Текст книги "Заговор банкиров"

Деньги на заре США родились в них в качестве общественного блага, доступного каждому, кто производил что-либо, пользовавшееся спросом на внутреннем рынке. Существование этого блага привело к тому, что бедные золотом и серебром североамериканские колонии пережили бурный расцвет, значительно превышающий рост экономики своей метрополии, которая была обременена долгами, требовала постоянного притока золотого покрытия, обеспечивала аппетиты ненасытного правящего класса. Этот рост привлек внимание метрополии, и банкиры выяснили его природу – свободную от ссудного процента символическую валюту. Выяснив эту природу, они, быстро сообразив, к чему в перспективе может привести развитие этой идеи денег как всеобщего блага (а она бы привела к исчезновению банкиров как класса), попытались уничтожить идею в зародыше. Был выпущен королевский указ, обязывающий колонии платить налоги исключительно золотом, что втянуло их в орбиту влияния банка Англии и в кратчайшие сроки загнало в глубокую долговую кабалу, почти до нитки ограбив их население, вызвав спад экономики и массовую безработицу.

Доведенные до отчаяния колонисты подняли восстание, начав войну за независимость, и в 1783 году США окончательно были признаны Великобританией как суверенное государство с западной границей по реке Миссисипи. Однако в процессе войны бывшие колонии были разорены, их деньги были обесценены, новопризнанное государство было по уши в долгах у своих союзников французов, которые надо было отдавать золотом, и требовались срочные меры, направленные на то, чтобы восстановить финансовую систему и систему денежного обращения. Для стабилизации положения был создан первый банк США, который работал по классической схеме европейского Центробанка и обладал правом денежной эмиссии. Этот банк, разумеется, породил ту же коррупцию, которая уже прочно укоренилась в Европе. Однако США, выстроенные на идеалах отцов-основателей, имели значительную прослойку идейно устойчивой элиты, которой претила эта коррупционная схема, и эта элита несколько раз разрушала ее, после чего эта схема возникала снова, пока окончательно не утвердилась в 1913 г. в результате принятия «Акта федерального резерва». История того, как банкиры протащили этот закон в конгрессе, воистину детективная, но об этом – чуть ниже.

Через год после принятия «Акта федерального резерва» началась мировая война, которую традиционно считают первой, в результате которой все правительства-участники, в том числе и правительство США, оказались в огромных долгах перед кредитовавшими эту войну финансистами, причем международные банки кредитовали противоборствующие стороны. Банковские деньги после этой войны окончательно поработили считавшуюся самой свободной нацию в мире – это произошло ровно на два столетия позже того момента, с которого я начал эту главу, с окончания войны за испанское наследство. В США деньги, как общественное благо, с переменным успехом просуществовали целых 130 лет, и именно это заложило основы промышленного, социального и нравственного могущества этой великой державы, которому завидовали и которое боялись и ненавидели финансовые банковские олигархии, фактически правящие Европой. Но алчность капиталистов все-таки взяла верх над принципами отцов-основателей США, что и привело, в конечном итоге, к деградации и разграблению этого великого государства в течение последующего столетия.

Чтобы понять, насколько сильно с точки зрения благосостояния населения отличаются две формы денежного обращения: свободная, в которой деньги выпускаются правительством, и монополизированная Центробанком, в которой деньги ссужаются правительству и экономике под процент. Стоит прочитать повесть Джека Лондона «Сошествие в ад». Она посвящена жизни простых людей в Великобритании в конце XIX – начале ХХ века. В тексте, в частности, приводится сравнение положения простого человека в США, в которых свободная, в том числе и от банковского диктата, капиталистическая экономика работала на благо всего общества, и в Великобритании, население которой постоянно нищало и счастьем считало попасть на какой-нибудь корабль, идущий в США, или в колонии, в которых свободная, в том числе и от банковского диктата, капиталистическая экономика работала на благо всего общества. Контраст был разительным – почти все национальные богатства Великобритании принадлежали паразитической правящей элите, тогда как ее народ влачил жалкое существование. К чему к началу XXI века привела эта утвердившаяся в начале века XX в США схема Центробанка, и как несколько раз за историю 20-го века США были ограблены банкирами и дельцами с Уолл-стрит, я опишу ниже по тексту этой работы. Вернемся, однако, снова в прошлое.

* * *

Меньше чем через сто лет после окончания войны за испанское наследство во Франции произошла Великая Революция. Забавный парадокс этой революции в том, что ее осуществили во многом те кадры, которые были выкованы во время борьбы за независимость США, и произошла эта революция примерно под теми же лозунгами Свободы, Равенства и Братства. После кровавых пертурбаций внутри самой Франции к власти в республике пришел Наполеон, который, по сути дела, полностью подчинил себе финансы государства, военную и политическую власть. Он был сторонником государственной монополизации денежного обращения и начал успешное строительство своей империи. Это строительство было прервано Россией в 1812 году (почти ровно сто лет с момента окончания войны за испанское наследство), после чего его империя растаяла как дым вместе с идеей всеевропейского единства под властью просвещенного деспотизма. Идея всеевропейского единства, правда, потом несколько раз реинкарнировала. Процесс строительства французской континентальной империи был, по своей сути, второй мировой войной, после войны за испанское наследство. Ну почти мировой – США в этой войне не участвовали, хотя использовали ее для расширения своих границ, купив у Наполеона, которому нужно было золото для ведения войны в Европе, огромную территорию к западу от Миссисипи – французскую Луизиану. Это было первое серьезное усиление Штатов за счет глобального конфликта.

Во время противостояния с Наполеоном Великобритания, для финансовых кругов которой создание объединенной континентальной Европы было смерти подобно, щедро финансировала всех, кто готов был противостоять такой перспективе, и именно с этого момента кредитование в Лондоне европейских монархий и их правящих элит стало привычным делом. Наполеон, однако, не был сломлен поражением и предпринял попытку вернуться на вершину власти, пресеченную Веллингтоном при Ватерлоо. Во время 100 дней последнего правления Наполеона Ротшильды, которые к тому времени уже стали ведущим банкирским семейством Европы, финансировали обе стороны конфликта. Получив сведения о победе Веллингтона под Ватерлоо, «английский» Ротшильд воспользовался этим, устроив панику на лондонской бирже, распространив ложную информацию о поражении британских войск. Скупив за бесценок множество активов, он нажил себе колоссальные прибыли, после того как пришло известие о победе Веллингтона и акции снова резко подорожали. Это был день, в который лондонская биржа была монополизирована международными банкирами. Разумеется, «французские» Ротшильды тоже не остались внакладе, т. к. следующее правительство Франции отвечало по долгам, которые сделало предыдущее. Финансирование обеих сторон конфликта банковским капиталом стало главным орудием извлечения прибылей от войн международными банкирами, и эта практика продолжалась и продолжается по сей день.

После победы над Наполеоном Лондон стал финансовой столицей всей западной цивилизации, однако политическая картина мира сложилась не в его пользу. В Европе оформился тройственный союз континентальных монархий, участвовавших в разгроме Наполеона, – Пруссии, Австрии и России. Этот союз, который в перспективе за счет железных дорог мог обеспечить огромный товарооборот и развитие составляющих его континентальных экономических сил с перспективой создания общего рынка, которому не требовались услуги лондонского Сити, представлял собой прямую угрозу могуществу Великобритании, державшемуся на морской торговле и ее кредитовании.

Именно угроза такой перспективы привела в 1853 г. к Крымской войне, начало которой было крупным политическим просчетом Российской империи. К этому моменту Франция, забыв о старых обидах, уже стала союзником Великобритании, т. к. представляла собой ту же самую по своей сути, что и Великобритания, структуру – колониальную империю, осуществляющую экспансию за счет вывоза товаров и, главное, капитала. Подобное притягивалось к подобному. Обе страны были связаны как масонскими ложами, которые получили широкое распространение в Европе, так и банковскими связями. Оба государства управлялись из одного и того же финансового центра – Лондона, одними и теми же банкирскими семействами, в частности Ротшильдами, по одной и той же концепции – концепции ростовщической колониальной экспансии. Российская Империя атаковала Турцию, стремясь, окончательно разгромив ее, получить выход в Средиземноморье, но это было ревниво воспринято Австрией, имевшей свои виды на балканский регион. Австрия отказалась от союзных обязательств перед Россией, когда Великобритания и Франция встали на защиту Турции, чтобы воспрепятствовать ее разгрому и исполнению российских планов, а вместе с Австрией отказалась вступать в войну и Пруссия.

Результатом поражения России в Крымской войне была утрата ее влияния в Европе и потеря черноморского флота. На статус европейского континентального гегемона вновь, при поддержке Великобритании, стала претендовать Франция. Колониальные империи обеих стран неуклонно расширялись.

* * *

К этому моменту в США обострились экономические противоречия между индустриальным Севером и аграрным рабовладельческим Югом. Помимо этого Линкольн, ставший президентом США, в очередной раз поднял вопрос об ограничении власти банковского лобби Уолл-стрит, которое к тому времени снова набрало силу, оправившись от того разгрома, который ему учинил еще президент Эндрю Джексон. Линкольна открыто предупреждали, что если он решится на этот шаг, США будут ввергнуты в большую войну, но он не поддался на угрозы, и война разразилась в 1861 году – это была гражданская война, которая вполне могла перерасти в международный конфликт, т. к. Великобритания активно поддерживала Юг, а Россия – Север.

Во время этой войны, главный смысл которой был вовсе не в освобождении рабов, как это традиционно принято считать, а в попытке правительства отстоять финансовую независимость всего государства и промышленности Севера от банкиров Уолл-стрит, связанных с крупнейшими банковскими домами Европы, Линкольн повторил опыт первых колонистов. Не имея достаточного количества золота, он стал печатать ничем не обеспеченные деньги, оборот которых обеспечивал тем, что этими деньгами собирались налоги, и эти деньги только на этом основании стали восприниматься как легальное платежное средство. Север победил Юг, несмотря на огромную поддержку, оказанную Югу Великобританией, благодаря тому, что он вел войну практически без золота, он оплачивал ее, по сути дела, бумагой, которая имела статус денег в силу того, что использовалась в системе налогообложения и была обеспечена только оборотом. Однако выпуск большого числа бумажных денег повлек за собой инфляцию, и чтобы изымать эти деньги из оборота и пускать в оборот снова, Линкольну была предложена схема, согласно которой правительство может занимать свои собственные деньги под процент, и под эту схему был создан очередной государственный банк. Эта схема стимулировала накопление резервов, номинированных в этих деньгах, изымая их из оборота и снижая инфляцию, но эта же схема возродила коррупционную схему Центрального банка, кредитующего правительство. Позже государственный казначей, предложивший эту схему, глубоко раскаивался в этом, а Линкольн, хотевший упразднить ее по окончанию войны, был убит.

Стоит еще раз отметить, что Российская империя, в противовес Великобритании, поддерживала Север, и присутствие Российского флота в территориальных водах США удержало Великобританию от непосредственного вступления в войну. Именно это, вероятнее всего, и заложило основы долгосрочной вражды, которую с тех пор питала и до сих пор унаследовала от старых времен Великобритания к России.

По прошествии некоторого времени коррупционная схема Центробанка снова была разрушена американскими законодателями, которые, понимая суть этой махинации, сопротивлялись ей, несмотря на огромное давление банкиров и дельцов-спекулянтов с Уолл-стрит. Очередная попытка финансового закабаления правительства США провалилась. Всего право выпускать американские деньги восемь раз переходило от правительства к Центробанку, пока банкиры окончательно не победили американское правительство в 1913 году, создав последний американский Центробанк, работающий по сей день, – Федеральную резервную систему. Эта организация, которая, как об этом мало кто догадывается, на самом деле не является федеральной (это – частный акционерный банковский холдинг) и не обладает никакими резервами, кроме резерва печатного станка. При таком резерве и той идеальной схеме денежного обращения, о которой я говорил выше и которая в полной мере была реализована этой организацией, какие-либо другие резервы ей просто не нужны. Через год началась новая мировая война.

* * *

К 1914 году оставалась единственная великая держава, в которой к тому времени не утвердилась схема Центробанка, – это Российская империя. Российская империя выпускала бумажные деньги, но не водила механизма частичного резервирования и государственного кредитования, в результате чего в стране было две валюты – серебряные рубли и бумажные, и их стоимость отличалась: бумажные рубли котировались к серебряным. Витте, чтобы победить инфляцию (как он говорил), незадолго до 1914 года привязал рубль к золоту, резко сократив денежную базу Российской Империи и вынудил промышленность, а потом и само правительство занимать деньги за рубежом (в основном во Франции). Империя из-за этой идиотской политики попала в долговую кабалу, что сыграло решающую роль в будущем во втягивании ее в Первую мировую войну.

В 1918 году война официально закончилась, однако одна из ее главных целей – вовлечение России в глобальную кредитно-финансовую систему – достигнута не была. В 1917 году в стоявшей на краю пропасти России произошел Октябрьский переворот, а затем пришедшие к власти большевики отказались от долговых обязательств царского правительства. Россия под властью большевиков осталась более или менее независимым от глобальной банковской системы государством, которое, покончив с гражданской войной, стало бурно развиваться, превращаясь, по сути дела, в государство-корпорацию. Сталин, по-видимому, прекрасно понимал основы геополитики, суть политэкономических процессов на Западе и предвидел новую войну, которой хотел избежать. Не сумев заключить союзнический пакт с Великобританией и Францией, он заключил пакт о ненападении с гитлеровской Германией, которая, оправившись от поражения в Первой мировой войне и последовавшего за ним спада, вновь была готова к войне.

Между Первой и Второй мировыми войнами произошло одно важное событие – Великая депрессия и отмена золотого стандарта в США. ФРС, получив возможность выпускать всю валюту США под ссудный процент (так в извращенной форме продолжала работать схема обеспечения оборота, введенная еще во времена Линкольна), спровоцировала Великую депрессию, внезапно и резко сократив объем денежной массы. В результате этого последовала череда банкротств, и множество предприятий и мелких банков было скуплено приближенными к ФРС банкирами за бесценок. После этого в США был отменен золотой стандарт – под страхом 10-летнего тюремного заключения от всего населения требовалось сдать все золото, которое было на руках, по цене $23 за унцию. Этот грабеж был проделан под предлогом укрепления финансовой системы США в рамках борьбы с последствиями Великой депрессии.

После того, как народ был обчищен, золото вновь разрешили покупать, но только иностранцам и уже по $35 за унцию – золото стало обеспечением внешнеторгового баланса США и внешнеторговых отношений. На внутреннем же рынке доллар стал тем, с чего он начинал, – символической валютой, однако, в отличие от колониальных расписок, это была символическая валюта, ссужаемая ФРС американской экономике под ссудный процент. Это создало перспективу бесконечного роста внутреннего долга США, который на сегодняшний день (на начало 2007 г.) достиг астрономической суммы в $45 триллионов, и превратило американскую валюту в основной инструмент взятия американской экономики под тотальный долговой банковский контроль. После запрета хождения доллара в американской экономике альтернативы доллару как платежному средству и долговым обязательствам правительства как средству накопления долларов не осталось. Идеальное золото было создано. Пока еще – в отдельно взятой стране и фактически через банкротство этой страны, к которому ее вели двадцать лет с момента принятия «Акта федерального резерва».

Великая депрессия привела к спаду производства во всем западном мире, в ряде стран этот спад превысил 50 %. Разумеется, это еще больше укрепило власть финансистов над глобальной экономикой. Мир снова шел к мировой войне, на этот раз – войне советской и западной систем. Эту войну невозможно было предотвратить никакими средствами, т. к. она побуждалась силами глобализации, централизовавшими западный капитал и упершимися в последнее ограничение своего господства – Советскую Россию.

* * *

Прежде чем продолжать историю, посмотрим на природу ссудного капитала с другого ракурса. Выше в качестве основного механизма экспансии капитала было рассмотрено ростовщичество, эволюционировавшее в банковское дело. Это лишь одна сторона медали. Есть и другая сторона. Банковская система, обеспечивающая оборот обезличенных денег, обеспечивает их оборот при помощи промышленности, т. к. именно производство придает «математическим» деньгам, стоимость которых определяется только лишь ссудным процентом, материальную ценность. Обезличенные деньги нужны обезличенному промышленному производству, которое является массовым производством стандартной обезличенной продукции взаимозаменяемыми стандартными обезличенными работниками. Вся система управляется взаимозаменяемыми стандартными обезличенными управленцами. Элемент творчества тут остается только за инженерами, которые, тем не менее, уже имеют стандартное университетское образование. Надо понимать неразрывную связь конвейера фабрики и конвейера банковского кредита – это две стороны одной и той же медали. Как же это началось?

Представьте себе две деревни, каждая из которых полностью обеспечивает себя. Они торгуют друг с другом излишками материальных товаров на ярмарках. Для такой торговли, которая является бартером, деньги вообще не нужны или нужны только как бартерный товарный эквивалент. Именно таким товарным эквивалентом и является золото как таковое. Что произойдет, если появятся ростовщики, которые начнут накручивать на товарную стоимость золота ростовщический процент? В такой бартерной торговле народ просто откажется от золота, оборот которого будет монополизирован со временем ростовщиками благодаря механизму ссудного процента, привлекающего к ним все больше и больше золота. Народ просто перейдет на другой товарный эквивалент, обращение которого сложнее монополизировать, – на серебряные или бронзовые монеты, на соль, зерно или рис как меру стоимости. В Японии в Средние века денежной единицей был коку – мешок риса. В такой натуральной торговле ростовщики просто не нужны для обеспечения товарооборота и производства, поэтому они и не играли значительной роли во времена, когда такой тип торговли был доминирующим.

Теперь представим себе, что в каждой из этих деревень живут мастера, которые изготавливают и ремонтируют повозки для нужд жителей своих деревень. И вот в один исторический момент в одной деревне появляется наиболее талантливый кузнец, а в другой – наиболее талантливый плотник, и они договариваются, что все плотницкие работы по производству и обслуживанию повозок будут выполняться в одной деревне, а кузнечные в другой. Благодаря возникшему разделению труда и специализации, а также тому, что в производстве задействованы лучшие производительные силы, суммарная производительность увеличивается и вместо двух повозок в год мастера производят уже три. Но третья повозка не нужна жителям, и возникает проблема, куда ее продать.

Так вместе с разделением труда и ростом производительности возник первый кризис перепроизводства. Помимо этого возникла необходимость определять сравнительную ценность плотницких и кузнечных работ, чтобы делить прибыль от продажи третьей повозки на сторону. Именно на этом этапе и возникла необходимость в деньгах как в своеобразной производительной силе, в двигателе производства, а не только товарооборота. Так начался процесс глобализации – две деревни оказались связанными устойчивыми производственными связями, началась их производственная специализация. Вместе с ней начался и научно-технический прогресс, т. к. кузнец стал совершенствовать свое кузнечное дело и его инструменты, чтобы увеличивать свою производительность труда, и то же самое стал делать плотник.

Чем больше развивается специализированный научно-технический прогресс, тем более глубоким становится разделение труда, он детализируется, и все больше и больше участников оказываются скованными цепями производственных отношений и зависимыми друг от друга. Однажды наступает такой момент, когда в смежных отраслях благодаря научно-техническому прогрессу достигается такой уровень производственного совершенства, что продукция отдельных узлов механизмов становится взаимозаменяемой и, как следствие, возникает свободный рынок комплектующих, заготовок, заклепок и т. п. Свободный в том смысле, что в каждый момент времени тот, кому нужны эти комплектующие, может найти того, кто может ему их поставить, и сделки на этом рынке никак не ограничиваются. Почему такое обязательно случается? Благодаря перепроизводству! Третья лишняя повозка будет просто стоять и ждать своего покупателя. Точно так же лишние гвозди будут лежать на складе и ждать того, кому они понадобятся. Это со временем произойдет с любым товаром. Так свободный рынок и разделение труда побеждают дефицит в том смысле, что товар всегда есть в наличии на рынке. К чему это приводит в перспективе?

Как только появляется свободный рынок труда, появляется резерв трудовых ресурсов, аналогично тому, как появляется резерв гвоздей, т. е. безработица. Как только появляется рынок интеллектуальных ресурсов, появляется резерв интеллекта – в виде патентной службы, резервирующей изобретения, менеджеров, строящих планы развития производства и разрабатывающих конкурирующие проекты, а в перспективе – индустрии информационных технологий, породившей в конце ХХ века базы данных, экспертные системы, компьютерное моделирование. Сама по себе наука, как область общественного сознания, вместе со всеми ее институтами и их сотрудниками, это тоже интеллектуальный резерв, результат своеобразного «интеллектуального перепроизводства». О фундаментальной науке, которая была и остается главным двигателем научно-технического прогресса, точно можно сказать, что это «интеллектуальное перепроизводство», т. к. она не связана непосредственно с производственной необходимостью. Фундаментальная наука – это работа на будущее.

Любой резерв не участвует в производстве непосредственно, но его содержание требует затрат. Непроизводственных затрат. И для покрытия этих издержек, в первую очередь, и нужны деньги, имеющие непроизводственное происхождение. Именно такими деньгами и является ростовщический капитал. Резерв – это отложенная прибыль, а банковский займ – отложенный платеж. Они взаимно дополняют друг друга в производстве так же, как и в торговле, механизмы которой мы рассматривали ранее.

Как и любое явление в жизни человека, ростовщичество возникло в силу того, что на него возник спрос, и массово распространилось, приняв форму современной банковской системы, в силу того, что массовое производство и связанное с ним массовое резервирование породило массовый же спрос на деньги. Рынок денег, пусть даже и символических денег, в сущности, точно такой же рынок, как и любой другой, – на нем есть товар ценой в ссудный процент, есть спрос, есть предложение, есть резервы, случается дефицит – недостаток резервов. Избыток резервов порождает дефляцию – падение ссудного процента, избыток денег в обращении – инфляцию, падение материальной стоимости денег. Отличие денег от других товаров, превращающее их в некий особенный товар, в том, что у них есть две цены: ссудный процент и покупательная способность, отвечающие за две их функции – функцию накопления, в которой деньги существуют в виде долговых обязательств, и функцию оборота, в которой они существуют в виде платежных средств.

* * *

Итак, индустриализация:

1) увеличивает спрос на обезличенные деньги;

2) порождает необходимость в кредитах – отложенных платежах, которая вытекает из появления резервов – отложенной прибыли;

3) сковывает все большее и большее число людей в рамках относительно независимых замкнутых производственных систем производственными связями, формируя как растущий рынок производства, так и растущий рынок сбыта;

4) стимулирует специализированный научно-технический прогресс и увеличивает глубину разделения труда.

Все это и есть глобализация.

Если этот процесс представить в виде пирамиды, высота которой качественно обозначает уровень технологического развития конкретного сообщества, а основание состоит из:

– уровня производства капитала в конкретном обществе,

– числа платежеспособных потребителей конкретного сообщества,

– количества демографически обусловленных (социальных) товаров, производимых в рамках конкретного сообщества, это будет примерная схема индустриального общества.

Если пропорции между производством капитала, социальных товаров и платежеспособностью населения нарушаются, пирамида теряет устойчивость. С другой стороны, высокий уровень технологического развития требует увеличения основания для сохранения устойчивости всей конструкции. Так научно-технический прогресс, основанный на разделении труда, требует постоянно растущей базы: кредитной, социальной и производительной. Это приводит к выводу о том, что по мере роста каждой замкнутой индустриальной системы каждая такая система упрется как минимум в демографические ограничения. Капитал, наука и даже производство сравнительно легко могут перешагнуть границы государства, а вот народ – нет. И когда эта пирамида упирается в демографическое ограничение конкретного индустриального государства, общество (и соответствующее государство) вынуждено начинать империалистическую экспансию или образовывать торговый союз с другими сообществами-государствами.

* * *

Вернемся к истории. Перед 1914 годом мир был полностью поделен между колониальными державами и немногими крупными государствами. Все прочие более мелкие формально независимые государства, так или иначе, были встроены в рынки, сформированные этими державами. В одной из работ русского экономиста Михаила Хазина, чей анализ существующих сегодня проблем построен на изложенных чуть выше соображениях о связи между разделением труда и необходимым объемом рынка сбыта, приводились данные, что тот уровень научно-технического прогресса и глубины разделения труда, который существовал в начале ХХ века, накладывал требования на минимальное число участников в замкнутой индустриальной системе порядка 100 млн. человек. Иными словами, реальным суверенитетом могло обладать государство, которое контролировало рынок в 100 млн. человек, вовлеченных, в свою очередь, в потребление продукции, производимой в рамках такого замкнутого рынка. Государства, контролировавшие меньший объем рынка, были вынуждены участвовать в той или иной форме международного разделения труда. Разумеется, в мирное время торговля и международное разделение труда существовали вне зависимости от способности государства быть самодостаточным, но сама способность государства проводить самостоятельную политику ограничивалась упомянутым демографическим требованием. Из этого следовало, что в начале ХХ века уже всего лишь пять индустриально-развитых держав могли играть роль реально независимых центров мировой политики. Этими пятью индустриально развитыми державами были:

1. Британия;

2. США;

3. Германия;

4. Россия;

5. Франция.

400-миллионный Китай, хотя и имел огромный потенциал как рынок сбыта и как потенциальный глобальный игрок, в те времена не был затронут индустриализацией – он научился использовать свой потенциал только во второй половине ХХ века.

Те, кто понимал действие механизма роста империалистической экономики, основанного на разделении труда, понимали также, что в пределе роста может остаться только одна глобальная система, которая контролировала бы весь мир. Когда такая система установилась бы, дальнейший научно-технический прогресс мог бы быть связан уже только либо с ростом демографии, либо с какими-то иными факторами, о возможности которых в начале ХХ века еще не задумывались. Это факторы, отвечающие за автоматизацию труда и развитие робототехники, благодаря которым часть работы выполняется вообще без участия человека, что компенсирует демографический недостаток участников производственного процесса. Однако переход на уровень развития, на котором многие, если не большая часть, производственные процессы автоматизируются, требует развитого планирования управления производством, которое трудно осуществимо в рамках парадигмы свободного рынка. В любом случае, парадигма свободного рынка может исчерпать себя, только упершись в свое окончательное ограничение – демографический рост всего человечества, и пока этого не произойдет, она, по-видимому, будет доминировать.

По мере технологического развития росли и требования к самодостаточному индустриальному обществу, и к началу Второй мировой войны они успели вырасти вслед за рывком научно-технического прогресса, который был осуществлен в 20–30-е годы, примерно до 300 млн. человек. Сталинский СССР уже не умещался в эти демографические ограничения, но в перспективе выигрывал гонку научно-технического прогресса за счет плановой экономики, которая в той ситуации была, как это должно быть ясно, более перспективна. Она была перспективна, потому что в рамках плановой парадигмы можно было более эффективно управлять резервами, минимизируя их количество и, следовательно, издержки, связанные с их содержанием. На Западе же существовало лишь две страны, которые удовлетворяли выросшим демографическим требованиям к реальному суверенитету: Британская империя и США.