Текст книги "Стихи и рассказы"

Четыре тополя

 
Росло четыре тополя невинно у забора,
И ветер колыхал поникшую листву.
Как некогда четыре мушкетера,
Они были верны чему-то своему.
 
 
Лет пятьдесят, а, может, сто назад
Их кто-то посадил и прикормил навозом.
Здесь, может быть, планировался сад,
Вот тополя, вот ели, вот березы.
 
 
Росли они, тянувшись метр за метром.
Один вдруг выше, а потом другой,
И если третий наклонялся вдруг под ветром,
Его четвертый заслонял листвой.
 
 
Вокруг росли дубы, осины, ели,
И тополя общались с ними, и шутили.
И в летний зной, и в зимние метели,
Они то веселились, то грустили.
 
 
Но мир не вечен, у деревьев тоже,
И как-то вдруг внезапно поутру
Пришли расчетливые злые рожи
И этот мир подвергли топору.
 
 
Срубили все, не слыша эти стоны,
Застроили заводами поля,
И средь асфальта, пыли и бетона
Остались только эти тополя.
 

 
Они стояли и старели рядом,
Кора их зачерствела, корни подгнилИ.
А мимо, искоса бросая взгляды,
Толпою люди на работу шли.
 
 
И как-то тополь, тот, что слева третий,
Не выдержав ту грустную картину,
Поймал листвою налетевший ветер,
И рухнул на ближайшую машину.
 
 
Дождь моросил, и ветер не стихал,
Три тополя остались у дороги,
И ветки уж без листьев колыхал
Тот ветер, подводя итоги.
 
 
Они смотрели сверху на собрата,
Который щас лежал у их корней.
Один спросил другого вдруг: «А надо?»
Другой ответил: «Ну, давай скорей».
 
 
И затрещали корни, слышен боли стон,
Как у того, что слева третий.
Три тополя качались в унисон,
Лишь ожидая подходящий ветер.
 

Карина

Карина вышла из парадной и улыбнулась. Так может улыбаться только человек, у которого все хорошо. А у Карины все действительно было хорошо – лучше и не придумаешь. Она прищурилась от яркого майского солнца, достала из сумочки большие темные очки, надела их на свой маленький точеный носик с горбинкой, и, глубоко вдохнув свежий весенний воздух, пошла на работу.

Внутри все пело. Радость настолько ее переполняла, что даже походка стала какой-то другой. Карина вдруг поймала себя на мысли, что она так неприлично виляет бедрами, что юбка взлетает в такт шагу, обнажая ноги все выше и выше. Она невольно опустила руку, прижимая юбку к бедрам, а потом, хихикнув, вновь предоставила ей свободно колыхаться на ветру. Сегодня все можно, сегодня весна.

До работы было недалеко. Обычно Карина ехала две остановки на маршрутке, но сегодня решила прогуляться пешком. Сегодня она никуда не опаздывала. Погода была прекрасная, она шла, цокая каблучками по асфальту. Легкий весенний ветерок колыхал ее каштановые кудри, и она иногда поправляла изящной ручкой непослушную прядь волос, падавшую на глаза. Она летела на работу, летела, и тому была причина.

Причиной был начальник Владимир. Одно его имя вызывало у Карины легкую дрожь. Вчера был корпоративный вечер, и они танцевали. Танцевали все медленные танцы, он обнимал ее и даже, как Карине показалось, поглаживал ее по плечу. Прикосновения его были приятны. Мало сказать, приятны – она просто вся трепетала.

Карина устроилась на эту работу всего пару недель назад. Владимира она увидела первый раз на собеседовании и сразу влюбилась. Не то чтобы она была очень влюбчива, но Владимир как-то сразу проник в ее сердце. Такой надежный, как ей показалось, серьезный. Он сам показал ей рабочее место, отвечал на ее (как ей казалось) глупые вопросы. Потом они пили кофе в переговорной комнате, и Владимир объяснял структуру компании, перспективы развития бизнеса, а она слышала только его голос.

Карина добралась до офиса практически вовремя. Ну, подумаешь, на каких-то пять минут опоздала. Бизнес-центр, где находилась ее фирма, стоял на набережной, фасад был сплошь из стекла и сейчас весь сверкал, отражая восходящее солнце. Она поднялась по ступенькам («цок-цок» – сказали каблучки), стеклянные двери бесшумно разъехались, и Карина вошла в вестибюль. Охранник ей устало кивнул, лифт подбросил на пятый этаж, и вот она уж на месте.

Олечка, секретарша с вечно выпученными глазами (причем непонятно, отчего у нее это, – то ли от постоянного удивления, то ли от долгой работы за компьютером), выбежала из-за ресепшена, прижимая руки к груди.

– Кариночка, доброе утро, шеф звонил, вы ему нужны! – она это выпалила одной фразой, как заготовку, потом быстро перевела дух, не дав Карине опомниться, и продолжала. – Во второй половине дня вы должны поехать на какой-то объект в Ольгино, так что он просил быть готовой, никаких встреч не назначать, он заедет за вами в тринадцать тридцать. Вот.

Олечка, с чувством выполненного долга донеся всю информацию, которую передал ей начальник, так же прижимая руки к груди вопросительно смотрела на Карину.

– Спасибо, – Карина была немного ошеломлена. – А во сколько он..?

– В тринадцать тридцать, – с готовностью повторила Олечка.

– Спасибо.

– Может, кофе?

– Нет, спасибо, я пойду. – Карина зашла к себе в кабинет и закрыла дверь.

Она села на рабочее место, машинально включила компьютер, и, обхватив голову руками, опершись локтями о стол, уставилась в темноту экрана.

Экран сначала стал голубым, потом на нем появились какие-то слова, но Карина этого не замечала. Она думала о Владимире. Сегодня они поедут, нет, не так. Сегодня они вдвоем, вместе поедут в это Ольгино, кажется, или не в Ольгино – да какая разница. Хоть к черту на кулички, главное вместе. Они вместе.

Звонок телефона раздался, как жужжание комара. Карина с ненавистью посмотрела на свою сумочку, из которой доносился звук. Она чертыхнулась, нервно расстегнула молнию, и, немного покопавшись, достала мигающий телефон. Звонила подруга Марина.

– Да!!! – нервно сказала Карина.

– О! Я слышу вы, сударыня, не в духе?

– Да нет, – Карина немного успокоилась. – Просто… работы много. Мне сегодня еще нужно…

– Кар-кар-кар. Хватит, Кариночка, никакой работы. Ну-ка, расскажи про вчера. Как у вас корпоративчик-то прошел?

Карина улыбнулась. Маринка была ее подругой еще с университета и как никто понимала ее. Милая Маринка, Рыжик…

Они познакомились на первом курсе. Карина сидела на лекции по основам экономики и старательно конспектировала повествование преподавателя, как вдруг кто-то дернул ее за косу сзади (у Карины тогда были две смешные косички, мама лично заплетала). Она обернулась и увидела веселое веснушчатое лицо с копной рыжих волос. Девчонка улыбалась ей во весь рот, и Карина как-то сразу прониклась к ней доверием.

– Лекцию пишешь? – шепотом спросила рыжеволосая девчонка.

– Да, – также шепотом ответила Карина.

– А зачем?

– Ну как…

– Хочешь сегодня на дискотеку пойти?

– На дискотеку? А куда?

– Да тут недалеко, – девчонка заговорщицки подмигнула, отчего веснушки на ее щеках растянулись в маленькие рыжие полоски. – Ну как, согласна?

– Ага.

– Тогда в девять встречаемся у общаги.

– Девушки, вы лекцию пришли слушать или у вас что-то более интересное есть для обсуждения? – преподаватель нервно постучал костяшками пальцев по кафедре.

Карина быстро обернулась и уставилась в конспект, но лекция ее уже мало занимала.

Они встретились вечером у общежития. Помимо рыжей девчонки (которую, как потом выяснилось, звали Марина), было еще три парня. Такие прыщавые, бедно одетые студенты, которые постоянно пошло шутили и вообще Карине не понравились. Зато с Мариной она сразу нашла общий язык.

Девчонки были прямой противоположностью друг другу и как всякие противоположности они, как говорится, притянулись, соединились и стали неразлучными подругами. Много чего было за время их студенчества: и плохое, и хорошее, но больше, конечно, хорошего, потому что они были молоды и беззаботны.

Карина всегда находилась как бы в тени более яркой и зажигательной Марины, но это никак не повлияло на их дружбу, даже как-то подкрепляло ее, поддерживало. Они дополняли друг друга. Одна зажигалка, другая скромняжка – самый что ни на есть оптимальный вариант для парней. Они не были обделены общением с мальчиками, их тандем всегда пользовался популярностью. Рыжеволосая Марина – хохотушка и провокаторша, Карина более сдержанная и рассудительная.

Студенческое время было веселым и беззаботным. Но все проходяще, даже самые веселые и счастливые времена когда-то заканчиваются и остаются только воспоминания, которые приятно рассказывать друг другу потом, лет этак через пять-десять, и о чем-то желеть, а о чем-то грустить…

– Так как прошел корпоратив? – голос подруги вывел Карину из воспоминаний. – Было что-нибудь с этим твоим?

– Нет, – рассеянно сказала Карина, потом, опомнившись, добавила. – В смысле? А что должно было быть?

– Фу, как скучно, – голос Марины звучал насмешливо. – Когда же ты его, наконец, соблазнишь?

– Хватит, Маринка, что ты несешь?

– Я-то знаю, что несу, а вот ты дура! Мужик-то нормальный. Что, и вправду ничего не было? Ничего, ничегошеньки? – настойчивость подруги заставила Карину улыбнуться.

– Сегодня мы едем на объект, – она сглотнула, убирая комок, подступивший к горлу. – Вдвоем.

– Ура-а-а!!! – возглас подруги чуть не оглушил Карину, и она непроизвольно отстранила трубку от уха. – Неужели он наконец-то решился. Вот тугодум, а раньше нельзя было догадаться?!

– Да о чем догадаться? Маринка, хватит, обычная деловая поездка. – Карина почувствовала, что краснеет.

– Обычная? Да я даже по телефону чувствую, что ты краснеешь. Значит, так: слушай меня внимательно, – Марина сменила тон на строго деловой, и это означало, что настроена она очень серьезно. И Карина, обреченно вздохнув, приготовилась выслушивать наставления более опытной подруги.

– Да, мы будем на объекте через полчаса. Проектировщики там будут? – Владимир держал трубку в левой руке, а правой небрежно сжимал руль, лихо управляя машиной в потоке. – Вы же говорили, что они приедут, я для этого и еду, чтобы с проектировщиками пообщаться.

Карина сидела справа, на пассажирском сиденье, и держала на коленях небольшую коричневую папку с документами, нервно теребя ее пальцами с прекрасным маникюром. Ладони немного вспотели, и это нервировало девушку. Она попыталась вытереть их об юбку, чтобы он не заметил, но Владимир был занят разговором и не обращал на девушку внимания. Она вытерла одну руку, потом другую, а потом как бы невзначай поправила папку на коленях. Что ж так жарко-то? Капелька пота, скользнув по левой щеке, плавно переместилась на шею, и стало очень щекотно.

– Хорошо, скоро будем. – Владимир отключил телефон и нервно вставил его в крепеж на лобовом стекле.

Какое-то время они ехали молча.

– Что-то не так? – спросила Карина, и голос ее немного дрогнул.

– Да, представляешь, проектировщики должны были приехать, а только сейчас выясняется, что не смогут. – Владимир барабанил пальцами по рулю.

– Ну, проект можно и по электронке выслать.

– Можно, конечно, но договорились же – собираемся в среду. – Владимир достал из кармана пиджака пачку сигарет и вытащил одну.

– Ты не против? – он мельком взглянул на Карину.

– Нет. – Конечно, она не против. Как она может быть против?

Эта Маринка еще со своими наставлениями. Побывала бы она сейчас в моей шкуре. Хотя Маринка еще та гуляка. Карина почувствовала запах дыма от прикуренной Владимиром сигареты, и этот запах показался ей лучше французских духов.

Была середина мая, и хотя погода стояла солнечная и сухая, дожди, прошедшие накануне, размыли дорогу основательно. Объект находился не в самом поселке, а где-то на километр дальше в лес, и пару раз они чуть не застряли, буксуя всеми колесами и пытаясь проехать по разбитой тракторами дороге. Владимир давил на газ, брызги летели на боковые стекла недавно помытой машины, и Карина видела, что он еле сдерживается, чтобы не ругнуться.

Наконец, они приехали на место, и тут предстояло еще одно испытание. До места совещания, небольшой синей будки, где находился штаб строительства, нужно было пройти по размытой дождями дороге еще метров пятьдесят, а этого Каринины туфельки точно уже бы не вынесли. И тут Владимир, видя, как она неловко пытается выйти из машины, обошел автомобиль, взял ее на руки и, чвакая по грязи дорогими ботинками, донес девушку до вагончика. Карина была счастлива, она пыталась не уронить папку с документами, которую сжимала в руках. Она чувствовала, как напрягаются мышцы на его руках, чувствовала запах его туалетной воды, ощущала его тяжелое дыхание, она даже хотела положить ему голову на плечо, но вовремя одумалась. Рабочие в белых касках стояли у вагончика, курили, периодически сплевывая желтую слюну, и усмехались, наблюдая эту картину.

Совещание прошло нервно. Карина сидела на углу стола и слушала, как Владимир ругается с огромным небритым строителем, который даже в помещении не соизволил снять каску, и сейчас, закуривая очередную сигарету, матерился, как скот, ибо мат был единственным его аргументом.

В небольшом вагончике было не продохнуть. Если все присутствующие были к этому привычны, то для некурящей Карины это был ад. Сначала она зажимала носик рукой, потом достала салфетку, а потом уже просто упала в обморок. Последнее, что она запомнила, – округлившиеся глаза небритого строителя в белой каске, который бросился к ней, и его дыхание над своим лицом. Вдохнув этот перегар, она сразу погрузилась в небытие.

Первое, что она ощутила, придя в себя, был его запах. Карина открыла глаза и увидела испуганное лицо Владимира. Он держал ее на руках, стоя на крыльце строительного вагончика, а вокруг суетились строители в белых касках.

– Очнулась? – раздался голос справа. Карина повернула голову и увидела того, небритого. – Ну, слава богу.

– Как ты? – лицо Владимира было так близко, что она даже заметила небольшой прыщик на его щеке.

– Нормально. У меня что-то голова…

– Все хорошо. Сейчас до машины дойдем и домой.

– Ага.

Они дошли до машины, Владимир усадил ее на сиденье, поправил растрепавшиеся волосы, ее и свои – ветер был сильный, сел в машину, и они поехали прочь от стройки.

Карина пыталась прийти в себя. Она понимала, что с ней что-то случилось, что-то такое непонятное, но все закончилось, она едет на машине с человеком, которого…

– Все хорошо? – Владимир старался вести машину аккуратно, но это ему не удавалось.

– Да. – Карина уже пришла в себя и разглядывала деревья, которые проносились мимо.

Машину сильно трясло. Дорога была ужасная. Владимир пытался объезжать кочки и выбоины, но как он ни старался, машину бросало из стороны в сторону. Они, наконец, выехали на асфальт, и тряска прекратилась. Он нажал на газ.

По бокам были заборы, причем разные – коричневые, зеленые. Одни из железа, другие кирпичные. Начался поселок «Ольгино». Карина смотрела на проносящиеся дома за заборами и тяжело дышала. «Какие глубокие канавы, – еще успела подумать она. – Метра полтора, наверное…»

Вдруг на дорогу выбежала собака, такая задрипанная, облезлая. Внезапно выскочила прямо под колеса. Владимир резко надавил на тормоз, но машину занесло, правый бок повело, и автомобиль начал кувыркаться. Все произошло настолько быстро, что Карина даже не успела закричать. Ремень вдавился в грудь, выдавливая из тела последний воздух, слева послышался какой-то хруст, а дальше темнота.

Грохот, куча искореженного металла с двумя людьми полетела в канаву, и все затихло. Собака, боязливо взглянув на то, что она натворила, мотнув головой, побежала своей дорогой. Ей-то что, тварь неразумная.

Со cкрипом в коричневом заборе открылась калитка, и вышла бабушка. Такая милая, в белом платочке, в цветастом халате до земли. Посмотрела на дымящуюся машину в канаве, быстро огляделась по сторонам и облизнулась. Слюна сама потекла из уголочка рта. Ефросинья Николаевна вытерла ее рукавом халата и пошла «помогать» попавшим в аварию людям. В животе заурчало – свежего мяса она давно не ела…

«Дай мне руку, схватись же покрепче…»

 
Дай мне руку, схватись же покрепче
И доверься мне всею душою.
Я тебя проведу в этот вечер
И все древние тайны открою.
 
 
Тихо. Слышно, как шепчутся листья,
Прикасаясь друг к другу щеками.
Взял художник усталые кисти
И покрыл все шальными мазками.
 
 
Вечер с неба обрызган лучами
Звезд, которые к ночи прозреют.
Они куполом светлым над нами
Вмиг окутают и обогреют.
 
 
Сумрак нежно ложится на плечи
Бесконечной невидимой шалью,
Все ждут с ночью таинственной встречи,
Кто с любовью, а кто и с печалью…
 
 
Мы как будто сидим на границе,
Нет, на грани меж светом и тьмой.
Тени ползают по нашим лицам,
Когда вертим мы головой.
 
 
Вот и все, уж закончился вечер,
Дышит все и молчит по-иному.
Ты сожми мою руку покрепче,
Уже ночь и пора бы до дому…
 

«Если б я был богат, как султан Брунея…»

 
Если б я был богат, как султан Брунея,
То богатства свои все б отдал тебе я.
Если б беден был я, как вонючий нищий,
Поделился с тобой я последней пищей…
 
 
Коль в пустыне вокруг не было б водицы,
Я бы кровью своей дал тебе напиться.
Даже там, на Луне, в мире безвоздушном,
Я отдам все тебе. Все, что будет нужно…
 

Рома

Да, все было прекрасно. Погода изумительная, где-то плюс двадцать пять. Для Питера это вообще нонсенс, тем более в конце мая. На небе ни облачка, легкий прохладный ветерок обдувает, в руке бутылочка холодного пива, купленного в ларьке рядом. Рома шел и радовался жизни.

Он зашел в скверик на проспекте Науки, под липой была свободная скамеечка, на которую он и приземлился. Вдохнув полной грудью, он блаженно улыбнулся. Достал зажигалку и попробовал открыть ею бутылку. С первого раза не получилась, зато со второго пробка издала громкий «чпок» и…

Он даже не понял, как все стало рушиться. Сначала земля задрожала под ногами, потом скамейка треснула под ним, и вдруг он провалился. Просто упал вниз и летел. Летел, правда, недолго, может, секунду, но ему показалось, что целую вечность. Плюхнулся на что-то мягкое, рука задела какую-то липкую жидкость, потом он продолжил проваливаться вниз, не чувствуя своего тела, летел и летел…

Глаза он закрыл с самого начала, поэтому были только ощущения, а не картинки. В мозгу была темнота. Темнота и надежда. Надежда на то, что не ударится обо что-то твердое и не сломает себе что-нибудь. Еще был грохот. Когда падал, он слышал грохот! Грохот и скрежет, такой противный и пугающий и очень-очень громкий.

И упал.

Упал мягко, сверху что-то еще грохотало, но ему было все равно. Он уже практически ничего не чувствовал. Хотя нет, было одно чувство – чувство холода. Ему было холодно, очень холодно, голова закружилась, и он потерял сознание.

* * *

– Я рад, товарищи, я рад, что живу в такой стране и что наш вождь, товарищ Сталин, ведет нас к победе Коммунизма!

Гром аплодисментов оглушил. Все встали со своих мест этого небольшого дворца культуры и хлопали. Оглушительно хлопали, и на лицах у всех были улыбки. У кого-то не было зуба, а то и двух, но все улыбались. Море беззубых улыбок. Все радовались, у кого-то глаза наполнились слезами, они хлопали и хлопали.

«У Пугачевой такого не было», – почему-то подумал Рома. Он вроде встал со всеми в общем порыве, но, когда раздался гром аплодисментов, закрыл уши руками и снова опустился на кресло.

– Товарищ!

Рома разжал уши и взглянул вверх на человека, который тряс его за плечо. У человека были круглые слезящиеся глаза, он то неистово хлопал в ладоши, то теребил Рому за плечо.

– Товарищ, что же вы, товарищ Нефедов выступает!

– Ну и что? – сказал Рома, стряхнув руку человека со своего плеча.

– Как ну и что? – человек перестал хлопать, боязливо оглянулся по сторонам и уставился на Рому. – Это же товарищ Нефедов! Первый секретарь…

– Да пошел ты со своим Нефедовым. – Рома встал и попытался пройти к выходу сквозь хлопающую толпу, но его схватили сзади за ворот рубашки. Рома обернулся, и его резким рывком притянул к себе этот неистовый человек.

– Ты что же, подлец, не уважаешь товарища Сталина? – глаза человека прищурились, наливаясь злобой. Изо рта его пахло перегаром и чесноком. Он так и продолжал держать Рому за воротник. Рома не нашел ничего лучшего, как ударить его прямо в нос. Бац – и человек завалился на рядом стоящую пожилую пару, еще продолжающую аплодировать.

Человек с разбитым носом упал на товарища, который, в свою очередь, упал на свою даму, она на соседку, которая закричала противным резким голосом. Рома, воспользовавшись ситуацией, попытался все-таки пробиться к выходу, довольно грубо и бесцеремонно расталкивая людей, стоящих у него на пути. Он уже выбежал в проход, когда увидел двух молодых людей в черных костюмах, бежавших ему навстречу. Рома попытался увернуться от летящего ему навстречу кулака, и ему это удалось, но удар в затылок вывел его из состояния равновесия, а следующий удар погрузил в черноту небытия…