Текст книги "Стихи и рассказы"

* * *

– Как ваше имя?

Рома сидел в темной комнате, руки были связаны сзади, и когда он попытался дернуться, кто-то схватил его за плечи и дернул назад, от чего правое плечо заболело.

– Ай! – Рома попытался обернуться и тут же получил удар по щеке.

– Ай, вы чего, охренели?!

– Как ваше имя?

Перед Ромой, за столом, освещаемым лампой, сидел человек с погонами капитана. Он был лысоват, и потная лысина бликовала, отражая свет лампы. Капитан достал папиросу из пачки, засунул в рот и посмотрел на Рому.

– Ну?

Рома шмыгнул носом, попытался обернуться назад, отчего получил еще одну затрещину и уставился на капитана.

– Что «ну»?

– Как зовут, спрашиваю?

– Роман.

– Фамилия?

– Никитенко.

– Отчество?

– Послушайте, по какому праву вы меня здесь держите? И чего вы руки мне связали?! Я сейчас позвоню и вас…

Капитан посмотрел Роме за спину.

– Протасов, объясни человеку, за что мы его задержали.

Удар в ухо был не особо сильным, но Рома его не ожидал, поэтому голова дернулась и немного закружилась.

– Еще хочешь? – спросил капитан.

– Нет, – ответил Рома. Он тряхнул головой и вновь посмотрел на капитана.

– Хватит, что вам нужно от меня?

Капитан закурил папиросу и откинулся на спинку стула. Он сделал две затяжки, выпуская перед собой клубы дыма, потом резко придвинулся к столу, и лампа стала освещать правую половину его лысеющей головы, а левая находилась в тени, как будто ее и не было.

– Что нужно? – капитан движением зубов перенес окурок папиросы из правого уголка рта в левый. – Правда нужна. Кто ты такой?

– Я же сказал, – Рома хотел оглянуться, но потом передумал. – Я Рома, Никитенко Рома, а побои, которые вы мне здесь нанесли, я в больнице зафиксирую и в суд на вас подам.

Капитан вынул изо рта папиросу, посмотрел на Рому, удивленно подняв брови, и вдруг захохотал, откинувшись на спинку. Он смеялся, и Рома слышал, что сзади него смеется еще кто-то.

– Протасов, ты слышал? – сквозь смех сказал капитан. – В суд подаст. В суд! Ой, не могу! А-ха-ха!!!

Рома не понимал абсурдности ситуации. Где он находится? Если в милиции, то почему его связали? И опять же, почему у этого капитана такая форма?! Что за хрень?!

Капитан тем временем перестал смеяться, и, отложив папиросу, смотрел на Рому, вытирая выступившие слезы.

– Ты дурак? – он облокотился локтями о стол, подперев щеки, и его глаза выражали искреннее удивление. – Точно, дурак. Какой суд? Я тебя здесь сейчас и положу, понял? Без всякого суда!

Он смотрел на Рому удивленно, как на умалишенного, закусив верхнюю губу.

– Вы сумасшедший? – вдруг спросил Рома.

Капитан открыл рот, посмотрел Роме за спину и снова на него.

– Чего? – спросил он.

– Вы сумасшедший, – уже утвердительно сказал Рома.

Повисла пауза.

Капитан откинулся на спинку стула, склонив голову набок, и несколько секунд смотрел Роме в лицо.

– Я сумасшедший, – то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал капитан. – Я сумасшедший, но, думаешь, от этого тебе станет легче?

Связанные сзади руки болели. Роме еще никогда не связывали руки сзади. Да и спереди тоже. Он вообще считал эту ситуацию непонятной и нереальной.

– Что ты говорил про товарища Нефедова? – спросил капитан, продолжая смотреть Роме в глаза.

– Кого? Какого Нефедова?

– Товарища Нефедова, – терпеливо произнес капитан. – Первого секретаря горкома, который выступал на партсобрании и говорил о товарище Сталине, между прочим. Ты понял, говно, что тебе будет? – последнюю фразу капитан произнес, подавшись вперед, отчего Рома невольно отшатнулся.

Он пытался понять, что происходит. Хотя запах перегара и еще какой-то гнильцы, видно, от давно нечищеных зубов капитана, мешал сосредоточиться.

Капитан тем временем снова откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу и улыбнулся.

– Ну?

– Что «ну»? – Рома облизал пересохшие губы. – Не знаю я никакого Нефедова и причем тут Сталин!?

– Причем тут Сталин? – глаза капитана округлились. Он снова посмотрел Роме за спину. – Протасов, ты слышал?

Сзади кто-то взял Рому за волосы, отчего его голова откинулась назад.

– Нет, стой, Протасов, – сказал капитан. – Не сейчас. Интересный экземпляр, хочу с ним завтра по полной поработать, сейчас устал как собака. Давай его в камеру, в одиночку, пускай посидит, размякнет, а завтра я им займусь на всю катушку.

Капитан поднялся со стула, подошел к Роме, и, наклонившись к самому уху, шепотом произнес:

– Завтра у тебя не будет ни зубов, ни ногтей, ни яиц, но все это будет завтра. Спокойной ночи. – И он ушел.

Рому рывком подняли и повели по тускло освещенным коридорам. Они завернули направо, потом еще коридор, налево. Рома шел со связанными руками, а сзади его подталкивал, как он понимал, все тот же Протасов.

По бокам коридора металлические темно-серые двери, находившиеся на одинаковом расстоянии друг от друга, говорили о том, что это все-таки какая-то тюрьма. Рома такое в кино видел, в сериалах криминальных. Они шли и шли, как показалось Роме, довольно долго, а коридоры все не кончались, только поворачивали то вправо, то влево. Из-за некоторых дверей слышались приглушенные стоны, а, может, Роме это только казалось.

Наконец, они подошли к очередной двери, ничем не отличающейся от предыдущих. Рому грубо толкнули лицом к стене. Он услышал металлические звуки открываемого замка, дверь со скрипом открыли, и воздух наполнился неповторимым запахом давно не стираных носков. Протасов взял его сзади за руки – несколько секунд, и руки были свободны. Рома сразу прижал их к груди и стал растирать запястья. Протасов взял его за плечи и втолкнул в черноту камеры.

– Эй, Никитенко! – крикнул он, уже собираясь закрывать дверь. – Молиться умеешь?

Рома обернулся, и, увидев в дверном проеме довольную улыбающуюся физиономию, плюнул на пол в том направлении. Улыбка у Протасова тут же исчезла, глаза сощурились, и он зло процедил:

– Ну, сука, молись, если умеешь, хотя это тебе не поможет. – Дверь с грохотом закрылась, и Рома оказался в абсолютной темноте.

Хотя не совсем в абсолютной. На противоположной от двери стене было небольшое окошко, зарешеченное крест-накрест, метрах в двух от пола. Была ночь, насколько понял Рома, но какой-никакой свет, видимо, от Луны или еще от чего-то все-таки проникал сквозь окно.

Рома, как мог, осмотрелся. Камера представляла собой небольшое прямоугольное помещение, где-то два на четыре метра по площади. В тусклом свете проступали очертания кровати, на ощупь железной. Никакого матраца или подушки – просто железная кровать. Ближе к двери в полу чернело отверстие, скорее всего, своеобразный туалет. «Нет, – подумал Рома, – нужно называть вещи своими именами: это параша. Именно параша». Вот, в общем, и все убранство камеры.

Рома сел на холодную железную кровать, скрестил руки на коленях, закрыл глаза и стал думать.

А подумать было о чем. Где он оказался? Что вообще здесь происходит? Какого хрена, наконец? Мысли прервал собственный мочевой пузырь. По-маленькому захотелось с неудержимой силой.

Рома встал и подошел к отверстию в полу. При таком тусклом освещении это была просто черная дыра. Дыра была достаточно большой – сантиметров, может, семьдесят в диаметре. Но геометрией было заниматься некогда. Рома, расстегнув ширинку, расслабился, и раздалось громкое журчание. Он закрыл глаза, откинул голову, когда где-то снизу услышал:

– Молодой человек, вы не могли бы прекратить на время?

Рома отшатнулся и впечатался спиной в противоположную стену, продолжая орошать все вокруг себя. Наконец, усилием воли он унял мочеиспускание, застегнул ширинку и уставился на отверстие в полу.

Из параши торчала голова. Точнее, Рома видел только очертание чего-то темного, и только белки глаз выдавали, что это именно голова.

– Вы кто? – выдохнул Рома.

– Хуй в пальто, – ответила голова, и по звукам Рома понял, что человек отплевывается.

– Благодарность зашкаливает, – кряхтя, произнесла голова. – Я его спасать пришел, а он меня еще и обоссал.

Рома увидел, как из дыры показались две руки, они оперлись о края, раздалось еще кряхтение вперемешку с матом, и, наконец, перед Ромой предстал человек в каком-то темном балахоне и впрямь напоминающем пальто.

– Из разных дыр вылезал, даже из таких, но ссали на меня в первый раз, – сказал человек, вытирая лицо руками. – С почином, Роман, вы первый.

Рома, прижавшись к стене, все никак не мог отойти от появления гостя. Сердце колотилось, дыхание частое, но все же он попытался рассмотреть его. При столь малом освещении сделать это было достаточно трудно. Всклокоченная борода, волосы тоже в разные стороны, одет он был как бы в мешковину, коричневую, грубой вязки, которая заканчивалась чуть ниже колен. Рома вдруг вспомнил мультик про дядюшку Ау из детства. Вот точно такой же, только без шляпы и повыше. И пахнет от него…

– Что это вы меня так рассматриваете, Роман? – спросил незнакомец. Он подошел к кровати, сел на нее, откинулся, прислонившись к стене, и с шумом выдохнул.

– Это спецодежда, – сказал он, похлопав по дерюге, в которую был одет. – Без этого нельзя. Никогда не знаешь, из какой дыры придется вылезать. Здесь-то еще нормально, я вот как-то вылезал из берлоги, так там, если…

– Вы кто? – Рома сполз по стенке и сел, скрестив ноги, напротив нежданного гостя.

– Я-то? Ну, как это по-русски, доставатель или выниматель. Нет, лучше направлятель, хотя тоже не очень. Давай вот так: спасатель. Вот, по-моему, нормально.

– Я не понимаю, – Рома приложил ладонь ко лбу, закрыв глаза, посидел так какое-то время, потом снова уставился на незнакомца. – Что здесь происходит? Почему я здесь? Почему вы вылезли из… – Рома посмотрел на отверстие в полу. – Оттуда?

– Я думал, что ты спросишь хоть, как меня зовут вначале, – сказал гость. Он пригладил растрепанные волосы и сейчас пытался то же сделать с бородой.

– Извините, – сказал Рома. – Я просто…

– Да ладно, понимаю. Зови меня, скажем, Чип или нет, Дэйл. Вот, лучше Дэйл.

– Дэйл? – переспросил Рома.

– Ну да, Дэйл. В вашем времени были такие мультики – «Чип и Дэйл спешат на помощь». Помнишь? Два бурундучка там такие. Вот я, типа, как один из бурундучков, пришел тебе на помощь.

– В смысле, на помощь? – Рома пытался осмыслить ту ахинею, которую несет этот плохо пахнущий, неважно одетый бородатый человек.

Человек резким движением подался вперед, облокотился руками о колени и уставился на Рому.

– Послушай, не тупи! Ты хоть знаешь, где сейчас находишься?

Рома нервно потер нос, который вдруг стал очень сильно чесаться, огляделся по сторонам.

– В камере какой-то, в милиции, наверное. Послушай, э… Дэйл, у тебя есть телефон, мне надо позвонить, меня тут били и вообще…

– Заткнись! – крикнул незнакомец. Он продолжал смотреть на Рому в упор, и белки глаз на фоне темного лица завораживали.

– Ты сейчас, друг мой, в 1937 году. В той камере, где тебя допрашивали, тебя могли запросто пристрелить, и я бы тебе ничем не помог. Это здесь есть хоть какой-то лаз, по которому я смог до тебя добраться, – он кивнул на отхожее отверстие в полу. – Ты провалился, Рома, провалился во времени, а я пришел тебя отсюда вынуть или достать, понимай как хочешь, и вернуть обратно. Профессия у меня такая. Понял? – человек в дерюге внимательно смотрел на Рому. – Вижу, что не совсем понял. Ну, даю тебе пять минут. Осмысляй.

С этими словами он снова откинулся на стену, закрыл глаза, и, казалось, заснул.

Рома смотрел на этого человека и мысли путались. Вопросов было больше чем мыслей.

– Эй! – позвал он.

– Ну? – ответил человек, не открывая глаз.

– Я хотел спросить, как вас… Дэйл?

– Ладно, чтобы тебе было проще, зови меня Данила, Данила Сергеевич.

– Данила Сергеевич, а разве можно провалиться во времени? Это же фантастика.

– Эх, Рома, Рома, если бы ты знал, сколько в вашем мире проваливается людей. Тысячи. Кого-то находят, кого-то нет, просто это не афишируют. Кого-то нам удается вернуть, а кто-то остается, тут уж как карта ляжет, как говорится, мы тоже не всемогущи.

– А кто это «мы»?

Данила Сергеевич открыл глаза и снова сел, облокотившись руками о колени.

– Мы – это спасатели, или выниматели, или доставатели. В общем, мы вынимаем вас из этих дыр временных и возвращаем обратно. Нам за каждого из вас премия хорошая полагается, так что в моих интересах тебя отсюда вынуть и доставить в твой 2016 год. Понял, Рома?

– Понял, – сказал Рома. Хотя, по правде говоря, он ничего не понял, но проникся доверием к этому графу Монте-Кристо, вылезшему из параши.

– И что, вы меня вернете? А как?

– Вот это уже деловой разговор, без эмоций, – сказал Данила Сергеевич, вставая с железной кровати.

Он подошел к дыре, посмотрел на нее, посмотрел на Рому, наклонил голову в задумчивом размышлении, цокнул языком и почесал себе бороду.

– Ты, конечно, мужик здоровый, но пролезть, думаю, сможешь.

– Куда пролезть? – Рома поднялся и нервно пригладил вперед волосы.

– Туда, – Данила Сергеевич указал пальцем на дыру в отхожем месте и усмехнулся. – Откуда я вылез, туда тебе и лезть.

Рома подошел чуть ближе, наклонился, взглянув в это отверстие в ад, и снова поднял глаза на незнакомца.

– ТУДА?!!

– Да, именно туда. – Данила Сергеевич вдруг быстро подался вперед, схватил Рому за грудки и опять припечатал его к противоположной стене.

– Ты, сука, домой хочешь? – он смотрел на Рому снизу вверх, держа собеседника за края ворота рубашки. Данила Сергеевич был на голову ниже Ромы, но сила в руках была неимоверная.

– Так вот, слушай и запоминай! Времени мало, эти вертухаи могут в любую минуту заявиться. Сейчас ты пролезешь в эту парашу и попадешь в большой туннель. Это система целая туннелей под Москвой, они…

– А я в Москве?

– Заткнись, сука, и слушай! – Данила Сергеевич рывком припечатал Рому к стене.

– Какая разница, где ты, главное, куда ты хочешь попасть! – он несколько секунд смотрел снизу вверх, потом ослабил хватку, а потом и вовсе отпустил Рому. Подошел к отверстию в полу, протяжно выдохнул, опустив голову.

– Теперь слушай, – сказал он. Голос стал монотонным, как будто читает лекцию, давно заученную, перед студентами на кафедре. – Ты пролезаешь в это отверстие и попадаешь в большой туннель. По нему течет вода, неглубоко там, тебе по щиколотку будет. Ты пойдешь против течения и увидишь лестницу наверх, скобы такие, вбитые в бетон, наверх уходящие. Ты по ним поднимаешься, упираешься в люк. Сдвигаешь его и оказываешься в своем времени. Понял?

– Да, – сказал Рома.

– Хочешь домой?

– Хочу.

– Тогда вперед!

Рома подошел к отверстию в полу, посмотрел на Данилу Сергеевича, потом в эту темную бездну, сел на край, спустил туда ноги, и, когда он опирался только локтями, Данила Сергеевич сверху сказал:

– Плечи сдвинь, а то не пролезешь, вдохни поглубже и не дыши, запах там не из приятных.

С этими словами он поставил ногу Роме на голову и с силой толкнул его вниз.

* * *

Рома как-то бывал в аквапарке и пару раз скатывался по трубе в бассейн. Ощущения были примерно те же – так же скользко, только труба закончилась быстро, и он плюхнулся в поток воды, но глубины бассейна тут не было. Он ничего себе не повредил только потому, что высота падения была небольшая, а поток воды довольно сильный, и он упал несколько вскользь.

Невольно хлебнув пару глотков вонючей воды, Рома сначала встал на колени, потом поднялся на ноги и огляделся. Он стоял в туннеле, таком округлом, как в метро, метра три высотой, по которому текла вода. Вода текла в середине туннеля. Глубина была небольшая, сантиметров десять, и Рома сразу отошел на край, куда вода не доставала. Стены были кирпичной кладки, наверное, очень старой, почему-то подумалось Роме. Он потрогал несколько мокрых кирпичей и вдруг понял, что в туннеле достаточно светло. Ну не то чтобы совсем светло, но и не выколи глаз. Он мог видеть эти кирпичи. Посмотрел направо и увидел, что туннель закругляется, налево – то же самое. Туннель был извилистый. Рома посмотрел на воду, текущую с шумным журчанием, и, следуя советам Данилы Сергеевича, пошел против течения.

Он шел по краю туннеля, стараясь не ступить в поток воды, хотя его кроссовки уже нахлебались и с каждым шагом чмокали. Джинсы снизу тоже были мокрые, да и вообще запах от него был соответствующий после прохождения через отхожее место, куда его любезный Данила Сергеевич спровадил.

Наконец, показалась лестница наверх. Действительно, скобы, вбитые в эту кирпичную кладку и уходящие вверх, но только лестниц этих было несколько. Одна была прямо перед Ромой, другая через поток, а на противоположной стороне стены, чуть дальше, он посмотрел, виднелась еще одна.

Рома схватился за первую скобу лестницы, которая была рядом с ним, посмотрел наверх и увидел круглый люк с пробивающимся по краям светом. Он выдохнул, поставил ногу на нижнюю скобу и стал подниматься наверх.

Уперевшись в люк, он просунул левую руку под скобу, чтобы не упасть, а правой, напрягшись, стал отодвигать люк. Тот поддался и с металлическим скрежетом ушел в сторону. Свежий воздух и свет ворвались так внезапно, что Рома чуть не сорвался с лестницы. Он на несколько секунд, закрыв глаза, глубоко вдохнул, потом, поднявшись, высунул голову наружу и огляделся.

Первое, что он увидел, это мощеную камнем мостовую и идущих на него людей в черном. Рома хотел уже спуститься вниз, когда сзади его подхватили под руки и вытянули наружу.

– Опаньки, буржуй! – сказал голос слева. – Под землей спрятаться хотел, гнида.

Рома оглянулся направо, налево и увидел, что его держат матросы. В черных бушлатах, бескозырки черные, а перед ним целая демонстрация: все в черном, только флаги красные развеваются над ними и все идут на него.

Через какое-то мгновение толпа обступила их. Матросы, державшие Рому за руки, отпустили его и присоединились к товарищам, создав вокруг него черное кольцо.

– Ну что, братцы, затопчем буржуя, мать его ети, – выкрикнул матрос с кучерявой бородой. Глаза у него были красные, из левого покатилась слезинка.

– Давай, дави его! – раздались голоса в толпе. – На штыки его!

Вокруг Ромы кольцо сужалось. Он уже чувствовал их дыхание. Перегар вперемешку с чесноком и еще чем-то сладковатым. Что-то кольнуло в руку. Он посмотрел – это был штык винтовки. К нему приближались лица. Красные лица с красными глазами и улыбками без зубов. В каждой улыбке не было хотя бы одного зуба, а то и нескольких. Рома был на голову выше каждого из них и видел блеск штыков, подбирающихся к его горлу.

И тут он вспомнил Наумова, своего друга, который пел в караоке революционные песни. Рома попытался вспомнить. Как же это? Ну? И он вдруг грянул плохо поставленным голосом, зато громко:

 
И Ленин такой молодой,
И юный Октябрь впереди!
И Ленин такой молодой,
И юный Октябрь впереди!
 

Толпа как-то сразу отхлынула. На лицах матросов читались какая-то озадаченность и непонимание. Круг вокруг Ромы расширился, появилось свободное пространство. Матросы переглядывались друг с другом, и по их лицам было понятно, что они не знают, что делать.

Наконец, матрос с кучерявой бородой и красными глазами, прищурившись, посмотрел на Рому и спросил:

– Чего ты там про Ленина?

Рома, тяжело дыша после громкого исполнения песни, посмотрел на матроса.

– Песня про вождя. А что, не нравится?

– Хорошо. Про Ленина хорошо. Хотя…

– Товарищи! – раздался голос где-то сзади из толпы. – На Зимний! Вперед! УРА-А-А-А!!!

– УРА-А-А-А!!! – загрохотала толпа, у Ромы даже заложило уши, и матросы двинулись вперед, унося его в своих рядах.

Рома шел среди черных бушлатов, среди перегара и запаха пота, по мощеной булыжником мостовой, как вдруг кто-то схватил его под локоть и стал утягивать в сторону. Рома обернулся и под черной бескозыркой увидел знакомое бородатое лицо.

– Данила Сергеевич! – воскликнул он.

– Заткнись!

Они, наконец, вырвались из толпы матросов и остановились на обочине дороги. Данила Сергеевич снял бескозырку и вытер ею проступивший на лбу пот. Он снял с плеча винтовку и поставил ее прикладом на мостовую. Взглянув на Рому, покачал головой.

– Вы, сударь, ебонат? – спросил он.

– В смысле? – не понял Рома.

– Я тебе куда говорил лезть? В люк, наверх.

– Так я и полез, – Рома был возмущен. – Там этих люков по крайней мере три было. Вы не сказали, в какой из них. Пошел, увидел и…

– Ладно, тема закрыта, – Данила Сергеевич наклонил голову и шумно выдохнул. – Моя промашка. Теперь слушай внимательно. Вон видишь дом и там парадная. – Он показал рукой на противоположную сторону улицы. Там действительно стояли дома, примыкая друг к другу, и Рома, проследив по направлению, увидел трехэтажный желтый дом и подъезд с металлическим козырьком и темной дверью.

– Да, вижу, – сказал Рома. – И что, я…

– Подожди, – Данила Сергеевич надел бескозырку и снова стал бородатым матросом. – Ты войдешь в эту дверь, поднимешься по лестнице всего один пролет, это будет первый этаж. Там три двери – справа, слева и посередине. Сейчас понятно объясняю, все понял?

– Да понял я, понял, вы объясните, как…

– Заткни-и-и-ись, – протяжно сказал Данила Сергеевич.

Он вдруг оглядел Рому с ног до головы и спросил:

– Тебе не холодно?

И только после этого вопроса Рома вдруг ощутил, что дрожит от холода.

Он оглянулся по сторонам. Толпа матросов уже ушла, и улица опустела. Небо занесено тучами, моросил мелкий дождь, и ветер, хоть и несильный, пронизывал насквозь. «Осень», – определил Рома по редким деревцам с желтой листвой, росшим вдоль улицы. Серые дома казались безжизненными, и только тот желтый дом через дорогу выглядел, как неестественный желтый прыщ на больном теле. Он, дрожа, посмотрел на своего спутника.

– Давай-ка, иди сюда.

С этими словами Данила Сергеевич подошел к ближайшей парадной, в которую вели три ступеньки, сел на верхнюю и стал снимать с себя тяжелые башмаки. Справившись с этим занятием, он протянул башмаки Роме.

– Надевай, – сказал он.

– Зачем это? – удивился Рома.

– Твои кроссовки здесь не катят.

Рома наклонился и увидел свои растрепанные черные кроссовки. Они были до того мокрые, что, когда он чуть надавил пальцами ног, сквозь материю запузырилась вода.

– Надевай, надевай, размер у меня твой, грибка нет, все стерильно.

Рома взял башмаки, оперся плечом о стену дома, со скрипом стянул с себя кроссовки и просунул ноги в большие, как ему казалось, разбитые черные высокие башмаки.

Его мокрым замерзшим ногам вдруг стало так приятно, удобно и тепло, что он даже улыбнулся от блаженства, а потом удивленно посмотрел на Данилу Сергеевича.

– Что, хорошо? – усмехнувшись, сказал тот. – Специальные технологии. Подстраиваются под клиента, внутри обуви несколько стрекательных инъекций, ну, в общем, чтобы понятно было, такие маленькие шприцы с лекарствами, которые дозируются в зависимости от состояния. Моя же задача не только тебя из этой дыры вынуть и вернуть в твое время, а еще следить, чтобы ты был жив и здоров. Простудишься и бациллу какую-нибудь к себе притащишь отсюда, не дай бог. Премии, знаешь, тоже лишаться не хочется.

Данила Сергеевич, поднялся со ступеньки и стал снимать с себя черный матросский бушлат.

– Вы что делаете?! – Рома аж отступил на шаг назад.

Он смотрел на Данилу Сергеевича, как тот стоял босиком на каменной мостовой в каких-то черных, дырявых в нескольких местах расклешенных штанах, тельняшке, бескозырке и протягивал Роме бушлат. Между тем моросящий дождь все усиливался и ветер не стихал. Рома представил, как же ему холодно.

– Что вы делаете!? – повторил он.

– Надевай давай! – с этими словами Данила Сергеевич резко бросил ему бушлат, и Рома, поймав, прижал его к груди.

– А как же вы?

– Я-то? Я нормально, – сказал Данила Сергеевич, улыбнувшись.

Он подошел к Роме и стал натягивать на него бушлат.

– Вот так, – удовлетворенно сказал он, когда Рома застегивал пуговицы. – И последний штрих, чтобы голова не мокла. – Он снял с себя бескозырку и водрузил Роме на голову.

Улица по-прежнему была пуста, дождик капал, вдалеке раздались какие-то хлопки и крики неразборчивые.

– Данила Сергеевич, а где мы? – спросил Рома. Ему было тепло и уютно в этом бушлате, в этих сапогах. Он смотрел на своего спасителя, который стоял совершенно мокрый под этим пронизывающим ветром, но не дрожал и даже улыбался.

– Ты что, не понял еще? Семнадцатый год, 25 октября, ты что, историю не учил? Сейчас эти ребята, которые тебя из люка достали, пойдут Зимний дворец брать. Революция, брат.

– Революция?! А Ленин тоже здесь?

– Нет, Ленин позже приедет из Германии. – Данила Сергеевич, вдруг пристально посмотрел на Рому и схватил его за ворот бушлата.

– Ты чего, здесь хочешь остаться? На Ленина посмотреть вздумал, сука?

– Да нет, просто спросил. – Рома посмотрел за плечи Данилы Сергеевича и увидел, как в дальнем конце улицы, дома за четыре от них, из-за угла вышли трое человек в черном и все изрядно пошатывались. Сквозь моросивший дождь трудно было разглядеть, кто это, только размытые фигуры, но Рома почему-то понял, что это матросы.

Данила Сергеевич обернулся по направлению Роминого взгляда и чертыхнулся.

– Патруль, мать его.

Он схватил Рому под руку и потащил на противоположную сторону улицы, к желтому дому.

Они бегом пересекли мостовую и прижались к двери парадной, спрятавшись от дождя под козырьком.

– Слушай, – тяжело дыша сказал Данила Сергеевич, периодически поглядывая на приближающихся матросов. – Ты сейчас войдешь, поднимешься по лестнице, там три двери. Входишь в левую, она будет открыта, это коммуналка, квартира коммунальная, там несколько семей живет. Увидишь перед собой коридор и двери по бокам. Сразу же входишь в первую правую дверь, там справа будет стоять шкаф, а за ним, в полу, вход в подвал, такая крышка в полу. Понял?

Рома нервно поправил бескозырку. Вправо, влево, очень много информации, тем более в такой нервной ситуации.

– Эй, а ну стоять! – раздалось слева.

Они повернули головы. Три матроса были в каких-то пятидесяти метрах. Голос, который произнес фразу, был очень растяжным, говорившим о том, что его владелец сильно пьян. Один из них стал снимать винтовку с плеча, но как-то вяло, медленно, другой и вовсе шел, опираясь руками о стену дома.

– Давай, рви! – Данила Сергеевич открыл дверь парадной и втолкнул туда Рому.

– Так что подвал-то, чего делать?!

– Влезаешь в подвал и там увидишь!

– Что увижу?

– Бля, сам поймешь, некогда объяснять!! Вали!

– А как же вы?!

Данила Сергеевич выматерился, глаза у него были сумасшедшие, сильно ударил Рому в грудь кулаком, вталкивая внутрь, и захлопнул перед ним дверь.