Текст книги "Суси-нуар 1.Х. Занимательное муракамиЕдение от «Слушай песню ветра» до «Хроник Заводной Птицы»"

Во Втором слое герой напрямую связан с женой и напарником по работе. Поскольку жена до недавнего времени работала с ними в конторе, мы понимаем, что это и есть длинноногая секретарша из «Пинбола». Стремление героя «вверх» продолжается. Жена уходит, а напарник, до сих пор уверенно стоявший на ногах, постепенно спивается и также «уходит в туман». Связь с миром «Пинбола» – молодостью героя – обрывается, и именно тогда герой встречает «ушастую» фотомодель. Её главная функция – вывести героя в Третий слой, где, собственно, и начинается генеральное повествование – охота на Овцу.

«Ушастая» подруга, несомненно, представляет Третий слой, каждый из обитателей которого является посредником для продвижения героя в «иную реальность» – мир Овцы.

Обитатели Третьего слоя:

1. «Ушастая», способная слышать будущее.

2. «Обезовеченный» Сэнсэй.

3. Чёрный Секретарь, вынуждающий героя отправиться на Охоту.

4. «Обезовеченный» Профессор Овца с сыном, консьержем отеля «Дельфин», которые подсказывают ему, куда ехать.

Из них всех только «ушастая» подруга – Младший Оборотень, по японской спиритуальной иерархии, – обладает сверхъестественными способностями, чтобы вывести героя в Четвёртый слой.

Если проследить в деталях путешествие героя с подругой по Хоккайдо, можно заметить: чем ближе они к «проклятому повороту», тем больше косвенных намёков на то, что «женщина не должна сюда приходить». Один из самых запоминающихся эпизодов – сцена с мотыльком в поезде Саппоро-Асахикава:

Подруга, сплетя руки на груди, дремала в кресле напротив. Осеннее солнце, заглянув в окно вагона, золотом окрасило брюки у неё на коленях. Крошечный мотылёк прилетел откуда-то и запорхал над нами энергично и бестолково – клочок бумаги на слабом ветру. Покружив так, он сел к ней на грудь, отдохнул там недолго, затем вспорхнул и скрылся из глаз. Мотылёк улетел и мне почудилось, будто она немного, совсем чуть-чуть постарела.

Четвертый слой уже является «иной реальностью» – потусторонним миром, существовать в котором способны лишь Крыса с Овцой в голове и Старший Оборотень – «генеральный связной» Человек-Овца. Для обитателей Третьего слоя здесь слишком «высокое напряжение». Вот почему подруга, не пробыв здесь и суток, «сжигает» свои замечательные уши («Тебя ей, пожалуй, привлечь будет больше нечем», – сочувствует Крыса) и еле уносит ноги, а Чёрный Секретарь, пожелав сунуться в Четвертый слой, встречает свою погибель.

* * *

В «Охоте на овец» Крыса умирает окончательно. И тогда на сцену выходит Главный Коммутатор – Человек-Овца.

Что это за персонаж, и как его понимать?

В «Дэнсе» этот оборотень ещё проявит себя «на полную катушку». В «Охоте» он просто подключает героя к разговору с умершим другом. Но уже одного его появления достаточно, чтобы проследить резкую перемену в том, как писатель организует повествование.

В «Песне ветра» и «Пинболе» отношения героя и Крысы достаточно просты, чтобы мы могли разложить их по горизонтали:

«Я» существует в реальном мире, Крыса живёт в мире призраков.

В «Охоте» у этих отношений происходит детализация и «выход на вертикаль».

Сравним:

Напарник героя по переводческому бизнесу родился в том же 1948 году, что и Крыса (сам Мураками родился в 49-м). Именно в «Охоте» они становятся антиподами.

Бывшая женщина Крысы «отражается» в бывшей жене героя. Для подсказки – и та, и другая в 21 год вышли замуж и в 22 развелись.

Сэнсэй – антипод Профессора Овцы: обоих Овца посетила и бросила.

Секретарь Сэнсэя – двойник консьержа, сына Профессора Овцы: у обоих «странные пальцы».

Таким образом, параллельные миры начинают противостоять друг другу по вертикали:

До смерти Крысы существовало только два мира: «этот» и «тот». Но когда герой остаётся наедине с самим собой, ему открывается ещё и внутренний мир себя самого. Это внутреннее «я» героя и представляет собой Человек-Овца:

Разговор с Человеком-Овцой напрямую начинается только в «Дэнсе». Но в обеих книгах этот оборотень выполняет роль главного медиума, который подключает героя к общению с мёртвыми, чтобы тот исцелился в мире живых.

Что же такое Человек-Овца – я и сам толком не понимаю, – признаётся автор. – Можно воспринимать его как полуовцу-получеловека. Можно – как человека, который считает себя овцой. А можно – как дух Овцы, принявшей человеческий облик. Как вам больше нравится. Точного ответа на этот вопрос всё равно нет. Мне самому порой чего только в голову не приходит – например, что это человек, который заразился болезнью под названием «овца». Но и это, конечно, всего лишь одна из возможных версий[66]66
  Здесь и ниже: Х. Мураками, «Анархизм как метод – “Апокалипсиc” Фрэнсиса Копполы», критическая статья в альманахе «Уми» (Хо: хо: рон тоситэ-но ана: кидзуму, Фурансису Коппора то «Дзигоку-но мокусироку», Уми, Токио, 1981).


[Закрыть].

«Проклятый поворот», разделяющий Третий и Четвёртый слои атмосферы, по смысловой нагрузке соответствует мосту До-Лян на реке Меконг в «Апока лип си се». Вот что пишет об этом мосте Мураками:

«Мост До-Лян – последний форпост Порядка и Заблуждений. Миновав его, Уиллард чем дальше, тем глубже погружается в Хаос полковника Куртца».

Очень символично, что вилла вдруг оказывается собственностью отца Крысы, то есть частью внутреннего, интимного мира героя. Нужно было дойти до Края Света, чтобы понять простую и вечную истину: весь Хаос мира – внутри нас, а от себя никуда не уйти.

И если структуру всего романа уподобить сосуду – это будет, скорее всего, сосуд Клейна: достигнув высшей точки своего путешествия и встретившись с Крысой в загробном мире, герой оказывается в самом начале пути. Даже не заехав в Токио, снова пьёт пиво в баре Джея, а потом вываливается на песок у давным-давно «похороненного» моря своего детства. Где наконец выплакивает все накопившиеся слёзы – и делает заново первый шаг.

* * *

С большой вероятностью предполагают, что личность Сэнсэя Мураками списал с реально существовавшего человека по имени Ёсио Хидэо – лидера правых и закулисного афериста японской политики в послевоенные годы. На его грязном счету – тайный пост чиновника в Маньчжурии и организация убийства важной персоны по политическим мотивам. Сразу после войны арестован, определён в группу преступников категории «А», но наказания избежал. За какие-то несколько лет получил неограниченный контроль над событиями в бизнесе, политике и криминальной среде – в кланах якудзы, за что заработал кличку «Сэнсэй». После затянувшегося процесса по делу «Локхида» (1976)[67]67
  Дело «Ло́кхида» – коррупционный скандал в ФРГ, Италии, Нидерландах и Японии, связанный с крупными взятками, которые давала политикам этих стран американская авиастроительная компания «Локхид» для продажи своих самолётов. В 1976 г. факт взяток был обнародован Сенатом США. В Японии был арестован экс-премьер Какуэй Танака, ряд крупных политиков, бизнесменов и руководство авиакомпании. Процесс тянулся почти 20 лет, и лишь в феврале 1995 г. Верховный суд Японии окончательно признал всех подозреваемых виновными.


[Закрыть] приговорен (1982) к трём годам тюрьмы и штрафу в 700 миллионов иен. Но наказания избежал, поскольку с 1976 года находился в коме. Умер, не приходя в сознание, в 1984-м от кровоизлияния в мозг.

* * *

И всё-таки зачем такому солидному мэтру, как Коппола, понадобилось сознательно создавать настолько «иллюзорный» фильм? Почему именно полный отрыв от реальности он воспроизводит как наиреальнейший мир?

Если верить Мураками – потому, что в любые идеи, созданные до сих пор, больше не хочется верить. «Для поколения, выросшего в Америке и в Японии после Вьетнамской войны, свой внутренний мир гораздо реальнее любых идей, которые пытаются вколотить в его мозг извне».

Или, как говорит Человек-Овца в «Дэнсе», —

Ты уж поберегись. Не хочешь быть убитым – держи ухо востро. Война обязательно будет. Всегда. Не бывает, чтоб её не было. Даже если кажется, что её нет, она всё равно есть. Люди в душе любят убивать друг друга. И убивают, пока хватает сил. Силы кончаются – они отдыхают немного. А потом опять продолжают убивать. Так устроено. Никому нельзя верить. И это никогда не изменится. И ничего тут не поделаешь. Не нравится – остаётся только убежать в другой мир.

И они таки создают «другие миры». Коппола и Мураками. Борхес и Феллини. Воннегут и Полански. Стругацкие и Вачовски. Гребенщиков и Тарковский. Чжан Имоу и Петя Мамонов.

Ты и я.

Важнейшая заслуга нового поколения режиссёров – в том, что они наконец-то начали обращаться с кино-медией как со своей персональной игрушкой, – пишет Мураками всё в той же статье. – Главная разница между поколениями в кино – это разница взглядов на то, что такое Реальность. Особенность молодого поколения – в отрицании Идеи или, по меньшей мере, – в недоверии к ней… Для них, молодых, самое важное – это постановка ситуации. Для них важна не сама идея, а то, что больше всего подходит для идеи в данном контексте. Они подстраивают идею под ситуацию, а не ситуацию под идею. И это для них – реальность.

Прекрасно, Сэнсэй. И что же вы нам предлагаете? На одном конце – brainwash и Матрица, на другом конце – анархия и Хаос. Как жить?

Во всём этом есть только один способ избежать расщепления сознания: отбросить все попытки анализа предлагаемых ценностей – и жить, предоставив все парадоксы, которые случаются с тобой, ходу реальности. Иначе говоря – стать «прохладным сумасшедшим» (ку́уру-на китига́и). Других путей нет[68]68
  «Гиперболизация реальности – Произведения о Вьетнамской войне», альманах «Уми» (Ко: тё:-сарэта дзё: кё: рон – уэто наму-сэнсо:-о мэгуру сакухин-гун, Уми, Токио, 1981).


[Закрыть].

Спасибо, сэнсэй.

Давно тут сидим[69]69
  Народная мудрость аксакалов пустыни из вестерна «Белое солнце пустыни» (реж. В. Мотыль, СССР, 1969).


[Закрыть].

* * *

Коварно надеюсь, что благодаря этой книге ослабнет поток приходящих ко мне электронных писем с негодующим вопросом:

Так почему же герой не позвонил Богу по телефону?

И хотя вопрос, мягко говоря, не ко мне, – если написали, надо отвечать. Сначала я отвечал длинно. Потом короче. Письме на двадцатом всё это спрессовалось в короткий механический ответ: «А зачем для этого телефон?»

Для тех, кого мучает именно этот вопрос, я бы посоветовал перечитать предисловие, которое Мураками написал специально для русской версии «Страны Чудес». Там, правда, говорится не о Боге, а о душе[70]70
  Насколько я догадываюсь, сама эта тема родилась у Мураками в голове после взятого мною интервью (см. Часть Вторую), где мы, в частности, рассуждали, стоит ли переводить слово «кокоро» на русский как «душа».


[Закрыть], но его отношение к религиозным категориям считывается без труда:

Существует ли душа? Конечна она или бесконечна? Исчезает она с нашей смертью – или всё-таки переживает смерть и как-то существует дальше? Ответов на эти вопросы у меня нет <…> Я лишь знаю наверняка, что у нас есть сознание. Оно существует внутри нашего тела. А снаружи этого тела – совсем другой мир. Мы живём в постоянной зависимости как от внутреннего сознания, так и от внешнего мира. И эта двойная зависимость то и дело заставляет нас болеть, страдать, ввергает нас в хаос и разрушает наше драгоценное «я».

Но я часто думаю: а разве мир вокруг не отражается в нашем сознании точно так же, как наше сознание отражается в мире? И разве здесь не применима метафора двух зеркал, развёрнутых друг к другу и образующих две бесконечности?

Кроме того, представьте сами: что же это за произведение, герой которого не сам распутывает свои проблемы, а у Бога подсказки просит? То есть, конечно, такие произведения бывают, но это уже другой жанр – сказка, эпос или мифология. А Мураками – писатель-реалист, ему небылицы сочинять не с руки. Он всегда рассказывает про нашу с вами жизнь только правду.

И потом, я больше чем уверен: заполучи мы с вами телефонный номер Бога – наверняка получилось бы как в одном удивительном стихотворении:

 
Говорят – Бога нет.
А есть Законы Физики,
и Законы Химии,
и Закон Исторического Материализма.
Раньше, когда я был здоров,
Бог мне и не нужен был.
А Законы Физики,
и Законы Химии,
и Закон Исторического Материализма
объясняли мне всё
и насыщали верой в порядок мирозданья
и в самого себя.
(когда я был здоров).
Но теперь, когда душа моя больна,
ей не помогают Законы Физики,
ей не помогают Законы Химии
и Закон Исторического Материализма.
Вот если бы Бог был —
ну не Бог, а хотя бы что-то высшее,
чем Законы Физики,
и Законы Химии,
и Закон Исторического Материализма, —
я бы сказал Ему:
– Я болен.
И Оно ответило бы:
– Это верно.
Вот беда какая, ты болен…[71]71
  Александр Володин (1919–2001), «Говорят – Бога нет…» (1978).


[Закрыть]
 

11. Башня, которую сносит

Врождённое свойство человека – перекраивать окружающую среду на свой лад. Вечно ему в ней что-то не нравится. Вы когда-нибудь слышали о младенце, который явился бы на этот свет с жизнерадостной улыбкой на устах?

И всё же любо-дорого посмотреть, какие мы разные в этой нашей «вселенской одиноковости». Кому-то и соседский огород всегда зеленей. А нищие, что блаженны исключительно духом, пытаются сразу нагородить из этой реальности То, Чего ещё Не Было Никогда. Сталеглазую реальность Рифеншталь 30-х. Железобетонный соцреал 50-х. Сусальную «натюрель» фотоснимков, перерисованных вручную, в «Юманитэ Диманш» 70-х. Парализующее «лазерное перо» «Пробуждения жизни»[72]72
  Фильм «Пробуждение жизни» («Waking Life», реж. Ричард Линклэйтер, США, 2001) был снят как обычная «реальная» кинокартина, а затем при помощи компьютерных технологий (т. н. «лазерного пера») отретуширован до состояния мультфильма. Герои, словно «набросанные» фломастером в шаржевой манере, двигаются «как настоящие», отчего у зрителя возникает устойчивое ощущение сна наяву.


[Закрыть] в первый год нового века. «Матрицу» 2000-х.

Всё гребём, всё пытаемся, труманы в драных штанишках[73]73
  Фильм «Шоу Трумана» («Truman Show», реж. Питер Уир, США, 1998) – история среднего американца, чью жизнь с рождения снимали скрытыми камерами для супертелешоу, о котором он не догадывался. Обнаружив обман, разъярённый Труман (Джим Кэрри) пытается «доплыть до небес» и «поговорить по душам» с Генеральным Режиссёром – что также снимается телекамерами.


[Закрыть], доплыть до Неба. Продырявить его носом своей яхты с безнадёжно погнутым килем, сунуть голову в дырку – и задать-таки свой нахальный вопрос: «Ну и?»

А «маленькие герои» Мураками всё пьют своё пиво да разглядывают пепельницу перед носом.

И ещё неизвестно, кто кого переглядит.

* * *

Как-то прошлой зимой мы с соседом Альбертом за рюмкой кофе придумали «идеальный» словесный портрет Вавилонской Башни. На какой-нибудь маечке это смотрелось бы вот так:

После этого неутомимый Альберт начал искать корневую причину поломки, а я – размышлять, на каком уровне этого Тауэра в собственной жизни стоило бы успокоиться. Но тут вернулась из своего солярия Девушка Альберта № 12. Пригубила кофе, спросила:

– Господи! А тебе-то зачем это нужно?

И уложила всех слонов одной дробиной.

12. Флюгер на ветру. «Страна Чудес без тормозов и Конец Света»

«Страна Чудес без тормозов и Конец Света» – самый фантастический и парадоксальный роман Мураками из всех написанных до сих пор[74]74
  То есть на 2004 г. Сегодня, в 2019-м, по степени пространственно-временно́й парадоксальности его можно сравнить, пожалуй, только с романом «1Q84».


[Закрыть]. Не случайно именно за него писатель получил национальную премию Танидзаки, которую присуждают за самое «неожиданное» произведение года. Для перевода этой книги мне пришлось консультироваться с теоретическим математиком, программистом, ветеринаром, микробиологом, палеонтологом, нейрохирургом и двумя психиатрами. Но, пожалуй, сложнее всего было сориентироваться в самом повествовании. Этот текст пришлось разбирать, как большой хитроумный будильник, – а потом, изрядно поломав голову, собирать его уже в рамках другого языка. Да так, чтоб и тикало – и «лишних деталей» не осталось.

Слава богу, брат-математик сумел-таки вырваться ко мне в гости. А тут ещё и отец из Одессы подъехал – в кои-то веки весь «мужской мозг семьи» собрался воедино за последний десяток лет. Мы прилепили к стене над столом огромный лист ватмана и несколько суток подряд разрисовывали его «деревом» романа, бродя по тоннелям и колодцам писательского подсознания и восстанавливая связи между событиями и персонажами.

– В шестой главе эта фраза у тебя должна звучать точно так же, как в двадцать пятой, – выдавал мне брат после очередной часовой медитации над черновиками. – Иначе вот эта «веточка» обломается, и у читателя в голове «звоночки» не зазвенят…

– Не понимаю! – кричал редактор-отец, апологет «классической литературы». – Этот «переход в иной мир» нормальной человеческой логике не поддаётся!

Наверное, много веточек этого дерева «обломалось» бы и утерялось при переводе, забудь мы о тех колодцах, который писатель прокапывал «в глубь себя» на протяжении трёх предыдущих книг. Ибо в этом романе «мурафрения» прогрессирует: сознание героя (а значит, и наше с вами) расщепляется на ещё большее количество слоев, а противостояние миров усложняется, ни много ни мало, на целый порядок.

* * *

Для начала припомним внешний, с ходу считываемый сюжет книги – а затем попробуем отследить то, что видно не сразу.

Итак, существует два мира, якобы никак не связанные между собой. Первый, «Страна Чудес без тормозов» – токийский мегаполис ближайшего будущего. Герой работает «конвертором»: ему предоставляют различную секретную информацию, а он, даже не зная, что это за данные, шифрует их при помощи «чёрного ящика» – вживлённой в его мозг программы. Вокруг бушует информационная война: «шифровальная» корпорация, на которую он работает, сражается со своим антиподом – подпольной организацией, которая крадёт технологии, взламывает шифры и продаёт чужие ноу-хау на чёрном рынке. По ходу сюжета герой узнаёт, что вместе с «чёрным ящиком» в его мозг вживили ещё одну программу, которая буквально через несколько дней должна «вырубить» его сознание навсегда. Дабы это предотвратить, он отправляется в подземные катакомбы на поиски Профессора, который эти программы в него вводил. Но обнаруживает, что секретную лабораторию Профессора разгромили «враги» и все необходимые для спасения данные украдены. Герою остаётся либо покончить с собой – либо превратиться в живой «овощ» с отключённым мозгом. Однако Профессор уверяет, что когда сознание выключится, герой не умрёт, а перенесётся во Второй мир, где будет жить вечно. И этот мир называется Конец Света.

Второй мир существует внутри самого же героя, а точнее – в ядре его сознания. Это – некий мистический Город за высокой стеной, по атмосфере сильно напоминающий «Замок» Кафки. Герой попадает туда из «внешнего мира», которого не помнит. При входе в Город его разлучают с тенью, он теряет память и становится одним из горожан. Поначалу надеется, что всё это «лишь на время», и скоро тень вернётся к нему. Но отрезанные тени Город не возвращает – уже к зиме они должны умереть «естественным образом». Его Тень, ожидая смерти в промозглом подполе у городских ворот, день ото дня бледнеет и чахнет. И чем она слабее, тем меньше у героя остаётся воли, памяти, желаний – всего, что он называет своим «настоящим я» или «истинным эго», которое и заключала в себе его тень.

Тень называет Город уродом, строящим своё совершенство за счет беспомощных единорогов, которые вдыхают в себя пороки и горести людей и выносят всю «грязь» за Стену. А потому им обоим нужно отсюда бежать. И для побега просит героя составить Карту Города. Тот постепенно составляет Карту, но за это время привыкает к «Городу без проблем и печалей», привязывается к библиотекарше и с помощью музыкального инструмента возвращает ей утерянное «я». В итоге он прощается с тенью, которая убегает обратно во «внешний мир», а сам решает поселиться с библиотекаршей навечно в Лесу, где обитает «нежить» – те, кому не удалось потерять свою тень (своё «я») до конца.

Пропавшая карта

Неотъемлемой частью романа, безусловно, является Карта Конца Света. Без неё бродить по тоннелям и колодцам подсознания героя-конвертера чревато расстройством вестибюлярного аппарата. В оригинальной, японской версии эта Карта была нарисована рукой самого Мураками. В англоязычных и прочих версиях её рисовали, тщательно сверяясь с текстом, в каждом издательстве отдельно. К великому прискорбию, у нас в России эта Карта пережила лишь одно, самое первое издание книги, где она была на форзаце. А при смене обложки и вовсе сгинула в бурных волнах отечественного книгопечатанья.

Вы можете себе представить, к примеру, «Остров сокровищ» Стивенсона без карты Острова Сокровищ? Вот и я о том же.

В этом году издательство ЭКСМО всё-таки пообещало восстановить литературную справедливость при очередном переиздании книги. Будем ждать! Тем более что русскоязычную версию Карты так замечательно и с любовью воссоздала для нас большая поклонница Мураками, самарская художница Елена Примака (маска Человека-Овцы на обложке – её же).

Так что пока помещаем её хотя бы в этой книге.

Отсюда-то она уж точно никуда не денется.

* * *

В «Городе с призрачной стеной» (рассказе Мураками, написанном пятью годами раньше, который и лёг в основу фабулы «Конца Света») у героя есть девушка, которая долго страдает странной душевной болезнью, а потом кончает с собой. В частности, она рассказывает герою, что сейчас в этом, внешнем мире, существует лишь её тень. А сама она существует совсем в другом мире и в другом месте – у себя внутри.

– Город обнесён высокой стеной, – говорила ты. – Не очень большой, но и не такой тесной, чтобы в этом городе задохнуться.

Так Город получил свою Стену.

А ты всё говорила дальше, и постепенно по Городу побежала Река, а через неё перекинулось три моста, появились Колокольня и Библиотека, заброшенный Литейный Заводик, а рядом – нищенское общежитие.

В тусклых лучах заката мы стояли, соприкасаясь плечами, и смотрели на этот город[75]75
  Харуки Мураками, «Город с призрачной стеной» («Мати то соно футасикана кабэ», журнал «Бунгакукай» № 9, Токио, 1980).


[Закрыть].

Что важно: в финале того рассказа герой не остаётся в Городе, а убегает в другой мир вместе с тенью. А в предисловии к русскому изданию «Страны Чудес» сам Мураками пишет:

Повесть опубликовали в одном литературном журнале, но мне самому не очень понравилось, как я её написал (если честно, у меня в то время не хватило мастерства придать хорошей задумке нужную форму), и поэтому я не стал заводить разговор об отдельном издании, не стал ничего переписывать, а просто отложил рукопись на потом. Чувствовал: придёт время – и я к ней вернусь. Эта сюжетная линия очень много значит для меня, и я долго искал в себе силы, чтобы переделать её как надо.

Как надо?

Да, я подумываю о том, чтобы написать для «Конца Света» продолжение, – отвечает Мураками читателям. – Или, по крайней мере, нечто связанное с этими образами – о том, что случилось с героем и его женщиной, когда они ушли в Лес, и т. д. Возможно, не очень скоро – но когда-нибудь напишу. Некоторые линии этой истории мне и самому хотелось бы отследить дальше[76]76
  «Ага! Давайте спросим Мураками». Сборник ответов Х. Мураками на вопросы, полученные от японских читателей по интернету (Со: да, Мураками-сан ни кийтэ миё: «Асахи-симбунся», Токио, 2000).


[Закрыть].

* * *

По-японски роман называется так: «Сэкай-но овари то Ха: добойрудо ванда: рандо».

По-английски – «Hardboiled Wonderland and The End of the World».

То есть название романа перекручено, как лист Мёбиуса, даже на уровне языка.

Так, перед нами целых три литературных штампа: «Hardboiled», «Wonderland» и «The end of the world». Благодаря умнице Заходеру (пухом земля ему), мы уже как бы знаем, что «Wonderland» – это «Страна Чудес». «The end of the world» – тоже ясно: «конец света» и больше почти никак. Но что делать с «Hardboiled»? Ведь это термин жанровый. В 30-40-е годы ХХ века на смену классическим детективам, в которых Шерлок Холмс или Эркюль Пуаро в спокойной обстановке разматывали нити преступления, пришли «hardboiled detective stories», где сыщику ещё и самому нужно ноги уносить… Но у нас нет традиций своих детективов.

Нет, Григорий Шалвович, я не исключаю, что Фан дорин – уже русский Джеймс Бонд. Но отдельного названия для подобной литературы вы же сами пока не придумали.

Тогда я решил поколдовать в духе перевода «Pulp Fiction». «Криминальное чтиво» – динамичнее. «Буль вар ное чтиво» – для такого фильма всё-таки вяловато.

«Страна Крутых Чудес»?

Начал проверять «на живых людях» – те морщатся: дескать, в слове «крутой» слишком сильна коннотация с жаргоном «новых русских»… На литературных вечерах в «Проекте О.Г.И.» и в Хабаровске предлагал аудитории вместе придумать название. И триста человек одновременно сидели и сообща «рожали» название романа. Получилось очень весело, я даже не ожидал. Хотя ничего путного так и не вышло. И лишь чуть позже в каком-то полубреду-полусне пришёл на ум вариант «без тормозов», на котором я и остановился.

Поменять же в русском названии порядок «Страны» и «Конца Света» пришлось ради элементарной певучести и той самой ритмики, которую ставит во главу угла сам Мураками. Тем более, что начинается книга именно со «Страны Чудес».

* * *

Воистину, чтобы разгадать все загадки этого «хардбойлда», пришлось бы написать отдельный роман…

Но всё же к самой главной загадке, непосредственно связанной с японским языком, я поместил ключ – «Комментарий переводчика» в конце книги. Судя по письмам, многие сумели воспользоваться этим ключом по назначению. Хотя и не все.

Вот он, этот комментарий:

КО́КОРО (яп.):

1) Душа, сердце, чувство, мысль, воля, память.

2) Суть, сущность, смысл, разгадка, ответ.

От звукоподражания коро-коро – кубарем, кувырком. «Ко́ро-ко́ро кава́ру» (идиома) – меняться, как флюгер на ветру.

Из Японско-русского словаря изд-ва «Кэнкюся» под ред. Т. Фудзинума, Tокио, 2000.

Признаюсь, вставляя этот комментарий, я рисковал: а вдруг какие-то читатели обидятся – ну вот, тоже мне переводчик, свою работу на читателя перекладывает, трудись теперь за него. И всё же я надеюсь, что подобный ход позволит читателю растянуть удовольствие от этой книги в голове «на подольше». А кому-то, возможно, даже захочется сразу перечитать.

Как и предыдущие книги, весь шестисотстраничный роман закручен на противостоянии миров, в каждом из которых герой отчаянно ищет спасения. Но если в «Стране Чудес» он пытается спасти своё сознание, то в «Конце Света» этот же человек пытается обрести нечто большее (для рассказчика, по крайней мере) – собственную… человечность?

По-японски это и называется «кокоро» – столбовое понятие японской этики и эстетики. Нечто обратное сознанию – и потому в принципе непознаваемое. И переводимое всякий раз по-разному, исходя из контекста.

Вот что искал в библиотекарше герой, когда играл ей на аккордеоне и вылавливал её сны в светящихся черепах единорогов.

Вот что она пыталась вновь обрести, вспоминая пропавшую мать.

– Найди мне меня, – просит она Читателя Снов, а в оригинале это – «найди моё “кокоро”». Именно «кокоро» (введем же это замечательное слово в наш обиход!) он отыскал в старом черепе животного, умершего от бремени человеческих грехов, – «кокоро», сердцевой элемент иероглифа «любовь». И полюбил эту женщину, даже не понимая этого, бросив ради неё свою тень, уже уговорившую его бежать из этого мира. Для него не могло быть другого мира: он создал этот и был за него в ответе.

Что же это по-нашему?

Душа? Но потерявший душу в нашем понимании – злодей, а они – не злодеи, они просто добрые и несчастные люди, потерявшие себя. Не говоря уже о том, что для понятия «душа» у японцев есть вполне адекватное слово «тамасии».

Сердце? То же самое, даже хуже. Тем более, сама фраза «найди моё сердце» – какой-то эстетический кошмар.

Память? Но потерявший память – счастлив, а они несчастны по определению.

Вконец отчаявшись, пользуюсь случаем и спрашиваю у самого Мураками. Ответ получаю такой:

– По крайней мере, в моих романах считайте, что «кокоро» – это нечто соединяющее память и человеческую теплоту.

– Хм… Похоже, на русском это всё-таки душа, спасибо, – отвечаю я навскидку. И тут же опять утопаю в сомнениях. Всё-таки у нас к душе (а особенно – к её отсутствию) слишком своё, «христианутое» отношение. Да и вообще здесь же явно не о душе речь. Разве это наша душа решает, нести нам сегодня душу на исповедь или ещё подождать?

Воля? Близко, но не тепло… Сами знаем, что вышло из «воли к власти». «Человеческой теплотой» там и не пахло.

Какое-то время мне мерещилось, будто «кокоро» – это старинное русское слово «ум». Который теряют, с которого сходят, которым крепки, которым умеют, который у всех и каждого то и дело «заходит за разум», и от которого все мы страсть как любим время от времени помучиться-пострадать. Непременный атрибут фольклора, главное действующее лицо тысяч пословиц и поговорок. Кого с ним (как и без него) только не встретишь! Просто не лексическая единица, а какой-то флюгер на ветру…

И всё-таки – не то. Слишком «от ума». А что ж тогда «от сердца»?

Ведь «кокоро» – это, скорее, мироощущение. Когда ты вошёл в гармонию с окружающим миром, умом и сердцем и наконец-то научился в нём жить. Каким бы трудным он ни был. Но который больше не хочется покидать.

Я отвернулся от Омута – и побрел по снегу к Западному Холму. Там, за Холмом, раскинулся Город, текла Река и дымилась труба Библиотеки, где меня ждали она и аккордеон.

И тут я увидел, как в густой, седой метели надо мной проплыла огромная белая птица. Перелетев через Стену, она повернула на юг и растворилась в заснеженных небесах.

И только снег скрипел под башмаками.

В итоге вместо «кокоро» я расставил возвратные глаголы и фразеологизмы из ряда «своё я», «настоящее я» и т. п. И лишь когда без конкретных образов было уже совсем не обойтись – вставлял, по ситуации, «память» или «сердце». Также неплохо срабатывали замечательные русские выражения вроде «вышел из себя» (какая шикарная картина, представим только), «сам не свой», «сам по себе» и так далее.

Просто я понял: лучший способ перевести это слово – вообще его не переводить.

* * *

Сегодня японцы, в зависимости от обстановки, активно употребляют до четырёх разных «я» (на самом деле их больше, хотя куда вежливее не «якать» вообще):

1. Высокое: ВАРЭ (ВАГА) – когда говорят о своей фирме, стране, коллективе и т. п.

2. Всеобщее: ВАТАКУСИ (сокр. – ВАТАСИ) – для общения с внешним миром. Практически единственное «я», которое дозволено женщинам – в любых ситуациях, от высокого приёма до интима.

3. Интимное: БОКУ – мужское «я» для общения с близкими, женой, любовницей, друзьями, а также для разговора мужчины с самим собой.

4. Низкое: ОРЭ – грубое «я» для разговора настоящего мужчины с другими мужчинами, а заодно и со всеми остальными.

Так вот.

Вся «Трилогия Крысы» + «Дэнс» написана в интонации мужского дружелюбного БОКУ – в этакой, знаете ли, «муракамской» интонации, ну вы меня понимаете… – Сами японцы, обсуждая эти книги, так и говорят: «А помнишь, Боку с подругой на Хоккайдо приехал? Я чуть не помер на этом Повороте…» – или «А вы обратили внимание, как он женщин описывает? А как его Боку с девушками разговаривает? Наверное, и сам интересный мужчина. Что вы об этом думаете, Митя-сан?»

И вот тут начинается самое интересное. Ещё в «Песне ветра» была замечательная фраза:

Хартфильд так высказался о хорошем тексте: «Процесс написания текста есть не что иное, как подтверждение дистанции между пишущим и его окружением. Не чувства нужны здесь, а линейка» («Что плохого, если вам хорошо?», 1936 г.).

В «Стране Чудес» сознания героя при общении с читателем дистанцируется ещё заковыристей.

Насладимся разницами температур. Герой-конвертор в Токио рассказывает о себе на всеобщем, «внешнем я» – Вата́си. Читатель же Снов говорит о себе в интимно-доверительном Бо́ку.

Таким образом, два героя существуют по-разному даже на уровне рассказчиков: «Внешний я» – и «Внутренний я».

«Что делать с этим в русском языке?» – ужасался я и старался сохранить хотя бы принципиальную разницу интонаций этих друзей-антиподов, которые вечно о чём-то спорят…

Стоп. Где-то мы эту парочку спорщиков уже видели. Ну, точно. Да это же наши старые знакомые – Боку и Крыса, спорившие до хрипоты всю Трилогию.

Сравним:

«Все богатые – говнюки!» – кричит совсем ещё юный Крыса в «Песне ветра». И отталкивает от себя этот несовершенный мир.

«Звери выносят забытое “я” (кокоро) за Стену, – морализаторствует Тень в “Конце Света”. – Они вдыхают в себя человеческую память (кокоро) и выбрасывают её во внешний мир. Точно грязь или пену, скопившиеся в Городе за ночь. А с приходом зимы умирают. Но убивает их не голод и не зимняя стужа. Они умирают от тяжести человеческих страстей (кокоро), которыми их нагружает Город. А с приходом весны рождаются новые звери. Столько же, сколько умерло. Детёныши подрастают, точно так же впитывают в себя людское “я” (кокоро), а потом умирают. Это – плата за совершенство. Ты хочешь совершенства такой ценой? За счёт слабых и беззащитных, что покорно влачат свою ношу?.. И это ты считаешь правильным? Посмотри на всё с этой стороны. Со стороны зверей, теней и обитателей Леса».