Текст книги "Из пустого в Городжего"

Глава 2
В памяти моей сейчас, как в детстве, тепло
(«Песня о далекой Родине» из к/ф «Семнадцать мгновений весны»)

Наша лестничная площадка была заселена такими же семьями, как моя. Отцы и матери работали на близлежащих заводах, а мы, мальчишки, были примерно одного возраста. В моем детстве мы все дружили семьями. Нередко ходили в гости к соседям направо или к семье налево. Порой гости приходили к нам. Телевизор у нас был цветной, самый большой на нашей лестничной площадке. И поэтому, когда телевидение анонсировало интересный фильм, дружеские вечерние посиделки происходили или у нас, или у Сулим в квартире. У них тоже был хороший телевизор. Мне запомнилось, как несколько вечеров подряд к нам приходили со своими табуретками и стульями в полном составе семьи Никериных и Сулим. Мамы втроем собирали почти праздничный стол, звали детей и пап. Мы – компания мальчишек и единственная девочка, старшая сестра Игоря, Ирина Никерина, – занимали почетное место в первом ряду у телевизора – прямо на ковре под ногами родителей. Все вместе мы смотрели «Семнадцать мгновений весны».

Иосиф Кобзон – «Где‑то далеко», песня из к/ф «Семнадцать мгновений весны»

Нам тоже было интересно кино про войну, а родители объясняли нам непонятные места. Мы были вдохновлены хитростью Штирлица, героизмом радистки Кэт и очень переживали за рассеянного опьяненного свободой профессора Плейшнера. Потом, конечно, мы разыгрывали увиденные сцены. Как все маленькие дети, в своих играх мы были невероятно талантливы. Уже тогда я был заводилой в этих инсценировках. А Саша и Игорь – классические ведомые в кружке мальчишеской дружбы – поддерживали эти начинания, как любые новые игры. Просто так бегать с пластмассовым пистолетом мне быстро надоедало. И я придумывал – точнее, переиначивал – только что виденное на свой лад. Эти постановки были, что называется, для своих, только для играющих, без зрителей. Они нас захватывали, захлестывали и требовали какого‑то продолжения, выплеска в свет.

Я с гармошкой. Я с раннего детства стал проявлять свои творческие желания. Брат Виталик второй слева, сестра Леночка четвертая слева

Это я в садике. У меня здесь температура 39, но фотоссесия проходит один раз в год, поэтому не мог пропустить

Это я. Фотосессия в садике

Это я на фоне одеяла фоткаюсь

Еще дошколятами мы понимали, что праздник – это когда мама и батя дома, когда вкусный стол, много сладостей: торт «Птичье молоко», лимонад «Дюшес», какие‑то особенные конфеты. Праздник предполагает множество нарядных гостей и разнообразные развлечения: общие игры, фанты, когда все читают стихи, или танцуют, или показывают фокусы…

Когда был праздник, эмоции становились яркими, их можно было искренне показывать всему миру – радость, жизнелюбие, восторг, теплоту к близким. В обычной жизни эмоции особенно не показывались, прятались, стирались меж бытовых дел. Но все менялось, когда приходил праздник! Как сервиз из серванта, доставались улыбки, громкий смех, слова благодарности, объятия, одобрение… Праздник был способом открыто и уместно показать себя настоящим, чувствующим, открытым к другим. Когда детьми мы делали праздник, мы были искренними.

Не помню, чей именно это был день рождения и даже у кого дома мы его справляли, но началось все с фантов. Сначала мы отвечали на них – по очереди читали выученные в детском саду стихи. Мне показалось этого мало.

– А давайте покажем родителям танец, который в саду выучили! – предложил я Саше и Игорю.

– А давай! – согласились мальчишки.

Танец наш воспитатели именовали матросским, имея в виду «Яблочко», но пластика дошколят предполагала танцевальные фигуры исключительно образца пятка-носок-топ-топ-топ.

Песня «Эх, яблочко»

– А костюмы? – с сомнением протянул Сашка. – Костюмы‑то у нас в саду остались!

– У меня похожие штаны и дома есть! – сказал Игорь.

– А тебе мамин берет натянем, прям как бескозырка будет смотреться! – мою фантазию было не остановить.

Я в детском саду – во втором ряду четвертый справа

В детском саду. Я в третьем ряду второй слева рядом со Снегурочкой

Аккомпанировали мы себе сами, истошно вопя в три глотки:

– Ла-ла-лай, ла-ла-ла-ла-ла-лай!

Наш номер был еще не очень хорошо отрепетирован и слаженность движений хромала, но задора было хоть отбавляй. И мы были твердо уверены, что наш матросский танец прекрасен!

– Молодцы! Молодцы! – смеялись и хлопали, поощряя нас, наши родители.

Ясли-сад «Дельфиненок». Выпуск 7987 года. Последний год перед школой. Я в верхнем ряду пятый слева

Они были довольны. Хвалили и обнимали нас. Нам такой прием понравился. И начался в нашей жизни период, когда наша мальчуковая компания – Игорь, Саша и я – придумывала разные номера, чтобы концертировать перед родителями. Иногда к нам присоединялись Сережа – старший брат Саши, Ира – старшая сестра Игоря, и Виталик, мой двоюродный брат. Он был помладше на пару лет, но тянулся за нами, для него старшаками. Помню, как‑то раз я предложил:

– Давайте поставим спектакль, посвященный 23 Февраля!

– О! Классно! – поддержали идею ребята.

Каждый старался придумать что‑нибудь пооригинальнее, позабористее, чтобы перещеголять других. Так проявлялось в нас природное человеческое соперничество. И конечно, в этих постановках находило отражение то, что мы видели в окружающей нас жизни. В выходной день, когда все родители дома, мы говорили:

– Дорогие родители, у нас есть для вас концерт. Сегодня собираемся у Сулим.

Родители ставили стулья, усаживались, как будто в Доме культуры, и мы выступали для них.

Праздник – это способ разделить с близкими радость. Это не только про выпить и поесть, это прожить вместе эмоции, наполниться чем‑то хорошим и светлым, почувствовать поддержку. И сейчас мы в семье празднуем события, и это тоже важная часть жизни. На страницах этой книги вы прочитаете про самый прибыльный год моей компании по организации частных мероприятий. И удивительно, но это был второй год пандемии! По планете шел вирус, стастика по летальным исходам росла, но люди хотели праздновать жизнь здесь и сейчас. Когда, если не теперь, жениться, радоваться, находить что‑то светлое? Они соскучились по этой части бытия, по событиям. Потому что праздник – это важная часть жизни.

Становясь старше, мы уже не удовлетворялись повтором выученных детсадовских сценок и танцев. Мы сами принимали решение, какие номера приготовить. Сами придумывали и выступления, и костюмы. Сами изготавливали их из подручных материалов. Ко Дню космонавтики мы готовили космическую песню и наряжались в скафандры. К 7 Ноября изображали всадников на конях и с шашками. Я, конечно, был Мальчишом-Кибальчишом.

Одним из самых запомнившихся моих образов был робот. Я надевал на голову одну картонную коробку, вторую – на попу. Коробки, кстати, пришлось стащить из молочного магазина (тара была оборотной, и такие коробки стоили по 60 копеек). Сам рисовал техно-глаза и был очень современным танцующим роботом. Вдохновила меня на этот номер композиция группы Kraftwerk “The Robots”, которую впервые я услышал в фонотеке семьи Сулим. Электронная музыка и неживые голоса, произносящие “We are the robots” – мне слышалось: «Мы все роботы», – обусловливали отрывистые, как бы механические движения.

Kraftwerk – “The Robots”

Вспоминая эти представления, я думаю: до чего же мы были любимы нашими родителями! Сколько нужно терпения, чтобы в течение пяти минут смотреть на неумелые, практически бессмысленные движения ребенка, потом хлопать и хвалить его! Дорогие мои родители, спасибо вам за это! Спасибо за вдохновляющие любовь и терпение! Без этого я бы не вырос таким уверенным в себе.

Игорь Никерин тоже делал какой‑то свой номер. У Саши фантазии было поменьше, но он подхватывал наши начинания и участвовал в концерте на равных. Потом мы почувствовали, что выступать в квартирах нам уже тесно. И творческое объединение мастеров эстрады третьего этажа вышло на международную сцену – наш концерт был перемещен на улицу, к входу в подъезд.

Подъезды в нашем хрущевском доме были с крылечками перед входной дверью. И это место подходило на роль подмостков самым замечательным образом. Само крыльцо приподнималось над уровнем земли на несколько ступенек. Козырек над ним опирался на две колонны, обозначая границы сцены. Перед ступеньками было достаточно места, чтобы расставить стулья для публики. А подъездная дверь исполняла роль кулис.

На такие концерты мы уже звали соседей. Обыкновенно в тихие летние вечера все дворовые бабушки сидели около подъездов, судача о своих и соседских делах. Мы давно были знакомы со всеми соседками и звали их на наши концерты, и они знали нас и потому приходили. В этом было что‑то уютное, семейное…

Втроем мы ходили по двору маленьким парадом и объявляли:

– Сегодня вечером у подъезда номер два состоится концерт. Просьба приходить со своими стульями.

И к нам приходили бабушки со своими табуретками. Они были довольны развлечением, а мы – счастливы от проявленного к нам внимания. Воодушевление и радость от обмена положительными эмоциями заряжали и нас, и старшее поколение.

В то лето обстановка в нашем дворе сложилась очень творческая. Девчонки, выгуливавшие кукол рядом с песочницей и видевшие наш концерт, тоже решили попробовать себя. Они не только пели и плясали вместе с нами, но и проявили выдумку: натянули между колоннами скатерть, сами прятались за ней и показывали сценки, используя свои обыкновенные игрушки. Почти настоящий кукольный театр получался.

Это я до школы, примерно таким я пошел со старшими пацанами на речку

Отношение к нашим занятиям у всех соседей было очень уважительное.

– Вот какие хорошие у нас дети! – гордились нами взрослые.

Если кому‑то надо было выйти из подъезда во время концерта, человек не прорывался с руганью на улицу, а терпеливо дожидался окончания номера. Пришедшие с работы домой зачастую присоединялись к публике. Никто не кричал, не ругал нас за перекрытый вход, наоборот, хвалили.

– Детишки подготовились, какие молодцы! – говорили соседи с одобрением. – Вот у нас какие дети растут! Какие умнички!

Уже тогда я проявлял свои режиссерские и лидерские способности. Правда, я еще не знал тогда, что это так называется. Но по максимуму участвовал во всех номерах. Подавал идеи для новых номеров, подначивал ребят. Сам ставил все номера и устанавливал концертную очередность. Мог ли я тогда представить, что буду заниматься этим профессионально? Что сделаю организацию праздников и выступлений делом своей жизни?

Хорошая летняя погода предполагает долгое времяпрепровождение на свежем воздухе. Мы, дети, бегали по двору целыми днями, заскакивая домой попить водички или пообедать.

Однажды – мне было лет семь – я бегал по двору с другими ребятами. День был ясный, жаркий, и мальчишки постарше предложили:

– Ребят, а пошли на речку купаться!

– Пошли, – поддержали все.

А среди них был Сережа Зуев и Сережа Сулим, старший брат Сашки. А мы же с Сашкой закадычные друзья – куда он, туда и я. Мне не хотелось отставать от компании. Тем более что ощущал‑то я себя вполне взрослым и самостоятельным. Понятное дело, я пошел на речку со старшими.

От нашего двора до места, где можно окунуться, примерно пять километров. Для детских ножек это вполне серьезное расстояние, мы целый час шли пешком и очень устали. Отдохнули на берегу, искупались в прохладной воде и, проголодавшись, направили свои стопы к дому. Я со всей веселой ватагой потихоньку поднялся по косогору от речки наверх, к домам и к улице.

И тут я увидел маму. Она полубежала мне навстречу – от соседей во дворе узнала, с кем и куда я ушел. Дыхание ее совсем сбилось, потная, с серым от страха за меня лицом. Когда она меня увидела, то остановилась.

В руке у нее подрагивал длинный тонкий прут. Отправляясь на поиски меня в сторону речки, мама заранее отломила его от какого‑то дерева в нашем дворе и всю дорогу несла с собой.

– Ах ты ж, твою дивизию, Димка! Ах ты ж, едрить твою за ногу, чего удумал! Как ты посмел без спросу пойти со старшаками! А ну марш домой, ёшкин кот! – приговаривала моя мама и нахлестывала этим прутиком мою ставшую внезапно такой ценной пятую точку.

– А-а-а-а! – орал я. – Я не нарочно! Я больше так не буду!

ВИА «Синяя птица» – «Клен»

И вот, исполняя каждый свою партию, этаким дуэтом мы и вернулись домой. Всю дорогу мама нахлестывала меня. А я, позабыв про усталость, бежал впереди и подпрыгивал, не очень ловко уворачиваясь от грозного прутика.

А через пару месяцев моя детская жизнь изменилась.

Глава 3
Тонким перышком в тетрадь
(«Учат в школе», Эдуард Хиль)

Я хорошо помню себя в толпе чистеньких наглаженных первоклассников. И мою первую учительницу Надежду Федоровну и большую букву «З», табличку с которой держала в руке девочка с белыми бантами в волосах. Утром 1 сентября 1981 года мы, первоклассники, были все одинаковые. Мы жались неровным строем и были очень похожи на дисциплинированных пингвинят. Все чистенькие, в белых рубашечках, глаженых брючках, у девочек – фартучки с оборками, все с букетами. Постепенно день за днем жизнь открывала и проявляла характеры каждого из нас. Кто‑то старательно учился, стремясь выбиться в хорошисты, кто‑то тупил, равнодушно отсиживая уроки, а кто‑то выделялся особой хулиганистостью. Мне очень нравилось учиться, было интересно, и потому я старался быть отличником. И я им был. Школа наша была переполнена учениками, уроки шли в две смены. Занятия первой начинались в восемь часов утра, вторая смена приходила к часу дня.

Мой дневник первоклассника. Мама подписывала обложку

Новых для меня ребят в классе почти не было. Со всеми я был знаком или по двору, или по детскому саду. Детей в округе было очень много. Молодой город, на рабочей окраине которого мы жили, рос и развивался стремительно. Только на моем третьем этаже, на нашей лестничной клетке, жили-были три друга-одноклассника: я – Дима Городжий, слева жил Игорь Никерин, а справа – Саша Сулим, его брат Сергей учился двумя классами старше. Внизу, на первом этаже, жил еще один наш одноклассник Толя Куницын, а выше, на четвертом, – Лешка Федоров. Мы дружили, вместе ходили в школу и внешкольное время тоже проводили вместе.

Эдуард Хиль и Большой детский хор ВР и ЦТ – «Учат в школе»

Любимыми уроками начальной школы быстро стали чтение и физкультура. Ни тогда, ни позже одаренным спортсменом я не был. Но мне всегда было близко чувство команды, ответственности за коллектив. Здесь, на площадке, находили применение моим лидерским способностям. Во дворе мы играли летом в футбол, зимой – в хоккей. В школьной программе добавились волейбол и баскетбол. Именно командные игры нравились мне больше всего. Ощущение того, что я часть единой группы, что от моих действий зависит даже не судьба игры, а честь команды, вбрасывает адреналин в мои сосуды, и мне уже классно! Вот я стою полузащитником, и прикрываю ворота от врага, и ощущаю кайф! И поэтому я всегда с таким азартом бегаю, машу руками, кричу:

– Сашка, давай-давай, обходи!

Или:

– Давай, Серега, сюда, давай, пасуй!

Я почти всегда стоял на защите. Но это меня никогда не смущало, наоборот, в ходе матча меня обычно как‑то колбасило, словно подбрасывало изнутри. Удовольствие во время игры приходит от движения, от попыток что‑то сделать, от ощущения стремительности момента. Я и сейчас напитываюсь этими ощущениями, когда играю в футбол, – искрящееся чувство момента, сильная поддержка игроков, командное единство. На игровом поле будто бы создается еще одно – энергетическое, эмоциональное. За этим куражом я и записался в наш детский хоккейный клуб.

Хоккейные тренировки зимой и футбольные летом проходили на стадионе подшипникового завода, где работал мой отец. Сначала на тренировки ходили все ребята, но потом многим стало лень работать на льду или просто неохота, и они пропускали занятия, приходили редко, через раз либо время от времени, чисто за компанию. А я ходил каждую тренировку, мне нравилось заниматься. Заводской стадион «Торпедо» располагался не очень далеко, на нашей же улице Пушкина. Так и получилось, что на хоккей я ходил сперва с большой компанией, потом с мальчиком, живущим по соседству, а потом и вовсе один.

В первом классе мы учились только в первую смену, а во втором и третьем я уже ходил на тренировки по утрам. Помню: темно, раннее зимнее утро, у меня на плече клюшка, а на ней висит сумка, которую нестерпимо тянут книзу коньки, хоккейные краги, форма. Мороз стоит градусов двадцать – двадцать пять, снег скрипит, сугробы как торосы – через дорогу не перебраться. Мне лет восемь, я иду один к подшипниковому заводу через темноту, рабочие идут на смену, а я – на хоккей… Брутальная романтика индустриальной окраины.

Грамота игроку по хоккею Городжему Дмитрию за третье место в городских соревнованиях на приз клуба «Золотая шайба – 85»

Мне очень нравилось ходить на тренировки. Я считаю, что упорные тренировки в любом деле больше способствуют достижению заметных результатов, чем сиюминутные проблески, приятные, но ситуативные победы. Такой подход помог мне позже и в найме, и в бизнесе, и в развитии себя. Заводской стадион никогда не пустовал, там занимались рабочие, взрослая команда. Но территория была официально закрытая, и поэтому соревнования проходили всегда на других городских площадках, а не на нашем стадионе.

Наш хоккейный клуб назывался «Романтик». Мы участвовали в детских турнирах, родители приходили на игры поболеть за нас. Мои родители тоже приходили несколько раз. «Пионерская правда» писала о наших ровесниках и ребятах постарше, подробно освещая турнир «Золотая шайба». А о нас писала местная пресса.

Вадим Мулерман – «Трус не играет в хоккей»

В этой заметке поименно перечислены все мальчишки нашего двора. Если бы они меньше ленились и не пропускали тренировки, место могло бы быть и повыше. Но и тогда, и сегодня это не важно. Для меня всегда была существенной возможность потусоваться, быть в одной теме со всеми, наконец, просто быть с командой. Ведь на соревнованиях я не забивал, а больше отвечал за оборону, и даже одно это меня уже радовало. Важно было быть причастным к общему делу.

Это было чудесное время. Будущие драчуны и хулиганы еще были моими товарищами. Вот Леха Федотов, он был нападающим у нас в команде. Став старше, он заделался в классе хулиганом, забросив хоккей. Когда вырос, подсел на наркотики, за что‑то сидел в тюрьме, а потом умер от передозировки… Думать об этом спокойно невозможно. Может, если бы чаще ходил на тренировки, не потянуло бы его в темную бандитскую сторону…

Работая над книгой, я задумался, почему стал тем, кем стал, а не оказался на месте кого‑то из таких моих одноклассников. Я всегда пытался чем‑то заниматься. Ходил на хоккей, играл в футбол и школьный баскетбол, в хоре пел, попробовал себя в дзюдо, учился играть на гитаре. Автомодельный кружок научил меня выпиливать машинки из фанеры лобзиком, вставлять туда моторчики и управлять этим наземным дроном. Не помню, чтобы я занимался чем‑то одним, – всегда в моем расписании было несколько увлечений одновременно. Энергия била из меня ключом, бурлила внутри, и я буквально разрывался от захваченных возможностей, старался все успеть, и никогда мне было не лень влезать то в одно, то в другое. Наоборот, интересно! Я думаю, что именно внутренняя потребность чем‑то увлекаться, стремиться быть лучше, ежедневно совершенствоваться вытолкнула меня наверх, как росток из гумуса. Это очень важный момент – желание, даже страсть все время двигаться вперед. Такая жажда жизни необходима для того, чтобы добиваться чего бы то ни было в жизни.

Какое бы ни звучало предложение, я всегда реагировал позитивно. Например, открывается в школе баскетбольный кружок:

– Городжий, будешь играть?

– Да! Конечно!

И еще бегал уговаривал ребят тоже заниматься баскетболом – игра‑то командная.

Людмила Гурченко – «Команда молодости нашей»

Участие в нескольких секциях сразу помогло сформировать у меня неочевидный навык, который помог в жизни. Умение переключаться с одного проекта на другой: начинать первый, держать в голове второй, развивать третий и снова обращаться к первому, когда потребуется. Этот эффект не рекламировали при наборе на кружки, но спустя годы выпиливание лобзиком и умение защищать в хоккее свою половину поля используются нечасто, а вот навык переключаться между разными направлениями, держать в уме вводные по нескольким проектам и выполнять много задач – очень пригодился.

Эти школьные кружки делали сами учителя. Вообще, в то время кружков и секций было множество. В брежневские времена был лозунг: «Все лучшее – детям!» Государство всеми силами старалось увлечь детей, чтобы они не болтались неприкаянными по улицам, пока их родители на работе. О том, что такое продленка, сейчас мало кто помнит, а у нас полкласса оставалось на нее. В школьной столовой эти дети обедали и потом под присмотром учителя делали домашние задания.

Дома культуры, дворцы пионеров были заполнены кружковцами. На нашей городской окраине были и музыкальная школа, и художественная, и несколько секций по разным видам спорта. Собственно, сама музыкальная школа занимала одно крыло общеобразовательной. У нее был отдельный вход, где сидел грозного вида вахтер. Ни разу я не решился пройти мимо него, чтобы попасть внутрь. Наверное, если бы там помимо фортепиано и аккордеона учили игре на гитаре я бы смог преодолеть этот страх.

У сегодняшних школьников возможностей меньше, везде нужны деньги, часто немалые. А тогда ничего, кроме желания, от ребенка не требовалось. Детские кружки были или бесплатными, или очень недорогими. Я ходил в автомодельный кружок, но существовали и авиамодельный, и судомодельный, и рукоделие по разным направлениям для девочек. Лобзики и фанеру в модельных кружках выдавали даром – строгай, выпиливай, выжигай… В первую очередь бесплатными были все пришкольные кружки. В спортивную школу записывали бесплатно, но если не видели спортивного будущего, переводили ребенка в группу здоровья, которую уже нужно было оплачивать.

Грамота ученику 4 «3» Городжему Дмитрию за отличную учебу и примерное поведение

Благодарность ученику 3 «3» класса средней школы № 8 Городжему Дмитрию за хорошие успехи в учебе

Каких только кружков не было в наших дворцах культуры: ДК «Октябрь», ДК «Молодежный», ДК «Волгоградгидрострой». Было бы желание! А у меня оно было! Меня все время лихорадила дикая неукротимая активность. Хотелось попробовать себя во всем. Вспоминая, недоумеваю – как мне удавалось все это совмещать! Все время движуха была: то хоккейный матч, то соревнования автомоделей, то репетиция песни к Новому году в школьном хоре, то поход, то еще что… Я искал себя, примерял, словно костюмы, разные сферы: подходит – не подходит. Понимал, что при должном упорстве и энергии смогу проявиться в любом деле, но мне хотелось найти что‑то только свое. Что направляло бы меня, зажигало и давало гореть долгое время.

Школа как могла поощряла мой энтузиазм. У меня до сих пор хранятся грамоты с пионерской символикой и портретом Ленина: «За хорошие успехи в учебе» – второй класс, «За активное участие в общественной жизни класса и школы» – четвертый, «За активное участие в походе» – пятый. А вот трафаретом написана моя фамилия на дипломе за первое место в викторине «Что, где, когда?».

В начальных классах был дан старт моей общественной работе – я был командиром октябрятской звездочки. Первоклассников принимали в октябрята обычно к концу первой четверти. К ноябрьским праздникам и наш класс стал юными ленинцами. Каждый класс делился на группы по пять человек, по числу лучиков в звездочке. И октябрята учились взаимодействовать, договариваться, работать в группе. Потихоньку взрослея, дорастали мы до пионерии.

В пионерском лагере. Я в нижнем ряду крайний справа

«Пионер – всем ребятам пример!» – читали мы на форзаце букваря. И все хотели стать пионерами, подавать пример младшим.

В четвертом классе мы уже считались учениками средней школы. Появились новые предметы, учебный процесс был организован по‑новому. Младшеклассниками мы все уроки проводили в одном кабинете. Теперь приходилось каждую перемену переходить из одного класса в другой, таская за собой неподъемный портфель. Новые преподаватели старались заинтересовать нас каждый своим предметом. История мне нравилась и прежде, а теперь я записался в исторический кружок, председателем которого стал со временем.

Стать пионером было самим собой разумеющимся, и в ноябре это произошло: почти весь наш класс приняли в пионеры, только несколько хулиганов ходили без галстука. В тот день мы пришли в парадной пионерской форме: у всех белые форменные рубашки, и девочки не в платьях с фартуком, а в таких же рубашках и строгих юбках. В актовом зале была торжественная обстановка. Мы – несколько четвертых классов – сидели на специальных местах, как именинники.

Знаменная группа с барабанщиками торжественно внесла и развернула знамя пионерской дружины школы. Старшие: пионервожатые и комсомольцы – говорили о пионерских традициях, о преемственности поколений, о нашем будущем, о том, что большое начинается с малого. Наверное, они искренне верили, что к 2000 году все мы будем жить при коммунизме.

Пригласили нас на сцену. И там, глядя в зал, я вместе со всеми произнес клятву пионера:

«Я, Городжий Дмитрий, вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь горячо любить и беречь свою Родину. Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит коммунистическая партия. Свято соблюдать законы Пионерии Советского Союза».

И потом комсомольцы-десятиклассники передали нам эстафету – повязали каждому красные галстуки и прикололи на рубашки пионерские значки. Небольшая заминка произошла с узлами. Дело в том, что пионерский галстук завязывается узлом определенной формы, и не всякий, кто привык завязывать его на себе, сможет проделать это в зеркальном отражении. Но в итоге все справились, наши наставники пожали каждому руку и выдали открытку-памятку: «Дорогой друг, сегодня ты стал пионером великой Страны Советов. Будь всегда достойным этой чести! Гордись этим званием!» На моей открытке сохранилась дата: 22 ноября 1984 года.

Сережа Парамонов и Большой детский хор ВР и ЦТ – «А ну‑ка песню нам пропой, веселый ветер»

Теперь моя активность начала проявляться уже более-менее системно. Я был председателем пионерского отряда нашего класса, участвовал в общешкольных собраниях, входил в совет школы, где тоже подавал свои идеи. За эту общественную деятельность наши уже определяющиеся как хулиганы одноклассники возненавидели меня. Все школьное им было поперек души. Они и уроки‑то не делали и потому перебивались с двойки на тройку, а уж во внешкольное время что‑то делать казалось им несправедливостью и эксплуатацией.

– Ребята, завтра субботник, нужно будет разгрести листья на школьном дворе. – Они только кривятся и не приходят.

– Стенгазета сама себя не нарисует! – В ответ презрительные взгляды.

– Наша школа отстает по сбору макулатуры. – Тоже ноль эмоций.

Обидно, что и среди моих близких друзей появились отстающие. Довольно часто я помогал делать уроки своим соседям Игорю Никерину и Саше Сулиму. Иногда уроки делали у меня, иногда у них. Из дружной четверки нашего подъезда я был самым передовым, всегда везде шел в авангарде.

Лидером класса среди хулиганов стал вышеупомянутый Леха Федотов. Он не был самым высоким или самым сильным, но он был очень яростным горячим парнем. Умел зажигать ребят своими протестными настроениями. Этому способствовал и наш переходный возраст. Класс постепенно становился все более и более хулиганским. С течением времени противостояние меня как лидера хорошистов и Леши как главаря местной шпаны усиливалось.

Один раз они собрались группой человек в пять, подкараулили меня одного и отмутузили. Я отбивался как мог, но ни особенно сильным, ни знатоком приемов карате не был. Пришлось терпеть поражение. Я был один, а их много.

Однако этот случай мало повлиял на мою активность и стремление быть во всем первым. Это был такой вызов – оставаться самим собой, стоять на светлой стороне жизни в хулиганской среде. И сейчас, много лет спустя, я продолжаю стоять на светлой стороне жизнелюбия, развития, энергии. Правда, темная сторона сейчас выглядит не как хулиганы с окраины, а как люди, которые стагнируют, не хотят развиваться, вылезать из зоны комфорта, стремиться к чему‑то новому, имеют ограниченные закостенелые взгляды и не собираются их менять. Темная сторона бывает и внутри меня самого – сомнения, кризисы, переживания, и их тоже нужно преодолевать.

К восьмому классу учиться стало очень трудно. Не из‑за сложности программы, а потому что озорники и шалопаи не желали учиться сами и не давали учиться другим. Они срывали один урок за другим, издевались над учителями. Помню, как‑то засунули в классный замок спичку, и кабинет невозможно было открыть. Безнадежно отстав от программы, они тупо скучали на уроках. Буквально не знали, чем бы еще себя развлечь. Но я продолжал стараться и учиться.

С шестого класса к школьным предметам добавилась география и прочно обосновалась среди моих любимых уроков. Там уже были русский язык, литература, история. Появившаяся в седьмом классе химия надежд не оправдала. Она до сих пор осталась непонятной для меня наукой. А вот физика захватила мое воображение и давалась относительно легко.

Обучение в целом было важным для меня и тогда, и сейчас. С годами, чтобы обучиться чему‑то, необходимо прикладывать больше усилий. Но это качество, без которого можно остановиться в развитии личностном и финансовом, закиснуть в болоте под названием «Всегда так делали, зачем менять». Не узнавать новое и не применять его в своем деле – значит замедлиться. А иногда – совсем остановиться.

Среди разных пионерских забот был сбор вторсырья. Пионеры собирали металлолом и макулатуру не только в мультиках. Вообще, во времена так называемого застоя был лозунг: «Экономика должна быть экономной». Он часто попадался на глаза. В государстве, как в большом колхозе, ничего не выбрасывалось без пользы. Вся тара в магазинах была оборотной, даже картонные ящики. Стекло принимали в специальных пунктах почти при каждом магазине. Причем не было такого вида бутылок или банок, которые бы не брали. За все была четкая залоговая цена. После 1987 года в эти пункты выстроились огромные очереди, а потом они и вовсе умерли.

Queen – “Don’t Stop Me Now”

А мы, пионеры, собирали макулатуру и металлолом. Раз в квартал школа заказывала машину для вывоза этого добра, и к назначенному дню проводились усиленные сборы. Небольшими компаниями по двое-трое мы ходили по квартирам, и горожане отдавали нам старые газеты и журналы. Подъезды были все открыты, это сейчас ни в один не зайдешь – домофоны, замки… А тогда люди не боялись незнакомцев, смело открывали свои фанерные двери нашей ватаге. К тому же газет и журналов все выписывали по многу, и мы всегда возвращались из таких обходов с уловом. На почте в последний день оформления подписок на следующий год каждый раз выстраивалась длинная очередь. Сейчас это сложно представить, а тогда каждая семья выписывала две-три газеты: «Труд», «Советская Россия», «Правда» и для самого младшего в семье – «Пионерская Правда»; пару толстых журналов: «Работница» и «Крестьянка» для мамы, «Техника молодежи» для папы и молодежный журнал «Ровесник». На последней странице этого журнала обычно печатали фотографии какой‑нибудь группы, например постер Queen, с переводом одной из их песен. Для меня это было что‑то невероятное, нездешнее, удивительное. Я с трепетом ждал каждый выпуск и завел тетрадку, в которую вклеивал вырезки из этого журнала со снимками музыкантов и текстами песен.