Текст книги "Последняя загадка"

Когда Баранов покинул сцену, Эдик пригласил к микрофону скульптора Андрона Потифорова.

– Все вы знаете нашего выдающегося современника, – сказал Заславский, – скульптора Андрона Викентьевича Потифорова. Этот человек зарекомендовал себя как большой художник. В настоящее время театр «Театр» ведет переговоры с Андроном Викентьевичем об участии его в оформлении следующих спектаклей.

На сцену вышел человек лет сорока двух, с крепкой фигурой, большой головой, длинными волосами, зачесанными назад, и короткой бородой с проседью.

– Извините, что я без подарков, – угрюмо пошутил скульптор. – Последнее время наблюдается интересная тенденция сближения театрального процесса и новых направлений в развитии скульптуры. Я недавно был на фестивале скульптуры в Мехико. Фестиваль проходил в большом парке, и в нем, как ни странно, принимали участие местные и иностранные театральные труппы. Спектакли разыгрывались прямо под открытым небом, тут же работали кафе, продавали пиво, текилу, экзотические мексиканские блюда. Словом, было интересно и вкусно. О чем я тогда подумал? Почему бы нам в Петербурге не организовать нечто подобное? Наш город – идеальная декорация для подобных мероприятий. Это можно сделать, скажем, на пляже Петропавловской крепости. Или в одном из наших замечательных пригородов. Конечно, в Мексике другой климат, там вечное лето. Но зимой мы могли бы перенести спектакли со скульптурами в зимние сады, которых в Петербурге предостаточно. Скажем, в зимний сад Дворца молодежи. Конечно, такие проекты требуют немалых средств. Я уже вступил в переговоры с городским комитетом по культуре, надеюсь заинтересовать и губернатора. Нельзя плестись в хвосте мировой художественной моды, надо ее создавать и диктовать другим!

В зале раздались аплодисменты. Среди зрителей было немало поклонников именитого скульптора.

– Спасибо, Андрон Викентьевич. Радостно слышать, что такие маститые художники, как вы, выражают желание сотрудничать с нашим театром.

Потифоров покинул сцену и, вернувшись в зал; сел в первый ряд возле Баранова. Далее к микрофону был приглашен представитель Дворца молодежи Николай Казанский. Высокий человек средних лет, в строгом костюме и с аккуратной прической, оказался самым немногословным оратором.

– Я много лет работаю во дворце, – произнес Казанский. – За это время сменилось несколько поколений директоров, диск-жокеев, официантов и прочих работников. Кого мы здесь только не видели, лучше не вспоминать. Поэтому я без лишних колебаний отдал эту сцену сегодняшнему коллективу. Меня уже ничем не удивишь.

С этими словами Казанский покинул сцену.

– Спасибо, Николай Евгеньевич! – воскликнул подоспевший к микрофону Заславский. – Благодаря вашему участию театр получил репетиционную базу и площадку для премьеры.

Вновь в зале зазвучали аплодисменты.

– Хочу упомянуть еще одного спонсора сегодняшней премьеры. Это ресторан «Граф Толстой». После спектакля вас, уважаемые гости, ждет фуршет в фойе дворца. Директор ресторана Клара Максимовна Евсеева, моя старая добрая знакомая, с удовольствием согласилась поддержать театр «Театр», за что мы ей бесконечно благодарны. К сожалению, она не сможет сейчас выступить, так как занимается подготовкой фуршета.

При упоминании о предстоящем фуршете публика радостно загудела.

– Если вы еще не были в ресторане «Граф Толстой», обязательно посетите его. Это удивительное место. Во-первых, там вкусно кормят, во-вторых, там удивительная, истинно петербургская атмосфера. Наконец, там регулярно выступают лучшие артисты и ужинают выдающиеся политики. Спасибо вам, Клара Максимовна!

Зал аплодисментами поблагодарил директора ресторана за предстоящий банкет.

– Что ж, дорогие друзья, – продолжил Заславский, – настал самый волнительный момент сегодняшнего вечера, я приглашаю на сцену главного режиссера театра «Театр», человека передовых театральных взглядов, смелого экспериментатора, вольнодумца, как называют его коллеги, опытного мастера и трудолюбивого художника Леонида Попова-Белоцерковского. Он представит вам свой спектакль, пьесу «Пьеса». Напомню, что сразу по окончании спектакля в фойе дворца вас ждут накрытые столы.

Аплодисменты сопроводили выход на сцену Попова-Белоцерковского. Режиссер был одет в шелковую розовую рубашку навыпуск, черные джинсы и ботинки на высоком каблуке. Особенно громко хлопали экзальтированные девушки, сидевшие рядом со сценой. Это были студентки театроведческого факультета Театральной академии, поклонницы мастера.

– К сегодняшней премьере мы шли восемь лет, – сказал Попов-Белоцерковский. – В первых своих работах, поставленных еще в академии, я смело бросился в стихию того, что я называю «новый театр». Еще смутно представляя себе концепцию, имея лишь начавшие формироваться взгляды, я интуитивно двигался в направлении того, к чему в результате пришел. Итак, пьеса «Пьеса», которую мы сегодня представляем, является классическим, лишенным примесей образцом «нового театра». Мои предыдущие работы были в той или иной мере близки к идеалу, но только сейчас мне удалось добиться совершенства, достичь, так сказать, вершины, к которой я стремился всю жизнь. Что такое «новый театр»? «Новый театр» – это сплав художественной фантазии и реальной жизни, круто замешенный на внезапных ощущениях, половина которых рождалась на репетициях, а половина рождается на глазах зрителя. Не стоит недооценивать право актера и режиссера на импровизацию! – Попов-Белоцерковский начал заводиться, голос его стал громче, длинные худые руки то и дело нервно устремлялись вверх. – Но самое главное, нельзя отбирать право на импровизацию у режиссера! Знаете, за что я ненавижу Гоголя? За то, что он лишил режиссера этого права! Вспомните немую сцену в «Ревизоре», в ней описано, что должен делать каждый актер. Описано подробно, с упоминанием малейших деталей. Какое имел право Гоголь указывать режиссеру, как ставить эту сцену? Что мне, как художнику, остается делать, если у автора все уже написано? С этой точки зрения для нас гораздо ближе Шекспир – драматург, никогда не диктовавший постановщику своей воли.

Попов-Белоцерковский перевел дыхание. Зал с интересом слушал рассуждения мастера об искусстве.

– Итак, что же такое «новый театр»? – продолжил Попов-Белоцерковский. – Это прежде всего новое видение, новые слова и новые ощущения. Пьеса «Пьеса» поставлена по мотивам поэмы Брюсова «О, закрой свои бледные ноги!». Почему мы взяли именно это произведение, отвергнув десятки других? Потому что оно идеально отвечает концепции «нового театра». Сейчас у вас будет возможность в этом убедиться.

Закончив речь, Попов-Белоцерковский направился за кулисы. Публика проводила режиссера аплодисментами. Когда они смолкли, раздался негромкий колокольный звон. Зазвучала фонограмма спектакля.

Занавес поднялся. Зрители увидели на сцене стоявший на возвышении гроб, в котором лежал человек. За гробом, выстроившись в шеренгу, стояли одетые в черное артисты. Колокольный звон становился громче и громче, пока не оборвался на одном из ударов. Сцена погрузилась в тишину, продолжавшуюся несколько минут. Сначала зал наблюдал за происходившим затаив дыхание. Однако постепенно зрители стали перешептываться и переглядываться. В зале начали кашлять. На сцене по-прежнему ничего не происходило. Перешептывание и кашель публики нарастали. Но вдруг зал снова замер.

Человек, лежавший в гробу, встал и взглянул на зрителей. В таком положении он находился с полминуты, пока вновь не раздался колокольный звон. Тогда артист всплеснул руками и заговорил.

– О, закрой свои бледные ноги! – услышали зрители.

Сразу после этих слов заиграла громкая веселая музыка, и все находившиеся на сцене артисты пустились в пляс. Это продолжалось минут шесть или семь, пока не опустился занавес. В зале зажегся свет. Публика не сразу поняла, что действие спектакля закончилось. Наконец в зале раздались сначала робкие, а затем энергичные аплодисменты. Громче всех аплодировали поклонницы Попова-Белоцерковского.

– Браво! – кричали они. – Бис!

Занавес вновь поднялся, режиссер и артисты вышли на поклон.

Часть публики была разочарована тем, что спектакль оказался таким коротким, но многих в зале это обрадовало.

– Краткость – сестра таланта, – удовлетворенно произнес Мухомор.

Мысль о том, что впереди банкет, приятно согревала подполковника.

– Я бы поставил две скульптуры на сцене, – сказал Потифоров Баранову, – справа и слева от гроба.

– Не уверен, что этот спектакль можно показывать посетителям «Титаника», – заметил заместитель директора казино. – Слишком сложно.

– Публику надо воспитывать, – отреагировал Потифоров.

Журналист Епифанов опоздал к началу представления, он появился в зале, когда артисты вышли на поклон. Заметив знакомую журналистку Надежду Ермолаеву, Епифанов сел рядом с ней. Надежда Ермолаева, женщина лет тридцати пяти, обладала бойким характером и неистощимой энергией. Высокая худая особа с острым лицом, который украшал нос с горбинкой, она писала о светской жизни Петербурга, часто бывала в модных клубах и посещала театральные премьеры.

– Что здесь было, Надя? – спросил коллегу Епифанов.

– Спектакль только что закончился.

– Значит, я опоздал?

– Ты пришел вовремя, сейчас будет фуршет.

Публика высыпала из зала в фойе, где уже рядами стояли столы с выпивкой и закуской. Зрители с энтузиазмом приступили к уничтожению предложенных угощений. Особенно усердствовали студенты Театральной академии. Не отставали от студентов и журналисты. Епифанов ухаживал за Ермолаевой, накладывая в ее тарелку бутерброды и салаты.

– Надя, о чем был спектакль? – спросил он.

– Зачем тебе это знать?

– Хочу сделать материал.

Ермолаева пожала плечами:

– Думаю, на твой вопрос не сможет ответить ни кто, включая артистов.

В центре внимания был Попов-Белоцерковский. Он стоял возле одного из столов в окружении поклонниц, выслушивая комплименты зрителей, время от времени пожимавших ему руку.

Негромко звучала музыка, шелестели разговоры, произносились тосты. Вечер шел своим чередом. Вдруг в фойе вбежала взъерошенная помощница режиссера Вика. Увидев Попова-Белоцерков-ского, Вика бросилась к нему.

– Леонид Аркадьевич, пропали все подарки спонсоров! – закричала девушка.

– Как пропали? – отреагировал режиссер.

– Они лежали в гримерке, я ее лично заперла, а сейчас, когда вошла туда, увидела один только кактус.

Попов-Белоцерковский задумался.

– У кого-нибудь еще был ключ от гримерки? – спросил режиссер.

– Был у Заславского.

– А где Заславский?

Только сейчас Попов-Белоцерковский, Вика и другие участники театра «Театр» заметили, что рядом нет их продюсера. Поиски его в зале и за кулисами ни к чему не привели. Вахтерша, сидевшая на служебном входе Дворца молодежи, рассказала, что видела, как полчаса назад солидный мужчина в очках руководил погрузкой в микроавтобус каких-то коробок, после чего сам сел в машину рядом с водителем и уехал.

22

На следующий день буржуйка, изготовленная свояком бомжа Петровича, была доставлена в Двенадцатое отделение. Оперативники отнесли ее в кабинет Соловца, где было больше всего свободного места. Встав вокруг печки, милиционеры начали обсуждать ее достоинства и недостатки. Затем они продемонстрировали буржуйку Мухомору, заглянувшему в кабинет майора.

– Хорошая штука, – произнес подполковник. – У меня у бабки в деревне такая стояла. Она рассказывала, что осталась с войны.

– Думаю, нам буржуйка не понадобится, – сказал Соловец.

– Это почему?

– Синоптики обещают потепление.

– Они его уже вторую неделю обещают, – заметил Ларин.

– Когда наконец у нас топить начнут? – вздохнул Дукалис.

– Боюсь, не скоро, – сказал Волков. – Я вчера звонил на станцию, авария еще не ликвидирована.

– Черт-те что, – покачал головой Мухомор. – Вот что, отнесите печку ко мне в кабинет и затопите. Я сейчас еду в Управление, когда вернусь, начнем оперативное совещание. Хоть единственный раз посовещаемся в тепле.

Оперативники приступили к выполнению задания. Печка была доставлена в кабинет Петренко.

– Чем будем топить? – обратился к коллегам Дукалис.

Оперативники задумались.

– Может, книгами? – предложил Волков.

– Какими? – спросил Ларин.

– В нашем кабинете в шкафу полно всякого хлама.

– Скажи еще, квартальными отчетами из шкафа Мухомора, – отреагировал Соловец.

– В супермаркете на Большом дрова для мангалов продаются, – сказал Волков.

– Точно! – воскликнул Дукалис.

– Сколько стоят? – спросил Соловец.

– Не знаю.

– Сколько бы ни стоили, я не хочу за свои деньги кабинет начальства отапливать, – заявил Ларин.

– Андрей прав, – согласился Волков.

– Плохо дело, – сделал вывод Соловец.

– Зря мы газеты старые выбрасывали, – вздохнул Дукалис.

Милиционеры приуныли.

– Мужики! – вдруг воскликнул Ларин.

– Что?

– У нас же в коридоре мебель стоит, которая осталась после того, как Петренко стулья из Белоруссии получил!

Оперативники поняли мысль коллеги.

– Мебель для растопки использовать нельзя, – возразил Соловец.

– Почему, Георгич?

– Не для того ее нам выдавали.

– Она все равно на слом пойдет, ставить-то ее не куда.

– Андрюха прав, – поддержал коллегу Дукалис.

– Конечно, прав. Она в коридоре только место занимает, – сказал Волков.

Соловец наморщил лоб.

– Ладно, – согласился майор. – Если что, сами будете отвечать. Толян, иди в хозяйственную часть, попроси пилу и топор.

– Сейчас сделаем.

Через пятнадцать минут оперативники приступили к распилке мебели. Стулья и столы, стоявшие в коридоре, вскоре превратились в стопку дров, сложенных возле стены в кабинете Мухомора.

– Порядок, – сказал Волков.

– Хватит до конца зимы, – произнес Дукалис.

– А если отопление подключат, то и на следующую зиму останется, – заметил Ларин.

– Можно затапливать, – резюмировал Соловец.

– Растапливать печь – целое искусство, – сказал Дукалис.

– Я на даче делаю это за пять минут, – отреагировал Соловец.

– Тебе и карты в руки.

– Нужна газета.

– Сейчас принесу от нас, – сказал Волков.

С помощью топорика из хозяйственной части Соловец настругал щепок и, взяв газету, принесенную коллегой, приступил к растопке. Вскоре в буржуйке заиграло веселое пламя. Оперативники вывели трубу в форточку, но часть дыма все же проникла в помещение, разъедая глаза милиционерам.

– Чертова печка, – сказал Дукалис, вытирая слезы.

– Терпи, Толян, – хлопнул его по плечу Волков.

– Зато теперь тепло будет, – улыбнулся Соловец.

– Как у бабки Мухомора в деревне, – заметил Ларин.

Когда появился Петренко, помещение уже было основательно протоплено и задымлено. Войдя в кабинет, Мухомор почувствовал, что у него першит в горле от дыма.

– Что тут у вас, пожар, что ли? – сказал подполковник.

– Топим, Юрий Саныч, – отрапортовал Соловец.

– Откуда дрова взяли?

– Распилили старую мебель.

– Правильно.

– Что говорят в Управлении?

– Садитесь, сейчас все расскажу.

Оперативники заняли привычные места.

– Делом Максимова заинтересовались на самом верху, – произнес Мухомор. – Мне намекнули, что если мы распутаем его и обезвредим преступника, каждый может получить повышение. Во всяком случае, грамоты я вам гарантирую.

– Лучше уж повышение, – заметил Дукалис.

– Сначала надо преступника задержать, – заметил Мухомор.

– А если он на дно залег? – сказал Волков.

– Не залег, – возразил подполковник.

Петренко вынул из внутреннего кармана и положил на стол открытку.

– Вот, это только что мне передал Чердынцёв. Сказал, что почтальон принес ее полчаса назад.

– От Максимова? – спросил Соловец.

– От кого же еще? – Мухомор протянул открытку майору. – Читай.

Взяв открытку, Соловец прочитал вслух стихи, написанные от руки:

 
Моя последняя загадка
Не проще, но и не сложней.
Я отправляюсь без оглядки
В край позапрошлых теплых дней.
 

В кабинете воцарилось молчание. Оперативники оценивали последнее произведение Максимова.

– Прочти-ка еще раз, – попросил Мухомор.

Соловец выполнил просьбу шефа.

– Ну и как вам это? – поинтересовался Мухомор.

– В стихах почти ничего не сказано, – произнес Ларин.

– Может, шифр находится в словосочетании «без оглядки», – предположил Волков.

– А мне кажется, в слове «последняя», – сказал Дукалис. – Тут может иметься в виду последняя электричка в метро.

– Думаешь, он решил ограбить подземку? – спросил Соловец.

– Не исключено.

– А если последний сеанс в кино?

– Не думаю, что он станет грабить кинотеатр, – заметил Ларин. – Слишком небольшая там выручка.

– Смотря в каком кинотеатре, – возразил Дукалис. – Вон в «Кристалл-Паласе» билеты по триста рублей.

– Я в кино уже пять лет не был, – пожал плечами Ларин.

– Какие еще будут мнения? – спросил Мухомор.

Возникла пауза. Милиционеры вновь и вновь прокручивали в головах стихи Максимова.

– Мало зацепок он дал на сей раз, – вздохнул Соловец.

– А ты хочешь, чтобы преступник тебе, как на тарелочке, будущее преступление выложил? – сказал Мухомор.

– Попробуем плясать от «без оглядки», – предложил Волков.

– Что-то связанное со зрением? – произнес Дукалис.

– Магазин, торгующий очками.

– Я знаю один такой, на Второй Красноармейской. Там есть оправы по нескольку тысяч.

– Это рядом с бывшей мороженицей?

– Да, там теперь грузинское кафе.

– Погоди ты со своим кафе, – сказал Мухомор. – Что еще есть в стихах? Думайте.

– «Отправляюсь в край позапрошлых теплых дней», – произнес Соловец. – Может, имеется в виду поездка к морю?

– Но теплое море сейчас только за границей, где-нибудь в Египте, – заметил Волков.

– Что мешает ему полететь в Египет?

– Зачем ему туда?

– Отдыхать, я слышал, там хороший дайвинг.

– Думаешь, в тюрьме он соскучился по подводному плаванию?

Пока в кабинете Мухомора шло бурное обсуждение, что имел в виду Максимов, на дежурный пульт пожарной станции поступило сообщение о пожаре в Двенадцатом отделении милиции. Причиной сигнала стал дым в кабинете Петренко, из-за которого сработала аварийная сигнализация.

Бригада пожарных во главе с бригадиром Дмитрием Васарским срочно выехала на Восемнадцатую линию Васильевского острова. Красная машина понеслась по городу, воя на ходу и не реагируя на запретительные сигналы светофора.

– Быстрее, быстрее, – подгонял Васарский водителя. – А то на пепелище приедем…

Между тем совещание у Мухомора продолжалось.

– Я вот что думаю, – произнес подполковник. – Он пишет не о нынешних теплых днях, а о позапрошлых.

– Совершенно верно, Юрий Саныч, – сказал Соловец.

– Что это может значить?

– Может быть, что-то связанное с его прошлым?

– Вот и я думаю. Мне известно, что незадолго до того, как его задержали, он вместе с Куликовой отдыхал в Одессе, в Аркадии.

Оперативники переглянулись.

– То есть вы думаете…

– Да, я думаю, не там ли собака зарыта?

– В Одессе сейчас тоже холодно, товарищ подполковник, – заметил Волков.

– Уж теплее, чем здесь, – сказал Дукалис.

– Я когда после задержания допрашивал Максимова, он мне сказал, что рано или поздно опять побывает в Одессе.

– С какого вокзала поезда на Одессу идут? – поинтересовался Дукалис.

– С Витебского, – сказал Соловец. – Каждый день.

– Я считаю, надо сделать вот что. – Мухомор обвел взглядом подчиненных. – Отправляйтесь на вокзал и в аэропорт и выясните, не приобретался ли билет в Одессу на фамилию Веры Куликовой.

– Вы считаете, Максимов поедет в Одессу вместе с Куликовой? – спросил Соловец.

– Я считаю, что она для нас сейчас единственная зацепка.

– Хорошо, Юрий Саныч.

От дыма в горле Мухомора продолжало першить. Кроме того, подполковник чувствовал легкую тяжесть в голове после водки, выпитой вчера на фуршете во Дворце молодежи.

– Налей-ка мне стаканчик воды, – попросил Мухомор Волкова.

Старший лейтенант встал из-за стола и подошел к тумбочке, на которой стояли графин с водой и стаканы. Наполнив стакан до краев, оперативник поставил его на стол перед Мухомором. Вода, плеснувшая через край, оставила на столе мокрый круг. Взяв стакан в руку, подполковник со вздохом взглянул на воду.

– Я ведь уже неоднократно говорил, что мебель боится воды, – сказал Мухомор.

– Простите, Юрий Саныч.

– Да я-то прощу, а что будет со столом?

– В следующий раз буду аккуратнее.

– Если мы так будем себя вести, у нас никакой мебели не останется, ни столов, ни стульев – ничего.

Волков понурил голову.

– Запомните раз и навсегда, – сказал Мухомор, подняв указательный палец, – мебель боится воды!

Того, что случилось в следующее мгновение, не ожидал никто. В ближайшем от Мухомора окне неожиданно появилась пожарная лестница, а еще мгновение спустя возникла голова пожарного в каске. В руках у него был шланг, металлическим наконечником которого он разбил стекло. Мощная струя воды хлынула в кабинет подполковника, сметая все на своем пути.

– Что такое?! – успел крикнуть Мухомор.

– Не волнуйтесь, ребята! – ответил пожарный. – Сейчас потушим!

– Что потушим? – воскликнул Соловец.

– Как что? Пожар!

– Нет здесь пожара! – попытался объяснить Ларин.

Но было уже поздно. Струя воды окатила оперативников, смела все со столов, опрокинула стулья, затушила буржуйку и образовала глубокую лужу на полу. Потеряв дар речи, промокшие до костей милиционеры потрясенно смотрели на устроенный пожарными погром.