Текст книги "Из пустого в Городжего"

Проблема безденежья актуальна была для каждого, и мы, молодые ребята, все свободное от физики время пытались придумать что‑то для заработка. У Лехи Коновалова в родном Камышине жил брат, знакомый которого работал на хлопчатобумажном комбинате. Это было огромное градообразующее предприятие. В 1992 году ХБК произвел рекордное количество ткани, но из‑за того, что связи между предприятиями были нарушены (из‑за ликвидации Министерства легкой промышленности), вся эта ткань оказалась не востребованной потребителями. И жители Камышина получали свои зарплаты в виде рулонов отличной, дефицитной даже ткани. Леха предложил реализовать эту ткань и таким образом закрыть бреши в наших студенческих бюджетах.

Мы сами привезли несколько рулонов к нам в Волжский и вчетвером, погрузив их на собственные плечи, понесли товар от вокзала к какому‑то контакту. А мимо ехала машина патрульно-постовой службы милиции. И что подумали милиционеры? Правильно! Они подумали: «Что‑то сперли и несут!» А у нас не было никаких документов на эту ткань. Ужас!

– Здрасьте, вы откуда, молодые люди, идете? И куда и что несете?

– Э-э-э-э, мы того-этого, – начали заикаться мы.

Еле выбрались, и ни ткани, ни денег.

Но деятельный мой характер, помноженный на бесшабашность молодости, не давал покоя. Начало 1990‑х было временем финансовых пирамид. Они весело, зажигательно рекламировались по телевизору. Леня Голубков рисовал графики покупки женой сапог и холодильников в результате сотрудничества с компанией «МММ», кабаре-дуэт «Академия», состоявший из Лолиты Милявской и Александра Цекало, шутил:

– «Хопер-инвест» – отличная компания!

– От других!

«Русский Дом Селенга» завлекал посадскими платками и баранками. Пирамиды помельче наполняли газеты или использовали сарафанное радио. Складывалось ощущение, как будто Волгоград был родиной этих пирамид.

Билеты какой‑то краткосрочной пирамиды купил и я и даже продал, не понеся таким образом прямого убытка. Но беда в том, что продал‑то я эту долю своему брату Виталику. В убытке остался он. Наверное, хорошо, что у нас тогда не было больших денег…

«Русский Дом Селенга»

«МММ» – «Куплю жене сапоги»

«“Хопер-инвест” ― отличная компания»

Все это энергичное вращение вокруг идей быстрых заработков захватило в свой водоворот и меня. Студенты участвовали во всех этих историях, воздух был наполнен открывшимися возможностями. Все думали-придумывали, как бы заработать денег, «срубить бабла», как тогда говорили. И, обретя новых товарищей, я ринулся в пучину «бизнес-проектов». Эти трудные 1991, 1992, 1993 годы были плотными, насыщенными событиями и вместе с тем… мутными. В том смысле, что все что‑то мутили. И результаты были такие же мутные. Эти первые попытки вряд ли стоит называть словом «бизнес». Мы просто пытались выжить.

Какие только товары не проходили через мои руки! Был острый дефицит сигарет (одновременно по всей стране закрылось 26 табачных фабрик), мы пытались их достать – перепродать, появлялись импортные средства для похудения, какие‑то китайские чаи, таблетки, «Гербалайф» – мы занимались и этим. Были и несуществующие оптовые партии… Кто‑то из моих однокурсников где‑то что‑то слышал о том, что на железнодорожных путях стоит вагон армейской тушенки. Цена на нее очень небольшая, но закавыка в том, что надо купить сразу весь вагон. И мы, юные простаки, ходили по общежитию от одного знакомого к другому и на полном серьезе предлагали:

– Есть вагон тушенки. Надо тебе? Может, знаешь, кому надо? Узнай у своих!

Мы ощущали себя такими важными, значимыми, молодыми бизнесменами, легко рассуждали о большой сумме предполагаемой сделки. Должно быть, со стороны мы очень комично выглядели. Мы готовы были продать не только один вагон, а целый поезд этой тушенки. Для нас этот поезд тушенки был как стартовый выстрел, обозначающий начало капитализма! Никто из нас никогда не видел ни одной банки в качестве образца из этого вагона, ни самого вагона, даже издалека. Мы не задумывались о складских помещениях для хранения такого товара, о том, как, посредством чего и на что перегрузить, чем перевезти ящики с тушенкой. Это было нечто большое цельное и неделимое – «вагон тушенки». Сумма, которую можно выручить за него и даже немного отщипнуть в свой кармашек, кружила наши головы. Ибо это «немного» высчитывалось в гигантскую сумму.

Чуть раньше, в 1988 году, вышел закон о кооперации, и все ринулись предпринимать. Коммерческих помещений на тот момент обнаружилась острая нехватка. И в ход пошли подвалы, которые располагались под каждым жилым домом. Новые коммерсанты брали в аренду подвальные просторы, загораживали чем‑нибудь красивым подтекающие трубы и устраивали в них преимущественно качалки и дискотеки. В качалках молодые ребята занимались культуризмом, сейчас это называется модным словом «фитнес», тогда все было брутальнее. Навороченных тренажеров, как сейчас в любом спортивном клубе, тогда не было: облупившаяся краска на штанговых блинах, покоцанные обитые гири, совсем невысокие потолки, стены, умоляющие о ремонте и сплошь обклеенные плакатами с Арнольдом Шварценеггером, – вот типичная качалка 1989–1992 годов. Обязательно орала тяжелая музыка: Metallica, Accept, AC/DC, Manowar. И вот туда ходили качки. А по вечерам они перемещались в подвалы-дискотеки, привнося в подбор музыки и свои вкусы.

Accept – “Balls to the Wall”

Metallica – “Enter Sandman”

И мы все ходили в такую качалку и однажды обнаружили, что качки остро нуждаются в молочной смеси «Малыш», изначально предназначенной для раннего прикорма детей. Розовощекое дитя на коробке подтверждало качество продукта. Эта смесь была не только калорийной, но и очень вкусной и поэтому дефицитной. Хозяйки делали из нее кашу для малышей, пекли кексы и ваяли пирожные. А качки делали из нее коктейли спортивного питания. Протеин смешивали с сухой смесью, разводили и пили для того, чтобы мышечная масса росла быстрее. Особенно остро дефицит на молочные продукты проявился зимой 1991–1992 годов. Резко сократилось поголовье молочного скота, и купить молоко в обычном магазине стало невозможно совсем. Только молочные кухни, к которым прикрепляли новорожденных, получали продукт надежно. Вообще эта зима была самой голодной. Ни до, ни после таких пустых полок в магазинах не было. Вот через чьих‑то приятелей мы и доставали эту смесь для знакомых бодибилдеров – творцов своего тела.

Игорь Селиверстов – «Санта Лючия»

Наталья Ветлицкая – «Посмотри в глаза»

«Любэ»– «Люберцы»

Fancy – “Flames Of Love”

Sandra – “Secret Land”

Все эти первые предпринимательские попытки были случайными, пожалуй, даже хаотичными, тогда все что‑то предпринимали, и я что‑то предпринимал. Редкие удачи не были глобальными, провалы, слава богу, не оказывались убийственными. Учеба шла своим чередом, и жизнь продолжалась.

Gazebo – “I Like Chopin”

Gregorian – “So Sad”

Europe – “The Final Countdown”

Silent Circle – “Stop The Rain In The Night”

Ten Sharp – “You”

Глава 7
Кто ты, мой новый герой? Ты будешь здесь, я знаю
(«Новый герой», группа «Мираж»)

До сих пор больно вспоминать 1991 год, когда жизнь поменялась у всей страны разом. Шок от известия, что Советского Союза больше нет, был тем ощутимее, что весной мы все голосовали на референдуме и все знали, что большинство высказалось за сохранение государства в прежнем виде. Шок и обида, что нами, нашим общим гражданским мнением пренебрегли. Собственно, это было шоком для всех, не только для нашей семьи. Понимания, что это такое, как это отразится на нашей жизни, поначалу не было ни у кого. Только растерянность. Боль и растерянность. Не укладывалась в голове эта ситуация. Жила огромная страна, была и в один момент перестала существовать. И кто мы теперь и где мы?! Обыкновенные люди, такие как я и мои родители, пытались продолжать жить прежним укладом. Но не очень‑то это выходило. Очень быстро встал вопрос – как жить? На что жить?

Первое, что начало рушиться, – это военно-промышленный комплекс. А в нашем городе все предприятия так или иначе имели к нему отношение. На заводе, где работала мама, началось тотальное сокращение. Увольняли всех, никаких специалистов не берегли, несколько тысяч человек одномоментно оказались не нужны. И на других заводах происходило то же самое.

Это противоречило всему, всем жизненным устоям, всей коммунистической философии, на которой была построена наша жизнь. Может быть, кто‑то жил по‑другому, а наша семья всерьез верила в светлое будущее.

Реалии начала 1990‑х – это огромная инфляция, отсутствие зарплаты (даже работающие предприятия начали задерживать выплаты или платить людям произведенной продукцией) и полное неведение относительно будущего. Все видели, что вот они, перемены, но было непонятно, словно во время землетрясения, куда бежать и чем спасаться. Устроиться работать на другое предприятие было абсолютно невозможно – подобная ситуация с кадрами была на всех заводах и фабриках. Таким образом, весь наш город, да и не только наш, весь бывший Советский Союз стремительно обнищал. И наша семья обнищала тоже.

А чем я, студент, мог помочь семье? Стипендия, которую нам платили, и прежде‑то не считалась большой, а с резким скачком цен превратилась совсем в ничто. Но я чувствовал свою ответственность, понимал, что я уже не школьник, и, когда кто‑то из знакомых сказал, что в Волгограде есть фирма, которая дает на реализацию обувь без денежного залога, только под паспорт, я решил попробовать. Импортные женские сапоги в СССР ценились. За финскую или итальянскую пару люди давали две цены от магазинной – 150 советских рублей. Это полная месячная зарплата работника НИИ. Заводчане получали больше. И еще расскажу о паспорте. Советскому человеку паспорт носить с собой каждый день было без надобности. Его показывали в сберкассе и в милиции, а не, как сейчас, везде и всюду. Кредитов под паспорт давать тогда еще не придумали. Поэтому особых трудностей, оставив паспорт в залоге у чужих людей, я не испытал.

Взял я в этой конторе несколько больших коробок с обувью различных фасонов и размеров. Довезти до базара такую кучу на автобусе самостоятельно было просто нереально. И тут мне помог Виталька со своим отцом. У них был свой «жигуленок». Две недели подряд по субботам и воскресеньям они привозили меня с этими огромными сумками на центральный рынок Волжского.

Асфальт на площади перед рынком сдавался торговцам в аренду буквально по клочкам. Я разрывал большую картонную коробку (теперь, не то что в пионерские времена, кучи их валялись около каждого магазина), стелил ее на асфальт и, словно на прилавок, выкладывал коробки с обувью и имеющиеся боты. Горожане ходили по рядам, присматривались к товарам. А я присматривался к горожанам – не идет ли кто‑нибудь из знакомых. Пару раз издалека завидев своих бывших школьных преподавателей, совершающих променад по рынку, надвигал шапку пониже на глаза, отходил чуть в сторону, прятался за толстой теткой, торговавшей рядом. Я очень боялся быть узнанным, быть застигнутым за таким неприглядным делом. Еще бы! Я был гордостью школы, вторым учеником в своем выпуске – и вдруг стою на рынке с женскими сапогами!

Торгашество было не самым почетным занятием для советского человека. И хотя провозглашалось, что всякий труд почетен, к торговцам относились как к еще не пойманным спекулянтам. Тем более я продавал не укроп или картошку со своего огорода, а рисковал быть застигнутым за перепродажей импортного промышленного товара. Еще год назад это занятие именовалось «чистая фарца», проходило по статье № 154 УК РСФСР, то есть скупка и перепродажа товара с целью наживы, и наказывалось лишением свободы до двух лет с конфискацией или без таковой. В феврале 1991 года все эти перепродажи росчерком министерского пера перестали быть преступлением, но выйти на рынок с товаром для многих еще долго было стыдно. Тогда еще не было культуры продаж – в нашей стране она появится много позже.

С самого утра и до темноты мерз я с этими обувками. Но так ничего и не смог продать. Очевидно, что цена этой обуви значительно превышала возможности волжских покупателей. Как предприниматель в этой первой своей попытке я прогорел. Оплачена перевозка, аренда торгового места – и никакой прибыли. Хорошо еще, что мне удалось вернуть обратно без рекламации все эти сапоги и ботинки и выручить свой паспорт.

Мама с папой долго не могли решиться покинуть свои привычные, ставшие родными заводские цеха. Дома на кухне сидели, читали газеты и специализированные журналы «Работа для всех», наполнившиеся новыми странными объявлениями: «Требуются рабочие в Грецию на сезонный сбор апельсинов», «Хорошая семья в Германии примет на работу няню». Эти объявления будоражили воображение и вызывали семейные споры. Тетя Люба, мамина старшая сестра, уже канючила:

– Надо уходить с завода! Денег не платят, улучшений не предвидится, как жить?! На что жить?! Давай, Лена, что‑нибудь придумывать!

Ее семье тоже было очень тяжело, поэтому тетя Люба была за любой кипиш, кроме голодовки, а мой батя настороженно относился к любым переменам. Они тянули маму каждый в свою сторону.

На обоих заводах задерживали зарплату по несколько месяцев. Наша семья сидела без денег. Вместо получки выдавали хозяйственное мыло, стиральный порошок, и распределять это богатство внутри своей бригады приходилось маме. Это было ужасно, она очень тяжело воспринимала сложившуюся ситуацию.

Тетя Люба в нашем роду самая деятельная и энергичная. Она работала с мамой в одной бригаде, куда та перетащила ее с прежнего места. И когда все начало разваливаться, тетя не могла сидеть сложа руки и ждать милости от наступающего капитализма. И тетя Люба мотивировала маму:

– Давай уходить отсюда, попробуем возить товар из Москвы, будем торговать на рынке вместе.

В итоге мама с работы уволилась: тетя Люба – более смелая и решительная – написала заявление на увольнение на себя и на сестру. На работе маму упрашивали остаться, обещали новую должность и прибавку к зарплате – целых 10 рублей. Но решение уже было принято.

Теперь появилась другая проблема: где взять денег для первого закупа товара на продажу. Часть денег одолжила маме тетя Люба. Добавлять пришлось, посетив один из ломбардов, которые выросли как грибы после дождя на каждом углу. Мама отнесла туда все золото, какое было в семье. Даже обручальные кольца.

Для нее все это: ситуация в стране, положение на заводе, проблемы в семье – было одной огромной трагедией. Но делать нечего: пережив, перестрадав в первые несколько месяцев эти жизненные потери, мама пошла на рынок торговать вещами. Воспитанная советским обществом, принципами советской морали, она считала это занятие постыдным. Она понимала, что в городе ее все знают, и старалась одеться так, чтобы пореже узнавали. Шапку носила большую, прикрывающую лицо. Для нее такая работа была значительным падением в статусе.

Михаил Шуфутинский – «Третье сентября»

Андрей Державин ― «Журавли»

«Наутилус Помпилиус» – «Тутанхамон»

Постепенно эта торговля стала нашим семейным делом. К 1994 году уволился со своего завода и отец. Родители начали активно торговать сначала по выходным, а потом уже и в будни. Я им помогал, когда приезжал на выходные. Собственно, с этого и началась моя предпринимательская карьера. В семейном бизнесе у нас создался особый настрой. Это и поддержка близких, и более спокойное отношение к ошибкам, и самоотдача. Мы включались в это дело так же, как в обычную жизнь: что сделать дома ремонт, что продать партию сапог с семьей становилось одинаково посильно. Мы вместе, мы не кинем и поддержим друг друга.

Я у рынка, где торговала наша семья

В нашем городе было два больших рынка, и на каждом у нас имелось место. На центральном торговля шла только по выходным, а на маленьком районном, расположенном недалеко от нашего дома, – каждый день. По выходным мы делили товар и продавали и там, и там. Со временем мы перестали торговать на центральном рынке, потому что покупателей там становилось всё меньше и меньше, а со временем он закрылся.

Свое место, а это просто выделенный администрацией рынка кусок асфальта определенного размера, мои родители обустроили со всей основательностью, на какую были способны. У папы были золотые руки – он же на заводе работал токарем, поэтому умел обращаться с металлом, со сварочным аппаратом, – и они вместе с кем‑то из моих дядьев сварили серьезный прилавок. Это было очень удобное хорошее торговое место с крышей, со скамейкой, с широким столом и креплениями для развешивания одежды. Каждый день мои родители брали тюки с товарами, те самые знаменитые полосатые китайские сумки, которые стали символом торговца-челнока, ставили их на две тележки и катили на рынок. Рабочий день начинался с восьми утра, и торговля шла до четырех-пяти часов вечера. Я не мог каждый день помогать родителям, я же учился, но старался подставить плечо каждый раз, когда мог.

Мама на рабочем месте на рынке

За товаром мама ездила в «Лужники». Несколько раз ездил и отец. Потом начал ездить и я, как молодой сильный мужчина, способный таскать огромные неподъемные тюки и не дать себя обокрасть. Это была очень актуальная проблема. Не успел появиться рынок, как откуда ни возьмись образовались рэкетиры, крышевальщики. На каждом вокзале, на центральных улицах и площадях открыто, не прячась, работали наперсточники: исполняли свои фокусы со стаканчиками и с картами и на чем только ни дурили наивных советских граждан. И просто грабителей стало очень много.

Поэтому поездка за товаром в Москву была неким рискованным путешествием. Я пускался в него с азартом. Понимание того факта, что я еду с деньгами, которые собрала семья, что от итогов моей поездки зависит благополучие моих родных, делало закуп приключением.

Мы, челноки из Волжского, ехали на автобусе, сейчас бы это назвали чартерным рейсом. Дорога в Москву занимала почти 18 часов. Сейчас по платным дорогам можно доехать быстрее – около 12 часов. Мы ехали целый день, целую ночь и рано утром, около шести, приезжали к «Лужникам». Я наскоро завтракал, выходил из автобуса, поднимал голову и видел целый город таких же автобусов, прибывших с разных концов большой страны. Только таблички помогали отыскать свой ставший промежуточным домом автобус: Волгоград, Волжский, Грозный, Саратов, Ростов – вся страна, казалось, стояла вокруг этого стадиона. Эти автобусы для челночных путешествий до середины салона под потолок забивались подписанными тюками со шмотками, а в оставшейся свободной части располагались сами челноки. Дорога до некоторых городов было долгой, по несколько суток. Люди здесь и спали, и ели, зимой обогревались как могли. Я припоминаю несколько трагических пожаров в таких автобусах. Случались с ними и страшные аварии.

«Мираж» – «Новый герой»

Pet Shop Boys – “Go West”

На эти автобусы и на челноков, как на людей путешествующих с заведомо имеющейся наличностью, бывало, бандиты устраивали засады. В общем, ездить за товаром было трудно и опасно. Туда едешь с деньгами – того и гляди, чтоб не отобрали и не обокрали. Обратно едешь с товаром – то же самое. Поэтому эти автобусы останавливались только на больших светлых остановках и старались ехать кортежем, позже мы даже начали скидываться на охрану, которая следовала с нами туда и обратно. Время было тяжелое, страшное. Но оно было и авантюрным немного, я чувствовал себя молодым искателем приключений.

На стадионе «Лужники» тогда не было никаких спортивных мероприятий, и несколько лет там располагался самый большой оптовый рынок страны. Попадая туда, ты оказывался на улочках, словно из китайского фильма про Шанхай. Торгуют все, всем и везде. Сами себе рикши, бегом с криками «Дорогу, дорогу, дороженьку!» перевозят товары в огромных тележках. Заблудиться там легко, выбраться трудно. Определить правильный беспроигрышный товар тоже непросто – глаза разбегаются. Общий уровень цен значительно ниже, чем в Волжском, – это тоже сбивает с толку. А покупки нужно сделать быстро – вечером в обратный путь, автобус ждет. Естественно, к этому наскоку готовились. Заблаговременно мама, советуясь с отцом, писала списочек. Это были первые попытки анализа продаж и выявления потребностей наших покупателей.

– Двадцать штук того, десять – этого, и новое что‑нибудь посмотри.

Я смотрел, выбирал, научился разбираться в качестве тканей, пошиве, отстрочке. В дороге советовался с другими такими же предпринимателями. И привозил все лучшее, самое модное в свой любимый город. Семейный бизнес шел хорошо. Тетя Люба тоже была довольна, но она, как человек деятельный и верящий в перспективу, решила не останавливаться на достигнутом. Чтобы маржа с товара была еще больше, надо было привозить вещи не из Москву, а из тех мест, откуда их привозили в Москву. Так она проторила дорожку в Турцию. Но из нашей семьи в Турцию никто так и не решился отправиться. Ограниченные финансы на закуп, да и просто страх – все это остужало наши предпринимательские порывы.

* * *

Одним утром я ехал на электричке на учебу. За окном серое утро, жидкий рассвет. Рядом – Ромка Кудинов болтает обо всем на свете. Вдруг он останавливается и долго смотрит в окно. Там пролетают электрические столбы, березки, серые ленты дорог.

«Сектор Газа» «Лирика»

«Агата Кристи» «Как на войне»

«Ван Моо»– «Народное Техно»

Mr. President – “Coco Jamboo”

– Дим, в Волгограде открывается ночной клуб новый. Там кастинг на танцоров. Пойдем вместе?

Тогда я не знал, как сильно это предложение повлияет на мою жизнь.

DepecheMode – “Enjoy The Silence”

a-ha – “The Sun Always Shines on T. V.”

The Cranberries “Zombie”

Haddaway – “What Is Love”