Текст книги "Формула всего"

Глава третья

Клопы конэстыр попало рат пьена[48]48
  Клопы из кого попало кровь пьют.


[Закрыть].

Солнышко с каждым днем все сильнее припекало, и внезапно земляники повылазило не счесть – ягодка на ягодке.

В последний день на старом месте мы с подругами пошли в лес набрать ягод. Там, на покрытых травой пригорках, яркими цветами полыхали юбки. От каждой семьи по юбке, а то и по две – ягодки всем хочется.

Даже старый Горба с Корягой и те по ягоду пошли. Горба всклоченный, как будто в бороде у него черт ночевал, а Коряга одета, как базар-вокзал – все тряпки на себя нацепила, знать, холодно ее костям старым.

Ходят они, ягоду собирают – Коряга углядит ягодку да Горбе объясняет, где она сидит. Горба наклонится и шарит по траве руками, а Коряга направляет его. Пока я корзину набрала, они и кружечки не собрали. И смех и грех с ними. Я говорю:

– Горба, я вам помогу! Давай котелок, я мигом насобираю.

– Куда так много? – удивился Горба. – Цыган не белка, без запасов проживет. Наберу вот ягодку старухе поесть – и хватит.

Да, цыган без запасов проживет. Запасы, они ведь держат. Запасись всем побольше, и с места не сдвинешься, бросить будет жалко. А нам, цыганам, свобода всего дороже.

Потом я, Роза и Лолли лежали на траве, смотрели кругом, и разморило нас. Травы под нами пахли сладко, деревья над нами качались и верхушками корябали небо, а между нами стояли корзинки с душистыми ягодами. Да-а, непривычно цыганке без дела. Даже и не помню, когда вот так было в последний раз, наверное, когда я маленькой была.

– А я вот думаю – разве это не любовь? – жуя травинку и глядя на Горбу с Корягой, сказала Роза. – Когда-нибудь, Воржа, будете вы с Драго старенькими, как Горба с Корягой. Они такие милые и безобидные. Горба видит плохо, и она все для него смотрит. А сама она еле ноги переставляет, так Горба ее водит.

– Нет, Роза, это не любовь, – отрезала Лолли. – Про любовь песни складывают. Слыхала слова-то? «Через тебя-то, моя красавица, хожу я холост, неженат…» Страдает! А про Горбу с Корягой какую песню можно сложить?

– Так ведь и они друг друга любят.

– Как они любят – мне такой любви не надо. Мне хочется, чтоб без меня ему жизни не было! Любовь без страданий – не любовь.

– Ну да, – усомнилась Роза. – Любовь всякая бывает. Мне страдания не нужны. Если он мне мил и я ему, нам хорошо и спокойно. Зачем заставлять друг друга страдать?

– Не понимаешь ты, – нетерпеливо перебила ее Лолли. – Как я пойму, что он любит меня, не испытав его?

– А ты, Воржа, что думаешь?

– Не знаю.

– Как не знаешь, а Драго?

– Да, Драго, – досада наконец-то заговорила во мне. – Драго уехал, и нечего мне вспомнить. Радости я сейчас никакой не чувствую – все схлынуло вместе с ним, и страдать – тоже не страдаю. Только вот монетка висит на мне и обещание. А любовь, где она? Чтоб любовь была, не надо разлучаться…

– И эти все туда же! – вдруг донеслось сзади. – Сопли из носа бегут, а свой ум хотят иметь! О любви рассуждают!

Гулумба! Как это ей удается все наши разговоры подслушать! Лолли тут же вскочила на ноги:

– Гулумба! Лучше не подходи!

– Иди куда шла, Гулумба, – говорю я ей с достоинством, прилично держу себя.

– Ой, невестушка наша заговорила! – оскалила золотые зубы Гулумба. – Невеста без жениха!

– Ты мне не сваха, – разозлилась я. – Иди займись кем-нибудь другим.

– Я-то вас не сводила, твоя правда, а вот развести – разведу!

– На все воля Божья, Гулумба, а ты не Бог, – говорю я, но уже чувствую, что слезы на глаза наворачиваются. – Драго вернется.

– Ты думаешь, он вернется, да? Да он и думать про тебя забыл! Драго весь видный из себя, на него много охотниц найдется, да поинтересней девчонки сопливой.

– Ну все, Гулумба! Берегись! – не выдержала Лолли и ловко наподдала Гулумбе ногой. Та смешно закачалась и с размаху уселась в свою ягоду. Но мне к тому времени было не до смеха, слезы глаза застили.

– Быстро, быстро, – погнала нас Лолли. – Давайте отсюда, пока она не очухалась.

Подхватили мы корзины и что есть мочи побежали в лес, в безопасное место.

– Все гадости Гулумба говорит из зависти, – срывающимся на бегу голосом утешала меня Роза. – Ей чужое добро мешает, и жаба душит смотреть, что у других все складывается.

– Да, это ей самое приятное – людям гадость сказать, – поддержала Лолли. – Желудь горький, а свинье сладко.

– А знаете, – всхлипывая, сказала я, – умом-то понимаю, что вреда от Гулумбиных слов нет, а сделать с собой ничего не могу. Есть в них правда. Если б Драго любил меня – не уехал бы на край света. И приходится мне выгораживать его, а сама я не верю…

– Да женится он на тебе!

– Гулумба вот нагадала, что не выйдет у нас с Драго, а потом он и сам уехал.

– Так он не от тебя убежал, а по делу уехал!

– Отец говорит, что Антрацит от Гулумбы в кабак уходит, вино пьет, – доверительно поделилась Роза.

– Что Антрацит! От такой жены и ангел запьет! – выдала Лолли.

Мы с Розой переглянулись и расхохотались – буйный Антрацит никак не походил на ангела, даже если ему крылья лебединые пришить.

– Все, Гулумбы не видать. Пойдемте! – скомандовала Лолли.

Мы двинулись к табору и втроем загорланили:

– Че-ерез тебя, моя кр-расавица-а, хожу я холост, нежена-а-а-ат…

Глава четвертая

Гэнэ и гэнэ, еще на явнэ[49]49
  Шли и ехали, еще не приехали.


[Закрыть].

Озеро Карачурт залегло у подножья Удомских гор. От него кормилось несколько рыбацких поселков, выросших у воды, словно рот возле хлеба, и один городок, названье которого значения не имеет. Он находился на полуострове, далеко выдающемся в центр озера. Триста лет назад здесь поселился отшельник по имени Никодим. Он построил ветхую хижину и в голоде и холоде влачил самое жалкое существование, надеясь непосильным богоугодным трудом искупить какое-то страшное преступление, тяготившее его. Кроме странников и скитальцев, до поры до времени никто с ним не знался, но потом те же странники и скитальцы разнесли по Империи весть, что на Карачуртском озере живет святой старец – целитель и ясновидец, наделенный злосчастным даром изгонять демонов из одержимых. В убогую, продуваемую всеми ветрами лачугу зачастили посторонние люди, некоторые весьма и весьма богатые. Кто-то, удовлетворив любопытство, уезжал обратно, но некоторые оставались отшельничать с Никодимом – была у них такая потребность. Вместе они возвели часовню, вокруг которой спустя два поколенья образовался монастырский приход. Девственные луга засеяли пшеницей и рожью. Там, где раньше бродили лоси и волки, выросли дома, огороды, бани, мычали телята, чавкали свиньи. Вскоре стада разрослись настолько, что пастуха пришлось дополнительно учить арифметике, дабы он мог хотя бы пересчитать своих подопечных. Приделы, трапезная, молельни, кельи – все было сделано с экономией, но на совесть. Монахи работали не покладая рук, а между тем и приток пожертвований от жаждущих просветления сановитых гостей рос год от году. В итоге бывший приют одинокого скитника Никодима, который не брезговал завтракать мышами и водяными крысами, сказочно разбогател, превратившись в некий симбиоз монастыря и торговой лавки. Карачурт издревле изобиловал рыбой, а с тех пор, как в его водах появилась Неухватная Икона, ее чудесные свойства распространились и на всю обитающую в озере живность, включая пиявок. При дворе вошло в моду закусывать карачуртским лещом. На святую обитель буквально пролился золотой дождь. Монахи молились на Неухватную Икону совершенно искренне – если не из религиозного благоговенья, то по крайней мере из корысти.

Драго и Какаранджес оказались у монастырских стен в начале июня. Поставив в храме свечи Николаю Угоднику и святому Георгию, они пошли по прибрежным поселкам и в одном из них арендовали лодку вместе со снастями.

– Сомов ловить будем, – объяснил Драго хозяину лодки.

– Ну-ну, – иронически кивнул тот, прекрасно понимая, какую добычу цыган в самом деле собирается ловить. Охотники за Неухватной Иконой появлялись у Карачурта едва ли не чаще, чем паломники-пилигримы. Но все их усилия пропадали даром. Драго целую неделю охотился за Иконой и однажды, воспользовавшись завесой утреннего тумана, сумел даже приблизиться к ней, однако в последний момент она камнем ушла на дно.

Настроение у Драго было грустное, особенно если учитывать, что красавец Сэрко недолго служил ему верой и правдой – на четвертый день путешествия он провалился в барсучий лаз и сломал ногу. «Ох, дело…» – только и промолвил цыган. Какаранджес высказался более определенно: «Не иначе как ведьма под копыта нашептала!» Сэрко пришлось толкнуть по дешевке в ближайшей деревне. Это сильно замедлило Драго и коротышку, а главное – внушило им суеверную робость: если все начинается через пень-колоду, чего ждать в финале? У цыган есть особое словечко – «бессчастный». Это человек, которого преследуют неудачи. Дом его сгорит, конь умрет, жена изменит, все закончится плохо. И больше того – бессчастные люди могут заразить своей невезучестью всех остальных. «В чужом несчастье, как в болоте, завязнуть можно», – говорят цыгане. Одна беда цепляется за другую, и в итоге, нарастая от раза к разу точно снежный ком, катящийся с горы, она подминает под собой все мечты и надежды. Бессчастных чураются, как прокаженных.

«Что за утьки-ватьки? Почему все не в склад?» – размышлял по пути огорченный Драго, но тут как ни выворачивай, а от правды не денешься. Лошадь во сне торговали? Торговали! Змею переехали? Переехали! Мертвый табор встретили! Свадебный конь искалечил ногу! Да еще эта история с табором Ворончаков! Драго с коротышкой пересеклись с ним в окрестностях Мырвича. Ворончаки, подобно Кирилешти, были кастрюльщиками и проявили большой интерес к тому, как дела у Графа, жив ли старый Горба, вернулся ли с каторги Гриня Ошпаренный? Драго отвечал на вопросы почтительно и с достоинством. Неторопливое течение вечерней беседы прервал Какаранджес, вылупивший глазенки так широко, словно сам Владыка Небесный явился его зрению:

– Вот те на! Драго! Чтоб я сдох, а такого еще не видел!

Между шатрами ковыляла простоволосая молодая девушка. Ноги ее были закованы в кандалы.

– Отец так решил! – наперебой объясняли Ворончаки.

– Он ей жениха подыскал, а она за того парня не хотела. Накричала на отца, как ведьма!

– Строптивая девчонка!

– Должна слушать, раз дочь!

– Ну отец ее выдрал, а она ему: «Ах, ты так!» и поклялась в лицо сбежать. Отец видит: дело не шутка, вот он ей вместо свадебного колечка эту цепь и сварганил!

– Боялся, что сбежит, умыкнет ее кто-то.

– Поможет обиженной!

– Мало ли что!

– Нахальной свадьбе почета нет!

– Она даже по грибы в цепях ходит!

– Привыкла поди.

– Пойдем отсюда, – шепнул Драго коротышке. – Гибло у них! Не должен цыган ковать цепи для своих! Бог ему отомстит. Все у них не так, и у нас не так будет!

С Ворончаками они быстро попрощались, а вот с цыганочкой, закованной в кандалы, расстаться оказалось посложнее. В ночь, когда Драго едва не поймал Неухватную Икону, она явилась к нему во сне. «Что бы это значило?» – прикидывал цыган, сидя на берегу и подавляя невеселые мысли. Коротышка, закатав панталоны, бродил по теплой воде, которая была черным-черна от кишащих головастиков. Их щупленькие тельца приятно щекотали Какаранджесу лапки.

– Чего такой мутный? – спросил коротышка, подсаживаясь к Драго.

– Не мутясь и море не становится.

– Может, сеть на нее поставить?

– Если б так легко было…

– Что же нам делать?

– Отстань, заноза, – цыган поднялся и отряхнул штаны.

– Ты куда?

– За кудыкины горы воровать помидоры.

С этими словами Драго скрылся в лесу. Какаранджес стащил через голову рубаху, скинул штанишки и, оставшись голышом, вновь зашел в воду. Головастики окружили его лапки, как каша. Он не видел под ними своих ступней!

День был теплый, прелестный. Стоя по колено, коротышка набрал в ладони воды и, счастливо ежась, обтер себе плечи и грудь. Он никогда не бросался в речку с разбега.

Из-за облачка выглянуло солнце. Какаранджес подставил ему мордашку и мечтательно зажмурился. Ветер отдувал слепней. Ели в зеленых шишках торжественно качались.

Вдруг в камышах кто-то прыснул от смеха. Довольная улыбка мигом покинула лицо коротышки. В панике он завертел головой и, вприпрыжку выскочив на берег, напялил панталоны. Из осоки послышались плеск и бульк, а потом прямо возле пляжа из воды вынырнула мокрая женская голова. Какаранджес смотрел на нее подозрительно. Девушка ему улыбалась, но он блондинкам не доверял.

– Ты… ты чего? – закричал коротышка, пытаясь замаскировать гневом свое смущенье.

Девушка засмеялась.

– Ты чего меня в краску вгоняешь? Это пляж мужской!

– Вот я и приплыла – посмотреть, какой он мужской.

– Проваливай! Камнем звездану.

– Не злись, коротышка.

– Я Какаранджес!

– Как-как?

– Неважно. Фукай отсюда. Мать твою копытом!

– А ты с кем сейчас разговаривал?

– С тобой, бестолочь. С кем же еще?

– Да тут как будто цыган сидел, и ты с ним беседовал.

– Это правда. Драго Христофоров, мой первый друг! – заважничал Какаранджес.

– А он кто такой? – блондинка спросила с самым невинным видом, но Какаранджеса было сложно провести:

– Понравился?

– Как знать, – уклончиво ответила новая знакомая и вылезла на берег, отжимая косу. Она была абсолютно голой. Какаранджес мало понимал в женщинах, но и он с первого взгляда заподозрил неладное: кожа у девушки отливала голубым, а между пальцев поблескивали полупрозрачные перепонки цвета слюды.

– Да ты русалка?! – воскликнул Какаранджес.

– Ну русалка. И что теперь?

– А у вас солитер бывает?

– Дурак! – скорее весело, чем обиженно произнесла русалка. У нее было выразительное лицо – некрасивое, но тем не менее притягивающее взгляд. А уж пышности ее форм позавидовала бы любая красавица.

– Познакомишь меня с цыганом?

Какаранджес как будто ждал этого вопроса:

– А что мне за это будет?

Девушка задумалась, а потом показала на жемчужное ожерелье, украшающее ее длинную изящную шею.

– Черный жемчуг. Большая редкость, – сказала она, но коротышка успел без нее оценить драгоценность. – Одну жемчужину ты получишь за то, что нас познакомишь, вторую – если он меня поцелует, а все ожерелье…

Какаранджес все понял:

– Ясно. Но за знакомство – две жемчужины.

– Почему?

– Потому что мой Драго – за двух сойдет! Клянусь конями!

– Кто громче всех клянется, у того клятва жидкая!

– Не видать мне своих родных, если я тебе неправду сказал!

– Ладно. Не злись. Когда ты мне его приведешь?

– На закате. Когда вечернюю отзвонят. На это же место.

– Хорошо, – томно протянула русалка. – До встречи.

Она нырнула в воду. Какаранджес постоял на берегу, ожидая, где снова всплывет ее беленькая гладенькая головка, но русалка скрылась в озере надолго. Тогда коротышка, насвистывая, отправился в лес – на поиски Драго. В голове его созрел умный план.

Глава пятая

Дэ лужа на отсадеса, а тэ бэшэс срамно[50]50
  В луже не утонешь, а сидеть срамно.


[Закрыть].

Какаранджес брел по опушке, время от времени выкрикивая: «Драго! Драго!» Товарищ не отзывался. «Куда его занесло? Драго!.. Драго!..» Опять ничего. «Далеко забрел», – подумал Какаранджес. Он уже чувствовал голод и мечтал настрелять на жареху грибов, но не мог найти даже сыроежку!

– Не лес, а пустышка! Чтоб ты в землю ушел! – Какаранджес бранился, словно лес его слышал. – Чтоб сгорел ты под корень!

В этот момент на глаза ему попался пенек, сплошь утыканный лиловыми грибами. Подобные грибы коротышка видел впервые. С виду они смахивали на черные грузди, только шляпки полосатые. Очень это были подозрительные шляпки, но голод не тетка. Какаранджес принялся драть их с корнем с такою скоростью, словно шел на рекорд. Он и не заметил, как сзади к нему бесшумно подкрался Драго. Цыган решил разыграть коротышку, ухватил за ворот и гаркнул:

– Стоять!!!

Какаранджес метнулся, затрепыхался, рассыпал все грибы и чего только не передумал, прежде чем убедился, что его схватил Драго, а не егерь.

– Ну и шуточки у тебя! – обиженно выдавил коротышка. С перепугу он напрочь забыл про русалку и жемчуг. – Не знаешь, что за грибы?

Драго повертел один из них в руках, понюхал, посмотрел изнанку у шляпки и на этом потерял интерес:

– Не знаю.

– А как думаешь – съедобные или нет?

– Еще бы не съедобные. Закусил – и ползи к погосту!

– Неправда, – запротестовал коротышка. – С чего ты взял, что они ядовитые?

– А вон ежик дохлый рядом лежит. Спроси у него.

– Тоже мне аргумент! – усомнился Какаранджес, пробуя ежика на дохлость корявой палкой.

– Что такое «аргумент»? – не понял Драго.

Коротышка открыл было рот, чтобы все объяснить своему непросвещенному компаньону, но тут же вспомнил о порученном деле.

– Слушай, – произнес он с загадочным видом, – забудь про грибы. Я знаю, как нам достать Неухватную Икону!

– Нечего с этим шутить.

– А я не шучу! Клянусь конями! Нам ее добудет русалка! Ты ее только попроси.

– Какая русалка?

– Из озера.

– Почему я, а не ты?

– Потому что ты ей нравишься, обалдуй. Она тебе и свиданье назначила.

– Ну гибель! А что мне придется с ней делать?

– Там решим. Главное – эту дуру умаслить, и икона у нас в котомке.

– Почему ты уверен, что она нам ее достанет?

– Это будет от тебя зависеть, – по-мужски определил Какаранджес. – То, что понимается, то не говорится.

Драго возмутился:

– Она же русалка! Это позор!

– А по-моему, это интересно.

– У нее розочку мыши съели![51]51
  Так цыгане говорят про девушек, утративших невинность.


[Закрыть]

– Ну и что?

– Как что?

– Мне чужой окурок не нужен!

– Послушай, – Какаранджес встал на пенек, чтобы быть с Драго вровень. – Тебе нужна Неухватная Икона или нет? Если бы дело зависело от меня, я бы не колебался!

– Черт с тобой! Когда у нас встреча?

– Сегодня. На закате. Я провожу.

Русалка готовилась к свиданью весь вечер. Примеряла свои лучшие серьги. Прическу проткнула кувшинкой.

«Ах, какая я красивая!» – говорила она, разглядывая себя в треугольном обломке большого зеркала. У нее и впрямь была отличная фигура – длинные стройные ножки, большая грудь и крутые бедра.

Вечерний звон достиг ее ушей, когда русалка, оседлав затонувшую лодку, оттирала песком перепонки на пальцах. С каждым ударом монастырского колокола сердце ее колотилось сильнее. Это была смелая и пылкая натура, более всего ценившая в людях нежность и красоту. Она всячески уговаривала себя не торопиться, чтобы хоть чуть-чуть опоздать на назначенную встречу, однако у нее ничего не вышло. Любовный водоворот уже начал ее крутить, и она была готова стать его жертвой – лишь бы с цыганом!

Драго, напротив, до последнего сомневался. Идея свиданья с русалкой ему не нравилась, но иного способа раздобыть Неухватную Икону он не видел.

Когда она вышла ему навстречу – прямо из озера, в пенных волнах, цыган нахмурился. У них в таборе девушкам считалось зазорным ходить с обнаженной грудью, а на русалке из одежды были только бусы и сережки.

– Здравствуйте, – сказала она с кокетливой робостью.

– Здорово! – брякнул Какаранджес. – Это Драго. А тебя как зовут?

– Я хотела бы остаться загадкой…

Их взгляды встретились!..

– Ну все, мне пора! – масляным голосом пропел коротышка.

– Какаранджес, от нее жабой пахнет! – воскликнул Драго на цыганском языке.

– Выбора нет, – откликнулся тот, а русалка по-наивному спросила у Драго:

– Что ты сказал?

– Он сказал: ты прекрасней фиалки! – нашелся Какаранджес.

– Ой! – русалка зарделась, а цыган бросил на коротышку испепеляющий взгляд: «Ну гибель! Во что ты меня втянул!» Какаранджес раскланялся и ушел.

Драго раскурил трубку. Русалка поглядывала на него лукаво, а он безмолвно пускал колечки.

– Ох дело, – цыган первым прервал затянувшееся молчание и присел на поваленное бревно. Русалка устроилась рядом с ним и просунула руку ему под локоть:

– Можно?

Он не ответил. Взгляд его скользнул по ее груди. Цыган давно не был с женщиной, и теперь, как ни гнал от себя эти мысли, хотел прикоснуться к ней. «И не думай», – сказал внутренний голос. «Я и не думаю», – про себя огрызнулся Драго, но взгляд его снова упал ей на грудь.

– Давай… поговорим? – предложила русалка, чтобы как-то разрядить обстановку.

– О чем?

– О чем ты хочешь?

– О Неухватной Иконе!

– Фу, как это скучно! Можно я тебя поцелую?

– Потом, – Драго пришел в оживленье. – Сначала давай про Икону. Ты не понимаешь, как мне это важно.

– Ну ладно, ладно, – с некоторой долей разочарованности согласилась русалка. – Что тебе интересно?

– Ты можешь ее поймать?

– Зачем?

– Для меня, – Драго впервые посмотрел на нее решительно и твердо, как смотрят дельцы, предлагая заключить договор.

У русалки заблестели глаза. Она поняла, что цыган намного больше нуждается в ее помощи, чем она в его. В то же мгновенье Драго ощутил, как ее ноготки впились ему в бицепс. Он посмотрел ей в лицо. Она игриво хрюкнула. Он насупился еще больше. Тогда русалка, прицокнув языком, фамильярно шлепнула его по загривку и гортанно рассмеялась, легко вскочила, развела руками – хоп-хоп!..

«Взбесилась баба! Чтобы ей провалиться!.. Но Икону добыть важнее!» – убеждал себя Драго, а волны мягко целовали песок. Их легкий прибой был еле слышен. Лунный свет озарял стройную фигуру, которая соблазнительно изгибалась в каком-то магическом змеином танце.

Драго бездействовал.

– Чего он телится?! – рассердился Какаранджес, который, забравшись на развесистый тополь, наблюдал за происходящим с безопасной дистанции.

Русалка опустилась перед Драго на корточки и бесстыже потянулась к его ремню:

– А давай мы тебя полностью разденем?

Цыган неуверенно отодвинул ее ладонь с серебристой пряжки.

– Ну что ты как малолетка?..

Эти слова превратили Драго в действующий вулкан! Он мгновенно вскочил:

– Да катись ты к черту, минджа полоумная! Речная жаба!

– Ничтожество!

– Что-о?! – ярость ударила Драго в голову.

– Что слышал! – русалка тоже была вне себя от гнева. – Не видать тебе Иконы! Всю жизнь жалеть будешь!

Она круто развернулась, но, едва вступив в воду, презрительно бросила на прощанье: «Слабак», – потом еще что-то, чего цыган не расслышал, и это – нерасслышанное – оскорбило его втройне. Он пошел на нее злой и хмурый.

– Да что ты можешь? – последнее, что успела сказать русалка перед тем, как цыган схватил ее властной рукой за шею и завел назад так, что она, согнувшись, не смогла устоять и завалилась в воду. Он накрыл ее сверху.

– Только попробуй! – прохрипела русалка. – Цыганская морда!

Он ударил ее по щеке – несильно. В ответ она жутко расхохоталась и вдруг обвила его тело руками, притянула к себе. Он схватил зубами ее сосок.

– Порядок, – обрадовался Какаранджес. – Дело в шляпе!