Текст книги "Иосиф"

Глава 6
С помощью ОГПУ

Работу чекистов против оппозиции Ульянов разрешил еще в 1920 году. Тогда Феликс направлял своих оперативников против меньшевиков и левых эсеров. В основном следили, агентурили, в отдельных случаях арестовывали. Но потом поняли, что главная опасность не в бывших соратниках. Эти в большинстве своем разбежались, удрали за границу или сложили оружие. За исключением самых упорных, вроде Бориса Савинкова.

Куда опаснее для большевиков оказалась активность кумиров думающей части народа – писателей, журналистов, университетской профессуры и философов. Они в большинстве своем революцию не приняли. Не приняли насилия и кровопролития и видели в перевороте начало национальной трагедии. В их руках находились перо, университетская кафедра, а порой и трибуна. Дзержинский правильно оценил нетерпимость ситуации: кумиры могут нанести непоправимый вред идеям классовой борьбы и уведут народ в свое стойло. В 1922 году он доложил в ЦК большую справку, состоявшую из перечней наиболее известных фигур российской интеллигенции, занявших антисоветские позиции. Перечни составлялись по профессиональной принадлежности. Группу антисоветских литераторов возглавлял знаменитый Питирим Сорокин, профессор Петроградского университета. Ему ставилось в упрек, что учит студентов ориентировать свою жизнь на преподобного Сергия Радонежского. Далее шли Николай Бердяев, Семен Франк, Иван Ильин, Лев Шестов, Николай Лосский, Федор Степун, Василий Зенковский, Иван Лапшин, Борис Вышеславский, Александр Изгоев и многие другие. Что ни имя – то мировая знаменитость. Отдельными списками проходили выдающиеся врачи, агрономы, кооператоры, инженеры, снова литераторы. В общей сложности – две сотни человек. Вождь, находившийся в ту пору на излечении после инсульта в Горках, потребовал высылки этих людей за границу. Если не поддерживают советскую власть, значит, нечего им здесь делать. Для Ульянова вопрос о праве человека жить на родной земле решался просто. Было решено для начала подвергнуть всех обыску, но арестовать лишь тех, кто мог скрыться. Остальных посадить под домашний арест до депортации.

Иосиф знал о подготовке высылки. Ему было ясно, что русская интеллигенция эту революцию поддержать не может. В отличие от простых пролетариев она видела, что силы, оседлавшие русский бунт, не вызревали внутри страны. Они примчались со стороны. И эти силы готовы к любому кровопролитию, чтобы удержать власть. Это выливалось в такое насилие, какого в России не было в самые жестокие времена прошлого. Неудивительно, что интеллигенция стала противницей большевиков.

Глядя на то, как ОГПУ готовит высылку писателей и философов, Иосиф ощущал свою отдаленность от тех сил, которые примчались со стороны. Он был единственным членом ЦК, который не прятался от царского режима за рубежом, а марксизм перемалывал в своем сознании самостоятельно, в условиях подпольной борьбы. Он предчувствовал, что новые хозяева страны, давно утратившие здесь свои корни, будут постоянно конфликтовать с действительностью. И никто, кроме него, не сможет избрать для новой власти наиболее верный путь. Он также не любил русскую буржуазную интеллигенцию, в которой число безответственных болтунов было невероятно велико. Самообразование к доблестям этого слоя людей не относилось. Зато самомнения хоть отбавляй. Он был согласен с тем, что большая часть из них не нужна революции. Но ведь надо отделять зерна от плевел. Почему надо выметать самых лучших из русской жизни железной метлой? Иосиф читал труды Сергия Булгакова и Питирима Сорокина. Они родили бесценные мысли о русской цивилизации и о том главном отличии этой цивилизации от цивилизации протестантско-иудейской – о ее нетварном предназначении. О нетварном! Именно о таком будущем мечтал Иосиф. Не о земном, тварном предназначении русской земли, а о ее высокой богоносной роли для всего мира. Они открыли чужеродность иудейского ссудного процента русской духовности и предрекли неизбежное столкновение с этим кощеевым яйцом человечества в будущем. Разве их высылать надо? Их прятать надо от революционной ломки, в затвор прятать. Как схимников. Что бы они в своем затворе думали о дальнейшем нашем пути.

Без них придется наугад идти. Не кому-нибудь придется, а ему, Иосифу. Ведь если он добьется своего и начнет строить социализм, он поведет наступление на ссудный процент. И не станет более страшного врага для мировой буржуазии, чем он, Иосиф. Но он раздавит это кощеево яйцо и подаст пример всему миру: вот он путь настоящего освобождения от захребетников человечества!

Иосиф чувствовал в себе готовность к такой схватке и тайно сожалел, что его возможных соратников выталкивают за рубеж обезумевшие вожди революции. Особенно горько ему было узнать, что Ульянов собственноручно правил списки. А состояние его разума было таково, что он под руководством Крупской не мог производить сложение и вычитание простейших цифр.

Осенью 1922 года два парохода «Oberbijrgermeister Накеп» и «Prussia» отправились в Германию с одним из самых скорбных грузов революционной России. Они увозили 225 неугодных революции светильников разума за границу.

«Философский пароход» вывез этих людей из России в Германию, но тогда никто, кроме Иосифа, не думал, кем их будут заменять. Шла схватка за власть. В 1923 году она обострилась. Из Горок доходили плохие слухи об ухудшении здоровья Ульянова. Феликс понимал, что шансы у троцкистов перехватить власть весьма большие и решил поддержать Иосифа. Он хорошо понимал опасность, исходящую от Троцкого. Самого наркомвоенмора главный чекист ненавидел и называл «Бонапартом с красными перьями», потенциальным могильщиком революции.

Феликс предоставил ОГПУ в распоряжение Иосифа и одновременно начал очищение этого органа от троцкистов. Ведь отказ Иосифа от идеи мировой революции вызвал протесты среди многих видных чекистов. Феликс от них избавлялся, но они не думали складывать оружие. Один из них, Гаврила Мясников, уволившись из органов, создал «Рабочую оппозицию», уходившую корнями в оперативный состав. Потом появилась «Объединенная оппозиция», в которую стали стягиваться недруги разного рода. Штаб этой организации находился на квартире троцкиста Смилги. В нем разрабатывались планы перехода к подпольным методам борьбы против Иосифа. В число заговорщиков входили бывший начальник Петроградской ЧК Бакаев, бывший заместитель начальника Закавказской ЧК Панкратов, бывший начальник Уральской ЧК Черных, бывший начальник Грузинской ЧК Цинцадзе. Особо ретивой позицией отличался бывший начальник Киевской ЧК Яков Лившиц. Все они имели связи среди действующего состава, и нужно было от этих связей аккуратно избавляться. Увольнения шли по всей вертикали. Дело дошло и до заместителей Дзержинского – Уншлихта, Петерса, Трилиссера. Потом пошли увольнения сотрудников рангом поменьше. Попытки очистить органы от агентуры троцкистов не всегда приводили к успеху. Долгое время заговорщики получали сведения от какого-то высокопоставленного источника в ОГПУ. Но попытки разыскать его ни к чему не приводили. Его нашли много позже, когда арестовали главных вождей и стали их допрашивать. Те долго упирались. Но выдали его. Оказалось, работал на них начальник секретно-политического отдела Георгий Молчанов. На момент ареста он уже возглавлял НКВД Белоруссии.

Помощь ГПУ была бесценным подарком для Иосифа. Партию он еще не успел полностью подчинить своему влиянию, даже собственную команду только формировал.

Красная армия вообще не считалась ему верной. В ней оставалось много людей, связанных с Троцким.

В 1923 году дело доходило до того, что самые ретивые из красных командиров вроде Антонова-Овсеенко или Шмидта могли прийти ночью к Троцкому и предложить силами своих частей совершить в стране военный путч. Для них ничего не стоило двинуть верные войска на захват власти и арестовать Иосифа, Бухарина, Зиновьева и всех иных «предателей настоящего ленинизма». Самый решительный из этих командиров Николай Муралов, считал, что сразу после ареста Иосифа и Бухарина следует расстрелять «при попытке к бегству» и объявить их посмертно открытыми врагами ленинизма. В ту пору Муралов командовал Московским военным округом. Ему подчинялись в числе прочих и курсанты кремлевской охраны.

В 1926 году заместитель Троцкого в РВС Михаил Лашевич тайно собирал заговорщиков у себя на квартире и опять предлагал организовать путч силами верных частей РККА «в защиту предаваемой Иосифом революции и ленинского дела»

В тот момент Иосифу сильно помогала мания величия «демона революции». Тот предложения заговорщиков отвергал, полагая, что это будет чисто бонапартистский переворот против своей же партии. Троцкий надеялся на появление мощной силы в свою поддержку внутри ВКП (б). Он никак не мог излечиться от иллюзий своей великой роли в мировой революции.

ОГПУ докладывало Иосифу об этих несостоявшихся заговорах. Он решил не предпринимать никаких репрессивных мер против заговорщиков, лишь велел усилить слежку за ними. Сведения стали поступать к нему ежедневно и нарисовали объемную картину лихорадочного поиска варианта переворота. При этом было очевидно, что заговорщикам безразлично, в какую новую пучину хаоса рухнет страна.

В душе Иосифа накапливался гнев, но и ощущение опасности никуда не уходило. Ощущение ножа, занесенного за спиной.

«Зря меня обвиняют в жестокости. Сколько времени с оппозицией возился, договориться хотел. Не с Троцким, конечно, что с этим договариваться, его только могила исправит. Рабочих много было тогда в оппозиции. Особенно, в первые годы. Говорили: Иосиф партию бюрократизировал, ленинизм забыл. Так и называли себя – большевики-ленинцы. Потом, когда Зиновьев с Каменевым к Троцкому перебежали в 1926 году, стали «объединенной оппозицией». Для них якобы «в партии демократии не стало, Иосиф все под себя подмял». Как удобно, оказывается, большевиком-ленинцем быть! Ульянов бунтарскую партию создавал. В такой партии демократии может быть сколько угодно. Она ничего не создает, только бузит и бунтует. А после гражданской время строительства пришло. Дело о выживании идет. А им свободу болтовни и саботажа подавай! Нас с Бухариным «правыми» обозвали за нежелание сворачивать НЭП. Тогда НЭП только развивался, на нем из хозяйственной катастрофы вылезали. А они его критикуют, потому что не по Марксу! Перед 15 съездом написали платформу «большевиков-ленинцев». Казалось бы, правильно говорили – промышленность медленно растет, зарплата рабочих медленно растет, бедняки на деревне страдают, кулаки процветают. Правильно говорили, а предложения какие? Рабочим зарплату увеличить. Но тогда отчего промышленность будет расти? Ведь ей на развитие деньги нужны, вот, мы на зарплатах и экономим. Другого еще никто не придумал.

Они средства на индустриализацию предлагают у сельской буржуазии отнять. А много ли там средств? Деревню уже десять лет трясут, еще Временное правительство продразверстку ввело. А троцкисты снова за свое: «обеспечить изъятие у зажиточно-кулацких слоев не менее 150 миллионов пудов хлебных запасов. Бедняков полностью от налогов освободить, заместить ими кулаческие хозяйства». Никак Ульянова и Свердлова не забудут, расколоть деревню хотят. Только время их миновало.

В общем, огласили они на съезде свою платформу, а она вся в духе Иудушки. Звучит звонко, партийцам нравится, а на самом деле, оторвана от жизни. Если бы мы на троцкистской платформе действовали, то страну угробили бы. Снова они хотели галопом по Европам в царство божие промчаться.

Позже мы многое из того, о чем они кричали, сделали. И долю госсектора увеличили и кулака искоренили. Только не тогда, в середине двадцатых, а гораздо позже. Тогда с частниками надо было крепко дружить. Их поддержкой обзавестись.

А перед 15 съездом они распоясались. Хотели массовые недовольства разжечь. Стали на предприятиях выступать перед рабочей массой. Нарушили партийную дисциплину окончательно.

Не получив большинства в ЦК, оппозиция начала открытую борьбу.

Рабочим лозунги оппозиции нравились. «Долой эксплуатацию!» И думать долго не надо и эмоции всколыхнуть просто. На заводах стали писать просьбы о встречах с оппозиционерами. Просили выступить в цехах. Дело шло к окончательному размежеванию.

В октябре Иудушка и Зиновьев проникли на официальную трибуну в Ленинграде. Толпа, конечно, приветствовала «страдальцев». Кричали «Да здравствуют истинные вожди революции!» Это не случайно – на ленинградских заводах троцкистов было много. Они и подготовили рабочих.

В Москве митинговали в Высшем техническом училище. Стало ясно, что они пошли на открытый раскол. Ждать было нечего. 21–23 октября 1927 г. мы провели объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП (б) и обсуждал персональные дела Троцкого и Зиновьева. Их попытки говорить вызывали возмущение. Освистали их, и исключил из состава ЦК. Но они не из тех, кто успокаивается. Решили организованно выступить на демонстрации 7 ноября 1927 г., В Москве и Ленинграде подняли над колоннами свои лозунги: «Повернем огонь направо – против кулака, нэпмана и бюрократа!», «Выполним завещание Ленина!», «Против оппортунизма, против раскола – за единство ленинской партии!».

Мы об этих планах знали. Ягода получил распоряжение решительно пресекать такие выступления. ОГПУ соответственно подготовилось. Поднимавших плакаты били, плакаты вырывали из рук и ломали. Зиновьева и Радека задержали еще до начала демонстрации. В Москве троцкисты устроили свою демонстрацию у гостиницы «Париж» на Манежной площади. Смилга, Преображенский еще ряд известных оппозиционеров речи держали, лозунги скандировали. Тут приехал Мартемьян Рютин с партийцами. Он тогда Краснопресненский райком возглавлял. Устроили там погром. Поколотили кое-кого. С Рютина что возьмешь. Всегда был неудержимым.

В декабре XV съезд собрали и оппозиционеров из партии исключили.

В конце работы съезд получил отдельные послания троцкистов и зиновьевцев с просьбой их не изгонять. Просили у съезда право хотя бы сохранять свои взгляды, при условии роспуска фракций. Но я уже не верил таким заявлениям. Так и сказал: «Говорят, что оппозиция имеет в виду подать съезду некое заявление насчет того, что она, оппозиция, подчиняется и будет подчиняться всем решениям партии, распустит свою фракцию и будет отстаивать свои взгляды, от которых она не отказывается. Я думаю, товарищи, что ничего из этой штуки не выйдет».

Съезд пришел к выводу, что «оппозиция идейно разорвала с ленинизмом, переродилась в меньшевистскую группу». Мы исключил из партии 75 лидеров Объединенной оппозиции и 15 «демократических централистов».

19 декабря зиновьевцы попросились назад, но съезд предложил им обращаться в свои парторганизации в индивидуальном порядке. Исключенные из партии оппозиционеры были отправлены в ссылки. В январе 1928 г. Троцкий был выслан из Москвы в Алма-Ату.

Он начал рассылать множество писем членам партии, готовился к новой схватке. Думал, что неизбежный кризис НЭПа заставит вспомнить о нем. Напрасно надеялся.

Страна стала другой. Партия стала другой. Мы переходили от революции к созиданию. А он задержался в революции. Партия пошла своим путем.

XV съезд оппозицию разгромил, но она начала новую игру. Большие силы хаоса революция разбудила. Не хотели успокаиваться. Часть вождей оппозиционных фракций покаялись и отошли от борьбы. Других отправили в ссылку или на партийную работу на новое место, как Зиновьева или Медведева. Но многие продолжили сопротивляться нелегальными способами. Опять печатали свои воззвания и листовки, размножали завещание Ульянова, создавали в подполье свои кружки. В советские праздники выходили на демонстрации с лозунгами бывшей оппозиции, даже устраивали маевки в лесу, как при царе. Когда их действия переходили черту легальности, в действие вступало ОГПУ. И конца этой схватки не было видно».

Глава 7
Орден меченосцев

«Теперь пришли все четверо – Берия, Хрущев, Маленков и Булганин. Маленков вошел на цыпочках, в носках, башмаки под мышками держит. Лица испуганные. Боятся, что очнусь. Сели рядком. Смотрят, как возятся врачи. Все друг друга ненавидят. Скоро передерутся. Вот итог моей партийной работы. Надо было так долго строить партию, чтобы эти рожи заняли высшие посты. А хотел совсем другого. Только вышло не по-моему. Чего я хотел, когда стал генеральным секретарем? Недруги говорили, я хотел единовластия. Они видели во мне диктатора. Ужасались моей непреклонности в борьбе с противниками. Потом партийные аллилуйщики стали превозносить. Но разве их лицемерие лучше лжи? После разгрома оппозиции те, кто против меня выступал, вперед всех полезли. Везде стали мои портреты вешать и славословием заниматься. Царицын в Сталинград переименовали. Написал секретарю Царицынского губкома Шеболдаеву, что согласия не давал и выступаю против этого переименования. Однако дело уже было сделано и пересмотру не подлежало. Смирился, потому что знал, в условиях мобилизации вождь необходим. Как командующий армией. Но излишнего славословия не любил. Но тут с русским размахом сплошные перехлесты пошли. И в это время Ульянов для меня примером не мог стать. Когда его в день пятидесятилетия славословить принялись – резко оборвал. Сказал, остановитесь, или уйду. Но только двадцатый год шел. Партия еще по буржуазно-демократическому принципу построена была. Большой табор попутчиков. Гражданская война не закончилась, о задачах социалистического строительства никто не думал. И о всенародном вожде-руководителе со всей остротой вопрос не стоял. Тогда был нужен символ. Вождь-символ борьбы. А после войны табор стал в разные стороны расползаться. Ульянов постепенно от дел отходил, а кому-то надо было его менять. Желающих было много, но я один знал, что это моя доля. Почему, объяснить не могу. Может быть, пришло из неизвестных сфер. Но я ни на секунду не сомневался, что моя задача – объединить партию, а за ней весь народ. Все для этого делал, но никто меня не понял. И никто не знает обо мне правды. А правда о том, что Иосиф жил по завету апостола Павла: «Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру так, что могу и горы переставлять, а не имею любви – то, я ничто». Никто не знает, кроме Бога, как страстно я хотел сделать свою землю счастливой. Я русский человек грузинской национальности, любил свою землю. Все ей отдавал. Все, что мог, отдавал. Только нельзя было в то невероятное время следовать завету Святого Писания «возлюби врагов своих». Святое Писание дано нам на все времена, а мне нужно было сохранить росток революции в конкретный миг истории. И если бы я по-хорошему своих врагов уговаривал, то бунт никогда бы не кончался. В России бунт всегда пресекался силой. Пришлось и мне силу применять. Но, я ни на минуту не забывал, что если потеряю в схватке любовь к своей земле, то превращусь в ничто. В самые жестокие моменты я помнил это. И я знаю, что в ответ получил любовь своей земли.

А тогда, в начале двадцатых, главной заботой была партия. Потому что без партии мои цели были неосуществимы.

После гражданской промышленность окончательно встала. На селе ТОЗы еле дышат. Крестьянин не идет в них. Инстинкт собственника не позволяет. Результат простой. К 1921 году образовался всеобщий товарный дефицит. Голод пошел по стране. Больше миллиона голодных смертей. Враги говорят, 5 миллионов. В Поволжье трупы по улицам лежали, людоедство распространялось. ЦК причину нашел: виновата гражданская война. Врали. Мало в каких городах бои шли. Промышленность снарядами не разрушали. В столицах боев вообще не было. Революция стала причиной. Владельцев производства прогнали, а управляющие из пролетариев не справились. Полная дезорганизация. Безработица, нищенство. Детишек беспризорных миллионы. В городах банды орудуют, в деревнях крестьяне бунтуют. На тамбовщине и в Сибири крестьянская война разгорается. На деле мы оказались беспомощными. До переворота о социализме только болтали, а как его строить – никто не задумывался. И стали терпеть крах. Иудушка взялся протаскивать свои трудовые армии и принудительный труд. Но Ульянов не поддался. Проявил трезвомыслие. А ведь мечтал о народной массе, которая воспримет революцию и пойдет за партией! Шла, пока хотела побуянить и «разрушить до основания». А потом замешкалась. Не уразумела, чего большевики хотят. А как уразуметь, когда они сами в растерянности? В тот решительный момент Ульянов понял: народ за нами не идет и нужно позволить ему вернуться к привычной жизни. Иначе он нас свалит. Это был великий переворот в его голове. Он решил окунуться в мелкобуржуазную стихию и повернуть ее к социализму. Иного дано не было. НЭП стал единственной нашей надеждой. Он давал нам передышку и время на осмысление дальнейшего пути.

Но смута в партии не стихала. Ульянов учредил НЭП и отправился в лучший из миров, а на меня легла ответственность за будущее страны. И самую большую головную боль мне причиняло внутреннее состояние РКП (б).

То, что партия снизу доверху была напичкана случайным людом, не составляло секрета. Наблюдая, как после переворота на кремлевскую уху стали сбегаться с ложками новоявленные «подвижники революции», Иосиф горько усмехался. Он внимательно изучал все перипетии Великой французской революции и помнил, что сразу после казни Людовика ХV1 клуб якобинцев подвергся массовому нашествию новоявленных «сторонников», желавших откусить свой кусок от пирога власти. Но французские масоны не были дураками. Они знали, как опасны примазавшиеся проходимцы или вожди, разложившиеся внутри движения. Заработали якобинские суды, а вслед за ними гильотина. Так Французская революция пыталась сохранить свою чистоту. Комитет общественного спасения и революционные комитеты сеяли террор по всей стране. Под провозглашаемые лозунги свободы, равенства и братства летели отсеченные стальным лезвием гильотины головы. Меньше чем за год отправили на тот свет около сорока тысяч человек. Однако идеи масонов, да еще под такой приправой, не воспринимались французами. Якобинцы оказались такими же путчистами, как и большевики. Их политические воззрения не вписывались в реальную жизнь. Якобинская диктатура закончилась катастрофой. Почему? Потому что наравне с гильотиной во Франции существовала свобода для других партий. Крупная буржуазия имела возможность организоваться, и она сделала это. В итоге произошел переворот и якобинцы – романтики революции сами пошли на эшафот.

Ульянов тоже запустил свою революционную гильотину и тоже обнаружил, что террор не помогает. Потому что главный проповедник марксизма – РКП (б) была страшно замусорена случайными людьми. Она была не в состоянии повести за собой массы. Тогда в 1921 году он предложил генеральную чистку партии. На открытых собраниях беспощадно освобождались от примазавшихся. Сократили численный состав на одну четверть. Решили, что очистили пруд от ряски, но скоро обнаружили, что ряска снова его затягивает. Потому что порядка не было на самом партийном верху. Мелкобуржуазная атмосфера НЭПа неотвратимо делала свое дело. Моральное разложение и казнокрадство становились повсеместными. Служение «золотому тельцу» превращалось в моду среди партноменклатуры. Николай Бухарин твердил о «вживании» буржуазии в советскую власть. У Бухарина неожиданно объявился и единомышленник в лице Троцкого. Лев Давидович теперь уже не настаивал на превращении России в запал мировой революции, зато предвидел перерастание НЭПа в социализм «при умелом руководстве партии». Правда, опять же твердил о европейской революции, которая этому процессу сильно помогла бы. Но, все это досужая болтовня людей, мало за что отвечающих. Для Иосифа было важно другое. В России нет силы, способной стать ядром будущего общества. Наоборот, власть начинает вживаться в буржуазию. Он с горечью осознавал, что революционный порыв овладевает массами лишь на момент социального перелома. А затем начинается копошение земных людей вокруг отвоеванной кормушки. Партийцев, преданных высоким целям, готовых на самоотречение ради других, всегда мало. Большинство людей, в том числе и вновь испеченные партийные функционеры, оказываются слабыми перед лицом соблазна корыстолюбия.

Что делать с таким состоянием общества? Как строить социализм? Еще важнее вопрос, как вернуть человека в его изначальное состояние, в котором он был создан Творцом – в состояние общественного служения?

В ту пору мы копировали какое-то подобие буржуазной демократии. У нас была вседозволенность мнений и политических поступков. Мы шли по пути якобинцев, которым в таком хаосе свернули головы. Это было неоправданно. В стране случился исторический перелом. Все оголено до страшного мяса. Общество нужно лечить бинтами дисциплины, гипсовать строгим контролем. Иначе либо сами развалимся, либо сожрут падальщики из Антанты.

Вспомнился тогда великий Николай Морозов. До последнего своего дня этого человека буду чтить. Удивительный человек. Был одним из основателей «Народной воли». Двадцать пять лет в Шлиссельбургской крепости просидел, а вместо того, чтобы тосковать, написал выдающиеся работы. Все объял. И физику, и философию и математику и космогонию. Универсального ума был человек.

Наши, большевистские взгляды не разделял. Считал, что буржуазия для пролетариата как организатор производства долго будет необходимой. Естественнонаучных предвидений сделал много. Даже о строении атома и космоса. Но главное для меня в том, что он на роль террора в России по-новому взглянул. Ведь террор в жизни общества всегда присутствует. Что такое высшая мера наказания? Тот же террор. Запугивание гибелью граждан, склонных к преступлениям. Морозов дальше идет. Он считает, что террор можно дозировать в зависимости от состояния общества. Когда необходимо и гильотину широко применять. В России это особенно важно. Здесь преступники бесстрашные, отчаянные. Их, порой, ничем другим не остановишь. Особенно, когда массовый хаос. Вообще, великий был старик. В 1939 году, в возрасте 85 лет окончил курсы снайперов, а потом Ленинград в ополчении от немцев оборонял. Орденом Ленина его наградили. Умер, в конце войны. На посту директора научно– исследовательского института. К идеям таких умов надо прислушиваться. Мысли Николая Александровича к тяжелому выводу подтолкнули. О том, что в эпоху перемен террор надолго станет нашим рычагом. До тех пор, пока буржуазная зараза из душ и умов ней уйдет. А она будет сопротивляться. Будет прорастать в душах новых вождей и партийцев, если только партия даст слабину. Если партия не станет судить своих вождей за предательство идеи служения. Отсюда я вывод сделал о нарастании классовой борьбы по мере построения социализма. Не навечно она нарастала, а на время жизни уходящего поколения – носителя пещерного инстинкта. Новое поколение мы создадим с новым багажом в душе.

Нужно было приводить страну в идейный единый порядок, а руководство партии превращать в настоящий штаб. Тогда воспоминания молодости об «Ордене меченосцев» всплыли. Об ордене аскетов без страха и упрека, которые свою судьбу посвятили служению идее. Захотел собрать группу преданных единомышленников, которая в своем служении делу будет похожа на Орден меченосцев. Лучше, чтобы вся партия была такой. Но для этого ее нужно перетрясти и перелопатить сверху донизу. Путем введения строгой дисциплины и регулярных партийных чисток. ОГПУ в этом деле тоже пригодится.

Сначала его обвиняли в бюрократизме, потом в диктаторских замашках и отказе от внутрипартийной демократии. Но он упрямо делал свое дело. Партия должна стать монолитной, иначе революции конец. Великий эксперимент, который Россия начала впервые в человеческой истории, потерпит крах. Он понимал, что затеял жестокую перекройку русской жизни, но что-то подсказывало ему, что русская жизнь выдержит эту перекройку. Не развалится, не расползется. Иосиф не раз вспоминал слова Ульянова о немецких социал-демократах, пошедших на сотрудничество с кайзером: «во главе всемирно-образцовой марксистской рабочей партии Германии оказалась кучка отъявленных мерзавцев, самой грязной, продавшейся капиталистам сволочи». Эти слова были ему предупреждением. Он должен был бдительно охранять партию от превращения в «поганое стойло карьеристов».

Мы провели 5 чисток партии. Безжалостно освобождались от прилипал. Первый «ленинский призыв» я объявил еще в 1924 году. Вводили внутренние требования к членам близкие к требованиям монашеского ордена. Моральная чистота, идейная преданность, готовность к самопожертвованию, аскетичность. Враги стали называть нас фанатиками, но мы знали, что настоящее служение начинается там, где дух поднимается выше плоти. И эта партия уже становилась реальностью. Мы сделали ставку на молодежь. Когда беднейшие из бедных крестьянские и рабочие парнишки пошли на рабфаки и военные училища, сели за штурвалы самолетов и стали инженерами на заводах, они образовали новый слой людей – настоящую элиту служения. Более преданных коммунистов было не найти, потому что у них через идею служения реализовалось чувство человеческого достоинства. Мы подняли дух нового поколения на небывалую высоту. Это было поколение созидателей и победителей. Жаль, что очень многие из них погибли в первые месяцы войны. Они закрыли собой страну. Очень жаль, потому что я надеялся именно из них создать новое руководство партии. Но их захлестнула волна тыловиков-номенклатурщиков. Среди этих кого только не было.

Нас обвиняли в насилии над свободой слова. Да, мы создали партию тоталитарную для врагов, но не для своих членов. Внутри партии был устав ордена меченосцев. Внутри партии свобода мысли и слова была. За этот счет выжили. Можно ли было выжить с парламентской демократией? Нет, нельзя. Это кукольный театр с закулисными хозяевами. Там, какого политика ни возьми – увидишь лицедея и тайного негодяя.

Но и наш орден меченосцев стал превращаться в поганое стойло карьеристов. Этому было две причины. Первая причина в неверной смене идеологии. Атеизм Маркса и Энгельса не подходил нашей стране. Когда ленинцы стали искоренять православие, тогда и обозначилась катастрофа. В этом деле я сыграл плохую роль. Сначала не хотел против Ульянова и Троцкого выступать, понимал, что проиграю. Потом уже поздно было. Народ богоборчество подхватил. Пришлось ждать, когда он в свой бунт наиграется. На Руси ведь не часто бунт с рук сходил. А это как раз тот самый редкий случай. Казалось бы, власти и народу этот бунт с рук сошел. Но это видимость. Наказал нас Бог нашествием фашистской чумы и страшной военной карой.