Текст книги "Битва трех императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799 – 1805 гг."

Олег Соколов, Дмитрий Пучков
Битва трех императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799–1805 гг.

© ООО Издательство «Питер», 2019

© Серия «РАЗВЕДОПРОС», 2019

© Олег Соколов, 2006

© Дмитрий Goblin Пучков, 2019

* * *

Предисловие

Книгу, которую вы держите в руках, решительно хочется рекомендовать всем любителям как военной истории, так и истории вообще. Прежде всего потому, что эта книга построена на огромном количестве архивных источников, причем источников не только русских, но и французских. Нечасто можно отыскать в военно-исторической литературе книгу, автор которой является патриотом своей страны, но в то же время блистательно знает культуру, язык и обычаи страны, с которой Россия воевала. Олег Валерьевич Соколов говорит на французском языке как на родном, неплохо владеет другими иностранными языками, работал во французском военном архиве, в Национальном архиве Франции и других собраниях документов по истории этой страны. Так что книга его имеет богатейшую документальную основу.

И, несмотря на обилие документов, эту книгу никак не назовешь занудной. Она написана очень легко и читается, несмотря на всю ее серьезность, почти как роман. Один из читателей Соколова сказал следующее: «Его книги по военной истории – единственные, которые понятны даже без карты». Данное мнение глубоко разделяю. Книга читается легко, даже самые сложные военные операции описаны ясным и простым языком.

Нельзя не отметить, что Соколов – не просто историк и теоретик. Олег Валерьевич является основателем движения военно-исторической реконструкции в нашей стране. Да, именно основателем, а не «одним из основателей». Именно он в далеком 1976 г. собрал вокруг себя совсем молодых ребят, которые впервые попытались воссоздать нечто похожее на мундиры армии начала XIX в. Изначально несколько наивное увлечение со временем переросло в нечто более серьезное, в перестройку вышло из подполья, а потом распространилось по всей стране. И теперь этим интереснейшим занятием увлечены десятки тысяч людей.

Во время реконструкций, проводимых Соколовым, ему часто приходилось решать на поле «боя» задачи, близкие к тем, которые решали боевые офицеры в наполеоновскую эпоху. Так, на поле реконструкции сражения при Ватерлоо в 2015 г. под командованием Соколова было 1,5 тыс. пехотинцев из 5 тыс. участников. Без сомнения, управление подобными массами войск, построенных и действующих как солдаты начала XIX в., может научить весьма и весьма многому. Конечно, это не участие в реальном бою, но как минимум командование маневрами в точном соответствии с регламентами наполеоновской эпохи. Именно поэтому человек, объехавший на коне поля многих наполеоновских сражений и, в частности, огромное Аустерлицкое поле, изучивший на практике многие проблемы управления батальоном или эскадроном, может гораздо глубже прочувствовать и понятней изложить то, что происходило более двухсот лет назад.

Конечно, все это имеет смысл только тогда, когда подкрепляется тщательным изучением первоисточников, долгой работой в архивах с подлинниками писем и приказов изучаемого времени. У Соколова это в наличии в самой полной мере.

И здесь я хочу обратиться к еще одному достоинству предлагаемой книги. Она практически полностью построена на изучении синхронных источников, документов, исходящих из той эпохи и несущих в себе подлинный дух того времени. Ведь для многих историков описание наполеоновских кампаний сводится к пересказу своими словами более ранних исторических работ. Ничего подобного в книге Соколова нет. Данная книга – попытка осмыслить людей и эпоху, опираясь прежде всего на документы именно того времени, очищенные от последующих наслоений, которые так часто искажают весь смысл и правду об эпохе.

Разумеется, есть в произведении и спорные моменты. Однако, каким бы неожиданным ни был для читателя образ Александра I, нельзя не сказать, что он построен исключительно на реальных документах, исходящих непосредственно от самого императора Александра. На тех документах, о которых можно сказать только то, что факт – вещь упрямая. Автор нашел ряд интереснейших бумаг, которые до него никто не вводил в научный оборот. Чего только стоит дневник австрийского военного атташе барона Штуттерхайма, который до выхода первого варианта этой книги совершенно не был известен историкам!

Вообще в данной книге политике уделено столь же много места, как и военным операциям. И в этом смысле должен сказать, что редко можно увидеть книги, где автор так умело сбалансировал вопросы политические и вопросы военные. Как известно, «война есть продолжение политики другими средствами». Вся война 1805 г. была пронизана политической составляющей, и Соколов мастерски отражает это на страницах своего произведения.

В общем же могу сказать только одно: эту книгу не должен пропустить ни профессионал от истории, ни толковый любитель. Настоятельно рекомендую к прочтению.

Дмитрий Goblin Пучков

Введение

В 2006 г. вышла в свет монография автора настоящей работы «Аустерлиц. Наполеон, Россия и Европа 1799–1805 гг.». Сейчас она стала библиографической редкостью и возникла необходимость переиздать эту книгу. Однако за время, прошедшее с написания предыдущего исследования, было найдено немало новых документов, которые хотя и не изменяют принципиально положения вышедшей в свет работы, но серьезно их дополняют и углубляют, а часто лучше подкрепляют эти положения. Именно поэтому мы посчитали возможным издать книгу под новым названием, которое, как кажется, отражает точно тематику исследования: «Битва трех императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799–1805».

Серьезные исторические монографии принято начинать с историографической главы. Зачастую эту главу либо вообще не читают, либо читают по диагонали, так как она состоит из длинного и скучного перечисления книг, напоминая в общем больше всего телефонную книгу. Конечно, читать такое сложно, а зачастую и малополезно. Однако обещаем, что данный историографический обзор не будет слишком нудный.

И причина здесь вовсе не в каких-то сверхъестественных способностях автора. Все очень просто – если о войне 1812 г. написаны на русском языке тысячи книг и десятки тысяч статей, то по истории 1805 г. количество таких работ можно пересчитать по пальцам. Причина очень простая. Война 1805 г. рассматривалась большинством российских историков, во-первых, как не слишком блестящий эпизод в истории русской армии, а во-вторых, лишь как некий пролог к славной Отечественной войне 1812 г., введение, о котором необходимо написать для порядка несколько строк.

Именно так описывали эту кампанию в многочисленных дореволюционных исторических работах, посвященных правлению Александра I. Именно так она представлена в книгах ведущих советских военных и невоенных историков Е. В. Тарле, П. А. Жилина, А. З. Манфреда, именно так она выглядит в трудах современных ведущих российских историков и, в частности, одного из самых крупных из них В. М. Безотосного.

В подобном контексте война 1805 г. рассматривалась крайне упрощенно. Обычно ей было отведено несколько страниц, из которых читатель мог узнать, что Наполеон в перспективе угрожал России (что воспринимается вполне естественно, ибо через семь лет начнется Отечественная война) и поэтому Александр решил присоединиться к антифранцузской коалиции. Далее случилась небольшая война, где-то в центре Европы. Увы, она была неудачной, но это, в общем, маловажно, так как Россия вскоре возьмет убедительный реванш в «настоящей» войне 1812 г. и русские войска вступят в Париж.

Но на самом деле война 1805 г. была крупнейшим международным конфликтом, открывшим за собой череду Наполеоновских войн. Войной, которая была не маловажным эпизодом, а событием крупнейшего международного значения. Она во многом предопределила дальнейшее развитие событий на европейском континенте. Не война 1805 г. объясняется через Отечественную войну 1812 г., а как раз наоборот, война 1805 г. предопределила и во многом послужила причиной войны 1812 г.

В этом смысле война Третьей антифранцузской коалиции, вне всякого сомнения, заслуживала и заслуживает самостоятельного исследования. Для понимания этого конфликта и участия в нем России необходимо изучить международную обстановку, ту, которая сложилась накануне войны 1805 г., а не пользоваться объяснениями через последующие события.

Мало кто из российских историков занимался войной 1805 г. в подобном ключе. Тем не менее ряд исследователей посвятили свои труды этому конфликту. Так, первой крупной работой на русском языке о войне 1805 г. стала книга выдающегося русского военного историка А. И. Михайловского-Данилевского «Описание первой войны императора Александра с Наполеоном в 1805 г.»[1]1
  Михайловский-Данилевский А. И. Описание первой войны императора Александра с Наполеоном в 1805 г. 1844.


[Закрыть], вышедшая в Санкт-Петербурге в 1844 г.

Александр Иванович Михайловский-Данилевский был почти что участником событий. Он родился в 1789 г. Уехал для обучения за границу и, получив прекрасное образование в Геттингенском университете, вернулся на родину в 1811 г., а в 1812 г. вступил в Петербургское ополчение. Будучи широко образованным человеком, тотчас же был взят Кутузовым в адъютанты. Участвовал в сражении при Бородине, был ранен при Тарутино, участвовал в Заграничном походе русской армии, был свидетелем Венского конгресса 1815 г., хорошо лично знал императора Александра I. Так что, не будучи непосредственным участником войны 1805 г., Михайловский-Данилевский общался почти со многими главными деятелями этого времени с русской стороны. Так что книга Михайловского-Данилевского ценна именно тем, что она построена не только на документальных материалах, но и на значительном количестве устных свидетельств современников.

Но на этом достоинства книги и кончаются. Написанная в качестве сугубого официоза председателем Военно-цензурного комитета, которым Михайловский-Данилевский стал в 1835 г., эта работа, разумеется, не могла быть объективным исследованием. К тому же документы, исходящие из французского лагеря, историку были практически недоступны. К моменту написания книги Михайловского-Данилевского было издано лишь незначительное количество французских мемуаров об этом периоде, сборников документов еще не появилось, а во французских архивах автор по вполне понятным причинам не работал. Так что книга Михайловского-Данилевского является однобоким официозом, хотя и написанная человеком, хорошо осведомленным о политических событиях своего времени и, без сомнения, великолепно знающим вооружение, тактику и образ войны того времени.

Практически то же самое можно сказать о другой значительной дореволюционной работе, посвященной войне 1805 г. Это шеститомная книга генерала Модеста Ивановича Богдановича «История царствования Александра I и России его времени»[2]2
  Богданович М. И. История царствования императора Александра I и России в его время. 1869–1871: В 6 т.


[Закрыть], вышедшая в 1869–1871 гг. В этом произведении значительное место отводится войне 1805 г. Ей посвящена часть первого тома и половина второго. В общем можно сказать, что работа М. И. Богдановича – это вполне подробная история политической и военной составляющей войны Третьей коалиции.

Книга, написанная в эпоху царя-освободителя Александра II, конечно, значительно более свободно трактует военно-политические сюжеты начала XIX в. Автор, хотя и младший современник Михайловского-Данилевского (Богданович родился в 1805 г. и стал офицером в 1823 г.), разумеется, великолепно знает специфику русской армии того времени, которая, в общем, была довольно близка по своему составу, формированию и вооружению войскам самого начала XIX в.

При несомненных достоинствах книга Богдановича имеет те же недостатки, что и работа Михайловского-Данилевского. Автору были практически неизвестны французские документы, хотя, конечно, на недостаток мемуаров, а также французской и австрийской исторической литературы в эту эпоху нельзя было пожаловаться. Богданович также мог пользоваться «Корреспонденцией императора Наполеона», которая как раз публиковалась в эти годы. В частности, том, посвященный войне 1805 г., вышел в 1863 г., то есть за несколько лет до появления работы Богдановича. В общем же работа Богдановича при всех ее несомненных достоинствах едва ли может рассматриваться как всеобъемлющий труд в современном смысле этого слова.

Наконец, еще одна серьезная работа о войне Третьей коалиции вышла до революции. Это две небольшие книги Г. А. Леера о начале войны 1805 г. и непосредственно об Аустерлицкой операции. Книги появились в 1887 и 1888 гг.[3]3
  Леер Г. А. Война 1805 года. Ульмская операция. 1887; Леер Г. А. Война 1805 г. Аустерлицкая операция. 1888.


[Закрыть] Генрих Антонович Леер, генерал и профессор Академии Генерального штаба, в своей работе подчеркнуто сух и внешне беспристрастен. Однако его книга, которая выглядит с виду очень научно, на самом деле построена на весьма узком круге источников. Несмотря на тяжеловесный язык, она полна фактических ошибок в отношении тактических и оперативных вопросов. Что же касается политики, автор вообще предпочитает затрагивать этот вопрос лишь чисто символически[4]4
  Интересно, что другой выдающийся русский военный историк, также профессор Академии Генерального штаба, трудившийся там в начале XX в., Алексей Константинович Баиов, посвятивший седьмой том истории русского военного искусства времени Александра I, вообще не говорит о войне 1805 г.! Баиов начинает описание боевого пути русского войска в эпоху Александра I сразу с кампании 1807 г.


[Закрыть].

В общем же ни работа Михайловского-Данилевского, ни Богдановича, ни Леера не может рассматриваться как серьезная научная работа с учетом современного развития исторической науки.

С тех пор до появления в 2006 г. книги автора настоящей работы «Аустерлиц. Наполеон, Россия и Европа 1799–1805 гг.»[5]5
  Соколов О. В. Аустерлиц. Наполеон, Россия и Европа, 1799–1805 гг. М., 2006.


[Закрыть] на русском языке не было опубликовано всеобъемлющего труда об истории войны 1805 г. Правда, в 2008 г. вышла работа Е. В. Мезенцева «Война России с наполеоновской Францией в 1805 г. (действия русской армии в составе 3-й антифранцузской коалиции)»[6]6
  Мезенцев Е. В. Война России с наполеоновской Францией в 1805 г. М., 2008.


[Закрыть]. Если почитать список источников и литературы в конце этой книги, то можно предположить, что перед нами действительно глубокое научное исследование войны Наполеона с коалицией в 1805 г. Однако, как это ни удивительно, автор, судя по всему, либо не читал перечисленные им сборники документов, либо по каким-то причинам не принял их во внимание. В описании политических причин и хода боевых действий он даже больше уходит в стиль официоза эпохи Николая I, чем Михайловский-Данилевский, зачастую повторяя просто нелепые легенды.

Так, например, Багратион у него сражается под Шенграбеном с десятикратно превосходящими силами французов! Напомним, что согласно официальной легенде, почти что принятой как постулат в русской исторической литературе, у французов было здесь пятикратное преимущество. Но Мезенцеву даже этого показалось мало.

Все остальное выстроено по этому же принципу. И эта книга, мягко говоря, не может считаться исчерпывающей историей войны Наполеона с Третьей коалицией.

Что же касается иностранной литературы и, прежде всего, французской, здесь нет недостатка в исследованиях, посвященных войне 1805 г. Для многих французских историков Аустерлиц – это некая «победа-образец», блистательное проявление военного гения Наполеона и самая яркая страница его военной биографии. Неслучайно поэтому с 20-х гг. XIX в. вплоть до сегодняшнего дня во Франции выходили подробные и не очень подробные истории этого похода, научные и не очень научные, а также книги, которые можно было бы охарактеризовать просто как бульварные.

Однако вся эта литература самого разного качества характеризуется отсутствием знаний о русской стороне. Что говорить, если даже современный французский историк, претендующий на звание самого глубокого исследователя войн наполеоновской Франции, Ален Пижар совершенно серьезно написал в своей гигантской монографии «Наполеоновская армия»[7]7
  Pigeard A. L’armée napoléonienne. Paris, 1993. P. 855.


[Закрыть], что под Дюренштейном[8]8
  В русской военно-исторической литературе – сражение под Кремсом.


[Закрыть]11 ноября 1805 г. 5 тыс. французских солдат дивизии Газана разбили 30-тысячный русский корпус и нанесли ему потери в 12 тыс. убитых и раненых!

Вот уж поистине полная неосведомленность о противнике! Конечно, выдающиеся классические военные историки эпохи торжества серьезной позитивистской военной истории в начале XX в., знаменитые Аломбер и Колен, опубликовавшие громадный сборник документов о войне 1805 г.[9]9
  Alombert P.-C., Colin J. La campagne de 1805 en Allemagne. Paris, 1902–1908. 4 vol.


[Закрыть], не писали подобной ереси, но и они с трудом представляли себе, что происходит по другую сторону линии, разделяющей войска, и уж точно не могли вникнуть в политические перипетии этих событий, так как не работали в русских архивах, а внешнеполитические документы российской стороны практически не были тогда еще опубликованы.

Мы не будем мучить далее читателя перечислением всех многочисленных работ русских, французских, австрийских, английских и т. д. Скажем только, что, по нашему глубокому убеждению, автор настоящей работы впервые попытался исследовать подробно источники обеих сторон конфликта, рассматривая внимательно и скрупулезно документы как русских, так и французских архивов. Сверх этого проработал тысячи опубликованных документов: письма, записки и дневники современников – и, не пренебрегая воспоминаниями, отдавал предпочтение исключительно синхронным документам, тем, которые несут гораздо более точное видение событий, чем искаженные кривым зеркалом времени мемуары.

Все эти источники читатель будет постоянно встречать в тексте книги, а также найдет в пространном списке источников и литературы, приложенном в конце данной работы. Не нам судить об успешности представленного вниманию читателей исследования, но автор может заверить, что изложенное в книге покоится на серьезном документальном фундаменте.

Глава 1. Россия и Франция в конце XVIII в.

Мы приближаемся к моменту, когда великий народ, с которым мы ведем войну, будет нам предписывать законы и заставит заключить мир; нельзя не восторгаться этим народом, вчера я взял в плен гусарского офицера, поведение которого было так благородно, что можно прийти в отчаяние, не встречая таковых у нас.

Из письма саксонского офицера Тильмана, 1796 г.

Начнем с того, с чего обычно не начинают, о чем часто просто не пишут или упоминают лишь вскользь, – с численных величин.

Выдающийся немецкий историк Ганс Дельбрюк справедливо отметил: «Военно-исторические исследования… лучше всего начать с подсчета численности войск. Числа играют решающую роль, не только для вычисления соотношения сил… но и безотносительно сами по себе. Передвижения, легко совершаемые отрядом в 1000 человек, являются уже весьма затруднительными для 10 000 человек, чудом искусства для 50 000 и невозможным для 100 000»[10]10
  Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. 1994. Т. 1. С. 36.


[Закрыть]. То же самое можно сказать и о политических вопросах. Без знания того, каким удельным весом обладало на международной арене то или иное государство, просто немыслимо исследовать его политику… а это, увы, сплошь и рядом встречается.

Итак, поговорим о числах… На рубеже XVIII–XIX вв. Европа выглядела совсем иначе, чем теперь… Эта фраза кажется банальностью, но она не столь наивна, как может показаться. Речь идет не об отсутствии автомобилей, самолетов, современных средств связи и т. п. в то время. Это вполне очевидно. Речь идет об ином соотношении сил европейских государств, об ином весе самой Европы во всем мире. Нелишне заметить, что и менталитет людей, их понятия о добре и зле, войне и мире, свободе и справедливости также были иными.

Но оставим моральные величины на потом и обратимся к сухим цифрам. Тогда Европа для европейцев означала мир, можно сказать, весь мир. Происходившее на других континентах имело лишь малое значение для судеб этой самой главной части планеты. «Неважно, что Европа – это самая маленькая из четырех частей света[11]11
  Австралии в момент написания Энциклопедии еще не знали.


[Закрыть]по своей протяженности, – можно прочитать в знаменитой Энциклопедии Дидро, – ибо она самая главная по плодам своей торговли, по своему развитому мореплаванию. Она самая плодородная, самая просвещенная, наиболее богатая знаниями искусств, наук и ремесел»[12]12
  Chaunu P. La civilisation de l’Europe des Lumières. Paris, 1982. Р. 37.


[Закрыть].

Действительно, хотя по численности населения Европа уступала Азии, она была значительно более плотно населена, чем остальные части света, что же касается энергии, которой располагали люди для своей деятельности, то здесь превосходство Европы было абсолютным. На одного европейца приходилось в пять раз больше энергетических возможностей (лошадиных сил, сил парусов, ветряных мельниц и т. п.), чем на одного китайца, и в 10–15 раз больше, чем человека любой другой цивилизации.

В этой самой важной и густонаселенной части планеты выделялись государства, которые можно отнести к сверхдержавам того времени. Этими государствами были прежде всего Франция и Россия.

Действительно, население Франции достигло к концу XVIII в. 27 млн человек, а в эпоху консульства Наполеона Бонапарта – 30 млн, если считать только французов, и 40 млн с учетом населения присоединенных в ходе революционных войн территорий (Бельгия, левый берег Рейна, Пьемонт). Россия насчитывала в 1801 г. 36 млн жителей. Ни одно другое государство не могло равняться по силе с этими гигантами. Правда, Англия компенсировала свою слабость в количественном отношении (около 10 млн человек в первые годы XIX в.) экономическим развитием и мощью своего военного и торгового флота. Наконец, Габсбургская монархия могла еще играть заметную роль. На территории Австрии, Венгрии, Богемии, Моравии и других владений этой короны проживало около 24 млн человек.

Пруссию с ее десятимиллионным населением уважали, пожалуй, прежде всего, памятуя о славе Фридриха II, но крупной самостоятельной роли эта держава играть не могла. Что касается остальных государств, они были скорее объектами, чем субъектами для европейской политики. Так, 20 млн немцев жили на территории более 300 государств, вечно споривших между собой. 18 млн итальянцев были также разделены многочисленными границами.

Все это необходимо учитывать, чтобы понять, как и почему складывались линии напряжения на европейском континенте. Без этих цифр, которые ясно говорят о значимости Франции и России, их весе в мировой политике, просто невозможно понять, о чем будет идти речь.

Европа накануне Великой французской революции

Для начала сделаем первый вывод: Россия и Франция были «сверхдержавами» того времени.

Отношение между этими странами складывались в течение XVIII в., мягко говоря, непросто. Ведь главным содержанием французской внешней политики со времен Ришелье и даже со времен Франциска I была борьба с габсбургской опасностью. Действительно, соотношение сил в XVI–XVII вв. в Европе было иным, чем то, которое сложится к концу XVIII в. Габсбурги, правившие в Австрии и Испании, словно сжимали Францию в стальных тисках. В постоянных войнах с многонациональной монархией сложилась определенная система союзов, с помощью которых французское королевство защищалось от этой опасности. Было хорошо все, что плохо для австрийцев. Так, в XVI в. впервые появился шокировавший современников союз Франции с Турцией, угрожавший Священной Римской империи германской нации с тыла. Так, в XVII в. Ришелье связал свое королевство узами шведского союза, несмотря на то что эта страна была протестантской, а великий кардинал боролся с протестантизмом у себя на родине. Все объясняется тем, что знаменитый шведский король Густав Адольф, ведя войну за господство в Северной Германии, угрожал австрийцам с севера. Наконец, Франция традиционно поддерживала дружественные отношения с Польшей. Хотя в XVII в. поляков и считали в Париже дикарями, но дикарями весьма полезными, ибо границы Речи Посполитой широким фронтом охватывали габсбургские владения и противоречий с австрийцами у поляков было предостаточно.

Так сложилась знаменитая концепция Восточного барьера против Габсбургов – союза со Швецией, Польшей и Турцией, призванного защищать Францию от опасности со стороны Священной Римской империи германской нации.

«Дремучая» Московия в расчет не принималась. В 1648 г. во время заключения Вестфальского мира, положившего конец Тридцатилетней войне в Европе, подпись представителя русского царя стояла в договоре чуть ли не на последнем месте среди автографов представителей мелких германских княжеств.

Как известно, в начале XVIII в. ситуация на международной арене резко изменилась. Вместо безалаберной, слабой Московии в грохоте пушек и шуме раздутых ветром парусов линейных кораблей на востоке Европы встала по воле Петра могучая империя. Французский посол Кампредон докладывал своему правительству о силе этой обновленной монархии и о самом Петре: «При малейшей демонстрации его флота, при первом движении его войск ни шведская, ни датская, ни прусская, ни польская корона не осмелятся ни сделать враждебного ему движения, ни шевельнуть с места свои войска… Он один из всех северных государей в состоянии заставить уважать свой флаг»[13]13
  Сборник Российского исторического общества. Т. 52. 1886. С. 146.


[Закрыть].

Даже смерть великого реформатора и правление его жалких, бесцветных наследников не изменили этот фактор: «Оставил нас, но не нищих и убогих, – провозгласил архиепископ Феофан Прокопович на церемонии погребения императора, – Россию… сделал добрым любимою, любима и будет, сделал врагам страшною, страшная и будет, сделал на весь мир славною, славная и быти не перестанет»[14]14
  Цит. по: Анисимов Е. Россия без Петра. 1994. С. 59.


[Закрыть].

Мощь новой державы совершенно не вписывалась в интересы Версальского двора. Ведь Россия по определению находилась во вражде как раз со всеми державами Восточного барьера. Она воевала и до Петра, и при Петре, и после него со шведами и турками, ну а военные конфликты с Польшей, как известно, в XVII в. вообще поставили Московию на грань катастрофы. Теперь Россия брала реванш в русско-польских отношениях и начала сама оказывать жесткое давление на своего западного соседа. Наконец, 6 августа 1726 г. Россия подписала союзный договор с Австрийской монархией, руководствуясь все теми же интересами борьбы со Швецией, Польшей и Турцией.

Само собой, что подобная ситуация предопределила и выбор Версаля, где вражда к Габсбургам буквально вошла в подкорку государственных мужей. На Россию смотрели с нескрываемым беспокойством и неприязнью. Даже активная поддержка французским послом трагикомичного переворота, который привел к власти в ноябрьскую ночь 1741 г. великую княжну Елизавету, объяснялась все теми же мотивами – неприязнью к силе новой Российской империи. А также надеждами на то, что «приверженица старины» (по мысли французов), новая императрица вернет свою страну в прошлое, к временам безобидной, получающей от всех оплеухи Московии. Однако этим упованиям не суждено было сбыться.

По меткому замечанию П. Черкасова, «Елизавета олицетворяла собой не старый, “московский”, а новый, “петербургский”, можно сказать, европеизированный национализм, у истоков которого стоял ее отец»[15]15
  Черкасов П. П. Двуглавый орел и королевские лилии. М., 1995. С. 36.


[Закрыть].

Однако с середины XVIII в. отношения между Россией и Францией постепенно начинают меняться. Первой причиной этого был тот факт, что габсбургская угроза, о которой так беспокоились французские политики, постепенно уходила в прошлое. Более того, в 1756 г. в Европе произошла поистине революция в дипломатических отношениях, известная под названием «переворот союзов» (le renversement des alliances). Усиление Пруссии и ее сближение с Англией, ослабление Австрийской державы и умелые маневры ее дипломатов привели к тому, что создается франко-австро-русский союз, направленный против чрезмерных аппетитов прусского короля Фридриха II.

Несмотря на совместные действия против общего врага в ходе Семилетней войны, это потепление русско-французских отношений было лишь весьма относительным вплоть до смерти короля Людовика XV в 1774 г.

Смена главных фигур у власти во Франции сопровождалась и дальнейшими значительными сдвигами в расстановке сил в Европе. Австрийская опасность все более сходила на нет, с другой стороны, Швеция, когда-то верная союзница Французского королевства, все более попадала под английское влияние. Польша окончательно превращалась во второстепенное государство. В 1772 г. три державы, Россия, Австрия и Пруссия, оторвали от Речи Посполитой по жирному куску территории, совершив так называемый Первый раздел Польши, превратив это государство в пешку в их политической игре. Османская империя все больше погружалась во внутренний кризис. Впервые раздались голоса о том, что Турция – это «больной человек», который рано или поздно умрет, так что надо думать о разделе его наследства. Наконец, франко-английские противоречия становились все более очевидными.

Какими бы сиюминутными интересами ни руководствовались дипломаты, какие бы причудливые пируэты ни выписывали они в политической игре – объективно обстановка отныне благоприятствовала для сближения двух великих держав.

Не следует также забывать, что вся Европа жила под сильнейшим культурным влиянием Франции. Сама императрица Екатерина II читала, писала и, можно сказать, думала по-французски. Она активно поддерживала переписку со знаменитыми просветителями Дидро, Вольтером, Гриммом. Российская императрица одна из первых поняла растущую роль общественного мнения и умело выявила и заставила работать на себя тех, кто это мнение во Франции создавал. Изысканной лестью и щедрыми подарками она заставила тех, кто поносил свое правительство, стать пропагандистами достоинств, действительных или мнимых, Российской империи и, конечно же, ее правительницы.

Уже во время Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Вольтер полностью встал на сторону России, рассматривая войну с турками как борьбу с опасными варварами: «Мадам, Ваше Императорское Величество, Вы поистине возвращаете мне жизнь, убивая турок (!), – говорил он в своем послании Екатерине при известии о победах русских войск. – Письмо, которое Вы мне написали 22 сентября, заставило меня соскочить с моей постели, восклицая: Алла! Катарина!.. Я действительно, Мадам, на вершине счастья, я восхищен, я благодарю Вас»[16]16
  Voltaire, Correspondance, t. 10 (octobre 1769 – juin 1772). Paris, 1986.


[Закрыть].

Вслед за Вольтером и изменением общей политической конъюнктуры изменилось и отношение французов к России: «Общественное мнение во Франции, которое было враждебно по отношению к России, внезапно стало крайне благоприятным. Ко всему русскому стали относиться с каким-то наивным восторгом. В театре ставились пьесы, сюжет которых был взят из русской истории: “Скифы” Вольтера, “Петр Великий” Дора, “Меншиков” Лагарпа… Повсюду в Париже возникали “Русские” гостиницы, “Северные кафе”. Торговец модными товарами открыл лавку под вывеской “У русского модника”».

Обоюдное сближение особенно стало заметно во время войны за независимость американских колоний, когда французы вступили в открытую войну с Англией. Отныне давние связи Версальского двора со Стамбулом явно отошли на второй, если не на третий, план. На повестке дня была морская война. Напрасно англичане старались склонить на свою сторону российскую императрицу. Она не только не приняла их предложение, но и, возмущенная наглыми действиями британцев, задерживавших под предлогом войны корабли под русским флагом, подписала 9 июля 1780 г. договор с Данией о вооруженном нейтралитете. К этой декларации присоединились позднее Швеция, Голландия, Австрия, Пруссия, Португалия и Неаполитанское королевство. Это был мощнейший удар по попытке бесконтрольного хозяйничанья на морях британского флота. От результатов договора выиграли русские купцы, отныне перевозившие грузы на нейтральных кораблях (часто голландских под флагом Пруссии или Австрийских Нидерландов), и, разумеется, русско-французские отношения, становившиеся все более тесными и дружественными.