Текст книги "Пространство и Бытие. Сборник статей"

Бытийность человека выражается в реализации главного человеческого качества. Главным человеческим качеством является личность. Личность есть целостность.

* * *

Можно выделить несколько уровней освоения пространства:

Живая материя – физическое движение.

Человек мыслящий – движение сознания.

Человек социальный – социальное движение.

В движении чрезвычайно важен самый первый момент. Первое рождение – это появление человека на свет, явление его в качестве сущего. Пребывание человека в мире начинается на досознательном уровне, когда его действиями управляют инстинкты и бессознательное. Поначалу новорожденный не в состоянии понять свою обособленность от окружающего сущего. Окружающая среда проявляется постепенно. Несмотря на фундаментальную целостность бессознательного, в мире новорожденного нет связностей, для него буквально все является неожиданной данностью.

Способность к структурированию информации, поступающей из внешнего мира, т. е. способность к разделению (благодаря чему происходит отдифференциация собственного тела от окружающих объектов), с одной стороны, а также установлению связей между различными сущими – с другой стороны, возникает вследствие формирования связностей между первичными объектами сознания.

В силу многочисленности нейронов в мозгу, результат формирования связностей сознания не является четким дискретным процессом, наподобие включения света в комнате поворотом выключателя. Напротив, это статистический процесс, где качественные перемены происходят благодаря накоплению количественных изменений. По всей видимости, даже сознание новорожденного имеет «предустановленные» связности. Если не говорить о перинатальных матрицах С. Грофа, существование которых официальной наукой ставится под сомнение, мозг человека, вероятно, наследует связности, сформированные в процессе эволюции живого и которые воспроизводятся в ходе внутриутробной рекапитуляции. Процессы, определяющие способность к разделению и объединению, зависят от количества и характера связностей элементарных структур сознания того или иного уровня, определяющих степень целостности этого сознания.

Связи объектов сознания реализуются на уровне нейронных структур, которые представляют собой, в буквальном смысле, мосты над неизвестным. Такие связи – энергетические линии, по которым проходят электрические импульсы, позволяющие замкнуть в каждом случае две данности и/или обеспечить некоторое умение. Нейронная связь соединяет два берега поначалу непреодолимой преграды. Более того, поначалу неизвестно о существовании другого берега, он словно скрыт в тумане. (Обнаружение его формирует ту пустоту, о которой мозг изначально не знает, но куда будет совершаться движение после ее обнаружения). Фактически, мы имеем дело с перекрестием границы и пути ее преодоления. Границу можно представить в виде градиента, направления по которому происходит изменение некоторой величины. Путь преодоления – мост, который строится вдоль градиента. В таком случае мост – продукт преграды, границы. Пустота – это потенция целого. В терминах Хайдеггера она обеспечивает произведение, представляющее собой выведение к явленности, к истине как непотаенности бытия. Смысл рождается в момент перехода причины в цель. Пустота, как потенция скачка в неизведанное, будучи воплощена в границе, трансформируется из причины восхождения-трансценденции в цель. Мост через «бездну» – реализация этого скачка, определяющая дальнейшее движение к цели.

Границы бывают разные: физические, ментальные, социальные. Соответственно существует несколько уровней отделения человека от окружения: физическое, ментальное, социальное. Эти уровни представляют собой различные этапы обретения человеческого качества, которые реализуются на разных парадигмальных циклах развития человека в период детства. На первом уровне, соответствующем младенчеству (сенсоромоторная стадия), фиксируется физическая граница и происходит самоидентификация тела – младенец учится отличать себя от окружающих предметов. На втором уровне, также приходящемся на период детства, актуализируется граница сознательного общения, реализуемая за счет языка. Тем самым реализуется подготовка человека к активной социальной жизни. И наконец, на третьем, подростковом периоде, который соответствует уровню жизни человека в целом, – это социальная граница. Подростки преодолевают близость отношений с друзьями и семьями, чтобы вступить в мир, лежащий за пределами ближней зоны. В этот момент человек становится независимой личностью. Это означает, что все связности, которые сложились в сознании ребенка на предыдущих уровнях развития, не обеспечивали целостности этого сознания достаточной для того, чтобы выйти за пределы ближней зоны, размер которой определяется коллективным бессознательным, и реализовать качественный переход, определяющий феномен «второго рождения».

Проблема бытия возникает у человека при формировании социальной границы, момент, который иногда называют «вторым рождением», рождением человека как личности, рождением в бытийном качестве. Момент обусловлен переходом от 0-D ППМ к 1-D ППМ уровня индивидуальной жизни.

Точка бытийствует линией.

Детство, проведенное в ближней зоне, – этап жизни человека как сущего – заканчивается с достижением уровня целостности сознания, позволяющим «обнаружить пустоту» за пределами этой ближней зоны. Напомним, что ближняя зона – это, фактически, нульмерное место, базовый элемент, «квант пространства», из которого конструируются конфигурации пространств на более высоких уровнях развития. Только в рамках третьего цикла, относящегося к уровню индивидуальной жизни, связность элементарных структур сознания позволяет осуществить этот качественный переход, в результате чего в картине мира появляются разного рода «одномерности»: ближняя зона трансформируется в Путь, возникают чувства Границы и Времени. Так развитие сознания, повышающего свою размерность, становится фундаментальной причиной, обеспечивающей произведение личности из кокона ближней зоны, которое влечет за собой выведение к явленности, к истине как непотаенности бытия.

Рождение в бытийном качестве – поистине эпохальное событие в рамках индивидуальной жизни, которое характеризуют как «выход за собственные пределы», «трансцендентный переход», «смена парадигмы бытия», «прыжок сознания», которое нередко соотносят с «переходом смерти-возрождения». Для того, чтобы как-то оценить степень остроты этого момента, его можно сравнить с рождением физическим – сущностным, и тогда становится понятно, сколь радикальны эти этапы в жизни человека.

Второе рождение сопряжено с острым ощущением расщепленности мира. Прежде человек был одним из ряда сущих, включенным в целостный мир близких людей, который обеспечивал ему достаточно комфортное существование. Первым и важнейшим социально-психологическим событием становится обретение человеком субъектных качеств и отделение его от коллектива.

Подростковое сознание, с позиции взрослого человека, вполне можно определить, как больное. Оно страдает от отсутствия жизненного опыта, поражено доминированием страстей и инстинктов, из чего следует ощущение «утраты почвы». Неожиданность расщепленности сущего многократно усиливается эгоцентризмом одномерной ППМ. Подросткам свойственны убежденность в безальтернативной правоте своей точки зрения, максимализм, и представление мира через оппозицию да-нет. Все разделяется на две крайности: добро и зло, столкновение между которыми приобретает эпический масштаб. Для 1-D ППМ свойственны конфликтность, соперничество. Ощущение своей бытийности становится прямым продуктом разделенности. Подростку представляется, что в этот разлом прежде целостного существования он зрит свет истины. «Всякий, который есть как „кто“, не просто, будучи сущим, попадает в просвет (бытия)… Взирающий в просвет просветлен в него. Его стояние есть восходящее из-стояние в просвет»[177]177
  Хайдеггер М. Гераклит… – С. 218.


[Закрыть].

Проблема бытия порождается самой первой озабоченностью человека бытием, связанной с манифестцией бытия.

Открывшееся бытие представляется огромной ценностью. Но эта ценность находится под угрозой, которую несет обостренно переживаемое время. Подростки живут страхом потерять свою суть, растворить ее в потоке ежедневной взрослой бессмыслицы, конформизма и компромиссов окружающего мира, убивающего живое и истинное бытие. В этом состоянии с предельной остротой переживаются чувства одиночества и «заброшенности в мир», непóнятости и бессмысленности дальнейшего бытия. На этом фоне развиваются страх, печаль, депрессии. Эти эмоциональные переживания, вызванные спецификой переходного момента, в философии Хайдеггера обретают статус экзистенциалов бытия.

Подросткам еще предстоит найти себя, «идентифицироваться». Для этого им надо себя испытать, проверить опасностью. И для этого ищутся разного рода границы. Границы чреваты подвигом, который соединяется с бунтом против мира взрослых, с тотальным протестом против сущего. Со стороны это выглядит, чаще всего, как глупость или безумство.

Впрочем, когнитивная эволюция неумолима, и со временем в сознании появляются новые связности, трансформирующие элементарные структуры сознания.

Линия бытийствует плоскостью.

2-D ППМ означает наступление юности, главной задачей которой становится покорение мира, прежде пугавшего своей безграничностью. Для второго уровня абстрактного мышления характерна рефлексия, позволяющая преодолеть подростковый эгоцентризм и взглянуть на себя со стороны, а также воспринимать другого как равного. Более высокий уровень целостности личности повышает значение внутренних правил и принципов, снижает зависимость от разного рода внешних факторов, и дарит чувство свободы. Последнее усиливается за счет существенного расширения мировоззренческого горизонта, обусловленного более эффективными механизмами двумерного сознания. Юношеству свойственно обостренное чувство ответственности, что, в сочетании с рефлексией, становится причиной новой проблемности бытия. Юность мобильна и решительна, романтична и восторженна. Она пронизана верой в идеалы, стремится к обновлению мира и способна на высокие поступки.

Плоскость бытийствует трехмерностью.

3-D ППМ открывает пору зрелости, окрашенной спокойной уверенностью в своих силах и фиксацией свершений. Пространство человека увеличивается еще более. Человек обретает мудрость. Трехмерная ППМ обеспечивает максимальную целостность объектов сознания и наиболее полноценное личностное развитие. Такой человек приходит к идее единства противоположностей, их взаимной обусловленности, т. е. он наиболее склонен к философскому отношению к проблемам. Конфликтам и противостояниям он предпочитает продуктивные компромиссы. Стремление к гармонии, балансу противодействующих сил в каждом проявлении реальности, осознание относительности добра и зла в каждом из событий и поступков представляют существенный шаг к пониманию целостности мира. Если человек оказывается в состоянии осознать полноту бытия, то ему становится доступной идея, о том, что бытие – едино. Так может быть преодолена привычная для нашей культуры дихотомия «субъект – объект», порожденная рациональным сознанием первого уровня. Как следствие формируется высшая способность понимать себя через других. Развивается коллективистское поведение, в котором реализуются коллективные способности человека в их высшей форме, позволяющие эффективно выживать как сверхорганизму.

Далее неизменно наступает старость, связанная с распадом элементарных структур сознания. Она становится порой подведения итогов, и здесь снова актуализируется проблема бытия. А пространство, словно шагреневая кожа, неумолимо сжимается до ближней зоны.

Сразу скажем, что рассмотренные модели лишь некие идеальные социально-психологические матрицы возрастного развития, которые вытекают из специфики конфигураций элементарных структур сознания. Практика жизни дает многочисленные примеры того, как, дожив до преклонных лет, многие остаются наивными детьми, или бескомпромиссными максималистами-подростками, что, впрочем, может иметь как положительную, так и отрицательную трактовки. Но, в любом случае, описанная последовательность представляет собой наиболее общую схему развития человека.

Эта последовательность «психологических портретов» ППМ неизменно проявляется каждый раз на соответствующем уровне развития, повторяясь в каждом новом цикле. И это может быть цикл не только индивидуальной, но и коллективной истории. Воспроизводимость этапов индивидуального развития на коллективном уровне определяется тем, что человек и общество – суть единая система. Бытие человека невозможно в отсутствие общества. В таком случае у него нет не только шансов стать личностью, но даже обрести начатки человеческого качества. С другой стороны, социальное бытие определяется социумом, который есть продукт человеческой общности.

* * *

Философская мысль впервые обращается к проблеме бытия в период, который Хайдеггер называл Первым или Великим началом. Пионерами в этой области стали Парменид и Гераклит. Первый, по оценкам историков, жил с 540-го или 515-го гг. до н. э. по 470-й г. до н. э.; второй – с 544-го по 483-й гг. до н. э. Таким образом, жизнь обоих пришлась на конец периода архаики, датируемый VIII–V вв. до н. э. В предыдущих работах мы показали, что переход от темных веков к архаике связан с формированием механизмов одномерного мышления. Таким образом, Первое (Великое)начало приходится на переход от 0-D ППМ k I-D ППМ, реализуемый на уровне эпохи Древнегреческой Античности. Это восхождение (или скачок сознания) на коллективном уровне полностью коррелирует с восхождением (или скачком сознания) на индивидуальном уровне, соответствующим «второму рождению» человека в бытийном качестве, как становлению его личностного начала.

Подобное утверждение, однако, констатирует низкий уровень рационального мышления первооткрывателей проблемы бытия, и входит в противоречие с распространенной сегодня точкой зрения, согласно которой «философия, отправляясь от предельно абстрактных трактовок бытия, движется к более конкретным представлениям о нем, пытается связать их с разными формами человеческого опыта, с качествами и свойствами самого человека»[178]178
  Кемеров В. Е. Бытие. – Современный философский словарь. – 2-е изд., 1998. – С. 125.


[Закрыть].

На ранних периодах Древнегреческой Античности сознание, действительно, оставалось близким чувственным образам. «Донаучный ум не знает „реализма законов“. Он знает только „реализм вещей“. Поэтому его имагитативные образы и даже метафоры суть для него вещи. И хотя, в сущности, они лишены материальной структуры и организации, причинно объясняющей их функции, и являются часто только видимостью, „якобы вещами“ и даже скорее только смыслами в виде образов (то есть скорее нуменами, чем феноменами), тем не менее миф оперирует ими, как вещами, – в условиях того реального материального мира первого приближения, каким представляется этот мир чувственному восприятию наивного реалиста»[179]179
  Голосовкер Я. Э. Логика мифа. – М.: Наука, 1987. – С. 73.


[Закрыть]. Мышление на протяжении всей эпохи Античности оставалось предельно конкретным, материально-конкретным. Иллюстрируя эту доминанту материальной вещности, О. Шпенглер приводил множество примеров из разных областей и среди прочего указывал на ограниченность античного сознания рядом натуральных чисел и на специфику религиозности, которая «с возрастающей энергией сосредоточивается в чувственно очевидных – локализованных – культах, соответствующих исключительно капищу „евклидовских“ богов»[180]180
  Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. В 2 т. Т. 1: Гештальт и действительность. – М.: Мысль, 1993. – С. 216.


[Закрыть].

Перед нами встает вопрос: как сознание самой ранней стадии развития, сознание, которое еще только начинает обретать механизмы абстрактного мышления, сознание, которое еще живет мифологическим представлениями, может оперировать понятиями, которые современному философу представляются не просто абстрактными категориями, но «предельно абстрактными трактовками бытия»? И что такое «начальное мышление»? Чем оно отличается от нашего? Для того чтобы разобраться в этих вопросах вернемся в темные века.

Темные века, вне зависимости от эпохи, на которую они приходятся, неизменно представляют собой начальную или как мы ее определили ранее нуль-мерную (0-D ППМ) стадию развития сознания. Корректнее будет сказать обратное, что в контексте когнитивной эволюции начальная стадия развития сознания определяет период, называемый темными веками. На начальной стадии развития сознания структуры, которые обеспечивают рациональное мышление, крайне слабы. В таком сознании сформировались только первые уровни, соответствующие индивидуальному развитию на сенсомоторной стадии, стадии дооперационального мышления и стадии конкретных операций, согласно классификации Ж. Пиаже, или двух первых парадигмальных цикла, соответствующих детскому возрасту, в нашей классификации. Т. е. вне зависимости от физического возраста такой человек является носителем детской психологической матрицы. Акт социального отделения, т. е. «второго рождения», им еще не реализован. А это, в свою очередь, означает, что такой человек еще не стал самостоятельной личностью. Поведение такого человека, в значительное мере, доминированием бессознательного.

Социальное структурирование внутри коллектива состоящего из носителей 0-D ППМ невозможно. Это однородная группа, представляющая, по существу, простое собрание тождественных индивидуумов, связанных одинаковыми интересами и инстинктами. Во главе таких коллективов стоят «лучшие из равных», выделяющиеся, прежде всего, своими физическими качествами. Первые признаки внутренней дифференциации начинают обнаруживаться только к концу нуль-мерного периода.

Отсутствие абстракций ограничивает производительность мышления минимальным уровнем, что, в свою очередь, ограничивает объем обрабатываемой информации и, соответственно, размер пространства, доступный человеку. Поскольку механизмы коллективного бессознательного универсальны, то формируемая таким образом зона имеет постоянный радиус приблизительно пятьдесят метров. Эта зона получила название «ближней», и в рамках социальных дисциплин характеризуется как область прямого контакта, обладая рядом уникальных особенностей.

До тех пор, пока граница ближней зоны остается не преодоленной, это ограничение не осознается. Человек, бытийствующий на уровне сущего, погружен в некий мир, с которым он себя отождествляет, и этот мир окружен неопредмеченной враждебной территорией – «unmarked space».

Одна из главных особенностей ближней зоны определяется тем, что она представляет собой проекцию подсознания всех членов социума. Эти проекции, накладываясь друг на друга в этом общем пространстве, неизбежно совпадают. Тем самым, на начальном этапе психологическая жизнь отдельного индивидуума тождественна с остальными и с коллективом в целом. Соответственно, на нуль-мерной стадии социального бытия человек безусловно коллективен и подвержен «разгоранию эмоций», что определяется чрезвычайно быстрыми взаимодействиями, происходящими на досознательном уровне.

Ближняя зона имеет первостепенное значение для социального бытия: с ней непосредственно связано формирование этнической идентичности, вырастающей из персональной идентификации с коллективом и занимаемой им территорией. Здесь – в ближней зоне – происходит зачатие единой оседлой сообщности, которой впоследствии предстоит стать народом, а потом и нацией. С ближней зоной непосредственно связан образ матери-родины, закрепленный в коллективном сознании. Ближняя зона является «квантом пространства», который составляет основу пространственных конфигураций, доступных человеку на последующих этапах социального бытия.

Строго говоря, применять термин «пространство» к ближней зоне не корректно. Ближняя зона – это, прежде всего, место, топос у древних греков. Чувство пространства начинает формироваться на более поздних этапах развития, благодаря механизмам абстрактного мышления. Ближняя зона по своей сути во многом созвучна хадеггеровскому понятию Da-sein. В ней реализуется Вот-Бытие.

В условиях такой социально-психологической однородности, представляющей собой материализацию «базиса» бессознательного, зарождается следующий этап социального бытия, начало которого определяется формированием устойчивой группы носителей одномерной ППМ. Часть этой группы становится основой для возникновения сословия аристократии, а в другую входят индивиды, которые активно занимаются деятельностью, которую мы привычно называем «творческой», иными словами, ориентированной на создание нового сущего. Из этой среды ближе к концу архаики выходят первые мудрецы, тираны и законотворцы.

Аристократия, обладающая поначалу ярко выраженной пассионарностью, является тем творческим меньшинством, которое определяет социально-культурные преобразования, активно воздействует на общество, принимает на себя ответственность за него, выступает его представителем. Аристократия возвышается над остальной частью коллектива точно так же, как одномерные механизмы мышления надстраиваются поверх коллективного бессознательного.

Появление аристократии определяет смену исторических периодов: в Античности темные века сменяет период архаики, в Средние века – раннее средневековье.

Носители одномерной ППМ обретают новую картину мира, новую систему ценностей; они меняют религиозные представления, создают новую культуру. В этой среде рождается эпос, имеющий линейную структуру, и он заменяет миф, который этой структуры лишен и может рассматриваться как нуль-мерная информационно-коммуникационная форма. Одномерный гомеровский эпос становится знаком объединения земель в единую страну.

Одномерная связность сознания аристократии определяет в качестве признака ее сословной идентичности одномерную категорию – время. Древние греки понимали время как процессуальность, т. е. для них оно было тем, чем стало метафорами для нас – текущей водой, горящим огнем, дующим ветром – ведь сознание мыслит ассоциациями и для того, чтобы понять новое, человеку требуется сравнить его с уже знакомым. Тогда же неупорядоченное множество богов, характерное для темных веков, выстраивается в четкую иерархию. Характерно, что древние греки помещали на вершине этой иерархии Кроноса, бога времени. Время для аристократии предстает в виде рода, который уходит в глубины времен, к героям темных веков, которые являют образцы личностного развития.

В этом социально-психологическом контексте впервые в истории Западноевропейской мысли возникает проблема бытия.

Мы говорили выше о том, что человек задумывается о бытии в момент скачка сознания, при смене нуль-мерной ППМ одномерной, когда заканчивается его жизнь как сущего внутри сущего. В контексте индивидуальной жизни этот момент совпадает со «вторым рождением», при отделении человека от коллектива и обретении им личностных качеств. В период архаики воспроизводятся такие же условия, поскольку сама архаика есть продукт появления группы носителей 1-D ППМ.

Формирование социальных структур в эпоху Античности и Средневековье в точности воспроизводит этапы когнитивной эволюции, копирует взросление человека на социальном уровне, пошагово дублируя этапы его жизни. По-другому не может быть, поскольку в темные века происходит «обнуление» всех социальных структур. Далее эту структуры должны «наращиваться» и возникать они могут только по мере появления в социуме носителей ППМ все более высокого уровня. Если в период темных веков все члены социума являлись носителями нуль-мерного сознания, т. е. психологической матрицы детского возраста, вне зависимости от их физического возраста, то носители одномерной ППМ реализуют психологическую матрицу подросткового возраста.

Одномерность сознания аристократии ответственна за такой яркий феномен древнегреческой культуры, как агональность, соревновательность. Аристократ греческой Античности, точно так же, как рыцарь средневековья – это тяжеловооруженный всадник на коне, живое воплощение идеи Пути, движимый неиссякаемой жаждой подвигов, в которых он лицом к лицу встречается с непреодолимым – со смертью. И каждый раз он должен это непреодолимое преодолевать, следуя примеру древних героев. Фактически это есть ритуал смерти-возрождения, представляющий собой «переход границы» между бытием и небытием.

Выделение первой группы носителей 1-D ППМ в точности воспроизводит отделение ребенка, ставшего подростком, из привычной среды. В качестве различий здесь можно назвать коллективный характер происходящего, а также социально-пространственный аспект. Последнее означает следующее. Если подросток, отделяясь от привычного окружения, не уходит из семьи, то он переносит активность общения на коллектив ровесников во внешнем мире. Аристократия физически уйти никуда не может и коллектива ровесников во внешнем мире у нее нет. Эта группа носителей 1-D ППМ остается там же где и была, внутри территории, которую занимает коллектив, и внутри этого коллектива. Во вне могут быть только такие же племена, живущие на каком-то расстоянии. Если современные подростки живут внутри большого мира взрослых, то аристократы эпохи Античности являются единственными «взрослыми».

Оставаясь там, где она и была, аристократия греческой архаики и средневековья радикально изменяет социальное пространство коллектива. Прежде всего, для этой малочисленной группы, обладающей более эффективными механизмами мышления, пространство расширяется. Это расширенное пространство включает ближнюю зону, из которой оно выросло, и которая теперь обретает четкую границу. Таким образом, социальное пространство впервые структурируется. При этом ближняя зона продолжает оставаться местом где бытийствуют носители нуль-мерной ППМ, насчитывающие до 90 % от общей численности социума.

Также как и для подростка, выход «человека одномерного» за границу ближней зоны, занимаемой социумом, означает, что его индивидуальная ближняя зона перестает совпадать с индивидуальными зонами остальных членов. Тем самым «второе рождение» аристократии материализуется через преодоление прежних индивидуальных границ. Насколько расширяются «границы человека», настолько он удаляется от коллективной ближней зоны и от безличностного бытия, в той же мере усложняются механизмы его взаимодействия с другими людьми.

Так же как и в подростковом возрасте, 1-D ППМ задает признаки формирования личностного начала. В результате представители аристократии обретают исключительное право именоваться словом «человек», поскольку они одни имеют разум и душу. Прежде однородный коллектив разделяет четкая граница: носители 1-D ППМ – это «люди», остальные, по сути, только тела, которые остаются принадлежностью сущего. В новой социальной модели «лучшие» равны между собой, а «дурные» – между собой.

Это разделение представляется естественным, а качества природными. Для аристократии народная масса выполняет роль окружающей среды, которая оставалась неопредмеченной, аналогично «unmarked space» дальней зоны по отношению к зоне ближней. В результате социальной стратификации две группы прежде единого общества разъединяются на метафизическом уровне структур сознания, и этот невидимый барьер оказывается сильнее любой физической преграды.

Но не следует переоценивать результат этих трансформаций: уровень личностного развития еще крайне низок. Можно привести дополнительные обоснования этого тезиса. В качестве первого можно назвать древнегреческую вазопись. Переход от чернофигурной к краснофигурной технике, совпавший с периодом жизни Парменида и Гераклита, связан с повышением размерности изображения – от плоскостного к перспективному, от двумерности к трехмерности – что объективно отражает формирование более высокой целостности сознания и отличной от коллективной индивидуальной точки зрения. Убедительные свидетельства можно обнаружить в том, что сегодня принято называть «литературными источниками» того времени и, прежде всего, в эпосе и трагедии.

Напоминаем, что представители аристократии обретают исключительное право именоваться словом «человек», поскольку они одни «имеют разум и душу». В эпосе психическая деятельность трактовалась, как нечто отдельное от человека, существующее по сути самостоятельно. Функцию «органа», ответственного за психическую функцию, в этой ситуации выполнял «дух», который мог «приказывать» человеку, «велеть» или «побуждать» его поступать определенным образом. Со своей стороны, человек был вправе либо «уступать» своему «духу», либо, напротив, «сдерживать», «обуздывать» его, обращаться к нему с речью, осознавать несовпадение собственного состояния с состоянием своего «духа». Подобная самостоятельность древнегреческого «духа» делала его доступным внешним силам. Боги могли по своему усмотрению наделить дух отвагой и мужеством, «вложить» в него боевой пыл и желание, и уже тогда эти качества «транслировались» эпическому персонажу.

Не только эмоции, но и рассудок человека контролировался из вне. Так же как в дух, боги могли «вложить» в разум некую мысль или стимулировать некий образ действий. Они могли «погубить», «повредить» разум, либо, при желании, вовсе его «изъять». Впрочем, уже в «Одиссее» Гомер освобождает мыслительную деятельность человека от божественного вмешательства, предоставляя ему гораздо больший простор для самостоятельного принятия решений.

Чрезвычайно важную особенность изображения эпического героя составляет взаимная изолированность «разума» и «духа». Даже в ситуациях, когда они действуют одновременно, ни один не вмешивается в проявления другого. По мнению Ярхо, автору «Илиады» не недоступно изображение такого сложного психического акта, каким является борьба между аффектом и рассудком, и для снятия конфликта на помощь вновь приходят внешние божественные силы.

Можно предположить, что указанная специфика эпоса характерна для раннего периода архаики, в то время как в период жизни «начальных мыслителей» дело обстояло иначе. Но дальнейшие этапы развития человека отчетливо представлены в лирике и в афинской трагедии, которая отражает уже уровень 2-D ППМ. В произведениях Эсхила трагический конфликт разворачивается между разумом и внешним миром: на этом этапе внутренние проблемы еще только намечаются, а потому именно разум становится главным объектом внимания. Эсхил освобождал разум героев своих трагедий от божественного воздействия и тот начинает играть более значимую роль в критические моменты жизни. Теперь человек, принимая ответственные решения, должен был вопрошать не к богам, но к собственному здравому смыслу. Впрочем, поскольку человеческий разум выводился из сферы божественной компетенции, то единственной областью, где объективная необходимость могла прийти в соприкосновение с субъективным поведением человека, оказывался нарушенный интеллект. В результате, в трагедиях Эсхила состояние одержимости служило средством объединения субъективного с объективным, и иррациональные, неукротимые побуждения индивида обеспечивали торжество объективной необходимости.