Текст книги "Битва судьбы"

Глава 7

Наставник

Очень давно Родомист не испытывал столь сильного удивления. В разгар боя, когда судьба отряда висела на волоске, когда каждый шаг, каждый миг приближал к общей гибели или удалял от нее, произошло нечто странное. На несколько длинных мгновений, когда Хорт ловко и умело сражался в гуще врагов, над его головой магу почудилось алое сияние воинского Дара. Но мгновения прошли, и сияние растаяло, исчезло, подобно морокам Темного леса.

– Учитель, мы победили? – вопрос Леслава отвлек от размышлений. Видно было, что руки у юноши подрагивают, но меч он держал твердо. – Как? Но их же было гораздо больше!

– Да, было, – словно эхо, отозвался маг. – Но мы бились, как единая дружина, а не как толпа. Даже Ратан, что крошил противника в стороне, делал это, помня о соратниках. Помнишь притчу про веник?

– А как же, – отозвался Леслав. – Пока мы вместе, нас не сломать и даже не согнуть.

– И это верно, – кивнул воевода и повернул голову на восток, туда, где робко и призрачно струился над горизонтом бледный зимний рассвет. – Ложитесь, у вас есть немного времени на то, чтобы поспать.

Родомист кивнул, а уснул, едва забравшись в спальный мешок.

Когда проснулся, занималось утро. Сон нисколько не прибавил бодрости, да еще за грудиной, там, где хранится запас Силы мага, поселилась сосущая пустота – верный призрак того, что исчерпал себя почти до дна. Спутники выглядели подавленными, так что завтракали без аппетита, в мрачном молчании.

Затем Хорт отправился собирать уцелевшие стрелы, а Ратан занялся клинками. Точильный камень всегда при нем, и вскоре мерное вжиканье огласило лес, заставив окончательно исчезнуть задержавшиеся ночные мороки. Сам Родомист остался у костра, уставился в огонь, норовя хоть немного восполнить потери за счет тепла и света.

Леслав подсел к Ратану, глядя на мерно снующий камень в руках воина. Воевода, не отрываясь от дела, спросил юношу:

– Что, нравится?

– Ага, – мечтательно вздохнул ученик мага, и этот вздох красноречиво сказал, что парню всего двадцать лет, когда гораздо чаще мечтают о боевых подвигах, чем о славе мага. Леслав не был исключением. Наверняка ему снилось по ночам, как он во главе победоносного войска входит в Эмайн Маху или в одиночку сражает дракона. Маг невольно улыбнулся про себя, но тут же вновь сосредоточился на дыхании.

Ратан сказал:

– Брось, не мечтай. Не твое это дело.

– Почему? – В голосе Леслава прозвучало удивление, брови его сошлись домиком, лицо посуровело.

– Потому, – ответил Ратан просто, – что твой Дар иной – Дар Мага, и все тут. Ничего не поделаешь.

– Разве носитель Дара не может заниматься чем-либо другим? – Юноша шмыгнул носом, напрягся в ожидании ответа.

– Нет. Дар – не благословение, как считают многие. – Горечь прозвучала в голосе Ратана. – Вернее, не только благословение, но и проклятие. Да, обладающий Даром всегда лучший в том деле, к которому предназначен. Если это воин, то непременно – лучший боец, если маг, то могучий повелитель стихий, правитель – достойнейший из сидящих на троне. Но носитель Дара лишен главного права человека, права выбора. Он должен быть тем, кем должен. И не может отказаться.

– Как так? Если я, например, откажусь быть магом и уйду в воины, что со мной будет? – Щеки Леслава разрумянились, глаза горели.

– Дар накажет тебя. Вероятнее всего, вскоре после отказа идти нужным путем ты просто заболеешь и умрешь. – Вжиканье оборвалось. Ратан отложил наточенный меч, взялся за другой. – Неужто учитель не говорил тебе о судьбе отступников?

– Нет, – тихо ответил за юношу Родомист, понимая, что отмалчиваться и дальше не удастся. – О таких вещах ученикам рассказывают после совершеннолетия, после тридцати двух лет.

Подошел Хорт, прислушался с интересом.

– Учитель, это правда? – Леслав почти кричал, лицо было испуганное, словно у зайчонка. Боль звучала в его голосе, страдание разумного существа, переживающего крушение ложного, но давно лелеемого, родного идеала.

– Правда. – Слова заставили юношу сгорбиться. Родомист успокаивающе положил руку ему на плечо. – Это очень больно слышать, но все так. Носителям врожденного Дара с самого детства внушают, что они избранные, особенные, лучшие. Внушают – и правильно делают. Они необычны, как необычен человек с тремя руками, он может больше, чем двурукий, но отказаться от своего преимущества или уродства, это уж как посмотреть, он не в силах, а иногда третья рука просто мешает.

– Вот как? – Леслав сгорбился, глаза его потухли. – Я урод, да?

– Нет, это не так, – сказал Ратан, вставая. – Ты просто другой, не такой, как все обычные люди. Это не повод для горя и стонов, это не предлог для гордости. – Воин потянулся так, что хрустнули суставы. – Не обижайся на судьбу, и ты сможешь многое сделать для себя и для других.

– Ну, это... – Леслав держался молодцом, хотя было видно, что открытие об ограниченности носителя Дара глубоко поразило его.

Родомист покачал головой, понимая, что у парня в сердце бушует настоящая буря, что там царит всепоглощающая боль. Вся надежда на то, что он переживет, примет в себя эту боль, это знание и станет другим, станет крепче, как становится крепче клинок, прошедший пламя и воду.

– Эгей, люди! – Маг прокашлялся, прочистив горло. – Не хотел вас сильно огорчать, но дело в том, что сегодня нам необходимо покинуть Темнолесье. Третью ночь тут мы просто не переживем.

– Точно, – с отвращением процедил сквозь зубы Хорт, сплевывая на снег.

– До границы тридцать пять верст, своих сил нам попросту не хватит. Так что пришло время прибегнуть к крайнему средству, к «собачьему корню».

– Что это? – спросил Ратан. На мрачном лице Леслава появились некоторые признаки изумления.

– Возбуждающее средство. Оно даст нам силы и поможет выйти из Темного леса до ночи.

– Раз поможет, надо использовать. – Ратан решительно протянул руку.

– Но потом будет довольно плохо. Ничего не дается просто так. – Маг говорил серьезно. – От «собачьего корня» может быть бессонница, судороги или тошнота.

– Лучше меня стошнит, чем я попадусь на ужин здешним ребятам, – сказал Хорт и протянул мозолистую ладонь.

– Хорошо, – кивнул Родомист, развязывая снятый с пояса мешочек. Оттуда появились небольшие серые корешки и один за другим перекочевали в ладони путешественников. Хорт и Ратан тут же задвигали челюстями. Леслав долго и с сомнением разглядывал корень, но затем тоже решился.

– Горький, – проронил юноша с отвращением.

– Жуй, не привередничай, – ответил Родомист немного неразборчиво из-за того, что рот его забила жгучая, словно полынь, слюна.

Только когда горький и жесткий поначалу корень превратился в чуть кисловатую кашицу, маг проглотил его.

Ученик

Шли очень быстро. Скорость ограничивалась лишь крепостью снегоступов. Леслав шагал в середине короткой колонны, всякий раз морщась, когда ноги, пострадавшие после случая с подземным чудищем, пронизывала боль.

Южная часть Темного леса оказалась гораздо более проходимой, чем та, по которой шли вчера и позавчера. До самого полудня не встретили ни падающих деревьев с ядовитой пылью, ни чудищ. Надоели черные стволы, высящиеся вокруг причудливыми колоннами, да солнце на небе казалось ненастоящим, словно вырезанный из дерева желтый круг.

Только Леслав успел подумать, что все идет нормально, как начались неприятности. Снег впереди зашевелился, потом полетел во все стороны, и из-под сугроба поднялась огромная голова на длинной извивающейся шее. Громкое шипение огласило лес, и змея, в чьей зубастой пасти поместилась бы крупная свинья, весьма неприветливо оскалилась в сторону людей. Сделала стремительный выпад, блеснули иссиня-черные чешуйки на черной шее.

Если бы не съеденный корешок, никто не смог бы увернуться. А так все бросились в стороны, словно лягушки от ужа. Змея вновь задрала голову, зашипела, готовясь ко второму броску.

– Расходимся! – крикнул Родомист. – Эта тварь намертво привязана к земле.

Леслав сам позже не смог вспомнить, как отчаянным броском преодолел расстояние до ближайшей группы деревьев. Мчался, слыша за спиной тяжелое дыхание учителя. Потом его догнала мощная волна воздуха и гневное шипение, огромный хищник промахнулся совсем немного. Юноша отбежал еще дальше, ухватился за шершавый темный ствол.

Дыхание вырывалось с хрипами, тяжелое. Пот лил – как вода с холма весной. Так и стоял некоторое время, пока не дошло, что держится за проклятую древесину. Отскочил с воплем, вытирая рукавицы о полушубок, и попал прямо в руки Родомиста:

– Тихо, тихо. Всё уже. Чего орать? – успокаивающе сказал маг.

Леслав осмелился поглядеть в сторону змеи. Гадина торчала над лесом толстенным темно-синим деревом. Потом разочарованно зашипела и убралась обратно в дыру. Снег над ней послушно пополз, сомкнулся, спрятав тварь от чужих глаз.

– А где Хорт с Ратаном? – спросил Леслав.

– Пока ты тут с деревьями воевал, они в другую сторону рванули. Нам предстоит вон туда пробираться. – Узловатый палец указал на дерево, что выделялось среди остальных благодаря высоте и сдвоенной верхушке.

К счастью, нашли друг друга сразу. Пошли еще быстрее и, что чудно, усталости совсем не чувствовали. Леслава это не удивило, «собачий корень» – очень сильное снадобье. Правда, учитель упоминал о судорогах и прочих неприятностях, которые могут случиться потом, но сейчас о них думать не хотелось.

Край Темнолесья Леслав заметил первым. Покрасневшее и раздувшееся солнце к этому моменту клонилось к горизонту, на чащу легли долговязые обманчивые тени. Но просеку, что уродливым шрамом пересекала щетину леса, юноша увидел сразу. И крикнул восторженно во всю глотку:

– Всё, дошли, дошли!

Воевода

Вот и кончился уродливый лес, где путники повстречали столько неприятностей. Перейдя через его границу, Ратан испытал немалое облегчение – не придется теперь все время быть настороже. Спутники тоже повеселели. А вот Хорту, судя по выражению лица, стало немного стыдно.

– Э, ну... – сказал охотник. – Вы простите меня, если что...

– За что? – удивился Родомист.

– Ну, исцеление коснулось только меня, а вы все в этом лесу разжились лишь усталостью, ранами и синяками.

– Глупости, – уверенно заявил Ратан. – Без захода к Сиреневому озеру ты бы не смог идти наравне с остальными, был бы обузой. А теперь приступы удушья и одышка отступили, так что все отлично.

– Эх, ну ладно! – махнул рукой охотник, и в этот миг за его спиной, словно угрожая на прощание, свирепо зашумел темный, страшный лес. Ратан мгновенно развернулся, но нападения не последовало.

На ночлег сразу останавливаться не стали, решили отойти как можно дальше от изуродованной земли, от обиталища древних страхов. Шагали в полной темноте. Хорт, которому не мешал никакой мрак, все время беспокойно вертел головой. Наконец Родомист не выдержал:

– Что такое?

– Здесь вырубки. Старые, но вырубки.

Когда из темноты, плохо различимый в сени гигантских сосен, выплыл домик, Хорт почти не удивился.

– Вот, – сказал он, останавливаясь. – Изба.

– Не пахнет дымом, – нахмурился маг. – Не видно огня. Тут давно никто не живет. А рублен домишко людьми, хотя мы на землях Эрина.

– Да, – кивнул Хорт. – Жители, судя по всему, ушли отсюда после войны.

– Раньше это была наша земля? – спросил Ратан удивленно.

– Да. И Хорт прав, – заявил маг, поглаживая бороду. – До Войны Предательства здешние земли подчинялись Северину. Когда пришли Остроухие, люди ушли, а дом остался.

– И сохранился он хорошо. – Хорт осторожно подошел, обследовал строение со всех сторон. Из-за стены донесся его радостный вопль.

– Даже баня не развалилась! Стоит остаться тут на денек!

– Вот завтра и попаримся, – улыбнулся Ратан и отворил входную дверь. Та заскрипела почти радостно, впервые за долгие годы ощутив прикосновение человека. Изнутри пахнуло гнилью и запустением.

Но победить этот запах оказалось несложно. Леслав с Хортом натаскали дров, и в печи запылало настоящее, веселое пламя. Заколоченные окна и местами рассохшиеся стены не очень хорошо держали тепло, но впервые за все путешествие путники ночевали под крышей. Странно было сидеть не на снегу, а на лавках и видеть над головой не кроны и звездное небо, а потолок.

– Есть совсем не хочется, – проговорил Ратан, ощущая легкую тошноту. – Лягу я, пожалуй. На стражу разбудите.

Заснул воевода быстро, но спал очень плохо. Во всей красе явили себя последствия от съеденного «собачьего корня». Болели мышцы, в голове шумело, волнами накатывала липкая тошнота. Лишь под утро удалось забыться. Выспаться помогло лишь то, что на сегодня назначили дневку, так что воевода проспал почти до полудня. На рекомендацию «Книги Дней», по которой в день Кабана нельзя много спать, он просто махнул рукой. Ведь могут же быть извиняющие обстоятельства!

Так что встал Ратан самым последним и обнаружил, что в домике пусто. Оделся и, потягиваясь, вышел из избушки. Леслав и Родомист находились неподалеку. Маг что-то объяснял ученику, показывая на пушистую зеленую ель. Хорта видно не было.

– Где наш лесной друг? – спросил Ратан, зевая так, что обитатели окрестностей наверняка в ужасе разбежались от чудища, издающего столь ужасные звуки.

– Как где? – делано удивился маг. – На охоту ушел.

– Ну-ну, – невнятно согласился Ратан и отправился за мечом. Нарушив одно установление «Книги Дней», он не собирался пренебрегать вторым: «День Кабана, как никакой другой, подходит для воинских упражнений».

Князь

Копыта звонко цокали по бревнам мостовой. Князь покачивался в седле, равнодушно поглядывая на проплывающие мимо дома.

– Не княжье это дело – войско размещать, – ворчал едущий следом воевода, вроде про себя, но так, чтобы Владигер его слышал. – Я бы и сам справился.

– Не обижайся, Мстислав, – успокаивающе бросил князь. – Я приехал не просто показаться. Наемники должны знать, кому они служат, за кого умирают.

– Наемники. – Досада и презрение смешались в бурчании воеводы. – Раньше без них обходились.

– В былое время – обходились, – отрезал Владигер. – И в будущем, надеюсь, тоже обойдемся. Но сейчас – нет. И ты это знаешь.

Проехали через ворота, и открылся разбитый прямо на снегу у берега пруда лагерь. В просторных шатрах поселили шесть тысяч воинов-Полурослых, что вчера подошли к Северину. Невысокие обитатели гор хоть и уступают остальным народам в силе, но зато отменно стреляют и бросают копья. На них самих редко кто нападает, и многие правители прибегают к помощи горных воинов. Стоит армия Полурослых дорого, но отличается железной дисциплиной, хорошей боевой выучкой и преданностью нанимателю. Не известно ни одного случая, когда Полурослые бежали с поля боя или же переметнулись на сторону победителя.

При виде князя в лагере началось движение. Зазвучали голоса, забегали воины. И когда Владигер въехал в пределы лагерной ограды, его встретили две шеренги закованных в доспехи бойцов. Все, как один, при оружии, бороды воинственно топорщатся. Из всех Семи Народов, кроме людей, волосы на подбородке растут только у Полурослых.

К князю направился воин в богатом, украшенном серебром доспехе, вскинул руку в приветствии.

– Легат Корнелий приветствует тебя, могучий князь. – По-людски Корнелий говорил хорошо, с едва заметным акцентом.

– Привет и тебе, легат. Легок ли был ваш путь? – откликнулся князь, спрыгивая с коня. Обычай встречи этого не требовал, но обойти войско пешим – высшее почтение к воинам.

– Добрались хорошо, – склонив голову, ответил легат.

– Ну и славно. – Князь повернулся к войску. – Здорово, молодцы!

– Ave, caesar! – донесся ответ шести тысяч глоток. С елок на ближней опушке посыпался снег, из города донесся всполошенный собачий лай.

Князь медленно пошел вдоль рядов.

Наставник

Мясной дух плыл по избе, щекотал ноздри. Давно дом не ощущал этого запаха, не видел людей. Теперь, казалось, ожил, зашевелился, словно одичавший в одиночестве хозяин, что вдруг вспомнил казавшиеся еще вчера прочно забытыми законы гостеприимства. Из окон даже стало меньше дуть.

Родомист сидел на лавке и отдыхал, глядя, как Хорт священнодействует у печи. До этого Ратан на пару с Леславом таскал и рубил дрова, много дров, сколько нужно для бани. Париться на ночь глядя не так уж и полезно, но днем – не решились, дым выдал бы, что в заброшенном доме кто-то поселился.

Хлопнула дверь, вошел Ратан, довольный, словно обожравшийся сметаны кот. Таким маг не видел его с начала похода.

– Все готово, камни нагрелись так, что не подойдешь, – заявил воевода, почесывая бок.

– Мы вчетвером туда точно уберемся? – спросил Хорт, вытаскивая найденный магом казан из печи. В казане этом, отчищенном и отмытом, удалось сготовить добытого оленя. Запах из посудины шел такой, что разбудил бы голод и у мертвого.

– Влезем, – уверенно заявил Ратан. – Идем скорее, а то Леслав заждался.

За дверями окунулись во тьму, наполненную мягкими прикосновениями гибнущих снежинок. Свернули за угол, и стала видна пышущая жаром баня, похожая на раскаленный камень, неведомо кем брошенный посередь леса.

В предбаннике тесно, но все же как-то исхитрились раздеться одновременно. Одежду свалили кучей на длинную лавку и быстро, один за другим, чтобы не выпускать тепло, заскочили в парную. Жар мгновенно ударил по глазам, вызвал ломоту в теле. Сердце застучало чаще, кровь рванулась по телу, горячим животворным потоком омывая мускулы. В бане оказалось светло, груда углей пыхала жаром, на них лежали раскаленные до красноты камни.

Ратан почти сразу полез на верхний полок. Родомист благостно раскинулся на среднем полке, Леслав робко жался внизу, ребра торчали, будто у голодной лошади. Глядя на юношу, Хорт захохотал:

– Чего на полок не лезешь? Замерзнешь скоро. Давай сюда – нагреешься! – И охотник сам полез наверх, к Ратану.

Жар постепенно проник в мышцы, впитался в кости, принес сладкую истому, легкую дурноту. По телу выступил пот, унося с собой грязь, болезни, все нечистое и ненужное. Когда потек ручейками, Родомист с кряхтением потянулся к загодя заготовленному венику, веско проговорил:

– Ну что, пора? Попаримся. – И в ответ зашелестела хвоя на еловых ветках.

Парились долго, со вкусом, прыжками в сугроб и азартными воплями. Зато баня очистила не только тело, но и разум, Родомист после нее ощутил себя вновь родившимся. На душе стало легко и спокойно. Когда вернулись в дом, бурю смеха вызвал спящий на лавке Леслав, сбежавший из парной раньше всех. Хорт даже предложил его не будить, оставить без ужина, но маг вступился за ученика, отговорил. После серии толчков парень открыл глаза и спросил, осоловело моргая:

– Что, я задремал?

– И чуть не проспал ужин, – ответил Родомист, ухмыляясь.

Казан выставили на широкую доску, служившую столом, рядом примостилась фляга самогона. Мясо, хоть без приправ и особых поварских хитростей, получилось на славу. Немного жесткое, как бывает у всякого лесного зверя, отдавало дымом, но куски исчезали быстро, особенно под слегка пованивающий деревенский самогон. Несмотря на мутность и запах, пойло оказалось крепким. Подогретых парилкой едоков оно разобрало почти сразу. Хорт начал рассказывать истории, случившиеся с ним на охоте. Плел такое, что у слушателей вяли уши. Подобного Родомисту не доводилось слышать за всю долгую жизнь. И медведя доблестный охотник заваливал одним ножом, и, спасаясь от стаи волков, просидел на тонком дереве целую неделю. Лису поймал голыми руками. Зайца на бегу за уши схватил. Леслав слушал эти враки с открытым ртом, а Ратан хмыкал-хмыкал – и все же не выдержал, заявил прямо:

– Все ты придумываешь!

– Я? – возмутился охотник, лицо его при этом обрело самое свирепое выражение.

– Ага, врешь, – радостно подтвердил Ратан, слегка ткнув Хорта кулачищем в грудь, отчего тот как-то осел, подался назад и принялся остервенело чесать в затылке, вспоминая, на что же обиделся.

Закончили спор тем, что выпили еще по одной. Потом еще по одной, и еще. Давно наступила полночь, а разговор становился все горячее и горячее. Глаза блестели, щеки раскраснелись. Начал рассказывать байки воевода, и они оказались немногим правдивее. Последнее, что слышал, засыпая, Родомист, был возмущенный вопль Ратана:

– Что, я придумываю? Да я тебе сейчас...

Наследник

Полозья саней противно поскрипывали, и Терик с опаской думал, на сколько их еще хватит. И не столько боялся за те сани, на которых ехал сам, как за те, на которых везли его корабль, малый драккар. На нем сыну конунга предстоит пересечь море. Но полозья пока держали. Впряженные в сани тяжеловозы северной породы бежали без устали, и версты дороги одна за другой уходили в прошлое.

Ехали, следуя совету конунга, по руслу, только ночами. Выезжали с наступлением темноты, благо темнеет зимой рано, и двигались почти до рассвета. А когда солнце яичным желтком выползало на небосвод, искали место для дневки, желательно в лесу. Конечно, спрятать почти пятисаженный драккар не так-то просто, даже в густом ельнике. Но путники старались, и, на их счастье, крылатых соглядатаев Остроухих пока не было заметно в воздухе.

Лишь раз столкнулись с реальной опасностью, когда дорогу преградил лишенный обычного зимнего сна медведь. Бурый зверь угрожающе встал на задние лапы, заревел. Лошади дернулись, захрапели, закричали возницы, пытаясь удержать обезумевших животных. Терик, ухватив секиру, спрыгнул с саней и вышел вперед. Нет, он не собирался сражаться с собственным животным-покровителем, сын конунга чтил закон, согласно которому посягнувший на жизнь своего тотема лишается благословения Творца.

Так они и стояли: огромный зверь и почти столь же огромный йотун. Молчали и глядели друг на друга до тех пор, пока зверь не опустился на четыре лапы, рявкнул напоследок, гораздо более миролюбиво, чем вначале, и спокойно потрусил прочь.

А два дня назад случилось ночное нападение грифонов. Сражаться с этими свирепыми обитателями Полуночных гор бесполезно. Грифоны огромны и быстры, а перья их по прочности не уступают металлу. Едва завидев темные силуэты на фоне багрового вечернего неба, Терик скомандовал: «К берегу!» Заорали погонщики, кони рванулись, пологий берег пришелся как раз кстати. Как только последние сани въехали под укрытие стволов, хищные твари с шумом пронеслись над вершинами, и их раздраженный клекот огласил небеса. Чудовища покружили над людьми, обдавая их запахом грязных перьев, и исчезли, умчались на закат.

Дорога, которой сын конунга пробирался к Внутреннему морю, шла пока по реке Каменке, что тянется вдоль гор от самого Нордбурга. Затем предстоит сто верст пути через леса – волоком до Порубежной реки. А уже по ее руслу, по прочному льду, остаток пути до самого моря, что не замерзает, в отличие от Внешнего, даже в самые лютые морозы.

– Пошли, чтоб вас! – донесся с задних саней крик одного из возниц, и Терик невольно обернулся, страшась, что что-то произошло.

Но все было нормально, и сын конунга облегченно вздохнул.

Путешествие продолжалось.