Текст книги "Уинстон Черчилль"

Лучше всего взгляды Черчилля в этот период передают тексты его выступлений. Понимая это, он последовал проторенной дорогой и объединил их в сборники. Первый сборник – «Либерализм и социальная проблема» – вышел в ноябре 1909 года, второй – «Народные права» – появился в январе 1910-го. Основные предложения Черчилля сводились к следующему. Во-первых, сократить рабочий день. Нельзя допускать, чтобы человеческая жизнь превратилась в «чередование кровати и фабрики». У людей должно быть личное время на семью, увлечения и развитие. «Основные усилия промышленной демократии направлены не на сохранение неэффективных рабочих часов, а на предоставление достаточного времени для отдыха», – убеждал политик. Во-вторых, забота о подрастающем поколении. Черчилль выступал против детского труда. Неэтичная сама по себе эксплуатация детей – этих «наследников огромных сокровищ истории, науки и знаний, национальной гордости, за которые сражались и умирали множество доблестных поколений» – ограничивает развитие страны. Вместо работы дети должны получать обязательное образование – и не до 14 лет, как было принято, а хотя бы до 17. В-третьих, установить минимальные нормы условий труда, обязательные для каждого работодателя. В-четвертых, создать разветвленную национальную сеть бирж труда, способных нивелировать избытки и недостатки рабочей силы в конкретном регионе или профессии. В-пятых, «закрыть зияющую бездну страховочной сеткой» с оплатой больничных и выплат пособий по безработице. «Я не призываю ослабить напор конкурентной борьбы, – объяснял политик, – но думаю, нам вполне по силам сделать так, чтобы проигравшие в конкурентной борьбе не чувствовали себя брошенными на произвол судьбы». Общим во всех этих предложениях было увеличение роли государства, которое в представлении Черчилля должно было занимать более активную позицию в социальной защите своих граждан. «Есть вещи, которые должно делать именно государство, – объяснял он. – Не потому, что государство делает их хорошо, просто никто другой заниматься ими не будет»[85]85
  См.: Hansard. Series 4. Vol. 191. Col. 1330–1331; Churchill W. S. Liberalism and Social Problem. P. 181–182, 203, 199–200, 256–258, 265–266; Черчилль У. С. (ред.). Указ. соч. С. 55–56; Langworth R. M. (ed.). Op. cit. P. 395.


[Закрыть].

Все эти постулаты были востребованы, правильны и благородны. Но самое удивительное в них то, что они прозвучали из уст именно Черчилля. Мы говорим не о пробравшемся наверх выходце из рабочего класса. Речь идет о патриции, семья которого дружит с Ротшильдами, брат которого работает в Сити, состояние которого приумножает Кассель. Он стал бескомпромиссным апологетом «народного бюджета», рьяным сторонником ограничения прав Палаты лордов, увлеченным лейтенантом социального реформирования, воспринимаясь в глазах многих тори исключительно как предатель своего класса. Зачем Черчиллю было нужно это восстание против своих? С одной стороны, он искренне сострадал угнетенным и негодовал от социальной несправедливости. Хотя, даже испытывая эти чувства, его отношение к бедным работягам представляло собой странную смесь патернализма и снобизма, точно переданную самим Черчиллем, когда в январе 1906 года он приехал на выборы в Манчестер. Гуляя по городу вместе с Маршем, он оказался в рабочем квартале. Оглядываясь по сторонам, Черчилль сказал своему секретарю: «Представь жить на одной из таких улиц, никогда не видеть ничего прекрасного, никогда не пробовать ничего вкусного и никогда не говорить ничего умного»[86]86
  Churchill R. S. Op. cit. P. 113.


[Закрыть].

Помимо сострадания, которое, несомненно, присутствовало и определяло его решения, был в поведении Черчилля и политический расчет. Причем не только в личном плане, дав ему возможность найти свою пашню, на которой сделать себе имя. Он смотрел глубже. Обычно пять предвоенных лет начала XX века воспринимаются как зенит европейской аристократии, время беззаботного спокойствия, благополучия, прогресса и роскоши. Отчасти так оно и было. После 1914 года Европа уже никогда не будет такой, как прежде. Но и безмятежными эти годы назвать нельзя, хотя по масштабу катаклизмов они и уступают пожару мировой войны. В этот период в обществе начались брожения и течения, которые в итоге разрушили башню старого режима. Черчилль был в тот момент относительно молод, но он смог различить пугающие тенденции и оценить силу их последствий. Самую большую опасность он увидел в набирающих популярность социалистических теориях. Именно в эти годы он начнет свой крестовый поход против социализма, который будет продолжать в течение следующих пятидесяти лет, именно в эти годы он произносит свои известные слова, сравнивая в контрапункте разные учения: «Социализм искореняет богатство, либерализм – нищету; социализм уничтожает частные интересы, либерализм их сохраняет, примиряя с общественными; социализм убивает предпринимательство и инициативу, либерализм – спасает их от привилегий и преференций; социализм оскорбляет основное право личности на достойную жизнь, либерализм – обеспечивает приемлемые условия жизни; социализм отдает предпочтение правилам, либерализм – каждому человеку в отдельности; социализм атакует капитал, либерализм – монополию».

Учитывая дальнейшие отношения с СССР, критические стрелы в адрес социализма, которые Черчилль будет направлять регулярно, воспринимались как антагонизм к восточному союзнику. На самом деле, в отличие от других политиков, Черчилль не распространял критику общественно-политического строя на государство, в котором этот строй завоевывал позиции. Он также рьяно осуждал левые элементы в Германии, которым «было плевать на величие своей страны, крепость монархии и династические интересы», которые «выступали против станового хребта нации, класса аристократии и землевладельцев», которые «хвастаются, что у них нет отечества» и не имеют «ни капли уважения к германской армии»[87]87
  Churchill W. S. Op. cit. P. 155; Churchill W. S. The World Crisis 1911–1918. P. 546.


[Закрыть].

Понимая, что социалистические взгляды набирают все больше популярности в обществе, Черчилль увидел в социальных реформах либерального толка эффективную возможность снять напряженность и выбить почву из-под ног социалистов. Впоследствии он сам признает, что в начале XX века «подъем социализма был неизбежен», но «либеральное правительство задержало его, переключив на себя большую часть революционно настроенного электората»[88]88
  Documents. Vol. 11. P. 1345.


[Закрыть]. Примечательно, что у самого Черчилля роман с социальными преобразованиями оказался бурным, но недолговечным. После 1911 года на повестке решаемых Черчиллем вопросов будут периодически появляться темы улучшения условия службы моряков, увеличения их жалованья, назначения пенсий вдовам погибших военных, но таким целенаправленным и комплексным усилиям на ниве социального реформирования, как было в период с 1905 по 1911 год, места уже не найдется. Наш герой потерял интерес и к давлению крупного капитала, став одним из немногих государственных деятелей, кто одновременно не пополнил число его жертв и не испачкал свою репутацию, превратившись в его слугу. Является ли подобная смена направлений признаком того, что Черчилль был неискренним в своих попытках улучшить условия трудящихся? Вряд ли. Для него такое поведение было нехарактерно, в отличие от страстной увлеченности новым и потерей интереса к уже пройденному и освоенному. Да и масштаб проблем, которые начали занимать и беспокоить политика в 1911 году, превосходил всё, с чем он имел дело раньше.

Что это были за проблемы? Объединенная титаническим усилием Бисмарка, Германская империя стала претендовать на мировое господство. Экспорт из Германии в период с 1880 по 1913 год вырос на 240 %, а ее доля в мировой торговле увеличилась с 17 до 22 %. Для сравнения, доля Великобритании сократилась с 40 до 27 %. В 1897 году Рейхстаг одобрил новую программу строительства военно-морского флота. Отлично понимая, что Германия не располагает возможностями повсеместно противостоять Королевскому флоту, отец немецкого ВМФ гросс-адмирал Альфред фон Тирпиц (1849–1930) решил сосредоточить основные силы Флота открытого моря (Hochseeflotte) на позициях между Гельголандом и устьем Темзы, где создать угрозу Туманному Альбиону и оспорить превосходство «владычицы морей». Дальнейшее воплощение амбициозного замысла было осуществлено с немецкой основательностью, педантизмом и рационализмом, основные силы были брошены на строительство новых моделей судов и использование последних достижений науки и техники.

В 1908 году была принята третья новелла военно-морской программы, согласно которой срок эксплуатации боевых кораблей сокращался с 25 до 20 лет, что фактически означало ускорение процесса обновления кораблей и знаменовало собой еще один шаг против заморского конкурента. Примерно в это же время развитие немецкого флота вызвало неподдельный интерес у Черчилля. Он познакомился с адмиралом Джоном Фишером (1841–1920), занимавшим с 1904 по 1910 год пост первого морского лорда и являвшегося главным идеологом модернизации британского флота. Несмотря на разницу в возрасте, они быстро нашли общий язык и между ними завязалась оживленная переписка. Жесткий, эксцентричный, не терпящий возражений и посредственностей адмирал не стеснялся в выражениях, подробно описывая идеи технического перевооружения флота и понося своих недоброжелателей, всех этих «подлецов» и «вонючек». Во время спора с Адмиралтейством относительно строительства шести линкоров Фишер презрительно отвернулся от своего нового друга, но тот, поджав хвост и умерив гордость, сумел восстановить отношения. Видно было, что они нужны были Черчиллю, который словно губка впитывал знания и взгляды адмирала, медленно, но уверенно формируя свое мнение о сложившейся ситуации.

Помимо общения с Фишером осенью 1909 года Черчилль поручил экспертам изучить вопрос экономической устойчивости Германии и достаточности у немцев средств на реализацию своих амбициозных планов. В результате выяснилось, что немецкий флот развивается на пределе экономических возможностей, государственный долг Германии, начиная с 1897 года, увеличился в два раза и по состоянию на 1 октября 1908 года достиг 212,6 млн фунтов. И это без учета долга отдельных германских земель. Общий же долг кайзеровской империи составил порядка 900 млн фунтов. На основе проведенного исследования Черчилль подготовил меморандум для членов правительства, в котором отметил, что в условиях возрастающей напряженности и будущего кризиса, с которым неизбежно столкнется Германия, немцы постараются либо урегулировать ситуацию внутри страны, либо найти «решение во внешнеполитической авантюре». Это было мудрое и проницательное заключение, ознаменовавшее собой начало трансформации Черчилля из политика социальной направленности в государственного деятеля[89]89
  См.: Романова Е. В. Путь к войне: развитие англо-германского конфликта 1898–1914 гг. М.: МАКС Пресс, 2008. С. 175–176; Documents. Vol. 4. P. 962; Churchill W. S. The World Crisis. Vol. 1. P. 40.


[Закрыть].

Летом 1911 года Европа вплотную подошла к военному конфликту, который не разразился лишь благодаря терпению дипломатов и восторжествовавшему здравому смыслу политиков. Когда после вспыхнувшего в столице Марокко восстания французы направили в город войска для защиты своих граждан, немцы ответили отправкой в марокканский порт Агадир канонерской лодки Panther («Пантера») и заявили о своем намерении создать там военно-морскую базу. На стороне Франции выступила Великобритания. В марте 1912 года стороны удалось примирить, передав Франции протекторат над Марокко, а Германии в качестве компенсации – часть Французского Конго.

Во время Агадирского кризиса Черчилль не растерялся и, готовясь к худшему, организовал защиту угольных резервуаров, на тот момент основного топлива ВМФ. Как показало дальнейшее развитие событий, в этом не было острой необходимости, но очки себе он этим заработал, как и разработкой меморандума «О военных аспектах континентальной проблемы», в котором не только точно предсказал дату начала Первой мировой войны и основных участников военного конфликта, но и буквально до дня правильно описал первые полтора месяца противостояния. Было очевидно, что Черчилль созрел для решения новых задач. Определяющим для его дальнейшей судьбы стало чрезвычайное заседание Комитета имперской обороны в конце августа 1911 года, собранное по личному распоряжению премьер-министра. На этом заседании вскрылись удивительные факты – во-первых, руководство Адмиралтейства не собиралось делиться с уважаемой публикой своими планами; во-вторых, у моряков отсутствовали планы доставки Британских экспедиционных сил на континент в случае начала войны с Германией; в-третьих, они считали высадку контингента нецелесообразной и предлагали сосредоточить основные усилия на морской войне[90]90
  См.: Churchill W. S. Op. cit. P. 60–64; Massie R. K. Dreadnought. P. 745–747; Benians E. A., Butler J., Carrington C. E. (eds.). The Cambridge History of the British Empire. Vol. III. Cambridge: Cambridge University Press, 1959. P. 594.


[Закрыть].

После заседания Комитета военный министр Ричард Халдейн заявил Асквиту, что подаст в отставку, если позиция Адмиралтейства не изменится в ближайшее время. На самом деле Халдейн сам хотел возглавить военно-морское ведомство. Но у премьера на этот счет были другие планы. В конце сентября он пригласил в арендуемое его семьей поместье Арчерфилд (Восточный Лотиан, Шотландия) Халдейна и Черчилля. Обсудив с ними сложившуюся ситуацию, Асквит направился в расположенную неподалеку королевскую резиденцию Балморал для консультации с Его Величеством Георгом V (1865–1936), сменившим в 1910 году на престоле своего скончавшегося от бронхита отца. Черчилль тем временем посетил свой избирательный округ Данди. Через некоторое время Асквит и Черчилль вновь встретились в Арчерфилде. Премьер-министр предложил своему гостю сыграть в гольф и во время игры сообщил о его переводе в Адмиралтейство. Радости Черчилля не было предела. «Его лицо сияло от удовольствия», – вспоминала дочь Асквита Вайолет (1887–1969). Она предложила ему чая, услышав в ответ: «Я не хочу чая, я не хочу ничего на свете. Только что ваш отец дал мне в распоряжение весь военно-морской флот Великобритании! Наконец это произошло, мне предоставили великолепный шанс. Теперь я смогу показать все, на что я способен»[91]91
  См.: Churchill W. S. Op. cit. P. 67–68; Churchill R. S. Op. cit. P. 536–537; Bonham Carter V. Op. cit. P. 236–237.


[Закрыть].

Официально о назначении Черчилля первым лордом Адмиралтейства (военно-морским министром) было объявлено 24 октября 1911 года. С формальной точки зрения его перевод в новое ведомство был понижением. В реальности ситуация выглядела иначе. Во-первых, речь, действительно, шла о самом крупном ВМФ в мире, что не может не опьянять. Во-вторых, флот для Британии – это не просто еще один вид вооруженных сил, от него зависели снабжение страны импортными товарами, успех военных операций, обороноспособность на случай вторжения, контроль и защита государственных интересов. «На британских военных кораблях плавают мощь, величие и сила Британской империи», – говорил Черчилль. И теперь ему поручили руководить этим исполином, заботясь о нем и развивая его. Описывая период своего руководства Адмиралтейством, он назовет его «великими днями», когда «воздух был пропитан властью, действием, организацией», а «от рассвета и до глубокой ночи, день за днем ум был поглощен очарованием и новизной накопившихся проблем»[92]92
  См.: Churchill W. S. Op. cit. P. 118–120, 70.


[Закрыть]. Черчилль оказался на своем месте, где ему предстоит насладиться ароматом впечатляющих побед и познать горечь сокрушительных неудач.

Семья

Пока Черчилль в 1907 году путешествовал по Африке, наслаждаясь охотой, экзотическими видами и общением с туземцами, его брат Джек нашел свою избранницу. Ей стала Гвенделин Тереза Мэри Берти (1885–1941), дочь 7-го графа Абингдона (1836–1928). Чувства молодых людей были сильными и взаимными, служа хорошей основой для создания крепкой семьи. Однако Джек все не решался сделать предложение, считая, что он недостаточно зарабатывает для того, чтобы осчастливить свою возлюбленную. Его старший брат смотрел на эту проблему проще. Когда его сын тридцать лет спустя будет мучиться аналогичным вопросом, Черчилль по-житейски мудро заметит, а что собственно, влюбленным нужно: «Сигары, шампанское и большая кровать». Джек отнесся к вопросу финансовой стабильности будущей семьи более серьезно, договорившись с руководством фирмы, где он работал, об увеличении своего годового дохода до 1400 фунтов. 8 августа 1908 года Джек и Гвенделин сочетались браком. «Надеюсь, ты будешь следующим», – скажет леди Рандольф своему старшему сыну[93]93
  См.: Gilbert M. Op. cit. P. 627; Documents. Vol. 4. P. 717.


[Закрыть]. Уинстон постарался не разочаровать свою мать, что для него оказалось непростой задачей.

Задолго до популярного высказывания Генри Киссинджера было известно, что власть является сильным афродизиаком. В каком-то смысле Черчилль был исключением из правила. Несмотря на свою активную публичную жизнь, а также впечатляющий шлейф популярности и влияния, который неизменно тянулся за его именем, отношения с противоположным полом у него были скромными и до поры до времени неудачными. По большей части он сам был тому виной, будучи слишком сосредоточенным на себе, своих планах и своих достижениях. «Разумеется, я эгоист, а иначе в этой жизни ничего не добьешься», – объяснял он. Автор множества хороших книг и участник множества волнующих событий, Черчилль был интересным собеседником, монологи у которого, правда, превалировали над диалогами. Но он слишком ценил свое время, чтобы обсуждать пустые темы, составляющие основу светских бесед. Эгоизм и разговоры с практической направленностью были не самым лучшим основанием для привлечения женского внимания. Ситуация усугублялась тем, что, являясь самодостаточным человеком, Черчилль не нуждался в женском обществе, ему не требовались поддержка, одобрение или просто приятное времяпрепровождение ради отвлечения и развлечения. Один из его друзей вспоминал, как однажды они решили пригласить к себе артисток мюзик-холла. Интересуясь потом у спутницы Черчилля, как она провела время с популярным политиком, он услышал в ответ: «Ничем, кроме разговоров, посвященных персоне Уинстона, мы не занимались»[94]94
  См.: Langworth R. M. (ed.). Op. cit. P. 516; Shelden M. Op. cit. P. 147.


[Закрыть].

Тем не менее утверждать, что амуры облетали Черчилля стороной, будет неправильно. В своей переписке он впервые упоминает о противоположном поле в 17 лет, когда одна из сверстниц привлекла его внимание. Затем у него были мимолетные увлечения Аделой Мэри Хэкет (1875–1946), с которой он гулял по Бонд-стрит, о чем хвастливо сообщал брату, и артисткой Мейбл Лав (1874–1953). В ноябре 1896 года Черчилль познакомился в Индии с Памелой Плоуден (1874–1971). Их отношения развивались неторопливо, но с определенной долей уверенности можно утверждать, что они были связаны для нашего героя с появлением первых серьезных чувств. Не настолько, правда, серьезных, чтобы поставить их выше амбиций. Убеждая Памелу, что он думает о ней «больше чем когда-либо прежде», основное общение он свел к эпистолярному жанру (большая часть писем, кстати, будет им в дальнейшем уничтожена) и предпочел личным встречам участие в батальных сценах, написание статей и книг, а также выступления на различных политических площадках.

Черчилль пытался убедить свою возлюбленную, что его «чувства постоянны» и он способен на «глубокую и сильную любовь», но для Памелы стало очевидно, что он ей не принадлежит и не подходит. Поэтому, когда он попросит ее поддержать его во время первой избирательной кампании 1899 года, она вежливо уклонится от поездки в Олдхэм. Не поедет она и в Южную Африку, куда ее также неоднократно звал Черчилль. Стоит ли удивляться, что, когда в октябре 1900 года, гуляя по берегу реки Авон около средневекового замка в графстве Уорикшир, Черчилль сделал ей предложение, пообещав «завоевать весь мир и положить его к твоим ногам», она ответила отказом. Если Памела считала, что активность Уинстона на других фронтах косвенно указывала на недостаток его любви, она ошибалась. Наш герой аналогично вел себя и с другими избранницами, которым был предан душой и телом. Возможно мисс Плоуден отказала по другой причине. Несмотря на то, что Черчилль уже стал членом парламента и воспринимался окружающими как перспективный молодой политик, в ее понимании он был недостаточно богат, чтобы позволить ей жить в свое удовольствие. Черчилль переживал, признаваясь матери, что Памела «единственная женщина, с которой я смог бы прожить долгую и счастливую жизнь». Даже спустя семь лет после их расставания он писал, что она «единственная, кроме Джека и матери», кто его «всегда понимал, прощал и проявлял заботу». Черчилль мучил себя напрасно. Памела не смогла бы обеспечить ему крепкий и надежный тыл. В 1902 году она выйдет замуж за Виктора Булвер-Литтона 2-го графа Литтона (1876–1947), доставив впоследствии своему супругу массу тревожных моментов. Несмотря на расставание, Черчилль продолжит общение с Памелой вплоть до глубокой старости[95]95
  См.: Documents. Vol. 2. P. 1036, 989; Vol. 4. P. 680, 679; Shelden M. Op. cit. P. 16; Churchill R. S. Op. cit. Vol. I. P. 544.


[Закрыть].

После Памелы внимание молодого парламентария привлекла американская актриса Этель Бэрримор (1879–1959). О их отношениях известно немного. Как утверждает сын нашего героя, Уинстон сделал ей предложение, но она тоже ответила отказом. Затем Черчилль решил создать семью с наследницей крупного состояния Мюриель Уилсон (1875–1964). Он также предложит ей стать его женой и также услышит отказ. Одной из возможных причин расставания исследователи называют сомнения мисс Уилсон в будущем жениха. Хотя не исключено, что она была просто не готова к серьезным отношениям, в которых на тот момент у нее не было потребности. Она выйдет замуж только в 1918 году, как выразился Черчилль, за «обыкновенного типа»[96]96
  Избранником мисс Уилсон станет Ричард «Дик» Уэйрд (1884–1932), майор Шотландской гвардии.


[Закрыть]. Черчилль продолжит с ней общение, что вполне характерно для него: несмотря на свою занятость и эгоизм, он умел дружить, сохраняя длительные, многолетние отношения[97]97
  См.: Churchill R. S. Op. cit. Vol. II. P. 252; Soames M. Clementine Churchill. P. 36; Documents. Vol. 8. P. 394–395.


[Закрыть].

В 1907 году на одном из званых обедов Черчилль познакомился с дочерью Асквита – Вайолет. В первой же беседе он сказал ей впоследствии ставшую знаменитой фразу: «Все мы черви, но мне хочется верить, что я светлячок». Несмотря на неприкрытое самомнение собеседника, молодая девушка была им зачарована, заметив вечером своему отцу: «Сегодня я первый раз в жизни увидела гения». На что услышала ироничный ответ: «Уинстон уж точно бы с тобой согласился»[98]98
  См.: Bonham Carter V. Op. cit. P. 15–16, 18.


[Закрыть]. Из всех предыдущих женщин Вайолет понимала Черчилля лучше всего. Она ценила его ум, получала удовольствие от его монологов, восхищалась его личными качествами. Не исключено, что она была в него серьезно влюблена и согласилась бы стать его женой, если бы такое предложение поступило. Но в этот раз Черчилль предлагать руку и сердце не стал, предпочтя ограничиться дружескими отношениями. Возможно, и правильно. Ему была суждена другая леди.

В марте 1908 года Черчилль был приглашен на один из великосветских обедов. Тратить на него свое время он не хотел, приняв участие лишь после увещеваний со стороны Марша. Его соседками по столу оказались Флора Шоу (1852–1929), позиционировавшая себя, как видного эксперта в колониальной политике, и 22-летняя девушка Клементина Хозье. Она также могла пропустить этот обед, считая свой наряд вышедшим из моды, но без нее за столом оказалось бы тринадцать человек (скверная примета), поэтому ей пришлось приехать. Черчилль уже встречался однажды с мисс Хозье. В 1904 году на одном из приемов он сам обратил на нее внимание и даже попросил свою мать познакомить его с ней. После чего сам же все испортил. Вместо того чтобы завязать приятный диалог, он замешкался и уставился на собеседницу. Неловкую ситуацию разрешил один из кавалеров, пригласивший Клементину на танец. На этот раз – спустя почти четыре года – Черчилль не упустил свой шанс, предпочтя увлеченную беседу с Клементиной предметному разговору с Флорой Шоу о подходах решения колониальных проблем. В конце он спросил, читала ли она его книгу «Лорд Рандольф Черчилль», и узнав, что нет, пообещал прислать один экземпляр. Свое слово Черчилль не сдержал, чем произвел на девушку «дурное впечатление», хотя в целом она нашла его «очень интересным»[99]99
  См.: Churchill R. S. Op. cit. P. 250–251; Fishman J. My Darling Clementine. P. 12; Soames M. Op. cit. P. 39–40.


[Закрыть].

Несмотря на то, что обещание вылетело из головы Черчилля, саму Клементину он не забыл. После еще одной встречи, организованной не без участия леди Рандольф, между ними завязалась переписка. Черчилль писал ей, что считает «утешением и наслаждением – встретить столь умную и благородную молодую девушку». Он делился с ней последними новостями о своей политической деятельности, а также жаловался, что чувствует себя «одиноким созданием среди толпы». Раньше подобную откровенность Черчилль допускал только в переписке с матерью или Памелой.

В начале августа 1908 года Черчилль принял участие в свадьбе Джека и Гвенделин. После церемонии он с друзьями остановился у одного из кузенов. Ночью отопительная система дала сбой и начался пожар. Не дожидаясь приезда пожарных, Черчилль надел металлическую каску, пальто поверх пижамы и начал руководить тушением пожара и спасением ценностей. Когда он выносил из здания очередную пару бюстов, за ним рухнула крыша. Буквально мгновение, и он оказался бы погребен под ее обломками. Но подобные несчастья были не для него. Еще на Кубе он скрепил союз с удачей, и в критических обстоятельствах она ему не изменяла. Одним из первых, с кем Черчилль поделился подробностями пожара, была Клементина. С его слов, «пожар был великолепным развлечением» и «мы здорово повеселились».

Интересно, какое впечатление экстатический стиль Черчилля с его пренебрежением к опасностям произвел на девушку? Впоследствии ей придется неоднократно сталкиваться с таким отношением, далеко не всегда разделяя упоение и восторг. Сам ухажер, впечатленный то ли женитьбой Джека и недавними торжествами, то ли пожаром в доме кузена, счел, что пришло время переводить отношения на новый уровень и делать Клементине предложение. Для этого он пригласил возлюбленную в Бленхеймский дворец. «Мне так хочется показать тебе это удивительное место, – писал он ей. – В его прекрасных садах мы найдем много уголков, где сможем уединиться и обсудить все на свете». Также он упомянул о «странном и таинственном взгляде» мисс Хозье, секрет которого он «так и не может разгадать»[100]100
  См.: Soames M. Winston and Clementine. P. 7, 9, 11, 13.


[Закрыть].

Для Черчилля это была уже четвертая попытка предложения руки и сердца. Предыдущие отказы не способствовали обретению уверенности. Но и без них обычно уверенный в своих силах политик на этот раз сильно нервничал. Он два дня водил Клементину по живописным просторам графства Оксфордшир, так и не решаясь сказать ей главное. На третьи сутки он повел гостью в расположенный рядом с дворцом розарий. Пошел дождь, вынудив молодых людей укрыться в каменной беседке – храме Дианы. Какое-то время они сидели молча. Клементина вспоминала, как она бросила взгляд вниз и, увидев ползущего жука, подумала про себя: «Если этот жук доползет до трещины, а Уинстон так и не сделает мне предложения, значит, он не сделает его никогда». Жук опоздал[101]101
  Роуз Н. Черчилль: бурная жизнь. С. 76.


[Закрыть].

Свадьбу решили справить в середине сентября. Учитывая, что отца Клементины к тому времени уже не было в живых, руки пришлось просить у ее матери леди Бланш Хозье (1852–1925). Черчилль подготовил ей письмо, в котором были следующие строки: «Я не богат и не слишком влиятелен, но я люблю вашу дочь и считаю это чувство достаточно сильным, чтобы взять на себя великую и священную ответственность о заботе над ней. Я считаю, что смогу сделать ее счастливой, дав ей необходимый статус и положение, достойные ее красоты и добродетелей». Письмо так отправлено и не было, а о своих намерениях он сообщил леди Бланш лично. Она согласилась выдать свою дочь за Черчилля. «Трудно сказать, кто из них влюблен больше, – заметила она невестке. – Зная характер Уинстона, думаю, что он. Весь мир наслышан о его великолепных умственных способностях, но какой он очаровательный и любящий в личной жизни». Леди Бланш была вообще благожелательно настроена к своему будущему зятю, считая его «мягким, добрым и очень нежным к тем, кого он любит». Уважение было взаимным. Черчилль будет ценить «храбрость, упорство, твердость и самоотречение», которые леди Бланш продемонстрировала, воспитывая одна четверых детей, и испытывать чувство гордости, что ее кровь течет в венах его собственных детей[102]102
  См.: Documents. Vol. 4. P. 801, 803; Soames M. Clementine Churchill. P. 50; Soames M. Winston and Clementine. P. 292.


[Закрыть].

За несколько дней до свадьбы Клементина стала сомневаться, правильно ли она поступает, выходя за Черчилля. Ее больше смущал не жених, а его самоотверженное служение обществу и страсть к персональным достижениям. Она смотрела в корень проблемы, которая на протяжении всех последующих лет совместной жизни будет бросать тень на их отношения. Черчилль любил семью, заботясь и защищая ее, но он всегда оставался публичным человеком и такое понятие, как долг, а также подогреваемые личными амбициями цели имели для него первостепенное значение. В этом вопросе с ним невозможно было достичь компромисса. Он отдавал себя семье ровно настолько, насколько ему позволяла активность на других направлениях. И Клементина должна была его либо принять, таким как есть, либо отойти в сторону и не связывать с ним свою жизнь. Она выбрала первый вариант.

Свадебная церемония прошла 12 сентября 1908 года в церкви Святой Маргариты в Вестминстере. На невесте были платье из белого атласа, белая фата из нежного тюля, венок из флердоранжа и бриллиантовые серьги, подарок жениха. В руках она держала букет из лилий и мирты, а также молитвенник, перевязанный лайковой лентой. Новобрачным подарили серебряный поднос с выгравированными подписями всех коллег жениха по правительству; серебряные столовые приборы в георгианском стиле от либеральной ассоциации Данди; «Беседы с герцогом Веллингтоном» и десятитомное собрание сочинений Джейн Остин от премьер-министра с дарственной надписью; драгоценности от семьи Ротшильдов; роскошную Библию от заместителя лорд-мэра Манчестера; серебряные подстаканники эпохи Георга IV от Джозефа Чемберлена, а также трость с золотым набалдашником и золотой гравировкой: «Моему самому молодому министру» от короля Эдуарда VII. Самым же ценным стал подарок жениха невесте – роскошное ожерелье с гроздьями рубинов и бриллиантов.

Свадебное путешествие началось с Бленхеймского дворца и посещения могилы лорда Рандольфа на кладбище Блэдон. Затем молодожены отправились на континент, отдохнув на побережье Лаго-Маджоре и посетив Венецию. Описывая матери времяпрепровождение в медовом месяце, Черчилль говорил, что «мы бездельничаем и занимаемся любовью», иронично добавляя, что последнее является «хорошим и серьезным занятием, чему в истории есть множество примеров»[103]103
  Documents. Vol. 4. P. 820.


[Закрыть]. Вернувшись в Лондон, первые несколько месяцев они жили в холостяцкой квартире, которую арендовал Черчилль на Болтон-стрит, 12. Весной 1909 года они переехали в дом 33 на Экклстон-сквер, где будут жить вплоть до мая 1918 года.

В мае 1909 года в семье Черчиллей произошло пополнение. Вновь первым отличились Джек и Гвенделин: у них родился мальчик – Джон Джордж (1909–1992). Черчилль поэтично описывал появление своего племянника на свет: «Еще одна душа, избавившись от покоя или волнения бездны мира духов, выползла робко на хилый плот сознания и чувств, на котором будет дрейфовать некоторое время». Не исключено, что поэтический настрой был обусловлен ожиданием скорого появления собственного чада. Беспокоясь, как его «дорогая птичка» перенесет первые роды, он подбадривал ее, замечая, что «все мы жертвы обстоятельств, без боли нет веселья, и после слабости приходит новая сила». Все пройдет удачно. Клементина разрешится от бремени 11 июля девочкой. Малютку назовут Дианой. «Я размышляю иногда, кем она вырастет, будет ли она счастлива или окажется втянутой в водоворот хаоса?» – спрашивал себя Черчилль. Он считал, что его дочь «должна обладать редкими качествами ума и тела», правда, признавая при этом, что подобные качества «не всегда способны принести счастье и мир». Прирожденный оптимист, он все-таки верил, что «ее жизнь пройдет под яркой звездой»[104]104
  См.: Soames M. Op. cit. P. 23, 29.


[Закрыть]. Он ошибался. Любой родитель, который хоронит своих детей, несет на своей судьбе печать трагедии. И чета Черчиллей относится к их числу.