Текст книги "Стихи и рассказы"

Химия, только химия…

– Ну да.

– Вот это, вот-вот это? – язык Василия уже основательно заплетался.

– Да, это. Сейчас увидишь.

– Игорь, хватит гнать. Давай лучше еще выпьем. У нас есть еще, вон…

– Ты не понимаешь, – молодой человек в очках, которого звали Игорем, и сам был нетрезв, но, в отличие от своего друга, держался лучше. – Это же открытие!

– Какое открытие? Ты мне сейчас втираешь, что ты можешь вот эту воду превратить в водку?

– Вот именно. Вот эту воду в водку. И любую другую воду. Понимаешь, ЛЮБУЮ!!!

– Любую, – повторил Василий. Глаза у него были уже наполовину закрыты, но он пытался осмыслить только что сказанное. – Любую, любую, возьму и поцелую, – сказал он и заржал. Рука, державшая граненый стакан с водой, затряслась, и практически все содержимое выплеснулось на пол.

Игорь вздохнул, поправил очки указательным пальцем и разлил водку по колбам.

Они сидели в химической лаборатории Лесотехнической академии и отмечали 9 Мая. Вообще, академия на праздничные дни закрывалась, и посторонних сюда не пускали, но только не Игоря. Какой же он посторонний? Можно сказать, будущий профессор, надежда кафедры. Он уже сейчас читал лекции, иногда даже заменяя самого профессора, заведующего кафедрой неорганической химии, и читал отменно.

Сам Михаил Саввович был уже в годах, недавно ему стукнуло семьдесят три, и, как говорится, годы брали свое. Нет, профессор еще выглядел бодро и сам продолжал читать лекции, но он, как человек практический, понимал, что ему нужен приемник. Выбирать-то ему было особенно не из кого – практически все его ученики разбежались. Кто уехал за границу за длинным долларом, кто ушел в частные фирмы, и это было закономерно. Какой же доцент захочет работать за пятнадцать тысяч рублей в месяц с такой нагрузкой. Игорь был исключением из правил.

Он работал, можно сказать, остервенело. Лаборатория была его вторым домом. Он иногда даже оставался здесь ночевать, и охранник, обходя ночью здание академии, видел свет в окнах лаборатории даже в три, а то и в четыре часа ночи. Игорь бредил наукой, а особенно химией, и в этом была немалая заслуга Михаила Саввовича, которого студенты между собой называли просто Саввой. Такой ученик был просто подарком для престарелого педагога, и тот с радостью передавал ему свои знания, которые Игорь впитывал как губка, и, казалось, что ему все мало.

Однажды, когда профессор серьезно заболел и около месяца пролежал в больнице, Игорь с его согласия стал и. о. завкафедрой. Он читал лекции, занимался организационными вопросами, проводил собрания – в общем, так вошел в роль, что однажды его вызвал ректор и предложил возглавить кафедру.

– Сам понимаешь, Игорь, Михаил Саввович, конечно, большой ученый, великий химик, но годы. Годы, брат, это как снежный ком – чем дальше катишь, тем тяжелее. Тем более он тебе полностью доверяет.

Ректор нервно барабанил пальцами по столу, и было видно, что этот разговор ему самому не очень приятен.

– Евгений Матвеевич, вы же сами учились у Михаила Саввовича, когда были студентом. Правда? – спросил Игорь. – Только для вас он остался учителем, а для меня он как отец. Поэтому не предлагайте мне предать своего отца.

На том разговор и закончили.

Игорь был лучшим среди лучших, умницей, но, что было непонятно даже самому Михаилу Саввовичу, почему он взял себе в приятели именно Василия. Тот тоже был доцентом, окончил аспирантуру, но с точки зрения науки ничего собой не представлял. Он и аспирантуру-то окончил только благодаря Игорю. Тот его просто вытягивал за уши. Однако дружба их так и останется неразгаданной научной загадкой, а пока они вдвоем сидели в лаборатории в белых халатах, заляпанных пятнами, и отмечали один из самых любимых в России праздников.

Преподавательский стол был накрыт газетой, на которой стояли бутылка водки, пакет яблочного сока, четыре колбы с узким горлышком (две для выпивки, две для запивки) и нехитрая закуска: хлеб, консервы и баночка с оливками. Игорь обожал оливки, особенно черные, без косточек, они всегда присутствовали на столе. Если при скудости финансов выбиралось, что купить на закуску, – хлеб или оливки, покупались оливки. Пара пустых бутылок водки стояла под столом за ненадобностью, поэтому друзья, уже сказав все тосты за Победу, за Сталина и за «Гитлер капут», пытались вести научную беседу, как и подобает истинным ученым, находясь среди реторт, колб и разного вида реактивов.

– Вася, ты ведь ученый? – спросил Игорь после того как они в очередной раз опустошили по колбочке.

– Без сомнения, – ответил Вася и икнул.

– И я ученый.

– Факт.

– И я тебе как ученый ученому тут уже полчаса вдалбливаю, а ты понять не можешь.

– Вдалбливаешь? А что ты мне вдалбливаешь? – Васе последняя колба была явно лишней, и он всеми силами пытался не заснуть.

– Я тебе вдалбливаю, что могу сделать водку из воды. Вася, ВОДКУ!

Слово «водка» заинтересовала Василия. Он быстро заморгал глазами, пытаясь сфокусировать взгляд на собеседнике, и когда из четырех Игорей, наконец, получилось два, выдал:

– Водка она и в Африке водка, а вода – она не водка.

– Мысль достойная великого ученого, – сказал Игорь. Он засунул руку в карман халата и достал пластик с таблетками. Вытащил две и протянул приятелю.

– На, выпей, протрезвеешь немного, а то из тебя сейчас собеседник как из Менделеева. – Игорь кивнул на портрет великого русского ученого, висящий на стене.

Вася привык доверять другу, поэтому не спросил, что за таблетки, а просто взял их, засунул в рот и запил соком из колбы.

– Вот так, через пять минут будет лучше. – Игорь встал из-за стола, подошел к окну и сунул руки в карманы халата.

За окном зеленел парк Лесотехнической академии. Весна в этом году пришла рано, и молодые листья на деревьях трепетали под теплым весенним ветерком. Солнце, пробиваясь сквозь густую листву, не слепило, а радовало глаз, заставляя немного сощуриться. Игорь стоял и улыбался. Его переполняла радость.

– Ты, Вася, не представляешь, что я нашел. Да и никто не представляет. Да. Но тебе повезло, Вася, ты об этом узнаешь первым. Первым из всего человечества.

Василий, который до этого клевал носом, пытаясь вставить в глаза воображаемые спички, чтобы они не закрывались, вдруг замотал головой, встряхнулся, и его взгляд стал мало-мальски осмысленным.

– Ох, блин, как по голове кто-то сзади огрел, – сказал он. – Чего это ты мне дал?

Игорь обернулся от окна и улыбнулся, обнажая ровные белые зубы.

– Ага, пришло? Ну как?

– Офигеть, – Вася периодически встряхивал головой, непрерывно моргая. – Бодрит, однако, и пить охота.

Он схватил пакет сока, посмотрел на колбу, и, видно, решив, что наливать будет слишком долго, поднес пакет ко рту. Запрокинув голову, стал жадно пить. Опустошив пакет, он звучно рыгнул и выдохнул:

– Так чего это было?

– Да так, ерунда, – Игорь подошел к столу, взял двумя пальцами оливку и засунул себе в рот. – Одна наработочка. Я ее где-то пару месяцев назад синтезировал – так, ради интереса.

– Так это что, ты…

– Не волнуйся, на себе проверено, – он дожевал оливку и проглотил. – Я хоть пока не Луи Пастер, но есть к чему стремиться.

– Кто? Какой Пастер?

– Ну, ты, Вася, даешь. Что значит, какой Пастер? Луи Пастер изобрел вакцину от бешенства, но ее боялись применять изначально. Люди думали, что вдруг, если собака, покусавшая человека, не окажется бешеной, то вакцина сама окажется смертельной. Пастер тогда хотел доказать, что вакцина безвредна, сделав сам себе инъекцию, но, правда, говорят, струсил в последний момент. Тогда его коллега, врач, как его, – Игорь наморщил лоб. – Ульрих, кажется, или Ульман, ну, неважно, в общем, сказал: «Давай посмотрим, умру я от бешенства или нет» и дал себя уколоть.

– И что? – Вася любил истории Игоря о разных ученых, которые тот знал в избытке.

– Чего-чего, выжил он, и это помогло распространению вакцины по всему миру и спасло кучу жизней. Вот так вот. И я тоже проверяю все свои наработки на себе. Ну, вот теперь и на тебе, так сказать, для закрепления. – Он звонко рассмеялся и взял еще одну оливку.

Вася снова сел за стол, посмотрел на початую бутылку водки, взял ее и разлил остатки по колбам.

– Давай за Пастера, – сказал он, поднимая свою колбу как кубок. – Пусть будет больше таких, как этот, в общем, ученых.

– За это грех не выпить, – поддержал друга Игорь, и они, чокнувшись, выпили за Пастера.

– Однако больше нет, – сказал Вася, с грустью глядя на последнюю, пустую, бутылку. – Давай я, может, в магазин смотаюсь. Как говорится, праздник в самом разгаре, а у нас ни в одном глазу.

Игорь посмотрел на бутылку, потом на Васю и хитро улыбнулся.

– Садись, – сказал он.

– Чего, да я быстро. Тут же недалеко.

– Садись, я тебе говорю.

Василий послушно сел, вздохнул и уставился на Игоря. Тот взял со стола граненый стакан, пошел в угол лаборатории, где находился умывальник, наполнил стакан до краев водой и вернулся обратно. Вася внимательно наблюдал за ним, не понимая, что происходит.

– Ты помнишь, о чем я тебе тут полчаса назад говорил? – спросил Игорь и поставил стакан на стол. Часть воды выплеснулась на газету, образовав темные разводы.

Вася уставился на стакан, пытаясь вспомнить, о чем они говорили. В голову лез только Пастер со своей вакциной.

– Понятно. Ну так слушай снова, – терпеливо продолжал Игорь. – Вот вода. Обычная вода из-под крана. Может, не очень чистая, хлорированная, но все-таки Н₂О. Согласен?

Василий кивнул.

– Теперь смотри.

Игорь засунул руку в карман и достал небольшую стеклянную пробирку. Она была в длину сантиметров пять и закупорена темной резиновой пробкой. Вася успел рассмотреть, что внутри было какое-то серое вещество, причем неоднородное – как будто маленькие камушки, точнее, гранулы. Ему это напомнило растворимый кофе, гранулированный. Игорь, держа пробирку в левой руке, большим и указательным пальцами правой схватился за пробку, потянул, и она с тихим звуком «пум» выскочила из пробирки. Он осторожно положил пробку в левую руку, где была пробирка, и захватил ее мизинцем. Затем он опять залез в карман халата, Вася еще подумал: «Что у него там, склад, что ли?», достал небольшой пинцет, засунул его в пробирку и вынул одну гранулу этого серого вещества.

– Это?.. – Вася попытался что-то сказать, но Игорь быстро мотнул головой, предлагая замолчать.

Он поднес пинцет к стакану, разжал его, и маленький камушек упал в воду. Реакции, которой ожидал Вася, не случилось. Он думал, что будет шипение, какая-то пена или цвет воды поменяется, но нет. Вода в стакане лишь чуть помутнела на мгновение, на поверхность всплыла пара пузырьков, и все. Вода как вода, полный стакан обычной воды. Вася еще несколько секунд наблюдал за жидкостью в стакане, потом поднял взгляд на Игоря. Тот засунул пинцет обратно в карман халата, закрыл пробирку и выдохнул.

– И что? – спросил Вася.

– Пей.

– Это пить?

– Да, не бойся, вспомни Пастера.

Вася, конечно, доверял Игорю. Особенно в этих химических делах, в которых Игорь всегда был для него непререкаемым авторитетом, но здесь он почему-то засомневался. Руки вспотели, он потер их друг о друга и еще раз взглянул на Игоря.

– Давай-давай, я уже пил. Видишь – живой. – Игорь смотрел на него и улыбался.

Это придало бодрости Васе, он взял стакан, руки практически не дрожали, поднес его к губам и сделал небольшой глоток.

Горло обожгло, как будто проглотил огонь. Глаза выкатились из орбит, потом он выдохнул и закашлялся.

– Какого хре… – прохрипел он сквозь кашель.

Игорь засмеялся, потом достал из-под стола еще пакет сока, открыл и протянул другу. Вася схватил его и сделал три больших глотка. Пожар в горле погас, но ощущения были незабываемые. Он сидел, тяжело дыша, сжимая в руке спасительный пакет сока, и смотрел на Игоря. Тот, смеясь, захлопал в ладоши.

– Поздравляю, ты второй человек в мире, который забухал с деревьями.

– Что? – Вася поставил пакет на стол и посмотрел на стакан, уже наполовину пустой. Игорь, продолжая смеяться, сел напротив, положил руки на стол, сцепив их в замок, и стал перебирать большими пальцами туда и обратно.

– Сейчас расскажу. – Он опустил голову, как бы собираясь с мыслями, потом снова поднял, и Вася увидел другого Игоря. Не друга и собутыльника, а лектора, учителя, который готов держать аудиторию часами, и та будет его слушать, затаив дыхание.

– Ты же, Вася, знаешь, что такое дерево? – начал он таким тоном, что Вася стал сомневаться, знает ли он действительно, что такое дерево, а Игорь, тем не менее, продолжал.

– Дерево – это, во-первых, живой организм, который рождается, растет и умирает, как и все живые организмы. Оно дышит листьями, питается корнями, внутри него ходят соки, только вот передвигаться оно не умеет, к сожалению, и говорить. Хотя насчет говорить я бы поспорил, ну да ладно, сейчас не об этом. Так вот, как ты знаешь, по виду листьев деревья делятся на хвойные и лиственные; хвойные, в свою очередь, делятся на сосновые, кипарисовые и так далее, повторять не буду, все это изучается в школе. А ты знаешь, сколько видов деревьев? На сегодняшний момент известно порядка 650 видов только хвойных, а уж лиственные идут на тысячи. Представляешь, на тысячи. И черт знает, сколько их еще неоткрытых таится, скажем, в тайге или джунглях Амазонки, а? Ты понимаешь, к чему я веду?

Вася не понимал. Давешний глоток из стакана так хорошо пришел в голову, что Игорь опять начинал немного двоиться. Однако он собрался, пригладил рукой волосы и шмыгнул носом.

– Понимаю. Деревьев много и хрен знает, сколько еще не открыто.

– Да нет же. – Игорь резко встал из-за стола и стал прохаживаться вдоль лаборатории туда и обратно, заложив руки за спину. Он то удалялся, то приближался, и это действовало на Васю гипнотически. Он искоса поглядел на стакан, в котором еще оставалось немного той обжигающей жидкости, и сглотнул слюну.

– Вот представь, – продолжал Игорь, – идешь ты по лесу, скажем, за грибами. Идешь, идешь, смотришь под ноги – вот сыроежка, вот лисичка, а то и белый попадется. Представил?

Вася кивнул.

– А что по бокам ты вроде как и не замечаешь. Правда? Ну, деревья какие-то стоят. Они для тебя как столбы, которые мешают пройти. Ты даже иногда не понимаешь, береза это или ель. Какая тебе разница, ведь ты не на деревья любоваться сюда пришел, а грибы собирать. Правда?

Вася снова кивнул. Его начала немного утомлять эта лекция. Хотелось выпить, и он снова мельком взглянул на стакан.

– А теперь представь, что ты идешь по Невскому проспекту, предположим, в Казанский собор.

– В Казанский? Нафига?

– Какая разница. Помолиться тебе захотелось, грехи свои замолить, неважно. У тебя есть цель – Казанский собор, и ты идешь к ней. Идешь по Невскому, навстречу тебе люди, задевают плечами, некоторые обгоняют, кто-то вообще откуда-то сбоку выныривает. Какое у тебя отношение к этим людям? Правильно, они тебе мешают. Крутятся под ногами, мешая дойти до цели, до Казанского. Ты не различаешь их лица, они о чем-то говорят, а для тебя это шум, фон, в общем, пустой звук. Уловил?

– Люди и деревья, – пробормотал Вася. – Люди как деревья.

– Именно! – воскликнул Игорь. – Мало того, помнишь, я говорил, что хвойных насчитывается примерно 650 видов, а лиственных и того больше. Так вот, я провел небольшое исследование, так, для себя, и выяснил, что основные человеческие расы – европеоидная и монголоидная – коррелируют примерно в том же проценте. Понимаешь? Есть еще и негроиды, но я не включал сюда плодовые деревья и так далее. Каково?

– А причем здесь это? – Вася кивнул на стакан. – Ты, по-моему, про это хотел рассказать.

– Я хотел, чтобы ты сначала понял, что деревья очень похожи на людей. Они гораздо ближе к нам, чем все думают.

– Ну, я понял. И что?

– А то, что они настолько к нам близко, что и некоторые человеческие проблемы, или, скажем, слабости, тоже им не чужды.

Вася уставился на Игоря, и в глазах его читалось непонимание.

– Они бухают, Вася, – медленно сказал Игорь. – Пьют беспробудно. По крайней мере, некоторые из них.

Вася открыл рот, потом закрыл, облизал пересохшие губы и покачал головой.

– Деревья бухают. Грандиозно, – он взял стакан и сделал уже более основательный глоток. Жидкость, на удивление, теперь пошла лучше. Тепло было не таким обжигающим, а даже приятным. – И как ты к этому пришел? Разговаривал с ними?

Игорь подошел к столу, сел напротив и взял свою любимую оливку.

– Пока нет, – он жевал и улыбался. – Хотя, как я уже говорил, то, что деревья не разговаривают, далеко не факт. Мы просто пока не умеем их слушать.

– Так откуда это вещество в пробирке? Это и есть древесное бухло?

– Вася, вот это вопрос настоящего ученого, – похвалил Игорь, и никакого сарказма в этом не было. – Задан правильно и в тему.

Вася был польщен и снова потянулся к стакану, но Игорь его остановил.

– Подожди, сначала послушай. Меня на эту мысль навели сами деревья.

– Рассказали?

– Можно сказать и так. Ты никогда не задумывался, почему деревья бывают кривые. Ну, растет себе дерево прямо, тянется к солнцу, как и положено, и вдруг в середине ствола раз – и искривилось. Как ты думаешь, почему?

– Ну… – Вася пытался вспомнить, чему его пять лет учили в академии, а потом еще и в аспирантуре. – Много факторов. Состояние почвы меняется, бывает, что долго нет солнца, зимы суровые, образуются морозобойные трещины, и дерево искривляется.

– Браво, Вася, что-то еще помнишь. И вот так думают многие, и, в общем, правильно. А я решил глубже исследовать это явление. Все эти общие объяснения меня не устраивали. Уж больно как-то поверхностно. И я начал изучать срезы деревьев именно в месте искривления. У меня много знакомых лесничих, и они мне доставляли материал в лабораторию. Материала было много, из разных концов страны. Савва еще ругался, что я развел здесь лесопилку, но не мешал. Чудесный старик.

Игорь снова встал и подошел к учебной доске, взял кусок мела и нарисовал круг.

– Ты же знаешь, как устроено дерево изнутри? – Игорь начал перечислять и рисовать слои дерева снаружи к центру. – Представь, что это срез дерева. Сначала идет кора, эпидерма, перидерма, потом склеренхима, потом флоэма и ксилема (основные проводящие ткани), и, наконец, протоксилема и рыхлая сердцевина.

Вася пытался вспомнить все эти научные названия, но понятной оставалась только рыхлая сердцевина.

– Меня заинтересовала именно проводящая ткань. Как ты знаешь, флоэма служит для проведения органических веществ к корням, а ксилема, наоборот, проводит воду и минеральные соли от корней к листьям и другим органам дерева. Когда я изучал ксилему, эти проводящие трубки, я заметил небольшой налет внутри этих трубок. Он был практически незаметен, но я сфокусировал на нем внимание, благо техника позволяла, и рассмотрел его, налет этот. И когда я его рассмотрел, чуть с ума не сошел. Представляешь, это был грибок. Неизвестный грибок, никем еще не определенный и не исследованный.

– Грибок внутри сосудов?

– Ну да! Представь многоэтажный дом. Внутри трубы, которые воду проводят, горячую и холодную, стояки они еще называются. Представь, что этим трубам уже лет тридцать. Вода у нас не очень чистая, ты знаешь. И по мере того как она внутри труб ходит, частицы грязи оседают на трубах изнутри, и их периодически приходится менять. Понял?

– Да понял я, понял. Ты про грибок расскажи. Это он у тебя в пробирке?

– Да, – Игорь улыбнулся, достал пробирку и поднял ее перед глазами, держа двумя пальцами. – Я его синтезировал. Это единственный в мире экземпляр.

– Так почему он делает воду водкой, точнее, спиртом, как я понял.

– Причем чистейшим, даже чище медицинского, хотя многие думают, что это невозможно. А почему такое действие? Да хрен его знает, – совсем не по-научному выразился Игорь, и Васе это понравилось. Наконец-то в ученом проступал его привычный друг и собутыльник. – Я это еще не исследовал. Только знаю, что грибок образуется именно на сгибах деревьев, точнее, сгибы образуются от этого грибка. В прямых стволах его не было. Грибок образуется в проводящих сосудах, вода и минеральные соли, поступающие из корней, проходят сквозь него, становясь спиртом, дерево хмелеет, теряет ориентацию в пространстве и начинает расти не к солнышку, а куда вздумается. Вот так вкратце, если опустить все научные термины.

Вася задумчиво смотрел на пробирку в руках друга.

– Деревья бухают, – снова повторил он. – Подожди, но если одна песчинка из стакана воды делает стакан спирта, то это сродни превращение ртути в золото. Это же философский камень! Сколько же бутылок можно…

– Вася, – перебил его Игорь. – У тебя все-таки глубоко практический, а не научный склад ума.

– Подожди-подожди, а если в бочку высыпать…

– Вася, хватит. Какая разница, в бочку или в речку? Тут вопрос не в объеме, а в самом процессе.

По поводу речки Вася не подумал, а когда представил, у него захватило дух. Река спирта. Нифига себе. Раньше говорили: город на Неве, а если, например, город на спирту. Он аж вспотел.

– И что ты собираешься с этим делать? – спросил он. Во рту пересохло, то ли оттого, что наступал отходняк, то ли от волнения.

– Как что, исследовать дальше. Это же поле непаханое для исследований. Какая польза, скажем, для медицины, вдруг еще какие-то свойства откроются, – он положил пробирку на стол. – Я назвал его suspensis, то есть «неизвестность». Может, потом как-нибудь по-другому назову.

Он посмотрел на Васю и усмехнулся.

– Чего загрустил, брат? Хочешь, еще стаканчик сделаем?

– Нет, пожалуй, хватит, – сказал Вася. Он старался скрыть волнение, и это удавалось с трудом. – Нужно переварить то, что ты сейчас сказал. Столько информации.

– Ага, заинтересовало? Еще бы! Ну, ты сиди, переваривай, а я в туалет схожу, – Игорь поднялся из-за стола, подошел к двери. Он на секунду остановился, как будто о чем-то задумался, а потом покачал головой и быстро вышел.

Когда он вернулся через пять минут, в лаборатории не было ни Васи, ни пробирки.

«Первый канал вынужден прервать программу «Пусть говорят‟ из-за экстренного сообщения. Только что в пригороде Санкт-Петербурга произошло необъяснимое явление. Повторяю, информация еще не проверена. По предварительным данным, близ поселка Токсово обнаружено озеро спирта. Понимаю, что все это звучит довольно странно. В данный момент туда выехала группа экспертов МЧС. По неподтвержденным данным, сейчас около озера наблюдается большое скопление народу, причем большинство с ведрами или другими емкостями. Замечены даже несколько купающихся, хотя средняя температура воды в регионе составляет на данный момент всего 15 градусов. Мы следим за ситуацией, а сейчас реклама…»