинство людей так же?

Про Бутусова я сильно сомневался, а потом на Ютьюбе посмотрел передачу о его семье: он там перед едой крестится и что-то читает вслух – молится, наверное. Причем передачка была самая что ни на есть сопливая, женская – так что вряд ли на камеру работал. Он, кстати, мне всегда нравился – земной такой мужик, без всяких заскоков типа «замутим рок-революцию и построим дивный новый мир».

А когда дошел до Гребенщикова и стал почитывать статьи о нем на всяких православных сайтах, то сделал открытие: если хотите на этих самых сайтах устроить лютый холивар – напишите в любых комментах что-нибудь про БГ. Гарантирую: кипеш поднимется первоклассный! Народ прямо на стенку лезет, особенно если что-нибудь хорошее про него черкнешь. Типа, он и буддист, и оккультист, и с шаманами-растаманами водится, гнать его ссаными тряпками, стерилизовать и жечь напалмом! Я, конечно, не читал, что в совковых газетах писали про рок-н-ролл, но, думаю, было очень похоже. Про БГ я понял так: он, конечно, сам себе на уме, но точно будет поправославнее тех, кто его хает. А если кто-то против, пусть застрелится.

Короче, все зубры русского рока (из тех, кто дожил). А еще есть U2 — те, конечно, не наши, но все равно христиане, сто процентов. И Боб Дилан, хотя это вообще седая древность, я у него только одну песню знаю – Like a rolling stone. А в русском рэпе есть «25/17» – их главный хоть и протестант, но постоянно про веру в текстах выдает… Даже Баста – и тот порой поминает Бога в своих треках.

Вот оно, кстати, доказательство! Если ты верующий и при этом песни пишешь – тогда тексты о чем должны быть? Правильно, про то же самое.

Вот я и стал переслушивать песни, которые знаю наизусть, по сто первому разу, но на грамм внимательнее, – и понял, что самое главное раньше просто пролетало мимо ушей.

Для меня откровением стало, что у тех же U2 в текстах куча цитат из Библии. Просто мне раньше это ни к чему было, да и английский у меня чуть послабее, чем у Шекспира.

Например: Jacob wrestled an angel and the angel overcome. Мне вообще фиолетово было, что там за Джейкоб (хоть я и удивлялся, с чего это он с ангелом боролся – нормальные люди вроде так не делают). А получается, что это Иаков, а вовсе никакой не Джейкоб, и это из книги «Бытие». Я до нее, правда, не добрался пока, но это, по ходу, тот самый, про которого в Евангелии говорится: «Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова».

А Until the end of the world? Да-да, та самая, где Эдж запиливает улетное соло. Оказывается, текст там такой хитрый, что все уверены: речь про отношения «мальчик – девочка». Дескать, все вокруг ели и пили вино. А потом, в саду, я целовал тебя в губы и разбил твое сердце…

А на самом деле – речь про Христа и Иуду. И если весь текст внимательно прочитать, так и есть, не прикопаешься. Вот такой ребус!

Понятное дело, это я не сам додумался, а на фанатских форумах почерпнул.

А у БГ? Там вообще цитата на цитате сидит и цитатой погоняет:

«Они съедят твою плоть, как хлеб, и выпьют кровь, как вино».

«И тот, кого с плачем снимали с креста, окажется вновь распят».

«И если ты хочешь, камни воспоют тебе славу».

«Отче мой Сергие, отче Серафиме» – кстати, я раньше не знал, о ком это. А это – про святых: Сергия Радонежского и Серафима Саровского.

А «Господу видней» – это уж совсем проповедь-проповедь.

Правда, кое-что я все-таки не понял. Вот, например, песня «Сокол» – про нее там и сям пишут, что она вся насквозь христианская. А что там такого?

 
Если долго плакать возле мутных стекол,
Высоко в небе появится сокол,
Появится сокол высоко над тучей,
В это время важно не упустить случай,
Увидеть его крылья, увидеть его перья
И вдруг удивиться – а кто это теперь я?
Почему внизу туча, а надо мной ясно?
Видимо, я плакал совсем не напрасно,
Видимо, вот оно – пришло мое время,
А внизу медленно бредет мое племя.
А мне лететь выше! А мне лететь в солнце!..
И все-таки вспомнить, что внизу оконце
С мутными стеклами, в которые бьются
Милые мои… Сгореть – и вернуться!
 

В общем, пицца для размышлений. Надо бы у Игоря спросить.

Короче, христианские темы повсюду. «Библейский кружок» даром не проходит.

Это все было про первую «параллельную жизнь».

А что касается второй – больше концертов у нас не было. Стэн поехал в отпуск, да и вообще, кто летом ходит на концерты?

Тема с записью альбома упиралась в бабосы.

Знаете, сколько их было нужно?

Когда-то, слоняясь по Инету, я вычитал, что группа Zorge свой альбом записала на деньги, которые собрали ее фанаты и просто разные люди. Им нужно было на запись десять штук долларов – они и собрали их через интернет-пожертвования, это называется «краудфандинг». Модная тема, но явно не для нас – кто на какой-то «Хальмер-Ю» скидываться будет? Но я слуханул Zorge и запомнил, что за десять тысяч можно записать просто шикарный альбом.

Итак, как говорил один мой препод в универе, задачка для первого «Г» класса.

Дано: группа, которую никто не знает, состоящая из неплатежеспособных музыкантов. Нет, правда: если бы я вам сказал, сколько я получаю в «Бухенвальд-банке», вы бы сначала не поверили, потом долго ржали, а в конце концов подкинули идею просить милостыню где-нибудь у памятника Грибоедову, потому что это место ни один нищий еще не занял. Да и у однополчан, по-моему, з/п ненамного краше.

Найти: десять тысяч баксов.

Не знаю, во сколько действий такая задачка решается, но мне она пока была явно не по зубам.

Так что в «Хитер бобре» я, конечно, блефовал, когда говорил, что по финансам у меня все схвачено.

А если серьезно: вы-то на моем месте что придумали бы, а?

Научиться барыжить на «Форексе»?

Торговать планом? Так у меня как раз по 228-й два однокурсника сидят.

Продать почку? Причем желательно не свою.

Похитить любимого йорика у какого-нибудь миллиардера-зоофила (типа как солдат Швейк) и затребовать выкуп?

Короче, как я голову ни включал, идеи не появлялись.

Зато новые песни наклевываться начали. (Причем «наклевываться» – от слова «клево».) Правда, если честно, не «стопроцентные хиты», про которые я затирал в том же «Бобре». Выходило что-то странное и не без влияния «первой параллельной». Но писа́лось в охотку.

Вот такая вторая жизнь.

Сегодня снова суббота.

В этот раз читаем «Деяния апостолов», до которых я пока не добрался. Как раз тот момент, когда Святой Дух нисходит на апостолов в виде огненных языков.

– Я вот не очень понимаю, – задумчиво тянет Даша, – здесь говорится: «… и исполнились все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать».

– Так-так, – подбадривает Игорь.

– А дальше… – продолжает Даша, ища глазами по странице, – ага, вот оно, почти там же: «Когда сделался этот шум, собрался народ, и пришел в смятение, ибо каждый слышал их говорящих его наречием».

– А в чем вопрос? – перебивает кто-то.

– А в том, что непонятно: сначала вроде сказано, что они говорили на разных языках. А потом, похоже, что все-таки на своем языке, но люди слышали свое наречие. Ну, если короче: они научились говорить по-иностранному или все дело в восприятии?

Пауза в несколько секунд, а потом все размораживаются:

– Конечно, научились по-иностранному, – возмущенно фыркает Слава.

– Конечно, дело в восприятии! – одновременно с ним удивляется вопросу Катя.

Все за столом начинают хихикать. Очень уж синхронно вышло.

– Стоп-стоп, – поднимает руку Игорь, – вопрос не такой простой. Хм… Вот еще минут пять назад я бы ответил, не сомневаясь, что Дух снизошел на апостолов, и они получили дар говорить на любом языке. А вот теперь я уже не очень уверен… Так бывает – сто двадцать раз читаешь один и тот же отрывок…

– А на сто двадцать первый выясняется, что ничего не понимал! – досказывает Жанна.

– Этим и удивительна Библия, – улыбаясь, подтверждает Игорь. – Вот я сейчас понимаю, что реально могло быть и так: они говорили на иврите… или на арамейском… а те, кто был из Египта, слышали египетские слова. А те, кто из Рима – латынь.

Тут мне кажется, что это что-то напоминает. Я напрягаюсь, ухватываю убегающую мысль и зачем-то по-школьному тяну руку. Хотя здесь можно просто говорить без разрешений.

– Костя, есть что-то добавить?

– Может, оффтоп, но есть! Очень напоминает одну книгу. Я не знаю, кто-нибудь здесь читал «Хроники Нарнии»?

За столом расцветают сразу несколько улыбок – Катя, Даша, Игорь – видно, я случайно угодил на удачную тему. Хотя никогда не слышал, чтобы здесь говорили про Клайва Льюиса.

– Читали? Ну, классно! Я немножко объясню, потому что, наверное, не все в курсе… Там в самой первой книге есть такой эпизод. Дядя-чародей вместе с героями, мальчиком и девочкой…

– Дигори и Полли, – подсказывает Катя.

– Ну да… Дигори и Полли вместе с этим своим дядей попадают в Нарнию, и оказывается, что все животные там – говорящие. Но дети были добрые, и поэтому они легко понимали язык зверей. А дядя – злой, к тому же он боялся их, и поэтому ему слышались только вой, лай, рычание и все такое.

– А если немножко ближе к теме? – направляет Игорь.

– Ну так и здесь, я думаю, было то же самое! Те, у кого сердце было открыто – в смысле, на этой улице, куда вышли апостолы, – их легко понимали, даже если знали только родной язык. Хотя апостолы, может, и говорили по-арамейски… А те, кто был злым и не мог воспринимать проповедь о Христе, – они и слышали тарабарщину, и говорили, что апостолы накидались вином.

– Вот это здорово! – хлопает в ладоши Даша.

– Очень классный образ, – подхватывает Катя.

Даже те, кто, судя по глазам, не читал «Нарнию», улыбаются, и мне кажется, что это какое-то новое качество улыбок. Как будто я поднялся в их секте на следующую ступеньку посвящения.

– Надо бы все-таки уточнить, что Святые Отцы писали на этот счет, – немного смущенно говорит Игорь, – а то еще доболтаемся.

– Не доболтаемся! – смеется Жанна.

– Вообще-то, – продолжает Игорь, – иногда встречаешь эдакое недоверие к Льюису. Дескать, он не наш, он протестант, и вообще у него кругом магия какая-то… А на самом деле он самый что ни на есть «наш», и я его рекомендую всем, кто еще не читал. И детям, и взрослым.

– Это еще что! Вот «Письма Баламута» читал кто-нибудь? – разгоняется с места в карьер Даша.

– Стоп-стоп! – Игорь рисует руками в воздухе воображаемый шлагбаум. – Давайте не забывать, что сегодня мы все-таки говорим не о Баламуте, а о дне Пятидесятницы. И о говорении на языках. Итак, Петр произносит в этот день первую проповедь, к чему, собственно, и были призваны апостолы…

Тут у меня в кармане начинает вибрировать телефон. Смотрю на экран – незнакомый номер. Я стараюсь тихо-тихо и незаметно-незаметно выползти из класса, но по дороге зацепляюсь за пару стульев и, конечно, привлекаю всеобщее внимание – немногим меньше, чем апостол Петр своей первой проповедью.

– Алло!

Не знаю, каким шестым чувством, но еще до того, как слышу первое слово, я уже понимаю, кого именно по телефонным проводам (точнее, по мобильным сетям) принесла нелегкая.

– Алло, Костя! Здравствуй, это Самвел!

Так что предчувствие не обмануло. К сожалению…

– Привет, Самвел! Как жизнь?

– Жизнь бьет ключом! Гаечным! По голове! Ха-ха! Как сам?

– Нормально…

– Я позвонил Роме, он мне дал твой телефон!

Вот ренегат Роммель, а? Он что, в детстве не читал книжки про юных пионеров-героев, которые никогда не выдавали фашистам, где прячутся партизаны?

– Ну и правильно сделал. Я и сам жалел, что мы с тобой в прошлый раз телефонами не обменялись! А ты чего хотел-то?

– У меня к тебе такой вопрос: а что Рома пьет?

– Эээ… Вообще-то, все, что горит. Ну и то, что не горит, тоже может. А ты к чему клонишь?

– Он меня только что пригласил на свой день рождения, и мне нужно знать, что ему приятно будет получить в подарок!

Тут у меня пропадает дар речи, причем окончательно и бесповоротно.

Чтобы вы понимали, ДР Роммеля – это культовая дата, чуть ли не самый главный праздник в году. И на это священнодействие именинник левых людей не приглашает. Празднуется он у Роммеля на даче уже много-много лет, и началась эта традиция еще раньше, чем мы с ним познакомились. Как же этот поц умудрился туда затесаться?

Хотя, кажется, представляю. Самвел позвонил Роммелю, напрыгнул на него в своей фирменной манере – и слово за слово Роммель выболтал, где прячутся партизаны. И где у них ежегодное политсобрание. Если, конечно, у партизан такие были…

Хорошо еще, что на мой день рождения не додумался его пригласить! И на том спасибо.

– Так до его ДР же еще долго! Почти месяц!

– А у меня знакомые часто летают за границу, я хочу им заранее заказать, чтобы привезли что-нибудь интересное! Ты же должен знать, что он любит!

Ох, чувствую, мы от него не отвертимся. И бродячим животным в окрестностях дачи Роммеля придется попрятаться в норки. Причем не только бродячим…

– Коньяк он точно уважает. Вискари – ни под каким видом. Водку, текилу – тоже не стоит. Настойки какие-нибудь можно попробовать. Ликеры – ну, я не знаю…

– А джин? У меня троюродный брат едет в Шотландию, реально ему заказать! Кстати, если хочешь, можешь присоединиться! Вместе сделаем шикарный подарок!

Ага, вот оно что! Ваш интерес, милостивый государь, теперь понятен.

– Классная идея! Спасибо, я подумаю!

– Тогда мы все вместе и пообщаемся! У меня масса креативных идей!

– О, я не сомневаюсь. Давай, до встречи у Роммеля!

– Давай, Костя! Надумаешь вписаться в долю насчет джина – звони! Настоящий шотландский, Рома будет в восторге!

– Ага, супер, бывай, пока, – бормочу я и отключаюсь.

Интересно, как Стэн и Троцкий отреагируют, когда узнают, какой яркий ДР их ждет? Особенно если встретят Самвела уже на даче?

Злорадно рисую в воображении эту картину, и настроение из «резко в минус» превращается в «конкретно в плюс».

Я возвращаюсь в класс, но сосредоточиться на обсуждении уже не получается. Во-первых, Самвел здорово выбил меня из колеи, а во-вторых, с трудом улавливаю сюжет. «Деяния»-то я, повторюсь, пока не читал, поэтому не очень врубаюсь, как это у апостолов так круто пошли дела, что к ним вербуются уже целыми тысячами. Надо будет напитаться знаниями до следующего кружка…

После того как занятие окончено и молитва спета (кстати, я уже все слова там наизусть знаю… может, подпеть в следующий раз?) Жанна поднимает руку, прося тишины:

– Так, все молчок! У меня объявление! Ребята, у нас от Преображенского храма в следующем месяце едет экскурсия в Печоры! Осталось несколько мест. Я точно поеду, кто еще хочет вписаться?

Поднимается кипеш, Жанну атакуют вопросами, и она пытается отвечать всем сразу.

Я дожидаюсь, пока этот базар рассосется, и ловлю ее на выходе из «красной избушки», как я прозвал про себя нашу штаб-квартиру.

– Жанночкин, можно тебя на пять сек? Сорри, что я такой дремучий, но ты сейчас звала ехать, а я не въехал – это куда?

– Печоры? Ты реально не знаешь, что это?

– Не-а! Просветишь меня?

– Это монастырь, очень знаменитый, под Псковом. Там жил батюшка Иоанн Крестьянкин. Или о нем ты тоже не слышал?

«Под Псковом так под Псковом. Главное, что не Валаам», – думается мне.

– Иоанн? Это тот, из которого Игорь как-то зачитывал? Прогневи все такое?

– Про что-о? А, нет, это Иоанн Златоуст, ты вообще все на свете путаешь! А Иоанн Крестьянкин – он совсем недавно умер, всего несколько лет назад. Он был старец, и кроме него в этом монастыре еще были…

Жанна увлекается и начинает грузить меня историей (никогда бы не подумал, что намакияженные ресницы могут восторженно порхать по такому поводу, как жития старцев). Понимаю я из ее слов максимум половину, но ловлю себя на том, что мне отчего-то очень хочется поехать с ними. Не конкретно в этот монастырь, а конкретно с этой компанией.

Поэтому решительно перебиваю ее лекцию:

– Слушай, а что там по деньгам?

– Две тысячи. Это билет на поезд, потом автобус, и еще кормить будут, конечно…

– Ну, раз кормить будут, я еду! – изображаю самую голливудскую из моих улыбок, потом вдруг пугаюсь. – Подожди! Или все уже расхватали? Ты же говорила – там всего несколько мест?

– Нет-нет, только Дашка точно едет, а остальные пока думают.

– Тогда я точно с вами, мое место никому не отдавай!

– Хорошо! – Жанна совсем не пытается делать улыбку голливудской, но получается у нее очень привлекательно.

– Спасибо! Давай, до следующего кружка! – я собираюсь помахать рукой и отчалить в сторону остановки, но она тормозит меня.

– А почему до следующего кружка? Ты целую неделю не хочешь нас видеть, а?

Она забавно грозит пальцем, но я не улавливаю, куда она клонит.

– Так ведь кружок-то у нас по субботам?

– Это понятно. Но я же вижу, – тут Жанна смотрит на меня особенно пристально, зрачки в зрачки, – что тебе с нами интересно. Или не так?

– Так, конечно.

– И нам с тобой интересно. Тогда почему только два часа в неделю, если можно больше? Мы ведь и помимо кружка постоянно общаемся.

– Мм… В самом деле? – тяну я время, потому что сильно стремаюсь. Прямо не разговор, а реальная вербовка.

– В самом деле. Ты же и сам видишь.

Тут мне ответить нечего. Действительно, сам вижу. Мои «сектанты» постоянно обсуждают что-то понятное им одним, как будто мировые заговоры плетут, – до кружка, после кружка… И приходилось ловить себя на мысли, что тоскливо оставаться одному, когда вокруг явно что-то творится, а я вне игры. И даже мелькали соображения – чего это я сижу один, как сыч? Можно ведь и не ломать из себя чужака…

Так что она бьет в точку. Назрело, знаете ли.

– Хорошо, тогда расскажи мне, чем вы занимаетесь!

– А вот тебе Дашка лучше меня объяснит, – Жанна кивает в сторону «красной избушки», откуда только сейчас выходит Даша. Ну, конечно: ее постоянно разрывают на части, все хотят пообщаться – отсюда и вечные опоздания.

Я еще на занятии обратил внимание, какая она сегодня классная – наконец-то пришло тепло, градусов двадцать семь, и легкое салатовое платьице ей очень к лицу.

– Вы такие интригующие, – заливается смехом Даша, глядя на нас, – наверняка что-то задумали. Чем порадуете?