Текст книги "Трейдер"

Раджа заложил руки за спину, качается на ногах и смотрит на Антонио. Конор смотрит на траву и кажется далеким от всего.

Тишину нарушает Раджа.

– Я бы предпочел не говорить этого, мы в заднице!

Антонио остается бесстрастным. Лицо кажется тоньше и вытянутее, чем обычно.

– Что вы думаете? – спрашивает он Конора.

– Знаешь, я уже говорил тебе однажды. Эта сделка заставила меня нервничать, но мы собрали все воедино и теперь нам предстоит играть.

– Как? – спрашивает Раджа.

– Похоже, это всего лишь пустые слова, – медленно произнес Конор, стараясь разгадать смысл происходящего.

– Они непрерывно болтают, потому что у них оружие, которое не так уж и сильно. ФРС знает, что неизбежно придется повышать процентные ставки в США, но они тоже осознают, что времени у нас немного. Поэтому они пытаются затянуть процесс, разглагольствуя о каком-то «черном четверге». Если бы ты не настоял, чтобы я присоединился к этой игре, я бы, вероятно, даже не участвовал. Сейчас у меня комбинация из тузов и королей, так что, наверное, мне нечего бояться. Давайте разглядим их карты – я все равно считаю, что они просто блефуют.

– Давайте не забывать об одном важном моменте, – глаза Антонио сверкают. – Обычно вы упоминаете покер, когда ситуация накаляется, но здесь мы имеем дело не с хитрым игроком, который блефует. На этот раз мы играем против дилера и, если мы промахнемся, нам конец.

– Пусть они набьют карманы казначейства.

Ирландец говорит задумчиво.

– Давайте подождем. В четверг, выйдут данные по промышленному производству, в пятницу – по занятости. Через две недели все поймут, что такие низкие ставки по облигациям неустойчивы.

Антонио качает головой, глядя вдаль за плечи Конора. Он замечает, что Милена смотрит на него. Её глаза устали, наполнены горечью, которую он никогда раньше не видел. Он проводит рукой по лицу и поворачивается обратно.

– Этого недостаточно. Дадим им выговориться, два дня и готовимся к удвоению.

Брови Конора взлетают вверх.

– Удваивать?

– Другого пути нет!

Раджа вздыхает.

– Нам придется пересчитать VaR.

Антонио ожидал подобного ответа. Увеличение позиции означало корректировку значения риска, значения, которое фиксирует максимальную маржу риска, доступную каждому трейдеру. Лимит, который указывает максимальную потенциальную потерю одной или нескольких позиций за определенный период времени и который не может и не должен быть превышен.

– Давайте пересчитаем, и в четверг в пятнадцать, до производственных данных, удвоим. Раджа, подготовь мне отчет и скажи, сколько мы можем потратить.

– Завтра утром я подсчитаю.

– Вы должны закрыть позиции остальных, – добавляет Конор. – На этот раз VaR придется сосредоточить на нашей торговле.

Антонио позволяет себе несколько минут молчания. В центре сада Лана смеется и обнимает Брук, а Кейтлин фотографирует их на свой мобильный телефон. Они счастливы. Они чувствуют себя неразлучными.

«Вы подарите ей уникальный момент, незабываемые воспоминания, нечто бесценное.» вспомнились слова Николь. Его взгляд поднимается к чистому вечернему небу, и вспоминается дождь. Тот самый дождь, что сопровождал их на Бонд-стрит. Он вспоминает о ее руке, которая, кажется, вернула ему чувство радости, которое он потерял годы назад. Внезапно, он осознает, что перед ним стоит нечто, чего невозможно измерить математическими формулами, нечто, что выходит за пределы всех цифр и его расчетов, что все его старания до этого момента были бесполезными. «Для того, кем вы стали, для того, кем вы являетесь сейчас, по моему мнению, цифр недостаточно. Теперь им всем нужны ваши слова, ваша мотивация, им нужно действительно чувствовать себя командой». Теперь ему нужна мотивация, идущая от сердца. Числа дали ему видение, способное преодолеть время и выйти за пределы настоящего. Взамен они прервали его контакты с другими людьми сделав холодным, отстранённым.

– Шеф! – голос Конора возвращает его в настоящее.

Он решительно качает головой.

– Нет, я ничьих позиций не сокращаю. Отправь письмо, срочная встреча завтра утром в семь, перед открытием. Мне нужны все люди, ответственные за книги, а также Алекс и Джузеппе.

– Хорошо, – отвечает Конор, начиная печатать сообщения.

– Начальник, у которого есть выбор, должен иметь силу и смелость поделиться им. Я не хочу, чтобы меня поддерживали наемники, я хочу, чтобы солдаты сражались со мной и за меня. Мне нужны солдаты, которые верят и доверяют мне. Это не такая торговля, как любая другая. Вы поняли это или нет?

Ответы не нужны.

– Это сделка, в которой мы играем на всё.

– Итак, решено? – спрашивает Раджа

– Меня это устраивает, – подтверждает Конор.

– Решено, – произносит Антонио, прежде чем уйти.

Он в доме, и Милена больше не может: она поднимает указательный палец и указывает на него.

– Во-первых – голос напряжен и дрожит от гнева. – Ты смог опоздать на день рождения дочери, потому что ты всегда опаздываешь.

Она останавливается, чтобы набрать воздуха.

– Во-вторых: ты все время смотрел на этот чертов телефон. Это заметили все. В третьих…

Антонио отводит взгляд и концентрируется на сериграфию Мондриана, но даже геометрия линий не успокаивает его. Расчетов, чувства контроля уже недостаточно. Он чувствует беспокойство, смешанное с чувством вины. Он знает, что виноват, но инстинкт кричать сильнее. Они стоят лицом друг к другу в центре гостиной на первом этаже. Между этими четырьмя стенами болезненная и непреодолимая реальность непонимания.

– Ты устроил рабочую встречу прямо на дне рождении своей дочери и практически ни с кем не разговаривал. И потом, ты не хорошо обошелся с отцом ее лучшей подруги, который хотел поговорить только о делах. Единственное, что Вас интересует деньги, деньги….

Милена останавливается, ей хотелось бы что-то добавить, но она молчит, закусив губу. Очертания зеленых ирисов словно тают за блестящей водянистой пеленой.

– Уинстон Бейкер не хотел говорить о делах, – Антонио модулирует свой голос, заставляя себя использовать нейтральный тон.

– И он было здесь не ради Ланы или нас. Он работал. Ты его не знаешь также хорошо, как я.

Говоря это, он не скрывает свое презрение к Уйнстону.

– Я его знаю! – Милена сжимает кулаки. – Я знаю его, потому что встречаю его перед школой, где учатся наши дети и он там каждый раз, когда устраивают родительские собрания. А тебя никогда нет!

– Он сводник! Он просто вульгарный спекулянт, ищущий клиентов. Он принадлежит к той категории банкиров, которых можно встретить только в гольф-клубе, на регатах, на выставке или, как ты говоришь, на собраниях в школе, потому что у него единственная навязчивая идея: найти деньги, которыми можно управлять. Я сделал все, чтобы исчезнуть, я каждый день стремлюсь быть невидимым в глазах этих людей. А ты делаешь все чтобы меня заметили.

– Я, я, я…, – голос Милены становится пронзительным. – Ты всегда говоришь о себе. Невидимый? Но понимаешь ли ты, что у тебя есть дети? Ты не можешь быть невидимым!

– У меня есть дети, но это не значит, что меня можно заставить становиться лицемером. На правой стороне всегда можно найти кого-нибудь вроде Бейкера. Довольно! Завтра у меня важная встреча.

– А ты? Ты не на правой стороне? Ты действительно думаешь, что ты лучше других?

– Нет, не лучше других, но, по крайней мере, я упрям и иду в противоположном направлении. Я другой, и меня это устраивает.

– В прямом и противоположном направлении, – тихим голосом повторяет Милена. Тембр выдает недоверие, гримаса кривит губы, делая их еще тоньше.

– Но почему ты так говоришь? Это не кажется правдой. Ты выглядишь… ты похожа… на книгу.

– Когда-то ты любил книги.

Печаль – это стремительный поток, который сметает плотину гнева Милены, уничтожая ее в одно мгновение. Теперь Антонио знает, что причинил ей боль. Он знает, что поставил ее лицом к лицу с ее предательством самой себя. Единственное, чего он не знает, это как остановиться, как вернуться назад.

– Это не проблема слов. Я действительно придерживаюсь упрямого направления и двигаюсь в противоположном курсе.

Он говорит, потеряв взгляд и думая о чем-то другом, обращаясь к «короткой позиции» Казначейства, к встрече на следующий день и к той сделке, которая обходится ему гораздо дороже, чем родительские обязательства.

– Почему у меня всегда такое ощущение, что ты где-то в другом месте и обращаешься к кому-то другому?

Милена кричит на него, опуская руки, сдаваясь. Он засовывает руки в карманы, подходит к камину и изучает фотографии на каминной полке. Он снова видит Милену, одетую в белое в день свадьбы. Думает о песне, которую они выбрали для свадьбы, о том, сколько времени потребовалось, чтобы преодолеть сопротивление дона Франческо, который не считал его подходящим на роль мужа.

Это было слишком давно. Время побеждает.

– Мы не можем так продолжать, Антонио!

Найди фразу. Найди слова для ответа. Скажи ей: «Я люблю тебя». Не говорите ей: «Я все еще люблю тебя». Скажите ей: «Это всегда мы» или «Так будет не всегда». Всегда слишком много… Скажи ей…

Он упустил момент, слышит, как хлопает дверь. Антонио один, он чувствует себя опустошенным. Вот почему он поднимается по лестнице и, даже не задумываясь, проскальзывает в комнату Майкла. Его рука касается подводного мотора, стоящего на низком столике. Он повторяет гладкую линию двигателя, а затем сжимает пальцы на ручке. Укол боли в основании большого пальца почти заставляет его вскрикнуть. Он закусывает нижнюю губу, чтобы сдержать стон. Продолжает сжимать и думать о море. Ему хотелось бы оказаться под водой, где невозможно говорить. Когда невозможно ранить других, а жесты нужны, чтобы понять друг друга. Ему хотелось спускаться все ниже и ниже, метр за метром, и позволить давлению раздавить себя. Однажды он прочитал об азотном наркозе, поражающем опытных дайверов. Экстаз глубины, который обманывает ум и изменяет чувства. Спускаемся все глубже и глубже в иллюзорной уверенности в восхождении. Он желает испытать это опьянение, потеряться в погружении до беспамятства, до потери себя. Антонио пытается подавить беспокойство по поводу утренней встречи. Он понятия не имеет, что скажет, как вдохновить и убедить людей. Он никогда не чувствовал себя свободно со словами: он находил их неуловимыми, скользкими, коварными, они заставляют его страдать.

Глава VII

УДВОЕНИЕ

Антонио открывает глаза. Он не помнит, кто он, не знает, где он. Что-то подобное с ним случалось раньше. Это происходило много раз. Однако в этот раз все по-другому. Голова болит и пульсирует. Сильная боль исходит из левой челюсти и распространяется вверх по виску. Тело больше не подчиняется ему, оно словно заложник жестокой дрожи. Простыни, пропитанные потом, прилипают к коже. Антонио прищуривается и старается фокусироваться на чем-то в темноте. Он открывает рот, чувствует присутствие, которого там не должно быть, пытается дышать ровно, но язык двигается липко и опухший. Он встает с кровати и выплевывает зуб в ладонь и крутит его между кончиками пальцев. Одна сторона гладкая другая имеет неправильный объем: полый в центре, заостренный с одного края.

Теперь он вспомнил, его имя – Антонио Моретти. Он вступил в брак с Миленой в майское воскресенье в Карманьоле. Их семейная жизнь началась счастливо, но с течением времени стала несчастливой. У них есть двое детей: Майкл и Лана.

Моретти потратил бесчисленное количество времени на анализ вероятностей и размышления о ставках. Почти два месяца назад он продал короткие казначейские облигации США на сумму триллион долларов. Сейчас его состояние здоровья ухудшается, горло болит, рассудок затуманен. Он пытается рассчитать потери банка, но не может. Чтобы сосредоточится и справится с туманом в глазах, с некоторых пор он начал истязать внутреннюю часть большого пальца ногтем указательного пальца левой руки. Он копал с хирургической точностью, пока не открыл бороздку пульсирующей плоти и продолжал погружаться в нее. Он решил докопаться до кости, ведь боль прекрасна, когда знаешь причину. Он подозревает, что у него нейродегенеративное заболевание, но это всего лишь еще одно препятствие, которое нужно преодолеть, чтобы оставаться в игре.

Великий Антонио Моретти, в декабре прошлого года вошедший в топ-5 крупнейших финансовых игроков в Европе, двадцать четыре часа назад потерял пятнадцать миллионов на одном дыхании, пока его дочь задувала свечи на торте. А сегодня утром он сломал два зуба, скрипя ими во сне. Половину одного зуба он держит в руке, другой, вероятно, превратил в кашу, прежде чем он его проглотил. Он встает и идет в ванную. Под струей горячей воды он изо всех сил пытается не закричать. Вода почти обжигает его кожу. Засовывает палец в рот, ряд коренных зубов нарушен. Аккуратно осматривает отверстие, стараясь контролировать дрожание рук. Его статистические модели говорят ему, что утреннее собрание обернется катастрофой. У него была идея, и когда он вдохновенно писал свою речь, накануне вечером она звучала идеально. В тот момент он чувствовал себя как Цицерон, способный возвысить слово до искусства. В каждом предложении звучала гармония и мудрость, словно стихи, вытекавшие из его пера. Эта речь была его магнум-опусом, произведением искусства, способным тронуть сердца и разумы слушателей. Теперь, перед этим важным собранием, внутри него метался смешанный букет чувств, и он с надеждой ожидал, что речь прозвучит так же мощно и вдохновенно, как на репетициях перед зеркалом. Боль медленно уходит и подергивания начинают терять интенсивность. Мышцы расслабляются, дыхание нормализуется. Тревога утекает водой, поворачивается пару раз и затем исчезает, освобождая место для самообладания. Обнаженный, пряди волос прилипли ко лбу, он смотрит на отраженное лицо в зеркале. На этот раз взгляд не теряется в пустоте, не затуманивается, а остается прикованным к худощавому профилю, уклоняясь от огня, окрашивающего воспаленные радужки в красный цвет и плывущего по краю темных кругов под глазами. Вот она, прямо перед ним, увядшая тень того мальчика из Рима, который приехал много лет назад, чтобы обрести светлое будущее.

Ему хотелось бы сдаться, сесть в самолет и улететь. Пропустить встречу, обезглавив европейскую верхушку большого банка, убежать от всего сняв с себя ответственность, но он пытается выбросить из головы подобные мысли. Порой жизнь становится слишком сложной, и давление обязанностей и ожиданий гнетет, как камень на плечах. Он мечтает об уединении, о тишине, о свободе от бесконечных ожиданий и стресса, который несет его положение. Но куда бы он ни ушел, его решение всегда будет с ним, как наваждение, напоминая о том, что настоящие испытания и настоящая сила заключаются в том, как мы справляемся с тем, что выпадает на нашу долю.

«Присмотрись и увидь себя двадцатилетним, что бы сказал, тот парень сегодня?». Он умолял бы его продолжать, потому что он занимается числами – он любит их и ненавидит, и от этой двойной страсти нет выхода. Благословение и осуждение. Подобно успеху и неудаче, одно противоположно другому. Он хотел бы уйти, но не знал, чем еще заняться в жизни. Когда он начинает бриться, то становится спокойнее. Кажется, он вернулся к тому, чем был раньше. Мысленно проговаривает речь, которую он произнесет за столом. Он знает, что ему придется столкнуться с пятнадцатью профессионалами, которые думают о фактах, переводят их в деньги и для которых слова мало что значат. А факты говорят, что фиксированный доход в целом снизился примерно на сорок миллионов по сделке, которую хотел он и только он один. За исключением Конора и Раджи, ему предстоит убедить тринадцать человек. Он начинает с невыгодного положения и будет требовать жертв по рисковым позициям книг. Поэтому он решил сделать ставку на эффект внезапности, рискуя всем.

Антонио одевается, застегивает белую рубашку, медленно завязывает узел галстука, надевает пиджак. Последний взгляд в зеркало. Улыбается, чтобы проверить не видно ли дырку в зубах. Всё хорошо. Он доволен, но чего-то все равно не хватает, он выходит из гардеробной комнаты и останавливается перед их спальней. Милена, в этот час уже внизу завтракает. Он медленно открывает дверь. Большая кровать не заправлена. Он идет в другую ванную. Включает свет и начинает рассматривать флаконы и тюбики, выстроенные в ряд на полке.

– Что ты делаешь? – интересуется Милена стоя босиком в легкой юбке из приятной ткани.

В ее глазах выражение, не оставляющее сомнений: она все еще злится. Моретти сразу это замечает, но не может не проследить за изгибом ее бедер. Он хочет ее и думает, что было бы неплохо поцеловать ее, заниматься с ней любовью все утро и забыть о работе.

– Я искал тушь и капли для глаз.

Она посмотрела на него, как на сумасшедшего а затем расхохоталась.

– Серьезно, тебе что-нибудь нужно? Может расслабляющий крем для лица.

Она всё еще выглядит обиженной, но пытается не подавать виду. Подходит, поправляет узел галстука.

– Ты идеален, – нежно шепчет она, поглаживая галстук.

– Значит, я ничего не искал! – отвечает он, возвращаясь в комнату Милены. Она гладит его.

– Сегодня важный день?

– Обычный день.

Милена трясёт свои светлые волосы.

– Это не правда! Я все еще могу распознать, когда ты лжешь.

– Нет смысла об этом говорить.

– И тем не менее мы говорили об этом уже давно. Тебе было важно, чтобы я понимала чем ты занимаешься.

– Теперь я даже не знаю, Милена. Я не знаю, что делаю. Думал, что знаю, но это неправда.

– Милый, если ты боишься, можешь мне сказать. Поговори со мной хоть раз, я не стану осуждать. Мы не в банке!

Антонио напрягся, он хотел бы рассказать ей всё. Он также хотел бы сказать ей, чтобы она пошла и забрала детей из школы и сбежала из этого города, от этой жизни, но он не может этого сделать. Он не может позволить усомниться в себе, он не может проиграть, он не может подвести свою команду.

– Просто все меняется!

Милена сидит на кровати скрестив ноги, опустив голову, словно пытаясь увернуться от неприемлемой мысли.

– Антонио.

Он остановился возле двери.

– Я никогда не могла сказать тебе, что говорят другие жены. Это всегда было так, – она смотрит на него чуть ниже подбородка и молчит.

– Тогда пожелай мне удачи.

Ее глаза расширяются, грустная улыбка. Она пытается говорить, но не может. Он смотрит на нее еще раз, прежде чем выйти из комнаты. Находясь в коридоре, он слышит ее шепот: «Удачи, милый». Он закрывает глаза, прислоняется к стене. Из спальни доносится слабое рыдание разрывающее тишину. Это звук боли и отчаяния, который проникает сквозь стены и заставляет сердце сжиматься. Милена, с каждым днем все сильнее убеждается в том, что между ними больше нет той связи, которая ранее сливалась как музыкальная гармония. Теперь их отношения словно бездонная бездна, в которой они теряются. Эта опустошительная пропасть поглощает их прежние чувства и близость, оставляя лишь пустоту и разочарование.

Антонио сидит в такси, машина медленно двигается по улицам города. В его глазах отражается озадаченность и тревога. Его ум полон мыслей, и взгляд устремлен вдаль, словно он пытается найти ответы в бескрайних уличных огнях. По лицу пробегают тени беспокойства, а руки сжимаются в кулаки, с каждой минутой он все более и более углубляется в свои размышления, пытаясь понять, почему он смог преуспеть на финансовых рынках, но не сделал того же в браке. Брак, который когда-то казался крепким, теперь трещит по швам, наполняя его сердце горечью. И теперь, из-за «короткой» позиции по казначейским облигациям, он рискует потерять всё. Сомнения и внутренние раздоры мучают его, и в этом непростом моменте ему приходится взвешивать цену своих успехов и жертв, которые он приносит в погоне за карьерными достижениями.

Он входит в банк с решительным взглядом, внутри царит атмосфера деловой суеты. Стеклянные двери за ним захлопываются, и он оказывается в просторном, хорошо освещенном холле. Мраморные полы отражают свет от потолочных люстр, создавая блеск и роскошь. Он направляется к лифту, чтобы подняться на свой этаж. С каждой секундой его беспокойство нарастает. Рене встречает босса. Они стоят лицом друг к другу, на расстоянии метра. Рене поправляет узел галстука, сжав губы в отвращении. Антонио изучает его, неподвижно, его руки в карманах, подбородок выставлен вперед. Рене закрывает глаза, дрожь трясет его щеку. Напряжение и раздражение чувствуются в каждом жесте.

– Ты и вполовину не так хорош, как Джей Морган, итальянец. Ты был его единственной ошибкой. Я должен был занять твоё место, – думает Рене.

Антонио медленно качает головой ни произнося ни слова:

– Я знаю, о чем ты думаешь, я вижу тебя насквозь, прогнивший французский круассан, но мне не нужно тебе что-либо доказывать.

Они молча считывали мысли друг друга.

– Семь тридцать, – рычит француз. – Опоздание на полчаса. Неуважение к команде!

Антонио Моретти сохраняет равнодушие. Рене отворачивается, прислонившись спиной к большому зеркалу, полностью закрывающему одну стену комнаты. По другую сторону смотрового стекла, в тускло освещенной комнате, Антонио наблюдает за происходящим, внимательно стараясь уловить малейшую реакцию присутствующих. Конференц-зал представляет собой помещение прямоугольной формы. В углу магнитная доска. На одной из длинных сторон – большие часы. В комнате находится около двадцати человек. Одни сидят вокруг овального стола, другие стоят, разделившись на группы.

– Ты прав, Рене, – громко говорит Антонио.

Француз резко встает. Колеса кресла мягко скользят по ковру. Ему за сорок, у него избыточный вес, пепельно-светлые волосы, коровьи глаза. Он выходит из кабинета босса.

– Первая встреча, которую он назначает за шесть месяцев, и ему даже удается ее провалить, – француз раскидывает руки и громко фыркает.

Антонио Моретти выходит из своего кабинета и направляется в «тайную» комнату.

Мориц Вагнер, руководитель книги «Германия». Антонио сосредотачивается на массивной фигуре гамбургского торговца и включает его во фракцию тех, кто находится по другую сторону: тех, кто надеется увидеть его падение.

– Может быть, у него были проблемы, – бормочет высокий худощавый парень лет тридцати.

– Какие проблемы? – Рене ходит взад и вперед по комнате, раздраженно размахивая руками, лицо покраснело от волнения.

– Он здесь босс и, если ты еще этого не понял, Люк, мы уже далеко. Я же говорил тебе, что эта сделка – чушь.

Он останавливается и смотрит на Конора Маккарти, тот стоит в стороне, прижавшись к стене, и его вид кажется отчужденным от всего, как будто окружающее не имеет к нему никакого отношения. Ирландец зевает, прежде чем обратиться к нему:

– Думаю, у тебя сегодня много дел. Какие у тебя планы, кроме размахивания рук?

Рене молчит, глядя на него с обидой, граничащей с ненавистью. Другой удерживает взгляд, пока худощавый мужчина не вмешивается, чтобы восстановить спокойствие:

– Рене, не нужно так относиться к этому. Антонио всегда пунктуален, если он опоздал, значит, что-то случилось.

Люк Андерсон, ответственный за Италию и Грецию переехавший в лондонский офис из Манхэттена несколькими месяцами ранее.

– Безупречен! Сколько мы теряем на «шорте»? Шестьдесят миллионов? – спрашивает Морис.

Француз хранит молчание, воспользовавшись этими словами, чтобы выбраться из угла, в котором его заперли раскопки Конора. Антонио кладет руку на стекло. Микрофоны, установленные в конференц-зале, они позволяют ему слышать все разговоры. Он считает, что Люк блестящий трейдер, но ему еще нужно расти. Через некоторое время он научится контролировать свой акцент восточного побережья, как это делал Джей Морган.

Андерсон был последним, кто подписал контракт со своим предшественником. После продвижения Антонио книга «Испания-Португалия-Греция-Италия» разделилась. Новичку были отданы Рим и Афины. Андерсон знал этот стол по рассказам Моргана и искренне уважал Моретти. Он относился к нему почти с почтением.

Возле входной двери Конор, Алекс и Джузеппе тихо беседуют. Квант поглаживает бороду, сосредоточившись на словах стратега. Стоящий в центре комнаты тридцатипятилетний мужчина с волнистыми черными волосами и оливковой кожей печатает на своем телефоне. Антонио улыбается, он готов поспорить, что Рауль Бенитес, глава книги «Испания-Португалия» занят обузданием ревности своей девушки из Барселоны. Телефонные споры между ними давно известны в зале и часто составляют фон офисной деятельности.

Антонио должен убедить прежде всего его. Он и Николас Олсен, мужчина лет сорока, который сидит прямо и неподвижно у противоположной стены. Голубые глаза холодны, лицо ничего не выражает. Держатель «Северной Европы» – непроходимая стена. В течение десяти лет Раджа пытался обменяться с ним некоторыми мнениями, но в ответ получал только пожимание плечами. Рене и Мориц против, а Люк, как и ожидалось, за, и игра ведется за Рауля и Николаса. Если бы он мог привлечь их на свою сторону, в этот момент было бы четыре против двух: большинство, которое подтвердило бы правильность сделки и придало доверие главе сектора фиксированного дохода.

Моретти достает свой телефон и проверяет время: 7:50 еще десять минут. Небольшая комната, из которой он шпионит, представляет собой кабинку размером четыре на четыре метра. Стены облицованы звукоизоляционной пеной. Именно Джей познакомил его с тайной комнатой. Два года назад, он подошел к его рабочему месту и сказал тихим голосом: «Антонио, пойдем со мной. Я покажу тебе кое-что». Он встал и последовал за Джей Морганом, через комнату они прошли по освещенному неоном коридору мимо кабинета Алекса и остановились перед стеклянной дверью.

– Что я должен увидеть? – спросил Антонио. – У нас здесь одна встреча в неделю. Кстати, именно вы их и назначаете.

Джей покачал головой.

– Пойдем!

Антонио последовал за ним по коридору. Они свернули за угол и остановились перед безымянной деревянной дверью. Джей достал ключ и вставил его в замок, жестом приглашая второго войти первым. Итальянец наблюдал за конференц-залом через одностороннее стекло и он понял.

– Зачем ты мне все это показываешь? – спросил он резким голосом, убежденный, что такой контроль нарушает все правила.

– Потомучто однажды оно тебе понадобится.

Ответ Моргана был пророчеством. Через несколько дней после отъезда американца Антонио нашел ключ от комнаты в конверте, на котором от руки было написано «Для тебя».

Время на часах 7:55. Сделав глубокий вдох он смотрит в последний раз через стекло. Люди на другой стороне кажутся ему пираньями в аквариуме.

– Доброе утро!

Он произносит приветствие естественно, когда входит в конференц-зал. Идет медленно, засунув одну руку в карман, пытается улыбнуться. Он достигает конца овального стола и смотрит на большие круглые часы на стене.

– Давайте подождем еще несколько минут.

Смотрит, как «ломаются» головы присутствующих. Недоумение прокатилось по конферент-залу. Глаза ищут друг друга, лица подмигивают, рты открываются в изумлении. Как только стрелки часов показывают восемь, он снова начинает говорить:

– Хорошо, теперь можно начинать.

Он останавливается, надеясь на реакцию. Он все рассчитал. Он ждал и молчания, и ответа, который высмеял бы его. Действительно, ответ не заставил себя долго ждать.

– Ты шутишь, что ли? Скажи мне, что это шутка, – рявкает Рене. – Вы опоздали на час!

Антонио хмурится, изображая удивление.

– Я так не думаю, мы сказали в семь и начинаем вовремя.

– Что это за шутка?

Мориц шипит, наклоняясь вперед, чтобы подать руку французу.

– Нет шутовства, – спокойно возражает Антонио.

– Сейчас в Понта-Делгаде семь утра. Так что, повторяю, мы очень вовремя.

Глаза Раджы подняты вверх, его оливковый цвет лица выглядит блеклым. Джузеппе переводит взгляд с Антонио на Раджу в поисках возможного объяснения. Рене закатывает глаза. Он не верит тому, что слышит и видит. Реакция босса застала его врасплох, и он не знает, что делать. Конор, единственный, кто сохраняет хладнокровие. Он растянулся в кресле и спокойно наблюдает за происходящим.

– Не хочу говорить что-то банальное, – вмешивается Рауль. – Но мы не на Азорских островах. Мы находимся в Лондоне.

Антонио кивает.

– Конечно, в Лондоне, но я решил вычислить время по Азорскому меридиану. Это произвольно, я это хорошо знаю. Но также является произвольным удерживать ставку Казначейства на низком уровне, делать это искусственно, уклоняться от динамики рынка и игнорировать тот факт, что Китай больше не покупает облигации.

Алекс улыбается, передвигаясь в кресле и скрещивая ноги словно он хочет устроиться поудобнее, чтобы насладиться представлением в полной мере. Антонио подходит к доске, берет новый маркер, разворачивает его и позволяет крышки упасть на пол. Затем он что-то пишет на белой поверхности. Поворачивается и отходит на один метр вправо, чтобы все прочитали:

– Выйдите из коробки!

В этот момент Антонио замечает, как отстраненность Морица переходит в сосредоточенность, а Рауль закрывает глаза, пытаясь предугадать выводы рассуждений. Он решил не обращать внимания на реакцию Рене и Морица.

– Каждый день мы становимся жертвами привычек, большинство из которых мы даже не осознаем. Эти привычки направляют наши решения, формируют наше поведение и, постепенно, укрепляются. Они работают тонким и хитрым способом, внедряясь в нашу жизнь постепенно. Привычки создают сами люди, но порой они забывают, что их установили, и считают их нормой. Давайте возьмем, к примеру, голубого тунца, мигрирующего из Мексиканского залива в Средиземное море, и его распределение. Долгие годы – это морское животное было разделено на две отдельные популяции. А вы знаете, как это распределение происходило? – он говорит, возвращаясь к столу и опираясь на него руками.

Тишина. Все взгляды сосредоточены на нем.

– Основываясь на меридиане, – он делает паузу, чтобы подчеркнуть важность этих слов. – Именно на этой конвенции между странами установлены квоты на добычу рыбы. Но на самом деле у нас была только одна популяция. Разве можно разделить океан или виды? Результатом этого стало медленное исчезновение тунца. Это было подобно тому, как вести учет расходов на двух текущих счетах, не беря во внимание, что деньги, которые мы тратим, всегда одни и те же, но учитываются дважды.

Николас кивает в знак согласия, а Рауль улыбается. Алекс играет с оправой своих очков и смотрит на него с восхищением.

– Некоторые из этих обычаев обладают такой универсальной истиною, что люди принимают их, не оспаривая. Эти обычаи называются догмами. Каждый человек имеет право на свою веру, и вера часто включает в себя догмы, – он смотрит на Раджу. – Но то, что может иметь силу перед Богом, не обязательно является действительным на финансовых рынках. Ни доллар, ни даже 10-летние облигации США. Вчерашнее заявление FOMC было ясным – ФРС будет продолжать покупку казначейских облигаций. Я предлагаю вам поставить под сомнение эту устоявшуюся догму и назвать то, что, на мой взгляд, является всего лишь блефом. Притворство законно. Правила игры это предусматривают. Наша задача – найти выгодную цену. Ничто не гарантирует успех продавцу, но если мы будем действовать рационально, не утрачивая интуиции, то со временем это принесет свои плоды. Кто-то другой заметит отклонение, и сделка начнет приносить прибыль. Искусственность обычаев и обмана в конечном итоге столкнется с реальностью и не выдержит проверки на истинность, если не считать каких-либо уловок.