Текст книги "Боги славянского и русского язычества. Общие представления"

Вопросы и сомнения

– Можно ли ставить полный знак равенства между Сварогом и Создателем? Или все-таки Сварог – более культурный герой, нежели «абстрактный» бог-создатель?..

– Каково соотношение Световита – бога Света, «бога богов» и Сытиврата? Как Аполлона, с одной стороны, и Крона с Ураном, с другой?

– Известно, что славяне разделяли свет собственно солнечный и Этот, Белый вообще, а также Тот Свет. С каким светом следует скорее связать Сварога? Имеет ли он какое-то отношение к перворожденному Белому Свету?

Хорс. Купало. Коляда

Авторы поучений против язычества постоянно подчеркивают, что само солнце не есть божество, ибо оно «бездушно, бессловесно и огненно» (Наследие Илариона Киевского, 1986, ч. 1, с. 17–89). Это полностью противоречит представлениям древних. Раздельное почитание Солнца и солнечного Света как одухотворенных сущностей, личностей, т. е. богов, встречается у многих народов.

Так, у этрусков бога солнечного диска именовали Усил, а света – Каве; у древних греков солнце называли Гелиос, а бога света – Аполлон; у северных германцев хозяйка солнечного диска – Соль, а бог света – Фрейр («князь светлых альвов»).

У русичей богом солнечного света можно считать Даждьбога (которого мы уже сравнили с Фрейром). Бог солнечного диска именовался, по всей видимости, Хорс.

Хорс на протяжении многих веков упоминается в письменных источниках: в списках русских летописей (пантеон князя Владимира), в апокрифе «Хождение Богородицы по мукам», в поучениях «О идолах Владимировых», «Память и похвала Владимиру», «Слове некоего Христолюбца», «Слове о том, како первое погани суще языци кланялися идолом», в «Житии блаженного Володимера». «Слово о полку Игореве» (1185) указывает на некий ночной путь Хорса, ибо Всеслав рыскал в образе волка именно ночью: «Всеслав князь людем судяше, князем грады рядяше, а сам в ночь волком рыскаше; из Кыева дорискаше до кур Тмутороканя, великому Хорсови волком путь прерыскаше». «… Иные по оукраiнамь молятся емоу проклятым болваном Перуноу, Хорсоу, Мокши, виламь… » – писали еще в XIV в. (Слово о покаянии, цит. по «Словарю церковно-славянскаго языка» А. Х. Востокова).

Есть интересный текст из путевых заметок немца Вундерера, который путешествовал по Руси в самом конце XVI в. (точно позже 1581): «Перед городом (Псковом) мы видели двух идолов, которые были издревле поставлены жрецами и которым они поклоняются. Именно, Услада, каменное изображение, которое держит в руке крест, и Корса (Хорса), который стоит на змее, имея в одной руке меч, а в другой – огненный луч» (Морозкина, 1994, с. 36). Змееборец с мечом и огненным лучом (копьем? молнией?) этими атрибутами сильно напоминает св. Георгия.

В первом томе «Поэтических воззрений… » А. Н. Афанасьев приводит извлечение из средневекового апокрифического текста с беседой трех святителей, где сказано: «Два ангела громна есть: еллинский старец Перун и Хорс жидовин – два еста ангела молниина» (Афанасьев, 1994, т. 1, с. 250).

М. А. Васильев отмечает, что этот отрывок апокрифа рождает многочисленные вопросы, в том числе: почему Хорс в «Беседе» причислен к «ангелам» грома и молний? (Васильев, 1999) Отнесение к властителям этих природных стихий Перуна естественно. Однако Хорс мог превратиться в «ангела» грома и молний, потому что на Руси источником молний считалось, в частности, Солнце. Так, на миниатюре Никоновской летописи (XVI в.) молнии показаны исходящими из уст солнечного лика (Даркевич, 1961, с. 95–96; Арциховский, 1944, с. 110).

Дополнительным основанием могло стать то, что Хорса и библейских ангелов объединяла огненная и световая природа. На Руси «Беседа трех святителей» появилась достаточно рано. Не позднее XIV в. ее начинают включать в перечень отреченных книг, а наиболее ранние свидетельства бытования «Беседы» у восточных славян относятся, возможно, к концу XII в. Как считает М. А. Васильев (1999), выводы специального анализа, проведенного Ф. И. Буслаевым и А. П. Щаповым, дают основания полагать, что разбираемый фрагмент «Беседы» (точнее, его протограф) восходит к эпохе достаточно древней, когда память о Перуне и, что особо важно в качестве временнoго индикатора, Хорсе (послемонгольским первичным источникам не известном) и их функциях еще не изгладилась (Буслаев, 1861, с. 15, 31; Щапов, 1906, с. 35-44). Речь идет о времени, когда христианство уже стало проникать в народную толщу и усваиваться ею, однако языческих божеств ангелы и святые еще не заместили полностью, что также отсылает к домонгольскому периоду.

В. Н. Топоров более века спустя после Забелина в ряде работ изложил остроумную хорезмийско-хазарскую гипотезу происхождения богов «жидовина» Хорса и Семаргла, которая, впрочем, пока остается гипотезой, пусть даже и довольно убедительной (Топоров, 1995)[33]33
  Ср. у Фасмера: «Распространенное толкование из ир. (ср. авест. hvarә xšaçtәm, ср.-перс. xvaršêt, нов.-перс. xurđçt “сияющее солнце”) не лишено фонетических трудностей, хотя при этом и ссылаются на осет. s из др.-ир. š».


[Закрыть]. Впрочем, еще Н. М. Гальковский, опубликовавший и проанализировавший почти все известные к началу XX в. средневековые поучения против язычества, отрицал восточное происхождение имени Хорса. Он высказал предположение, что: «Заимствование Хорса, может быть, сказалось в том, что он в “Беседе трех святителей” назван “жидовином”»…

Исходя из убеждения, что князь Владимир поставил в Киеве в 980 г. идолов не только «своих», русских, богов, но и идолов других племен, Е. В. Аничков полагает, что Хорс был именно божеством торков, обитавших около Тьмутараканя (Аничков, 1914). Однако достоверных оснований для такого утверждения нет…

Обычно в письменных памятниках при перечислении богов Хорс упоминается сразу после Перуна. Скажем, в Начальной летописи имена богов стоят в таком порядке: «Поставил [Владимир] Перуна, Хорса, Дажбога». Два последних имени, обозначающих солнце, приведены рядом. Может быть, это не и случайно: например, летописец или древний писатель заменил заемное или устаревшее и малопонятное слово «Хорс» русским «Даждьбог».

Пьетро Перуджино. «Аполлон и Марсий». 1480-е гг. Лувр

Осмелимся допустить, что Хорс, будучи, подобно Дажьбогу, божеством солнца, имел все же в представлениях славян некую особость, то есть олицетворял какое-то другое свой ство Солнца. Основанием для такого предположения может служить, скажем, «Слово о полку Игореве», согласно которому князь Всеслав «прерыскаше» – то есть перебегал, пересекал – путь светилу.

Солнце, поднимаясь на востоке и опускаясь на западе, как бы описывает круг. И греческое χόρος именно «круг» и означает. Вспомним, что «хоросом» называли круглый подсвечник, находившийся в древнее время в храмах под самым куполом. Он обозначал небесный свод, круг. Одновременно греческое χόρος и русское «Хорс» могут восходить и к одному общему корню. В таком случае за разъяснениями значения этого русского божества нет нужды обращаться к восточным заимствованиям. Хорс мог быть названием Солнца в его ежедневном «круговороте», как над, так и под (?) горизонтом.

Подтверждение этому мнению находим в Слове и откровении святых апостолов: «В прелесть великоу не внидят мняще богы многы пероуна и хорса дыя и трояна и инии мнози, ибо яка то человецы были суть старейшины Пероунь в елинех, а Хорс в Кипре, Троянь бяше царь в Риме» (Гальковский, т. 2, с. 49–54).

На Кипре, который принадлежал то финикийцам, то египтянам, то грекам, а потом и вовсе туркам, некогда располагались известные святилища Аполлона Гилата, многочисленные храмы в его честь – в Куриуме, Старом Пафосе, Идалионе, Тамассосе[34]34
  Бог света Аполлон на Кипре носил дополнительное прозвище «Лесной» и считался покровителем лесов и пастухов.


[Закрыть]. До сих пор туристам рассказывают, что используемый здесь виноградный пресс даровал киприотам бог солнечного света Аполлон, а первую лозу посадила сама Афродита.

Автор перевода или даже самого текста был явно учен в греческой традиции, а сама рукопись есть, вероятно, пересказ с греческого конца XIII – начала XIV вв. Иначе говоря, ему было прекрасно известно, что в то время, когда эллины в материковой Греции почитали Зевса-Перуна, а римляне чтили своего императора Траяна, на Кипре господствовало поклонение богу света Аполлону, то есть Хорсу.

Культ солнечного царя характерен и для одних из возможных предшественников («сопрародителей») славян – скифов-сколотов. Геродот (История, IV, 5–6) рассказывает о попытках овладения сыновьями предка-прародителя скифов символами царской власти. Победителем вышел младший брат по имени Колаксай (скифское Xola-xsaya – «Солнце-царь»)…

Солнечно-громовые знаки на полотенцах русского северного дома (Карелия, Марциальные воды, 2007 г.; фото Д. Гаврилова)

Знаменательна и показательна необычная для восточнославянской традиции форма теонима «Хурсъ», содержащаяся в ряде древнерусских памятников, в том числе в некоторых старейших списках «Проложного Жития Владимира». Выявляемая с высокой степенью вероятности двойственная огласовка имени восточнославян ского солярного божества Хърсъ/Хурсъ фонетически полностью соответствует реконструируемому сармато-аланскому xors/xcurs – «Солнце-царь». Ведущее место культа «Солнце-царя» в верованиях сармато-аланской ветви восточных иранцев предопределило и его положение среди южной части восточных славян-язычников в качестве одного из высокочтимых божеств, бога «великого», согласно «Слову о полку Игореве» (Васильев, 1999).

Правда, при принятии скифского иранского происхождения имени Хорса восхищает глубина исторической памяти заимствования – около пятисот или шестисот лет. Если же отвергать гипотезу, что праславяне обитали на территории Причерноморья, то истоки оного заимствования вовсе непонятны.

Но вообще… Будь Хорс в понимании автора «Слова…» чужеродным, тюрским или «жидовским» богом, стал бы он именовать его «великий»? Как-то странно все это.

На существование у славян женской ипостаси Солнца имеются лишь смутные указания в позднем песенном фольклоре в виде сравнения девушек с Красным Солнышком, глядящим в окошко. По большому счету, это даже не указания, а намеки. То, что оно изначально вполне могла и даже должна была быть, указывает общеславянская основа самого слова Солнце – сълън, имеющая женский род. Так что богиню Солнца славян в достоверных источниках найти не удается. Зато известно о солнечном боге Сварожиче-Даждьбоге (Радегасте). Солнце-царь, выкованный (то есть рожденный) Сварогом, имеет отчетливую военную функцию.

Здесь нужно заметить, что славяне, как и германцы, различают Луну и Месяц. Вероятно, если попытаться истолковать смысл известного мифа о том, как был разрублен Месяц, то в историческом ключе есть смысл связать его с переходом от лунного к солнечному календарю, что примерно совпадает с переходом к земледелию.

Тогда ущерб Месяцу причиняет бог типа Гелиоса (Хорса или Сварожича-Даждьбога). В таком случае Месяц стоит сопоставить с предшественником солярного культа Еремием-Эрмием-Гермесом (Лунным богом), иначе говоря, с все тем же трикстером Велесом, соблазняющим Солнечную Деву.

Сказанное требует от нас забежать несколько вперед…

Славянская Великая мать-Геката – пряха Макошь, богиня магии и колдовства, хозяйка перехода из этого мира в потусторонний, может быть до известной степени сопоставлена с Луной апокрифических текстов. Не исключено, что и служение Рожанице (славянская Артемида) и Морене (славянская Персефона) тоже относится к лунному культу. Луна способствует произрастанию растений и получению урожаев вообще, а также непосредственно влияет на те особенности женщины, кои не свойственны мужскому организму. Кроме того, Луна воздействует на приливно-отливные явления, на психику и т. п.

Древнеболгарские обереги в виде всадников, которые, возможно, следует связывать с солнечным конем и божеством Солнца

Яркий пример почти пантеистического оживотворения природных стихий дает ряд апокрифов, в частности, «Видение апостола Павла». В зачине апокрифа приводятся эмоционально напряженные стенания природы, взбунтовавшейся против нечестия людского. Солнце, Луна и звезды предлагают Богу-Вседержителю покарать «грешных»: «Солнце великое, светлое, молясь Богу, [так] говорило: “Господи Боже, Вседержитель, до каких пор я буду смотреть на людские беззакония и ложь? Повели, и я сотворю им по моей силе, пусть они поймут, что Ты один Бог”. И опять был глас ему [Солнцу, раздавшийся с неба и так] говорящий: “Я знаю это все, ибо око Мое видит и ухо Мое слышит. [Но знай] – человеколюбие Мое ожидает их, когда они обратятся [к Богу] и покаются [в грехах]. Если же не придут ко Мне, [то] Я их буду судить”. Многократно и (Л. 230) Луна и звезды вопрошали Бога, и [так] говорили: “Господи Боже, Вседержитель! Ты отдал нам власть над ночью. До каких пор мы будем смотреть на прелюбодеяния и кровопролития, которые творят сыны человеческие? Повели нам, [Господи], и сотворим им [наказание] по силе нашей, – пусть познают, что Ты – один Бог”. И был глас [с небес], [так] говорящий им: “Я знаю все это, ибо око Мое видит и ухо Мое слышит, но долготерпение мое ожидает их, когда они обратятся [ко Мне] и покаются. Если же не придут ко Мне, Я их буду судить”.

Многократно воды вопрошали [Бога] о сынах человеческих и [так] говорили: “Господи Боже! Сыны человеческие осквернили святое имя Твое в нас”. И был глас [с небес] и [так] сказал: “Я знаю все [о них] еще прежде жизни их. [Я жду, когда они покаются] и обратятся [ко Мне]. [А если не покаются и не обратятся, то] Я буду их судить”.

Многократно же [и] Земля обращалась с мольбой к Богу, жалуясь на сынов человеческих. И говорила [так]: “Господь Вседержитель! Я больше всех творений осуждена. Не могу [далее] терпеть распутства, и разбоя, и воровства, и клятв [ложных], и волхвования, и клеветы, и оговора, и всех зол, что [люди] творят. [Не могу терпеть, как] отец восстает на сына, а сын – на отца, брат же – на брата, странник – на странника, и оскверняют жену ближнего своего, ибо отец восходит (Л. 230 об.) на ложе сына, а сын также восходит на ложе отца своего. И всем [этим] они осквернили место святое Твое [церковь], принося жертвы имени Твоему. И потому осуждена я больше всех творений, что не хочу, [а вынуждена] давать силу свою плодам, [которые выращивают] сыны человеческие. Но повели мне, [Господи], и не дам силу свою плодам”. И был глас Господний, [так] говорящий: “Я вижу все, и нет [никого], кто укроется от Меня за грехи свои и беззакония. Я вижу [все, но] Моя милость ожидает их, [ожидает до тех пор], пока они обратятся ко Мне. Если же не придут ко Мне, – я буду их судить”.

Итак, видите, сыновья человеческие, что вся тварь [все, что создано Богом] повинуется Богу. Люди же одни [только] грешат. Поэтому, ради всего этого, сыны человеческие, благодарите Бога [за долготерпение и милость] непрестанно каждый день и каждый час… » (Мильков, 1999, с. 561–576).

Исследователи подчеркивают, что этот сюжет из «Видения апостола Павла» можно на первый взгляд принять за плод фантазии автора, за выразительный художественный прием, не имеющий никакого отношения к реалиям жизни. Однако в пантеистической двоеверной ереси новгородских стригольников, которые проповедовали покаяние Земле, мы обнаружим аналогичную ситуацию, когда одухотворенная часть Природы (в данном случае Земля) реагирует на грехи людей (Мильков, Милькова, с. 369–371).

Стефан Пермский (ок. 1345–1396), осуждая покаяние в грехах Земле, описывает как раз такое вочеловечивающее (способность чувствовать) и обожествляющее (способность быть высшим судией) восприятие ее, которое было свойственно древним язычникам: «А кто исповедается земли, то исповедание не исповедание есть, земле бо бездушна тварь есть, не слышит и не умеет отвечати и не въспретит съгрешащему» (Казакова, Лурье, 1955, с. 241). Стало быть, еще его современники почитали Богиню Мать Землю и доверяли ей самое сокровенное. Но исповедь земле сохранилась как реликт язычества в некоторых старообрядческих течениях.

Апокрифический мотив жалоб природы сопоставим с архаическими сказочными приемами одушевления природных стихий и объектов, которые выступают в роли говорящих персонажей. Как отмечает В. В. Мильков, в самом одухотворении природы пробивается еще не угасшее архаическое мироощущение. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в сюжете фигурируют Солнце, Луна, Земля и воды – наиболее почитаемые в дохристианскую эпоху священные объекты, воплощавшиеся в образах подателя благ Хорса-Даждьбога, Велеса, великой Матери-Мокоши[35]35
  Из текста видно, что В. В. Мильков фактически отождествляет Мать Сыру Землю и Макошь. Представление ныне довольно распространенное, но, на наш взгляд, неверное…


[Закрыть], Царицы-водицы. Поэтому совершенно не случайно в апокрифе именно они «узурпируют» божественную прерогативу судить и карать. Полемический заряд текста явно рассчитан на отклик в сердцах тех, кто веками воспитывался на сказках и трепетном отношении к живой и обладающей душою природе. Ведь возмездием беззаконникам, прибавляющим одни грехи к другим, грозят священные с точки зрения традиционного восприятия объекты окружающего мира.

Апокриф разве что не называет соответствующих имен богов, которые были воплощениями стихий. Однако двоеверному читателю, конечно, было ясно, что угроза проистекает от тех, с кем издревле связывались надежды на благополучие, кому при испрашивании благ адресовались жертвы и моления участников сначала языческих, а затем двоеверных ритуалов.

Не вызывает сомнения тот факт, что «вопиющие» к Богу светила и стихии в понимании автора текста уже далеко не «бози небеснии, а друзии земнии, а друзии польстии, а дрезии и воднии» (Гальковский, т. II, с. 52)[36]36
  Кирилл Туровский также свидетельствовал о почитании современниками стихий.


[Закрыть]. Но в том же «Видении апостола Павла» они выступают в качестве могущественных сил, небезучастных к происходящему и способных влиять на ее течение. Наследие свергнутых языческих богов в апокрифических образах говорящих Солнца, Луны и Земли достаточно явственно. По мнению В. В. Милькова, автор неканонического сочинения не противопоставляет резко язычество христианству, а скорее, в завуалированной форме даже проводит мысль об их преемственности: ведь в его изложении уже не вполне божественные, но все же живые и могущественные природные стихии и объекты признают верховную власть стоящего над ними Вседержителя, являющегося единовластным управителем мира. Вот оно – двоеверие «во плоти».

Несколько слов о календаре и покровителях праздников

Остается упомянуть о симметрии солярного календаря, наличествующего у всех индоевропейцев. В качестве примера рассмотрим оппозицию Коляды и Купало, зимнего и летнего солнцеворотов, у славян.

Купало(а) – летний бог. По Густинской летописи, «пятый (идол) Купало, якоже мню, бяше богъ обилiя, якоже у Еллинъ Цересъ, ему же безумныи за обилие благодарениe принишаху в то время, егда имяше настати жатва».

В поучении «О идолах Владимировых», он – «бог плодов земных».

По тому же Поучению, Коляда – бог праздничный. «Шестый (идол) Коляда, ежу же праздник прескверный бяше декаврия 24» (Густинская лет.). Коляда (Каледа) диаметрально противоположен Купале. Он знаменует поворот годового коло, прибытие Света, умирание старого и приход молодого. Чествования Коляды продолжались в разных местностях с 21–24 декабря по 2–5 января.

Вместе с тем сегодня более распространено (а в науке почти общепризнано) мнение о том, что Коляда – не божест во, что в средневековых источниках произошла путаница, смешение названия праздника и имени божества. Причем, по мнению большинства ученых, слово это заимствованное.

Коляда – «1) “святки, сочельник, колядование – хождение с песнями под рождество”; 2) “зимнее солнцестояние”, колядка “песенка при колядовании”, укр., блр. коляда, ст.– слав. см. образ (Euch Sin.), болг. коледа “рождество”, сербохорв. коледа “колядка”, словен. kolйda “колядование”, чеш. koleda “коляда”, польск. kolęda – то же. || Заимств. из лат. calendae, не через греч. καλάνδαι» (Фасмер). Интересно, каким же тогда образом произошло заимствование? И не вспомнить ли нам еще и Солнце-царя Колоксая?

Колядные атрибуты – коза и личина – в экспозиции Музея народной архитектуры и быта Республики Беларусь

Если распространенное ныне название «комоедица» упоминается в белорусских источниках (откуда оно, собственно, и пошло) лишь с XVII–XVIII вв. и еще может быть понято как заимствование от греческого или латинизированного «комедия» (в значении «театрализованное действо»), то здесь ничего подобного мы не наблюдаем.

Способов проверить, действительно ли название «Коляда» воспринято от латинского calendae, у нас нет. Этим словом в римском календаре называли первые числа месяцев, приходящиеся на время, близкое к новолунию. Повторимся: как произошло такого рода заимствование из латинского, вовсе непонятно.

Любопытно в качестве дополнения привести еще и суждение авторитетного исследователя европейской Традиции Н. Пенника: «…Богиня солнца [Сауле. – Авт.] является еще одним примером божества в небесной колеснице. Праздник в ее честь – Каледос – проходил в середине зимы: по полям и деревням люди несли изображения солнца, моля о процветании в будущем году. Во многих моментах Каледос схож со скандинавско-британскими святками: в Балтии тоже наряжались в красочные костюмы журавлей, коз, лошадей, медведей и быков, сжигали blukis (святочное бревно) и ели свинину» (Пенник, Джонс, 2000, с. 308).

Найджел Пенник крайне мало осведомлен о собственно славянской истории и мифологии, но в том, что касается древних верований других народов Европы, ему вполне можно доверять. Приведенное свидетельство ценно также для понимания общеевропейского происхождения и смысла праздничной новогодней обрядности. А в процитированных словах нам важно, что балтийские народы (в данном случае литовцы), дольше других сохранявшие языческую веру, едва ли стали бы использовать заимствованное название для одного из важнейших праздников годового круга. Особенно если учесть, что прочие названия литовских праздников – исконные.

Празднование в честь Купалы получило не менее широкое распространение. Правда, необходимо оговориться, что во многих местах России (преимущественно на севере) Купалу не праздновали вообще, а в пору летнего солнцеворота отмечали Ярилин день, или Ярилки.

«Некоторые украинские этнографы XIX в., рассматривали Купалу как девичий праздник. “Мужчины только присутствовали, но в хороводах, танцах и песнях не участвовали”, – писал Н. Маркевич. Преимущественно о девушках говорили также В. Пассек и др. Между тем древнерусские авторы указывают, что в праздновании Купалы принимали участие лица обоего пола, причем не только молодежь, что, собственно, ясно и из характеристики, дававшейся купальским игрищам» (Кирчук, 2005).

Купальский хоровод. Из собраний белорусских этнографов

На праздновании Купалы (Причерноморье, 2002 г.)

Скорее всего, если Купала и имел статус божества, то такое его представление носило местный характер. Купалой называли одетую женщиной обрядовую куклу, которую сажали под украшенным деревом. Однако в Полтав ской губернии такую куклу называли Марой или Мареной (дерево здесь не известно). Именем Купало или Купайлец в Белорусии называли костер (Традыцыйны фальклор…, 1996).

В ночь на Купалу начинается убывание силы света, избыток которой способен привести к гибели всходы. Соединяются Огонь и Вода, «солнечное» и «лунное», что приводит к появлению животворящего пара. «Сему Купалу, бесу, еще и доныне по некоторым странам безумные память совершают, начиная июня 23 дня, под вечер Рождества Иоанна Предтечи, даже до жатвы и далее… С вечера собираются простая чадъ, обоего полу, и соплетаютъ себе венцы изъ ядомого зелия, или корения, и перепоясовшеся былием возгнетаютъ огнь, инде же поставляютъ зеленую ветвъ, и емшеся за руце около обращаются окрест оного огня, поюще своя песни, пречлетающе Купалом; потом чрез оный огнь прескакуютъ, оному бесу жертву себе приносяще… » (Густинская лет.).

У Купальского костра (Подмосковье, 2007 г.)

В послании игумена псковского Елеазарова монастыря Панфила псковскому князю Дмитрию Владимировичу Ростовскому (1505) говорится о том, что в канун рождества Иоанна Предтечи «чаровницы» – мужчины и женщины по лугам, болотам, лесам, полям ищут якобы какие-то смертные травы «на пагубу человеком и скотом… тут же и дивиа корение копают на потворение мужем своим: и сиа вся творят действом дьяволим в день Предтечев с приговоры сотанинскими» (ПСРЛ, т. V, вып. 2). А в самый праздник Предтечи, совпадающий с летним солнцеворотом, то есть собственно с Купалой, «во святую ту нощь мало не весь град возмятется, и в селех возбесятца в бубны, и в сопели, и гудением струнным, и всякими неподобными игры сотонинскими, плесканием и плесанием, женам же и девам и главам киванием, и устнами их неприязнен клич, вся скверные бесовские песни, и хрептом их вихляниа, и ногам их скакание и таптаниа; ту же есть мужем и отроком великое падение, ту же есть на женское и девичье шатание блудное им воззрение, такоже есть и женам мужатым осквернение и девам растлениа. Что же бысть во градех и селех в годину ту – сотона красуется кумирское празднование, радость и веселие сотонинское, в нем же есть ликование… яко в поругание и в бесчестие Рожеству Предтечеву и в посмех и в коризну дни его, не вещущим истины, яко сущии идоло служителие бесовскии праздник сеи празноють…» «Сице бо на всяко лето кумиром служебным обычаем сотона призывает и тому, яко жертва приноситца всяка скверна и беззаконие, богомерское приношение; яко день рожества Предотечи великого празнуют, но своим древним обычаем».

Обычаи эти сохранились по сей день. «Ничтоже сумняшеся» нынешние церковники уже нацелились прибрать себе этот народный праздник, освятить его и объявить православным, как и многие иные языческие по сути и происхождению действа и обряды.