Текст книги "Кузнецова и лучики добра"

Тролли

– Что, опять? – вздохнула Рина.

– Да, развилка, – подтвердил Дон. – Второй раз проще.

– Что будем делать?

– Направо – мост, налево – мост. Налево дорога короче, но там тролли.

– Как? Настоящие? Правда?

– Надеюсь, – улыбнулся Дон.

– Идём направо, чтобы поскорее попасть в город! – деловым тоном сказала Рина.

Дон пожал плечами.

– Что не так? – Девушка почувствовала, как ей показалось, лёгкое разочарование.

– Тебе неинтересны тролли?

– Очень интересны, но я думала, мы в город.

– Город никуда не денется, а тролли… Впрочем, они тоже не убегут. Тебе нужна причина, чтобы посмотреть троллей? Неужели не любопытно?

– А они нам помогут?

– Ну как же. Единорог – существо сказочное, тролли – тоже. Совпадение?

– К троллям? – просияла Рина.

– С другой стороны, мы ищем статуэтку единорога, а это уже вещь обыденная, и она ещё не сам единорог – вероломство образов, вот это всё. Не думаю, что тролли разбираются в скульптуре.

– Значит, не идём к троллям? – не поняла Рина.

– Мы можем прийти в город и ничего там не найти, а можем потратить лишний день на троллей и не найти ничего и там тоже.

– Я не понимаю.

– Мы не идём к троллям потому, что торопимся в город?

– Ну да.

– А мы и правда спешим?

Бесконечные поля пшеницы всё-таки оказались конечными – и прекратились. Местность вокруг с каждым шагом становилась всё более каменистой и высохшей. Постепенно дорога вывела путешественников к глубокому пустынному ущелью, через которое был переброшен поржавевший раздвижной мост, две половинки которого застряли в полувыдвинутом положении.

Безжалостно палило солнце, нагревая металл конструкции, как сковородку. Здесь совсем не было тени, если не считать пары жухлых деревьев футах в шестидесяти от ущелья, которым тоже изрядно доставалось от солнца.

– И где же они? – спросила Рина.

Дон обошёл мост со всех сторон и обнаружил тоненькую, едва заметную тропинку, сбегающую змейкой вниз, к небольшой площадке со входом в пещеру. Не став спускаться, Дон поднял с земли камень и несколько раз громко стукнул по мосту.

Послышался шорох, и из дыры выползли два сонных лохматых существа. Ростом на голову ниже Рины, они были похожи на бородатых старичков, только растительность покрывала всю поверхность их тела и была, скорее всего, шерстью, нежной пушистой шерстью белого цвета. Один из них оказался толстоват – по крайней мере, относительно другого, второй – более лохмат, опять-таки относительно первого. Лохматый расплылся в благостной улыбке:

– Са’аш, у нас гости!

– Гости, Ми’иш! – эхом отозвался толстенький и тоже просиял.

Существа смотрели на путников, демонстрируя ровные зубы. Рина бросила взгляд на Дона – тот скалился в ответ и молчал.

– Вы тролли? – наконец поинтересовалась Рина.

– Мы хранители моста, – не теряя улыбки, ответил Са’аш.

– Нам бы на другую сторону перебраться. Что для этого надо?

– О, это просто! С вас два су.

– С каждого, – добавил Ми’иш и удостоился укоризненного взгляда напарника.

– Мула считать? – шутливо поинтересовался Дон.

– Можно не считать, – ответил Са’аш, щедро махнув рукой.

Рина посмотрела на Дона – тот продолжал улыбаться троллям и платить не собирался. Она подошла к Фёдору, достала четыре су и протянула Са’ашу.

Тролль взял деньги и торжественной походкой проследовал к краю моста, где на вкопанной в землю трубе висела ржавая железная коробка с прорезью. Са’аш спустил в неё все четыре монеты, которые с затухающим грохотом одна за другой долго катились куда-то вниз, как будто к самому дну ущелья.

– Всё! – с помпой объявил Са’аш.

Ничего не происходило. Дон всё так же рассматривал троллей, а Рина начинала волноваться. Только она собралась раскрыть рот, как что-то щёлкнуло – и половина моста дрогнула, осыпая дно ущелья облаком ржавчины и пыли. Несколько мгновений спустя раздался ещё один щелчок – и в воздух поднялось второе облако пыли и принялось медленно оседать вниз. Потом – ещё одно. И ещё.

– Что происходит? – с тревогой спросила Рина.

– Мост сходится, – пояснил тролль.

– Как-то не очень заметно!

– Я понимаю ваше нетерпение! – участливо заметил Ми’иш. – Но это долгий естественный процесс, и мы не в силах ускорить его. Очень старый мост.

– Что же делать?

– Придётся подождать несколько часов, – подтвердил Са’аш. – Вы сильно расстроены?

– Я? – удивилась Рина. – Вовсе нет!

– Вы, – кивнул Са’аш и посмотрел на Дона. – И вы.

– Мы скорее заинтересованы мостом, чем расстроены, – сознался Дон. – Раньше не видел подобного механизма. А на что идут деньги?

– На содержание моста, – отмахнулся Са’аш, – чтобы не сильно проваливался.

– Вы не возражаете, если я его осмотрю?

– Коли вам это интересно, то пожалуйста, – пожал плечами Са’аш. – Наша работа здесь окончена.

Дон отвёл Фёдора под деревья – в тень, её как раз едва хватило на одного мула, легонько хлопнул его по боку – мол, дружище, не страдай – и полез в сумку. Тролли дружелюбно помахали на прощание руками с длинными когтистыми пальцами и стали спускаться по тропинке вниз. На полпути Са’аш обернулся и невзначай поинтересовался у Рины:

– Не хотите ли зайти в пещеру? Там прохладно.

Рина снова посмотрела на Дона, а тот опять выглядел совершенно безучастным к происходящему, ковыряясь в своей сумке. По его виску стекла капелька пота и проскользнула под воротник.

Девушка согласно кивнула Са’ашу и пошла вслед за троллями. Пещера была обставлена очень уютно – насколько это слово вообще применимо к дыре в скале. Там даже были диван, кресло и два стула, что поначалу удивило Рину. Дальний угол был оборудован под кухню со столиком и миленькой жёлтой скатертью. Вход закрывали несколько слоёв тонких штор, создающих надёжную завесу от палящего солнца. Полумрак дополнял и завершал ощущение уюта.

– Не желаете ли чаю? – предложил Са’аш.

– Желаю, – кивнула Рина.

Са’аш занялся приготовлением напитка, Ми’иш указал на диван и сел в кресло напротив. Привычная благостная улыбка вернулась на его лицо. Рина не сдержалась и тоже засияла.

– Куда путь держите? – поинтересовался Ми’иш.

– В город.

– О, вам там обязательно понравится!

– Вы там были?

– Нет, что вы, у меня просто такое чувство. А вы были?

– Тоже нет.

Сначала Рина отвечала из вежливости – неприлично же сидеть в чужой пещере и молчать, – но довольно быстро завязалась милая беседа. Са’аш принёс готовый чай, разлил на всех и тоже сел рядом. Девушка рассказала о проблемах со сном и хотела сразу же перескочить к единорогу – в надежде, что, может быть, тролли что-то знают, но Ми’иш мягко сказал, что торопиться некуда и ему интересно всё с самого начала.

– Должно быть, это очень изматывает – вот так не спать, – сочувственно произнёс он.

– Да, очень, – подтвердила Рина, обрадованная тем, что кто-то наконец оценил её страдания.

– А что, отец не замечал?

– Сначала нет.

– Вас это расстраивало?

– В каком смысле? – не поняла Рина. – Это же отец. У него свои дела, он занят в кузнице.

– Вы бы хотели, чтобы папа знал, как вам тяжело? – проникновенно спросил Са’аш.

– Конечно, хотела бы.

– Как бы вы ему об этом сказали? – вкрадчиво продолжал тролль.

– Что значит «как»? – смутилась Рина. Она много говорила с отцом. Вернее, он много говорил, а она слушала.

– Ну, представьте, что он сейчас здесь. Вот, например… – Са’аш огляделся по сторонам. – Вообразите, что вот этот стул и есть ваш отец. Что вы ему скажете?

– Стулу? – сделала большие глаза Рина.

– Вашему отцу, – мягко поправил Са’аш.

– Я ему скажу, что…

– Нет-нет, говорите сразу ему! – приглашающе улыбнулся Са’аш и указал на стул.

Рина робко попробовала что-то сообщить стулу и, обнаружив, что тот никак не реагирует, но зато и не отмахивается, продолжила говорить дальше.

Стул не перебивал.

В голосе Рины начали проскальзывать обвиняющие нотки. Она готовит еду, убирает дом, выслушивает жалобы отца на его бесконечные проблемы в кузнице, а сама валится от усталости – и папа понял, что её состояние серьёзно, только тогда, когда она начала терять сознание!

Са’аш ликовал:

– Вот видите, вы всё-таки сердитесь!

– Пожалуй, и правда, я немного раздражена. Но разве так вообще можно?

– А почему нет? – удивился Са’аш.

– Отец так много для меня делает. Растит меня один, без матери, работает не покладая рук, печётся о моём благополучии. Ну подумаешь, не заметил, что я бледная, уставшая, он разве всматриваться должен?

– Так ты, выходит, неблагодарная скотина, раз сердишься? – с ужасом воскликнул Са’аш, всего несколько мгновений до этого сочувствовавший девушке.

Попадание было очень меткое.

– Я… я… – растерялась Рина.

Дыхание перехватило. «Откуда они знают правду?» – кольнула в самое темечко мысль, и голову словно сдавили огромные тиски. Именно так, неблагодарной и избалованной, она ощущала себя время от времени, но всеми силами старалась убедить себя и других в обратном, пытаясь быть почтительной, заботливой и угождающей.

– Нет! Нет! Не держи в себе, – поспешно крикнул Са’аш. – Пусть это всё выйдет, не держи в себе! Расскажи нам, какая ты неблагодарная тварь.

– Но я…

– Говори! – рявкнул Ми’иш, потом смягчился и добавил: – Мы же просто хотим тебе помочь.

Рина разрыдалась.

Са’аш тут же бросился обнимать и утешать. Рина уткнулась в мягкую белую шерсть на его груди и разрыдалась ещё громче. Проплакавшись, девушка подняла голову и обнаружила, что к её мокрой щеке прилип клок шерсти Са’аша.

– Ой, простите, – пробормотала она, попыталась вернуть шерсть обратно, но, поняв, что это невозможно, сунула её себе в карман.

Са’аш едва заметно подрагивал, но Рина совсем не обратила на это внимания и, немного успокоившись, продолжила:

– Я же хотела спросить про единорога!

– А что же твоя мама? – не заметил вопроса Са’аш.

– Моя мама?.. Нет, подождите, я хотела про единорога.

– Одна с отцом живёшь? – нетерпеливо повторил Са’аш и дёрнулся сильнее обычного.

Рука девушки всё ещё лежала на плече Са’аша, и, когда тролль вздрогнул, Рина от неожиданности отпрянула. На ладони осталось несколько прилипших шерстинок, девушка поморщилась и незаметно вытерла руку о диван.

– Перестань! – зло сказал Ми’иш. – Она хочет спросить про единорога, это тоже может быть интересно.

– Но ведь…

– Да тихо ты! Простите его, – обратился Ми’иш к Рине. – Он ещё очень молод и близко к сердцу принимает чужие страдания. Переволновался, с кем не бывает.

– С кем не бывает, – повторила Рина.

– Он сопереживает!

– Сопереживает, – опять повторила девушка.

– Вот и хорошо. Так что единорог?

Рина пересказала сон про фигурку и обстановку избушки, упомянув вкратце о своём знакомстве с Доном.

– Это чрезвычайно интересно, – напыщенно сказал Ми’иш.

– А этот Дон… – попытался встрять Са’аш.

– Я тоже хочу поговорить! – осадил его Ми’иш. – К тому же девушка ищет ответы!

– А они у вас есть? – обрадовалась Рина.

– Конечно, – важно сказал Ми’иш. – Через нас знаешь сколько путешественников прошло!

– Так вам известно, где найти единорога?

– А как он вообще тебе поможет?

– Я… не знаю. Но Дон сказал, что мы должны пойти искать единорога.

– И он не сообщил, что всё это символизирует?

– Символизирует?

– Бедное глупое дитя! Не может же это быть просто фигурка. Единорог – это, по сути, животное дикое, необузданное. Рог – это пронзающее оружие, протыкающее, проникающее, символ мощи и задора, то есть фаллус.

– Что?

– Фаллус. Взяв фигурку, ты поранилась и выронила её – иными словами, тебе и хочется и колется. В твоей жизни вообще мужчины, кроме отца, были?

– Я…

– О, не трудись отвечать, – раздувался Ми’иш, потирая руки, – до инцестуальных мотивов мы ещё дойдём! Этот Дон со своим бластером посреди сказки. Оружие помощнее рога, фаллус, трусливо отсиживающийся в кобуре. Тебе не кажется, что он от тебя что-то прячет? Что ты там хотел узнать про Дона, Са’аш?

– Тебе известно, что ему от тебя надо? – подключился второй тролль. – Ой, не убережёт отец своё сокровище!

На мгновение Рина очнулась и обнаружила, что давно уже сползла с дивана и сидит на полу, обнимая колени руками.

– Дон! – прошептала она.

– Я разобрался, в чём дело, – сказал Дон, вовремя возникший в дверях, как бог из машины.

Он вошёл в пещеру, отодвигая шторы локтями, чтобы не запачкать, в руках у него были комки чего-то чёрного.

– У вас всё хорошо?

– Мы просто разговариваем, – чинно сказал Ми’иш.

– Не очень-то похоже, – бросив быстрый взгляд на Рину, оценил обстановку Дон. – Давайте-ка прольём здесь немного света.

Он отбросил чёрные сгустки и грязными руками сорвал шторы. В пещеру хлынули лучи солнца, и Рина наконец заметила, что, пока они сидели и общались, шерсть клочками слезала с троллей, обнажая зелёную кожу и противные зубастые морды, покрытые бородавками, и теперь недвижимо висела в пространстве пещеры гигантскими нитями. Послышался визг, тролли заметались, натыкаясь друг на друга и поднимая в воздух ещё больше шерсти, которая пришла в неторопливый круговорот. Запахло жареным мясом: обнажённые участки кожи, на которые попадало солнце, начинали дымиться. Наконец троллям удалось найти на кухне тёмный угол и забиться туда.

– Что здесь было? – спросила Рина, поднимаясь с пола.

– Я не знаю, ты расскажи, – сказал Дон.

– Мы просто разговаривали, а потом они стали задавать разные вопросы, им было интересно про мою жизнь, и они хотели помочь.

– Помогли?

– Мне стало страшно. Я ничего не понимаю, я запуталась!

Лицо Рины скривилось, нижняя губа начала подёргиваться.

– Так, стоп, – твёрдо сказал Дон. – Это тролли. Они питаются слезами маленьких девочек. Не корми троллей.

Он подобрал с пола комки и показал Рине:

– Шерсть. Чёрная от смазки. А вообще, – он взял одну волосинку и протянул через сложенные вместе указательный и большой пальцы, очищая, – она белая. Ей были забиты шестерёнки моста, поэтому он так медленно выдвигался. Я вытащил самые большие куски, этого было достаточно, мост сведён, и мы можем идти. Если вы не возражаете, я помою руки, – обратился Дон к троллям, проходя на кухню. – Бестактность за бестактность, уж простите.

Тролли молчали. Дон использовал остатки воды и вытер руки о скатерть, полностью её испортив.

– Сделай им «пиф-паф», – зло сказала Рина.

– Нам ничто не угрожает. В этом есть и моя вина: оставлять тебя одну с троллями было довольно неосмотрительно, хотя я и не сразу понял, какие именно это тролли. С другой стороны, я тебе не нянька. Впрочем, достаточно сожалений. Вы договорили? – спросил Дон, обращаясь ко всем участникам беседы.

Тролли молчали. Рина обиженно спросила:

– Так ты ничего с ними не сделаешь?

– Зачем?

– Ну… наказать.

– За то, что ваше общение не сложилось?

– Ты же сказал, что они питаются слезами маленьких девочек.

– Я переоценил твой размер, – сознался Дон.

– Так они же плохие!

– Прежде всего, тролли не люди, хотя и похожи. Было бы опрометчиво судить их людскими мерками. Впрочем, зачем останавливаться здесь? Как будто людей можно судить по этим меркам! Вот, например, Влад – человек. Плохой ли он?

– Плохой, – уверенно сказала Рина.

– Ну привет, я всё-таки участвую в разговоре о добре и зле, – развёл чистыми уже руками Дон, – да ещё практически над трупами поверженных врагов. Если у тебя есть претензии к троллям, то давай не прятаться за «плохое» и «хорошее». Ребята, помогите девушке определиться с чувствами в отношении вас, – обратился он к троллям, загораживая своим телом солнце и увеличивая тень на кухне.

Са’аш неуверенно посмотрел на Дона и сказал, обращаясь к Рине:

– Ты чувствуешь обиду?

– Да ещё какую! – вспылила девушка.

– Тебе кажется, что мы тебя обманули? – проникновенно сказал тролль.

– Ещё бы! Я думала, вы хотите мне помочь.

– А Дон тоже хочет тебе помочь? – вставил Ми’иш.

Рина снова почувствовала, что пол пещеры уходит из-под ног.

– Ой, молодцы, – засмеялся Дон, аккуратно подхватывая девушку под локоть и одновременно делая шаг в сторону, снова открывая солнечным лучам доступ к троллям. Значит, ты обижена и тебе хочется отомстить троллям, а не наказать их. Я на них не зол, поэтому порча скатерти меня вполне устроила! Скорее, раздосадован, что переоценил твою самостоятельность, но это не повод для самоистязаний. Реши, что вернёт тебе чувство справедливости, сделай это – и пойдём.

– Я?

– А кто тут пострадавший? И мне кажется, ты вполне дееспособна. Кстати, так и не спросил: ты-то хороший человек?

Са’аш тихо, но довольно хрюкнул в углу. Подумав какое-то время, Рина подошла к троллям и сказала:

– Отдайте четыре су.

* * *

Путники перешли мост, и местность вокруг постепенно становилась всё более и более зелёной. Складывалось ощущение, будто кто-то выжег или выел всё живое вокруг моста, и теперь природа возвращалась обратно. Фёдор увидел траву и начал плавно сворачивать с дороги. Дон, заметив это, замедлился и дал животному поесть.

Рина сидела верхом и о чём-то усиленно размышляла.

– Тебя не волнует, что произошло? – поджав губу, поинтересовалась она.

– Пожалуй, нет, – задумался Дон. – Спасибо, что спросила.

– Ты не хочешь об этом поговорить?

– Ах вот оно что! Так и говори: «Я хочу поговорить».

– Ну а ты-то как?

– Я всегда готов поддержать разговор.

– Что не так с троллями? Почему ты мне помогаешь? Почему мы ищем именно единорога? Добро и зло ещё это. Ну и наконец, что такое фаллус? – выпалила Рина одним махом, получив разрешение.

– Так много вопросов! Можно подумать, что тролли – просто садисты и им нравится, когда другой человек испытывает боль. У троллей нет собственной эмоциональной жизни, и они «торчат» на чувствах, присасываясь к другим, но не могут ничего дать взамен, потому что нечего – кроме перехода через мост, метафорически говоря, хотя он им тоже не принадлежит. Чтобы получить эмоции от людей, их надо сначала расшевелить, что тролли умеют делать прекрасно. Видишь, тебя растормошили – и сколько сразу вопросов появилось! Троллям интересен сам процесс дёрганья за ниточки души, им кажется – возможно, совершенно справедливо, – что это и есть сама жизнь, которой им так не хватает.

– Так они не питаются слезами девочек?

– Думаю, радость их тоже устроит, но слёзы вызвать проще.

– Они выглядели такими милыми, а оказалось, что обманывают. Что, теперь никому нельзя верить?

– Я бы сказал, что доверять можно тому, с кем ты предварительно договорился, до тех пор, пока он тебя не подвёл. По крайней мере, при нарушении контракта обман будет очевиден.

– А как же доброта? Ты не веришь в доброту?

– Верю, но ещё больше – в честность. Если человек (или тролль) и добр, и честен, то с ним можно прекрасно пообщаться и выяснить, на каких это, собственно, основаниях его благорасположение вдруг снизошло именно на тебя.

– Но есть же просто доброта, наверное.

– Есть, есть. Бывает мотив что-то давать и не просить взамен. Если он приемлемый, это называется доброта.

– А ты добрый?

– Думаю, что нет, – пожал плечами Дон.

«Как же так?!» – пронеслось в голове у Рины. Девушка собралась уже было запаниковать, но вспомнила о важном уточнении.

– А честный? – спросила она.

– Думаю, что да.

– Ну хорошо, раз так, то что тогда тебе от меня нужно?

– Твоё активное участие в поисках.

– Я имею в виду, зачем ты мне помогаешь? Если ты мне действительно помогаешь, конечно!

– У меня контракт с отцом.

– Какой?

– Не могу этого сказать.

– А как же твоя честность?

– Это наше с ним дело, – пожал плечами Дон.

– Деньги?

– Нет.

– У отца больше ничего нет. Кузница?

– Зачем она мне?

– Ну… продать.

– Тогда это тоже деньги.

– Больше у него ничего нет.

– Ну а, например, душа?

– Пф-ф, – изобразила недоверие Рина, но на всякий случай ещё раз окинула взглядом Дона. На дьявола её спутник всё-таки не тянул. – Ты можешь взять плату с отца за проход через мост, метафорически говоря, а на самом деле хотеть ещё что-то от меня, – предположила девушка, ввернув оборот «метафорически говоря», как ей показалось, к месту.

Дон хмыкнул, заметив расширение словарного запаса попутчицы, и спросил:

– А что у тебя есть?

– Ну, я девушка, – смутилась Рина. – А ты – мужчина.

– Так.

– Ну вот.

– Я не очень понимаю.

– Ой, да всё ты понимаешь! Всякие… непотребства.

– Непотребства, – мечтательно повторил Дон и замолчал.

– Я тебе нравлюсь? – поинтересовалась она после долгой паузы.

– Да.

– Я тебя привлекаю? Как женщина, – решила уточнить Рина.

– Да, ты довольно мила. Как женщина.

– Но ты честный мужчина и не воспользуешься?

– Господи, из какой деревни… – начал Дон, но осёкся. – Какие вообще могут быть основания верить человеку, который утверждает, что он честный, если суть сомнений именно в этом?

– Я не понимаю.

– Ты мне не веришь. Я говорю, что я честный. Почему ты должна в это поверить?

* * *

– Почему единорог?

– Заткнись и иди.

Ей шесть. Мама умерла четыре года назад, но «шесть» и «четыре» – ничего не значащие узелки в клубке шерсти. Она стоит на площади и смотрит сверху вниз на отца. Почему-то не осталась дома.

– Почему ты не осталась дома?

Рина, насупившись, молчит.

– Раз снова увязалась – значит, заткнись и не мешай. Я покупаю нам продукты на неделю. Впрочем, нет. Возьми… Хотя стой, деньги я тебе не дам. Помнишь, где я в прошлый раз сидр брал? Попроси бутылку, скажи, чтобы записали на мой счёт. Не разбей.

Вздохнув, Рина плетётся на другой конец площади, к прилавку с бутылками, от которого постоянно пахнет гнилыми яблоками.

– А почему единорог?

Рина бредёт вдоль рыночных рядов, едва переставляя ноги. Дон, шаг которого больше шага девочки раза в три, и вовсе как будто стоит на месте. Он вздыхает и отвечает:

– Когда-нибудь придётся тебе объяснить разницу между буквальным и символическим. Почему бы не сейчас? Что такое единорог?

– Животное.

– Какое?

– С одним рогом.

– Слишком буквально.

Рина проходит прилавок с колбасами, останавливается и начинает рассматривать их странную форму – и тут же представляет, что это нечто живое, сдавленное обручами, но рвущееся наружу. Если бы не эти верёвки…

– Единорог, – напоминает Дон.

– Ах да. У него один рог, – выдавливает из себя Рина, продолжая глазеть на колбасу.

– Это самоочевидно. Какой он?

– Сказочный.

– Уже лучше. Сказочный – это какой?

Следующая остановка – прилавок стекольщика. Бутылки похожи на толпу. Вот эта – потолще и с пузиком, эта – верзила, а вон та – бабка формой и размерами как тумба. Все такие разные.

– Но все одинаково полые внутри, – раздаётся над ухом голос Дона.

Рина вздрагивает, вспоминает про единорога и оборачивается – рядом никого нет. Показалось. Сложно понять, откуда идёт запах яблок – от прилавка, бутылок или от продавца.

– Папа просит бутылку сидра. Запишите на счёт.

– Рина, – узнаёт её торговец, – что-то твой отец сдаёт. Как бы спиваться не начал. Но какая славная девушка у него растёт, помощница. Присматривай там за ним. А сидр – на, возьми, конечно.

Рина берёт бутылку и тащится обратно так же медленно, но уже не потому, что глазеет по сторонам, а потому, что не спускает взгляда с бутылки – как бы не разбить.

Она проходит мимо прилавка с тканями, не глядя на узоры и не трогая текстуру; мимо прилавка со специями, стараясь не вдыхать воздух, не отвлекаясь от запаха тухлых яблок, постепенно заполняющего площадь, не гадая, какая специя пахнет какой дальней страной и какие люди могут там жить. И не только люди.

Единорог.

Рина останавливается и обводит глазами площадь, ища Дона. Пока она крутится, глядя по сторонам, кто-то налетает на неё: «Смотри, куда прёшь!» – бутылка падает из рук и, оправдывая предсказание отца, разбивается.

Не став дожидаться, пока её выпорют, Рина просыпается и оглядывается вокруг.

Фёдор спит стоя, привязанный к дереву, – Дон снова нашёл небольшой лесок, чтобы остановиться на ночёвку. Костёр погас, но непонятно, зачем было вообще его разводить, кроме как для того, чтобы сжечь опавшие ветки; ночь была тёплой, а сухой паёк на ужин не требовал подогрева. Сам Дон лежал рядом с кострищем, обнимая сумку, и спал. Рина змейкой подползла к нему поближе, ткнула рукой в бок.

– М-м-м? – Открыв один глаз, Дон посмотрел на Рину.

– Единорог редкий, не из этого мира, необычный – у него один рог, а не два, как у всех. И дело не в роге. То есть дело, конечно, в нём, но не как в предмете. Рог острый, длинный, находится впереди… Ой, кажется, я поняла про фаллус!

– М-м-м, – одобрительно промычал Дон и снова закрыл глаз.

– И мы ищем не его, это было бы слишком… слишком…

– Буквально.

– А оно такое… «Метафорически говоря», да?

– Ага.

Рина облегчённо выдохнула и мгновенно уснула, улыбаясь.