Текст книги "Часовые времени. Незримый бой"

Евгений. 1906

Комната выглядела откровенно убого. Низкие потолки, стол, покрытый бумажной скатертью, давно не чищенный тускло-желтый самовар с глубокой вмятиной на боку, скромно притулившийся в углу, на стенах дешевые литографии.

– Чаю? – Стоявший перед Евгением чахоточного вида юноша смотрел на него так, словно удостоился лицезреть внезапно спустившегося с небес бога. Ну или ангела, на худой конец. Белугину же было откровенно скучно. В самом деле, стоит ли обращать внимание на чувства каких-то там никчемных человечишек, к тому же давным-давно – по его меркам, разумеется – превратившихся в прах? Нет, разумеется, и среди них попадались отдельные экземпляры, вполне достойные интереса человека другой эпохи – вот, к примеру, те же руководители партии, но этот…

– Благодарю, – сухо ответил Белугин, брезгливо наблюдая за тем, как огромный рыжий таракан бежит по столешнице, совершенно не боясь людей. – У меня мало времени, давайте лучше перейдем сразу к делу?

– Да-да, конечно! Но, право, я даже не могу предположить, чем наша ячейка может помочь комитету? – Чахоточный растерянно уставился на Белугина, смущенно разведя руками.

Что ж, вполне закономерный вопрос. Только вот ответить на него правдиво, учитывая сложившуюся ситуацию, Евгений, конечно же, не мог. Точнее, это было бы несколько опрометчивым шагом – расписаться перед рядовым партийцем в том, что лидеры организации, эти достойные, умные и многоопытные люди так бездарно облажались, позволив полиции не только застать их врасплох, но и потеряли при этом все собранные с таким трудом для подготовки акции средства… а, чего там, пора разбить юноше розовые очочки!

– Вы, должно быть, в курсе, что охранка провела недавно целую серию арестов и обысков? – начал издалека Белугин. – Многие наши товарищи попали в их лапы, разгромлено несколько подпольных типографий, мы потеряли почти все наши склады с оружием. Но, что самое печальное, во время налета жандармов на конспиративную квартиру комитета организация лишилась партийной кассы. К тому же погиб товарищ Аристарх. – Евгений сделал приличествующее моменту скорбное лицо. Что-что, а сожалеть всерьез о смерти старого бомбиста он вовсе не собирался. Да, тот, вольно или невольно, отвлек на себя внимание ворвавшихся в квартиру полицейских, дав остальным возможность ускользнуть через черный ход во время завязавшейся перестрелки, но никакой благодарности к нему у Белугина не было. Уж больно напряженные у них складывались в последнее время отношения. То ли старик в чем-то его заподозрил, то ли пронюхал что-то, но Евгений буквально спинным мозгом чуял, что Аристарх готов вот-вот вцепиться ему в горло. Так что, как ни крути, смерть – а газетчики уже во всеуслышание раструбили эту сенсационную новость – одного из руководителей нелегальной террористической организации оказалась Белугину на руку. Сложись все чуть иначе, и пришлось бы валить старика самому, а так… нет, карты легли удачно.

Правда, теперь залегшим на дно комитетчикам приходилось восстанавливать утраченные знакомства, связи, искать выходы на не пострадавшие ячейки, восстанавливая былое могущество. Но, если разобраться, так ли это плохо для планов «товарища Эжена»? В силу того, что он оказался чуть ли не единственным, кто мог без опаски передвигаться по улицам, поскольку лишь недавно прибыл из-за границы и еще не успел засветиться перед агентами полиции, руки у него были полностью развязаны, а возможный контроль со стороны соратников практически свелся к нулю. Они нынче отсиживались в маленькой тесной квартирке на Выборгской стороне, малопригодной для нормальной жизни нескольких человек, но зато стопроцентно неизвестной охранке. К тому же в ней заблаговременно создали небольшой запас еды, лекарств и оружия. Не было только денег.

– …Так вот, молодой человек, мне поручено привлечь вас к участию в эксе. Нам очень нужны наличные!

Юноша растерянно захлопал ресницами:

– Но позвольте, мы же никогда… то есть… нет, это решительно невозможно!

– Вы отказываетесь?

– Э-эээ… а я могу посоветоваться с товарищами?

– Нет! – жестко отрезал Белугин. – Разговоры, разговоры, разговоры… я по горло сыт пустой болтовней! – В доказательство своих слов Евгений чиркнул себя ребром ладони по горлу. – Вы мечтали о настоящем деле? Хотели заниматься не только суетливой беготней по явкам с пачкой прокламаций за пазухой, мелкой пропагандой среди подвыпивших рабочих или мышиной возней в ваших малочисленных ячейках?.. Я даю вам дело! Настоящее, без дураков. Здесь, как говорится, или грудь в крестах, или голова в кустах. Да или нет?

Чахоточный поежился. Его привычный мирок вдруг разлетелся вдребезги, а жизнь, пускай рутинная и совсем не выдающаяся, но такая спокойная, вдруг совершила резкий поворот, за которым отчетливо пахло порохом, кровью и смертью.

– А… что нам нужно делать? – Лихорадочный румянец залил его щеки, а глаза внезапно вспыхнули горячечным блеском.

«Ишь ты, петушок решил, что стал коршуном!» – ухмыльнулся про себя Евгений, но вслух сказал совсем другое:

– Я не сомневался, что вы примете верное решение, мой друг!.. План весьма прост: мы подстережем почтовую карету, перевозящую деньги, ликвидируем охрану и… вуа ля!

– Но как мы узнаем о маршруте и времени перевозки?

– Это уже моя забота. От вас требуется быть наготове, а по моему сигналу немедленно собраться в условленном месте. Детали, разумеется, обговорим заранее. Оружие получите сегодня вечером, я пришлю связного, он назовет адрес. Для успешного проведения экса желательно, чтобы в составе группы было как минимум пятеро. У вас найдется столько верных товарищей?

– Н-не знаю… – Запал молодого революционера пропал так же внезапно, как и проявился, и теперь он нервно кусал губы, бледнея все больше и больше.

«Как бы в обморок не грохнулся, возись с ним потом», – раздраженно подумал Белугин.

– Значит, узнайте! Вечером расскажете все связному. Все, я пошел. Нет, провожать меня не надо, я сам прекрасно найду дорогу. Да, вот еще что, я надеюсь, упоминать о том, что не следует много болтать языком, будет излишне? Вот и отлично.

«…Господи, а про Лешку по-прежнему никаких известий. И здешний куратор как-то уж очень честно смотрел на меня вчера, когда я зашел к нему разузнать подробности. Хотя, может, все это лишь плод моего больного воображения? Ты суслика видишь? Нет. А он есть!.. Да ну, ерунда, зачем им скрывать от меня что-то? Хотели бы, так навряд ли отправили в Россию, провели бы срочную эвакуацию еще в Париже, и всех делов. Ладно, не будем о грустном!

Итак, что мы имеем? Кучка желторотых юнцов, вряд ли понимающих, с какой стороны нужно браться за оружие, но мечтающих отдать жизнь за свободу всего трудового народа. Сомнительный такой материальчик, с тухлецой. Как бы не наделали в штанишки в самый неподходящий момент. Лучше бы, если вместо них оказалась пара-тройка взрослых мужичков, рассудительных и, непременное условие, желающих просто хорошо заработать – так вернее было бы. Обратиться к уголовникам? Рискованно: среди них наверняка полным-полно полицейских осведомителей, сдадут на раз-два. Впрочем, есть в этой идейке некое рациональное зерно, наверное, стоит хорошенечко обмозговать ее на досуге.

Так, ладно, запрошу местное отделение Службы на предмет разработки плана экса, а там посмотрим. Жаль, конечно, что нельзя привлечь кого-нибудь из своих, все прошло бы гораздо проще. Зашли бы в ближайший банк, распылили внутри один простенький составчик, и дело в шляпе. Проклятые условности! Сунуть бы сюда сейчас того умника, что разработал все эти дурацкие инструкции, и поглядеть, как он вертится, словно ерш на раскаленной сковородке. Мечты, мечты… Видите ли, минимальное должно быть воздействие!

Ладно, оставим лирику поэтам. Детишками придется пожертвовать, это факт. Вопрос только в том, чтобы поставить декорации таким образом, чтобы самому остаться в тени, но сорвать при этом банк. Ну, над этим пусть наши аналитики головы ломают, им за это нехилые денежки капают. А мне сейчас лучше всего сосредоточиться на основном задании, времени осталось всего ничего…»

Глава 3

Алексей. 1942

– Лежишь, твою мать! Сокол, бля! – Чужой сапог больно врезался в бок. Белугин, зашипев от пронзившей тело боли, плюнул на продолжающуюся бомбежку и вскинулся, чтобы ответить обидчику. Незнакомый старлей с искаженным гримасой ярости чумазым лицом, на котором выделялись удивительно чистые, ярко-синие глаза, возвышался над ним, потрясая кулаками. – Вставай, летун, покажи, чему тебя учили. Им вон покажи! – Он показал в сторону разворачивающихся для нового захода немецких бомбардировщиков.

Шестерка «лаптежников» настигла их колонну прямо в степи, ровной как стол – ни ямки, ни оврага. Зенитное прикрытие батальона, полуторка со счетверенной установкой пулеметов «максим», получила бомбу в числе первых и теперь догорала посреди дороги, внося дополнительный хаос взрывающимися в огне патронами, разлетающимися в разные стороны.

Колонна мгновенно рассыпалась. Кто-то упал на землю, кто-то бежал, не разбирая дороги. На командиров никто не обращал внимания. Отдельные храбрецы, сохранившие голову, пытались стрелять по пикировщикам из винтовок и пулеметов, но «юнкерсы» презрительно игнорировали эти разрозненные и потому малоэффективные попытки противодействия. Выстроившись в круг, они, словно на учениях, по очереди делали переворот через крыло и скользили вниз, оглашая окрестности леденящим душу воем сирен, сыпали бомбами и поливали мятущихся людей прицельными очередями пушек и пулеметов.

Белугин уже успел не раз проклясть тот миг, когда Ведерников принял приглашение комполка и отправился в тыл с отводимым на переформирование потрепанным стрелковым батальоном.

– Так безопаснее будет, товарищ комиссар, – объяснял им майор, безмерно счастливый после того, как высокий московский гость так вовремя вмешался и помог отразить вражескую атаку. – Местные иногда шалят, чего греха таить, могут напасть на одиночный автомобиль или всадника. Недавно фуражиров наших обстреляли, двоих убили, а одного тяжело ранили.

– Почему же вы не наведете у себя в тылу порядок? – осведомился Ведерников, недовольно поджав губы.

– А где их искать, они ж эти места как свои пять пальцев знают, – вздохнул с тоской майор. – Стрельнут – и деру, поди поймай. Мы даже не знаем точно, кто это. То ли казаки, то ли чеченцы. Но опытные, сволочи, места для засад всегда очень грамотно выбирают.

– Безобразие! Кто на вашем участке фронта отвечает за охрану тыла? Заболотный, обязательно запиши фамилию. Вернемся в Москву, напомнишь. – Сержант госбезопасности, выполнявший при комиссаре функции и охранника, и адъютанта, молча кивнул и тут же сделал пометку в маленьком блокнотике.

Сейчас Заболотный лежал на земле неподалеку от перечеркнутой пулеметной очередью и накренившейся на левый бок «эмки», неловко раскинув руки в стороны, а на спине у него медленно расплывались два больших темных пятна.

– Исчезни, лейтенант! – отрывисто приказал Ведерников, слегка приподнявшись таким образом, чтобы стали видны его знаки различия. – Иди лучше бойцов своих положи, а то носятся по полю, как бараны!

Старлей подавился готовым вот-вот вырваться ругательством, заметив три ромба в петлицах незнакомого командира, затем безнадежно махнул рукой и пошел ссутулившись куда-то в сторону, совершенно не обращая внимания на продолжавшийся налет.

– Смерти ищет, – уверенно сказал Ведерников, провожая его долгим взглядом. – А ты чего встал? Ложись!

Белугин покорно плюхнулся наземь. Очень вовремя – раздавшийся неподалеку взрыв больно стеганул их сухими комьями земли.

«Гауссовку» я зря утопил, – думал Алексей, закрыв голову руками и вздрагивая всем телом, когда земля под ним в очередной раз подпрыгивала, а горячая воздушная волна прокатывалась совсем низко, неприятно обжигая и сбивая дыхание. – Сейчас бы мигом ссадил этих тварей!»

Наконец фрицы улетели. То ли сочли свою задачу выполненной, то ли у них просто заканчивалось горючее и боезапас. Гул моторов постепенно затихал, удаляясь на запад, и теперь над степью разносились лишь команды командиров, собирающих своих подчиненных, стоны раненых и призывы санитаров.

– Придется, судя по всему, на своих двоих дальше добираться, – сказал Ведерников, отряхивая форму. – Машина наша, похоже, приказала долго жить.

– И Заболотный погиб, – вздохнул Алексей. – Я к нему подходил, думал, может, ранен, да куда там.

– Жаль, – равнодушно заметил чекист, – неплохой был паренек, исполнительный. Документы его забрал?

– Да.

– Молодец. Тогда двинули. Нам к вечеру нужно непременно попасть вот сюда. – Комиссар раскрыл планшетку и ткнул пальцем в помеченную красным точку, обозначавшую полевой аэродром. – Там нас будет ждать самолет. Идти километров десять, так что лучше поспешить.

– Но разве не лучше отправиться туда вместе с батальоном? – удивился Белугин.

– Они еще часа полтора здесь провозятся, – уверенно заявил Ведерников, окидывая место бомбежки опытным взглядом. – Пока соберут убитых и раненых, пока то да се… нет, ждать не имеет смысла, времени в обрез.

– Может, попросить у них какой-нибудь транспорт?

– Ага, «Роллс-Ройс» с личным шофером и баром в придачу, – ухмыльнулся чекист. – Пошли уже. Если верить карте, через три километра будет казачий хутор. Так что, даст бог, разживемся там лошадьми.

Десятка полтора домишек, серьезно пострадавших от обстрелов и налетов, слепо таращившихся провалами выбитых дверей и окон – вот и весь хутор. Эта картина предстала перед ними спустя минут сорок. Было тихо и безлюдно, как на кладбище. Разве что журавль колодца слабо раскачивался на ветру, противно поскрипывая.

– М-дя, – разочарованно сплюнул в дорожную пыль Белугин. – Вряд ли здесь кто живой остался. Не говоря уже про лошадей.

– Уверен? – прищурился Ведерников, хищно вперившись недобрым взглядом в какую-то видимую лишь ему одному точку. – Тогда скажи-ка, дружок, что вон там такое?

Алексей проследил указанное направление и едва удержался от возбужденного восклицания. Возле самой дальней от них хаты, из трубы которой вился слабый дымок, едва заметная в развалинах, торчала коричневая конская голова с белой отметиной на носу и длинной черной гривой.

– Вы прям волшебник, товарищ комиссар! Подойдем поближе?

– Только аккуратно, помнишь, что комполка нам говорил? Вдруг это как раз те самые неуловимые мстители. Сделаем так: я обойду этот дом слева, а ты справа. Понаблюдаем чуток, а после уж на месте решим, что делать. И, я настоятельно тебя прошу, никакой самодеятельности или опрометчивых поступков. Договорились?

– Есть никаких поступков! – покраснел Белугин. – Разрешите выполнять?

– Действуй! – Ведерников достал из кобуры пистолет, дослал патрон и нырнул в узкий проулок. Алексей, слегка замешкавшись, последовал его примеру и двинулся в соседний, стараясь передвигаться как можно более незаметно.

К подозрительной хате они подобрались почти одновременно. Белугин опоздал совсем чуть-чуть – комиссар уже сидел, опустившись на одно колено, возле разбитого сарайчика с провалившейся крышей и отчаянно жестикулировал, пытаясь привлечь его внимание.

Сначала капитан не понял, что от него требуется, но потом догадался. Ведерников показывал, чтобы он вышел прямиком во двор. Алексей старательно изобразил недоумение: а как же, мол, понаблюдать? Но комиссар скорчил угрожающую физиономию и погрозил ему кулаком.

– Бог с тобою, золотая рыбка! – произнес вполголоса Белугин и, взяв на изготовку пистолет, чтобы немедленно открыть огонь в случае опасности, медленно поднялся из-за плетня. Сделал пару шагов… а потом замер, потому что из окна прямо на него смотрел конусовидный пламегаситель «дегтяря».

– Пистолетик-то брось, – лениво посоветовал ему невидимый человек. – И приятелю своему скажи, чтобы не баловался, а выходил с поднятыми руками. А не то я вас обоих сейчас перекрещу на полдиска!

Белугин кинул отчаянный взгляд в сторону Ведерникова. Комиссар выглядел обескураженным.

– Ну?! – с угрозой сказали из дома.

– Спокойно! Я уже выхожу, – чекист поднялся из своего укрытия и встал в полный рост.

Несколько томительных мгновений ничего не происходило. Алексей чувствовал, как по лицу из-под фуражки бежит едкая капля пота, но боялся шевельнуться, чтобы не схлопотать ненароком пулю. И вдруг в доме что-то упало и кто-то изумленно матернулся:

– Антипов!.. Ротмистр Антипов!!!

Белугин скосил глаза. На лице Ведерникова застыло величайшее изумление вперемешку со стремительно разливающейся бледностью…

Евгений. 1906

Четверых приведенных чахоточным юношей парней Белугин умело расставил по обеим сторонам улицы так, чтобы почтовая карета с началом заварухи оказалась под ударом сразу с нескольких направлений.

– Действуем строго по плану! – предупреждал он каждого, отмечая для себя с растущим неудовольствием, что почти все молодые революционеры откровенно трусят.

«Как бы все дело не провалили, – озабоченно размышлял Евгений. – Может, стоило им перед выходом дать кокаина или заставить опрокинуть по стопочке? А, ладно, теперь уже поздно что-либо менять. Будем надеяться, что их хватит на то, чтобы отвлечь казаков конвоя и создать на улице побольше паники. Эге, а ведь мне пора. – Белугин с досадой посмотрел на циферблат своих карманных часов. – Надо же, сколько я с ними проваландался!»

– Только по плану! – еще раз строго повторил он, пристально глядя в глаза последнему из боевиков, одетому в синюю косоворотку низенькому крепышу с лицом калмыка. – Удачи.

Первый взрыв грянул, когда Белугин просил хозяина магазина, пожилого костлявого немца, показать ему роскошное бриллиантовое колье.

– О, mein Gott![2]2
  Mein Gott (нем.) – мой Бог.


[Закрыть] Что это? – тревожно вскинулся ювелир, с испугом оборачиваясь к окну. – Вы слышали?

Евгений неопределенно пожал плечами. Странный вопрос, конечно слышал. Тем паче что он сам все это и устроил.

На улице грохнуло во второй раз. Жалобно задребезжали стекла. Сухо треснул выстрел, а следом, точно дожидаясь сигнала, взахлеб, наперегонки зачастили другие. Им ответила винтовка, а после небольшой паузы еще одна.

– Убили! – донесся до Белугина и испуганно присевшего за прилавком немца истошный женский крик. – А-аааа!!!

– Полицию! Надо немедленно вызвать полицию! – Ювелир, вытаращив глаза, со страхом и затаенной надеждой смотрел на Евгения.

– У вас есть телефон?

– Что? Ах, да, телефон… нет, откуда?

– Вот и хорошо!

– Простите, я не понимаю. – Немец закрыл голову руками, потому что новый взрыв раздался совсем близко.

Воспользовавшись моментом, Белугин сноровисто извлек «наган» и ловко перемахнул через прилавок. Взгляд выхватил белое как мел лицо, безумные глаза, открытый для крика рот… Удар! Под ручкой револьвера что-то неприятно треснуло, будто сухой прут переломили пополам. Ювелир начал медленно заваливаться назад, сползая по стене.

Евгений, не испытывая абсолютно никакого волнения, спокойно обошел прилавок, не торопясь подошел к входной двери и тщательно запер ее. Аккуратно выглянул наружу. По улице бежали пригнувшись орущие что-то неразборчивое люди, от завалившейся набок кареты валил дым неприятного белесого цвета, в котором метались неясные тени. Пальба не прекращалась. Где-то вдали уже слышались длинные трели свистков городовых. Надо было поторапливаться.

…Старинное тяжелое кольцо с большим сапфиром призывно подмигнуло ему из безжалостно разбитой витрины и скрылось в темном зеве саквояжа, когда из двери, ведущей во внутренние помещения магазина, неожиданно выскочила толстая седая старуха. Белугин в этот момент как раз шел к кассе, застегивая на ходу замок.

– Генрих, Генрих… Кто вы такой?.. Что вам здесь нужно?!

– Что ж тебе дома-то не сиделось, старая карга! – сказал с досадой Евгений и ударил наотмашь. Женщина упала без единого звука и больше не шевелилась. Белугин споро опустошил кассу, а затем полез под прилавок, где ювелир держал футляры с украшениями. В принципе можно было вообще ограничиться одним только сейфом и уже добытыми драгоценностями, но возиться с хитроумными запорами не хотелось. Да и времени было жалко. Того и гляди, к месту нападения на карету прибудут полицейские, оцепят район, начнут хватать всех, кто покажется им подозрительным, и тогда уйти незамеченным будет очень сложно.

– Помогите! – Кто-то громко стучал в дверь, отчаянно дергая за ручку. – Умоляю, помогите! Откройте!

Евгений осторожно выглянул из-за прилавка, стараясь держаться так, чтобы его не было видно. Рассмотреть ломившегося в магазин человека не получалось, и Белугин вытянул шею повыше.

О-ля-ля, как говорят лягушатники! Какая встреча! Тот самый чахоточный юнец – Евгений постоянно забывал его имя – не то Леонид, не то Вадим, с белым как мел лицом, растрепанными волосами и длинной свежей царапиной на щеке, прильнул к стеклу и силился рассмотреть что-нибудь в полутемном помещении.

Ах, как он не вовремя! Того и гляди, привлечет к этому месту ненужное внимание. Что ж, ты сам выбрал свою судьбу. Белугин решительно поднялся и быстрым шагом направился ко входу. Чахоточный, заметив его, удвоил усилия, пытаясь ворваться внутрь.

– Да тише ты, малахольный! – сердито прикрикнул на него Белугин, поворачивая ключ. – Дверь сломаешь. – Другой рукой он взвел «наган», приготовившись выстрелить, как только боевик окажется в магазине.

– Помоги… – пискнул жалобно юноша и вдруг, повернув голову, отчаянно вскрикнул и побежал вниз по улице. Евгений ошарашенно уставился ему вслед, не понимая, что так напугало его незваного гостя.

Огромная тень быстро пронеслась мимо, заставив Белугина отшатнуться. Оглушительная дробь подков по булыжной мостовой, страшный свист воздуха, рассекаемого занесенной шашкой, стремительный росчерк стали, звук удара и предсмертный стон оседающего человека, чья голова вдруг раскололась, как гнилой арбуз, – все это заняло буквально несколько секунд. А потом бородатый казак в фуражке с голубым околышем поднял заржавшего коня на дыбы, свирепо гикнул и помчался стрелой дальше, преследуя бегущих по улице людей.

Уф-ффф! Оказывается, все это время Евгений стоял замерев, не дыша. Ребристая рукоятка револьвера почему-то оказалась влажной, и Белугин, с трудом разжав сведенные судорогой пальцы, тщательно вытер мокрую ладонь прямо об пиджак. Варвары! Какие они здесь все-таки варвары! А он, слюнтяй, еще, помнится, мучился, размышляя в свое время о том, насколько нравственно столь легко и бесцеремонно ломать судьбы аборигенов, даря и отнимая их никчемные жизни, вторгаясь в промысел божий. Нет, больше никаких соплей, только дело!

Поздно ночью, когда утомленная любовью Ольга лежала, прижавшись к нему горячим, словно печка, телом, Евгений, небрежно раскуривая папиросу, лениво ответил на заданный ею вопрос уже без малейших колебаний:

– А почему я должен жалеть этого юношу? Идя в террор, он сам выбрал свою возможную судьбу. В конце концов, разве не лучше, прежде всего для него самого, погибнуть сейчас, в один миг, нежели мучиться несколько лет, медленно угасая из-за разъедающей его тело изнутри болезни? И потом, дорогая, так ли важны все эти винтики, обслуживающие беспощадную машину под названием Революция? Главное – это конечный результат, а все остальное вздор! Вздор и мелочи. Чем террор отличается от иных составляющих революционной «работы»? Ничем!

– Но ты, ты сам готов умереть? – Ольга приподнялась над ним и заглянула прямо в лицо.

– Ты знаешь позицию партии по этому вопросу не хуже меня. В обязательном порядке должно существовать разделение труда, если хочешь: одни идут на смерть, другие ими руководят и направляют. Цинично? Возможно. Но такова жизнь. Впрочем… – Белугин глубоко затянулся и хладнокровно добавил: – Если понадобится, то я смело шагну на эшафот, не сомневайся!

– Да-да, конечно. – Ольга опустила голову ему на грудь. – Прости, сама не знаю, что это на меня нашло… Скажи, а те деньги и драгоценности… ну, что ты принес сегодня… они разве из почтовой кареты?

– Это важно?

– Да… не знаю… пожалуй, что нет.

– Спи. – Евгений ласково провел по волосам доверчиво прильнувшую к нему девушку. А про себя подумал: «Даст бог, и я поймаю на эту бриллиантовую наживку ту жирную рыбину, что покамест так удачно прячется от меня, и вот тогда…»

Когда Ольга снова посмотрела на него, Белугин уже спал, а на губах его застыла кривая улыбка.