Текст книги "Иосиф"

Глава 10
Артем

«Василий с Артемом примчались вместе, хотели пройти в кабинет, но врачи их не пустили. Постояли в дверях, потом ушли. Василий едва сдерживал слезы. Артем словно застыл. Он сильнее, характером в отца. Васька характером в мать – реактивный, не сдержанный. А отец Артема, Федор Сергеев, был как глыба. Сильный, убежденный. Не знал колебаний. Мы с ним дружны были. Когда уезжал кронштадтский мятеж подавлять, его жена, Лиза, беременная была. Сказал мне: если что, присмотри за моими. Тогда все благополучно кончилось. Он в двадцать первом Донецко-Криворожскую республику возглавлял. Кузница страны была. Юзовка все давала, и уголь и металл и машиностроение. Быстро все налаживал, а погиб нелепо. Тогда инженеры-энтузиасты решили аэровагон построить. Революционная романтика. Надо было быстрее всех ездить. Мы же самая передовая в мире республика. А что такое аэровагон? Дрезина с пропеллером. Двигатель сильный поставили, разгонялась она до невиданной скорости. По рельсам 140 километров в час развивала. А рельсы плохие. Слетела с них. На тульском направлении они разбились. Федор и еще несколько иностранных коммунистов погибли. Все выдающиеся люди. У кремлевской стены их хоронили.

Артему три месяца было. Елизавета, убежденная большевичка, вся в революционную деятельность была погружена. Под Нальчиком противотуберкулезный санаторий создавала. Сколько времени она могла такой крохе отдавать? Взял его к себе. У нас как раз Васька родился. Они вместе росли, неразлучными стали. Хорошо друг друга дополняли. Васька – непоседа, хулиган. Все время что-нибудь выдумывает. Артем неспешный, разумный, ничего зря не делает. Ваську немного сдерживал, хотя как непоседу сдержишь? Когда на улице дрались, всегда рядом кулачками махал.

В детский дом их отдали. Был такой на Никитской. 25 детей партийных работников, 25 беспризорников. Чтобы наши себя не дай бог, господами в жизни не почуяли. Для всех одна кормежка, одна одежка. Одни родители. Идешь на выходные домой – прихвати с собой товарища из беспризорных. Они тоже в папе-маме нуждаются. С трех лет их приучали носить посуду, полы подметать. Надежда и Елизавета тогда там содиректорами были. Туда же Тиму и Таню Фрунзе после смерти отца определили. У них мать быстро умерла. Не выдержала гибели Михаила. Одной компанией дружили. Об этом детском доме все воспитанники хорошо вспоминали. Дружной семьей жили. Артем в нашей семье себя своим чувствовал. Хотя ко мне больше тянулся. Надежда строгой была. Наверно головные боли сказывались. Страдала от них жестоко. А на мне мальчишки сразу висли, как только домой приходил. Разговаривал с ними. У детей удивительная способность с взрослыми серьезно разговаривать. Порой поражаешься, какие вопросы задают. К книгам их приучал. Давал задания что-то прочитать, а потом спрашивал. Человек таким вырастает, какие книги читает. Все им давал, и древнюю историю, и приключенческие романы и советских писателей. В театры их посылал. Чтобы к культуре приобщались, понимали связь жизни и искусства. У них вопросы были: почему в пьесе «”Дни Турбиных” белых показывают? Надо же красных показывать!» Объяснял, что такое гражданская война, как она в свою воронку людей затягивает. Как героические люди на обеих сторонах оказываются.

Мальчишки правильные знания получили. За удовольствиями не гнались, зато к работе привыкли. И в школе и на даче наперегонки работали. Потом оба в военные школы пошли. Мы тогда хорошо придумали, для мальчиков военные школы создавать. Ведь уже в начале тридцатых годов понимали, что война в окно постучит. Страну готовили. С тридцать седьмого года директор каждого предприятия имел «мобилизационный пакет». В нем указано, что делать в случае войны.

В том же году мы создали военизированные школы-десятилетки. Они готовили молодежь к военной профессии. Выпустили тысячи юношей, которые затем шли в военные училища. Василий в авиационную школу пошел, Артем в артиллерийскую. Это никаких чинов не давало. Только военные знания и физическую подготовку. Потом Артем солдатом отслужил и поступил в артиллерийское училище. В сороковом году в звании лейтенанта из училища сразу на западную границу поехал. Первый бой там принял. Командиром батареи. В самое пекло попал, но видно, покойный отец ему небесную помощь подавал, потому что живым остался. Полк его разгромили, орудия разбили, один из всего состава батареи выжил. В окружении партизанил, офицерский партизанский отряд создал. Под Оршей в плен попал, бежал, снова партизанил. После перехода линии фронта был направлен в действующую армию. Где только не воевал. Под Сталинградом, форсировал Днепр, прошел через Восточную Пруссию, Венгрию, закончил в Берлине. Весь в шрамах – 24 ранения, из них два тяжелейших. Живой! Одну руку ему заново пришили. После ранений получил документы ограниченной воинской годности. Но просился снова на фронт.

В конце войны уже командиром артиллерийской бригады был, подполковником. Двадцать три года от роду. Девять боевых орденов на груди.

Но когда он в сорок пятом в Артиллерийскую академию поступал, я начальнику позвонил, чтобы никаких поблажек. Начальник указание по-своему понял. Вступительные экзамены Артему еще одним форсированием Днепра показались, да и потом драли за любую оплошность. Он только после окончания узнал, по чьему распоряжению в такую трепку попал. Но не обиделся, знания у него были блестящими. Поэтому закономерно стал по службе расти и позже поступил в Военную Академию имени Ворошилова. А это прямой путь в командование армией. В последнее время мало ко мне в гости приходил. Своей жизнью живет. Семья интересная, на дочери Долорес Ибарури женился. Не знаю, как с испанкой управляется. Они с огнем в жилах, эти испанки. Наверное, фронтовой опыт пригодился.

Да, мы воспитали блестящее поколение молодежи. Если меня спросят на Страшном Суде, как ты мог дерзнуть пойти на такое дело – преобразить ветхого человека в человека служения, я отвечу – верил в то, что человек может подняться выше своей ветхости. Я добился своего. Поколение советской молодежи уже не было ветхим. Они не кланялись сокровищам земным, а поднялись в полет за сокровищами небесными – самопожертвованием и героизмом.

Они пошли этим путем и многие погибли. Тяжело ушедших вспоминать. Когда едешь по рублево-успенскому шоссе, камень на душу ложится.

Вот дача Федора Самойлова, старейшего большевика. Сын младшим лейтенантом в сорок первом погиб.

Дальше дачи Ворошилова и Микояна. У Ворошилова в семье жил Тимур Фрунзе. Тимур, летчик-истребитель, погиб в январе 1942 года, ему было 18 лет.

У него же жил племянник, Коля Щербаков. Окончил ускоренный курс артиллерийского училища в 1943 году, Ушел на фронт и в 1945 году погиб.

У Анастаса Микояна было пятеро сыновей. Из них второй сын, Володя – летчик-истребитель. Погиб в сентябре 1942 года в воздушном бою. Было ему 18 лет и два месяца. Беспримерно храбрый воздушный боец, герой.

Старший сын Степан тоже летчик истребитель. Прошел через горнило, выжил. В возрасте 18 лет тяжело ранен во время воздушного боя. Долго лежал в госпитале, благодаря Бакулеву остался жив, снова летал. Сейчас летчик-испытатель.

Еще один сын, Алексей тоже истребитель, день победы в госпитале встречал, весь израненный.

Младший, Иван, по возрасту летать еще не мог, но служил механиком-мотористом в полку, где летали его старшие братья.

Дальше дача Хрущева. Его сын Леонид, сначала летал на бомбардировщике. После ранения пошел в истребители. Погиб в 1943 году в воздушном бою.

Далее дача министра лесного хозяйства Рудакова. Его сын Игорь, замечательный, светлый парень, погиб в бою.

В Барвихе стоит скорбная дача начальника главного управления авиационной промышленности Петра Баранова. Сам Баранов погиб в 1933 году в автокатастрофе, а его сын Юра совсем молодым погиб во время войны.

Мой Яша тоже прошел Голгофу и погиб. Достойный и сильный человек.

На всем шоссе один везунчик живет – секретарь ЦК партии Андрей Андреев. Его сын был бортинженером дальнего бомбардировщика. Всю войну летал, невредим остался.

Всех погибших детей партийных и советских работников не перечислишь. Они умирали в первых рядах защитников своей земли. Если вдоль этого шоссе кресты в память ушедших сыновей ставить, то погост получится.

Артемом я доволен. Он свою жизнь достойно проживет. Хорошо, что с Василием дружит. Василию друг и советчик нужен. Надежный он. Меня о помощи ни разу не просил. Все что прошел, все, что получил – заслужил своим ратным трудом».

Глава 11
Апогей схватки

«На ночь ушли все, только дежурного врача оставили. Он свет выключил, прикорнул в кресле. А мне показалось, что из углов тени выползают. Тех, кто на меня ополчился и от моей же руки погиб. Первым и главным врагом моей жизни останется Иудушка. Ненавидел он меня смертной ненавистью. Сначала я думал потому, что у него надежду отнял стать новым Кесарем. А потом понял – дело совсем в другом. Он во мне объединителя русской земли увидел. В то время как его задачей было ее распыление. На потребу ветхозаветным. Эта сшибка могла только уничтожением одного из нас разрешиться. Но за мной стояла русская земля. А за ним шайка олигархов. И когда схватка на поверхность вышла, люди почувствовали, что Троцкий великим ненавистником всего русского был. Хотел идею мировой революции в русскую голову как гвоздь вбить. И этим Россию на распыл пустить. Вот когда мне понятно стало, зачем его в Нью-Йорке Джекоб Шиф в дорогу собирал. Только зря старались. Русский человек из своей земли растет. Ему чужая земля не нужна. Поэтому ничего у Иудушки не получалось и он от этого Россию еще больше возненавидел. Я его тем и одолел, что от мировой революции отказался. На этом окончательное разделение с троцкистами произошло. Во время войны они с Гитлером снюхались. Во Франции коммунистов отлавливали и фашистам сдавали. В Испании с Франко сотрудничали, против республиканцев целую дивизию создали.

Зато в русского марксиста Иудушка отменно рядился. Великий был лицедей. Много людей ему верили. Только какой он русский марксист? Космополит, пыль придорожная. Куда ветер погонит, там и осядет. Деньги до последнего дня из Америки получал. Советский суд Иудушке смертный приговор вынес, после того как он воззвание к коммунистам мира написал. Призывал с нами бороться. Вознамерился мировое движение расколоть. Мог бы своего добиться, заграничные коммунисты его не разгадали. Возникла необходимость его устранить. Лишь через 13 лет привели приговор в исполнение. Расплатились с ним и за раскол, который он в партию внес и за стремление Россию вековым врагам отдать. Хотя, не только наказание это было, но и предупреждение его последователям. На нашей земле Троцкие легко корни пускают. Доверчива она к лживым краснобаям. Ведь самый легкий хлеб – людей на бунт подбивать. Пусть знают, что их ждет. Символично он СССР покидал. Из Одессы, на пароходе «Ильич». Вместе с Ильичом увез мировую революцию.

Выгнал Иудушку из СССР, казалось бы, можно вздохнуть. Устал с троцкистами бороться. Неоднократно ЦК просил меня с должности уволить. Враги кричали, что лицемерил. Откуда им знать, как порой совсем без сил оставался. Не железная машина. Тридцатые годы в новый этап тяжелейшей борьбы превратились. Не успели начать пятилетки, как вся нечисть из щелей вылезла. А как же? Нэпманам не нужна национализация производства. Устроились с комфортом. Из них образовался класс мелкой буржуазии. Они на индустриализацию ополчились, потому что им от нее разорение. Многим партийцам не нужно было устранение нэпманов. На местах у них спайка произошла. Они от нэпманов сладкий кусок имели. Кулакам не нужна коллективизация. Эти глубокие корни пустили. Как при Столыпине. У каждого батраки, у каждого должники. У каждого средневековые средства производства – соха и савраска. Каких нервов и каких усилий нам стоило построить тысячи машинно-тракторных станций! Выпустить на поля почти полмиллиона тракторов и сто тысяч комбайнов! Европа с тех пор не прекращает о страданиях русской деревни говорить, только помалкивает, что производительность труда в этой деревне к войне удвоилась, а ведь из нее почти 20 миллионов человек на ушло.

В республиках и областях партийным вождям тоже не нужна была централизация, она их власть урезала. А без централизации такую махину, как наша экономика с места не сдвинуть. Стали за спиной у меня в конспирацию играть. На 15 съезде едва заговор не осуществили.

Маршалы в армии силу почуяли. Им без мировой революции тоже скучно стало. В армии организация, дисциплина, решительные люди. Тухачевский и Уборевич по неукротимости своей Троцкого превосходили. Не только к мятежу были готовы, но в случае успеха большую кровь пустили бы. Ведь за мной уже миллионы партийцев стояли. Тех товарищей, которые понимали, что нам полностью управляемую страну строить надо. Сверху донизу. Иначе во враждебном окружении и с враждебными классами мы погибнем. Но маршалы не за внутрипартийную демократию болели. Им верховная власть нужна была. Приди они в Кремль, была бы у нас военная диктатура. С германскими генералами связались, хотели одновременно перевороты в Берлине и Москве осуществить. Англичане обеспокоились, не для того Гитлера растили, чтобы его кайзеровские генералы убили. До Гитлера сведения о заговоре довели и нам через чехословацкого президента Бенеша досье подкинули. Но НКВД уже нужными сведениями и без англичан располагал. Гитлер своих душегубов тихо увольнял, только главного заговорщика фон дер Сакса отравил. Там другая ситуация. А у нас следствие и суд были. Когда мне Ежов записи прослушивания их сборища на квартире Розенгольца доложил, я понял, что медлить нельзя. Тухачевский уже был готов войска к Москве стягивать. Отважный маршал долго от чекистов в подвалах Дома на набережной бегал. Потом сдался и на первом же допросе сделал признание. Когда я его «План поражения» читал, дыхание от гнева перехватило. Этот выкормыш Троцкого далеко пошел. Не зря его так мои противники превозносят. «Военный гений, свет в окошке». Примитивный предатель, больной бонапартизмом. Тогда во мне темные силы поднялись. От ярости ослеп. Было, было, плохо себя контролировал. Самый страшный период моя душа переживала. В этом состоянии я не уразумел, что он дислокацию армии сознательно на неверном направлении осуществил. По его планированию Гитлер должен был нанести основной удар на Киев – Донецк – Ростов. Лишить нас жизненно важных центров промышленности и продовольствия. К тому же, фюрер, якобы, понимал, что прямая дорога Брест-Москва будет наиболее укрепленной. В результате такой логики мы на киевском направлении лучше всего окопались. А минское оказалось слабее защищено. По нему Гитлер и пустил свой основной таран.

Маршалов осудили, приговорили к высшей мере без особых последствий. Слезы по ним мало кто лил. Правда, позже плакальщики обнаружились. Мол, Иосиф армию накануне войны обезглавил. После победы дал Лаврентию поручение по архивам посчитать. Посчитали. И вправду, немало офицеров под расправу вместе с маршалами в тот период попало, 4 % от всего офицерского корпуса. Четыре человека из сотни. Осталась ли армия без управления? Нет, не осталась. Офицерский корпус не потому слабым был. Армия быстро росла, и офицеры в ней тоже почти все новобранцами были. Без боевого опыта.

Ни Тухачевский, ни Уборевич талантливыми полководцами не были. Нет оснований для таких утверждений. Скорее наоборот. Но коли Иосиф с ними расправился, значит, они военные гении. Только народ от этой потери не страдал. Большинство из них мужицкую кровь на руках имели. И Якир, и Тухачевский и Уборевич. Под руководством Иудушки маршалы сильно прославились, когда крестьянские и казацкие восстания подавляли. Кто же по ним плакать будет, разве что троцкисты? По рядовым офицерам плакали, которые безвинно под колесо попали. Многие пошли в лагеря и под расстрел. Раскрутил Ежов своего молоха на полные обороты. Этот молох без разбора направо и налево карал. В стране террор начался. Но главную ответственность за этот террор я несу. С моего благословения короткий суд появился, а с ним и безвинные жертвы. Короткий суд – суровое дело. Он у нас в виде особого Совещания функционировал, как ревтройка в гражданскую войну. Главный местный чекист, главный партийный начальник и прокурор. Ни один арестованный без их подписи наказанию не подвергался. Формально закон соблюли, а по сути это было торжество бездушного аппарата над человеческими судьбами. Не разбирались, списочным порядком карали. Надо классового врага покарать, значит, привлечем за нечаянно сказанное слово, по доносу, по незначительной трудовой ошибке. Рьяно указание выполняли, не чуяли, как в палачей превращались. И я в эту воронку втянулся, потому что закрутили постоянные расстрельные списки, постоянные рапорта о предательствах и заговорах. Не было сил вырваться из этой слепой метели. Триста расстрельных списков лично утвердил! Не простых исполнителей, а крупных функционеров, известных людей. В будущем найдутся люди, которые захотят меня оправдать. Мол, ради высокой цели устроил эту кровавую баню. Это неправильный подход! Я не хотел кровавой бани. Но я дал начало незаконным расправам и потом не смог их во время остановить. Сам стал их соучастником. Моя вина больше вины исполнителей, потому что я имел возможность обойтись в этой страшной схватке меньшими жертвами. Но не сумел. Впал в потерю Страха Божьего.

Мне на Страшном Суде вопрос поставят: как Иосиф, бывший выпускник православной семинарии до такого докатился? Как упустил, что в пылу борьбы страну волна террора накрыла?

Нет мне на то оправданий. Что с того, что в тот момент дух мой убит был? После утраты Надежды и Сергея. Что с того, что везде тени врагов мерещились? Не оправдаться этим. Знаю лишь, что Бог мне тогда не помог, просветления ума не дал. Почему? Потому что сам богоборцем стал. И чем больше храмов громили, чем больше священников в лагеря отсылали и расстреливали, тем ожесточеннее моя душа становилась. Перестал бояться крови. Видел, как вместе с репрессированными врагами страдали и невинные люди и ни в чем не повинные дети. Видел и ничего не предпринимал, словно загипнотизированный. Был ли я тем Иосифом, каким хотел быть? Нет. В то страшное время я был чужим сам себе.

Как сражаться в одиночестве? Все мои верные соратники вождями не были. Они только подчиненные, исполнители. Мне чувство локтя нужно было, а вожди меня покинули. Бухарин с Рыковым и Томским против пятилеток выступили. Считали, что НЭП в социализм сам собой перерастет. Принудительные меры не нужны. Не хотели согласиться, что это невозможно. Потому что НЭП стоит на основе инстинкта собственника. На такой основе только новый несправедливый строй появится. С богатыми и бедными. В котором обязательно обманщики и насильники у власти встанут. Это закон природы. У такого общества в России только одна дорога – хаос и очередная революция. Русский человек в бессовестном обществе жить не умеет. Раньше совесть через православие и крестьянскую общину поддерживалась. А теперь кроме нашей партии это делать некому. В России совесть должна быть государственной политикой. Чтобы каждый видел, куда мы идем и чего мы хотим. Страшное мне выпало дело – к совести через кровь пробиваться.

Хорошо, что большинство членов партии выступили на нашей стороне. Бухаринцев одолели. Показательные процессы устраивали. Нужны ли были такие процессы? Нужны. Хотя в Европе они нам дурную славу сослужили. Там наши противники их с выгодой для себя использовали. Но для народа они были важны. Ведь все осужденные боролись с нами по идейным соображениям. И когда они на суде спектакли разыгрывали о своем идейном поражении, это сыграло очень большую роль для сплочения общества. Конечно, это были мистификации. Трагические мистификации с трагическими финалами. Но мы тогда уже войну ждали. Всего два года оставалось до начала Второй мировой. Кто знает, в каком адском напряжении я тогда жил? Что мне была цена мистификаций в этом напряжении…

Кроме ведущих оппозиционеров были и заговорщики помельче. Взять хоть группу Сырцова и Ломинадзе. Первый кандидатом в члены Политбюро и председателем правительства России был, второй – руководителем Закавказской партийной организации. Называли индустриализацию и коллективизацию экономическим хаосом, собирались меня на пленуме ЦК снять. Но об этом стало известно. Арестовали их. Сырцова расстреляли в 1937 г., а Ломинадзе застрелился.

Еще в 1932 г. Мартемьян Рютин восстал. Буйный человек, неукротимый. Мы хорошо друг друга знали, он в московской организации был всем известен. Этот со своей группой в теорию ударился, подготовил работу «Сталин и кризис пролетарской диктатуры», а к ней манифест-обращение «Ко всем членам партии» добавили. Документы стали программой «Союза марксистов-ленинцев». Хотели возвращения к ленинским нормам диктатуры. Как будто у диктатуры могут быть нормы! Ульянов по отношению к классовому врагу куда беспощадней меня был. Писал мне записки «У вас не диктатура, а кисель какой-то…». Я на фронтах гражданской войны с белыми воевал, а он с Иудушкой уже из жен и детей классовых врагов заложников делал. И расстреливал их безжалостно. А то, что в партии при нем свобода мнений была – это эйфория победителей. Он еще не знал, как эта свобода мнений в безжалостную драку превратится. За Троцким ветхозаветные прятались, а они пощады не знают. Больнее всего их ударило, когда мы Иудушку в двадцать седьмом с поста председателя концессионной комиссии сняли. Дверь перед ними захлопнули. Скачкообразно подрывная деятельность усилилась. Как из рога изобилия подпольные организации на их деньги посыпались. А Мартемьян как ребенок все за чистую монету принимал… «свобода дискуссии». И что с ним, буйным, оставалось делать? На курсы классового ликбеза посылать? Он царские тюрьмы прошел, и коли ничего не понял, значит, бесполезно. Рютинцев также покарали.

В 1932 г. появилась группа стариков, коренных членов партии. Смирнов, Эйсмонт, Толмачев и иже с ними. Все из большого начальства. Смирнов – заместитель председателя правительства. Хотели пересмотра программы индустриализации, роспуска колхозов, подчинение ОГПУ партийному контролю, создания независимых профсоюзов. До войны уже девять лет оставалось, а никакой индустриальной базы еще не было. Что бы мы с независимыми профсоюзами на объектах Урала и Сибири делали? Там люди в жесточайших условиях промышленность создавали. Понятно, что независимые профсоюзы потребовали бы улучшения условий труда, жилья, продуктового обеспечения и много чего прочего. Они для этого и создаются. А если мы им этого всего не обеспечим, то они работу остановят. Наверное, Смирнов понимал, что это кончится провалом пятилеток, но не терпелось оппозицию легализовать. Снова то же самое – интеллигентская тяга свою индивидуальность продемонстрировать, мол, я тоже титан современности. Дело неплохое, только не во время начатое. А ведь просто объясняется. Жирком наши бонзы покрылись. У того же Смирнова кое-что конфисковали на благо индустриализации. Аресты советских чиновников немалую лепту в нашу кассу внесли. Многие из них за время НЭПа в богатых людей превратились. Не все конечно, идейные товарищи тоже были. Но кое у кого и зарубежные счета обнаружили. Счета мы не все достали, но на конфискованные деньги и драгоценности дорогого оборудования порядком закупили. Про эту тайную статью, никто никогда не узнает. Не протоколировали.

Такие группы как грибы росли в Сибири, на Украине, в Белоруссии, Ленинграде. Происходящее было понятно. Это была реакция буржуазной психологии на наш объединительный рывок. Ленинцам очень не хотелось видеть партию и народ объединенными в одно целое. Потому что в швейцариях, где они полжизни провели, так не принято. Необходимость подавления этого течения меня страшила. Много честных партийцев в нем участвовало, много товарищей по борьбе. Все они были мыслящими людьми, все хотели оставить за собой свободу выбора. Все полагали, что имеют право на оппозицию генеральной линии партии.

А вправду, почему бы и нет? Каждый человек рождается свободным, а тут ему навязывают какую-то генеральную линию. Представления такие идут от буржуазного обмана общества, от словоблудия. В буржуазном обществе тоже есть генеральная линия денежных мешков, только она замаскирована под кучей лжи. Против нее можно протестовать и этим Европа гордится. Но что бы ни кричали политики, за что бы ни боролись партии, выйдет так, как хотят настоящие хозяева жизни. Если они захотели привести Гитлера к власти, то привели. А недовольных посадили в тюрьмы, и сожгли в печах.

Эти хозяева жизни записали нас во враги. Верно поняли, что мы и есть их могильщики. Поэтому они ни перед чем не остановятся, чтобы нас уничтожить. И будут плодить у нас смутьянов, чтобы ослабить изнутри. Нам не выжить, если общество будут раздирать разложенцы и смутьяны. На меня суровая задача выпала – железной рукой удерживать страну от буржуазного разложения и смуты. Вплоть до изгнания и уничтожения ненужных элементов. Не мечтал о таком в молодости. О царстве свободы грезил. Вот что из грез революционера получается. Думал, стоит только власть взять и все само собой начнет устраиваться. Ведь все же видят, что мы уничтожаем эксплуатацию и строим равенство. А получилось не так. Старое общество людей в плену держит. В первую очередь своей психологией. Они надеются, что революция из старого общества все ненужное выметет, а все нужное оставит. А это коренная ошибка. В старом обществе все построено на рабском восприятии мира. В нем люди хотят свободы самовыражения потому, что думают вырваться из рабской системы отношений. Но это всего лишь самообман. Им дают эту свободу как возможность прыгать в железной клетке. Настоящая свобода человека – в понимании своих исторических задач. Когда освобожденный человек свою историческую задачу видит, то для него не свобода от чужих мнений главной становится, а свобода деятельности во благо этой цели. В коллективном усилии. Свободный настоящий человек – это строитель социализма и его защитник. Он строит основу для справедливой жизни и ему наплевать на крики любых троцкистов и бухаринцев. А наша задача – не позволять оппозиции смущать душу строителя социализма. Европейцы кричат, что я диктатор. Одним из первых обвинителей Гитлер был. Вот и вся цена их критике.

В 1936 году разработали проект новой Конституции. Обсуждали всем народом. Потом на съезде приняли. Все граждане стали равными не зависимо от происхождения. Прежняя ленинская конституция была классовой, Жестокой. Конституция исторической ломки общества. Теперь мы на весь мир заявили: кончилась ломка. У нас равные условия жизни для каждого. Для меня это важнейшим событием было. Потому что в неравном обществе прогресса быть не может. Угнетенные классы угнетены психически и не имеют надежды на светлое будущее. Теперь настало время массового профессионала и созидателя. Вступали в строй сотни заводов, запускались сложные линии, создавалось передовое оружие. Для управления все этим делом требовался развитый и творческий человек. Из всех ценных капиталов, имеющихся в мире, самым ценным и самым решающим капиталом являются люди, кадры. Кадры решают все. Залогом их появления была конституция социализма.

Это было правильное решение. Творческие силы страны высвобождались и творили чудеса. Люди рвались покорять природу и добиваться рекордов. В какой стране еще могли появиться челюскинцы, папанинцы, Чкалов и Гризодубова? Они почувствовали освобождение от рабства капитализма и смуты переходного времени. Приняли проект строительства социализма и подняли его на свои руки. Тогда я понял, что все испытания, все тяготы и потери не были напрасными. Это было ощущение счастья.

Смущало ли меня то, что использовался труд заключенных? Нет, не смущало. Труд заключенных используется во всех странах. Он использовался и у нас. Особенно много заключенных посылали на тяжелые работы. Они строили Беломоро-Балтийский канал и канал имени Москвы, Волго-Донской канал, ряд гидроэлектростанций, железные дороги и города на севере.

Смущало ли то, что заключенных было много? По данным ОГПУ и НКВД на 1 января 1934 года было 510 тысяч осужденных, на 1935 уже 725 тысяч, а в 1938 году 2 миллиона. Один из почти ста граждан СССР был лишен свободы. Много ли это для страны, в которой только заканчивалась гражданская война, расколовшая народ пополам?

Ложь, что социализм построен трудом заключенных. На июнь 1941 года в СССР насчитывалось 195 миллионов человек. Какую долю труда от этого количества могли внести 2 миллиона человек? Не большую. Социализм строили свободные люди. Именно поэтому наше население выросло со 137 миллионов в 1920 году до 195 миллионов в 1941 году. На 60 миллионов за 20 лет. В условиях несвободы люди так не рождаются. Другое дело, что труд заключенных был рабским, и смертность среди них была высокой. Это было. За это грядет наказание, только мы не видели другого выхода. Начатая стройка на исключительно добровольных основах не получилась бы.

Но факт остается фактом. Наша страна превращалась в непобедимого колосса. Капитализм терял шансы выиграть с нами историческую гонку. И стал принимать срочные меры. В двадцатых годах такого масштаба вредительства не было. Тогда ОГПУ выявляло заговорщиков вроде Промпартии, в которых в основном интеллигенция из царского поколения свою месть за потерянные привилегии вымещала. На деньги прежних владельцев. Их судили и не очень сурово наказывали. Но в тридцать четвертом до Сергея Кирова добрались. Смерть Сергея меня потрясла. Самый верный друг, самый преданный соратник был. Хотел из него преемника сделать. Ударили прямо в сердце. Сразу после убийства бросился в Питер, тут же потребовал доставить к себе охранника Борисова, который на момент выстрелов куда-то делся. Картина сразу стала проясняться. Борисова повезли из изолятора на грузовике и не довезли. Грузовик наехал на стену, «и он сломал себе шею». Он один, никто из остальных пассажиров не пострадал.

Значит, питерские чекисты за убийством стояли. Не зря оказалось, что Николаева, убийцу Сергея, осенью задерживали возле Смольного с оружием, но потом отпустили. По личному распоряжению Запорожца – заместителя председателя НКВД по Ленобласти. Они уже липовых заговорщиков нашли, но мне стало ясно – исполнители сидят в НКВД.

А такие вещи без согласования с начальством не делаются. Ягода не мог не знать об этом плане. Иначе ОГПУ не было бы ОГПУ. Он всего лишь полгода назад был до наркома повышен и уже такие последствия. Тогда он попал под сильное подозрение, но без доказательств мы его не трогали. Еще 2 года прошло, пока другие заговорщики на него не указали. Только на следствии он признался, что был в курсе дела. Хотя сам подготовкой покушения не руководил. Но с него и этого достаточно было. Если ты знаешь о том, что твои подчиненные готовят крупнейшие государственные преступления, и ничего не предпринимаешь, то ты должен ответить по всей суровости закона. Помимо этого на Ягоде и других грехов налипло выше головы. Изуверство в лагерях – его дело. Он ГУЛАГ создавал, который на бумаге закону соответствовал, а в жизни страшным местом стал. Вот где бесы клубились! Каждый человек в ГУЛАГе их соблазнам подвергался. И начальники лагерей, и охранники и заключенные. Любому там было трудно в себе человека сохранить, потому что попадал в зону полного произвола. За этот произвол Ягода тоже ответил.