Текст книги "Холуй и императоры. Вне жанров и без героев"

Глава восьмая

Она уехала, и я опять остался на даче один. Часть моей души словно отправилась с ней, ничего не попишешь. Эта крохотка своевольная; я подозреваю: именно ей снились тревожившие меня сны.

– Сосед, картошку пора тяпать, задохнется. Почва что камень.

Проходит мимо вечная труженица, тяпка у нее на плече. Иди, иди, тяпай, а у меня ныне выходной. Я сам себе его дал. Обдумаю то, что никто не в силах за меня обдумать. Нужно посмотреть на себя со стороны. Не стреляю ли я из пушки по воробьям?

Развёл костерок, поставил в кастрюльке свое фирменное блюдо, кабачки в собственном соку с картошкой. На дымок заглянул и двойник президента. С парашютом он спрыгнул, что ли? Аэродром близко, самолеты гудут. Заделал в зубах дырку, счастливо улыбается. Не отличить фальшивый зуб от настоящего. Если б не шмотки его, – сам Верховный главнокомандующий пожаловал. Одет в засранные джинсы и такую же футболку. На ногах кроссовки дырявые.

– Как поживаешь?

– А ты как?

– Жизнь бьёт ключом. Зубы подремонтировал. Теперь у меня расширенные полномочия.

– Будешь есть кабачки?

– А настоечки не найдется?

– Кому что, а гусаку – гусыня.

Достаю складной стакан, наливаю ему из пластиковой четвертушки. Выпили. Он из стакана, а я что осталось в бутылке. Моё варево готово, закусили из общей посуды.

– Хороша закусь, ни в одном ресторане такой не ел.

– А настоечка?

– Лучше чистого спирту.

– То-то и оно, всё мать-природа даёт да земля-кормилица.

– Ты прости, я виноват перед тобой.

– О чём речь?

– Натоптыш меня подбил, художник. Ты, говорит, побывай у дачника, прошмонай его телефон. В нем может компромат храниться.

– Это на него-то?

– А фиг его знает. Фотки, говорит. И даёт мне штуку. Я ничего не нашёл, тысчонку он забирать не стал.

Мне тяжело угощать человека, едва не причинившего недавней гостье вред, но я промолчал. Двойник президента раскаивался в недобром поступке. Ел моей ложкой чересчур аккуратно. Мне показалось в этот миг, что он по уши втянулся в свою роль.

– Ты женат?

– Зачем мне жена при моей призрачной должности?

Да, должность у него похожа на призрачную. Если он радовался штуке, полученной от граффитчика, то семья ему подходила как корове седло. А вслух я сказал:

– Нынче жёны ушлые. Сама будет тебя кормить, поить, ты забудешь про президентство.

– Я забуду? Да никогда в жизни. Вот нафранчусь и поеду к Кремлю. Там даже чопорная немчура считает за честь со мной сфоткаться.

Логика у него неопровержимая. Из привычной колеи не так-то легко выбиться. Он с сожалением посмотрел на пустую бутылку.

– Нет ли у тебя ещё пузырька?

– Нет. Я бы и сам не прочь добавить, да не из чего.

– А что это за баба к тебе приезжала?

Его всезнайство мне не понравилось. В светлых озерцах на лице так и плавала наглость, разбавленная алкоголем. За лохнувшего меня принимает?

– Дорогу спрашивала. Интересовалась, как выехать отсюда на Калужское шоссе. Я кое-как растолковал ей. Не автомобилист, не могу доходчиво объяснять. – Дама шофёр, как я – луноход, – сказал без улыбки двойник президента. – Поговаривают, какая-то переспала с хозяином «Красного крокодила», он и отвалил ей миллион. Вот это они умеют – давалки подставлять.

Я не стал с ним спорить, хотя был задет его словами. Она рассказала мне правду, из которой следовало, что ночной клуб не только для увеселения толстосумов открыт.

– А что это за хозяин, что с бабой не справился?

– Он справился. Он ее трахал, сколько хотел. Змей – искуситель.

– А может, змий?

– Нет, он редко бухает. Она полуголой была, вот и соблазнила. Смотаюсь-ка я в магазин для дачников, возьму пузырь.

– Не надо, мне ещё картошку тяпать, а то задохнётся вся.

До вечера оставалось рукой подать. Двойник президента убираться восвояси не спешил.

– На кой он клуб посреди озера построил?

– Б***инец? А чтоб меньше нос совали, кому не следует. И не сам строил, а гастарбайтеры.

– Во как!

– А ты думал, сам? Ну, он тоже с топориком походил, пару дубков обтесал, в основном же денежки вкалывали. Его дружок – левая нога власти. Если я – президент, то у меня две ноги должно быть, я тоже человек. А вот если одна нога, тогда пипец. Все, что на одной ноге колдыбали, медным тазиком накрылись.

Двойник президента подбросил в затухающий костер толстую головешку, оставшуюся от сгоревшей коряги.

– Нет, на одной ноге ковылять не удастся. Я хоть и не первое лицо в государстве, но вижу: их наябнули те, которые на двух ногах.

– Без дружка б не построил б***инец? – спросил я, придерживаясь его лексики.

– Куда там! Кишка тонка. Одни гаражи чего стоят. Сколько смолы сожрали с нержавейкой, а не подохли, сволочи.

Он рассмеялся, хотя я не почувствовал в его словах ничего весёлого. Теперь, когда исчезла щербатость, отличить его по лицу от президента невозможно. Как ни присматривался, не мог найти разницы. Одежда не играла особой роли. «Сфотографироваться бы с ним», – мелькнуло в голове. Для чего это нужно, я не знал, но подспудно мне захотелось прихвастнуть: дескать, с самим президентом… Между тем он стал прощаться. Скорее всего, отправится на поиски пузыря. Не успокоится, пока не найдёт. Жаль, что пошёл по стопам старшего Натоптыша. А младшего – лучше было бы?

Мне стало ясно: владелец «Красного крокодила» не причастен к седьмому выстрелу. Если это толстосум, который не гнушается топором, тешет дуб… Двойник президента не в курсе, что значит тесать морёный дуб. Раз хозяин сам трудился – следовательно, он при всех изъянах человек. Это первое. А второе – лицо заведения. Пусть оно не блещет красотой и на кончике носа – грязь. Владелец не захочет выпачкать еще и щёки. Попугать – одно дело, а убить женщину – другое. Крыша над ним могла здорово прохудиться.

Я не сомневался, что проверка моего сотового пришла в голову вовсе не хозяину клуба. Управляющий, к примеру, мог не поставить его в известность о подозрениях. Может, стоило напрямую спросить двойника президента? Но нет, ему ли знать о чьих-то догадках? Да и в расспросах есть риск. Он не скажет, зато передаст граффитчику: так и так, дачник интересовался, откуда ветер дует. Тот, кто решил прикончить гостью, знал о шести выстрелах и банковской карте. Знал о том, что у неё с собой паспорт. При наличии паспорта и банковской карты имеется шанс завладеть деньгами. Не младшенький ли Натоптыш решил прибрать денежки, которые почти под ногами у него валялись? То, как попрощался перед входом к гаражам, могло означать, что он прощается навсегда. И все-таки я не представлял себе, чтоб Сергей Сергеич кому-то мог приказать или попросить за вознаграждение убить женщину. Для него – явная перегрузка. Попрощался сухо, так как выполнял приказ напугать шантажистку. А её спасла монтировка, случайно обнаруженная возле двери последнего гаража. Не будь этой штуковины, женщине пришлось бы самой тянуться к кнопке. В таком случае живой она не осталась бы.

Спасла себя, разбив лампочку. Превратившись в живую мишень, не потеряла присутствия духа, осторожности и хитрости. Причём проявила перечисленные черты сполна, в почти невероятной степени. Не случайно молва приписала её спасение примитивному дамскому оружию, хотя хозяин «Красного крокодила» явно не отпетый п***орванец. Она действительно не оставляла в моем домике лифчик, его не подбрасывали, чтоб дискредитировать меня. Кто я такой? Никто, почти ничем не отличаюсь от ольхи, по которой ползают темно-синие жучки, и от березы, в чьём дупле поселился осторожный зверёк. Они исчезнут так же, как и я. Я не смог объяснить появление лифчика из-за инерции мышления. Мне показалось, что в домике побывал один студент. Почему? Он оставил в нём кучу говна. Я и сделал сам собой напрашивающийся вывод. Один пачкун переспал здесь и нагадил. А надо бы присмотреться внимательнее. Парень гостил либо со студенткой, либо с проституткой. Он даже мог купить тёлку по мобильнику, как предлагали такую покупку сделать мне. Всю ночь трахались, под утро уснули. Нужно было спешить либо на лекции, либо на экзамен. Второпях девушка ушла без лифчика. Парень, отуманенный страстью, засунул его ночью под матрас да и забыл. Ведь ему этот предмет казался излишним.

А шантажистке излишним казалось всё, что не мешало осуществлению цели. Она почти не обратила внимания на излишности, хотя память зафиксировала их. Главная из них – бомж, ее предшественник. Сказали ей про него, чтоб попугать, или знали наверняка, что ей не выйти из подземелья? Ответ на вопрос однозначно укажет преступника, а что он есть, у меня не оставалось сомнений. Преспокойно живет в своей нише среди обитателей ночного заведения, пользуется благами, получает зарплату, имеет в банке солидный счет. Он оброс нулями после того, как замочили первого шантажиста. Замочить труда не составило, поскольку он не разбил лампочку и ему не попалась монтировка. Холостые выстрелы? Да, холостые выстрелы имели место, но последний – бесшумный – не был холостым. Он раздался возле входной двери, что отнюдь не случайно. Тащить труп назад никто не собирался.

Я подивился наглости преступника. Он забрал у бомжа сумку с деньгами: банковской карты у того явно не было. Вылил несколько ведер воды из пруда, смывая кровь. А затем подогнал машину с гнилыми яблоками, скорее всего, это была ГАЗель. Она легко зашла в гараж, и труп, засунутый в чёрный целлофановый пакет, оказался в кузове под яблоками. Яма на берегу озера довольно глубокая. Труп сбросили на дно, сверху насыпали земли, а затем высыпали яблоки. Бродячие собаки, будь их целая стая, не учуют ничего. Яблочная гниль отобьет нюх и у своры. Того, кто выкопал яму, ссыпал туда гнилые яблоки, можно с большой степенью вероятности назвать убийцей. Именно он едва не пришил женщину, которую я любил когда-то, а может быть, люблю и доныне. Если б его замысел удался, появилась бы вторая яма с гнилыми яблоками. Земля находилась в частной собственности, копаться здесь никто не смел.

Как она не смогла догадаться, что на такой территории не может появиться случайная яма с гнильём? А если она есть и колёса увязли в ней – тут что-либо не так. Для неё яма оказалась не только случайной, но и излишней, зряшным препятствием на дороге к миллиону. Впрочем, если б перед ней стояла цель отыскать преступника, засевшего в «Красном крокодиле», то она действовала бы по-иному. А теперь мне за нее предстояло вывести убийцу на чистую воду.

г. Москва

2010 год.

Протоколы мудрецов-трусианцев

Протокол №1

– Встать, суд идёт!

В зале шорох. Сорочки, майки пестрели среди четырех стен. И опять все сели. Яблоку негде упасть. Жара. Окна распахнуты, но это не помогает. Зной с улицы растворяется в помещении. Зубы напоказ, дышать нечем. Под потолком горят лампочки, хотя в зале и так светло.

Раззявы. С открытыми ртами слушают судью. Ему говорить не хочется, да надо: заставят. Дело касается охотников, а их тут большинство. Гр-н Трусов обвиняется в том, что 22 октября сего года совершил предумышленное покушение на жизнь Трусака, выстрелом из зарегистрированного ружья ранив его. Как установлено предварительным следствием, Трусов вышел на охоту ранним утром, имея при себе 32—калиберное ружьё, патронташ с шестью патронами, оснащёнными пулями, и двенадцать патронов с дробью. В патронташе находились также две 32—калиберные гильзы, оставшиеся у Трусова с прошлой охоты, которые он не успел начинить порохом и дробью. С раннего утра и до полудня Трусову не попался ни один заяц. Раскаивался уже, что пошёл на охоту. День, похоже, был неудачным для него. Задумавшись, Трусов направился через сад к полю. На нём прежде успешно охотился на зайцев. Урожай убран, листья с яблонь ранних сортов опали. На ветках пепинки пока оставались ярко-зелёными. Это место за садом давало охотнику последнюю надежду. Если и здесь ничего не светило, то ему пришлось бы возвращаться домой не солоно хлебавши.

Вдруг из-под низко опущенной ветки выскочил заяц. Он оказался матёрым Трусаком, только-только насытившимся молодой корой. Пустился наутёк со скоростью ветра, а может быть, ещё и шустрее. Задние ноги у него длинные. Они сверкали, как спицы в колесе мчавшегося с горы велосипеда. Вероятно, убежал бы от охотника, но у того ружьё в правой руке наперевес. Гр-н Трусов вскинул его и прицелился. Трусак означал сытный ужин и пузырь, наполненный горячительным напитком. К нему охотник испытывал дружеские чувства. Он приспособился в домашних условиях выделывать заячьи шкурки, а потом их продавать. Патрон 32 калибра заряжен дробью. Трусову удалось попасть в длинноухого, хотя тот находился не близко и ветки мешали прицелиться как следует. Ринулся к добыче, держа в правой руке ружьё, левой размахивая, чтоб быстрей бежать. Одет легко, даже слишком легко, не по сезону: поверх ситцевой рубашки – ветровка нараспашку. Ему показалось, что солнце стало пригревать чересчур, а на самом деле его разгорячила ходьба. Уже Трусов видел давно отцветшую пижму, забрызганную кровью. Раскинутые в разные стороны уши. Вытянутые длиннющие лапы. Матёрого подстрелил. Шкурка будет ого-го. Трусов на ходу переложил ружьё из правой руки в левую. Освободившейся цепкой пятернёй схватил Трусака сразу за два уха, поднял его над окровавленной пижмой. Глаза горели охотничьим азартом. Наконец-то достиг цели дня, посмотрел в выпученное заячье око. Вдруг торчавшие в раскорячку задние лапы Трусака дёрнулись. Это молния среди ясного дня. Они дёрнулись резко и опустились, сверкнув когтями. Может ли лезвие кривой турецкой сабли обрушиться быстрее? По меньшей мере, два когтя, прорвав ситцевую рубашку и майку, с такой же лёгкостью распороли кожу и слой жира на животе. Трусов успел только ойкнуть да выпустить заячьи уши, а подхватить собственные вывалившиеся кишки он уже не успел. Не успел ощутить и страх, ворвавшийся в каждую клетку мяса, и костей, и сухожилий. Не успел хоть что-то сделать с ружьём, выпавшим из левой руки в то время, когда правая пыталась ухватиться не за ветку ближайшей яблони, а за воздух. Не заметил, что именно в тот момент в небе пролетел самолет и медленно исчез, оставив после себя расплывающийся след. Не успел осознать, откуда синева сверкнула ему в глаза. Ничего-ничегошеньки не успел из того, что он намеревался сделать, что надо было сделать ему для полного счастья. Вместо всего этого, вместо жаркого с зайчатиной, вместо стопаря из бутылки с многообещающей этикеткой и неизбежной похвальбы он хотел теперь, чтоб синеватый канат из пуза не упал на пижму. Он видел её запылённые листочки там, где они не окрашены кровью, и понимал: тут не может быть ни одного чистого листка, тут напылило лето, накосарили косари, накопытили их кони, наколесили телеги, нашоферили шофёры, напроститутили проститутки. Запущенный сад – общее место для хороших и плохих, для работающих и развлекающихся, для алчущих и дающих, для насыщающихся и пресытившихся. Смерть предстала на миг не кишками, выскользнувшими из живота, а пылью, покрывшей темно-зеленые листья пижмы. Мелкие частицы земли в считанные секунды могли покрыть эти канатики, эту тонкую жизнь, клетки мяса, костей, сухожилий и еще чего-то, о чем не догадывалась и сама его сущность. Самолет оставил черту, перед которой прожитое, за которой – животный страх и далее пустота. Выронив ружьё, охотник рухнул в траву возле выпученных глаз Трусака. Придя в себя от шока, стал правой рукой отгонять больших блестящих мух. Таких он давно не видел, почти под цвет глянцевитых травинок, не умытых дождём, но чудом сохранивших весеннюю свежесть. Мухи были назойливыми, и казалось – отстаивали от врага свою территорию. А ведь это вовсе не их территория, а собственное его, Трусова, естество. Чувствуя, что с каждой минутой слабеет, он ухитрился левой рукой вытащить из кармана брюк мобильник. Помнил, что у него есть номер скорой помощи, нажал кнопку и, поскольку ему было трудно поднести телефон к уху, нажал ещё одну, включив громкую связь.

– Мне сделали хиракири, – незнакомым самому себе голосом произнес он.

В трубке не удивились.

– Ваш адрес?

Лоб Трусова покрыли крупные капли пота.

– Опушка Трусковского леса, – произнес лежавший рядом Трусак. Там, где нужно, услышали. Бессилие не позволило удивиться. Он уронил сотовый и смежил веки.

Когда глаза опять наполнил свет, рассмотрел рядом не врача, не медсестру, а участкового милиционера.

– Кто это тебя так располосовал? – участливо поинтересовался тот, приготовившись записывать в раскрытый блокнот.

– Врача, – прошептал одеревеневшими губами Трусов.

– Сейчас будет. И все-таки что тут у вас стряслось?

ИЗ ПРОТОКОЛА ОСМОТРА МЕСТА ПРОИСШЕСТВИЯ

На опушке Трусковского леса, называемой в просторечии Трусковка, 22.10. с. г. в 13 ч. 15 мин. обнаружен в полубессознательном состоянии Трусов Трофим Тимофеевич. Живот у него вспорот острым предметом, кишки – на траве. Правая рука вся в крови, ею Трусов, по-видимому, пытался вправить кишки на положенное место. Красно-бурые пятна имелись на многолетнике, называемом пижмой, возле которой находилось тело. На расстоянии одного метра двадцати семи сантиметров от Трусова лежало принадлежавшее ему охотничье ружьё 32 калибра. В одном стволе ни патрона, ни гильзы, в другом – неиспользованный патрон, заряженный пулей. Рядом с телом валялся мобильник Nokia 1616 во включённом режиме. Он время от времени пищал: кто-то, должно, пытался дозвониться до Трусова в момент, когда он потерял сознание. Вокруг никаких следов борьбы. На песчаной почве отпечатались сапоги, принадлежащие, несомненно, самому Трусову. В двух метрах от него обнаружено тело Трусака, белая шерсть которого обильно запачкана красно-бурой жидкостью. Красно-бурые следы обнаружены также на когтях задних лап. Трусак тоже находился в полубессознательном состоянии. На почве имелись немногочисленные отпечатки лап, по всей видимости, принадлежавшие Трусаку.

БАЛЛИСТИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА

Выстрел в Трусака произведен из охотничьего ружья 32 калибра с пятнадцати метров сорока двух сантиметров. Охотничье ружьё, относящееся к категории промысловых, уже снято с производства, однако находилось в хорошем состоянии. Металлические части недавно смазаны, ударно-спусковой механизм исправен.

Пыж был обнаружен в полутора метрах от места, с которого произведен выстрел. Обгорелые буквы разобрать невозможно, за исключением слов «возлюбленная террориста». Путем сравнения различных газетных статей выявлено: означенные слова, набранные петитом, опубликованы в газете «Комсомольский ударник» от 21.10.с.г., следовательно, отстреленный патрон изготовлен Трусовым накануне охоты и принадлежит именно ему, так как в городе никто, помимо обвиняемого, не выписывает газету «Комсомольский ударник», а в розницу эта газета не поступает.

С помощью металлоискателя в зарослях пижмы найдена гильза от охотничьего патрона. Установлено, что она отстрелена из ружья, принадлежащего Трусову. Он по неизвестной причине удалил из ствола гильзу.

ПРОКУРОР

Трусов Трофим Тимофеевич, 1981 года рождения, обвиняется в том, что он 22 октября сего года, используя имеющееся у него ружьё, совершил покушение на убийство гражданина Трусака. На предварительном следствии обвиняемый свою вину признал полностью, однако попросил учесть: он был голоден, зол и ему хотелось выпить. Кроме того, на иждивении Трусова находятся жена и малолетний ребёнок, не имеющие собственных источников дохода.

Специалистом по баллистике установлено: выстрел произведен из ружья 32 калибра, принадлежащего Трусову, следовательно, каких-то сомнений в совершении им противоправных действий не имеется. С последнего места работы обвиняемый характеризуется как комфортабельный, транспортабельный, компанейский товарищ, легко сходящийся с людьми, особенно с женщинами. К уголовной ответственности ранее не привлекался, административных взысканий не имеет.

Вместе с тем и в тихом болоте водятся рогалики. Назовите их как-либо по-иному: суть не изменится. У Трусова был умысел на убийство? Да. Он сам чистосердечно признался в этом, добавив, что у него кишки марш играли. Если бы все, у кого кишки марши играют, схватились за оружие, в живых мало кто остался бы, включая присутствующих в зале, я уж не говорю про вышестоящую сферу. Он хладнокровно прицелился, хотя находился не в какой-нибудь, извините, сральне, а в храме природы, где до Господа Бога с гулькин нос пути. И все-таки Трусов нахально презрел сие обстоятельство, наплевал на природу и растоптал плевок. Раздался выстрел, он буквально потряс всю окрестность. Можно представить себе, как с карканьем взлетели с деревьев тучи ворон, с каким испугом шарахнулся в сторону пасущийся неподалёку конь или кобыла. Короче, наделал охотник в тихом, богоспасаемом уголке шороху. Перевернул вверх дном все моральные общечеловеческие ценности, но и это его не остановило, даже этого ему показалось мало. Взрослый человек, хороший семьянин, Трусов повел себя как пьяница, наркоман, извращенец… Я не знаю, как такое поведение максимально точно определить. В общем, фашизм какой-то. Я не люблю фашню, а тут она налицо. Своей огромной лапищей Трусов сграбастал поверженное животное за уши и поднял его над землёй. Вы представляете, какую силу надо иметь?! Одной рукой. Вместо того чтобы разрядить второй патрон, избавить Трусака от мук, обвиняемый усилил эти муки, устроив пытку вполне безобидному существу. Это еще что – он торжествовал, он показывал свое торжество всем, предупреждал: бойтесь меня, я ваш царь, могу отколоть такой номер, который вам и вовсе поперёк горла придется. Это бай, хан, князёк природы – это не человек. Если тебе хочется жаркого с зайчатиной, если тебя ждёт не дождётся голодная семья, так чего же ты выпендриваешься? Быстрей делай свое дело, свежуй, ноги – в руки, неси добычу жене и ребёнку, супруга уже картохи начистила и будет тушить. За удачную охоту сто граммов нальёт. Мало тебе?

Если у тебя любовница, к примеру, то тогда понятно: надо сначала самому полюбоваться на добычу, чтоб потом полюбовалась она. Но если любовницы нет, то чего волынку тянуть, унижать храм природы? Жена и так увидит, что ты добыл матёрую особь, и будет к тебе ласкова. Презрел Трусов общечеловеческие тенденции, отринул беспощадно гуманизм. Я уверен, он не заслуживает снисхождения, и требую максимального наказания по соответствующей статье Уголовно-процессуального кодекса.