Текст книги "Пространство и Бытие. Сборник статей"

Теоретические работы

Парадигма пространственной многомерности[18]18
  Фрагмент диссертации на соискание звания кандидата философских наук «Формирование социального пространства и его структур (Социально-философский анализ). Специальность 09.00.11. – „Социальная философия“». 2012 г.


[Закрыть]

Современный уровень развития понятия социальное пространство в значительной мере определяют работы П. Бурдье, который исходил из возможности представить социальный мир в форме многомерного пространства, построенного по принципам дифференциации и распределения, сформированным совокупностью действующих свойств. В рамках своей концепции Бурдье ввел понятие агент, как альтернативу понятиям субъект и индивид, используемых в структуралистском и феноменологическом подходах, соответственно. Бурдье наделил агента таким важным свойством как габитус, выполняющим функцию посредника между объективными структурами и индивидуальными действиями, являясь одновременно результатом интериоризации внешних условий и средством экстериоризации бессознательных схем восприятия и действия, осуществления индивидуальных практик.

Агентов и группы агентов Бурдье определял по их относительным позициям в пространстве. Агенты наделены свойствами, которые придают их обладателям силу, влияние и власть[19]19
  Бурдье П. Fieldwork in philosophy / Бурдье П. Начала. Choses dities. – М.: Socio-Logos, 1994. – С. 20.


[Закрыть]. Последние понимаются в самом общем виде – как способность добиваться результатов. В объективированной форме эти свойства выполняют функцию капиталов, которые выступают как центры силы. Таким образом, социальное пространство, в интерпретации Бурдье, можно описать «как поле сил, точнее, как совокупность объективных отношений сил, которые навязываются всем входящим в это поле и несводимы к намерениям индивидуальных агентов или же к их непосредственным взаимодействиям»[20]20
  Бурдье П. Социальное пространство и генезис классов / Бурдье П. Социология социального пространства. – М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2007. – С. 15.


[Закрыть]. Подобная трактовка позволяет дифференцировать социальное пространство по различным категориям. Универсальность характера сил, на которую указывал еще Флоренский[21]21
  Флоренский П. А Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных произведениях. – М.: Прогресс, 1993. – С. 81.


[Закрыть], а также качественное разнообразие капиталов позволили Бурдье ввести понятие полей, которые в совокупности и составляют социальное пространство. От «основного» социального пространства поля отличаются только суженной типологией действующих в них сил, и потому нередко называются субпространствами, чем подчеркивается общность их природы. Такое строение социального пространства дало Бурдье основания предполагать возможности комбинации нескольких полей агентами, что соответствует различным вариантам срезов при анализе многомерного куба сложной информации.

Действительно, с одной стороны, П. Бурдье представил социальное пространство, как до него П. Сорокин[22]22
  Сорокин П. А. Социальная и культурная мобильность / Человек. Цивилизация. Общество / общ. ред., сост. и предисл. А. Ю. Согомонов: Пер. с англ. – М.: Политиздат, 1992. – С. 297–302.


[Закрыть], в виде, многомерного куба, в котором вместо положений рассматриваются капиталы, выступающие как центры силы. Поля в этом случае, фактически, являются сечениями или срезами такого многомерного куба по различным переменным, в качестве которых выступают, прежде всего, различные категории (включая культуру), которые Бурдье рассматривал как экономические понятия, подчиняющиеся правилам рынка. Но, с другой стороны, в концепции Бурдье, социальное пространство не является некоей «теоретически оформленной пустотой», в которой обозначены координаты агентов. Агенты, как тела и биологические индивиды, «занимают место». Это место, topos, может быть определено двояко: либо абсолютно, т. е. как локализация, в которой находится агент или предмет, где он существует, «имеет место»; либо – относительно, релятивно, как положение, ранг в порядке. Занимаемое место в таком случае, согласно Бурдье, может быть определено как площадь, поверхность и объем, который занимает агент или предмет: агенты «занимают» определенное пространство, а дистанция между их позициями – это тоже не только социальное, но и физическое пространство. В результате, социальное пространство представляет собой воплотившиеся физически социальные иерархии и классификации.

Социальное и физическое пространства, подчеркивал П. Бурдье, невозможно рассматривать в «чистом виде» – независимо друг от друга: «…Социальное деление, объективированное в физическом пространстве, функционирует одновременно как принцип видения и деления, как категория восприятия и оценивания, короче, как ментальная структура [выделено мной – Д. М.]»[23]23
  Бурдье. П. Социальное пространство… – С. 37.


[Закрыть]. Если физическое пространство определяется по взаимным внешним сторонам образующих его частей, то социальное пространство определяется по различению позиций, которые его образуют – как структура социальных позиций.

Физическое пространство Бурдье понимал как социальную конструкцию и проекцию социального пространства, как социальную структуру в объективированном состоянии, как объективацию «прошлых и настоящих социальных отношений»[24]24
  Бурдье П. Физическое и социальное пространства/Бурдье П. Социология социального пространства. – М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2007. – С. 53.


[Закрыть]. Тем не менее, на уровне макросоциологических процессов, понимаемое таким образом физическое пространство обращается в абстракцию, редуцируясь, как говорил сам Бурдье, в физическую географию. В итоге, физическое пространство может рассматриваться либо как территория, либо как пустое местоположение материальных объектов – в классическом естественнонаучном смысле.

Подход П. Бурдье получил развитие в работах отечественных исследователей. Так А. Ф. Филиппов определяет социальное пространство как «порядок социальных позиций, например, статусов, сосуществующих таким образом, что занятие одной позиции исключает занятие другой»[25]25
  Филиппов А. Ф. Социология пространства. – СПб., 2008. – С. 262.


[Закрыть]. Так же, как и Бурдье, Филиппов сближает физическое и социальное пространства, полагая, что на первое проецируется принцип распределения и соотнесения социальных позиций. Тем самым, физическое пространство вновь представляется производным от пространства социального. Так же, как у Бурдье, этот вывод вытекает из рассуждений в рамках уровня микросоциологии, откуда следует, что социология пространства имеет дело с «пространством тел»[26]26
  Там же. – С. 67.


[Закрыть]. В качестве пространства, в этом случае, понимается «все, что входит в пределы наглядного созерцания [выделено мной – Д. М.]»[27]27
  Филиппов А. Ф. Элементарная социология пространства / Социологический журн. – 1995. – № 1. – С. 51.


[Закрыть]. Это принципиально важный, на наш взгляд момент, позволяющий выявить специфику подхода, которая остается не высказанной автором. Далее Филиппов констатирует, что «здесь перемещения и движения тела сопряжены с дорефлексивным и притом столь же социальным, сколь и „натуральным“ представлением пространства [выделено мной – Д. М.]»[28]28
  Филиппов А. Ф. Указ. соч. – С. 51.


[Закрыть]. Подобный – микросоциологический – подход, по мнению Филиппова, «облегчает объяснение квазинормативной (точнее, более фундаментальной, нежели нормы) значимости пространственных классификаций. Но это объяснение работает лишь для обозримого пространства и при отсутствии рефлексии [выделено мной – Д. М.]»[29]29
  Там же.


[Закрыть]. Необходимо обратить особое внимание на связь «пределов наглядного созерцания» или «обозримого пространства» с «дорефлексивным» представлением пространства, как условия «работы объяснения». В этой связи требуется сделать некоторое разъяснение.

Дело в том, что в данном контексте речь идет об эффекте ближней зоны, который фактически никак не учитывается в современных исследованиях пространства в рамках философии и социологии. На этот эффект восприятия пространства обратил внимание академик Б. В. Раушенбах в ходе выполнения космических программ, и проведенный им комплексный анализ обнаружил, что различия между ближней и дальней зонами определяются психофизиологией человека. Достаточно сказать, что на небольших расстояниях человек видит в слабой обратной перспективе, в то время как на больших – в прямой. Еще Э. Мах не только указывал на существование ближней зоны, но и фактически точно назвал размеры: «Зрительное пространство скорее похоже на построения метагеометров, чем на пространство Евклида. Оно не только ограниченно, но кажется имеющим весьма тесные пределы. Один опыт Платона показывает, что последовательный зрительный образ не увеличивается уже заметно, если проецируется на поверхность, постепенно отступающую от глаза далее 30 метров расстояния»[30]30
  Мах Э. Познание и заблуждение. Очерки по психологии исследования. – М.: БИНОМ. Лаборатория знаний, 2003. – С. 327.


[Закрыть]. Эффект ближней зоны объясняет, почему в традиционной культуре шаман может залезть по дереву на небо, а боги, жившие на Акрополе, действительно представляли собой небожителей – в обоих случаях «высота неба» совпадает с радиусом ближней зоны, в которой была сосредоточена жизнь. Следует обратить внимание также на то, что «пространство», как самостоятельный феномен, на небольших расстояниях не воспринимается, для него нужен навык дальновидения. Тем самым разговор о «пространстве» применительно к ближней зоне, представляющей собой совокупность разрозненных предметов, оказывается некорректным. «Дорефлексивное» представление составляет специфику мыслительных механизмов, ответственных за восприятие ближней зоны.

Таким образом, пределы «наглядного созерцания», о котором говорит Филиппов, совпадают с ближней зоной, ограничивающей жизнедеятельность традиционного общества, а также большинства людей в период истории Древнего мира. Потому для них характерны «абсолютно социальная» форма бытия и «натуральное» представление пространства. Показательно, что к примеру Древней Греции обращались и П. Бурдье, и М. Хайдеггер. И в этой связи следует вспомнить О. Шпенглера, который определял древнегреческую картину мира как точечную[31]31
  Шпенглер О. Закат Европы. – М.: Мысль, 1993. – С. 294.


[Закрыть].

В сложившейся ситуации А. Ф. Филиппов вынужден констатировать, что понятие «социальное пространство» утрачивает глубину и контекстуальный характер, переходя в разряд абстрактных социологизмов, не отражающих сущностные тенденции социальной реальности. В стремлении разрешить эту проблему, он предпринимает попытку расширить социологический подход за счет понятий, заимствованных из других социальных и гуманитарных наук, включающих социальную психологию, социальную географию, семиотику, социальную антропологию. Здесь имеются в виду территория, личная территория, исключительность пространства, область манипуляций, практическая схема, место, регион, локал и проч. Но эта попытка только усугубляет ситуацию и увеличивает трудности понимания социального пространства.

В работе 2002 г. Филиппов высказывает мнение, что «переживание подлинности пространства – это единственное, что делает обращение к нему чем-то иным и большим, нежели исследование образов и схем пространства как частного случая в общей культурной картине мира»[32]32
  Филиппов А. Гетеротопология родных просторов // Отечественные записки. – 2002. – № 6 (7). – С. 51.


[Закрыть]. И далее он предупреждает: «Но само это переживание подлинности может оказаться не подлинным, точнее говоря, противоположность подлинного и не подлинного рискует утерять смысл в той же мере, в какой не только физическая география, но и вообще любой более или менее внятный способ концептуализации местности может быть интерпретирован как социальный и культурный феномен»[33]33
  Филиппов А. Гетеротопология родных просторов… – С. 51.


[Закрыть].В результате мы наблюдаем смешение реляционного характера социального пространства и классической монистической трактовки «физического» пространства внешнего мира. Трудности, с которыми сталкивается А. Ф. Филиппов, приводят его к мысли о том, «социологии пространства» как теории среднего уровня быть не может[34]34
  Филиппов А. Ф. Социология пространства: общий замысел и классическая разработка проблемы [Электронный ресурс] // Логос. – URL: http://www.ruthenia.ru/logos/number/2000_2/09.html, свободный.


[Закрыть].

Таким образом, если П. Бурдье декларировал эмпиризм своей исследовательской позиции и потому мог пренебречь возникающими противоречиями, то для А. Ф. Филиппова, стремящегося решить теоретическую проблему социологии пространства на уровне философских обобщений, конфликт между представлениями о социальном и физическом пространствах становится неразрешимым препятствием. Еще более усугубляет ситуацию неудачная попытка связать пространственные представления на уровнях микро– и макросоциологии.

Разрешение отмеченной коллизии может быть найдено в контексте логики развития научной мысли, а именно в результате замены габитуса микроструктурами, формирующимися на более глубоком уровне развития психики.

Для преодоления выявленных ограничений и недостатков существующих концепций формирования социального пространства и его структур предлагается рассмотреть пространственную модель человека. C помощью этой модели будет осуществлена экспликация понятий, используемых в социально-философских интерпретациях социального пространства и проанализирован возможный механизм взаимодействия феноменов, отражаемых этими понятиями. Такая модель должна включать два четко обособленных друг от друга пространства: внешнее и внутреннее, а также сознание, как психический комплекс механизмов мышления, обеспечивающий взаимосвязь и взаимодействие этих пространств. Тем самым мы переходим на уровень анализа когнитивной структуры, рассматриваемой с позиций освоения и формирования социального пространства, чтобы затем абстрагироваться от данных психологии и достичь максимального возможного уровня абстракции. Рассматривая модель, включающую механизм индивидуального сознания, следует учитывать, что, как писал Э. В. Ильенков, «„ум“ – это не „естественный дар“, а результат социально-исторического развития человека, общественно-исторический дар, дар общества индивиду»[35]35
  Ильенков Э. В. Истоки мышления; Диалектика идеального. Изд. 2-е. – М.: ЛИБРОКОМ, 2012. – С. 16.


[Закрыть]. Конкретизируем характеристики компонентов, входящих в состав пространственной модели человека.

Жизнедеятельность человека протекает в мире, который является внешним по отношению к человеку. Но в этом внешнем мире человек ориентируется на основании когнитивной модели. «То, что мы всегда знаем о мире, и то, чем мы непосредственно располагаем, – это содержания сознания, – справедливо писал К.-Г. Юнг. – Мы непосредственно живем исключительно в мире образов»[36]36
  Юнг К.-Г. Дух и жизнь / Юнг К.-Г. Проблемы души нашего времени. – М.: Академический проект, 2007. – С. 251.


[Закрыть]. Сказанное совпадает с позицией Э. Гуссерля, который полагал, что, если мы хотим адекватно описать трансцендентный предмет, то надо эту трансценденцию представить как компонент имманентного смысла предметности. Знание о трансцендентном предметном мире возможно только как знание о конструируемом посредством сознания трансцендентальном смысле этого мира. Соответственно, в контексте предлагаемой к рассмотрению модели, внешнее пространство понимается как воспринимаемый фрагмент реальности, форма которого определяется развитием человека как социального существа и потому связана с «социальностью». Трактуемое далее таким образом понятие «внешнее пространство» – это субъективная реальность, являющаяся социально-психологическим отражением бытия в сознании.

Внутреннее, духовное пространство – это внутренний мир человека. Такое представление является очевидным на уровне здравого смысла, однако в литературе по его поводу высказываются самые различные мнения. Встречающиеся определения охватывают, по сути, весь спектр представлений о человеке, сводя воедино бессознательно-эмоциональную и сознательно-рациональную составляющие. Чаще всего под внутренним миром понимается мыслительная модель[37]37
  См. напр. Пенроуз Р. Большое малое и человеческий разум / Р. Пенроуз, А. Шимони, Н. Кетрайт, С. Хокинг. – М., 2004. – С. 101.


[Закрыть], что объясняется их объединением в рамках понятия «психика». Подобная «интегративная» позиция встречала немало возражений: «Существуют такие воззрения, в которых „душевное“ цели ком ограничивается сознанием, – писал К.-Г. Юнг. – Сегодня, однако, мы вряд ли можем согласиться с подобным ограничением»[38]38
  Юнг К.-Г. Душа и земля / Юнг К-. Г. Проблемы души нашего времени. – М.: Академический проект, 2007. – С. 119–120.


[Закрыть]. «…Душа и тело – это пара противоположностей, – писал он в другой работе, – и они как таковые являются выражением некоего существа, природу которого нельзя познать ни из материального проявления, ни из внутреннего непосредственного восприятия»[39]39
  Там же. – С. 249.


[Закрыть]. Это мнение также разделял лауреат Нобелевской премии К. Лоренц. Указывая на единство души и тела, он отмечал их сущностное различие: «Я думаю, что эта пропасть [между душой и телом – прим. Д. М.] непреодолима не только для нынешнего состояния наших знаний. Даже при самом утопическом их приращении мы не приблизились бы к решению проблемы тела и души. Своеобразные закономерности переживания в принципе невозможно объяснить с помощью физико-химических законов или законов, которым подчинена структура нейрофизиологического аппарата, какой бы сложной она ни была»[40]40
  Лоренц К. Оборотная сторона зеркала / Лоренц К. Так называемое зло. – М.: Культурная революция, 2008. – С. 493.


[Закрыть].

Представители психологической школы (Г. Зиммель, О. Шпенглер, П. Флоренский, П. Слотердайк и др.) в качестве внутреннего пространства понимали душу человека. С. М. Белозеров, посвятивший проблеме организации внутреннего мира человека и общества объемное исследование, полагает, что «внутренний мир любого человека действительно представляет собой особое психическое пространство»[41]41
  Белозеров С. М. Организация внутреннего мира человека и общества. Теория и метод композиций. – М.: Алетейа, 2002. – С. 43.


[Закрыть]. Обосновывая этот тезис, автор ссылается на внеположенность, как необходимый признак пространственности, и связность – как признак достаточности. «Как и в любом пространстве, – пишет Белозеров, – в психологическом действуют силы взаимодействия»[42]42
  Там же. – С. 43.


[Закрыть].

Сознание в данном контексте будем понимать, в соответствии с идеями М. К. Мамардашвили и А. М. Пятигорского, как набор механизмов мышления, что позволяет «не приписывать сознанию чего бы то ни было как со стороны субъекта, так и со стороны объекта»[43]43
  Мамардашвили М. К., Пятигорский А. М. Символ и сознание. (Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке). – М.: Прогресс-Традиция, Фонд Мераба Мамардашвили,
  2009. – С. 37.


[Закрыть]. Сознание обрабатывает информацию, которая поступает из двух доступных человеку источников: внешнего и внутреннего пространства. «Функция сознания заключается не только в том, чтобы воспринимать и узнавать через ворота разума мир внешнего, но и в том, чтобы творчески пере водить мир внутреннего во внешнее»[44]44
  Юнг К.-Г. Структура души / Юнг К.-Г. Проблемы души нашего времени. – М.: Академический проект, 2007. – С. 118.


[Закрыть]. Тем самым при посредстве структур сознания обеспечивается интериоризация внешней реальности, которую П. Бурдье называл «внешними условиями», и экстериоризация внутренних «схем восприятия и действия».

В таком случае, отвлекаясь от других функций, сознание можно представить в качестве фильтра, выделяющего некоторые области, доступные человеку в текущий момент времени, которые и являются внешним и внутренним пространствами рассматриваемой модели. Первое – внешнее пространство – есть социально-психологическое отражение внешнего мира. Второе – внутреннее пространство – формируется также путем выделения («вырезания») «фрагмента», но на этот раз в пространстве коллективной психики, поскольку, согласно К.-Г. Юнгу, «сознательная личность есть более или менее произвольно выбранный фрагмент коллективной психики»[45]45
  Юнг К.-Г. Отношения между я и бессознательным / Психология бессознательного. – М.: Канон+, 2003. – С. 213.


[Закрыть]. А на то, что инструментом, «вырезающим» такой фрагмент, является именно сознание, К.-Г. Юнг указал в другой работе: «Сознание представляется необходимым предусловием „Я“. Однако без „Я“ немыслимо также и сознание»[46]46
  Юнг К.-Г.. Дух и жизнь… – С. 247.


[Закрыть]. В основе такой «фильтрации» лежат механизмы обработки информации, реализуемые на разных этапах развития. Характеристики этих пространственных областей определяются спецификой (в том числе «производительностью») механизмов сознания, что может быть оценено как пропускающая способность такого фильтра.

Рассмотрим некоторые особенности механизма обработки информации. В книге «Чудо языка» немецкий филолог В. Порциг писал: «Когда речь идет о психических процессах, мы говорим не только о внешнем и внутреннем, но также о том, что происходит „выше и ниже порога“ сознания, о подсознании, о переднем и заднем плане, о глубинах и слоях психики. Пространство вообще служит моделью для всех не наглядных отношений…»[47]47
  Цит. по Лоренц К. Оборотная сторона зеркала… – С. 450.


[Закрыть]. Здесь на первый план выводится структура мышления как сложного комплекса, в котором психоанализ выделяет несколько уровней, значительную роль отводя бессознательному. В последнем выделяются, прежде всего, «коллективное (не– или сверхличное) бессознательное», представляющее собой, как писал К.-Г. Юнг, объективно-психическое, а также «личное бессознательное», имеющее субъективно-психический характер[48]48
  Юнг К.-Г. Личное, сверхличное, или Коллективное бессознательное / Юнг К.-Г. Бог и бессознательное. – М.: Олимп, АСТ, 1998. – С. 295.


[Закрыть].

Для мозга свойственно экономить свои «вычислительные возможности». А потому важная информация запоминается, в то время как все второстепенное забывается. Кроме того, повторяющиеся события и реакции на них постепенно уходят в бессознательное, обеспечивая человеку существенную экономию вычислительных ресурсов. Для описания этого механизма, Э. Гуссерль ввел термин «седиментация», что значит «выпадение в осадок» опыта в виде стереотипов. Э. Шредингер назвал этот механизм «опытом нахождения в изменяющейся среде», высказав также мысль о том, что сознание «связано с обучением живой субстанции; ее ноу-хау (Können) бессознательно»[49]49
  Шредингер Э. Разум и материя. – Ижевск: Регулярная и хаотическая динамика, 2000. – С. 12–13.


[Закрыть]. Тем самым, сознание «стремится избавиться» от мыслительной функции, передавая ее в подсознание, что представляется нам как механизм интуиции.

Но прежде разнообразных механизмов выпадения информации «в осадок», наверх из бессознательного развивается само сознание, процесс формирования которого проходит как на уровне онтогенеза, так и на уровне филогенеза. К.-Г. Юнг писал: «Наше сознание развилось и вышло – как исторически, так и индивидуально – из темноты и сумерек изначальной бессознательности. Посему имеются психические процессы и функции, которые были задолго до того, как наличествовало Я-сознание. „Иметь мысли“ – существовало прежде, чем человек сказал: „Я осознаю себя думающим“»[50]50
  Юнг К.-Г. Сознание, бессознательное и индивидуация / Юнг К.-Г. Бог и бессознательное. М.: Олимп, АСТ, 1998. – С. 441–442.


[Закрыть]. Действительно, «тот факт, что ребенок воспринимает еще до того, как начать мыслить, тот факт, что вначале он приписывает свои мечты вещам, а свои мысли – другим, образуя вместе с ними что-то наподобие единого целого совместной жизни, где их перспективы еще не различаются, – эти факты генезиса не могут так просто игнорироваться философией, исходя из требований собственного анализа, – отмечает М. Мерло-Понти. – Мышление не может игнорировать своей видимой истории и должно ставить проблему генезиса собственного смысла»[51]51
  Мерло-Понти М. Видимое и природа. Философское вопрошание / Мерло-Понти М. Видимое и невидимое. – Мн.: Логвинов, 2006. – С. 21.


[Закрыть]. Как показал К. Лоренц, это метафизическое предначало, в действительности, определяется опытом, накопленным в результате поколений эволюции и хранящимся в коллективном подсознательном[52]52
  См. Лоренц К Оборотная сторона зеркала. – М.: Культурная революция, 2008.


[Закрыть].

Итак, бессознательное играет существенную роль в обработке информации на всех стадиях жизни человека, на что наука обратила внимание в XX в. Поэтому необходимо учитывать его роль наряду с сознанием. Сразу следует сказать, что эффективность этих механизмов обработки информации существенно различна. Более эффективный механизм обеспечивает обработку более интенсивных потоков информации и, соответственно, большие субъективные размеры пространств, которые доступны человеку. Эта мысль вполне очевидна: человек начинает жизнь освоением пространства колыбели и заканчивает, нередко полагая себя «человеком мира». Повторим еще раз: подобная тенденция верна как для онтогенеза, так и для филогенеза. Р. Пенроуз в книге «Большое, малое и человеческий разум» приводит шкалу размеров, которыми оперирует человек[53]53
  Пенроуз Р. Указ. соч. – С. 20.


[Закрыть]. Пользуясь ею как одним из возможных объективных критериев, можно сделать соответствующие оценки для разных периодов истории.

Рассматриваемый процесс можно трактовать в контексте соразмерности человека осваиваемым им масштабам пространства: «Понимание есть в принципе нахождение меры между мной и тем, что я понимаю, – соизмеримость»[54]54
  Мамардашвили М. К. Введение в философию / Мамардашвили М. К. Философские чтения. – СПб.: Азбука классика, 2002. – С. 15.


[Закрыть]. И пусть человек использует технические средства «масштабирования» для раздвижения границ картины мира, но сами средства появляются после того, как в них возникает потребность. Правомерен вывод: соизмеримость человека с расширяющимся (как в сторону увеличения масштаба, так и в сторону его уменьшения) пространством есть личностная предпосылка научного изучения.

Теперь обратим внимание на связь, существующую между внешним и внутренним пространствами рассматриваемой модели. Поскольку сознание «фильтрует» информацию, как поступающую из вне, так и поступающую изнутри, это позволяет предположить взаимный синхронизм развития внешнего и внутреннего пространств. Тем самым все три компонента рассматриваемой модели оказываются связанными между собой самым тесным образом. Иными словами, внешнему пространству должно соответствовать некоторое комплементарное внутреннее пространство.

Развитие сознания является латентным процессом, не доступным непосредственному наблюдению, процесс личностного становления мы замечать способны, но он, тем не менее, не является явным. Но между уровнем личностного развития и пространственными представлениями складывается отношение аргумента и функции. Соответственно переход от плоскостного рисунка к трехмерному получает у Б. В. Раушенбаха объяснение достижением определенного уровня личностного развития[55]55
  Раушенбах Б. В. Как мы видим сегодня / Раушенбах Б. В. Пристрастие. – 2-е изд. – М.: Аграф, 1997. – С. 106–107.


[Закрыть].

Рассматривая диалектику души и тела Б. Спиноза в «Этике» отмечал, что «того, к чему способно тело, до сих пор никто еще не определил, т. е. опыт никого еще до сих пор не научил, к каким действиям тело является способным в силу одних только законов природы, рассматриваемой исключительно в качестве телесной, и к чему оно не способно, если только не будет определяться душою»[56]56
  Спиноза. Этика, ч. III, теорема 2, схолия. URL: http://bdsweb.tripod.com/ru/eth/eth3.htm, свободный.


[Закрыть]. С тех пор многие авторы именно душу полагали движителем пространственных представлений. В этой связи интересным представляется определение души, которое давал М. К. Мамардашвили, – «эксплицитное выявление условий интеллигибельности или понятности, которые предшествуют тому, чтобы мы вообще нечто могли видеть в терминах естественного целого или естественной необходимости [выделено мной – Д. М.]»[57]57
  Мамардашвили М. К. Указ. соч. – С. 78.


[Закрыть].

Итак, пространство (в том числе социальное), применительно к рассматриваемой пространственной модели человека, представляет собой связное восприятие объектов и явлений внешнего мира, т. е. отражает способность человека к целостному мировосприятию. Но и относительно личности самые разные мыслители высказывали идею о том, что ее основу также составляет целостность и, в этом смысле, определяет вектор развития человека. Ф. Шиллер в двенадцатом из «Писем об эстетическом воспитании человека» писал, что личность есть «абсолютное и неделимое единство», которое «не может противоречить себе»[58]58
  Шиллер Ф. Письма об эстетическом воспитании человека [Электронный ресурс]. – URL: http://yanko.lib.ru/books/cultur/shiller=leters.htm, свободный. – Заглавие с экрана.


[Закрыть]. К.-Г. Юнг указывал на то, что «жизнь последовательно и поступательно движется в направлении индивидуации – пожизненного процесса, в ходе которого человек становится „психологическим индивидом, то есть отдельной неделимостью или „целостностью““[59]59
  Цит. по: Крюков Д. С. К проблеме определения религиозной личности. – Religio. – 2004–2007. – Вып. 1. – С. 51–62.


[Закрыть]. Выдающийся отечественный психолог А. Н. Леонтьев высказывал следующее мнение: „…Немногие положения о личности принимаются, с теми или иными оговорками, всеми авторами. Одно из них состоит в том, что личность представляет собой некоторое неповторимое единство, некую целостность“[60]60
  Леонтьев А. Н. Личность как предмет психологического исследования / Леонтьев А. Н. Деятельность, сознание, личность. – М.: Смысл, 2004. – С. 123.


[Закрыть].

К.-Г. Юнг полагал целостность высшей целью развития человека. И поскольку феномен цельной личности не совпадает с „я“, то есть с личностью осознаваемой, Юнг отделял его от „я“, вводя понятие „самости“, которая в силу своих эмпирических качеств являет собою эйдо с (идею) всех главенствующих представлений о целостности и единстве. „Под „я“ понимается тот комплексный фактор, с которым соотносятся все содержания сознания. В определенном смысле он составляет центр поля сознания, а поскольку таковое охватывает собой всю эмпирическую личность, то „я“ выступает субъектом всех личностных актов сознания… Такая дефиниция описывает и определяет прежде всего объем субъекта. Конечно, теоретически положить границы полю сознания нельзя, поскольку оно может расширяться в неограниченной степени. Но эмпирически его границы всегда задаются областью неизвестного. Последнее состоит из всего того, о чем нет знания и что, следовательно, никак не соотносится с „я“ как центром поля сознания. Неизвестное делится на две группы объектов: чувственно воспринимаемые, внешние, и непосредственно воспринимаемые, внутренние фактические обстоятельства. Первая группа представляет неизвестное как окружающий мир, вторая – его же как внутренний мир [выделено мной – Д. М.]“[61]61
  Юнг К.-Г. Эон: Исследования о символике самости. – М.: Академический Проект, 2009. – С. 12.


[Закрыть]. Таким образом, в своем развитии человек поэтапно движется от доличностного уровня в направлении полной реализации своих личностных качеств, что может быть представлено как достижение целостности внутреннего пространства. Синхронно этому процессу идет развитие пространственных представлений также в направлении их целостности. И за оба эти процесса отвечает сознание, что соответствует рассматриваемой модели.

Эффективность обработки информации сознанием и, соответственно, ширину горизонта социального пространства обеспечивают конкретные механизмы. „Очки“, через которые мы смотрим на мир, – писал К. Лоренц, – такие формы нашего мышления и созерцания, как причинность, вещественность, пространство и время, – суть функции нашей нейросенсорной организации, возникшей в целях сохранения вида [выделено мной – Д. М.]»[62]62
  Лоренц К. Оборотная сторона зеркала… – С. 318.


[Закрыть]. На тот же механизм указывает В. Д. Шинкаренко: «Восприятие пространства и времени… напрямую связано с развитием головного мозга и формированием нейронных структур [выделено мной – Д. М.]»[63]63
  Шинкаренко В. Д. Смысловая структура социокультурного пространства: Игра, ритуал, магия. – Изд. 2-е. – М., 2010. – С. 150–151.


[Закрыть]. Нейросенсорная основа организации мышления позволяет обнаружить в рассматриваемой динамике пространственного восприятия, помимо количественной, также качественную составляющую. Немецкий психолог Ф. Кликс описывал процесс развития мыслительных механизмов следующим образом: «Самым существенным результатом мышления… является образование и фиксация в памяти различного уровня абстракций. Подобно ступенькам лестницы, обозначения способствуют введению все более абстрактных понятий. По мере того, как достигаются все более высокие (более абстрактные) уровни, человеческое познание охватывает все более обширные области реальности [выделено мной – Д. М.]»[64]64
  Кликс Ф. Пробуждающееся мышление. У истоков человеческого интеллекта. – М.: Прогресс, 1983. – С. 13.


[Закрыть]. Действительно, как отмечал еще американский философ и социолог Дж. Дьюи, факт тесной связи между абстракцией и обобщением известен давно – «обобщение… переносит и расширяет»[65]65
  Дьюи Дж. Реконструкция в философии. – М.: Логос, 2001. – С. 124.


[Закрыть]. Обобщение, происходящее благодаря повышению степени абстракции мышления, обеспечивает более плотную «упаковку» информации, что позволяет расширять границы воспринимаемой действительности.